«Мы — Серапионовы братья»
В феврале 1921 года в петроградском Доме искусств собралась группа молодых писателей, решивших соединить свои силы на литературном поприще. Инициаторами были Лев Лунц, Николай Никитин, Михаил Слонимский, Владимир Познер, Елизавета Полонская, Виктор Шкловский и Илья Груздев. Новых членов активно не искали, но в течение нескольких месяцев к ним присоединились Михаил Зощенко, Вениамин Зильбер (Каверин), Константин Федин, Николай Чуковский и Всеволод Иванов. Это были, пожалуй, самые талантливые среди начинающих писателей Петрограда. Все они были очень молоды: младшему, Познеру, исполнилось шестнадцать, а старшему, Федину, двадцать девять лет. Большинство успело уже выступить в печати, но никто еще не завоевал себе имя в литературе. Свою литературную деятельность многие из них начали в Студии переводчиков при издательстве «Всемирная литература» и в Литературной студии при Доме искусств, где они слушали лекции и учились у признанных писателей, критиков и переводчиков, таких как Е. Замятин, Н. Гумилев и К. Чуковский. Уже тогда возникли дружеские связи и некие общие взгляды на писательскую работу.
Писатели решили назвать себя «Серапионовыми братьями». Это название сборника новелл немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана, где группа молодых людей регулярно собирается, чтобы читать и рассказывать друг другу занимательные истории. Таким же образом петроградские «Серапионовы братья» стали собираться раз в неделю, чтобы читать и обсуждать свои новые произведения. Отшельник Серапион, отказавшийся усомниться в реальности своих вымыслов, был их патроном.
Манифеста «Серапионовы братья» не имели, и статьи и речи, которые они написали и произнесли за время существования группы (1921–1929), не смогли удовлетворительно объяснить их общую платформу. Слонимский впоследствии рассуждал об их исходной точке опоры так: «Объединяла нас родившая эпоха, отчаянная любовь к литературе, стремление, ломая инерцию дореволюционной беллетристики, выразить в словах все испытанное и виденное в годы войн и революции». К этому он еще добавил «романтическую идею дружбы». Среди «Серапионов» не было зависти, наоборот, господствовало сильное чувство общности.
Искренность была обязанностью. «Первой нашей заповедью было говорить и писать правду», — вспоминала Е. Полонская. Творческая работа должна быть автономной и писатель свободным от всяких общественно-политических требований. Формальным вопросам литературного творчества придавали большое значение. По легенде, «Серапионы» приветствовали друг друга словами «Здравствуй, брат! Писать очень трудно». Шкловский, теоретик формализма, вдохновлял других к исканию новых художественных решений, побуждая интерес к «технике» писательства.
В решении создать свое писательское общество присутствовал также практический аспект. Отдельно печататься было трудно, особенно новым, неизвестным именам, зато коллективные антологии легче находили путь к читателю. «Серапионовы братья» получили известность сперва как члены общества и только потом в качестве отдельных писателей.
Покровителя «Серапионы» нашли в Максиме Горьком, пристально следившим за развитием новой литературы в Советской России. На некоторых из них он успел обратить внимание в предыдущие годы. Горький поддерживал связь с «братьями» через Слонимского, с которым он сотрудничал уже в 1919 году в издательстве «Всемирная литература». В глазах Горького «Серапионы» подавали большие надежды, и в переписке со Слонимским, Ивановым и Фединым он давал профессиональные советы и комментировал сочинения группы. Понимая, что молодые писатели нуждаются в материальной помощи, Горький организовал им пайки в Доме ученых.
«Вам нужен альманах»
В апреле 1921 года Горький запланировал издать альманах молодых писателей. В письме он перечислял имена тех, кого хотел пригласить: «Борис Пильняк, Лунц, Н. Никитин, Шкловский, Одоевцева и др.». В списке, правда, есть и некоторые из «Серапионов», но речь пока о них не шла. В начале мая от Слонимского Горький получил два рассказа: «Старуха Врангель» Зощенко и «Поручик Архангельский» Слонимского. Прочитав эти сочинения, Горький ответил, что «Серапионам» уже пора выпускать свой альманах. Одновременно Слонимский узнал от Шкловского, что Горький собирается опубликовать сборник молодых писателей и в этой связи хочет познакомиться с «Серапионовыми братьями». В пятницу 6 мая члены группы собрались у Горького на Кронверкском проспекте, чтобы обсудить публикацию альманаха.
Николай Чуковский вспоминал эту первую встречу «Серапионов» с Горьким: «…Горький сел за стол, и началась беседа, в которой говорил почти один хозяин. Я не произнес, конечно, ни слова, Лунц, Федин, Груздев отваживались лишь на робкие реплики, раза два что-то промямлил Слонимский. Горький, отделенный от нас плоскостью своего большого стола, говорил долго, назидательно и однотонно».
На встрече присутствовал также Всеволод Иванов, переехавший в Петроград не без помощи Горького. Горький высказал пожелание, чтобы первым произведением предполагаемого альманаха стал рассказ Иванова «Жаровня архангела Гавриила», который тогда же был прочитан присутствующим. После этого Горький комментировал отдельные произведения «Серапионов». «Разбор творчества был краткий, но очень лестный для всех. Федина, Зощенко и Лунца Горький хвалил пространнее и горячее, чем остальных, но и остальные не были забыты; даже мои стихи удостоились совсем ими не заслуженного похвального отзыва», — пишет Николай Чуковский. В конце встречи Горький стал более конкретно говорить о возможной антологии, называя Госиздат или Издательство 3. И. Гржебина в качестве возможных публикаторов.
М. Слонимский взялся за отбор произведений и в письме (без даты) перечислил Горькому все, что у него собралось. Кроме его собственных повестей «Рваные люди» и «Поручик Архангельский», в папке у него были «Одиннадцатая аксиома» В. Зильбера и «Старуха Врангель» и «Любовь» М. Зощенко. Н. Никитин обещал скоро окончить новую повесть «Рвотный форт», а рассказы В. Иванова уже имелись у Горького. Из произведений Л. Лунца Слонимский предлагал опубликовать свежую пьесу «Вне закона».
На основании предложения Слонимского Горький сделал набросок плана альманаха, назвав его «1921»:
1921.
Альманах.
Содержание.
Всеволод Иванов. Жаровня архангела Гавриила.
Хлеб.
Елизавета Полонская. Стихи.
Михаил Слонимский. Рваные люди.
Поручик Архангельский.
В. Познер. Баллада о коммунисте.
Баллада о дезертире.
Виктор Шкловский. В пустоте.
Мих. Зощенко. Любовь.
Война.
Старуха Врангель.
Ник. Радищин <так!>. Голод.
Лев Лунц. Бунт.
Ник. Никитин. Рвотный форт.
В. Зильбер. Одиннадцатая аксиома.
Н. Павлович. Стихи.
Лев Лунц. Вне закона. Пьеса.
Редакция? [11]
Список произведений почти совпадает с окончательным содержанием альманаха «1921». Недостает только К. Федина. Надежду Павлович вычеркнули; ее связи с «Серапионовыми братьями» были непрочными. Рассказ М. Зощенко «Война» был заменен на его же «Рыбью самку». В своем дневнике Зощенко сперва записал: «Альманах Гржебина. Даю „Войну“», но потом передумал: «Альманах „Братья Серапионы“. Три моих рассказа: Любовь, Старуха Врангель, Рыбья самка».
Вопрос о главном редакторе решился в пользу Горького.
Второй раз «Серапионы» пришли к Горькому 3 июня. В этот раз присутствовали Шкловский, Лунц, Никитин, Федин, Слонимский, Груздев и Николай Чуковский. У Горького уже сидел Корней Чуковский, отец Николая. В своем дневнике Чуковский-старший записал слова Горького о будущем альманахе. Решено было назвать его «1921» и издать у Зиновия Гржебина. Потом Горький принялся комментировать содержание. «Позвольте поделиться мнениями о сборнике, — начал он разговор. — Не в целях дидактических, а просто так, потому что я никогда не желал поучать. Начну с комплимента. Это очень интересный сборник. Впервые такой случай в истории литературы: писатели, еще нигде не печатавшиеся, дают литературно значительный сборник. Любопытная книга, всячески любопытная. Мне, как бытовику, очень дорог ее общий тон. Если посмотреть поверхностно: контрреволюционный сборник. Но это хорошо. Это очень хорошо. Очень сильно, правдиво. Есть какая-то история в этом, почти физически ощутимая, живая и трепетная. Хорошая книжка».
Были у Горького и критические замечания. В революции роль личности оказалась огромной, но у «Серапионов» не было ни героя, ни «человека»: «Человек предан в жертву факту. <…> А у вас герой затискан. В каждом данном рассказе недостаток внимания к человеку. А все-таки человек свою человечью роль выполняет…» Литературное произведение — не «сумма стилевых приемов», а главное — отражение действительности. Тут «формалист» В. Шкловский уже не смог молчать: «Я думаю, Алексей Максимович… человек здесь запылен оттого, что у авторов были иные задачи, чисто стилистического характера. Здесь установка на стиль». Столкновение взглядов было разрешено в чисто серапионовском духе: пусть авторы сами отвечают за свои произведения.
«Библион»
В июне Лев Лунц заявил в журнале «Дом искусств» о готовящемся сборнике: «В конце 1921 г. выйдет первый альманах общества, куда войдут произведения его членов (Вс. Иванов, В. Зильбер, Мих. Зощенко, Лев Лунц, Ник. Никитин, Мих. Слонимский, К. Федин — рассказы и повести; Л. Лунц — пьеса; B. Шкловский и И. Груздев — статьи; Е. Полонская, Вл. Познер и Н. Радищев — стихи)». Псевдоним Н. Радищев взял себе Николай Чуковский. Появление имени критика И. Груздева в числе сотрудников — неожиданность; несмотря на то, что он был одним из основных членов общества и присутствовал на встречах с Горьким, он не фигурировал в дискуссиях о совместной публикации и статья его в альманах так и не была включена.
Вскоре возникла проблема с издателем. Издательство 3. И. Гржебина существовало с 1919 года, выпуская книги на оси Петроград — Берлин. В 1920 году Гржебин заключил договор с Госиздатом об издании книг для Советской России в берлинском отделении своего издательства, но весной 1921 года Государственное издательство неожиданно пересмотрело договор и отказалось принять и оплатить заказанные книги. Кроме того, были созданы разнообразные препятствия для дальнейшей деятельности Гржебина. Его издательству угрожало закрытие.
В этот критический момент возник альтернативный план: альманах «1921» можно издать в Финляндии! В Гельсингфорсе с 1920 года существовало издательство «Библион», созданное с целью издания новой литературы русского зарубежья и русских переводов финской и шведской литературы Финляндии. Владельцами были финляндские шведы, и на практике «Библион» функционировал как дочерняя компания финско-шведского издательства «Шильдтс». За первые полгода успели выпустить две посмертные книги Леонида Андреева, «Дневник Сатаны» и «Ночной разговор», книгу рассказов Александра Куприна «Звезда Соломона» и перевод финского романа «Огненно-красный цветок» Юханнеса Линнанкоски.
«Библион» был связан с крупными центрами русской эмиграции, и заказы на книги поступали из всех уголков мира. Однако скоро выяснилось, что «Библион» не может соревноваться с берлинскими, парижскими и пражскими издательствами. Из-за больших производственных затрат цены на его книги были высокими. В этой ситуации владельцы решили связаться с издателями и авторами из Советской России, предлагая им свои услуги. Из-за недостатка бумаги и кризисного состояния типографий там скопилось большое число ненапечатанных работ.
Внешторг передал предложение финнов 3. Гржебину. В письме в «Библион» от 11 июня 1921 года он обошел молчанием все сложности своей ситуации, но рассказал, что у него заключен контракт с Госиздатом на печатание советской литературы, особенно учебников. Вопрос шел о большом деле (восемь миллионов немецких марок) и тиражах до 100000 экз., но надо было действовать быстро. Гржебин попросил информацию о «Библионе», о ценах и возможности доставлять книги в Петроград. К его письму И. Н. Мечников, сотрудник Горького и Гржебина по издательским делам, прилагал рукописи серапионовского альманаха «1921» для прочтения. Приложенный список произведений был почти идентичен с горьковским июньским списком:
1921.
Альманах.
I. Предисловие Максима Горького.
II. Всеволод Иванов. Рассказы:
Жаровня архангела Гавриила.
Хлеб.
III. Елизавета Полонская. Стихи.
IV. Михаил Слонимский. Рассказы:
Рваные люди.
Поручик Архангельский.
V. Вл. Познер. Стихи:
Баллада о коммунисте.
Баллада о дезертире.
VI. Виктор Шкловский. В пустоте. Очерк.
VII. Мих. Зощенко. Рассказы:
Любовь.
Война.
Старуха Врангель.
VIII. Ник. Радищев. Голод. Стихи.
IX. Лев Лунц. Бунт. Рассказ.
X. Ник. Никитин. Рвотный форт. Рассказ.
XI. В. Зильбер. Одиннадцатая аксиома.
XII. Конст. Федин. Савел Семеныч. Рассказ.
XIII. Лев Лунц. Вне закона. Пьеса.
Весь материал вовремя собрать не успели, но «Серапионы» обещали как можно скорее послать и все остальные произведения.
В Альманахе недостает:
1. Предисловия Максима Горького (будет дослано с ближайшей оказией).
2. Рассказов Всеволода Иванова («Жаровня архангела Гавриила» и «Хлеб» — революционно-крестьянский быт) — будет дослано с ближайшей оказией.
3. Баллады Вл. Познера («Баллада о дезертире») — будет дослано.
Без этих недостающих, но уже готовых и одобренных к печати рукописей печатать Альманах нельзя.
Литературное общество «Серапионовы братья» предлагает альманах «1921» только в том виде, в каком он составлен редакционной комиссией, во главе которой стоит Максим Горький. Некоторые рукописи не перепечатаны на пишущей машинке.
Покорнейшая просьба о корректуре (если возможно) и о скорейшей присылке договора (в случае согласия издательства печатать Альманах) [21] .
В недатированном документе одновременно сообщалось, что все переговоры с «Серапионовыми братьями» должны идти через Слонимского.
ДоверенностьМих. Зощенко
Литературное общество «Серапионовы братья» поручает ведение переговоров и получение гонорара от издательства «Библион» члену Общества Михаилу Леонидовичу Слонимскому.Виктор Шкловский
Только имени Владимира Познера тут не хватает. Причина простая: Познер уже весной навсегда уехал из России и поселился в Париже.
В июле «Библион» подтвердил получение рукописей и свою заинтересованность в публикации альманаха. Финская сторона обещала в скором будущем дать окончательное решение. Одновременно «Серапионам» заплатили часть гонораров, о чем в архиве «Библиона» сохранились две квитанции:
В счет гонорара по изданию альманаха № 1 Лит. общ. «Серапионовы братья», предложенного изд<—>ву «Библион» или другому изд<—>ву по усмотрению г. Тойкка, получил полторы тысячи (1.500) ф<инских> марок.По уполномочию Общества
В счет гонорара по изданию альманаха № 1 Лит. общ. «Серапионовы братья», предложенного изд<—>ву «Библион» или другому издательству по усмотрению г. А. В. Игельстрома, получил три тысячи (3.000) марок финских от г. Игельстрома.По уполномочию Общества
Суммы — значительные. Всего «Серапионы» получили от финской стороны приблизительно 1500 долларов по курсу сегодняшнего дня. Названные в квитанциях Тойкка и Игельстром формально не были связаны с «Библионом», но из-за своих близких контактов с Петроградом они играли роль посредников. Гофрат, магистр Пиетари Тойкка работал в финляндской дипломатической миссии в Петрограде, а Андрей Игельстром был заведующим русским отделением библиотеки Хельсинкского университета. Летом 1921 года оба участвовали в работе КУБУ (Комиссии по улучшению быта ученых) в пользу голодающих петроградских ученых. В этой работе зарубежные организации играли большую роль, и среди них отличился Финляндский университетский комитет помощи страдающим русским ученым. Комитет обещал не только доставить продовольственные припасы и товары первой необходимости в распоряжение КУБУ, но и способствовать изданию новой русской научной литературы за границей. Инициатором комитета и движущей силой являлся как раз Игельстром. Вместе с Тойккой он участвовал и в собраниях КУБУ, где была возможность встречаться и с Горьким.
С Россией «Библион» связывал не только контакт с «Серапионовыми братьями». Весной и летом 1921 года издательство получило разные предложения из Советской России, но, пока у него не было своего постоянного уполномоченного представителя в Петрограде, решило не спешить с ответами. К несчастью, старания «Библиона» натолкнулись на визовые проблемы, и одновременно советской стороне стало ясно, что предлагаемые финские условия невыгодны, особенно в сравнении с немецкими. Интерес к «Библиону» падал, и все проекты издательства пришлось временно отложить, пока не выяснится экономическое положение.
В сентябре Игельстром еще раз подтвердил, что материал альманаха находился в Гельсингфорсе:
Издание Альманаха № 1 Лит. общ. «Серапионовы братья» передано книгоиздательству «Библион» в Гельсингфорсе.Гельсингфорс, 8 сентября 1921.
Не зная сложности ситуации, «Серапионы» нетерпеливо ждали появления альманаха. Всеволод Иванов пока не послал своих обещанных рассказов в Гельсингфорс, но в середине сентября он просил Слонимского добавить его жену, Анну Веснину, «способную» писательницу из Пролеткульта, к числу авторов будущего сборника. Всерьез к его предложению, кажется, не отнеслись. В Париже В. Познер радовался сообщению Лунца, что альманах уже давно составлен и продан финнам.
Гржебин отказался от издания альманаха «1921» в пользу «Библиона», но к концу лета он опять заявил о своей заинтересованности, может быть из-за неопределенной позиции финнов. На заседании редакционной коллегии Петербургского отделения Госиздата в середине октября рассматривали отношение его издательства от 15 августа о разрешении печатать альманах «Серапионовых братьев». Разрешение дали, бумагу обещали, но название сборника попросили изменить. Очевидно, не хотели, чтобы альманах стал литературным памятником драматического 1921 года.
Для Гржебина разрешение, во всяком случае, пришло слишком поздно. Когда чиновники Госиздата собрались, чтобы с двухмесячной задержкой определиться по поводу ходатайства Гржебина, тот уже укладывал чемоданы, чтобы со своей семьей навсегда покинуть Россию. Вместе с ним поехал и Горький, по совету Ленина временно оставляя свою родину. Конечной целью Гржебина и Горького была Германия, но первой остановкой стал Гельсингфорс.
В столицу Финляндии Горький и Гржебин приехали 17 октября. В местной печати Гржебина назвали представителем «русских бумажных интересов», и Горький подтвердил, что главной задачей их поездки является выяснение возможности печатать труды русских ученых и литераторов за границей — в Финляндии, Швеции или Германии. Через неделю к Гржебину и Горькому в Гельсингфорсе присоединился академик С. Ольденбург с таким же поручением. С русскими гостями несколько раз встречались представители Финляндского университетского комитета — А. Игельстром, доцент В. Мансикка и профессор И. И. Миккола.
Про «Серапионовых братьев» и их альманах Горький, однако, не забыл. В беседе с писателем Ф. Фальковским, работающим журналистом в местной газете «Путь», он явно имел в виду писательскую группу, когда восторженно хвалил молодое поколение русских писателей: «Какая большая литература подымается в России. Громада! Огромные дарования, могучая молодежь. Идет смена. При Доме литераторов работает их отдельный кружок. Силища, скажу я вам! <…> Пишите туда, вступайте в контакт. Там есть большой, огромный писатель. Подымается новая смена…» Вероятно, это Фальковский перепутал Дом литераторов с Домом искусств; для него, живущего за границей, советская литературная реальность была совершенно неизвестна.
«А как с „Библионом“?» — спросил в письме к Горькому Альберт Пинкевич, писатель и общественный деятель, активно работавший в Издательстве Гржебина и в КУБУ. «О „Библионе“ не могу сказать ничего, не видал их», — ответил Горький 27 октября. В тот же день он, однако, встретился с директором издательства, Хяльмаром Далем (Hjalmar Dahl). Тот опубликовал свое интервью с Горьким, но о «Библионе» и о «Серапионовых братьях» в нем не говорится. Предположительно Даль рассказал Горькому о трудном экономическом положении своего издательства, а Горький, со своей стороны, смог сообщить, что в Америке профессор Джером Дэвид обещает достать деньги для печатания новой русской литературы, что Гржебин мечтает возобновить свою издательскую деятельность в Германии и что Госиздат пока не определился насчет печатания книг за границей. Пришлось ждать.
Из Гельсингфорса Гржебин и Горький поехали в Стокгольм в начале ноября. Там Гржебин в интервью сообщил, что так как в Советской России уже невозможно работать, то он решил продолжить свою деятельность в Германии. В начале следующего года он сумел восстановить свое издательство в Берлине, с лета опять печатая книги по советскому заказу. Среди многочисленных книг Издательства 3. И. Гржебина в 1922 году мы, однако, не находим альманах «1921». И когда год спустя советская сторона, опять открыто нарушая всякие договоры, запретила ввоз в Россию книг, изданных за границей, Гржебин потерпел банкротство.
В Петрограде «Серапионы» недоумевали. В письме Горькому от 14 ноября 1921 года Слонимский спрашивает, правда ли, что у «Библиона» нет средств и что альманах «1921» вряд ли скоро выйдет, и замечает: «Грустно. Значит ли это, что материал альманаха свободен?» Не получив никаких объяснений, он опять вернулся к этому вопросу в феврале 1922 года: «Как с финским альманахом? Говорят, он у Гржебина. Или нет? Хотелось бы видеть его напечатанным. Мы все думаем, что это, пожалуй, можно». Это последнее упоминание о «финском альманахе» «Серапионов».
По мере того как «Серапионовым братьям» становилось ясно, что издание их альманаха в Гельсингфорсе вряд ли скоро состоится, они начали планировать новый сборник. На первом их публичном вечере в Доме искусств 19 октября они явно избегали произведений, отданных в Финляндию, читая только те, которые потом вошли в их петроградский альманах. В «Летописи Дома литераторов» от 1 ноября 1921 года сообщалось, что «Серапионовы братья» готовят к печати «ряд альманахов», в том числе один, который скоро должен выйти в петроградском издательстве «Алконост». В письме от 17 октября к своему другу T. М. Левиту В. Каверин обещал послать «альманах Серапионов» через месяц-полтора. В. Шкловский подтвердил план в статье «Серапионовы братья», напечатанной в «Книжном угле» (1921): «Изд. „Алконост“ имеет в портфеле сборник рассказов серапионов: я надеюсь, что жизнь сборника в этом портфеле не будет долговечной». Колкость в сторону «Библиона» была вполне понятна.
В апреле 1922 года в петроградском издательстве «Алконост» наконец вышла книга «Серапионовы братья. Альманах первый». В отсутствие Горького ключевой фигурой в работе над книгой являлся В. Шкловский. Тираж был небольшой — 4000 экземпляров, внешность скромной. В альманах вошли новые рассказы Зощенко, Слонимского, Лунца, Иванова, Никитина, Федина и Каверина.
Публикация петроградского альманаха «Серапионов», однако, не обошлась без проблем. Содержание пришлось изменить, жаловался Слонимский Горькому. Его рассказ «Дикий» был «сильно урезан», и «Кол», рассказ Никитина, был вообще «выкинут». Вскоре в Берлине печатается второе издание — «Серапионовы братья. Заграничный альманах» (1922), к которому были прибавлены сочинения Е. Полонской, Н. Тихонова (член группы с конца 1921 года) и И. Груздева. Берлинский альманах вышел не у З. Гржебина, а в издательстве «Русское творчество». Примечательно, что в эти два альманаха «Серапионов», не вошло ни одно из произведений, выбранных для альманаха «1921», несмотря на то, что некоторые из них уже были отдельно опубликованы в России. Возможно, не хотели нарушать договор с «Библионом» в надежде на то, что «финский альманах» в конце концов все-таки выйдет.
Однако весной 1922 года «Библион» уже прекратил свое существование. Издательство было ликвидировано, и весь книжный склад продан в Берлин. В гельсингфорсском архиве издательства осталось только несколько рукописей неопубликованных книг, среди них и серапионовский альманах «1921». Об их существовании забыли, пока они случайно не были обнаружены в 2009 году
Альманах «1921»
«Серапионовы братья» хотели быть голосом своего времени, выражая в художественной форме все виденное и испытанное. Само название планируемого альманаха — «1921» — говорит о тесной связи с текущим моментом. Время было драматическое. Гражданская война закончилась, но большевики еще не окончательно укрепили свою власть. В городах царил голод, и в деревне зрело недовольство. Власти пытались насильственно уменьшить влияние церкви. Новая экономическая политика дала передышку от жесткого военного коммунизма, но одновременно породила неверие в прочность советской власти. В марте вспыхнуло Кронштадтское восстание с требованием вернуться к первоначальным лозунгам революции. Против оппозиции боролись обысками и арестами. Среди интеллигенции многие предпочли уехать — временно, как полагали.
Почти все произведения альманаха «1921» отражают хаос того времени. Недоверие, предательство, жестокость, насилие, расстрелы, голод, смерть — повторяющиеся мотивы.
Коллективно «Серапионы» уверяли в своей нейтральности в политической борьбе:
«Всякую тенденциозность „Серапионовы братья“ отвергают в принципе как литературную „зелень“, только не в похвальном, а в ироническом смысле. Искусству нужна идеология художественная, а не тенденциозная, подобно тому, как государственной власти нужна агитация открытая, а не замаскированная плохой литературой» [40] .
Их критик С. Городецкий требовал побольше идеологической сознательности, открытого проявления своих позиций, на что Лев Лунц в статье «Почему мы „Серапионовы братья“» (1922) ответил, что у членов группы нет единой идеологии. Отстаивая право на писательскую свободу, он утверждал: «Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь. И, как сама жизнь, оно без цели и без смысла: существует, потому что не может не существовать».
Альманах «1921» отрицает заявления «Серапионов» об их нейтральности по отношению к жгучим вопросам времени. Вспоминаются слова Горького после прочтения рукописей альманаха: «Если посмотреть поверхностно: контрреволюционный сборник. Но это хорошо. Это очень хорошо». Хорошо было не только наличие среди молодых писателей крупных талантов, но и их готовность и смелость правдиво писать о современной жизни.
Шкловский разделил «Серапионов» на «бытовиков» и «сюжетников», на традиционалистов и «западников», на реалистов и обновителей. Разговорную речь с провинциальными словами и выражениями встречаем у Иванова и Никитина. Зощенко уже в своих ранних рассказах выработал своеобразную сказовую манеру повествования. У Никитина повествовательная композиция прерывается лирическими отступлениями и вставными эпизодами. Зильбер (Каверин) сделал ставку на композиционный эксперимент, отказываясь от бытового реализма и популярного орнаментализма. В его «Одиннадцатой аксиоме» две сюжетные линии, отличающися друг от друга по времени, месту и типам героев, идут параллельно, пока в конце не сливаются. Среди «Серапионов» именно Каверин больше всех работал «под Гофмана» с тяготением к мистике и странностям.
Федин являлся представителем традиционного реализма. В его рассказе «Савел Семеныч» интерес сосредоточивается на личности героя-палача, в характере которого религиозность и чувство красоты природы смешиваются с холодной жестокостью. Рассказ читается как протест против смертной казни — смелый жест в 1921 году. Для героев Всеволода Иванова повседневной жизни не достаточно, они мечтают о чудесах. Полушутливый тон Зощенко не скрывает его понимание трагизма «маленьких людей» — будь они священниками или мещанами. Рассказы Слонимского иллюстрируют растерянность интеллигенции в ситуации, когда исторический процесс сделал ее лишней. Юмористическое повествование рассказа «Рваные люди» кончается трагично — положением, где уже нет правильного выбора, а только неминуемая смерть.
Самый сенсационный текст альманаха — рассказ Лунца «Бунт». Он никогда прежде не издавался, и о его существовании вообще нигде не упоминается. Красный террор возглавляет сомневающийся председатель Совдепа Петр Аляпышев. Революционные события в рассказе приобретают значение восстания против Бога. Анархически настроенная толпа бунтует против советской власти, но поражение большевиков может только привести к новой волне террора. В повести Никитина «Рвотный форт» господствует сильное пораженческое настроение. В эпических стихотворениях Познера и Радищева (Н. Чуковского) — голод, страх и анархия. У Познера смерть ждет не только комиссара, не показавшего требуемой жестокости, но и дезертира, уставшего от бесконечных войн. Осталось только желание выжить, для морали уже нет места.
Пьеса Лунца «Вне закона» была гвоздем будущего альманаха. Действие перенесено в Испанию, но аллегорические намеки ясны. Это понимали в Советской России, где постановка пьесы была запрещена как «политический памфлет на диктатуру пролетариата в России». Комические элементы и приключенческие повороты постепенно переходят в тонкий анализ вопроса власти. Революция, обещавшая свободу всем, превращается в диктатуру, основанную на терроре. По диалектике революционный процесс ведет к надежде на контрреволюцию и на помощь извне.
Когда книга «Серапионовы братья. Альманах первый» вышла в Петрограде в 1922 году, реакция была отчасти смущенной. «В общем, от „Серапионовых братьев“ ожидалось больше», — написал критик журнала «Жизнь искусства». Альманах слабее их самих, констатировал А. Воронский в «Красной нови». Уровень предполагавшегося первым альманаха «1921», несомненно, выше. Произведения более оригинальны, художественны и общественно-радикальны. Если бы альманах вышел в Гельсингфорсе в 1921 году, он, без всяких сомнений, сразу поставил бы «Серапионовых братьев» во главе литературного процесса того времени.
Сказав это, надо все-таки отдать дань осторожности издательства «Библион». Издание альманаха в 1921 году было бы культурным подвигом, но одновременно и экономической катастрофой. На советский рынок «1921» не пустили бы по цензурным соображениям. Не случайно, что пьеса «Вне закона» никогда не печаталась в Советском Союзе, что Лунц предпочел навсегда «похоронить» свой рассказ «Бунт», Слонимский — «Рваных людей», равно как и Н. Чуковский с Познером — свои баллады. Зощенко и Никитину пришлось переработать свои произведения, чтобы напечатать их в Советской России. Возникли бы и проблемы с продажей альманаха «1921» в книжных магазинах русской эмиграции. Для Берлина и Парижа финские цены были слишком высокими, а кроме того, неизвестные на Западе «Серапионовы братья» не смогли бы вызвать у публики большого интереса. В конечном счете «Серапионам» и их альманаху «1921» пришлось ждать своего момента.