В последние годы старый ученый редко бывал в одиночестве. Везде и почти всегда его окружали люди. Только в кабинете старого корпуса Института Энергии еще сохранились часы уединения.
Решение посетить Красноставскую созрело мгновенно. Сначала мелькнула мысль взять с собой одного из близких (ведь Степанов сейчас в Москве). Но… потом передумал и отправился в путь один. После очередного полугодичного совещания с членами правительства с ним что-то случилось. Никто этого не знал, ему и в голову не могло придти сказать кому-нибудь о своем странном состоянии. Но покоя не было… Когда же пришло беспокойство?
Не тогда ли, когда спокойный голос Председателя полугодичных совещаний сказал: «Я знаю, ученые выполнят свою задачу. Это первое…»
Когда Председатель говорил эти слова, их глаза встретились. Нет, в этих словах не было вопроса. Только утверждение. И тогда тревоги не было. Когда этот человек смотрит на него, когда он говорит, тревоги не может быть.
Всю жизнь было так: мысли о деле не оставляли Федора Александровича даже перед сном. Иногда их бывало слишком много, этих мыслей, этих настойчивых, неутомимых друзей. Тогда, чтобы заснуть, нужно было приказать: «Довольно, не думай, спи, спи, спи…», и заставить себя проделать в уме какое-нибудь сложное и ненужное вычисление. Утром работа мысли возобновлялась там, где она была прервана ночью, и легко шла дальше.
Но в последние дни мысли часто возвращались к одному и тому же: был ли вопрос в словах Председателя? Нет, вопроса не было. Вождь всегда говорит ясно. А в конце он сказал: «Наш народ может жить и работать спокойно».
Федор Александрович вспоминал: когда Председатель сказал «это первое», он обозначил только порядок изложения, не больше. Конечно же, Красноставская ведь только часть энергетической системы нашей страны. Но каждая часть должна сделать свое дело.
Но на следующее утро пришла тревога. Она проснулась вместе с ним. И два дня, мешая работать, его мучило беспокойство, непонятное, необъяснимое… На третий день он прилетел на Красноставскую проверить себя, общую работу, общую готовность, общую ответственность, чтобы не было сомнений в том, что ученые оправдают, во имя долга, во имя любви к народу, уверенность вождя!
Федор Александрович надел белый шерстяной костюм и глубокие ботинки с очень толстыми каучуковыми подошвами. Эта одежда обязательна для работников и посетителей внутренних помещений Станции. В два часа дня он уже шел к радиоглазу Красноставской по длинным помещениям, перекрытым плоскими сводами.
Очень тихо. Вдали уже слышится хрипловатый, надтреснутый звук, та неопределимо разбитая нота, которую он ловил когда-то в наушниках старинных, первых, детекторных радиоприемников.
Сегодня новолуние. Узенький серп Луны будет виден только вечером, во время захода Солнца. И хотя глаза, ослепленные солнечным светом, не видят ее сейчас, в пять часов дня, но Луна идет над восточным полушарием Земли. И Красноставская — смотрит!
В помещении возле радиоглаза Станции — бессменное дежурство, установленное Степановым. Несколько человек в белых шерстяных костюмах неутомимо лоцируют Луну.