1

Километров через двадцать — тридцать от впадения Дёмы вниз по течению Белой правый берег поднимается почти отвесной стеной на большую высоту. С реки виден открывающийся после спада половодья плоский бережок с пешеходной тропинкой. Сверху же нависает круча. В ней речной срез обнажил слой глины, темного плотного песка, суглинка и массивные отложения грязно-белого известняка.

Кое-где на обрыве зацепились маленькие храбрые кустики. Но нет доступа туда ни человеку, ни зверю. И в полнейшей безопасности здесь обильно гнездятся серо-черные поколения галок и стрижей.

Низкий пойменный левый берег Белой изрыт старыми руслами и веснами покрывается разливом. Половодье доверху наливает частые озера, обрамленные ивняком. И, уходя, обнажает жирную почву, которая подернется частой сетью глубоких трещин после первых же дней жаркого башкирского лета.

Если вам придется совершить поездку на пароходе Москва-Уфа, поднимитесь на высокий правый берег. Он богат толстым слоем плодородной черной почвы. Но не ищите сосен, елей или пихт. Здесь властвует чернолесье и главный его представитель — кряжистый, твердый, долговечный дуб. Он поднимается над всеми другими деревьями — вязами, березами, липами.

Однако же дуб у нас не в редкость. Рельеф — вот в чем основная особенность ландшафта здешних мест. С высокого берега к реке идут частые овраги. Вещь обычная. Видно сразу, что эти овраги не вырыты текучими весенними и дождевыми водами.

Толст дерновый покров скатов и дна. Под ним тот же чернозем, что и наверху. Овраги заросли лесом, они полны старых дубов и дряхлых вязов. По тальвегам не текут ручьи.

Еще одну особенность имеет ландшафт высокого берега. На нем много круглых впадин правильной формы. Они похожи на громадные воронки с поросшими травой крутыми скатами. Иногда в воронках все лето стоит вода. Кое-где впадины так часты, что трудно ходить, и земледелию нечего делать.

На дне сухой воронки иногда удается рассмотреть, если раздвинуть руками дикие травы, и трещины между ними. Ясно, что сюда и уходит вода. Народ называет этот ход воды в землю понорой. Есть выражение зверь понорился, то есть лиса или барсук ушли под землю, в нору. Здесь же норится вода.

Значит, вода создала особенности здешнего ландшафта? Да, только она работала не сверху, а снизу.

В те дальние времена, когда Уральский горный хребет только начинал появляться на свет, древние моря уже откладывали толщи раковин — панцырей первых моллюсков. Время отпрессовывало раковины в мощные отложения известнякового камня.

Развивающиеся горы толчками гнули отложения. Отложения слоились, нарастали сверху, закрывались песками и глинами, трескались, и в них беспрерывно и настойчиво работала вода. Входя в самые тонкие трещины, вода растворяла и размывала известняк.

Растения не могли остановить воду. Она опускалась в разрыхленной их корнями почве, и сами корни служили ее целям. Проходя в трещинах, вода шла вперед и вниз. Сверху вода разрабатывала воронки, а внизу прорывала русла, собираясь в подземные многоводные реки. Иногда крыши пещер не выдерживали давления лежащих выше массивов и проседали.

Таково происхождение особенностей ландшафта берегов Белой. Воздействие воды на растворимые в ней горные породы и вносимые этим изменения в земную поверхность называются карстом.

Кое-где на берегах Белой пробиваются родники. Что делается глубже, мало известно. Не случайно, а за цвет подкрашенной известняками воды река получила свое имя. Работа же вод продолжается, не останавливаясь ни на минуту. Карст живет и развивается.

 

2

— Таков общий закон. Карст растет, как и все остальное в мире. Но периоды, наблюдаемые нами в жизни земной коры, весьма велики — по сравнению, например, с периодами жизни общества. Поэтому… впрочем, прошу вас продолжать.

И начальник отдела геологического института Алферов поставил локти на стол оперся на кулаки подбородком, отчего его плечи поднялись и воротник пиджака почти касался ушей. Алферов смотрел через сильные стекла очков прямо в переносицу сидевшему перед ним молодому человеку. Тот рылся в очень толстой папке с бумагами и, найдя нужное, начал читать. Через несколько минут Алферов вновь перебил его:

— Я полагаю, вам больше нет надобности дополнять. Я вас понял. Вы не располагаете сколько-нибудь характерными и интересными данными. Права на вывод не может быть ни у вас, ни у меня. Я разумею, на основании ваших весьма многословных, но малоконкретных данных. Прошу вас немного подождать. Сейчас зайдет один наш товарищ. А меня извините. Я тем временем своим делом займусь.

Молодой человек встал и отошел к окну. Он смотрел в окно, вернее, делал вид, что смотрит. За окном кружились снежные хлопья, и освещенный яркими фонарями двор вряд ли мог быть интересным. Молодой человек искоса поглядывал на Алферова. Тот быстро вычислял что-то на счетной линейке и записывал в таблицу многозначные цифры.

Посетитель испытывал досаду и раздражение против Алферова. Молодой человек занимался в проектном тресте обработкой предварительных данных по изысканиям для строек, но не смог ответить на большую часть вопросов, предложенных ему этим ворчливым геологом. Консультация превратилась в экзамен с неудовлетворительной оценкой. Посетитель думал: «Чорт бы подрал и этого Алферова и проклятый карст. Нельзя же знать все на свете. Мало ли что проходили в институте, всего не запомнишь».

Он вышел из комнаты, подошел к большому зеркалу в коридоре и посмотрел на себя. Пробор в светлой шевелюре, широкий темный пиджак, выглаженные брюки, платок в карманчике пиджака, блестящие ботинки… Ему доставило удовольствие увидеть себя в зеркале.

Сидевшая неподалеку пожилая уборщица с иронией посматривала на молодого человека, охорашивающегося перед зеркалом.

Дверь в коридор приоткрылась и послышался голос Алферова. Он позвал:

— Товарищ… Э-Э… Новгородцев! Прошу!

Новгородцев вернулся в комнату. Около стола Алферова стоял невысокий молодой человек. Алферов сказал:

— Прошу познакомиться. Мой сотрудник, Андрей Андреевич… Пожимая Новгородцеву руку и глядя ему в глаза, молодой человек отрекомендовался:

— Карнаухов.

На длинном худом лице Карнаухова отражался живой интерес к теме разговора. Очевидно, между Алферовым и Карнауховым уже была достигнута какая-то общая точка зрения. Алферов продолжал говорить, обращаясь то к одному, то к другому из сидевших перед его столом молодых людей:

— Районы западного Предуралья вообще обладают мощными известняковыми отложениями с явлениями карста в них. Само по себе это не мешает ни освоению этих районов, ни размещению в них промышленности. В данном случае на территории крупного строительства обнаружены пустоты в грунте. Больше ничего неизвестно. — Алферов сделал длинную паузу и посмотрел на переносицу Новгородцева. А Карнаухов внезапно вспомнил слышанную им в детстве легенду о глубоких пещерах на берегах Белой и людях, бежавших от преследования через подземные проходы. Голос начальника отдела вернул Карнаухова к действительности. Алферов продолжал:

— Да. Нам больше ничего неизвестно. На строительной площадке сейчас, зимой, ведут очень энергично разведку грунтов и бурение. Прихожу к заключению, что дело у них весьма срочное. Надо помочь. Тут товарищ Новгородцев просил дать заключение о грунтах на основании доставленных им материалов. Однако в этих материалах нет ничего основательного. И никакое заключение отвлеченно от конкретной действительности невозможно. Положительно невозможно, товарищ Новгородцев! Итак… Вам, Андрей Андреевич, придется выехать на место. Возьмите с собой Царева. Вас же, товарищ Новгородцев, прошу обеспечить одновременный выезд представителя вашей проектной организации. И с полномочиями. Все вопросы, касающиеся грунтов, должны быть разрешены на месте в окончательной форме! Вы согласны с этим, товарищ Новгородцев?

Хотя дело приняло совсем другой оборот, чем предполагал представитель проектного треста, но аргументов для возражения он не нашел и был вынужден дать свое согласие.

 

3

Андрей Андреевич Карнаухов шел по коридору института, держа под руку своего друга Царева, и говорил ему:

— Западно-уральский карст у нас в плане не записан. Но Алферову пришлось взять это дело в свои руки. Что же касается этого Новгородцева, то, понимаешь ли, довольно неприятный тип. Пытался получить ответственное заключение о грунтах заглазно, по бумажкам! Видно сразу, что относится к делу формально. Из тех, что со школьной скамьи сразу садятся за письменный стол и занимаются бумажным производством. И бумаги-то он подобрать как следует не сумел!

— Ну, ты уж всегда слишком, Андрюша, — возразил другу Михаил Царев. Писать бумаги тоже кто-нибудь должен, как ты думаешь? Какое тебе до него дело?

Друзья были совсем непохожи. Карнаухов маленького роста, привык говорить быстро и громко, сопровождая речь оживленной жестикуляцией. Когда он увлекается, то кажется, что он куда-то торопится. Михаил Царев разговаривает медленно и тихо. Он выше Карнаухова, солидного телосложения и держится солидно, неторопливо. Все это делает его на вид старше друга, хотя они и одногодки, лет каждому из них двадцать семь или двадцать восемь.

Царев продолжал:

— Давай-ка лучше о другом. Надо тебе сказать, что у меня нет особого желания ехать. У меня были другие планы.

— Как!? — вскричал Карнаухов. — Ну, брат, тебя-то я сумею настроить! Я еду с удовольствием. И ты должен также быть доволен.

Друзья оделись и вышли на большую улицу. Рабочий день кончился, и на тротуарах было многолюдно.

Середина марта. Солнце давно уже зашло, да его сегодня и не было видно на небе, затянутом многослойным покровом облаков. Голые черные ветви молодой липовой рощи на площади были покрыты влажным снегом. Возвышавшийся на новом месте Пушкин стоял в высокой снежной шапке и с белыми эполетами на плечах. Тускло светили уличные фонари и витрины магазинов.

Стеной, упорно и непрерывно, падали мокрые хлопья. Снег был везде. Он ложился на крыши, на подоконники и на выступы стен, на шапки, шляпы и кепки, на воротники, плечи и ресницы и, вопреки усилиям людей, управляющих машинами для очистки города, покрывал мостовые и тротуары. Снег таял на асфальте, влажно шуршали шины автомобилей и троллейбусов.

— Люблю нашу Москву, а вот эту погодку — не переношу, — с сердцем сказал Андрей, прощаясь с другом на углу площади. Он спешил. До начала балета в Большом оставалось минут двадцать пять — ровно столько, чтобы успеть доехать без спешки раздеться и пройти на свое место.

 

4

Под трагический грохот увертюры исчезал дивной красоты занавес. Скользила скорбная фигура танцовщицы Тао-Хао — Улановой. Под непосильными тяжестями гнулись и падали измученные китайские кули. Рикши везли колонизаторов. Угодливо извивался предатель в блестящем черном шелке…

Громадный зал театра переживал трагедию недавнего прошлого китайского народа. Сотни лиц, бледных в полумраке зала, тянулись к сцене. Блестели глаза от невольных слез. И дрожь радости шла по рядам, когда появлялись как обещание и как символ уже совершившегося будущего белые фигуры советских матросов.

Андрей Карнаухов был весь под впечатлением своего любимого балета-пантомимы. В его музыке и движении он находил каждый, раз новые чувства.

В глубоких подземельях духи зла гремели медью адских литавров, а в душе молодого человека оживали воспоминания детства, и он вспоминал старую легенду полнее и ярче, чем во время состоявшегося днем делового разговора.

В последнем антракте молодой геолог вышел покурить. В толпе он столкнулся с высоким мужчиной, которого не сразу узнал. Но тот напомнил:

— Мы сегодня встретились в вашем институте.

Карнаухов вспомнил:

— Ба! Товарищ Новгородцев! Еще раз здравствуйте. Видно, нам судьба встречаться. Два раза в один и тот же день встретиться в Москве — это не каждый год бывает!

Новгородцев улыбался:

— И вы знаете, нам еще придется встречаться. Я успел доложить своему начальству. Хотят, чтобы именно я ехал с вами на стройку.

— Да? — протянул Карнаухов.

Он был взволнован музыкой и своими переживаниями. Первое неприятное впечатление от встречи с Новгородцевым сгладилось, и молодой геолог искренне ответил:

— Ну, что же. Отлично. Значит, будем держать связь. А вы собирайтесь. Мы выедем дня через два. Нужно торопиться. Подходит весна. В карсте начнут подниматься воды.

— Едем, едем! — бодро подхватил Новгородцев.

«Он уж не так плох», — подумал Карнаухов. Их разлучил звонок. Вернувшись, Андрей сказал своей спутнице:

— Представьте себе, сейчас встретил Новгородцева, того самого, о котором вам рассказывал. Оказывается, это его посылают с нами. Обстоятельства закономерно сводят людей.

Михаил Царев не был любителем театра, и его младшая сестра Елена бывала довольно часто спутницей Андрея. Молодые люди дружили с детства, и девочка, подрастая, заняла свое место в общей дружбе.

Сегодня, как это было уловлено, Андрей и Елена встретились в театре. Молодой геолог не только успел рассказать в нескольких словах о предстоящей поездке на Южный Урал, но они условились и о том, что Елена едет тоже. Она и поможет, и ей, будущему геологу, поездка и практическая работа будут весьма полезны.

 

5

Вечером после театра Елена Царева, делая вид, что она почти ничего не знает, слушала рассказ брата о предстоящей экспедиции. Михаил рассказывал:

— Ты же знаешь, что нашему Алферову вообще на зубок не попадайся, а его отвращение к бумажному потоку и к неопределенным рассуждениям общеизвестны. Как характеризует Андрей, этот Новгородцев из проектной организации — человек именно такого, бумажного типа. Наверное, ему пришлось пережить несколько неприятных минут во время беседы с Алферовым.

— А когда вы едете?

— Дня через два-три. Нужно торопиться.

— Я еду с вами, — сказала Елена. Она произнесла эти слова самым невинным голосом.

— То есть как это так, Леночка?! — Михаил растерялся. Его сестра была очень довольна произведенным ею эффектом:

— А вот и так! Андрей согласен. Я завтра пойду к Алферову. Он тоже согласится. Он очень простой и милый человек, когда с ним просто говорят. Он поймет меня. А ты не смей спорить!

Свежее, миловидное лицо Елены раскраснелось от волнения, и от ее деланного спокойствия ничего не осталось. Она энергично наступала на брата:

— Не спорь! Не спорь! Еду, еду и еду!

— Постой, не горячись, послушай… — пробовал перебить ее брат. Но сестра не давала ему сказать ни слова:

— Не делай большие глаза. Андрей говорил, что ты едешь неохотно. А для тебя экспедиция полезна! Я еду, потому что хочу, а тебе нужно! Ты засиделся. Ты тоже можешь превратиться в составителя бумажек. А как ты читаешь? Не только за едой, а даже ухитряешься бриться с книгой! У тебя и язык становится книжный! Вот тебе!

Девушка подняла трубку телефона и набрала номер. Брат откинул темные волосы движением головы и машинально взялся за книгу. Но он не читал, а прислушивался к голосу сестры. Она говорила:

— Зинаида? Прости, что так поздно, но дело в том, что я уезжаю на месяц и все наши планы временно отменяются… Слушай…

 

1

Короток зимний день, но в любое время года прекрасен путь по нашей стране. Вот уже и всходит за темным бором круглое красное солнце. Искрится розовый снег. Как много следов жизни на лесных опушках! Вязь заячьих лапок петляет среди кустиков и полузанесенных снегом метелок диких трав. У самой железнодорожной насыпи в снегу сидят серые куропатки и не обращают внимания на проходящий поезд…

Открывается холмистая равнина. Вдали дымят вершины заводских труб. Они стоят на месте, приподнимаясь над горизонтом и опускаясь. Между ними и поездом поворачиваются белые поля. Проносится дом путевого сторожа. Мелькает путевой обходчик в полушубке со свернутым желтым флагом в поднятой руке.

А трубы дымят уже за большим селом. Кучка детей, обутых в валенки и с книжками в руках, остановилась и смотрит на поезд. Машут руки в разноцветных вязаных варежках. Хорошо…

Послушайте, как стучат колеса! Как мчится скорый поезд по нашей земле! Смотрите же в окно! Перед вами проходит необозримое, великое пространство великой страны.

«Широка страна моя родная, Много в ней лесов, полей и рек.

Я другой такой страны не знаю…», — стоя в коридоре вагона, напевал Андрей Карнаухов. Экспедиция находилась о дороге уже вторые сутки. После Волги погода резко изменилась. В Москве и к востоку от нее, почти до Пензы, стояла, казалось, уже весна, влажная, туманная, облачная. А здесь была полная сил континентальная солнечная зима.

Из открытого купе вагона доносились голоса. Андрей слышал, как Новгородцев уверенно говорил:

— Право же, это не так важно. Главное, нужно уметь хорошо отчитаться в проделанной работе. Оформить ее.

Царев отвечал ироническим баском:

— Вот как? И красиво оформить? Правильно. Правильно…

Карнаухов сделал было, движение к двери, но раздумал и опять повернулся к окну. Поспорили уже вчера и хватит. Пусть теперь Новгородцева вразумляет Михаил чорт с ним, с этим Петром Петровичем. Бумажная душа… Делом бы его поучить на полевых работах. Походил бы с инструментом, и рассуждать стал бы иначе.

Обнимая за плечи девочку-подростка, к Андрею подошла Елена:

— Доброе утро, Андрюша. Вот моя новая знакомая и тезка Леночка. Только она не хочет быть геологом, а собирается сделаться строителем.

— Что же вы собираетесь построить? — спросил Андрей худенькую девочку с длинной косой, пожимая ей руку, как взрослой. Не смущаясь встречей с новым человеком, девочка ответила:

— Я построю большой дом. Он будет очень красивый. Все комнаты будут большие и будут балконы с цветами. В нашем доме будет жить много людей, но мы пустим туда только хороших. У нас не будет никогда никаких ссор. Ни у кого не будет секретов. А в свободное время я буду играть в театре.

Громко заговорил радиорупор:

— Начинаем утренний концерт по заявкам пассажиров. По просьбе пассажирки вагона номер шесть исполняется песнь о Сталине.

— Это я просила. Я очень люблю песни о нашем Сталине! — просто и гордо сказала девочка.

 

2

Прирельсовая база строительства расположилась на маленькой железнодорожной станции Толманово. Была уже ночь, когда поезд остановился у заснеженного перрона. Широко шагая большими валенками, к маленькой группе вновь прибывших подошел человек в белом полушубке и в шапке-ушанке.

— Товарищи геологи? Из Москвы? Добро пожаловать, ждем, ждем! Будем знакомы. Я — Куржаков Сергей Семенович.

На некрашеном сосновом столе был развернут генеральный план строительства. Новгородцев сначала сам хотел дать пояснения, но уступил изыскателю, встретившему группу. Куржаков водил указкой по чертежу:

— Вот отсюда подходит заводская железнодорожная ветка, — говорил он, указывая на юго-западный угол плана. — Здесь расположатся главные корпуса завода. Это — место теплоэнергоцентрали. По этой линии разместятся химические цехи номер первый и так далее до пяти…Дальше… Здесь жилые массивы…

Покончив а размещением сооружений, Куржаков перешел к освещению грунтовой обстановки:

— Хотя высотных зданий у нас и нет, кроме энергоцентрали, но цехи длинные, много тяжелого оборудования с большими динамическими нагрузками на фундаменты. Требуется надежное основание для фундаментов. Мы в карстовом районе. Естественно, предстоит нарушение и режима поверхности вод, как это обычно в период стройки. Однако на знаменитом Уфимском косогоре в 1927 году произошел обвал почти в десять тысяч кубометров именно из-за нарушения этого режима железной дорогой…

Куржаков сделал паузу. Затем его указка снова заходила по чертежу. Куржаков продолжал:

— Вот тут наш шурф попал на пустоту на глубине восьми метров. Тут — мы нашли пустоты при бурении на глубинах в десять и двенадцать метров от дневной поверхности. Я писал об этом авторам проекта, — обратился к Новгородцеву Куржаков.

— А вот здесь и здесь, — указка прикасалась к синим треугольничкам, недавно, за последние две недели, тоже обнаружены пустоты. После этого мы категорически потребовали выезда специальной партии геологов.

— Интересно, очень интересно, — говорил сам себе Карнаухов, глядя на генеральный план завода. Пять синих треугольничков располагались в известном порядке с востока на запад.

— Образцы грунтов говорят о повсеместном распространении мощных слоев известняков, — сказал Куржаков.

— Мы вам писали… — начал Новгородцев, но его желчно перебил Куржаков:

— Писали! Именно, вы писали! Принять меры к всестороннему исследованию, усилить внимание и тому подобное! Готовые, штампованные фразы. Набор слов. Вот что! Ваши письма ничего не значат. Складываете ответственность и только! Пока занимались перепиской, давно могли бы приехать на площадку!

— Они хотели получить заключение в Москве, — побормотал Царев. А Куржаков, окончательно рассвирепев, нападал на Новгородцева:

— Вы же поймите, строители уже тянут на площадку! Скоро они окончат ветку и дадут первый паровоз на стройку. Поступает строительное оборудование, экскаваторы. Через месяц, — в этом году ждут ранней весны, — строители хотят начать рыть котлованы. А мы? Ведь мы должны подтвердить окончательную привязку объектов по реперам! Вы писали — усилить внимание. Как? Всю площадку истыкать шурфами, в тысячах мест бурить? На два года затянуть изыскания? Так, что ли?

Новгородцев растерянно молчал. Он достал папиросу, сломал спичку и никак не мог закурить.

 

3

Еще ночью ходил между домами ветер, затевая злую игру с острыми пушинками сухого снега. Утром, на рассвете, сильно курились закраины крыш. Ветер с минуты на минуту все свежел и уже нес снежную тучу. Он тащил ее низко, по самой земле, бросал в лицо снег, заметал дороги, доверху заваливал овраги и превратил день в ночь.

На подъездных путях заводов и новостроек забегали хлопотливые снегоочистители. Нужно было торопиться и ни на минуту нельзя было прервать работу, так как на глазах рельсы тонули в снегу.

По шоссейным дорогам гусеничные тракторы волокли тяжелые снеговые плуги, треугольники из толстых бревен и стали. Они сметали в стороны снег, и дороги уходили все ниже и ниже, превращаясь в глубокие траншеи.

Было тихо только в самой глубине лесов. Там ветер, разрезанный вершинами, укрощенный, терял свою злобную силу. Освобожденные, тихо падали вниз рои снежинок, цеплялись за ветки и стволы, ложились одна на другую и копились. Упругая сила деревьев боролась с нарастающим грузом, и опускались к земле отягощенные лапы.

Ответственное время для паровозных бригад. Нужно правильно читать изменчивый язык светофоров автоблокировки сквозь мечущийся потоп белых хлопьев. Нужно не выпасть из графика. И мимо маленькой железнодорожной базы Толманово, и мимо прирельсовой базы строительства в смерчах снежной пыли неслись, не теряя скорости, поезда.

— Сколько же времени может длиться пурга? День, два или три? Или неделю? такие вопросы задавали друг другу участники экспедиции. С этими же вопросами они обращались к Куржакову. Но у того была своя забота: а что делается на площадке, в тридцати километрах от станции? Время-то идет, шурфы засыпаны снегом, работы стоят…

В марте бывает и снежно, и ветрено в Башкирии. Бураны затягиваются надолго. Это хорошо знали Карнаухов и Царев. Их детские годы прошли на берегах Белой.

В вынужденном бездействии товарищи строили планы на будущее. Во что бы то ни стало нужно постараться исследовать карст снизу. Это единственный способ быстро отдать себе отчет в том, что происходит под землей. Только так можно дать строителям правильный, скорый ответ. Потерявший самоуверенность Новгородцев прислушивался к разговорам геологов и старался войти в общий тон.

На западных склонах Урала почва промерзает на глубину почти двух метров. В лесах глубина промерзания почвы меньше, но и оттаивает она в затененных местах более медленно, чем на открытых. В начале весны вода сбегает по поверхности. В апреле, по мере оттаивания толщи, вода проникает вниз и вслед за поверхностным наводнением следует глубинное, подземное. Карст начинает получать воду, и разведка в нем затрудняется, становится небезопасной.

Карнаухов рассказывал:

— В тридцати трех километрах от Триеста находится мало исследованная, почти вертикальная карстовая труба, носящая название бездны Бертарелли или грота делля Марна. В августе 1925 года туда направилась группа исследователей. Они опустились уже на глубину четырехсот пятидесяти метров, когда начался ливень. Конечно, будь дело у нас, люди смогли бы получить прогноз и выбрать лучшее время… А там? Словом, в бездну хлынул поток воды со всей долины. Двоих смыло, они погибли неведомо где, их тела не нашли. Остальных извлекли с трудом через сутки. Такие-то дела…

Царев напомнил о том, как в Италии, во время строительства железной дороги между Римом и Неаполем, тоннель через гору Монто-Орсо врезался в самый свод громадной подземной пустоты. Пещера имела метров двенадцать высоты и семьдесят длины. Пришлось бросить первоначальную трассу и пробивать гору в другом месте. Но еще хуже было бы, если бы тоннель прошел невысоко над крышей пещеры. Движение поездов и просачивание воды из тоннеля, постепенно разрушая кровлю пещеры, могли бы привести к катастрофе.

Елена рассказывала о карстовых пустотах, встречавшихся при проходке московского метро.

Внимательно прислушиваясь к разговорам геологов, Новгородцев начинал все больше и больше тревожиться. Ни в Москве, ни по дороге он не отдавал себе ясного отчета в том, насколько серьезным и ответственным было порученное всем, в том числе ему дело. Втягиваясь в общий разговор, Новгородцев рассуждал о том, что земля вся изрыта водой, этим врагом строителей. Земля кажется прочной, а как в ней пороешься… Вот и про Ташкент поговаривают, что там в глубинах тоже есть отложения известняков и карстовые пустоты. А ведь это район землетрясений! Представляете себе, если там как следует тряхнет? Весь город провалится!

— Вы или передаете, или сами изобретаете панические слухи! — напал на Новгородцева Карнаухов. — Есть люди, которые мысленно собирают воедино все возможные и невозможные бедствия и равняются на них. Была такая и у нас теория. теория пределов. Например, составляли проект морского порта и воображали себе пику: в самый сильный шторм в порту оказывается самое большое число судов и под погрузкой и под разгрузкой. Отсюда выводили такое количество причалов и сооружений, что вместо десяти портов денег хватало только на один. Предельщики! Мало их били!

— Я вовсе не предельщик!.. — возразил Новгородцев. — Но вы должны согласиться, что площадка выбрана плохо. Если бы не было карста, было бы гораздо спокойнее!

— Вот, вот! Было бы, если бы! — язвил Карнаухов. — Спокойнее? Вы спокойной жизни ищете? А нас партия учит быть смелыми, дерзать учит! И рук при трудностях не складывать. Что же, даром мы, что ли, овладели техникой? Только искатели «покоя» никак не выводятся, ну что ты будешь делать! Мне рассказывали, что недавно был такой случай с вашими коллегами, строителями. Группа изобретателей предложила способ активизации цемента. Простое дело, в тех же бетономешалках, в которых приготовляют бетон. Экономия — двадцать пять процентов! Дело? А-а? Так нашлись голубчики-бюрократы, постановление заготовили: отклонить, так как совет министров по другой организации вынес решение заняться подобным вопросом. Понимаете? Из решения высшего органа сделать тормоз для ценного начинания! Это почему? Спокойной жизни ищут. Мыслить политически не хотят!

— При чем же тут политика? — возразил Новгородцев.

— При том, что подобные субъекты стремятся к покою, хотят остановки! Этому ли нас учит партия?

— Но ведь это чисто технический вопрос.

— Нет чисто технических вопросов! Есть политические вопросы! Да что тут толочь воду в ступе! — начинал горячиться Карнаухов. Новгородцев обиженно замолк.

…Прошел день. Прошла ночь. Наступил вечер второго дня. В комнату молодых геологов вошел Куржаков, потирая озябшие руки.

— Такие-то дела, — сказал он. — Дороги занесло ко всем чертям. А снег все сыплет и сыплет. И конца не видно. Вот что, давайте поедем сейчас. Лучше на месте будем ждать, чем здесь киснуть. А?

— Это дело! Поехали! — закричал Карнаухов.

— Позвольте! Как это ехать? На чем? — недоуменно спросил Новгородцев. — Вы же сами говорите, что дороги нет?

— Не беспокойтесь! Карета подана! Как это там в Фаусте? «Торопитесь. Кони ждут!» — фальшиво пропел Куржаков. — Прошу!

 

4

Маленькие оконца были залеплены снегом. Снаружи доносилось пыхтение мотора. Иногда, заглушаемый воем ветра, этот бодрый звук ослабевал потом опять слышался яснее. В тесном вагончике заметно покачивало. В середине к толстому листу железа на полу была приварена заправленная каменным углем круглая чугунная печь. Прямая труба выходила в низкую крышу. Обитая войлоком дверь была заперта изнутри массивной задвижкой. Под потолком раскачивались два фонаря «летучая мышь». Багаж лежал под прибитыми к стенкам скамьями.

Гусеничный трактор, не разбирая дороги, плыл по снегу, таща а собой две платформы. На первой стояла будка, сколоченная из сосновых досок, на второй лежали ящики с грузами для стройки.

— Как вам нравится этот способ путешествия? — спрашивал Куржаков. Испытанное дело. Сегодня поезд пришел со стройки к нам на базу. Это я у сибиряков заимствовал. Лет пятнадцать назад я был в одном омском совхозе. Пора вернуться, а пурга во всю. Совхозовским тоже было нужно в город. В таком сооружении чуть не двое суток ехали — почти двести километров. Как в море. Степь ровная. Плыли и плыли.

— А почему вы не завели аэросани? — спросил Новгородцев. После своей первой стычки с Куржаковым Новгородцев старался больше не вызывать недоразумений. Так Новгородцев называл те случаи в деловых отношениях, когда он попадал в неловкое положение.

— Есть у нас и аэросани. Только не для такой погоды. Местность сильно пересеченная, леса, скорость большая, а видимости нет.

Раскачивание будки прекратилось. Поезд остановился. Слабо, на малых оборотах, работал мотор трактора. Снаружи у стен будки послышалась возня. Андрей повернул задвижку. Тракторист и механик стояли на платформе и отряхивали с одежды снег.

— Ребята! Входите скорей, а то выстудите! — закричал Куржаков.

Двое людей в валенках и коротких полушубках, низко сгибаясь, протиснулись в дверь.

— Погреться малось и отдохнуть надо, — сказал один. Он присел у печки, открыл дверцу и стал шуровать в топке.

— А буран-то, вроде, кончается… — сказал другой. — Звезды видать стало. Утро скоро. Передохнем полчасика и дальше. Теперь уже недалеко.

 

5

Когда самолет попадает в воздушную яму и, увлекаемый нисходящими токами воздуха, начинает падать, пассажиру кажется, что он теряет вес, так легко выжимают его тело вверх мягкие пружины кресла.

Когда впервые в жизни ученик-парашютист отрывается от самолета, он слишком взволнован, чтобы уловить первое неповторимое ощущение свободного падения, и осознает только тот момент, когда его рванут и остановят лямки развернувшегося парашюта.

Но что может почувствовать человек, что он может подумать, когда все его окружающее уходит вниз вместе с ним! Без ожидания, без предупреждения!

Стало очень тихо, так как мотор трактора умолк. Движение вперед почему-то превратилось в движение вниз.

Толчок. Еще толчок. Грохот. Треск. Скрежет. Тяжелый удар в стену. Треск. Опять удар. Крен. Секунда тишины и неподвижности. Новый треск. Грохот отовсюду. И приходят сразу вместе тишина, неподвижность, темнота и покой…

…Ночью ветер упал и небо очистилось, под бледноголубым небом поднялся правильными столбами дым из труб заводов и домов. Сверкание острых чистых сугробов слепило глаза.

Термометр в тени показывал восемнадцать градусов ниже нуля, но к полудню началась веселая капель с южных скатов крыш и появились на свет славные ледяные сосульки, первенцы весны. Сломалась, падала зима!

Так бывает на Южном Урале в половине марта. Тонкий ценитель русской природы Пришвин дал особое имя этому прекрасному времени года — весна света.

Радостно человеку в такой день. Да одному ли ему? По мертвым голым веткам деревьев парочками прыгают синицы, и новые нотки звучат в их голосах. Вороны стаями сбиваются на окраинах поселков и проделывают в воздухе свои собственные фигуры весеннего высшего пилотажа.

Чудесное время! Однако же надо сказать, что на подступах к Уральскому хребту весна света резче и ярче, чем в более мягком климате коренного русского Примосковья, потому что отсюда через низкие горы рукой подать до широчайших просторов великой Азии.

…На засыпанной снегом строительной площадке жизнь началась с восходом солнца. Главный инженер строительства уже сидел за столом в своей конторе и соображал с чего начинать после бурана, когда длинный бревенчатый барак дрогнул. Качнулся графин на столе, зазвенел расплескивая воду, стакан на блюдце. Перо само воткнулось в бумагу: через раздвинувшиеся щели в неоштукатуренном дощатом потолке с чердака посыпалась земля. В оконной раме сверху донизу треснуло стекло. Дверь сама открылась, резко ударила в стену.

Стоявший перед столом производитель работ покачнулся и сел на пол. Был слышен глухой гул. Толчок повторился, слабея. У стены дома отчаянно, с визгом завыла собака.

Главный инженер вскочил и крикнул растерянно поднимавшемуся с пола прорабу:

— Обвал! Где-то произошел обвал! На лыжи! Собирать людей! Пошли искать место!

Широкая дорога, проделанная в снегу тракторным поездом, огибала опушку соснового бора и поворачивала на восток. След обрывался у края глубокого провала.

Двое лыжников бежали по удобной дороге, проделанной трактором. Лыжники подходили к почти отвесному обрыву. Внизу, на глубине не меньше двадцати метров, лежали черные глыбы земли, запорошенные грязным снегом. Над восточной частью обрыва нависали острые стволы серого камня. От них вниз падала густая тень.

Почти в центре глубокой ямы был виден полузасыпанный трактор. Около него на боку лежала деревянная будка. Из короткой трубы в ее плоской крыше шел легкий сизоватый дымок.

Около трактора стояло несколько человек. Двое пробирались в сторону нависших карнизом камней.

Лыжники подошли к самому краю провала. Один из них сложил трубкой ладони перед ртом и, изо всех сил растягивая гласные, закричал:

— Э-э-эй!!! Вы-ы там!!! Живы-ы?!

 

1

Карнаухов совершенно не был смущен тем обстоятельством, что экспедицию едва не постигла случайная катастрофа. Наоборот, можно было подумать, что провал грунта доставил ему настоящее удовольствие. Молодой геолог говорил:

— Мы приехали сюда искать и изучать карстовые пустоты и невольно обнаружили еще одну, в дополнение к известным.

— На ловца и зверь бежит, — пошутил Царев.

— Да. И смотрите-ка, товарищи! — Карнаухов указывал на карандашные треугольники, отмечавшие на генеральном плане завода места пустот, обнаруженных шурфами и разведочным бурением. Куржаков уже отметил и место провала. Оно находилось почти в километре от границы строительной площадки. Карнаухов хотел указать на возможную общую связь пустот между собой. Ему казалосв, что они представляют единую систему. Та же мысль была и у Царева. Но более спокойный и сдержанный, чем Карнаухов, он решил перебить своего друга:

— Достой, Андрей! Не торопись, — сказал Михаил. — Я самым настоятельным образом прошу тебя. Никаких выводов. И не создавай гипотез, пока мы сами не убедимся. Давайте готовится к осмотру.

Новгородцев так же счастливо отделался, как и другие. Ведь нельзя же считать существенным пустяковый ожог левой руки. «Нечего было ему хвататься за печку», — говорил Куржаков, не взлюбивший представителя проектной организации.

Но, после того как путешественников вытащили из провала, Новгородцев пытался проявить большую решимость.

— Я предлагаю немедленно послать телеграмму. Площадка опасна для строительства. От нее нужно отказаться и выбирать новую, — убеждал Новгородцев геологов. Он думал встретить отказ. Елена спросила Новгородцева:

— Хорошо, Петр Петрович. Мы подпишем… А дальше?

— Потом мы вернемся в Москву и доложим в письменной форме. Доклад напишем страниц на пятьдесят, все обоснуем. Доклад должен быть солидным, большим. Вот и все.

— Все? — не удовлетворилась Елена. — Разве в эту площадку уже не вложены большие средства?

— Это неважно. Возникли особые обстоятельства!

— Э, нет! Это очень важно, — заметил Михаил. — Нужно беречь народную копеечку. Если мы с вами имели удовольствие провалиться, это еще не значит, что нужно проваливать и стройку.

— Вы шутите. Я, как представитель проектного треста сам пошлю телеграмму. Нужно перенести площадку к югу. Там и к реке будет ближе.

Спор разгорался.

— Опоздали… Южный вариант рассматривался, — вмешался Куржаков. — Там рельеф неудобен, придется строить два моста для железнодорожной ветки. Кроме того, там вся территория весной заболачивается рекой.

— А здесь проваливается! Я настаиваю на отказе от этой площадки!

— И попадете, дорогой товарищ Новгородцев, в самое сквернейшее положение! — обозлился Карнаухов. — Нечего вам тут распоряжаться. И не разводите сепаратизм с вашими телеграммами. Вы сразу из частного случая делаете общий вывод. Это, что, так полагается? Кто это вам сказал? Где вы это прочли?

— Положительно, так невозможно разговаривать — развел руками Новгородцев.

— Вы совершенно напрасно раздражаетесь, — уговаривал Новгородцева Михаил. — Мы с вами вместе исследуем все пустоты. Постараемся спуститься в них, придем к общему мнению.

— Нет, нет… Карст еще раз обрушится на наши головы, — протестовал Новгородцев.

— Наоборот, все будет хорошо, — подливал масло в огонь Андрей. — По второму разу у нас начнет создаваться привычка к провалам. А печек мы с собой брать не будем!

Михаил примирил спорщиков:

— К делу, товарищи. А дело весьма серьезное. Ты перестань язвить, Андрей… А вы, товарищ Новгородцев, как следует поймите, что вы, с вашей поспешностью, можете попасть в весьма неловкое, мягко выражаясь, положение! Не может решиться с кондачка судьба крупного строительства. Нельзя легкомысленно и бумажно решить судьбу народных усилий. Вместе проведем исследования, вместе придем к выводу. Для этого нас всех сюда и командировали.

 

2

Рассеянный выпуклым стеклом желтоватый луч электрического фонаря осветил шероховатую поверхность черно-серого камня. Сверху округлялся неправильный свод, в котором было пробито отверстие. Оттуда падало бледное пятно дневного света, едва соперничая со светом фонаря. Кругом же была темнота.

Андрей Карнаухов расстегнул пряжку, поднял голову вверх и закричал:

— Давай! Давай!

Канат с прикрепленными к нему лямками поднялся, и через минуту отверстие в своде затемнилось. Спускали Царева.

Вскоре шесть человек уже стояли внизу. Пещера имела около пяти метров в ширину и почти столько же в высоту. Исследователи спустились в нее через шурф, случайно пробивший свод. Место находилось приблизительно в центре площадки. Было сразу видно, что пустота не замкнута, но продолжается в обе стороны.

Карнаухов, Куржаков и Новгородцев пошли в восточном направлении, а Михаил с сестрой и с буровым мастером — в западном.

Карнаухов и его спутники шли неспеша. Они осматривали стены и свод, измеряли пройденное расстояние и определяли направление. Пещера, изгибаясь, расширяясь и сужаясь, вела их общим направлением на восток. Температура воздуха была около трех градусов выше нуля. Стены, пол и потолки были сухи. В одном месте исследователи отметили белые натеки кальцита. Приблизительно в шестистах метрах от места спуска Андрей Карнаухов остановился и потушил свой фонарь. На полу пещеры лежала куча камней и земли, запорошенной снежной пылью. На ней лежал синеватый блик света. Сверху остро тянула струя морозного воздуха.

— Вот и второй наш шурф, — сказал Куржаков. — Так и по плану получается.

Вскоре пещера разделилась на две части. Исследователи двинулись по правому, более узкому тоннелю. Он постепенно сужался. Вскоре Куржаков предупредил:

— Мы уже за пределами площадки.

Трое людей прошли еще немного вперед. Тоннель сделался труднопроходимым и поднимался.

— Вероятно, он окончится понорой на дне карстовой воронки. На сегодня здесь довольно, — вернемся, предложил Карнаухов.

Они вернулись к разветвлению пещеры и пошли дальше на восток. Вскоре граница площадки осталась за ними. Тоннель заметно понижался.

Уверенность Карнаухова и Куржакова хорошо действовала на Новгородцева. Он шел бодро. Куржаков посмотрел на часы и спросил:

— А не пора ли назад?

— Еще немного, — предложил Карнаухов.

Пол пещеры исчез внезапно. Вниз отвесно уходил широкий черный колодец. Борта отверстия были сглажены. Край, на котором стояли исследователи, был выше противоположного, поэтому ширина карстовой трубы казалась меньшей, чем она была на самом деле. Но не только колодец поразил людей. Через него было перекинуто что-то похожее на жердь.

— Помогите мне! — попросил Андрей Куржакова. Они присели и осторожно потащили к себе длинную жердь. Но когда ее другой конец сорвался с противоположного края колодца, жердь переломилась в середине, и часть ее упала в пустоту. Где-то отозвался слабый звук падения.

Куржаков и Карнаухов рассматривали то, что осталось у них в руках. Толстое дерево оканчивалось наконечником, усиленным двумя длинными полосами, тянущимися п дереву. Время съело сталь, и только слой ржавчины подсказывал очертания и назначение оковки. Почерневшая древесина отрухлявела, ослизла. Не было — сомнения: в руках у людей была старинная боевая пика.

 

3

Михаил с сестрой и буровым мастером тем временем успели выйти к месту обвала. Выход не был завален, и пещера открывалась под остатком нависшей кровли.

Дно провала было пусто, но наверху работали люди. Они устанавливали лебедки, готовясь вытаскивать трактор и грузы. — Случилось так… — говорил Михаил буровому мастеру. — Здесь была большая пещера. Долгое время грунт работал как свод. Его опоры, растворяемые водой, постепенно слабели. Приближалась минута, когда свод должен был упасть от собственного веса. Наш тяжелый тракторный поезд сыграл роль критической нагрузки. Естественная конструкция рухнула. Это бывает. На берегу Белой стояла деревушка со смешным и глупым названием — Верхние Щелчки. Теперь там заводской поселок. Когда-то, незадолго до коллективизации, за оврагом провалился деревенский ток. Мы с Андреем мальчишками побежали посмотреть. Провал был мелкий. Сначала все испугались, а потом смеху было — не оберешься. Все рассказывали, как дед Иван чертыхался за то, что часть его зерна пропала.

— Ты знаешь, Мишук, когда мы провалились с трактором, я не успела испугаться, — сказала Елена брату. — А теперь я смотрю, и мне страшно? Как мы уцелели? Не понимаю.

— Да, уцелели… Значит, не чудом. В середине, там где лежит трактор, гора обломков выше всего. Свод рухнул с краев. У меня осталось впечатление, что сначала рухнула одна часть слоев, за ней — другие. Наше падение постепенно амортизировалось. Если бы мы продавили свод и этим вызвали его падение, тогда вряд ли мы могли остаться в целости…

— Видел я, — вмешался буровой мастер, — как под одним рабочим на стройке леса обломились. Так он вниз летел и собой леса на трех этажах проломил. Только на последних удержался. Думали, убился. А он вскочил и побежал сам не знает куда. Хоть бы что себе повредил! Только перепугался сильно, целую неделю боялся по лесам ходить.

Осмотрев свой участок, группа вернулась к шурфу. Вскоре туда подошли товарищи.

Андрей Карнаухов показал Михаилу свою находку:

— Видишь? Ты понимаешь, о чем это говорит? Помнишь легенду? Кто может оказаться прав? — спрашивал Андрей друга.

 

4

На широком техническом совещании, состоявшемся на следующий день, присутствовало около ста человек. Были в полном составе изыскатели и много строителей — рабочих, техников, инженеров.

Совещание открыл только что прибывший на строительную площадку директор строящегося завода Михайлов. Он сказал несколько веских слов о значении будущего завода и о серьезных причинах выбора данного места.

— Мы выполняем решение Центрального Комитета нашей партии, — говорил Михайлов. затем он обратился к группе геологов:

— Уже после обнаружения первых пустот во время разведочного бурения и закладки шурфов кое-кто начал делать поспешные выводы, — глаза директора покинули группу, и он посмотрел на собравшихся, точно кого-то разыскивая.

— После обвала, — продолжал директор, — начали возникать панические слушки! — Директор сделал паузу, и его глаза остановились на Новгородцеве. Кто-то не то собирался, не то уже написал в Москву, что площадка якобы не годится. Конечно, рисковать будущим заводом нам никто не позволит. Но и бросать площадку без оснований нельзя.

Директор снял очки и стал их протирать. Его лицо, как это бывает с сильно близорукими людьми, приняло совсем другое выражение. Потом Михайлов надел очки и твердо сказал:

— Необоснованные суждения неуместны. Мы должны знать, когда мы получим окончательное заключение о грунтовой обстановке. Товарищ Карнаухов, слово вам!

— Я не против быстрых решений, — начал Андрей, — если они, конечно, научно обоснованы. Я заявляю от имени нашей группы (Новгородцев привстал и кивнул головой), что нет оснований для ухода с площадки. Место провала и пустоты, обнаруженные бурением и шурфами, представляют собой одну связную систему. В давнюю геологическую эпоху пустоты были разработаны заполнившей их подземной рекой. Дальнейшие подъемы земной коры вызвали понижение карстовых вод, и увеличение пустот прекратилось. Вероятно, в глубинах карста воды продолжают свою работу по растворению и размыву известняка. Карст развивается. Но его развитие определяется геологическими эпохами, то есть десятками и сотнями тысячелетий. Протянувшаяся в широтном направлении пещера не может служить препятствием для существования завода. Нам предстоит пройти пещеру в районе строительства точной инструментальной съемкой. Мы дадим продольный разрез и установим толщину крыши. Возможно, что придется сместить некоторые сооружения в отношении выданных первоначально привязок на десять — пятнадцать метров.

— Но это совершенно несущественно для реализации проекта завода в целом! подал реплику главный инженер строительства.

— Кроме того, — продолжал Карнаухов, — нужно принять меры для регулирования стока поверхностных вод, чтобы явления закарстования не могли происходить на освояемой территории. В этих мерах нет ничего специфического. Что же касается собственно пещеры, то мне кажется, что завод получает ее как подарок. Вероятно, можно использовать готовое и довольно обширное подземелье.

— Разрабатывается такая мысль — сказал кто-то с места.

— На этом я кончаю. У меня есть просьба к директору завода, товарищу Михайлову. Нельзя ли выделить бригаду, для того чтобы разобрать обвал с запада? Мы хотели бы осмотреть пещеру с другой стороны.

 

5

Провожая товарищей, Андрей говорил им:

— Здесь я буду гнать работу во-всю. Через неделю будет кончена съемка части пещеры на территории площадки и готовы разрезы. Меня увлекает и не дает мне покоя другое. Пика говорит о реальности легенды. Те, кто прошел здесь, связали пики и по ним перешли через трубу. Ремни истлели, и только одна пара дождалась нас. Точно для, того, чтобы напомнить! Вы не задерживайтесь. Нам предстоит глубокая и дальняя разведка, Мост через трубу я устрою. Через неделю мы сможем двинуться на восток к горам под землей!

Ясным солнечным днем Андрей Карнаухов прощался со своими товарищами. Молодые люди стояли в глубине провала перед темным отверстием в его западной части. Обвал был разобран, и открылось продолжение пещеры.

Уходили трое — Михаил и Елена Царевы и Новгородцев. Брат и сестра думали идти вдвоем, но Новгородцев настойчиво просил взять его. Андрей встал на его сторону:

— Берите его. Здесь он мне не нужен. Может быть, парень действительно хочет выправиться. Начинает, кажется, стесняться. Займемся его воспитанием, образумим канцеляриста.

Такой кличкой Андрей наделял любителей длинных бумаг и докладов. «Почему деловое творчество не должно следовать завету Некрасова — словам тесно, а мыслям просторно?» — не раз говорил Карнаухов ненавистным ему канцеляристам.

— Берите его. Врет он, что исследование пещеры ему интересно с точки зрения дальнейшего проектирования. Просто ему стыдно сейчас быть здесь на глазах. Все знают, что он предлагал свернуть стройку. Вы определите, действительно ли пещера продолжается по направлению к Белой. Вот что существенно.

Один за другим трое людей перебрались через камни у расчищенного входа и исчезли в темноте.

Первым шел Михаил за ним Елена. Новгородцев шел замыкающим. Молодые люди несли на спинах объемистые мешки с продовольствием и с запасами батареек для электрических фонарей.

 

1

Есть много способов путешествий. И каждый из них дает свои наблюдения, свои впечатления и мысли. В дороге усиливается внутренняя работа человека, обостряется восприятие мира.

…Висящие на груди фонари бросали снопы света, дрожавшие в такт ходьбе. Вместе с человеком свет шел по стенам каменного коридора, на миг вырывая его из темноты и отбрасывая назад. Свод не был виден, если луч света не направлялся вверх, но ни на секунду не могло забыть сознание о замкнутости пространства. Привычный, широкий и во все стороны доступный мир имел здесь только одно измерение — длину.

Пещера тянулась и тянулась. В ее начале на стенах был иней, торчавший пучками острых игл на всех выступах камня. Иней лежал и на полу. На нем оставались отпечатки ног. Тому, кто не шел первым, нужно было только соразмерить темп своего движения с общим темпом.

Мысль была свободна, и Новгородцев рассуждал сам с собой: он еще им покажет! Новгородцев был полон недоброжелательства к Карнаухову и Цареву. Не за то ли, что он оказался неправ и сам поставил себя в глупое и смешное положение? Но в этом Новгородцев не мог себе признаться. Он считал, что Карнаухов груб и несправедлив, а Царев, несмотря на ничтожную разницу в возрасте, позволяет себе относиться к нему, как к младшему. Пусть… В Москве он о них забудет. А здесь людей нужно использовать. Начальник Новгородцева всегда поощрял когда кто-нибудь сам расширял масштаб работы. Можно дополнительно подсчитать и написать сверхплановый длинный доклад. Итак, доклад о карсте. Нужно же выдвигаться!

Присутствие инея в пещере объяснялось тем, что со стороны обвала проникал зимний холодный воздух. Вскоре температура повысилась, иней исчез, и стены стали влажными. Дышалось немного труднее. Воздух казался более плотным, чем на земле.

Путешествие по пещерам не было простой прогулкой. На всех изгибах приходилось останавливаться. Михаил по компасу определял направление, и Елена вычерчивала кроки пути. Приближенная съемка должна была дать общее направление пути и представление о пройденном расстоянии.

Путешествие проходило в движении и работе.

 

2

В течение второго дня сделалось заметным понижение уровня пещеры. Правильный пологий спуск был слабо, но явственно ощутим. На чертеже были отмечены разветвления. Почти все они подходили с севера, только два были с юга.

Под ногами путешественников постепенно появлялась вода. Подземная влага была безупречно чиста и прозрачна. Вначале не было заметно никакого движения. Вода просто заполняла неровности и впадины каменного пола пещеры. Но чем дальше шли вперед молодые люди, тем заметнее делалось образование ручейка.

— Меня занимает одна мысль, — говорил на привале Михаил. — Вот пример. Пещера имеет ряд разветвлений — на языке карстоведов. Но мы движемся без ошибки на запад по главному тоннелю. Почему мы не ошибаемся? Мы выбираем более широкий тоннель и только. Это не от него отходят разветвления, это притоки бывшей подземной реки. Так же, как на земле. Но представьте себе, что из тела живого существа ушла кровь и мельчайшее мыслящее существо путешествует по опустевшей кровеносной системе. Оно увидит, в сущности, то же, что и мы.

— А вы не принижаете человека, сравнивая его с ничтожной бациллой? заметил Новгородцев.

— Вы не обижайтесь, — миролюбиво ответил Михаил Царев, — но это дешевое возражение. Ведь я говорю не о подобии, а об аналогии. Это хороший метод познания. Дело в том, что есть противоречие между органической и неорганической природой…

Сестра продолжила мысль брата:

— Ведь вода, подчиняясь силе тяжести, движется извне внутрь, то есть из малых сосудов в большие, а кровь живого существа — наоборот.

— Да, — подтвердил Михаил. — Отсюда следует, что не нужно, увлекаться тождеством. Нужно искать аналогии.

 

3

Стены пещеры разошлись и исчезли. Лучи света, не встречая препятствий, уходили в темноту и рассеивались. Насколько можно было видеть, перед путешественниками расстилалась неподвижная масса черной воды.

Выход из пещеры на берег выдавался неправильными широкими ступенями, расходившимися в обе стороны. К воде спускались низкие плавные складки. Слои камня расположились так, чтобы дать человеку возможность опуститься вниз.

Большая влажность воздуха мешала видеть вдаль. Воздух был плотным, тусклым, непрозрачным. Свет фонарей точно застревал в нем. Над выходом из пещеры повисали оборванные пласты известняка.

Послышался звук, от которого все вздрогнули. Это походило на хриплое бормотанье, что-то захлебывалось, булькало и ворчало внизу, в темноте. Странный звук прервался и вновь повторился. Михаил показал вниз лучом своего фонаря. Из пещеры бежал ручеек. Сверху он проточил себе лоток в слабом камне, а ниже падал в воду тонкой струйкой. Шум падающей воды казался под землей тревожным и мрачным из-за своеобразной акустики пещеры. Михаил крикнул:

— Э-ге-ге-ге-ге!

Пещера ответила глухим, мутным голосом:

— Э-э-э-э-э… — замолчала и опять заговорила откуда — то издалека: — э… э… э… й… й… й.

Новгородцев схватил Царева за руку:

— Тише! А то и здесь упадет крыша, как там! — и отскочил назад, под свод выходящего на берег подземного озера тоннеля.

Михаил ответил Новгородцеву, не обращая внимания на его испуг:

— Судя по эху, это очень большая пещера.

— Тем более не нужно кричать. Сотрясение воздуха опасно, — сказал сзади Новгородцев.

— Хорошо. Я не буду больше кричать. Пойдемте по берегу воды.

 

4

Тот, кто хотя бы недолго носил тяжесть за спиной, привыкает к ней и походный мешок делается почти незаметным. Но достаточно снять его, чтобы явилось чувство особенной легкости и свободы движений.

Елена шла легкой походкой по берегу озера. Складки камня образовывали пологий бережок. Вскоре он прервался. В стене открылось отверстие низкой пещеры. Во всю ширину нового тоннеля текла вода, медленно и бесшумно вливаясь в озеро.

Опираясь на рукоятки кирки, Михаил осторожно опустил ногу в воду. Глубина была ниже колена. Подземные путешественники перешли устье речки, но каменная ступень скоро сузилась и исчезла.

На отвесной стене из гладкой плиты известняка были ясно видны две глубокие борозды. Длинная вертикальная линия пересекалась более короткой горизонтальной. Бесспорно, это было изображение креста.

— Это дело человеческих рук! — сказал Михаил.

Внимательно осматривая стену, путешественники обнаружили ниже креста что-то похожее на надпись. Может быть, это было несколько коротких строчек, но, разобрать сочетания неглубоких линий не удавалось.

— Как будто похоже на букву А. Здесь точно П… Нет, непонятно. Сюда бы специалиста по чтению надписей, — сказала Елена.

— Надпись старинная. Современный человек не стал бы изображать крест, заключил ее брат. — А все-таки как интересно получается. Там старинная пика, здесь — надпись. Пещера очень велика, она когда-то посещалась. И нигде никаких упоминаний… кроме легенды, которую мы с Андреем слышали в детстве.

— Кто же был здесь? — вслух думала Елена. — Почему они высекли крест в темноте, глубоко под землей? Конечно, они были несчастны.

— Не огорчайтесь, Елена Константиновна. Все это давно прошло, — сказал Новгородцев.

— Нет, не прошло! — строго сказала девушка. — Когда я читаю книги о нашем прошлом, я всегда думаю, что во многих странах еще сегодня народ живет хуже, чем это было в далекие времена. И сегодня в капиталистических странах очень многие люди живут отвратительной и страшной жизнью. А вы говорите — это прошло.

 

5

Перед сном Новгородцев спросил:

— Я уже не раз слышал от вас намеки на какую-то легенду, связанную с карстом. Что это такое?

— Дело в том, Петр Петрович, что мы с Андреем Карнауховым уроженцы берегов Белой. Мальчиками мы слыхали от знакомого старого башкира сказание. Во время Салавата Юлаева, в эпоху крестьянского восстания под предводительством Емельяна Пугачева, после поражения восставших под Уфой несколько человек укрылось от погони в пещере на берегу Белой; через некоторое время они вышли на землю уже в горах. Старик говорил — много есть ходов под землей, да никто теперь не знает, как в них войти и как из них выйти… Андрей нашел в пещере под площадкой старинную пику. Мы находим следы старой надписи. Что-то будет дальше? Мы сейчас на расстоянии больше чем в тридцать километров от строительной площадки. Как видите, система пещер тянется на большом протяжении. Легенда что-то знала…

— А далеко ли отсюда до Белой, Миша? Давай попробуем посчитать! предложила Елена брату. Судя по крокам пути и карте, до реки могло быть двадцать или двадцать пять километров по прямой линии. Легенда все более и более делалась вероятной.

Подземные путешественники спали на перевернутых вверх днищами резиновых лодках. Каждая лодка из тонкого прорезиненного шелка весила около полутора килограммов, на ней можно плыть, но главным назначением было обеспечение привалов. Михаил Царев проснулся первым. Осторожно, чтобы не разбудить спящую с ним рядом сестру, он нажал на кнопку электрического фонаря и посмотрел на часы. Стрелки показывали пять часов пятнадцать минут. До подъема оставалось еще немного времени.

Ему больше не хотелось спать. Он попробовал закрыть глаза и не двигаться. Но терпения хватило только на несколько минут. Михаил ловко повернулся и скатился на пол пещеры. Теперь можно было встать.

В абсолютной тишине пещеры слышалось глубокое дыхание спящих людей и прерывистое бульканье ручья. Михаил достал папиросу и чиркнул спичку. Он внимательно смотрел на огонек. Молодой человек закурил и бросил в воду догоревшую спичку. Потом он зажег вторую и держал подняв вверх. Нет, движения воздуха не было. Пламя трепетало своей короткой жизнью на маленьком кусочке дерева.

Когда спичка догорела до пальцев, Михаил бросил ее в озеро. И он заметил как сейчас же что-то шевельнулось в воде. Ему показалось, что у берега он видит что-то белое. Оно повернулось, чуть плеснуло водой и исчезло. На гладкой поверхности появился круг.

Михаил нагнулся и старался всмотреться в глубину. В прозрачной воде было отлично видно неглубокое дно. Ничего! Но круг на воде был!

Повернувшись, Михаил увидел что Новгородцев проснулся и сидит на днище резиновой лодки. Новгородцев тревожно спросил:

— Что там, в воде?

— Кажется, здесь есть жизнь.

— Как?!

— Я видел какого-то обитателя озера, но не успел его рассмотреть.

 

1

Стоя на берегу озера, Царев говорил своим спутникам:

— Озеро пополняется. А движения воды на его поверхности нет. По моим соображениям, мы должны находиться уже ниже отметки Белой. Следовательно, прямого сообщения с рекой нет. Озеро является коллектором почвенных вод. Летом и осенью воды профильтровались в землю. Таков источник открытого нами притока. Вероятно, летом уровень повысится. В наземном озере можно прочесть на берегах измерения уровней. А здесь не бывает волн. И вода чиста.

— А куда же уходит избыток воды? — спросила брата девушка.

— Избыток может уходить в отверстия на дне и проходить под землей большие расстояния. Строение карста очень сложно. Потоки воды в нем иногда идут один над другим. Развиваются громадные давления. Есть предположение, что некоторые глубинные карстовые воды выходят даже на дне океанов.

— Что же, Миша. Осмотрим озеро. Спустим лодки и поплывем, — предложила Елена.

— Позвольте, — заявил Новгородцев. — По-моему, нам пора назад. Прошло почти трое суток. Плыть по озеру слишком опрометчиво. Лодочки слабенькие. К чему рисковать? Мы видели достаточно. А вдруг на нас набросится какое-нибудь животное? Ведь вы сами сказали, что в воде кто-то есть.

— Ты что-то видел в воде, Миша? Кого?

— Может быть, мне показалось, — ответил Царев. — Света мало. Но во всяком случае страхи Петра Петровича напрасны. Никто и никогда не встречал в пещерах опасных животных и не подвергался нападениям.

— Не подвергался, но может подвергнуться. Вы же сами говорите, что пещеры мало изучены, — настаивал Новгородцев.

— Вряд ли можно встретить какое-нибудь чудовище. Дело в том, что под землей нет базы для развития крупных хищных животных.

— А как интересно было бы открыть новое животное! — с увлечением воскликнула девушка.

— Конечно. Но надежды на это мало, — ответил Михаил.

Новгородцев не сдавался:

— Кроме того, опасно находиться в большой пещере. А вдруг она обрушится как раз, когда мы в ней!

— Эх, Петр Петрович! У вас все получается опасно! — с заметной досадой сказал Михаил. — Опасно? Конечно, опасно. Все опасно. Все время об опасности думать, — и ничего не сделаешь. На поезде ехать — крушение будет. На самолете — упадешь. На автомобиле — на столб наскочишь. Да что там… Опасность везде, на каждой работе. Монтер может погибнуть от тока, кочегар — от взрыва котла, плотник отрубит себе руку и так далее… Меры предосторожности принимаются, а дальше об опасности думать не полагается. Если все время тормозить себя страхом, нужно просто отказаться от жизни.

— Но к чему нам рисковать сейчас?

— Да уж если вы хотите знать, мы ничем не рискуем. Вы думаете, что эти своды простояли под землей тысячелетия только для того, чтобы упасть нам на головы? А в темноте сидят чудовища и набросятся на нас? Маловероятно. Думать так просто самонадеянно с нашей стороны. Мы с вами не центр мира.

 

2

В каждой лодке могли поместиться два человека. Один должен был сидеть на носу, а другой сзади греб лопастями-гребками, надеваемыми на ладони рук.

Преломляясь в туманном воздухе пещеры, лучи света от ручных электрических фонарей слабо освещали обширное пространство. Но электрический свет, направленный вниз, не встречал препятствий в кристально чистой, прозрачной воде. От берега, перпендикулярно к нему, на небольшой глубине шла широкая и почти плоская гряда камня. Рябь от гребли немного мешала видеть, но когда гребцы прекращали работу, то казалось, что лодки лежат на поверхности подводной скалы.

Вскоре люди приблизились к противоположному берегу. В стене пещеры было высокое отверстие уходящего вглубь естественного тоннеля. Подземные путешественники прошли по нему около двух километров и убедились, что он тянется по направлению к западу. Продолжать разведку или вернуться?

Михаил говорил:

— На исходе третьи сутки нашего путешествия. Продовольствия нам хватит еще на трое суток. Запаса батареек к фонарям — суток на четверо. Я хочу предложить исследовать подземное озеро. Но соблазнительно и то, что мы приближаемся к Белой…

На крупномасштабной карте района Елена нанесла схему пройденного пути. Извилистая линия, начинаясь у провала, шла к западу. До жирных черных изгибов Белой оставалось немногим более двадцати километров.

— Да, соблазнительно продолжать двигаться вперед, — продолжал развивать свою мысль Царев. — И ручеек здесь течет нам навстречу. Уровень повышается к западу. Однако же что может получиться? Пройдет двое суток, продукты будут на исходе. Увлекаться мыслью о выходе на поверхность я не собираюсь. Может не хватить не только продовольствия, но и освещения…

— Получится авантюра, — подсказала сестра. — Да. Может получиться несолидно. Андрей нас выручит, но этого-то мне и не хочется. Успеем. Нет оснований увлекаться.

— Конечно, не нужно рисковать — высказал свое мнение Новгородцев.

— Вы меня не понимаете, — ответил Царев. — Забудьте вы о риске. Если хотите знать: я сумею выйти отсюда даже в темноте. Не в том дело. Я обещал Карнаухову вернуться не позже чем через неделю. Мы сейчас же пойдем обследовать восточные рукава пещеры. Там, ближе к горам, все будет значительнее и интереснее. Времени нельзя терять, весна близка. Придется пережидать, если мы задержимся, вот что! Обследуем озеро и назад.

 

3

Было видно, как круто понижалось дно. Теперь казалось, что легкие плоские лодочки повисли в воздухе. Дно было неровным. Скалы поднимались снизу резкими очертаниями. Местами в дне были углубления, и казалось, что там лежат черные массы какого-то вещества, так как до дна не достигал свет электрических фонарей.

Лодки двигались медленно. Вода имеет в себе что-то, притягивающее внимание человека. Трое людей в абсолютной тишине висели над прозрачной бездной. Наверху, в темноте, должны были нависать своды подземной пустоты. Вокруг был туманный, тяжелый воздух.

Минуты шли или часы? Бесшумно опускались в воду гребки. оставляя неподвижной поверхность воды, внизу медленно проплывали черные и серые скалы с густым мраком провалов между ними.

— Cтойте! — шопотом сказала Елена, сидевшая на носу лодки.

Лопасти гребков тихо поднялись. Было слышно, как с них падали капли воды. Еще несколько секунд по инерции продолжалось движение, потом лодки остановились, касаясь бортами.

В чистой бездне были отчетливо видны два белых тела. Вода искажает масштабы, и трудно было отдать себе отчет, каких размеров были бледные длинные существа. Можно было хорошо рассмотреть закругленные головы без признаков глаз, длинные жабры по бокам, короткие ноги, почти прикасающиеся к ветвистым жабрам. Тонкие, похожие на веретено, туловища имели вторую пару длинных лап у начала хвостов. Одно животное казалось больше другого.

Слегка изогнувшись, странные обитатели бездны не шевелились, окаменев в поразивших их лучах света. Но вот, точно по команде, мягко затрепетали плоские хвосты, и белоснежные тела ожили. Слабыми, неуверенными движениями они двинулись вперед. Царев и Новгородцев послали за ними лодки. Но белые существа вновь замерли и начали опускаться. Уходя вниз, они все уменьшались и уменьшались. Теперь оставались только две черточки в темном провале дна. Еще секунда, — и больше ничего не стало видно.

А люди, затаив дыхание, продолжали напрягать зрение. Но бездна была пуста и безжизненна.

— Ох! Да что же это такое? — вздохнула Елена. Брат ответил:

— Я не видал их в жизни, но, судя по описаниям и рисункам, это протеи, жители подземных водоемов. Еще древние греки сделали из протея легендарное существо. У него, как и у других подземных обитателей, нет глаз. В коже головы есть у протея не то атрофировавшиеся глаза, не то зачатки зрительного аппарата. Протей слеп и глух, но у него отлично развиты осязание и вкус. Если его вынести на свет, протей темнеет. Замечательно, что если личинку протея воспитывать на свету, то у нее начинают развиваться глаза. Очень быстрое приспособление к изменению условий! Значит, эти животные не могли нас ни видеть, ни слышать. Но от света они оцепенели. Как и какими органами они ощущают свет? Неужели они умеют чувствовать световое давление? Или их раздражает поток фотонов? Очевидно, что они ушли именно от света… Вероятно, сегодня я видел протея у берега. Здесь есть жизнь, — и Михаил обратился к Новгородцеву, — как видите, робкая жизнь, вполне безобидная.

 

4

Дальше и дальше плыли путешественники по подземному озеру. Еще дважды они заметили притоки, впадавшие в озеро с берегов. Но границы большого водоема они не могли достичь. Неровные гряды камней, поднявшихся на поверхность, сделали плавание невозможным.

Температура воды была довольно высокой — около восьми градусов выше нуля. Вода была теплее воздуха, что свидетельствовало о большой глубине водоема и о значительной массе воды. Влажный туман, так сокративший видимость, был следствием разности температур воздуха и воды Тихо двигались лодки по гладкой поверхности подземного озера, возвращаясь к месту начала плавания. Разнообразные чувства испытывали подземные путешественники. Новгородцев воображал как он будет рассказывать в Москве о чудесах пещеры и об удивительных жителях озера.

Мысль о тех, кто первым был здесь, не оставляла Елену. А ее брат, опуская и поднимая короткие гребки, представил себе картину дальнего прошлого: движения земной коры изогнули первоначально ровные пласты известковых отложений. В трещинах началось движение воды, сначала незаметное. Подземные воды развились в ручьи и реки, сливались в озера. Но сейчас уровень подземного озера ниже Белой. Почему? И почему воды наземной реки не проникают сюда? Потому что река зацементировала илом и глиной свой лоток. Она не отдает вниз свою воду. Вероятно, воды из озера проделывают большой путь, прежде чем попасть на дневную поверхность. Не образуют ли они подрусловый поток Белой? Есть все основания для организации здесь исследовательской станции. Нужно пустить в ход флуоресцин. Выход светящейся воды даст возможность судить о протяженности подземной водной системы.

Елена узнала место на берегу и сказала:

— Прибыли!

 

5

У самой воды на камне корчился плоский длинный червяк. Точно испытывая невыносимую боль, он свертывался кольцом, выпрямлялся, свивался. Очень скоро червь замер. Михаил достал из кармана плоскую стальную линейку и измерил неподвижное тельце. Оно оказалось около тринадцати сантиметров длиной.

Это был ресничный червь, странный жилец подземного мира, погибающий от действия световых лучей, живое доказательство могучей силы света.

— Но ведь протей умеет уходить от света! Почему же этот несчастный червяк не делал даже попытки спастись? — спрашивала Елена.

— Непонятно! — отвечал ей брат. — Это свойство ресничного червя известно, но не объяснено. Надо думать, что организм ресничного червя, созданный природой в земных глубинах, изолировано от потоков атомных частиц, чрезвычайно чуток к ним. Прежде наука думала, что живые существа нуждаются только в определенных условиях кислорода, тепла, влаги, пищи. Теперь к этому присоединяется и другое. В понятие среды входят и движущиеся атомные частицы. Земная атмосфера отражает некоторые космические лучи и ослабляет другие. Но если бы все космические излучения упали на поверхность планеты, все живое погибло бы.

— Но как же с проектами межпланетных путешествий? — заинтересовался Новгородцев.

— Межпланетным путешественникам придется запастись какими-нибудь непроницаемыми оболочками для отражения космических лучей. Летать так, как воображали Жюль Верн или Уэллс, значит погибнуть еще в зоне земной атмосферы, в ее верхних разреженных слоях. Да и на самой поверхности чужих планет атомные частицы могут произвести неожиданное действие на рожденные Землей организмы.

Подземным путешественникам удалось найти около озера еще одно живое существо. Длинные тонкие ножки, узкая головогрудь и круглое брюшко принадлежали, казалось, пауку, а надкрылья, приподнятые над головогрудью, жуку. Крохотное существо было особенным насекомым — пещерным жуком.

Чем же питаются живые существа под землей? На поверхности земли только зеленые растения обладают замечательным свойством превращать стойкие неорганические соединения в легко распадающиеся органические. Этот фотосинтез происходит вследствие действия солнечной энергии. Под землей, в глубоких резервуарах, есть два вида автотрофных, то есть самопитающихся, бактерий. Серобактерии умеют окислять водный раствор сернистых соединений, а железобактерии окисляют гидрокарбонат железа. Так образуются ничтожные количества органических веществ. Поверхностные воды добавляют к ним органические остатки. Скудны источники питания подземных животных, поэтому немногочисленно и слабо население пещер.

— Вот почему нельзя ожидать встретить под землей каких-нибудь страшных чудовищ! — сказал Новгородцеву Михаил Царев.

— А как же легенды? Я где-то читал но сейчас не помню, — не сразу сдавался Новгородцев.

— Легенда легенде рознь. И сейчас тигры находят. себе пристанище от непогоды в пещерах. Читайте Арсеньева. Звери прячутся в пещерах, но не переселяются под землю. Что же касается драконов, живших под землей, то это сказка.

— А Карнаухов верит же в легенду.

— Это совсем другое. И легенда другая. И правдоподобие есть. У Карнаухова есть основания верить в легенду.

— Почему?

— По семейному преданию прапрадед Карнаухова, крепостной крестьянин, участвовал в восстании Пугачева. Потом он долго скрывался, его поймали, вернули помещику и в наказание обрезали, или окарнали, как говорилось, уши… Отсюда пошла фамилия. Поговорите с Андреем Андреевичем. Он на зубок знает всю историю восстания.

Новгородцев пожал плечами. Подумаешь, старые истории. А фамилия? Гораздо лучше звучит его фамилия — Новгородцев.

 

1

Сам Андрей Андреевич Карнаухов в эту минуту меньше всего мог размышлять о происхождении своей фамилии. Молодой геолог стоял на маленькой деревянной платформе, окруженной перилами. Крепко сколоченное из толстых неоструганных досок сооружение напоминало в миниатюре примитивную рудничную клеть. Оно висело на стальном тросе и медленно опускалось вниз.

Клеть раскачивалась, прикасалась к краям широкой, вертикально уходящей в глубь земли трубы и вращалась на тросе — вправо, влево, вправо, влево, а иногда и описывала полные круги.

Сильная электрическая лампа светила сверху. Питавший ее провод разматывался вместе с тросом. Андрей Карнаухов держал в руке телефонную трубку.

— Стоп! — командовал он. Клеть повисала на месте.

— Пускай! — и клеть шла вниз.

Стенки карстовой трубы, неровные, покрытые трещинами, медленно уходили вверх.

— Сколько метров на лебедке? — спрашивал Андрей и ему передавали все увеличивающиеся цифры: тридцать один, сорок, сорок семь, шестьдесят…

Очень резкий белый свет падал сверху под острым углом. Он подчеркивал и искажал неровности стен трубы. Труба то расширялась, то сужалась складками и кольцами вокруг вертикальной оси, по которой спускалась клеть. Андрею казалось он скользит внутри чудовищного горла.

На сто пятьдесят четвертом метре основание клети мягко прикоснулось ко дну. Андрей невольно согнул колени и поспешно крикнул в трубку телефона:

— Стоп! Закрепить лебедку.

Дошли до конца. Клеть накренилась на неровной поверхности. Около лампы, поддерживаемой верхней обвязкой клети, появилась петля провисшего троса.

Андрей осмотрелся. Сзади и по обеим сторонам были стены грязно-серого камня, а перед собой он видел высокое отверстие. Вертикальная труба окончилась вертикальным тоннелем. Из-за вращения клети вокруг троса Андрей потерял ориентировку и не мог сразу сказать, куда продолжалась пещера.

Больше не было слышно звуков, сопровождавших движение клети. Не поскрипывали доски, не хрустела стальная обвязка и внимание человека не отвлекало само движение и необходимость руководить им. Андрей ощущал несравнимую тишину земных глубин.

…На земле всегда шумно. Только слух человека обычно не передает сознанию ощущений привычных звуков. Поэтому мы редко обращаем внимание на неумолчный грохот больших городов и на пестрый шум малых поселений. Поля кажутся немыми, молчит лес в безветренные дни, молчат пустыни, молчат горы. Так нам кажется. Только кажется! Города издают свои звуки и меняют их, понижают, повышают в зависимости от времени года и часа суток.

И голоса городов не безжизненны, это не мертвый шум, нет, нет! Грохот города передает чувства, он говорит о радости, о горе, об успехе, о тревоге, о победе… У каждого города свой голос и свои песни. По-своему говорят Москва и Ленинград, Свердловск и Ташкент, Сталино и Ростов-на-Дону, Ярославль и Одесса, Киев и Омск…

Поля никогда не молчат. По-своему разговаривает сибирская степь, по-своему — украинская. Даже в часы полного безветрия лес полон звуков, на барханах пустынь всегда звенят песчинки, а в горах скрипят осыпи и с треском разрываются перегретые солнцем камни.

Солнце и человек — источники звуков на земле, поэтому ее поверхность полна звуков, нужно только захотеть услышать их. А у пещеры есть ли свой собственный голос?

Напряженно, приоткрыв рот, чтобы уменьшить давление крови в ушах, человек слушал, а пещера молчала.

Наверное наверху, около блока, по которому спускалась клеть с Карнауховым, кто-то столкнул незаметный кусок камня. Камешек звонко простучал по стенам трубы и сухо стукнул о пол клети. Маленький, жесткий орешек громко скатился к ногам молодого человека.

Опять стало тихо. Здесь совсем не было звуков. Только шум собственной крови в ушах и биение своего сердца ловил напряженный слух человека.

Андрей сказал в трубку телефона:

— Алло? Наверху! Я отхожу от клети на разведку! — Собственный голос показался ему странным. Молодой геолог впервые был один на большой глубине.

Он взял толстый сверток прочной веревки, привязал один конец к перилам клети и, разматывая веревку, пошел прямо перед собой, в черное отверстие колена подземной трубы. На груди у исследователя висел сильный переносный электрический фонарь. Сейчас его очень занимало одно обстоятельство: почему здесь, на большой глубине и в замкнутом колодце, так свободно дышалось?

 

2

Скользя и спотыкаясь, Андрей пробирался по пещере. Через каждые пять или шесть шагов он останавливался, разматывал веревку и осматривался. Естественный тоннель имел довольно правильную форму. Стенки свода закруглялись и сходились внизу. Местами гладкое обточенное дно опускалось так круто, что идти в валенках было очень трудно. Андрей натягивал веревку, чтобы не скатиться вниз. Потом дно выпрямлялось.

Толстый сверток веревки был размотан уже больше, чем наполовину, когда дно пещеры сразу оборвалось. Андрей отцепил фонарь, лег на грудь и осветил провал. Пустота не казалась глубокой. Андрей сильно натянул веревку, повис на руках и через секунду стоял внизу.

В одиночестве и когда внимание сильно напряжено, легко возникают обманы слуха. Андрей затаил дыхание, и ему показалось, что он что-то слышит. Еще несколько шагов, и пещера круто повернула вправо. Внезапно пол ушел из-под ног Андрея, он упал, обо что-то ударился и потерял сознание.

…Молодой человек никак не мог понять, где он находится. Было темно и тихо. Андрею показалось, что он ослеп. Он повернул голову, но ничего не мог рассмотреть. Он поднес руку к самому лицу и старался ее увидеть, прикоснулся пальцами к лицу, но по-прежнему не видел! Где же он? Андрей сел и нащупывал кругом себя пустоту. И только когда он прикоснулся к каменному полу, он сразу вспомнил где находится и почему!

Андрей вскочил на ноги. Какая бессмыслица! Какой вздор! Оскандалился! Зарвался! Смеяться будут: приезжал из Москвы геолог, спустился вниз и разбил себе нос! Добро бы на деле, а ведь впустую. Хотел спуститься вместе с Куржаковым, тот где-то задержался и… наверху забеспокоятся, поднимут клеть и явятся его спасать. Стыд! И все из-за валенок. Сапоги нужно было надеть. Голова!

Карнаухов лихорадочно вертел в руках электрический фонарь. Все в порядке, выпуклое стекло цело, но свет не зажигается. Конечно, лампочка разбилась при падении.

Молодой человек стал на колени и ползал по каменному полу, разыскивая веревку. Если ее нет, клеть успели поднять и веревку вместе с ней. Тогда ему не выбраться без посторонней помощи!

Наконец, веревка нашлась. Начало удачи сразу ободрило молодого человека. Натягивая веревку, Андрей пошел назад. Через три шага он наткнулся на стену. Очевидно, именно отсюда его угораздило свалиться. Андрей еще раз выбранил себя. Он так торопился, что толком не мог бы рассказать, как он карабкался наверх, цепляясь за веревку и ударяясь коленями о выступы камня. Впрочем, он и не собирался рассказывать об этом. Еще одно препятствие, и вдали показался свет от яркого фонаря на клети!

Андрей поспешно схватил телефонную трубку и зажал контакт в ее ручке:

— Алло! Наверху?

Ему ответили:

— Куржаков слушает. Андрей Андреевич! Вы уже почти час внизу. Я собирался поднять клеть и отправляться вас искать!

— Все в порядке, — ответил Андрей. — Я уходил от клети. Вот что, Сергей Семенович. Поднимайте клеть и спускайтесь ко мне. С собой возьмите еще веревок. И фонарь для меня, мой разбился.

— А вы не подниметесь отдохнуть?

— Я не устал. Поднимайте клеть.

Андрей не захотел подняться наверх и показать, что на самом деле он разбил не только фонарь, но и лицо.

 

3

Клеть быстро ушла наверх и скоро опустилась вниз вместе с Куржаковым.

— Э, да вы ушиблись. У вас кровь на лице! — заботливо сказал Куржаков молодому геологу. — Что случилось?

— Пустяки, я споткнулся. Пойдемте, я просил вас сюда, так как труба превратилась в тоннель и, кажется, довольно длинный.

Тот откос, откуда Андрей только что упал, показался ему сейчас не таким уж крутым. Очевидно, он сразу ударился головой.

Но главное было в том, что вскоре после поворота послышался плеск и клокотанье воды. Дальше идти было некуда. Своды смыкались со всех сторон и только с одной был вход, пропустивший людей.

Красивое, необычайное зрелище! Масса воды, поднимаясь снизу, заполняла пространство. Это была как бы отдушина, смотровой колодец быстрой подземной реки. Уровень реки казался непостоянным. Вода то чуть поднималась, заходя на пологий пол пещеры, то понижалась. Поверхность морщилась волнами, и было ясно видно, как подземная река стремилась слева направо по отношению к наблюдателям или, по компасу, с запада на восток.

Карнаухов и Куржаков привязали к веревке кирку и бросили ее в воду. Тяжесть стремительно скользнула в глубину. Веревку так оттянуло быстрое течение, что сразу трудно было понять, достиг ли дна импровизированный лот. Они вытащили кирку и смерили веревку.

— Ого! Добрых двенадцать метров. Чорт возьми!.. И такое быстрое течение! заметил Андрей.

— Давайте посчитаем, — предложил Куржаков.

И двое людей стали считать вслух:

— Примем с некоторой условностью глубину в восемь метров… — Так. А ширину русла, на глаз, в десять метров.

— Итак, сечение русла в восемьдесят квадратных метров.

— Согласен. Ну, а быстрота течения? Это настоящий поток.

Что-нибудь пять-шесть метров в секунду, — сказал Андрей. — значит, дебет реки — четыреста-пятьсот кубических метров в секунду!

— Вот это цифра! На два хороших завода хватит!

— Да здравствует карст!

— А теперь, Сергей Семенович, я понимаю, почему здесь в замкнутой пещере достаточно хороший воздух.

— Почему?

— Роль вентилятора играет поток. Он растворяет и уносит газы в воздух.

Карнаухов наклонился и вымыл лицо, удаляя следы падения. Затем он набрал воды в пригоршни и пил ее маленькими глотками.

— Хорошая вода. Без привкуса. Нежесткая, — говорил он. — По вкусу похожа на московскую. Несомненно, годится для завода.

— Слушайте, товарищ Карнаухов! — с восторгом говорил Куржаков. — Для завода решена целая проблема. До сих пор наше глубокое бурение не давало заметных результатов, и водоснабжение завода решалось из реки. Большие строительные работы — водозаборное сооружение на реке, две насосные станции и одиннадцать километров водоводов. Миллионные затраты. A вот он, источник! Под рукой, на самой площадке. До чего же толково получилось!

— Это верно, что было мало вероятия попасть буром в эту жилу. — отвечал Карнаухов. — Все равно, что найти иголку в стоге сена. Мало мы еще знаем карст. Глубже лезть в него надо. Вот ведь какая штука — вместо водоносного слоя изолированный канал. Да, заводская вода здесь. Сейчас самый низкий уровень стояния грунтовых вод, а воды много. Значит, источник постоянный.

Перед тем как войти в клеть. Андрей тщательно осмотрел пол пещеры. Он нашел кусочки гнилого дерева и куски ржавого рассыпавшегося железа. Остатки моста из боевых пик, когда-то перекинутого через трубу, соединяющую два яруса карста.

 

4

Директор будущего завода достал из коробки толстую папиросу, сломал ее и набил трубку. Он внимательно выслушал Карнаухова и Куржакова.

— Так что же, Андрей Андреевич? Из частного случая нужно суметь сделать общий вывод. Такая ценная находка для завода произошла случайно. Не так ли? При исследовании площадки были обнаружены пустоты. На территории площадки нашлась пещера. В пещере оказался провал. Провал привел к мощному водоисточнику. Как вы говорите? В нижнем ярусе карста?

— Совершенно верно, карст многоярусен. В его нижних этажах могут оказаться постоянные и обильные источники воды, — ответил Карнаухов.

— Как директор завода я вполне удовлетворен, но мы с вами, по совести сказать, не можем быть удовлетворены. Нужно уметь находить воду в карсте не дорогим и медленным бурением и не игрой случая, а методами научной разведки. Есть электроразведка нефти, руд. Разведка воды отстает. Бурить — это дорогой, отсталый способ. Вот вам, нашей молодежи, задача — знать все глубины нашей земли.

Андрей возразил:

— Есть у меня поговорка — нет случайностей! Сейчас вы правы. Но вода все-таки найдена. Что же касается разведки воды с поверхности, то в перспективном плане нашего института такая тема есть.

— Своевременная тема, — согласился директор. — И случай с водой на нашем заводе должен нас подтолкнуть. Кстати, вы напишите мне заключение о вашей находке подробное… Директор чему-то улыбнулся, Андрей ответил.

— Я не особенный мастер на длинные заключения.

— Как же быть? Ведь все же нужно изложить пять-шесть основных положений, дать общую оценку и вывод… Страницы две вам придется написать.

Андрей понял, что директор шутит, и весело ответил:

— Я тоже считаю, что этого довольно, и я уложусь. Не люблю длинных писаний!

Директор засмеялся:

— Я был в этом уверен. А этот, как его? Который собирался настаивать на уходе с этой площадки, Новгородцев? Он, как я слышал умеет писать на сотнях страниц — Он, именно, из таких, — ответил вместо Андрея Куржаков.

— Видно сокола по полету, — уже не улыбаясь, сказал директор. И он продолжал сухим, резким тоном:

— Манера некоторых наших работников составлять длиннейшие доклады — есть скверная отрыжка бюрократизма, чиновничества. Сколько ни встречал я в жизни людей и сколько ни видел дела, всегда знал — там, где сотнями издают приказы, пишут тысячи писем, составляют многотомные технические и прочие отчеты, там дело плохо пойдет! Бить нужно таких любителей, сажать их на низовую работу, делом живым учить уму-разуму…

Директор замолчал и переменил тему:

— Какие у вас, товарищ Карнаухов, дальнейшие планы?

— Пойдем всей группой исследовать пещеру в ее восточном направлении, ответил Андрей.

— Правильно. Это нужное дело. А Новгородцева вы не думаете взять с собой? — спросил директор.

— Это от него зависит. Если будет просить, я ему не откажу, — ответил Андрей.

— Ну… как хотите… Счастливого пути!

 

1

Вперед и вперед. В ритме движения лучи электрического света скользили по стенам пещеры. Уже третьи сутки шла на восток группа подземных путешественников.

Неповторимой особенностью движения под землей была разобщенность его участников. Они шли гуськом, глядя под ноги. Каждый размерял скорость своего движения со скоростью идущего впереди. На ходу разговаривать не удавалось. Плохо слышались голоса, толща земли съедала звук. Люди привыкали к молчанию. Внимание идущего впереди было занято, но мысль остальных оставалась свободной.

На поворотах группа останавливалась. Быстрая ориентировка планшета, перенос на чертеж расстояния по шагомеру, определение угла и дальше. Карнаухов торопился.

И опять пятно света падало на неровный пол и стены, поднималось и опускалось в такт ходьбе, освещало спину и ноги идущего впереди…

На привалах дневники пополнялись записями. Вероятно, люди шли в одной из длиннейших и известных в мире пещер. Радостно было на душе у Карнаухова и Царевых. Они чувствовали себя первооткрывателями, путниками в неведомое, в неизвестное. Они начинали, и их неутомимо вела вперед надежда на новое.

А Новгородцев тревожился. Он все время испытывал чувство недовольства собой. Зачем он пошел с ними? Разве недостаточно было путешествия на берега подземного озера? Как вышло, что он опять пошел? И Новгородцев вспоминал. Директор завода, почти не глядя на него, небрежно и вяло ответил на рукопожатие. A он ведь крупный работник. Да, пропущен случай. Воду на площадке открыл Карнаухов. Неудачно все получилось. На стройке нечего было делать, а возвращаться в Москву не хотелось. Вероятно, там знают, что он хотел предложить свернуть работы. Там всегда все знают. Нужно было бы подождать, не высказываться. Теперь его должно оправдать усердие — поэтому Новгородцев и напросился идти с геологами. Он не отдавал себе отчета в том, что его спутники, при всей его к ним неприязни, внушали доверие к себе. И с «грубым» Карнауховым, и с насмешливым Царевым было нестрашно.

Возгласы товарищей прервали мысли Новгородцева. Чудное зрелище открылось перед глазами молодых людей.

Лучи света дробились, рассыпались. Казалось, что фонари светили гораздо сильнее. Впереди искрились и сверкали причудливые, необычайные формы. Без признаков симметрии, но в гениальном единстве общего, везде стояли колонны.

Из-под пола поднимались толстые складчатые столбы с изломами сверху. A к ним со сводов спускались, остриями вниз, изогнутые морщинистые конусы. Пядом свод опирался на ряды колонн. Между ними были подобия пней деревьев, сломанных бурей и превратившихся в белый камень.

Свисали могучие складки занавесей с неровной бахромой, сплетенных из длинных игл и ветвей.

Казалось, что бурные потоки вод, падавших сверху и бивших снизу, остановились сразу, Вопреки силам земного тяготения, застыли, замерли, повисли и встали… окаменев.

И весь хаос живых форм, внезапно остановленных в могучем движении, был подобен ничем не ограниченному взлету фантазии, прочно лепившей из мрамора. Ледяной мрамор искрился и блистал. Местами лежал иней плотным, но прозрачным для лучей мхом.

Следуя причудам неизвестных токов воздуха и законам разной степени охлаждения поверхностей, иней образовывал тысячи сложных, прекрасных фигур. Его белый покров извивался на колоннах гирляндами, накоплялся в одних местах и оставлял другие свободными.

Люди стояли неподвижно, молча. Перекрещивались лучи фонарей. Вот кто-то первым сделал шаг вперед. Остальные двинулись тоже. И сразу все изменилось. Сдвинулся со своего места чудесный подземный мир, открывая людям новые формы и новые линии. Остановились люди, и движение перед ними остановилось тоже. Подземный дворец молчал. Не было звуков падающих со сводов капель воды. Не было ее журчания под ногами. Царство подземного мороза встретило гостей торжественной тишиной. Термометр показывал три градуса ниже нуля.

 

2

Долго бродили путники по гроту, восхищаясь его красотами. Десятками, если не сотнями тысячелетий копились в пещере натеки кальцита, занятые постройкой сталактитов и сталагмитов. Они постепенно наполняли подземную пустоту. Поднятая вверх движением земной коры, она заполнялась минеральными отложениями. Когда-то вода создала пещеру, теперь вода же переселяет в нее растворимую часть известняка. Пройдет время, и пещеры не станет.

И местами слившиеся сталактиты и сталагмиты уже образовывали непроходимые чащи. Пол был покрыт неправильными волнистыми слоями кальцита. Было трудно ходить по его неровной поверхности.

Михаил говорил:

— Я дословно помню слова Ломоносова. Он писал: «между тем дождевая вода сквозь внутренности горы процеживается, и распущенные в ней минералы несет с собой, и в оные расселины выжиманием или капанием вступает: каменную материю в них оставляет таким количеством, что в несколько времени наполняет все оные полости».

Слова великого русского ученого торжественно прозвучали в гроте.

— Несомненно, что здесь есть сообщение с поверхностью земли.

Проникает холодный воздух извне, чем и объясняется низкая температура, рассуждал Карнаухов. — Если бы здесь было холодно весь год, то мы могли бы видеть только ледяные натеки, так как кальцит не мог бы осаждаться. Мы находимся в редком типе пещеры переменного климата. Летом теплый воздух растворит лед и возобновится прерванное на зиму образование сталактитов и сталагмитов.

— Мне не нравится школьное выражение «природа боится пустоты», — сказал Михаил. — Мне кажется, наоборот, природа влюблена в пустоту. Она ищет свободные места и проникает в них. Нашла эту пещеру и стремится ее наполнить… — Царев внимательно посмотрел по сторонам. Он продолжал: — Но нам здесь никак нельзя оставаться. Это неподходящее место для привала.

— Да, — отозвался Новгородцев, — здесь слишком холодно. Он, Новгородцев, держал в руке отломленную ледяную сосульку и клал в рот кусочки льда.

В северо-восточном углу грота была обнаружена узкая скважина. Но вскоре она ушла вверх и так сузилась, что стала непроходимой. Из отверстия тянула острая струйка холодного воздуха. Были испытаны так же неудачно еще два прохода. Начало казаться, что прекрасный грот не имеет выхода.

Андрей испытывал чувство разочарования. Неужели придется уже вернуться? Не радовал сияющий грот, когда в восточной стене, за известковыми колоннами, удалось открыть еще один, вначале незамеченный проход.

Преодолевая усталость, подземные путешественники опять пошли на восток. Тоннель описывал кривую вправо. Температура повышалась, и термометр показывал уже около нуля. Мешки за плечами тяжелели. Скоро можно будет остановиться на отдых.

Андрей, шедший впереди, остановился, как вкопанный. На полу, прислонившись спиной к стене тоннеля, сидел человек.

Голова в большой меховой шапке так низко свешивалась на грудь, что нельзя было видеть лицо. Ноги человека были вытянуты, и широкие носки громадных сапог торчали вверх. Руки, согнутые в локтях, лежали на бедрах. На коленях лежала кривая сабля в деревянных ножнах. Он спал этот человек. Такой свободной, спокойной и естественной казалась его поза.

Подземные путешественники стояли молча, пораженные.

— Его руки… — начала Елена шепотом. Ее голос дрогнул и прервался.

Из рукавов короткого овчинного полушубка высовывались странно вытянутые кисти. Колоссально длинными казались узловатые пальцы. Покрытые темной кожей, они были, как корни дерева.

— Он умер… он мертв… давно… — медленно проговорил Андрей и снял свой кожаный шлем. Двое других тоже обнажили головы перед тем, кто сначала показался только спящим.

Легким движением, без страха Елена опустилась на колени и осветила лицо мертвого. Девушка увидела сомкнутые веки на глубоко впавших глазах, густые кусты бровей и заострившийся орлиный нос между выдавшимися скулами. Низ лица закрывала широкая борода, слившаяся с усами… Не было страшным это лицо. Оно сохраняло выражение силы, мужества и покоя.

Елена безотчетно прикоснулась к плечу человека и тут же отдернула руку. Ей показалось, что ее пальцы не встречают сопротивления.

Девушка встала. Казавшийся только спящим человек был здесь давно… Так давно, что он только ждал прикосновения, чтобы превратитьоя в прах.

Горя от волнения, говорил Андрей Карнаухов:

— Вот она, вот правда перед нами! Они шли здесь! Восставшие ушли от подавляющих сил врага. Они не сдались врагам. Кто он? Ставший воином местный крестьянин? или рабочий, вырвавшийся из крепостной кабалы уральских заводов? Или русский кузнец-богатырь, променявший молот на саблю и пику? Или удалой яицкий либо донской казак? Он герой, кто бы он ни был. Они ушли от неволи и от казни. Вера в свободу вела их!.. Отчего он умер? Был ли он болен или ранен? Его товарищи оставили ему оружие и ушли… Мне кажется, сейчас он поднимет голову и скажет нам: «Это дорога свободных людей!» Андрей замолк. Давила тяжкая тишина. Неожиданно и странно заговорил Новгородцев. Он сказал тихо, точно спрашивая себя:

— Они ушли на верную смерть… добровольно…

Так же тихо, так же ни к кому не обращаясь, сказал Михаил:

— Цепляться за жизнь? Нет, это не главное в нашей жизни, это неверно… Не бояться жизни и не бояться смерти, и любить свободу — вот главное. Права была легенда. Сильные люди ушли от врага, под землю. И встали, сильные, на горах. Они могли пройти через мрак и смерть только потому, что не цеплялись за жизнь. Они любили свободу и умели ее сохранить и в смерти!

Синими и красными огоньками искрились в лучах электрического света русские самоцветные камни на рукоятке казацкой сабли. На своде невдалеке повисла капелька влаги. Наливаясь, она разрасталась, увеличивалась. Тяжесть преодолевала силы сцепления. Круглая капля вытянулась грушей, и крупная слеза звучно упала. …А на земле был ясный, солнечный день. Высоко над пещерой-могилой стонали и гнулись под теплым весенним вихрем могучие сосны. Вековой русский бор просыпался от зимнего сна.

Уже давно, выщелкивая клювом свою древнюю весеннюю песнь, ходил на красных рассветах красавец-глухарь по толстым веткам деревьев, прыгал вниз и чертил жесткими крыльями глубокие борозды на осевших сугробах. Уже под корнями вывороченной буреломом ели начинал просыпаться отощавший за зиму медведь. Пора вставать и теплом повеяло, и сочится вода, и сыреет уютная берлога…

Еще мертвы под исчезающим, плавящимся снегом прошлогодние травы, и еще дремлет великая сила семян. Но в согревающихся стволах деревьев готовятся, напрягаются новые соки. Корни глубоко проникают в почву. Они крепко хватаются за трещины в старых скалах. Еще ниже лежат пласты древних тяжелых глин и в дресву рассыпавшиеся кварцы и граниты. Изгибаются похороненные пласты известняков. В них роются воды, строят бесконечные тоннели и бездонные колодцы… Много чудного есть в нашей земле…

В глубине пробуждающейся земли стояли потомки перед телом своего предка.

 

1

Трудная дорога в нескончаемой извилистой пещере. Скользят ноги по неровным влажным камням. Тянет назад и вниз, мешает движению надоевший груз за спиной. Режут плечи ременные лямки… Не приносит отдыха сон на узких днищах резиновых лодок. Как хотелось бы раскинуться свободно, но нельзя лечь на холодный каменный пол пещеры.

Уже пятые сутки, как не встречаются больше редкостные красоты подземного мира. Не привлекают внимания и не возбуждают интереса заботливо отмечаемые на кроках маршрута разветвления пещеры. Однообразны зигзаги подземной дороги, однообразны стены и своды…

Кончаются десятые сутки пути. A подземным путешественникам кажется, что очень много времени уже прошло, что давным-давно и где-то очень далеко они оставили земную весну света!

Чертеж пути говорит — на восток, на восток вы идете! И думает Андрей Карнаухов: пора или не пора решать? Пора или не пора поворачивать назад? Упрямо гонит от себя вожак экспедиции назойливую мысль, и так же упрямо она возвращается обратно. Идет Карнаухов и спорит сам с собой: припасов вполне хватит дней на шесть, нет, на неделю. Назад идти — куда легче будет, быстрей по знакомому пути. A усталость? A силы людей? Одна тягота уменьшается, другая — нарастает. Эх, Андрей, не горячись, не зарывайся. Лучше меньше, да зато верней! Нет, лучше больше и скорей! Пора или не пора решить? Лучи электрического света скользят и подпрыгивают на влажных блестящих стенах. Люди идут на восток, стены — уходят на запад…

А наверху, на земле, быстро удлиняются дни. Почти месяц уже минул со дня весеннего равноденствия, пятнадцатый день апреля идет на земле!

Там быстро сокращаются ночи, там солнце день за днем все выше и выше поднимается в небе, а под землей все глубже, все ниже, все дальше от поверхности земли опускается пещера…

Длинный, вначале пологий спуск становился круче. Осторожный Царев предложил всем связаться веревкой, как это делают при трудных горных переходах. Спуск продолжался.

— Что ты об этом думаешь? — спросил друга Царев. — Пласты сильно изогнуты и падают вниз. Значит, мы уже в предгорьях или под горами. Район сбросов…

— А ты не думаешь, — тихо спросил Царев, — что нам пора назад? Мы начинаем спускаться слишком глубоко. Не лучше ли вернуться сюда потом и лучше оснащенными? Ты замечаешь, что труднее стало дышать?

Андрей ответил шепотом:

— Я не спорю. Но слушай! Пройдем еще немного. Смотри! — и он протянул товарищу руку с комочком глины. — Понимаешь? На полу начинается нанос! Поэтому стало так особенно скользко. До сих пор наносов не было. Это новое. Пройдем еще немного.

 

2

Как поломалась, как пала зима в половине марта, так и не смогла больше подняться со своими морозами и снежными бурями.

Сильная и ранняя весна наступила в этом году в западном Предуралье. Днем и ночью дули устойчивые теплые ветры. Быстро, опережая, как всегда, окрестные поля, освободилась от снега полоса отчуждения железной дороги. Солнце легче справляется с подкрашенным шлаком зимним покровом. Грачи прилетели шестнадцатого марта и бродили по железнодорожным насыпям. Спугнутые проходящим поездом неохотно поднимались отощавшие черные стаи и поспешно сыпались на пути за последним вагоном — в поисках еще редкой пищи!

А весна шла быстрым шагом. К двадцать шестому марта уже мало стало грачей на южноуральских дорогах. Они откочевали в рощи и к озерам. Там, над ноздреватым льдом в метелках мертвых прошлогодних камышей, уже кишели проснувшиеся насекомые.

В последние два дня марта прилетели первые серые дрозды, а на заберегах оттаивающих озер стало как-то сразу полно пролетной и прилетной водоплавающей птицы. Оседал снег, час от часу открывалась земля. К десятому апреля полностью освободились поля, и в полдень от черной пашни клубами поднялся пар. В лесах открылись поляны, обнаружились широкие лунки кругом стволов деревьев.

Вздулись ручьи. В верховьях рек Уфы и Белой прошла первая подвижка льда. Еще день — и по всем склонам Южного Урала загремела вода. Первым яростно рванулся Сим.

На крупномасштабной карте горная часть бассейна речки Сим кажется чем-то вроде древесного листа. Масса извилистых жилок сходится к крутогнутому черешку. Летом и осенью в глубоких долинах — ущельях между шишками, как называют горы на своем образном языке уральцы, Сим в своих верховьях и его притоки только простые ручейки.

Не то весной! Так гонит солнце снег с крутых шишек, что мирные ручейки становятся потоками, а принимающий их подмогу Сим оборачивается нешуточной, злой и стремительной рекой.

В горах половодье недолгое. Недели на две, на три хватает высокой воды. Чем дружнее весна, тем выше поднимается свирепая вода, но тем и короче будет ее сила.

Самая хлопотливая и горячая пора пришла для рабочих горных лесопромышленных хозяйств. Всю зиму они рубили меченые спелые деревья, очищали их от сучьев и скатывали готовые бревна в ложе ручьев. В этих местах плоты вязать нельзя, и лес из гор должен выйти молевым сплавом. В дни половодья весь коллектив леспромхозов — на берегах. Нужно управлять ходом леса.

Стиснутая в узком скалистом ложе, вода бросает, вертит и крутит толстые стволы… Вздыблется в камнях бревно, к нему приткнется другое… Мигнуть не успеешь, как торчит поперек русла ежом ощетиненная плотина. Случится, что разом ударит вода, и пробьется, дальше пойдет лес. Но ведь не всегда же одной силы довольно для дела! Закостенеет затор, укрепится самой водой и растет себе, и растет! Кончился сплав, пропала древесина.

А ведь один человек может разбить затор. Как многому другому, так и этой науке нельзя научиться со слов или из книги!

Всмотрится лесоруб, найдет опытным взглядом нужное место. Для проверки на одно бревно наляжет, за другое дернет. Правильно! Возьмет человек в руки толстый рычаг, воткнет меж бревен и заведет его как раз под то бревно, что все остальные держит.

И подальше, бегом! Она ведь, смерть-то, со смелым рядышком ходит и его оплошки только и ждет… Сделано дело: уже закачалась тысячетонная масса, заскрипела и как рухнет! И пошла дальше по воде, на стройки и на заводы, наша отменная советская древесина.

 

3

На высоком своде едва можно было различить острия свисших камней, так далеко они были. Под ногами же твердая, вся в трещинах корка, точно рваная жарким солнцем. Но какое же может быть солнце здесь, в сотнях метров под землей?

Гнутые глыбы известняка поднялись вверх, оторвавшись от своего ложа древнейшей породы изверженного базальта. А долго они лежали на твердой постели! Раковины моллюсков в полкилометра наслоились на дне океана, слились, окаменели. Сколько же дней уходило на такую работу?

А когда на берегу океана вверх поднимался горный хребет, рвал жесткую землю, какие же силы играли на шаре земли и как это было?

Так было: земная кора разрывалась, пучилась, дробилась и падала. Вся поверхность земли волновалась. Открывая на необозримые пространства глубины своего дна, океаны отступали и вновь бросались на сушу. Проглоченные, вмиг и навсегда исчезали с земной поверхности реки. Туманом мельчайших капель озера выплескивались к небу. Как трава, ложились первобытные леса стометровых деревьев-хвощей. Пространства, равные территориям теперешних государств, разом исчезали. На новых местах над потонувшими горами появились новые моря. В атмосфере на сотни километров поднималась пыль от разрушений, на долгие недели погружая землю во мрак, заливая ее густыми, грязными ливнями.

Вся земная поверхность морщинилась. Сталкивались не волны жидкости, двигались гряды горных пород. A сколько же дней могло бушевать землетрясение после того, как одним скачком вверх вырывался новорожденный горный хребет?

После таких рождений поверхность планеты создавалась наново… Однако же в самом факте землетрясения, с точки зрения современной геомеханики, нет ничего непонятного, нет ничего замечательного — скрытые силы земли, всегда существовавшие и существующие в равновесии, ищут и находят новое, нужное им равновесие — и только.

Мысль человека, постигая и делая выводы, находит другое, более замечательное и неизмеримо более значительное: жизнь, живая жизнь живых существ проходила через все испытания, не погибая. Она, эта жизнь, сохранялась, продолжалась в своем неукоснительном поступательном движении, в своем ничем не прерываемом развитии, жизнь живых существ, более прочная, более долговечная, чем море, суша и горы!

…Следы грандиозных древних перемещений земной коры, называемые сбросами, сглажены на поверхности. они засыпаны обвалами, заросли позднейшими отложениями, сравнены, незаметны для глаза. Недавно советские геологи под гладью западносибирских степей нашли следы колоссального сброса. Приблизительно по меридиану Челябинска, на тысячи километров с юга на север, здесь некогда появился гигантский отвесный порог. Он свидетельствовал об одном из движений Уральского хребта, этот разрыв с разницей уровней в семьдесят метров!

На западных гранях хребта подземные путешественники нашли в глубинах земли современника челябинского сброса. Монолитная толща известняка выгнулась над базальтовым ложем, образовав полость. Высохшее ложе подземной реки привело сюда четырех людей.

Дышалось трудно. В неподвижном воздухе пещеры стоял неопределимый тяжелый запах. Дыхание оставляло во рту странный вкус.

Столбы базальта разрывали плоский пол. Их подножья высовывались из застывшей, приподнявшейся корки.

Так вот оно… странный тяжелый запах мог подниматься только снизу, наверное, от этой черной растрескавшейся массы. Покрытый сверху тонким слоем чего-то, похожего на спекшуюся глину, грунт пещеры рыхло рассыпался в руках. Черный песок, чуть смешанный с пылью и с черными же камешками, оставлял на ладонях желтые искорки и тусклые серые чешуйки.

Размахивая киркой, Андрей бил ее широким концом у себя под ногами, разбрасывая грунт в стороны. Стенки ямы стекали вниз. Все больше и больше было видно желтых искр.

Задохнувшись, Андрей выпустил из рук кирку, стал на колени и в упор светил фонарем. На дне ямы была плотная смесь желтого и серого. Молодой геолог захватил горсть тяжелой сыпучей массы. Между пальцами текли сухие струйки.

Андрей с усилием выпрямился и разжал руку. Все видели, как с его ладони тек крупный золотой порошок, оставляя в середине ладони все уменьшающуюся кучку. Андрей зажал в кулаке черный камень с резкими острыми гранями. Он протянул его снизу Цареву.

— Возьми… Часы…

Острая грань черного камня — алмаза — со скрипом прочертила белую полосу на толстом часовом стекле.

Андрей хрипло дышал. Новгородцев, бледный до зелени, хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Голова Елены закружилась, и девушка схватила брата за плечо, чтобы не упасть. Карнаухов стоял в яме по пояс.

— Мало воздуха… — сказал он с усилием. Его голос звучал слабо, глухо. Руку!.. — сказал он. Он делал попытку выбраться из ямы, но ее края осыпались под его ногами.

— Руку! — повторил Андрей.

Очень высоко, почти невидимый, над маленькой кучкой людей грозно нависал свод колоссальной пещеры. Слабо, бессильно светили электрические дорожные фонари. Кругом смыкалась тьма сотен тысячелетий.

 

4

— А это? Это! Смотрите! Нет? Да! Это действительность! Можно видеть, можно осязать!

Корка хранила отпечатки. Глубокие, продолговатые, они шли пятью правильными цепочками, сближались, расходились, Опять сближались. Только шаги человека мог ли оставить такие следы. Да. Да. Корка была продавлена ногами людей!

В висках громко стучала кровь. Начинало казаться, что жесткий пол пещеры поднимается и опускается под ногами, как зыбкое торфяное болото.

— Я задыхаюсь… — бормотал Новгородцев. — Вернемся! Я погибну с вами… Они сошли с ума… Назад…

Никто не отвечал Новгородцеву, и он брел за другими. Но почему ноги подземных путешественников не оставляли следов? Те следы, по которым они шли, были глубокими, четкими, бесспорными… И это было необходимо. Подземные путешественники шли по следам. люди шатались, опьяненные тяжким воздухом пещеры.

— Я не могу отказаться… мы не должны отказаться… — твердил Андрей. Он не мог бы сказать, произносил ли он эти слова или только думал. Его цепко схватил за плечо Михаил:

— Стой! — сказал он. — Стой! Что дальше?

Другой рукой Царев притянул к себе сестру. Три головы сблизились. Новгородцев догнал остановившихся товарищей.

Михаил делал громадные усилия, чтобы преодолеть странное опьянение, мучительную головную боль и грохот в ушах. Он говорил:

— Мы вдыхаем что-то ядовитое… Древняя разложившаяся нефть? Не знаю… Что дальше? — спросил он — Мы можем отравиться… Все должны понять… — никто не отвечал. Михаил продолжал: — Мы рискуем. Сознательное решение каждого и всех!

Мертвенно бледное лицо Елены приблизилось к лицам друзей. Она говорила, едва шевеля побелевшими губами на неподвижном лице. А голос прозвучал глубоко и уверенно:

— Пойдем, по следам. Они прошли, и мы должны. Мы наследники. Вернуться стыдно.

За ее спиной взорвался Новгородцев:

— Я умоляю вас вернуться. Что вы? Вы хотите найти еще трупы в конце? И остаться с ними? Тоже трупами? Назад!

Карнаухов перебил Новгородцева:

— Я не знаю пути назад! Не хочу знать! Я потерял дорогу! Только вперед!

…Никто из четверых путешественников не мог бы сказать, как долго они шли по следам. Андрей и Михаил поддерживали Елену. Чтобы не потерять их, Новгородцев держал Царева за руку. У всех кружились головы.

Пол пещеры ходил как живой. Люди шатались, спотыкались. Странные видения овладевали опьяненным неведомым ядом сознанием.

Тяжелый воздух все густел и густел, развевался черными полотнищами, теряя прозрачность. Пол отрывался под ногами. Вспыхивая панцырями золотой чешуи, чудовищные рыбы шевелились в глубинах, распахивали острыми носами серый платиновый песок на морских отмелях. Сами раскрывались грандиозные перламутровые раковины, и из них сыпались в твердую воду сверкающие черным огнем алмазы. Волны каменели тяжкими белыми пластами.

А между видениями и людьми ясно, твердо, бесспорно шли цепочки глубоких следов человеческих ног. Нужно было карабкаться по ним вперед и вперед, выше и выше. Ничему другому не нужно было верить. Сейчас были нужны только следы.

 

5

Плавно вверх уходил тоннель. Кончилась запекшаяся корка, кончились следы. Все легче и легче можно было дышать. Еще оставалось ощущение тяжелого запаха, еще был во рту странный вкус. Еще мучительно болела голова, и стучала кровь в висках, причиняя эту боль. Но сознание яснело, освобождаясь от видений, и мысль могла больше не бороться за существование. Болезненное опьянение проходило.

Они прошли! Вперед! Они понимали, что нужно уйти дальше, чтобы в безопасности отдохнуть, чтобы дать покой отравленному ядовитыми испарениями мозгу и истощенным мускулам. Люди спотыкались, падали. Андрей ушиб колено и шел тяжела хромая. Еще немного…

Глубоко вздохнув, вожак остановился, скомандовал:

— Стой! Привал, — и сбросил мешок с плеч.

Карнаухов не случайно выбрал место для отдыха. Пещера образовывала разветвление и слева подходил неширокий тоннель. Он мог обеспечить какую-то вентиляцию. Михаил заставил себя пройти несколько десятков шагов по тоннелю и вернулся. Узкая пещера вела к северу.

Есть никому не хотелось. Путешественники молча готовились ко сну.

— И все-таки мы сумели пройти через бездну… Как они, — тихо промолвила Елена.

— Да… если бы не следы… — отозвался Карнаухов.

Послышался неуверенный, виноватый голос Новгородцева:

— Я… Я испугался… я думал мы погибнем… я был неправ…

— Золотая, черная, страшная и чудесная бездна, — сказал Царев.

…Все крепко спали. Лежа на узком днище резиновой лодки, Елена зябко прижималась к спине брата. Сон девушки был тревожным. Она вновь переживала переход через страшную черную пещеру и задыхалась, бродя среди чудовищных столбов базальта и разыскивая потерянные следы. Потом девушке снилась вода. Она видела себя на берегу сурового бурного моря. Волны гремели, как выстрелы орудий. Шипела и скрежетала галька. Со свистом неслись водопады, пенились буруны. Игра снов сменялась, точно на экране. И девушка видела, что она находится на всеми оставленном пароходе. Она заперта в тесной каюте. Вздувшаяся река несла и крутила никем не управляемое судно среди высоких скалистых берегов…

Постепенно девушка просыпалась. К ней уже вернулось сознание того, где она находится, но шум воды не утихал. Он изменялся и делался еще более громким с пробуждением.

Несколько недолгих секунд сон смешивался с действительностью. Елена встала, зажгла свой фонарь, всмотрелась и закричала:

— Просыпайтесь! Вставайте!

 

1

Из левого, северного ответвления от основной пещеры стремительно неслась бурная мутная вода. Она пенилась, вздувалась короткими ломаными волнами, кружилась водоворотами.

Место для привала было выбрано дальше ответвления и выше его по уровню. Поток ударял в стену и разливался почти до ног подземных путешественников. Ниже привала вода заполнила пещеру во всю ширину, и целая река неслась по пройденному экспедицией пути.

Вода все прибывала и прибывала. Громадная сила гнала поток, толкала его ударами мощного поршня. Пришлось подняться выше, чтобы уйти от воды. Откуда-то извне приходили волны, одна больше другой. Слой наращивался на слой.

Странное эхо рождалось под низкими сводами. Многократно отражаемый камнем, звук искажался. Он совсем не был похож на веселый шум наземных вод.

Подъем, который преодолела экспедиция в последние часы своего пути, был достаточно крут. Он легко поглощал поток, за ним находилась золотая бездна. Люди стояли и освещали своими фонарями дикую картину подземного наводнения. Казалось, что оно достигло своего предела. Вот на поверхности потока мелькнуло что-то бесформенное. Михаил Царев закричал:

— Это ветка дерева!

Вслед за веткой в потоке прокатилась мохнатая масса. Переворачиваясь, она, как живая, взмахивала длинными лапами. На миг показался свежий срез ствола вершины ели с или пихты. Ныряя и вертясь, пронеслись темные поленья.

Подземное наводнение длилось уже полчаса или немногим дольше. Затем вода стала резко спадать. Подземное наводнение кончилось так же внезапно, как началось. Еще несколько минут, и тоннель обсох совершенно. Вода исчезла. только кое-где оставались в пещере лужи, куски коры, ветки деревьев. У ног подземных путешественников лежал тонкий нанос грязи, черной хвои и прошлогодних листьев.

 

2

В верховьях невидной и малоизвестной южноуральской реки Сим, в горах, есть одно примечательное место. В узкую долину-ущелье высовывается отрог горы. Река, спрямляя свой путь, пробила гору и проходит под ней не такое уж малое расстояние — километра полтора, если не все два.

Тому назад лет двадцать или двадцать пять в горах началось правильное лесное хозяйство. Поднимаясь весной, Сим большей частью своих вод проходил в обход своего узкого подземного русла. Но помеха лесосплаву все же была.

Верхний вход в подземный участок завалили камнями. Теперь весной только самая малая часть воды проникает сквозь щели грубой плотины. Летом же Симу этих щелей хватает вполне. Он своей скудной летней водой по-прежнему сочится старой дорогой и вытекает ручьем с другой стороны из-под широкого неправильного свода, под которым впору пройти, не сгибаясь, и самому высокому человеку.

От этого-то места, с километр вниз по течению, между крутыми скалистыми берегами, утром шестнадцатого апреля сбился затор из сплавляемых бревен.

Как говорится — бывает и на старуху проруха, — а конь на четырех ногах, да и то спотыкается! — проморгали рабочие, вовремя затор не разбили… теперь же, как ни бились двое опытных лесорубов, ничего у них не получалось!

— Чорт же тебя ломай, проклятый! Чтоб тебя язвило! — ругались рабочие. A река вскоре остановилась совсем. Вода закружилась и стала успокаиваться, поворачивая вспять по течению и образуя нечаянный пруд с далеким подпором вверх по ущелью.

И надо же! Вода одна не ходит! Бригадир с аварийным запасом толовых шашек с утра подался вверх по реке. Искать его побежал лесоруб помоложе, а оставшийся так обозлился, что на реку больше и смотреть не хотел! Меж тем весь лес с верховьев, числом не менее шести тысяч бревен, сбился к затору. Вода же так поднялась, что совсем закрыла и то место, где Сим норится под землю.

К часу дня, растрепанный, без шапки и без голоса, из лесу кубарем выкатил бригадир, за ним появился и отставший посыльный.

Через десять минут издали было видно, как затор дернуло. Грянул взрыв и пошел гулять перекатами по горам, как веселый весенний гром. Дав, наконец-то, волю воде, рассыпалась дикая плотина. Каша из бревен покатилась вниз, с размаху прочищая русло с временно обмелевшим лесом. Люди тоже заторопились вниз. Лес сбился густо, смотреть нужно в оба. Теснина опустела, точно ничего в ней не было.

 

3

Сидя в резиновой лодке, Карнаухов говорил как всегда, бодро и громко:

— Давайте-ка, товарищи, рассудим толком, не торопясь, по всем правилам технического совещания. На повестке дня вопрос: предложения по дальнейшему плану действий. Михаил! Слово тебе!

— Вот что я думаю, — сказал Царев. — Воды вниз прошло немало. На земле началось половодье. Карст получает воду. Словом, благоприятные зимние условия нашего путешествия окончились. Подземная обстановка изменилась. Должен сказать еще, что я сейчас нашел ответ на занимавшую меня загадку. Мы прошли бездну только благодаря глубоким, четким следам. Но своих следов не оставили. Почему? Когда шли они, грунт был размягчен. Следовательно, бездна получала и раньше воду и вода куда-то могла уйти. Мой вывод таков — если обратный путь и залит водой, то не навсегда…

Михаил сделал паузу и продолжал:

— Но теперь я свято верю в легенду о бежавших пугачевцах. Мы уже в районе гор. Выход не может быть далеко.

— Теперь я скажу! — закричал Андрей. — Мы нашли россыпи золота, платины, алмазов! Здесь подземная география такова: мы пришли в нашу золотую бездну одним руслом древней реки, вышли — другим. Эти исчезнувшие карстовые реки намыли для нас склад. Мы вернемся для подробного исследования, запасшись кислородными приборами. Но не сейчас. Мне еще мало. Ты только здесь поверил в легенду, Михаил, а я всегда в нее верил. Случая не было, вот беда. Конечно, выход близко. нам хватит продовольствия на пять дней, света — на шесть. Против того, чтобы идти назад, есть и еще одно соображение: мы прошли бездну по следам. Честно говоря, я потерял ориентировку. А искать вход в наш западный тоннель в отравленной атмосфере опасно. Сейчас следы под водой. Словом, все за то, чтобы идти только вперед.

Андрей встал. Его лицо покраснело от возбуждения. Молодой геолог обратился к Новгородцеву:

— А вы что нам скажете?

Новгородцев сидел опустив голову. Он поднял лицо и ответил:

— Я уже сказал. Вчера. Я пойду с вами… У меня один вопрос. Как бы сказать? Если с нами что-нибудь случится? Что будет с результатами экспедиции?

— Ничто не пропадет! — с силой ответил Андрей. — Я люблю говорить — нет случайностей. Товарищи иногда шутят над моей поговоркой. Недавно меня директор завода поймал — вода на площадке нашлась случайно! A я сейчас опять повторю нет случайности. Мы не случайно нашли золотую бездну, так как не случайно наше правительство приняло решение строить завод и не случайно на площадке нашли пещеру. Нам покоряется Земля! Что же касается нашей личной безопасности, то кто мы с вами? Разве мы какие-нибудь жалкие американские авантюристы-золотоискатели? Пусть я потерял ориентировку после вчерашнего перехода через бездну! Пусть мы чорт знает где под землей! Но мы не одиноки. Народ с нами. Если мы здесь просто ляжем и будем лежать, недели через две, если не раньше, сюда явится Куржаков или еще кто-нибудь и спросит: «Что случилось? Ваша командировка кончается, а вы бездельничаете?» Андрей весело рассмеялся. Царев добавил за него:

— Да. Дорога пробита.

— Пойдемте дальше, — заключила Елена.

 

4

Широкий тоннель явился естественным продолжением всего пути. Здесь протекала река, несшая в своих водах драгоценные металлы, этой дорогой прошли в горы пугачевцы.

Но впервые подземные путешественники попали в тупик. Пятый час пути от места подземного наводнения привел их к началу широкой пещеры. Обвал образовывал какое-то подобие циклопической стены, преградившей дорогу. Она была сложена почти вертикально из громадных обломков камней. По стене слабо сочилась вода, падали капли. Было сразу видно, что тоннель разрушен.

Первое серьезное препятствие. Избалованный удачей, Карнаухов испытывал чувство острого разочарования. Он рассматривал крупномасштабную карту и старался хотя бы приблизительно определить точку нахождения экспедиции.

Михаил невольно вызывал досаду своего друга. Он рассматривал стену и говорил:

— Этот завал не производит впечатления древнего события. И вода проходит неглубинная. Это снеговая вода. Где-нибудь над нами карстовая воронка… Андрей молча соглашался. Вот они, изображенные топографами частыми горизонталями, большие, заросшие лесом, котловины среди крутых гор. Они не имеют видимого выхода для дождевых и снеговых вод, но совершенно сухи, не заболачиваются. Прав Михаил. Андрей с раздражением закрыл планшет. Не вышло! И он сказал, обращаясь к товарищам:

— Выход пугачевцев завалило. Но я его найду. Буду искать. Перерою все горы наверху!

Сидя на своем мешке, Карнаухов ворчал: «Не люблю идти назад». A Михаил, сопровождаемый Новгородцевым, пошел вдоль обвала. Иногда он тушил фонарь и вглядывался вверх. Не мелькнет ли дневной свет? Это не было бы невероятным.

Вдруг Михаил поскользнулся, вскрикнул и упал. Новгородцев бросился к нему. Он увидел что Царев скользит в зияющей черной щели. Он упирался руками, пытаясь найти опору. Выпущенный из рук фонарь висел под ногами Царева, раскачиваясь на шнуре.

 

5

Луч света на блестящем камне — это было последнее, что рассмотрел Новгородцев и очень хорошо запомнил. Новгородцев бросился на грудь, вытянул руки и попытался схватить товарища. Пальцы ощутили гладкую кожу куртки и сами вцепились в воротник.

Михаил сделал движение, и Новгородцев почувствовал что они оба сдвинулись вниз по гладкой поверхности камня. Новгородцев инстинктивно старался зацепиться за что-нибудь носком сапог. Он напряг мускулы ног и ступней, стараясь найти опору. Оба молчали. Михаил больше не шевелился.

Новгородцев не отдавал себе ясного отчета в том, что происходило. Вцепившись в плотный кусок кожи воротника куртки, он ощущал без мысли и без вывода, медленное — так движется минутная стрелка — скольжение вниз. Время отсутствовало. Новгородцеву захотелось разжать пальцы. Тогда он мог бы встать и отойти от страшного места, но разжать пальцы и выпустить это тяжелое, тянувшее его вниз тело он не мог, ему не удавалось это. Руки были сильнее его, они держали его самого, потому что человек живет не только для того, чтобы цепляться за жизнь. Оказывается, что самое важное дело было в том, чтобы цепляться за кусок гладкой выделанной кожи. Это было странно, но сами мускулы тоже понимали, что так нужно. Они, сжимали пальцы и никогда не согласились бы их освободить.

Сзади слышались голоса. Что-то кричала Елена. Новгородцев знал, что это ее голос, но слова не доходили до сознания, только звуки. Мысль вернулась к Новгородцеву как-то сразу. Его правую ступню схватила петля и тогда он сразу почувствовал ломающее напряжение и мучительную боль в пальцах и плечах. Но когда и как рядом с его руками, вцепившимися в воротник куртки Михаила Царева, появились еще две руки, он не заметил.

Снизу сказал спокойный и самый обычный голос Царева:

— Вы поторопитесь… чтобы не опоздать…

Карнаухов ответил прямо в ухо Новгородцеву:

— Торопимся! А, ну? Потянули! Перехватывай! Еще! Опять потянули!

…Подземные путешественники так устали, что привал на ночь был устроен вблизи от тупика. Все быстро заснули, и только Андрей Карнаухов долго лежал без сна, стараясь не шевелиться, чтобы не беспокоить Новгородцева. Тот вздрагивал во сне и иногда неразборчиво бредил.

Молодой геолог думал о том, что может ждать экспедицию. Перед ним больше не было того прекрасного неизвестного, которое он любил больше всего в жизни. Да, не было… Нужно идти назад. И только что едва не погиб Михаил. Если бы не Новгородцев… Есть, видно, и в этом человеке здоровая ткань под канцелярским наносом. Обстановка осложнилась. И подземное наводнение было грозным предупреждением. Карст показывает зубы… Да. Золотые зубы с платиновыми прослойками, с алмазами… пусть показывает.

Андрей иногда любил пошутить сам с собой, наедине. Но сейчас руководитель экспедиции не был спокоен, и шутка не получалась. Андрей чувствовал сзади себя черную бездну, залитую водой. Над водой стояли густые, ядовитые газы…

 

1

На обратном пути Карнаухов остановил группу у входа в узкий тоннель, пропустивший вчера подземное наводнение.

— Вот что, товарищи! — сказал вожак экспедиции. — Откровенно говоря, у меня есть большие сомнения о проходимости нашей золотой бездны. Там трудно дышать. Если и вода еще стоит, следы скрыты. Я не отдаю себе отчета в том направлении, по которому мы пересекли бездну. Где вход в нее? Как найти его? Все это меня бы не смущало, если бы там можно было свободно дышать. А не исследовать ли нам эго разветвление? Ты что на это скажешь, Миша?

Царев ответил:

— Я тоже все время думаю о том, что ты сказал. Вода прорвалась с поверхности, что тут говорить. Но наводнение прервалось вдруг. Это-то мне и не понравилось. Создалось впечатление, что прорвавшуюся реку остановил обвал. Пещера заткнулась, как пробкой. Почему? Естественный ответ: часть свода была в неустойчивом положении, и вода разрушила его окончательно. Тогда и мы не пройдем…

— Такие же мысли и у меня, — сказал Андрей. — Я твердо уверен, что не этой щелью прошли пугачевцы. И сейчас уверен, что не ошибаюсь.

— Так как же быть? Пройдем старой дорогой, через бездну?

— A по-моему, вы оба можете ошибиться! — вмешалась Елена. — Почему?

— Слушайте! Пещера совсем сухая. Неужели через обвал не может пройти вода? Хоть немного? А ее нет совсем. Почему бы река не нашла себе попросту другой ход?

— А не права ли ты, Ленок? — и брат ласково обнял сестру. Ободренная девушка продолжала настаивать:

— Все видели, какие большие ветки тащила вода. Неужели мы не сумеем протиснуться?

Карнаухов не хотел признаться в том, что перспектива перехода через золотую бездну сейчас, когда нужно было окончательно решиться, внушала ему страх. Его живое воображение подсказывало массу трудностей. К тому же, не активизировались ли ядовитые испарения от контакта с водой? Хорошо… пусть это будет только отсрочкой… время идет… вода в бездне должна спадать… только бы можно было рассмотреть следы… Точно читая мысли Андрея, девушка продолжала настаивать:

— Нечего бояться. Что у нас, сил не хватит? Я знаю… Продовольствие можно растянуть. И не обязательно, чтобы все мы расходовали батарейки. Светить может только передний. Этого хватит.

— Я могу есть в три раза меньше и идти в темноте! — храбро поддержал девушку Новгородцев.

— Вы, Андрюша, должны слушать меня и Петра Петровича! Мы с ним представляем голос масс! — и девушка ласково улыбнулась Новгородцеву.

— В самом крайнем случае, мы сможем дождаться помощи со стройки, — добавил Новгородцев. Со вчерашнего дня в нем произошла перемена.

— Решено! — утвердил руководитель экспедиции.

 

2

Но беспокойство не оставляло Карнаухова. После того как едва не погиб Михаил, ведь он был спасен только неожиданным мужеством Новгородцева, Карнаухов впервые в жизни начал познавать бремя большой, настоящей ответственности. Пусть он и пытался подшучивать над собой, но это было так. До сих пор молодой человек знавал тревоги зачетов и экзаменов, случалось ему неудачно выступать на собраниях, были неуспехи на работе. Но тогда он бывал один. A одна не болит голова, а коль болит, то все одна! — так говорит старая русская поговорка.

И настоящую ответственность, ответственность за жизнь руководимых людей и за успех порученного дела молодой геолог испытывал впервые. Есть положения, в которых мы делаемся в недолгий срок старше на годы.

Только накопленный жизненный опыт позволяет заранее взвесить результаты действия. В начале же жизни лишь после осуществления намеченного человек может отдать себе правильный отчет в значении совершенного им и, оглядываясь назад, оценивает свои поступки точной мерой и весом.

Еще вчера Карнаухов был уверен в своей правоте, но теперь он сомневался. А не действовал ли он под впечатлением минуты? Не нужно ли было ограничиться находкой золотой бездны? Где было правильное решение и где было увлечение успехом, горячность, необдуманность?

Группу вел Царев. Проникнув в узкий тоннель, они не производили съемки пути, чтобы сократить время, и только показания шагомером должны были сказать о размерах пройденного расстояния. Задумавшись, Андрей не отдавал себе отчета, как долго он идет по новому тоннелю. Он остановился, когда остановился Царев.

Пещера поворачивала и суживалась. Проход почти на высоту человеческого роста был забит кусками дерева и ветвями. Михаил взобрался наверх и поднял фонарь. Он увидел впадину в стене, порог и за ним большое, почти круглое отверстие. Новгородцев ловко забрался к Михаилу, оперся о стену руками и подставил спину.

Царев немного подтянулся на руках, стал товарищу на плечи, поставил колено на каменный порог и скрылся в черной дыре. Почти тут же он позвал:

— Забирайтесь сюда все!

 

3

Вход был низким! Проникать в него приходилось, согнувшись почти до полу. Но дальше можно было выпрямиться.

Пещера не казалась большой. В глубину — не больше двадцати шагов и значительно уже в ширину. Здесь свод не нависал над головой. Стены уходили вверх. Они постепенно сужались, и где-то, как казалось, очень высоко, виднелась светлая точка. Подземные путешественники поняли сразу, что это был дневной свет.

Только у входа был виден каменный пол пещеры, он казался сглаженным, отшлифованным. Внутрь уровень повышался. Неровная плотная масса состояла из пепла, в котором можно было рассмотреть куски сгнившего дерева, кости, острые смолистые сучки. У стен возвышались кучи костей. Можно было различить толстые, изогнутые черно-коричневые бивни.

— Может ли быть? Клыки слона? — сказал кто-то.

Царев нагнулся и взял в руки камень. Тяжелый, продолговатый кусок гранита имел в середине правильное круглое отверстие. Один конец камня был заострен, другой тупой. Каменный топор…

…Может ли случиться, чтобы давно прошедшее вдруг вернулось, вдруг вторглось в нашу жизнь сейчас, в минуту, которая идет, которая еще не прошла? В этом подземном убежище все оставалось таким, каким оно было, когда ее покинул последний владелец.

У задней стены было возвышение — место очага. Стена еще носила следы огня, и время не уничтожило копоть, глубоко въевшуюся в поры и трещины камня. Если бы подземные путешественники могли сложить костер, его дым так же поднялся бы вверх, как он поднимался к далекому выходу из естественной трубы тысячелетия назад.

Громадные черепа вымерших зверей, свидетельства доблести и силы древних людей, могли еще и сегодня служить удобными сидениями.

На каменных стенах виднелись странные сочетания глубоко врезанных линий. Чем больше вглядывались в них молодые люди, тем яснее делались образы, созданные руками первобытных художников. Грубые изображения поражали своей верностью природе. Горбатый мамонт изгибал хобот, чтобы показать мощные бивни. Толстая шерсть исчезнувшего колосса стояла дыбом на затылке и падала почти до земли. Длинноногий олень наклонял голову под тяжестью ветвистых рогов. Стелился гибкий хищник, первобытный тигр, и острые зубы торчали из его пасти. Неуклюжие лапы расставлял остромордый медведь. Птицы с раскрытыми крыльями тянули свои тонкие голые шеи…

Здесь было все как когда-то… Сейчас, бесшумно проскользнув через узкий вход, отшлифованный ногами многих поколений, появится, одетый в звериные шкуры, прародитель современных людей. Видно, до этого дня никто еще не проникал в глубокое подземное убежище, надежный дом первобытного человека.

Подземные путешественники не рылись в толстых отложениях пола пещеры. Они не тронули ничего. Они знали, что скоро сюда придут ученые, которые тщательно изучат все малейшие подробности, просеют драгоценный пепел.

— У меня есть одно предложение! — сказал Андрей: Карнаухов. — мы назовем эту пещеру пещерой Царевых!

— Почему? — спросила Елена.

— Это вы настояли обследовать тоннель, а Михаил первым вошел в пещеру. А теперь дальше. Мы близки к земле. Хозяева пещеры не могли подниматься в трубу. Они проходили тоннелем.

 

4

Добрый знак! Чувствовалось движение воздуха, свежего земного воздуха! Вскоре перед подземными путешественниками открылась новая картина. Почти перпендикулярно к тоннелю шел широкий низкий канал. Со дна выступали резкие очертания гранитных скал, лежала галька, окатанная водой.

Между камнями тек быстрый ручей. Это была не та прозрачная влага, к которой привыкли люди в своем путешествии. Перед ними поспешно текла мутная вода поверхности земли, вода полых вешних вод. Она имела замечательный вкус весны, вкус талой проснувшейся почвы.

Андрей забыл свои сомнения и тревоги. Усталости как не бывало. И он весело покрикивал:

— Ну, как? Придется выдать премию инициаторам! Что же? Последний привал. Предлагаю — пять минут, а я пойду на разведку!

Разве кто-нибудь мог согласиться ждать? Но короткий переход был нелегок. В воде, между камнями. Сначала до пояса окунулся Карнаухов. Потом в яму попал Михаил Царев. Новгородцев разбил свой фонарь.

Ровно в пять часов вечера люди заметили впереди слабый синеватый свет. Елена закричала:

— Ура! Мы выходим!

Привыкшие к темноте и к скудному свету фонарей, глаза подземных путешественников уже хорошо видели все в слабом дневном освещении. Вот и резко очерченная граница пещеры. Извне рвется шум реки. И день. И теплый воздух весны!

Как ослепителен солнечный свет… Не сразу смогли увидеть участники подземной экспедиции высокие скаты ущелья вверху и быструю реку у себя под ногами. Им пришлось закрывать руками глаза, болевшие от нестерпимо яркого света, и ждать, пока не справится зрение.

К берегу нужно было добираться в ледяной воде вдоль отвесного среза гранита. Но молодые люди так закалились под землей, что теперь им все казалось легким и простым. Товарищи весело шутили, помогая друг другу.

Вот и конец, вот и сухая земля под ногами. Успех и победа. Они вышли «наверх» восемнадцатого апреля.

— Отныне наш знаменательный, памятный день!

 

5

На освещенных солнцем южных скатах глубокой теснины уже не было снега. В затененных местах северной стороны кое-где еще истекали водой последние остатки сугробов. Было безветренно. В тихом воздухе прозрачно и четко щебетала синица.

— Давайте поскорее разводить костер. Нужно высушиться. Собирайте хворост. Вот подходящая сухая береза. A, ну! Нажмем! — по привычке командовал Карнаухов.

На сухом месте, между двумя густоветвистыми пихтами, они устраивали себе ночлег. Молодые люди нарубили пихтовых ветвей, таких удобных, с такой пышной хвоей. Они протянули шест между деревьями, оперли на него стену пихтовых лап. На землю они набросали толстый упругий слой тех же ветвей, и перед этой широкой постелью развели славный длинный костер. Сразу стало жарко, быстро сохла одежда.

Захотелось есть, как никогда. У всех обнаружился волчий аппетит. Долой паек — все ели до отвала. Молодые люди кипятили речную воду в своих походных алюминиевых кружках и, обжигая пальцы и губы, с наслаждением пили кипяток. Жизнь была прекрасна.

— Но до чего же вы все мохнатые и черные! — хохотала Елена, разглядывая своих товарищей, их темные лица, поросшие почти двухнедельной щетиной. Потом девушка посмотрела на свои руки с обломанными ногтями и с потрескавшейся кожей и покачала головой. Через минуту она опять хохотала:

— Нет, ты посмотри на себя, Миша! — сестра протягивала брату карманное зеркальце. — Ты похож на какого-то зверя, право же! У тебя совсем другое, не твое лицо! A Андрюша стал похож на бедуина из книжки. Точно такое же длиннейшее коричневое лицо и попытка отпустить тощенькую бородку!

— Не нужно мне твое зеркало! Тебе самой не мешает умыться, — отшучивался брат. — A что у тебя творится на голове! Ай, ай, ай! Пук сена, настоящего сена!

Девушка расчесывала волосы и делала гримасы, так как гребень застревал в сбившихся прядях. Когда Новгородцев порылся в своем мешке и достал кисточку и плоскую коробку с безопасной бритвой, Елена весело закричала:

— Можете убедиться, Петр Петрович умнее вас всех! В награду можете получить мыло, но только с условием — ни за что не давайте бритву ни Мише, ни Андрюше! Они могут потерпеть. Я настаиваю, чтобы они снялись в таком виде. Обязательно! Я вставлю карточку в рамку и напишу — современные пещерные люди!

Солнце ушло за горы. Ущелье затянулось тенями. Внизу бурливо тек Сим. В вышине черные верхушки деревьев уже слились б непрерывную черную зубчатую линию.

Путешественники без труда заготовили сухого дерева, которого много в гостеприимном уральском лесу. Хватит на всю ночь. Свежие пни в лесу говорили о работе людей. Андрей Карнаухов считал что железная дорога не должна быть далеко. A хоть бы и далеко? Легко ходить по земле, где светит солнце, а не узкий луч электрического фонаря.

А сейчас нужно выспаться вволю на мягкой пихтовой постели у яркого теплого костра. Это предстоящее удовольствие путешественники ни на что сейчас не променяют.

— Замечательно жить на свете… — шепнула Елена, засыпая.

Андрей говорил:

— А все-таки пугачевцы вышли не здесь. Лоб себе разобью, а найду. Мы должны… — сон прервал его на полуслове.

 

1

Самое обычное, самое привычное и простое, но и самое удивительное в нашей жизни — это движение времени. Безостановочно секунды слагаются в минуты, часы, дни, месяцы и годы… Они несут с собой перемену всему, что только существует в мире. И нет такой силы, чтобы остановить движение времени!

Но человеческое сознание по-разному воспринимает движение времени. Мчатся насыщенные событиями дни. Чем скорее идет время, тем быстрее растет и развивается человек.

…Вышел на горную поляну лось и замер. Он увидел длинное яркое пятно, вырезанное в темноте. Пятно колебалось, поднимаясь и опускаясь. Запах дыма, горький и сладкий, остановился в ноздрях зверя. Тревожно и страшно пахнет желтый огонь, когда он идет по лесу в сухое и жаркое лето. А этот — добрый, знакомый. Только его и боятся злой комар, хищный овод и неотвязно-докучливая мошка.

Приходилось старику бесшумно подходить летней ночью к разложенным людьми кострам в лесных дебрях. Случалось ему чутко спать, найдя в дыму отдых от навязчивых мучителей и умел он неслышно исчезать при первом движении и вздохе проснувшегося человека. Но еще свободен воздух от злых врагов и не нужен лосю дымный костер. Кладет умный и строгий зверь на спину широкие рога и уходит своей дорогой.

Новгородцев проснулся от холода. Товарищи спали. Новгородцев посмотрел на звезды над вершинами деревьев и на свернувшуюся в комочек Елену, встал и осторожно подбросил сухого дерева на подернутые пеплом угли. Костер задымил и через минуту ярко вспыхнул. Стало тепло. Новгородцев больше не хотел спать. Он сидел перед костром и смотрел в огонь. Редкий человек бывает равнодушен к причудливой игре пламени.

Пуская острые струйки дыма, корчилась и свивалась береста. Делались прозрачными и распадались тонкие еловые веточки. Языки пламени трепетали, каждый по-своему, удивительные в неповторимости и в разнообразии форм и оттенков. Новгородцев смотрел не отрываясь. Казалось, что огонь занимает его всецело.

Вдруг что-то странное послышалось молодому человеку. Точно где-то очень далеко, невнятно и разноголосо заговорили люди. Новгородцев тревожно вытянул шею и прислушивался. Нет сомнения! Опять донеслись голоса, громкие, звучные… Только слов нельзя было разобрать. И в третий раз заговорила далекая толпа. Было ясно слышно чье-то серебряное горло.

Внезапно зашевелилась и села Елена, не открывая глаз. Она быстро-быстро заговорила, не просыпаясь:

— Обязательно, обязательно, обязательно… Скорей! Да слушайте же, скорей, вперед!

— Спите, спите, Елена Константиновна, спите, еще ночь, — шепотом сказал девушке Новгородцев, — шшш… нужно спать…

Елена послушно легла, глубоко вздохнула и успокоилась. А Новгородцев опять прислушивался: не раздадутся ли вновь поразившие его звуки? Молодой человек вырос в большом городе и не знал, что так у нас веснами кричит перед слетом перелетная станица отдыхающих журавлей, предупреждая о готовящемся рождении первых лучей утренней зари. Уже не верил слуху Новгородцев, думал что трижды его обманул уральский лес. Но вот в четвертый раз пришли к нему те же звуки, и он поверил, но понял — это не люди.

Четыре призыва вольной природы и свободного леса… Так что же ответить? Как быть? Как жить дальше?

Чуть заметно начинало бледнеть небо. Пришел рассветный час, тот, когда пробуждаются птицы и особенно крепко спится усталым людям. Пошло по лесам звучное гуль-гуль-гуль… На просохших полянках собирались удальцы, черныши-косачи слетались на молодецкие бои, и старый тетерев, завсегдатай тока, опустив толстый клюв к земле, первым подал сигнал пестрым тетеревам: «Прилетайте! Полюбуйтесь нами, храбрецами! Мы начинаем!» Как же жить дальше? Вернуться к письменному столу, писать длинные доклады, писать ответы на письма, знать жизнь только из дома по тем же улицам и письменному столу и раз в год на курорт? И частенько слышать: «A что вы в этом понимаете? Вы жизни не знаете! Вы же на производстве не были!»

Теперь Новгородцев понимал жестокую правду этих слов по-настоящему. Да, была сделана ошибка. Не так была начата жизнь…

Стало совсем светло. Сейчас покажется солнце. Воздух был чист и неподвижен. Новгородцев ясно расслышал еще один, на этот раз знакомый звук далекий гудок паровоза.

 

2

Богат и разнообразен лесной покров Южного Урала и его предгорий. На хвойных коврах под соснами, пихтами и елями шаги молодых людей были почти неслышны. Но в чернолесье под их ногами гремели прошлогодние листья, твердые и ломкие от последнего в этом году ночного заморозка. В небе все выше и выше всходило теплое солнце.

Исследователи карстовых бездн шли налегке. Недалеко от выхода из пещер они спрятали между камнями все свое оборудование.

— Оно нам скоро пригодится! — сказал Андрей Карнаухов. — Недели через две сюда такое паломничество начнется, что только держись! Нам придется быть первыми проводниками.

Молодые люди проходили молчаливыми и всегда темными еловыми рощами. Здесь острыми пирамидами на двадцать, на тридцать метров вверх поднимаются густые ели, а внизу ровный многолетний слой опавшей хвои. Солнечные лучи никогда не проникают к земле, и сами себя осуждают на горькую старость без потомства сильные ели.

Но радостно делалось в сменявших еловые рощи сосновых лесах. Великолепные мачтовые деревья высоко поднимают прозрачные вершины. Много внизу света и воздуха, и дышится вольно всему живому.

К полудню ущелье расширилось в долину, и стала видна резкая граница гор. Стенами они стоят на севере, востоке и юге. Одна из красивейших русских местностей открыта только на запад. По ней, вырвавшись на свободу, бежит весной полноводный Сим, бьет буйной водой в берега и хвалится своей недолгой силой. Как легко ходить по земле, как хорошо и далеко все видно!

— Сюда нужно будет проложить дорогу, — говорил Царев. — А к нашей золотой бездне следует пройти сверху шахтой. Это самое простое. И вопрос ее вентиляции проще так разрешить. Проход через Сим и тоннель годится для разведки, но не для промышленной эксплуатации.

Молодые геологи рассуждали о своих открытиях с рабочей простотой, давая этим последний урок Новгородцеву.

Давно забыл Новгородцев о своих намерениях приписать себе роль в открытиях экспедиции. Если бы кто-нибудь мог ему сейчас напомнить о них, молодой человек, вероятно, смутился бы до глубины души. Он принял решение.

На первом же коротком привале Новгородцев обратился к своим спутникам:

— Я вас прошу, товарищи, выслушать меня. Коротко говоря, я ухожу со своей теперешней работы и прошу мне помочь. Я хочу работать на производстве, в поле, на изысканиях вместе с вами.

Сочная сила русской весны смотрела на молодых людей и звала их тысячами голосов. Любовно стонали сизые голуби-вяхири в вершинах деревьев. Тарахтели неугомонные дрозды. Длинноносый бекас взмывался вверх в брачном полете так высоко, что не рассмотреть глазом, бросался вниз и пел песнь любви своей скромной подруге вибрацией жестких перьев в расставленных крыльях.

— До чего же хорошо у нас жить… До чего же прекрасна наша природа… задумчиво сказала Елена.

— И л нашей землей тоже совсем неплохо! — весело возразил Андрей. Смотрите, Петр Петрович запросился под землю! Что же мы ему ответим? A ну? На голоса! Кто за?

Дружно поднялись три пары рук. Андрей Карнаухов сделал страшное лицо и спросил:

— Кто против? Никого. Принято единогласно.

— Вы не подумайте, Петр Петрович, что мы шутим, — сказала Новгородцеву Елена. — Просто сейчас так хорошо… А Андрюша, вы думаете, не доволен? Мне тоже за последнее время думалось, что вы так и поступите…

— Я очень рад! — сказал Царев, дружески обнимая Новгородцева. — Ведь если бы не вы…

 

3

Дальше и дальше шли товарищи. Тонко и нежно посвистывали в лесах рябчики, перекликаясь и подзывая друг друга. В пойменных приречных озерах и в лесных болотах звонким кряканьем серые утки звали селезней. Со страстным шипеньем пролетали на зов над головами путников широконосые красавцы в ярких перьях.

Прекраснейший из всех наших куликов, лесной кулик — великан-кроншнеп славил весну в полете длинным и мелодичным напевом: кууль — кууль — кууль.

Вверх шли новые соки. Набухали и взрывались почки деревьев. Первые душистые гроздья уже повисли на тонких веточках черемухи. Струей бил целительный сок, когда острие ножа впивалось в белое тело нежного русского дерева.

Это могучая сила русской весны, и счастливые подземные путешественники ощущали ее, как радостный, великолепный и торжественный праздник.

День пошел на убыль, а они все шли и шли вперед, на призывы паровозных близких гудков, переходили вброд разлившиеся лесные ручьи, обходили озера. Уже был слышен и шум проходящих поездов.

Наконец, пройдя через чащу кустов, молодые люди увидели перед собой высокую длинную насыпь и взобрались на нее. Вдали. над сходящимися линиями рельсов, как бы приветствуя путешественников, поднималась рука входного станционного семафора.

 

4

На маленькой линейной станции не было телеграфного отделения. Слишком странный вид имели вошедшие в дежурное помещение молодые люди, и дежурный по станции посмотрел на них весьма недоверчиво.

Успокоенный объяснениями Андрея Карнаухова и прочтя предъявленные им документы, дежурный сказал что пассажирский поезд будет через два часа пять минут. Ввиду необычного случая дежурный посоветовал передать телеграммы экспедиции на узловую станцию по селектору.

Выбрав окно между двумя поездами, он говорил дежурному узла:

— Семушкин! Слушай! Тут ко мне из-под земли вылезли четверо московских геологов. Да. Ты не удивляйся… Запиши их телеграммы и, по дружбе, сдай на телеграф. Принимай!

«Москва Геоинститут точка Карстовых пещерах открыты большие залежи драгоценных ископаемых также стоянка первобытного человека вернемся через неделю точка». Принимай вторую: «Толманово директору завода Михайлову. Вышли землю долине Сима вернемся сегодня ночью точка». Подпись на обеих телеграммах одинаковая — Карнаухов, Царевы, Новгородцев. Все.

Дежурный выслушал то, что сказал ему товарищ, положил трубку и обратился к молодым людям: — С успехом просит вас поздравить. И я поздравляю. Интересуемся, а что вы в наших местах нашли?

— Золото! — веско ответил Карнаухов.

— Золото? Хорошо! Золото тоже полезно нашему Союзу. Да тут еще много всего найдется, на нашем Урале!

…Поминутно звал телефон. Дрожало бревенчатое здание станции. По путям, не снижая хода, проносились тяжелые товарные маршруты.

Лес вплотную окружал станционные постройки. Вечерело. Дежурный по станции, сдав смену, подошел к путешественникам, сидевшим на скамье. За спиной у железнодорожника было двуствольное ружье.

— Ваш поезд уже на выходе. А я провожу вас — и в лес! Вальдшнеп сильно тянет!

В лесу, сначала робко, а потом звучнее, раздалась соловьиная трель. Дежурный улыбнулся:

— В нынешнем году — первый. Это в вашу честь, товарищи!

На насыпи показался быстро увеличивающийся высокий пассажирский паровоз.

Октябрь 1950 года