Рокамболь аккуратно домел камеру, поставил швабру в угол и сел у ног тюремщика.

— В последний раз, Рокамболь, — вздохнул тот, — быть тебе сегодня на электрическом стуле.

Рокамболь ответил жалобным визгом. Шерсть на нем свалялась в клочья, бока похудели, это был уже не тот прежний веселый и часто пьяный зверь.

Тюремщик встал и, взяв одеяло с узкой тюремной койки, которой медведь никогда не пользовался, закутал им Рокамболя.

— Эх, поспи, милый, жалко тебя, — проговорил добрый малый, выходя и тихо закрывая дверь за собой.

Рокамболь спал, ему снился Словохотов и будто идет Пашка на четвереньках и сам весь в меху, а вокруг поле, и в поле растет клевер и жужжат на низкой траве пчелы. А земля мягкая, такая, какая не тупит когтей. Потом видит — вода, плывут они по ней с Пашкой в ящике, а брызги соленые на морде… Это плакал сам Рокамболь в тихом последнем сне.

— Известно ли господину министру внутренних дел, — говорил в это время в парламенте пламенный оратор, — что в главной каторжной тюрьме, с нарушением акта о неприкосновенности личности, содержится уже три недели недопрошенный медведь? Известно ли господину министру, что по неопровержимым данным этот медведь родился в районе Архангельска в период английской оккупации и поэтому может считаться английским гражданином? Известно ли также, что медведь вообще существо бессловесное и поэтому не может быть обвинен в пропаганде? — Оратор сел.

Небольшая комната заседания парламента была набита до отказа.

Все места были заняты, человек сто депутатов стояло в проходе. Очевидно, был большой день.

Министр вежливо ответил, что он даст ответ через две недели…

— Казнь назначена на сегодня, — закричал кто-то с мест для публики…

В этот момент слово попросил один из крупнейших представителей консервативной партии.

— Известно ли господину министру, — начал он, — что упомянутый уже предыдущим оратором почетный медведь по имени Рокамболь является не только английским гражданином, но и тайным благотворителем и что им внесено 3 000 000 фунтов стерлингов в английский банк на предмет переоборудования зоологического сада. Общественное мнение мира взволновано. В Америке состоялись уже митинги протеста… Морган недоволен. Форд взволнован, и небеса могут отомстить нам…

Но покинем парламент, нам нужно спешить. Сейчас проснется Рокамболь, и мы не увидим твердости нашего героя в его последние минуты.

Бежимте со мной бегом, читатель…

Вы спрашиваете, что это наклеено на всех стенах? Это плакаты с портретами печального Рокамболя в цепях с надписью: «Мы требуем правосудия!»

Бежим.

Из-за стены тюрьмы уже слышен звон колокола… Значит, казнь сейчас…

Прокурор, палач, два тюремщика и священник вошли в камеру медведя.

— Идемте, сэр, — сказал прокурор тихим голосом, — правосудие должно совершиться.

Рокамболь вздрогнул и проснулся. С трудом поднялся он на четвереньки и, влача кандалы, тяжело пошел…

О, бесконечная лестница ожидания смерти!..

К маленьким окошкам дверей одиночных камер всюду прижимались арестанты, следя за последним путем своего товарища.

Колокол звонил беспрестанно.

Но вот и комната казни.

Распределительная доска на стене, странное медное кресло и медный колпак сверху.

Тюремщики бросились на Рокамболя, тот отстранил их и сам сел в кресло.

— Сэр, — простонал священник, — не желаете ли вы исповедью облегчить свою душу?

Рокамболь отрицательно покачал головой.

— Мерзавцы, — кричал Хольтен в кабинете главного представителя одного газетного треста — Бульмера, — мерзавцы! Деньги берете, а помилования нет! Сволочи! Я скуплю ваши акции и выгоню вас всех в шею.

— Не волнуйтесь, господин негр, — вежливо отвечал маленький, черноволосый и плюгавый человек в черепаховых очках и с тремя самопишущими перьями в кармане пиджака, — не волнуйтесь, мы нажали все кнопки в парламенте, взволновали всю Англию, арендовали специально на две недели три радиостанции, организовали общественное мнение Америки, удвоили свой тираж, привлекли на свою сторону шотландцев… я не знаю, чего еще можно добиться за два миллиона? Если медведь будет освобожден, мы пустим тогда зеленую ракету, если его казнят, мы пустим две красных и устроим ему пышные похороны…

— Похороны, — зарычал негр, — похороны, я закопаю тебя с ним в одну могилу!.. — И Хольтен сжал горло журналиста своими сухими мускулистыми руками.

— Отпустите мое горло, — написал Бульмер самопишущим пером на манжете душащей его руки негра, — я придумал.

Хольтен опустил от изумления руки.

— Виндзорский дворец, — сказал Бульмер, беря в руки телефонную трубку, — сэра Гельмсфорда к телефону, спрашивает Бульмер… А, это вы, граф. Послушайте, если вы не желаете, чтобы я раздул ваш бракоразводный процесс, и не желаете читать каждое утро подробное сообщение о некоторых ваших привычках, то добейтесь немедленно у короля помилования медведя, срок — пятнадцать минут, дорогой граф… Да, да, позвоните сами. Мне понравился ваш темперамент, негр, — сказал Бульмер, кладя трубку и откидываясь на спинку кресла, — для вас я пожертвовал сенсацией, — это будет стоить еще триста тысяч лично мне.

— Хорошо, вы получите чек на понедельник в случае удачи, — холодно ответил Хольтен…

— Все исправно, — сказал механик, включая рубильник, чтобы проверить проводку доски.

Синие искры завыли между контактами.

В воздухе запахло озоном.

Рокамболь сидел с ногами в кресле. Медный колпак уже покрывал его лоб. Медведь дышал тяжело и порывисто.

В это время над городом взвилась зеленая ракета.

— Слушаю, — сказал прокурор, подходя к телефону.

— Остановите казнь, — раздался голос, — Рокамболь помилован. Король желает его видеть.

— Ура! — вскричал один из тюремщиков и упал в обморок.

— Разрешите вас снять в этом положении, дорогой сэр, — попросил механик, подходя к Рокамболю с фотографическим аппаратом и щелкая затвором. — Спасибо, моя семья благодарна вам за вашу любезность, сэр… Этот снимок будет хорошо оплачен.

Я никогда не был на приемах у королей.

Видел издали одного короля, и то румынского.

Вот почему я не могу подробно описать, как вымытый и надушенный Рокамболь был принят королем Англии.

Мне известно только, что Рокамболь вел себя с полным достоинством и самообладанием.

Из Виндзорского замка, в закрытом автомобиле медведь был отвезен в Лондон. Во избежание стечения толпы шторы у автомобиля были спущены.

Автомобиль домчался до одного из лучших кварталов города — сада, находящегося в окрестностях Лондона и остановился у белоснежного коттеджа.

Хольтен выбежал навстречу Рокамболю.

Друзья обнялись и долго плакали друг у друга на плече. Только глубокой ночью заснул Рокамболь в своей комнате перед камином.

Портрет Словохотова, написанный во весь рост, украшал стену спальни.

Медведь спал тревожно, стонал, просыпался, подходил к портрету и нюхал Пашкины ноги на полотне.

К утру низ портрета был слизан.