Свой последний пятьдесят шестой день рождения Гитлер встречал в состоянии физической и моральной деградации. О былых шумных демонстрациях на площадях, парадах и официальных раутах, как это имело место в течение многих лет, никто, естественно, не помышлял.

О том, как выглядел Гитлер в последнее время, генерал Гудериан напишет впоследствии: «У него теперь уже дрожала не только левая рука, но и вся левая половина туловища... Он с трудом волочил ноги, движения его стали замедленные. Когда он хотел сесть, ему пододвигали стул».

Из дневника Мартина Бормана:

«20 апреля.

...День рождения фюрера в печальной атмосфере».

Утром в бункере имперской канцелярии собрался узкий круг приближенных фюрера — уцелевших и еще не сбежавших. Гитлер, Борман, Аксман и еще несколько человек вышли во двор, чтобы поприветствовать мальчишек-фольксштурмистов. С трудом подбирая слова, фюрер обратился к ним с речью, которую вяло и невыразительно закончил дежурным в те дни призывом: «Мы должны обязательно выиграть битву за Берлин!»

О каком выигрыше могла идти речь?! 20 апреля это понимали все, собравшиеся во второй половине дня, тоже ставшего дежурным «обсуждением ситуации». По свидетельству присутствовавшего на совещании адмирала Фосса, Гитлер объявил, что вместе с Борманом и Геббельсом решил остаться в Берлине до конца. На предложение коменданта города Вейдлинга покинуть агонизирующий Берлин, Гитлер ответил: «Я не хочу блуждать по лесам до тех пор, пока меня не схватят».

Соответствовало ли решение фюрера остаться в Берлине планам рейхсляйтера? Есть все основания считать — нет! Да, внешне он сохраняет лояльность своему хозяину, публично выказывая эту преданность и поддержку. Еще 28 апреля он посылает с нарочным письмо генералу Венку, на которого полуобезумевший фюрер возлагал последнюю надежду на спасение от краха. В письме — хула в адрес Гиммлера, пытавшегося вступить в самостоятельный контакт с англо-американцами и столь же высокопарное, сколь и невыполнимое заявление: «Поворот (речь идет о возможной сделке с США и Англией —В. И.) может быть произведен только и лично фюрером».

Знал бы «обожаемый» фюрер, что опытный политический игрок Борман еще в миттельшпиле войны начал готовить себе пути отступления! Причем по всем линиям — политической, организационной и личной.

Есть немало свидетельств того, что в коалиции с Гиммлером, Кальтенбруннером зимой-весной 1945-го он вел зондаж на предмет сепаратного сговора с высокими чинами из военной разведки Великобритании и Управления стратегических служб (УСС) США.

Из дневника Мартина Бормана:

«18 февраля.

Обсуждение вопроса о посредничестве...»

Эта запись появилась после серии встреч рейхсляйтера с Гиммлером, личным представителем последнего при Гитлере генералом Фёгеляйном — мужем сестры Евы Браун начальником Главного управления имперской безопасно сти Кальтенбруннером.

На «особой» миссии обергруппенфюрера Вольфа на переговорах с полномочными представителями из УСС останавливаться не буду, полагая, что в памяти читателей сохранились соответствующие фрагменты из доку ментальной повести Юлиана Семена «Семнадцать мгновений весны».

Как и другие главари фашистской Германии, Борман к концу войны делает ставку на ожидавшуюся здесь со дня на день смерть президента Рузвельта: в последующее существование антигитлеровской коалиции Сталин — Черчилль никто из них не верил — антисоветизм последнего был хорошо известен.

Поэтому Борман, плетя сеть интриг, ведет борьбу за власть после ухода фюрера, за право ухватить скипетр, выпадающий из рук находящегося в состоянии перманентной прострации рейхсканцлера. Всемогущий Борман, ставший весной 1945-го своего рода душеприказчиком Гитлера готовит для фюрера личное и так называемое «политическое» завещание, изобиловавшее пышным словоблудием «о лучезарном возрождении национал-социалистского движения».

Но Борман — прагматик. Для последующей игры ставка в которой (не единственно возможная, правда) — захват власти в послевоенной Германии, он включает в завещание уходящего в небытие фюрера тезис с явным политическим акцентом.

Из завещания Адольфа Гитлера:

«Несколько человек, среди которых Мартин Борман, доктор Геббельс вместе с их женами, добровольно при соединились ко мне, по доброй воле не желая покидать столицу ни при каких обстоятельствах. Они намерены уйти из жизни вместе со мной. Я, однако, считаю, что вопрос борьбы нации являет собой нечто большее, чем их желание. Я убежден, что мой дух после моей смерти не оставит их, но будет помогать им во всех их начинаниях... Пусть они всегда помнят, что наша задача, то есть консолидация национал-социалистского государства, являет собой задачу веков...»

Когда Борман готовил проект завещания, он уже твердо знал, что Геббельса скоро не станет. Рейхсляйтер не видит в нем конкурента и легко соглашается с желанием Гитлера видеть на посту рейхсканцлера именно Геббельса. Из старого кабинета министров в новом правительстве осталось лишь 6 человек. Себя же в списках членов правительства Борман поставил на второе место (министр по делам партии). Министром иностранных дел назначался Зейсс-Инкварт, военным министром — Дёниц, министром пропаганды — Науман, финансов — Шверин-Крозинг, главнокомандующим сухопутными силами — фельдмаршал Шернер, военно-воздушными силами — Риттер фон Грейм.

Не боялся Борман и нового (им же самим предложенного Гитлеру) рейхспрезидента Дёница — личности, считавшейся во времена фашистской диктатуры безликой и бесцветной.

Из досье на Карла Дёница:

Родился в 1891 году, служил в кайзеровском флоте. С 1936 года — командующий подводными силами фашистской Германии. Согласно завещанию Гитлера 2—5 мая 1945 года сформировал новое «имперское правительство» в Мюрвик-Фленсбурге (земля Шлезвиг-Гольштейн). 23 мая арестован английскими властями. Судим Международным трибуналом в Нюрнберге в числе главных военных преступников. Приговорен к 10 годам заключения. После отбытия наказания занимался активной реваншистской и неофашистской пропагандой. Умер в ФРГ в 1984 году...

Любопытный факт. Направляя в полседьмого вечера 30 апреля радиограмму Дёницу («Фюрер назначает Вас, господин гросс-адмирал, своим преемником»), Борман умалчивает о смерти Гитлера. Сделано это было на случай: а вдруг этот Дёниц начнет самостоятельные политические действия. Не удивительно, что на утро 1 мая от гросс-адмирала пришла ответная телеграмма, в которой Дёниц в первой строке заявляет Гитлеру о своей преданности («Мой фюрер, моя верность Вам неизменна...»).

Одновременно Борман делает все, чтобы подтолкнуть Гитлера к самоубийству и захватить в результате власть 29 апреля он осуществляет несколько психологически точно рассчитанных ходов. Так, он кладет на стол фюреру сообщение о позорной смерти лидера итальянских фашистов Бенито Муссолини (вместе со своей любовницей Кларой Петаччи он был расстрелян партизанами, а трупы обоих повешены на фонарях вниз головой). При этом известии фюрер, естественно, не может не думать о своей судьбе и судьбе Евы Браун.

Далее. В ночь на 29 апреля, то есть когда писалось «политическое» и личное завещание, Борман знал, что «железный Генрих» — рейхсфюрер СС Гиммлер — оставил Берлин. О его бегстве рейхсляйтер ставит в известност фюрера. Последний пишет в завещании: «Перед своей смертью я исключаю из партии и снимаю со всех постов бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера». Следовательно, отпадал еще один конку рент. Был еще опасный противник — Геринг. Но Борман своевременно подсунул фюреру текст радиограммы рейхсмаршала, вызвавшей бешеную ярость Гитлера.

Из радиограммы Германа Геринга Адольфу Гитлер- 28 апреля 1945 года:

«Ввиду Вашего решения остаться в Берлине, согласны ли Вы с тем, чтобы я немедленно взял на себя в качестве Вашего преемника на основе закона от 29 июня 1941 г общее руководство рейхом с полной свободой действий внутри страны и за рубежом? Если я не получу ответа до 10 часов вечера, я буду считать это подтверждением отсутствия у Вас свободы действий и что условия, требуемые в Вашем указе, имеют место и буду действовать во им блага нашей страны и нашего народа...»

Надо полагать, что Борман немало потрудился дл того, чтобы Гитлер включил во вторую часть завещания столь важное для рейхсляйтера решение:

«Перед моей смертью я исключаю бывшего рейхсмаршала Германа Геринга из партии и лишаю его всех прав которые могли бы вытекать из декрета от 29 июня 1941 : и из моего выступления в рейхстаге 1 сентября 1939 г.

Борман не был бы нацистом до мозга костей, если б напрочь отказался от дела, которому он посвятил всю свою преступную жизнь. Не помышляя, в отличие от Гитлера и Геббельса о самоубийстве, Борман весной последнего года войны вынашивал планы создания в Германии государственно-политической структуры нацистского типа.

Этой цели служила идея конституирования «движения за свободу Германии», в которой сформулированы двенадцать внешнеполитических установок, на основе которых Борман хотел объединить нацию:

«1. Освобождение германского народа от угнетения и оккупации.

2. Возвращение изгнанных.

3. Объединенное германское расовое общество.

4. Прекращение произвола врага.

5. Европейский союз на федеративной основе.

6. Право на расовую автономию.

7. Европейское единство для взаимного блага.

8. Европейский арбитражный суд.

9. Сообщество родственных народов, чтобы в конечном счете создать Германскую империю.

10. Содружество Германии с Богемией и Моравией.

11. Гарантированная защита расовых групп.

12. Экономическое объединение Европы».

Несмотря на сумбурность и непоследовательность, это был по существу черновик политического будущего Германии, написанный все теми же коричневыми чернилами.

Однако, хитроумно готовя себе державное правление после Гитлера, Борман не мог не догадываться, что его может ожидать в поверженном рейхе.

На случай неблагоприятного развития событий рейхсляйтер еще в разгар войны, как мы уже знаем, начинал готовить пути для отступления. Одним из вариантов не разгаданного по сей день кроссворда, сочиненного Борманом, было укрытие в так называемой Альпийской крепости, которую разведчики из Управления стратегических служб США именовали в своих донесениях как «национальный редут».

Мысль о создании в Баварских Альпах своего рода государства-крепости родилась у фашистских главарей после сокрушительного сталинградского поражения. Для сооружения «твердыни» сюда, в Альпы, сгонялись узники Дахау и Освенцима, Заксенхаузена и Бухенвальда.

Строительство «редута» велось энергичными темпами. Для полной безопасности штольни облицовывали бетоном. От них отходили боковые отсеки. Стены обшивались досками и белым пластиком. В горах строили водопровод, электростанцию, хлебозавод, фабрику копчения колбас, создавался склад для хранения на длительный срок продуктов. Сюда прибывали вагоны, груженные мебелью, посудой и т. д. Оборудовалась мощная радиостанция, телефонная связь.

Уже слышался гром выстрелов приближавшихся войск союзников, а строительство все еще продолжалось. Вокруг лагеря сооружался массивный металлический забор, к которому проходил ток высокого напряжения...

Из дневника Мартина Бормана:

«Четверг, 15 марта.

Утром — полет М. Б. на «Кондоре» в Зальцбург.

«Пятница, 16 марта.

Совещание М. Б. с Шенком, Бредовом (на Оберзальцберге)...»

«Воскресенье, 18 марта.

Посещение М. Б. шахт и т. д.»

Чем объяснить блицпоездки Бормана в альпийские края? Что это за посещения «шахт и т. д.».

В известной степени ответить на этот вопрос помогает изданная в Англии в 1983 году книга «Золото нацистов» В ней воссоздаются малоизвестные события, разыгравшиеся в Баварских Альпах весной 1945 года, к которым прямое отношение имели Борман, Кальтенбруннер, Мюллер.

Авторы книги Ян Сейер и Дуглас Боттинг рисуют такую достоверную картину.

...22 апреля 1945 года около офицерской столовой горнострелкового военного училища Миттенвальде (Баварские Альпы) остановилась колонна тяжелых грузовиков. Случайный прохожий решил бы, что колонна везетобычный военный груз. На деле, однако, в опломбированном кузове каждого из грузовиков скрывалось целое состояние в золоте и иностранной валюте.

Согласно официальной инвентарной описи, там бы. 364 мешка с 728 золотыми слитками, 25 ящиков еще с сотней золотых слитков, 20 ящиков с золотыми монетами, все это — на общую стоимость 15 миллионов долларов (170 миллионов по нынешнему курсу). Кроме тог грузовики везли неучтенное золото не менее 11 ящиков весом по 150 килограммов каждый, а также огромное количество валюты в банкнотах.

С помощью местного лесничего и десятков своих офицеров полковник Пфайфер запрятал сокровища на склонах двух гор, Штайнригель и Клаузенкопф, окружающих альпийское озеро Вальхен у крошечной деревушки Айнзидль, недалеко от миттенвальдских казарм. Яростно работая по ночам, офицеры Пфайфера выкопали большие ямы. Вечером 26 апреля 1945 года, за три дня до прихода в этот район американских передовых частей, на вьючных мулах, принадлежащих училищу, началась переброска сокровища в горы. Через три ночи, к рассвету 28 апреля, оно было спрятано во влагонепроницаемых тайниках, отрытых в мерзлой земле Баварских Альп: золото — на горе Штайнригель, валюта — на горе Клаузенкопф...

Впрочем, воспользоваться в Альпах награбленными в годы войны ценностями ни Борману, ни Кальтенбруннеру не удалось. Их значительная часть была вскоре разворована. Как отмечают авторы книги «Золото нацистов», руку к этому приложили исполнители «деликатного поручения», прежде всего сам Пфайфер.

К тому же по прибытии ценностей в Миттенвальд представитель Рейхсбанка некий Фриц Милке унес 5 тысяч долларов, 67 тысяч долларов присвоил Карл Теодор Якоб — бургомистр близлежащего городка Берхтесгадена. (Позднее, избежав наказания со стороны западногерманских властей, он, как ни в чем не бывало, воцарился в ратуше Берхтесгадена, где и восседал до самой своей смерти.)

Затем в дело включились стервятники покрупнее — американцы. Один из участников операции полковник Раух, знавший места захоронения основных запасов, Решил выйти из подполья и вступить в контакт с представителями находившихся здесь войск США.

«Мотивы его ясны. Как нацист, офицер СС и высокопоставленное лицо в аппарате гитлеровской канцелярии в Берлине, Раух входил в список преступников, подлежащих «автоматическому аресту» в оккупированной Германии. Но он надеялся заключить сделку с американцами, открыв местонахождение спрятанных ценностей в обмен на свободу»,— заключают Я. Смит и Д. Боттинг.

Но это произошло летом 1945 года. А еще в апреле Борман, судя по интенсивной переписке со своим адъютантом фон. Хуммелем, находившимся в Оберзальцберге (телеграммы помечены красным штампом «секретно!»), готовился осесть в Берхтесгадене.

Почему же он отказался от задуманного? Среди прочих причин («задержка» самоубийства Гитлера, транспортные трудности и проч.) я бы выделил следующую.

Дело в том, что «альпийская крепость» на поверку оказалась совсем не такой надежной, как думали вначале Борман и другие высшие чины, планировавшие перебраться сюда.

Вспоминая этапы подготовки к штурму «редута», бывший командующий 21-й армии США О. Брэдли напишет:

«За несколько месяцев до этого наступления разведка ошеломила нас фантастическим планом немецкого командования отвести войска в Австрийские Альпы, где, как сообщалось, были сосредоточены вооружение, запасы и даже построены авиационные заводы и где был создан последний бастион немецкой обороны. Там противник, по всей вероятности, попытался бы отсидеться и сохранить нацистский миф до тех пор, пока союзникам не надоела бы оккупация Германии или пока они не перессорились бы: между собой... Только после конца войны мы узнали, что этот хваленый «редут» существовал лишь в воображении нескольких нацистских фанатиков».

Борман же был не фанатиком, в том понимании, как это имел в виду О. Брэдли. Отсюда «альпийский вариант» — не единственный, на который он рассчитывал.

...17 июля 1945 года в 9 часов утра жители пограничного аргентинского селения Сан-Клементе оказались свидетелями необычного зрелища. Примерно в трех километрах от песчаного берега на тихой волне покачивались две подводные лодки. С их борта были поданы условные сигналы. Через несколько минут лодки, не погружаясь, ушли в юго-западном направлении. Для властей Сан-Клементе национальная принадлежность подводных лодок не была загадкой. За неделю до этого субмарина под нацистским флагом «нанесла визит» в соседний Мар-дель-Плата.

А спустя еще несколько дней после появления подлодок возле Сан-Клементе рыбаки нашли на отмели прорезиненную одежду, военное снаряжение и надувные лодки с маркой «Сделано в Германии». Был ли среди тех, кто прибыл, Мартин Борман, установить не удалось.

Зато мы знаем, что среди бумаг Бормана, помеченных тем же красным штампом «секретно!», есть и такая:

«22.4.45.

Хуммелю. Оберзальберг.

С предложенным перемещением за океан на юг согласен.

Рейхсляйтер Борман».

Итак, наряду с «европейскими вариантами» планировался и осуществлялся «южноамериканский». В последние недели войны в известные нам опорные пункты нацизма за океаном хлынул поток депеш с указаниями и инструкциями по приему фашистских главарей и ценных грузов. Шеф службы безопасности Кальтенбруннер, который в последние месяцы был тайно связан с Борманом, передал специальной группе СС секретные фонды, важнейшие архивные документы и большую часть драгоценностей (помимо той, что была отправлена в Баварские Альпы).

В советской печати упоминалась в этой связи операция «Огненная земля», в ходе которой документы и ценности переправлялись на «заокеанский юг» на подводных лодках. В годы войны был установлен «подводный мост» Европа — Аргентина, по которому курсировали гитлеровские подлодки. Дважды — в 1945 и 1967 годах — уругвайская газета «Диа» сообщала, что несколько немецких подводных лодок нашли убежище в пустынных бухтах Атлантического побережья Аргентины.

Одна из субмарин под номером 1-313, построенная в последние месяцы войны в Швеции, ушла от берегов агонизирующего рейха 9 мая 1945 года. Через сорок дней она вошла в Рио-Негро, близ Буэнос-Айреса, где незадолго до конца войны гитлеровцы купили более десяти тысяч квадратных метров земли на самом побережье. На этой подлодке в Аргентину, которой в то время правил диктатор Перон, прибыла партия беженцев из числа нацистской элиты. Прибывших встречал и размещал штаб «организации бывших членов СС» («ОДЕССА») во главе с его руководителями — генералом фон Алленом и штурмбанфюрером СС Швендом. Последний, как утверждают, впоследствии в нацистском подполье на территории Южной Америки получил должность казначея.

В порядке отступления хотелось бы заметить, что в 80-е годы на Западе вновь начала обсуждаться тема повяления фашистских подлодок — в связи с новыми данными, касающимися погребенных на затопленных субмаринах богатств. Муссируется, например, на все лады судьба ценностей, награбленных корпусом гитлеровского военачальника Роммеля в Африке и увезенных, по приказу нацистской элиты, на подводных лодках в «неизвестном направлении». Ныне «клад Роммеля» в Средиземноморье ищет яхта-лаборатория «Морской ныряльщик»|

А в 1984 году в США была создана компания под вывеской «Шаркхантерс» («Охотники за акулами»), которая задалась целью отыскать затонувшие фашистские сумбарины. (Австралийский журнал «Остралейшн пост» приводит слова главы этой компании Гарри Купера о том, что на океанском дне лежат сотни (!) подлодок фашистской Германии.) «Охотники» намеревались организовать поиск подлодок в Карибском море. Цель такого рода «экспедиций», думается, ясна.

Не вдаваясь в подробности, замечу, что Уставом Нюрнбергского военного трибунала, его приговором в отношении главных немецких преступников ограбление на захваченных территориях квалифицировано как тягчайше международное преступление. Согласно нормам международного права, закрепленным в многочисленных международных договорах, особенно после второй мировой войны, все ценности, неправомерно изъятые и вывезенные воюющими государствами с захваченных территорий, кем бы они ни были обнаружены, подлежат возврату их законным владельцам.