Колокольчики ликующе звенят вдали, едет по деревне                                 комиссар, А в деревне холод, а в деревне голод, а в деревне                              бушует пожар. Если бросить камень в голову вам, выдержит ли голова? Колокольчики ликующе звенят вдали, а комиссара укрыла                                 трава. Тридцать градусов долготы и шестьдесят широты. Если ты туда попадешь, в Петрограде очутишься ты. На узкой улице живет коммунист, неизвестный совсем. В доме номер не помню какой, кажется, тридцать семь. Ровно в семь зажегся огонь и ровно в двенадцать погас. Бьет первый час и второй час, бьет третий час. Спит коммунист и слышит звон, да не знает, откуда он, А над кроватью висит телефон и верещит телефон. Бей, барабан, труби, труба, стройся за взводом взвод: Коммунистический отряд отправляется ночью в поход. Впереди комиссар, а за ним идет коммунист, бледен и нем: Идет расстреливать коммунист из дома тридцать семь. В деревне крик, в деревне стук, готовится млад и стар. Ведь камнем убит, убит комиссар, камнем убит комиссар. Приказ дан палить всем зараз. Пли, пали, И еще: пли, и еще: пли, и еще, и еще: пли. И вот уже со всех сторон летят стаи ворон. Идет коммунист и слышит стон, да не знает, откуда он. У комиссара квадратный лоб, шестистопный склад ума. Коммунист отказался стрелять в крестьян, коммуниста ждет                                 тюрьма. Каждую четверть бьют часы, и стрелки всегда бегут, Бегут мужики, и вдогонку им коммунисты пули шлют. Крутясь, к ногам падает лист под ветра осеннего свист. По стенке прыгают зайчики-лучи, у стенки стоит коммунист. Во весь рост встал коммунист и голову повернул: Пред ним в ряд двенадцать солдат и двенадцать                              стальных дул. Двенадцать солдат, двенадцать дул и двадцать четыре руки, И под солнечным лучом блестят стальные курки. И, глухо стукнув, вверх поднялся каждый притвор, И, звонко звякнув, вниз упал каждый притвор. Дом, телефон, путь, крестьян, лоб комиссара, тюрьму… И двенадцать сестер, двенадцать пуль заглянули                              в сердце ему.

Бои не страшны, переходы легки, и винтовка тоже легка Рядовому тринадцатого пехотного полка. Но вчера война, и сегодня война, и завтра тоже война, А дома дети, а дома отец, а дома мать и жена. И завтра война, и всегда война, никогда не наступит мир. И из тринадцатого полка бежит домой дезертир. Он бежит в лес, он по лесу бежит, и уже наступила мгла, И луна погасла, и солнце взошло, и снова луна взошла. И филин кричит, и вторит сова, и воет голодный волк, И, не заметив пути, дезертир вернулся назад в полк. Всегда гладко брит командир, и на нем сияет мундир, Собирается военно-полевой суд, и пред ним стоит дезертир. А закон чист, а закон прост, и один приговор — расстрел. И осужденный дезертир не понял, но побледнел. «Завтра на заре расстрел», — и командир умолк. Завтра снова идет в поход тринадцатый пехотный полк. Завтра утром расстрел, и в избу ведет дезертира конвой. Идет дезертир, будто сам не свой, с повисшей головой. Ночь темна, а на страже солдат, а на страже свой                              брат-солдат, И бежит дезертир, куда ноги бегут, куда глаза глядят. Он бежит час, он бежит два, он бежит третий час, И солнце погасло, и месяц взошел, и месяц тоже погас. И винтовкой кажется каждый сучок и солдатом каждый куст, Но лес тих, небосвод чист, а горизонт пуст. Над его головой развевайся и вей, Зеленая армия свежих ветвей. Весенний ветер, играй листвой Над его усталою головой. На зелено-желтых лужайках напрягайте голоса, Кузнечиков кавалерийские корпуса.

Валежник сухой трещит под ногой, и мягко шуршит трава. Воет волк голодный, и филин кричит, и вторит ему сова. Весь день дезертир ничего не ел, весь день меж деревьев                              блуждал. Весь день голодал, и второй голодал, и третий день голодал. И когда настала четвертая ночь, дезертир на дерево влез. Справа лес и слева лес, и со всех сторон лес. Два зеленых глаза в кустах горят, а в листьях желтых два. Воет волк голодный, и филин кричит, и вторит ему сова. И вдруг желтым лунным лучом пронизалась ночная мгла, И мягкие дезертиру в лицо шарахнулись два крыла. Два мягких крыла, острый клюв, два глаза в глаза глядят. И вскрикнул солдат, зашатался солдат, наземь упал солдат. А дома дети, а дома отец, а дома мать и жена, Но вчера война, и сегодня война, и завтра будет война. Над его головой голодный волк поднимает протяжный вой. Дезертир лежит у волчьих лап с проломленной головой, Над его головой развевайся и вей, Погребальный саван сухих ветвей. Ветер, играй сухою листвой Над его разбитою головой. Он лежит на сырой земле, не двигаясь и не дыша, Он лежит на сырой земле, и земля ему будет легка. Отошла к Богу еще одна грешница-душа — Рядового тринадцатого пехотного полка.