Мой знакомый Ерохин взял у меня в долг двести рублей, как объяснял, на ремонт «Запорожца».
— Вкладываешь надежно, — заверил он, — как в банк. Здоровье у меня еще отменное: двое начальников, которые имели со мной дело, — уволились, третий — перешел на инвалидность, а мне хоть бы что… Так что не беспокойся, со мной ничего не случится, в общем, отдам через месяц.
Прошел месяц, потом год, еще два… Денег как не бывало. При встрече Ерохин свой профиль показывает, а я стесняюсь спросить, боюсь зря обидеть человека недоверием.
На третий год решил отметить как-то неуплату долга. Пригласил однокашника по институту. Поговорили о жизни. Тост подняли за здоровье, за то, чтобы мечты каждого сбылись.
— А какая мечта у тебя? — интересуюсь.
— Хочу в космос слетать, — отвечает.
— Это, — говорю, — вполне возможно в наше время. Может быть, даже двухкомнатный корабль с раздельным санузлом выделит профсоюз. Учтут, что ветеран труда и прочее.
— Ну, а у тебя есть мечта? — в свою очередь спрашивает однокашник.
— Есть. Хочу вот долг получить обратно. Двести рублей.
Однокашник посмотрел на меня как на инопланетянина.
— Ну и фантазер же ты. Надо же додуматься. Вот и в институте посещали тебя всякие бредни. Все витаешь в облаках? Спустись, друг, на землю!
Я спустился и уже спокойно прожил еще несколько лет. На десятый — обзвонил друзей и любимого родственника не забыл.
— Что у тебя там стряслось, старик, — встревожился он. — Не звонил столько и вдруг позвонил. Заболел, что ли?
— Не заболел, круглая дата у меня.
— Как, — удивляется он, — тебе вроде, насколько я помню, сорок три.
— К возрасту это не имеет отношения, — говорю. — Представляешь, уже десять лет не возвращают долг.
— Тогда другое дело, с удовольствием разделю твою радость.
Конечно, развернулся я. Пели и плясали три дня. Я с книжки снял последние триста рублей.
А дальше жизнь пошла своим чередом. Родственник сменил место жительства, друзья как-то порастерялись, и когда исполнилось двадцать пять лет со дня неотдачи долга, то приглашать на торжество уже было некого. Думал я, думал и решил пригласить самого должника. Все-таки, какой-никакой, а живой человек.
— Приходи, — говорю, — Ерохин. У меня вроде как серебряный юбилей. Прожил я с неотданным долгом, как говорится, душа в душу четверть века.
К моему удивлению, Ерохин пришел. Оставил следы от грязных сапог на ковре и уселся глубоко в кресло. Первым поднял тост:
— Пью за то, чтобы у того мерзавца, который тебе задолжал, совесть пробудилась.
Я тут не выдержал:
— Так ведь, это ты у меня, друг любезный, брал в долг.
Поморщился он слегка и говорит:
— Вспоминаю, вспоминаю. Верно. Все собирался отдать, да не решался. Понимаешь, это было бы несправедливо. У тебя вон «Волга», а у меня только «Запорожец» и тот после ремонта. Да и денег у меня сейчас лишних нет: дачу строю. Но ты не беспокойся, я внуку оставил завещание, где указал долг.
— Так кто кому будет должен? — не понял я, — внук мне или я ему?
— Он тебе, — уточнил Ерохин.
Во мне затеплилась слабая надежда.
— Позволь, а сколько лет твоему внуку?
— Считай уже неполных три года.
— Так это сколько же мне надо еще прожить, сто лет?
— А сколько тебе стукнуло? — прищурился он.
— Пятьдесят восемь.
— Ну сто не сто, — успокоил он, — а лет двадцать еще протянешь. Чудак! Я же о тебе пекусь. Если бы не долг, так ты, может быть, давно уже загнулся. А так стимул у тебя есть.
«В самом деле, — думаю, — все легче, когда чего-нибудь ждешь. Да и пожить подольше хочется».