Син-Бинь-У печально сидел на скамейке вагона прямого сообщения, идущего на Ипатьевск. Китаец был погружен в печальные размышления о том, что через неделю ему нужно сдавать экзамены и отвечать по сложному вопросу о связи химии с сельским хозяйством.
Правда, он помнил, что употребление минеральных удобрений повысило в свое время урожаи в Германии на 40 % и что неурожаи в России объяснялись главным образом тем, что удобрение навозом возвращало земле только азот, находящийся в почве, а фосфор, идущий главным образом на образование зерна, увозился за границу, и таким образом, экспорт хлеба буквально высасывал соки земли. Но трудно было вспомнить все процессы обращения фосфатов в усвояемое растениями удобрение. Китаец помнил, что в этом деле принимает участие серная кислота, но было все же ясно, что вопрос к экзамену совсем не приготовлен.
Можно было срезаться, а между тем знаменитый китайский деятель — учитель Пао всегда говорил Син-Бинь-У:
— Только химия поможет Китаю освободиться от нищеты и научит бороться с иностранцами. Без химии придется ограничиваться одним пассивным сопротивлением.
А Син-Бинь-У не хотелось заниматься только пассивным сопротивлением. Но и химия не шла в голову.
Разговор о таинственном Реке — шпионе Антанты занимал все внимание. Ведь только он знал его в лицо. Хорошо бы арестовать, а вместо мандата на арест можно было предъявить карточку Коммунистического Китайского Союза Молодежи, сразу бы не разобрали. Син-Бинь-У даже представил себе, как он вытаскивает карточку из бокового кармана и предъявляет ее Реку и говорит: «Вы арестованы».
— Вы арестованы, — произнес вслух Син-Бинь-У, протягивая красный кусок бумаги воображаемому собеседнику, — и тотчас очнулся. Ни на что не обращающий внимания, плохо выбритый немец, сидящий перед китайцем, поднял руки вверх и растерянно произнес:
— Это недоразумение, я не Рек, я комиссионер Кюрре.
Лицо немца показалось Син-Бинь-У знакомым. Шрамы белели на щеке.
— Вы арестованы, — вскричал китаец вдохновенно, чувствуя себя самым лучшим красным и желтым Пинкертоном.
Но что делать дальше? Нужно ждать станции и обратиться в отделение ГПУ. А что там скажут про самозванство? А если немец-шпион убежит? Поезд между тем замедлил свой ход — приближалась станция. Тут вдохновение осенило Син-Бинь-У.
Он схватил багаж Ганса и произнес:
— Пошли за мной!
Ганс, как зачарованный, последовал за человеком, уносящим в прекрасных чемоданах из настоящей фибры его костюмы, держалки для брюк и полный набор неподражаемых универсальных гребенок. Поезд остановился.
— Где здесь ГПУ? — произнес китаец, выходя на платформу вместе со своим пленником.
— Ура! — отвечала возбужденная толпа, заполнявшая всю платформу.
Сотни человек бросились к китайцу и начали подбрасывать его вверх. Китаец взлетел на сажень, не выпуская из рук чемодана Ганса. Все крики Син-Бинь-У заглушались пением Интернационала.
Из депо, из товарных поездов бежали рабочие, стрелочники оставили свои будки. Толпа прибывала все больше и больше, и китаец взметывался все выше и выше. Ему все время казалось, что у него сейчас выпадут все зубы. Уже из его рук выпали чемоданы, и на окраинах толпы люди, не могущие качать бедного ничего не понимающего китайца, восторженно подбрасывали вверх его багаж.
Часовая стрелка проделала свой короткий путь между двумя и тремя, а китайца продолжали качать. Ушел экспресс с перепуганным Гансом, прошли еще поезда, и пассажиры всех поездов выходили покачать китайца. Ошеломленный и ничего не понимающий, без своего багажа и с багажом китайца на руках, мчался Ганс к Ипатьевску, знаменитому химическому городу. Все казалось бредом. Потеря образцов гребенок и документов доводила до отчаяния.
Наконец сон овладел бедным немцем. Робко подошел он утром к зеркалу уборной. Робость его была не напрасна. Желтое, канареечного цвета лицо глядело на него из стекла. Ганс с испуга и отчаяния заболел желтухой.
На первой же станции он выбежал к доктору. Но как назвать себя и какие документы предъявить? Нерешительно смотрел Ганс на чемодан, оставленный ему китайцем. «Син-Бинь-У», — было написано на нем.
Веселый доктор выстукал его и, недоумевая, сказал:
— Ничего не понимаю — вы, по-моему, здоровы. Есть легкое разлитие желчи, но оно не очень заметно у людей вашей расы.
— Какой расы?
— Монгольской.
— Монгольской… моей монгольской расы?
— Позвольте, кто же вы такой? Простите, как ваше имя?
Но здесь коммивояжер вспомнил надпись на чемодане.
— Син-Бинь-У. Я могу документы…
— Нет, зачем же. — Он вдруг потряс его руку.
— Позвольте вас поздравить, товарищ Син-Бинь-У, мы давно ждали этого…
Доктор встал и быстро настроил радиоприемник. Звонкий голос наполнил комнату:
— Слушайте… торжества в Кантоне… коммунистические делегаты, приехавшие принимать поздравления по случаю коммунистической революции в Китае, собравшись под председательством учителя Пао, приняли следующее решение…
Ганс от волнения на секунду потерял сознание. Когда секундный обморок прошел, он услышал, как радиоприемник продолжает: «…дипломатический квартал в Пекине оцеплен… Громадные толпы манифестируют у памятника товарищу Карахану…»
— А Гамбург, доктор? — спросил Ганс.
— Европа, товарищ? Сейчас.
Теперь раздался женский голос. Он был радостный и высокий:
— Тревога на Берлинской бирже. Германия, связанная Лигой Наций, может обратиться в плацдарм для нападения на Союз Советских Республик. Усиление антантовских гарнизонов. Фашисты мобилизуют все свои силы. Америка предлагает сокращение долгов в случае активного участия Германии в подавлении Китайской революции. Рабочие готовятся к отпору зарвавшимся империалистам. Речь представителя Коминтерна на Женевском съезде химических рабочих. Слушайте речь тов. Скобелева. Слушайте… слушайте…: «Товарищи, мы перед лицом всемирной революции…»
Здесь мы кончаем эту главу, которая началась случайным арестом Син-Бинь-У Кюрре, а кончается неожиданным превращением Ганса Кюрре в китайца Син-Бинь-У, возвращающегося в Ипатьевск.