Двадцать вагонов муки, расстилая кудластый пар, Паровоз по холмам, по лесам, по склонам, по кручам тащит. Через топь, через рожь, через лес. У топки стоит кочегар. Все злее, все крепче мороз. Все глуше лесные чащи. Жаром в лицо ему, холодом в спину ему, Поздно уже. Кострому верст за сто оставили сзади. Леса, леса, леса; да тяжело одному, Этакая беда. Без смены устанешь з а день. Тихо шумит лес, тихо бежит зверь, А наверху там небо, да ели, да ели. — Глашенька, подь сюда, что же нам делать теперь, Дети с третьего дня, с третьего дня не ели. Луна, и блестят курки. Лесом идут мужики. Выскочил из-под ног заяц неосторожный. Просвет. Забор. Столб. Высятся у реки Белые крутизны насыпи железнодорожной. Темень, в лесу жуть, сидят на снегу, ждут, Пять телеграфных столбов поперек пути положили. Мороз, здоровый мороз. Внизу костер жгут, Ели их сберегли, сугробы их схоронили. А по лесам шум, а по лесам гром, А по лесам дым, все ближе, все громче, все чаще. Вот он бежит, паровоз, пар расстилает кругом. И стучит, и рычит, и свистит, и двадцать вагонов тащит. Кто там? — прочь с пути! Кто там? — не видать, темно. У топки стоит кочегар. Тяжело кочегарово дело. Стой! Взводи! Пли! На сторону бревно. На вагон вагон, на вагон вагон, и набок машина села. С холоду ель трещит. С голоду зверь бежит. Двадцать вагонов муки. Будут ребята сыты. Та-татата-та! В снегу кочегар лежит, В бледное небо глядит, лесом и снегом закрытый.