Извлеченный из могилы полуистлевший гроб оказался легким, как картонная коробка. И не удивительно, когда его вскрыли, гроб оказался пустым. Останков Генриха Мюллера, шефа гестапо фашистской Германии, погибшего, по официальной версии (ох уж эти «официальные версии»!), 1 мая 1945 года, в могиле западноберлинского кладбища не обнаружилось.
То, что многоопытный Мюллер сумел в последние дни войны сымитировать свою смерть и даже захоронение, не вызывает сомнений. А рассказать о неизвестной широкому читателю кровавой биографии бывшего начальника государственной тайной полиции представляется само по себе важным, и не в последнюю очередь еще и потому, что наиболее правдоподобная, если не окончательная, версия о судьбе Мартина Бормана связана именно с Мюллером.
Начнем с промежуточного временного пункта, как бы пополам разделяющего 1945 год и день сегодняшний...
Перечитываю хранящуюся в моем досье успевшую пожелтеть вырезку из «Правды» от 17 ноября 1967 года. Слева две фотографии. На одной Мюллер в гитлеровской генеральской форме, на другой — как две капли воды похожий на него (постаревший, понятно) человек в наручниках. А вот текст сообщения, помещенного справа:
«Панама, 16. (ТАСС). Панамская полиция объявила об аресте человека, который, возможно, является бывшим шефом гитлеровского гестапо Генрихом Мюллером,
Разыскиваемый вот уже более 20 лет Мюллер как военный преступник обвиняется в зверском уничтожении трех миллионов военнопленных.
Руководитель департамента расследований Панамы Эктор Вальдес представил арестованного на пресс-конференции журналистам. Арестованный отказался отвечать на какие-либо вопросы.
Человек, подозреваемый в том, что он бывший шеф гестапо, был арестован 14 ноября в одном из пригородов Панамы. Он предъявил документы на имя Фрэнсиса Килларда Кейта, родившегося в 1906 году в американском штате Миссури. Однако он говорил очень плохо по-английски, с сильным немецким акцентом.
По предположению панамской полиции, Кейт-Мюллер перебрался из Венесуэлы в Панаму в 1959 году и занялся здесь мелкой торговлей.
Жена Мюллера, проживающая в Мюнхене, опознала мужа на показанных ей фотографиях, сделанных в 1966 году в Панаме. Для полного подтверждения личности арестованного панамские власти отправили для сличения отпечатки его пальцев в Западную Германию» Из Федеративной Республики Германии ответа не поступило. В те 60-е годы пост федерального канцлера (!) занимал человек с запятнанным нацистским прошлым. Это — К. Г. Киссингер. В правительственный кабинет входил военный нацистский преступник Т. Оберлендер — «крестный отец» западногерманских доктрин реванша, являющихся едва ли не доминантой внешнеполитического курса Бонна.
Между тем речь шла далеко не о рядовом (если такое понятие вообще уместно) гитлеровском преступнике.
Если Борман в фашистской Германии был создателем человеконенавистнических «теорий», то главным исполнительным и карательным органом, ответственным за поддержание «нового порядка», было гестапо, начальником которого был генерал СС Мюллер. Несомненно, он хорошо усвоил «теоретические» установки партайгеноссе Бормана. Их духу однозначно отвечают «практические» задачи, которыми занимался глава тайной полиции. Его подпись стоит под приказами о самых бесчеловечных преступлениях фашизма.
Помню посещение бывшего концлагеря Маутхаузен. Из 206 тысяч заключенных здесь погибли или умерли от мучений 110 тысяч. Здесь было все, что могла придумать до предела извращенная фантазия Мюллера и его сатрапов — газовая камера, крематорий, «угол расстрела в затылок». О последнем — особо. Шеф гестапо издал директиву с красноречивым названием «Пуля», предписывающую уничтожать советских военнопленных, оказывающих «плохое влияние» на узников концлагерей иных национальностей. Для выполнения этой чудовищной директивы по приказу Мюллера в Маутхаузене была сооружена «баня», при входе в которую затылок жертвы соприкасался с планкой и автоматически вызывал выстрел в шею. В другой инструкции Мюллера был подробно расписан процесс «выявления» нужных лиц среди узников концлагерей.
Шеф гестапо считал себя «знатоком» психологии и лично участвовал в допросах, отличавшихся особым изуверством.
В 1944 году в советский плен попал эсэсовский офицер Эрих Цильке, служивший в гестапо в качестве «эксперта по расовым вопросам». Будущему доктору исторических наук профессору А. С. Бланку — тогда молодому советскому офицеру-политработнику — довелось допрашивать этого «специалиста». Цильке, лично знавший Мюллера, рассказывал, что его шеф подозревал в «измене фюреру» всех, в том числе и сотрудников своего кровавого ведомства.
По словам Цильке, Мюллер нередко устраивал своеобразные «тесты»: вызывал в кабинет по очереди группу гестаповцев и заводил с ними разговоры на рискованные темы — о шансах Германии на победу в войне, об отношении к населению оккупированных стран и т. п. Цильке, сидевший в углу кабинета, должен был фиксировать реакцию отвечавших и брать на заметку тех, кто ему показался неискренним, а потом сравнивать свое заключение с выводами шефа. Любил Мюллер присутствовать на допросах с применением изощренных пыток. На гестаповском жаргоне такой допрос назывался «беседой» с использованием «третьей степени устрашения».
Страшную статистику оставил после себя тайный сыск, возглавляемый Мюллером. Более 400 тысяч человек были брошены в фашистские концлагеря, свыше 300 тысяч немецких антифашистов лишились жизни в результате преследований и террора со стороны карательных органов...
Многое говорит за то, что Мюллер пережил крах фашистской Германии. Он сумел сбежать с поминок «третьего рейха».
В 1984 году я спросил Юлиана Семенова, каково его мнение по поводу послевоенной судьбы главного вешателя «третьего рейха».
— Я, как и многие западногерманские и американские журналисты,— говорил писатель,— совершенно убежден в том, что Мюллер ушел. Косвенные данные собранные мною сейчас в Латинской Америке, свидетельствуют, что он появлялся там, в частности в Панаме (здесь один из крупных местных политиков, связанный с ЦРУ, имел давние дружественные контакты с СС и СД). Удобнее всего рекрутировать на службу ЦРУ такого человека, как Мюллер, было именно в Панаме, в находившейся под контролем США зоне Панамского канала. Следы Мюллера мне удалось обнаружить в одном небольшом поселке на берегу Параны (а где, как не здесь, не раз видели Бормана! — В. И.) — там он довольно часто гостил у врача-изувера Менгеле.
О том, что именно в Латинской Америке осел бывший шеф гестапо, свидетельствовал упоминавшийся! итальянский журналист Массимо Кости.
Аналогичное предположение довелось слышать и на пресс-конференции, организованной МИД СССР для советских и иностранных журналистов в связи с делом Барбье.
И еще одно свидетельство лица, заслуживающего, на мой взгляд, доверия. В 1985 году в русском переводе вышла книга Виктора Александрова «Мафия СС». Сын русских эмигрантов, увезенный ребенком за границу после Октября, Александров в годы войны служил в американской армии.
Еще будучи военным журналистом, он начал работу по разоблачению в печати преступлений нацистов. Он присутствовал на Нюрнбергском процессе и после него предпринял собственные поиски скрывающихся от возмездия военных преступников. В годы «холодной войны» он подвергался травле со стороны пресловутых комиссий по расследованию антиамериканской деятельности, организованных сенатором Маккарти. В последнее время Александров жил во Франции. (В июле 1984 года он умер в Париже.)
Результатом розыска нацистских преступников явились книги: «Шесть миллионов павших (жизнь Адольфа Эймана)» — 1960 год, «Черный фронт» — 1969 год и «Мафия СС». В последней автор, называвший себя «охотником за нацистами», доказывает, что разгромленный фашизм не уничтожен до конца, что «нацистская зараза» не утратила своей опасности, а уцелевшие эсэсовцы составляют подлинную мафию, действующую в западном мире.
Александров приходит к твердому выводу, что и Борман, и Мюллер уехали из Европы. «В Латинской Америке,— пишет автор,— они встретили себе подобных по духу и преступлениям — Барбье, Рауффа, Менгеле и других».
Вообще же получается, что фигура Генриха Мюллера имеет прямое отношение к нашему рассказу о бывшем рейхсляйтере.
Должен признаться, что и после «рождественской находки» в Западном Берлине, казалось бы поставившей финальную точку в истории с рейхсляйтером, что-то подспудно мешало мне навсегда закрыть для себя «дело Бормана». Смущала, в частности, поспешность, с которой было проведено расследование, свидетельствовавшая о намерении как можно скорее похоронить — в прямом и переносном смысле — заместителя Гитлера по нацистской партии. Не случайно та же «Дейли экспресс» вскоре после этих событий многозначительно обронила: «Это — вечная индульгенция Бормана...»
Размышляя вновь и вновь над собранными материалами, я все время сталкивался с одним небезынтересным обстоятельством. Стоило появиться на свет сколько-нибудь серьезному и доказательному свидетельству в пользу того, что Борману удалось выбраться в ту майскую ночь 1945-го из столицы агонизирующего рейха, как моментально рождались авторитетные опровержения, а то и незавуалированные предостережения против дальнейшего расследования и публикации.
Взять хотя бы обстоятельные и весьма правдоподобные материалы, собранные журналистами западногерманского журнала «Квик». В печати было сообщение, что разыскать Бормана в Латинской Америке удалось группе репортеров журнала. Более того, журналисты подготовили серию статей о послевоенной деятельности Бормана, масштабах его операций в Латинской Америке, тесных связях с промышленниками и финансистами ФРГ, с боннскими политиками. Статьи так и не увидели света. Издателей «Квика» предупредили, что публикация будет противоречить «национальным интересам» ФРГ и повлечет за собой закрытие журнала, а возможно, и тюремное заключение издателей и репортеров. Предупреждение исходило от спецслужб Западной Германии.
При всем скептицизме серьезные сомнения в гибели Бормана оставили исследования Ладислава Фараго, о которых подробно рассказано выше. Уже потом появилось опровержение, показывающее осмотрительность тех, кто не хотел, чтобы правда всплыла на поверхность. Оказалось, что в период сбора материалов Фараго был передан ряд фальшивых документов и фотографий. После публикации статьи подделка была доказана, что конечно же скомпрометировало и все остальные источники, да и самого автора. Вот любопытная деталь механизма этой акции. На фотографии, подсунутой Л. Фараго, в действительности был изображен некий аргентинский учитель. Организовал передачу этой фальшивки журналисту Генрих Мюллер — бывший шеф гестапо. Это он направил своего агента в бюро «Нью- Йорк таймс» в Буэнос-Айресе, «вывел» корреспондентов на эту школу и «доказал», что весь рассказ журналиста — «фальсификация». Это был ловкий и мастерский ход опытного дезинформатора. Находка в Западном Берлине двух скелетов, по убеждению Пола Мэннинга, также дело рук Бормана и Мюллера, стремившегося наконец-то навсегда избавиться от внимания общественности.
Замечу попутно, что Л. Фараго вплоть до своей смерти также категорически утверждал, что «акция» на Инвалиденштрассе инспирирована Мюллером по прямому поручению. Бормана. Эту мысль он решительно отстаивал и в своей книге о Бормане — «То, что было потом».
Теперь о книге Пола Мэннинга, собственно и побудившей меня заново вернуться к делу бывшего рейхсляйтера. Вместе с ним разделяю мнение, что Борман сумел благополучно бежать из осажденного Берлина в ночь с 1-го на 2 мая 1945 года. Американскому журналисту удалось разыскать подручного Бормана, который поведал, как скрывал его в течение 10 дней после побега, а затем работал на него в Южной Америке, куда Борман попал в 1947 году с помощью разведслужб и госдепартамента США, подыскавших безопасное убежище не только рейхсляйтеру, но и многим другим нацистам, на чьей совести гибель миллионов и миллионов людей.
Тем же путем при прямой помощи «ОДЕССЫ» попал за океан и сам Мюллер, где стал видным, хотя и тайным, деятелем финансовой империи, созданной Борманом. Глава гестапо, по свидетельству американского журналиста, имел прямое отношение к вывозу ценностей из Германии. С их помощью были созданы десятки подставных корпораций в таких странах, как Португалия, Испания, Швеция, Швейцария, Турция, Аргентина. Часть этих средств в последующие годы передавалась для финансирования неофашистских организаций в Западной Германии и ряде других стран. Эти сведения очень схожи с другими разоблачениями подобного рода, касающимися послевоенной деятельности законспирированных организаций бывших эсэсовцев.
Однако основная часть средств в период с 1936-го до весны 1945 года попала к «надежным людям» в Латинской Америке.
Золото и валюту, как мы знаем, вывозили разными путями. Часть сокровищ переводилась на счета немецких банков в Аргентине. Параллельно с этим осуществлялась секретная операция «Огненная земля», в ходе которой ценности переправлялись в Патагонию на подводных лодках.
В вестнике международной информации агентства печати «Новости» в 1984 году указывалось, что в последние два года войны между Европой и Аргентиной был установлен своего рода «подводный тоннель», по которому курсировали гитлеровские субмарины. Достоверно речь, как минимум, идет о трех кораблях. Известны даже номера двух из них: У-977 и У-530. Можно назвать и имена всех трех капитанов: Шафер, Вермут, Нибур.
Таким образом, есть серьезные аргументы в пользу того, что основу финансовой империи составили ценности, своевременно и тайно переправленные Борманом и его командой, ключевое место в которой занимал бывший начальник государственной тайной полиции Генрих Мюллер.
Деньги и сокровища Бормана способствовали становлению и укреплению латиноамериканского и международного неофашизма. К этому выводу я пришел, разбирая механизм «черного интернационала» — своего рода генерального штаба и координационного центра послевоенного нацизма, о чем и писал в вышедшей в 1985 году книге «Коричневая паутина»...
Что касается Пола Мэннинга, то этот ветеран американского журнализма вышел на прямой контакт с людьми Бормана в Латинской Америке, которые пообещали устроить встречу с бывшим рейхсляйтером. Основания для того, чтобы верить Мэннингу, есть.
Ссылаясь на беседы с людьми из нынешнего окружения нацистского преступника, автор пишет, что Борман вовсе не считает себя военным преступником, а — напротив — полагает, что он немецкий патриот и что хочет умереть как герой, а не как изгнанник.
«Заговор молчания» — так назвал сначала свою книгу Мэннинг. Все вроде бы шло хорошо: на ее издание сразу нашлось много охотников. Книгу брали для публикации, рассказывает П. Мэннинг, несколько издательств, но каждый раз возвращали. Рукопись вернула однажды книжная фирма, поддерживающая тесные связи с западногерманскими книгоиздательскими компаниями. Другой раз, узнал автор, рукопись была отвергнута по прямому «совету» (читай — указанию) Вашингтона. Без всяких объяснений контракты разрывались. Причем даже в тех случаях, если это означало уплату неустойки. Словно сами вступив в заговор, одно за другим книжные издательства США, ранее не обделявшие вниманием исследования Пола Мэннинга, наотрез отказались от «Заговора молчания». В «черный список» попал многолетний труд Мэннинга и в ФРГ, и в Англии, где он также безуспешно пытался найти издателя.
В конце концов книга, как я сказал, все же вышла в свет. Нашлось небольшое издательство, которое решилось ее опубликовать. Те американские газеты, которые ее рецензировали, поместили самые высокие и лестные отзывы. Так, книжное обозрение «Уэст коуст ривью оф букс» дало книге высшую оценку, заявив, что она «открывает глаза читателю». А газета «Атлантик-сити пресс» писала: «...Вся правда о последних днях второй мировой войны еще не рассказана. Книга Мэннинга поднимает много вопросов, в том числе вопрос о том, сколько высокопоставленных нацистов по-прежнему живут в роскоши в разных уголках мира, включая Америку».
Но все это — провинциальные газеты. «Киты», как замечает корреспондент ТАСС в Вашингтоне Олег Поляковский, окружили книгу таким же заговором молчания, как и крупнейшие издательства. Она не попала в списки «бестселлеров». О ее существовании, должно быть, хорошо осведомлены в кабинетах госдепартамента США, Лэнгли, Пентагона, в оффисах межнациональных корпораций, использующих нацистские капиталы и опутавших своими щупальцами весь мир. Широким же читательским массам США, да и не только США, но и всего Запада, она неизвестна и недоступна.
На квартире Мэннинга раздавались телефонные звонки: анонимные абоненты угрожали смертью автору. За журналистом и его семьей неизвестные лица установили круглосуточную слежку. А когда книга наконец была напечатана, многие книжные магазины из элементарного страха отказывались выставить ее в витрине. Сам Мэннинг, человек многоопытный и далеко не робкий, был вынужден сменить квартиру, а его номер и по сей день не значится ни в одном телефонном справочнике.
И еще одна любопытная деталь. Люди Бормана, пишет П. Мэннинг, достали книгу еще в рукописи и познакомили с ней шефа. Борман, отметив, что автор собрал «обстоятельный материал», дал свой отзыв: «Книга хорошая. Но ни славы, ни денег она не принесет». И действительно: ни славы, ни денег на своем упорстве П. Мэннинг не заработал.
В чем кроются причины зоны отчуждения, созданной вокруг темы Бормана? Представляется, что их несколько.
Начать с того, что только живые преступники кровно заинтересованы в своем инкогнито и тайне местопребывания. Не забудем при этом, что над Борманом, как и целым рядом других бонз фашистского рейха, все послевоенные годы висит смертный приговор. Вот вам первая причина, по которой Борман еще до окончания войны уничтожил большинство документов и материалов (билет члена нацистской партии, служебный архив, медицинскую карточку и т. д.).
О стремлении во что бы то ни стало хранить тайну говорят многочисленные «факты» появления Бормана — то рядом, то на другом конце земли. А удачная дискредитация материалов, собранных Фараго? А странные вещи вокруг рукописи Мэннинга? Похоже, что тут действует хорошо отлаженный фальсификационный механизм.
Нельзя исключить и того, что Борман (или Мюллер) «разбросали» двойников рейхсляйтера. И не только, как мы говорим, в поверженной Германии, но и позже в других частях света. Обстоятельства обнаружения и «захоронения» останков в Западном Берлине усиливают предположение, что в этом деле задействованы специалисты высокого класса из аппарата Генриха Мюллера.
Одним словом, у Бормана оказалось немало личных мотивов «исчезнуть», равно как и способов осуществить задуманное.
Но принимая это во внимание, попытаемся разобраться, кто еще, какие политические и иные круги делали и делают из Бормана фигуру умолчания?
Вот, к примеру, отнюдь не простое дело с нацистскими подлодками, «всплывающими» на поверхность на нашем пути по следам исчезнувшего рейхсляйтера.
Достоверно известно, что после подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии бесследно исчезли 17 немецких подводных лодок. Даже предположив, что часть из них была потоплена, а несколько в последние дни подорвались на минах, трудно поверить, чтобы ни от одного из семнадцати (кроме упоминавшихся трех) судов не осталось ни малейшего следа.
Стоит же появиться сообщению или даже слуху об обнаружении субмарины, как на всякую публикацию кем-то накладывается табу. Так было, к примеру, с подлодкой, найденной в начале 80-х годов группой ныряльщиков в проливе Скагеррак, потопленной английским бомбардировщиком в самом конце войны. Газеты утверждали, что на ее борту находились крупная партия золота и ящики с секретными документами. Но потом интерес к подъему лодки вдруг «пропал». Мне лично до сих пор неизвестно почему...
В одном из окраинных районов Западного Берлина — Далеме, среди стройных сосен и раскидистых лип притаилось скромное здание. Оно не отличается ни своеобразием архитектуры, ни древностью своих стен. Бросается в глаза лишь сильно смахивающая на концлагерную проволочная изгородь в несколько рядов. По ту ее сторону, руки за спину, ноги на ширине плеч, стоит американский солдат. Где-то сбоку от ворот можно заметить и табличку с надписью на английском языке: «Центр документации».
Вот что рассказывала о «центре» и содержимом этого огромного сейфа «Комсомольская правда» в конце 1984 года.
Сам район Далем ведет свою «родословную» от построенного в 30-е годы городка СС. По замыслу архитекторов сверху он должен был походить на огромную свастику. Чуть в стороне от Далема, в здании нынешнего «Центра документации» во времена «третьего рейха» свило осиное гнездо одно из подразделений Мюллера — служба подслушивания и перехвата гестапо. И чтобы не привлекать постороннего взгляда, соорудили многоэтажное подземелье.
В подвалах дома на окраине Далема под неусыпным оком электронных сторожей хранятся полные списки членов фашистской партии, биографические данные на 500 тысяч эсэсовцев. (Напомню в этой связи, что Борман носил высшее звание в СС — обергруппенфюрер.) Эти материалы были захвачены в 1945 году американской армией в Южной Германии и позже перевезены в Далем.
Доступ в архив имеет очень ограниченный круг лиц, в основном американцы. За сорок лет хранящиеся в «Центре документации» материалы нигде, разумеется, не публиковались. Не первый год ведутся «официальные» переговоры между представителями американской администрации и боннским правительством о передаче ФРГ документов архива, способных пролить свет на многие темные страницы нацистской истории.
Бесконечные проволочки с передачей архива и планы его уничтожения вполне понятны. Как же, ведь достоянием гласности могут стать факты из нацистского прошлого как крупных преступников (Бормана, например), так и иных нынешних западногерманских политических деятелей.
Усердно пытаются помешать раскрытию имен, прошлых дел и нынешнего местопребывания нацистских военных преступников сами виновники кровавых расправ, избежавшие возмездия, так же как и их влиятельные покровители. Особенно заметна их «работа» стала в ходе подготовки процесса над Барбье.
Не странно, что многие моменты в деле Барбье держались «за рамками» процесса. В этом плане можно рассматривать и заговор молчания вокруг «героя» нашего расследования. Секреты подобного рода просто так не хранятся.
Если же встать на вполне приемлемую точку зрения Пола Мэннинга относительно причастности к бегству Бормана верных слуг его величества капитала — ЦРУ и госдепартамента, их роли в потворстве нацистским преступникам, то можно сделать вполне определенный вывод.
Вот он: сохранившая нацистский мир политическая система, американские корпорации и их южноамериканские «дочери», в активы которых вложены краденые у народов ценности, не заинтересованы в том, чтобы люди узнали правду о судьбе фашистского преступника Бормана, равно и о тех, кто помог ему избежать справедливого возмездия.
Более того. Здесь стремление Бормана и монополий (плюс спецслужб) сохранить «тайну 2 мая» полностью совпадает. И это взаимное стремление диктует необходимость всячески поддерживать «фигуру умолчания», сознательно превратив плоть в призрак.