12. ПОДВОДНЫЙ ШЕРЛОК ХОЛМС — РОБЕР СТЕНЮИ
В мире великое множество искателей сокровищ. Подавляющее большинство из них обуреваемы жаждой обогащения. Многие ищут клады, руководствуясь научными соображениями, — это историки и археологи. И совсем уж немногочисленная группа — бескорыстные искатели подводных сокровищ, хотя такое сочетание довольно парадоксально.
Известный бельгийский подводник и кладоискатель Робер Стенюи из числа последних. Более-всего на свете ему хотелось бы видеть поднятые со дна ценности в экспозициях специально созданных морских музеев. Но, увы, музейное дело не во власти кладоискателя-энтузиаста, и все, что остается на его долю, — это собирать экспонаты впрок. Порой Стенюи и сам не может разобраться, что нравится ему больше: отыскивать затерянные суда, рыться в пахнущих морем и пылью архивах или просто участвовать в подводных приключениях.
СОКРОВИЩА ИСПАНСКОГО ГАЛЕАСА «ХИРОНА»
Мировую известность Роберу Стенюи принесла «Непобедимая Армада».
В картотеке Стенюи, которую он начал вести в 18 лет, числились два корабля «Непобедимой Армады», представлявшие интерес для охотников за сокровищами. Первым была «Флоренция» — предположительно казначейское судно испанцев, укрывшееся от шторма в заливе Тобермори в Шотландии и навсегда оставшееся там. Вторым — галеас «Хирона», потерпевший крушение у скал Банбейса в Ирландии.
Какой из этих двух кораблей выбрать? Изучив не одну сотню страниц старинных рукописей, множество отчетов и банковских счетов, Стенюи пришел к выводу, что на «Флоренции» никаких сокровищ не было. Он предпочел искать испанское золото на «Хироне», и не ошибся. Экспедиция, организованная им на поиски «Хироны» в 1967 году, увенчалась успехом: сокровища, — которые команда Стенюи достала с морского дна, были поистине сказочными.
А теперь — немного истории.
28 февраля 1587 года в лондонском Тауэре покатилась с плахи окровавленная голова шотландской королевы Марии Стюарт. Католический заговор против королевы Елизаветы был раскрыт. Тогда римский папа Сикст V призвал католиков к открытой войне с Англией. Испания, поставив своей целью сохранить монопольное положение на море, стала готовиться к вторжению на Британские острова. Испанский король Филипп II начал снаряжать громадный по тому времени флот — «Непобедимую Армаду», в состав которой входило сто тридцать кораблей, имевших на борту, помимо экипажей, девятнадцать тысяч отборных солдат и около трех тысяч орудий.
Предполагалось, что «Армада» пройдет из Кадиса в Дюнкерк, где на корабли должны были погрузиться испанские войска, находившиеся в Нидерландах. Следующий этап — высадка десанта в устье Темзы, недалеко от Лондона. Испанцы рассчитывали, что вторжение будет поддержано восстанием английских католиков.
Для защиты Лондона англичане создали мощный флот — около двухсот боевых и торговых судов. Этот морской заслон состоял, в основном, из купеческих и пиратских кораблей, принесенных из разных портов Англии, уже тогда могущественной морской державы.
Тяжелым судам «Армады» английские стратеги противопоставили легкие быстроходные корабли. Их экипажи формировались из моряков, прошедших хорошую школу в торговом флоте и нередко участвовавших в пиратских налетах на испанские корабли. Дрейк, Хаукинс, Рэли и другие крупные пираты и мореходы готовились к сражениям с «Непобедимой Армадой».
Однако выход морского детища Филиппа II отложили на целый год после внезапного нападения английских кораблей под командованием Дрейка на Кадис и другие испанские порты. Причиненный урон был довольно чувствительным — англичане уничтожили несколько десятков испанских судов.
В мае 1538 года «Непобедимая Армада» — семьдесят каравелл и шестьдесят галеонов — вышла из Лиссабона к берегам Нидерландов, но, застигнутая жестоким штормом, вынуждена была зайти в Ла-Корунью на ремонт. В море она смогла выйти только 22 июля. В числе ее кораблей был и галеон «Хирона».
Во главе флотилии на галеоне «Сан Мартин» плыл дон Алонсо Перес де Гусман эль Буэно, герцог Медина Сидония, обладатель самой голубой крови во всей Испании и, по собственному признанию, наименее подходящий человек для столь ответственной миссии. В случае гибели Медины Сидонии, командование согласно секретному приказу короля переходило к дону Алонсо Мартинесу де Лейва, самому храброму и уважаемому капитану того времени.
Близ Дюнкерка Армада должна была соединиться с силами Александра Фарнезе, правителя Нидерландов, герцога Пармского, и обеспечить сопровождение барж, на которых к берегам Англии поплывет 26-тысячная армия. Но едва флотилия достигла Ла-Манша, как пришла тревожная весть из Фландрии — союзные войска не были готовы.
Сидония бросил якорь вблизи Кале, где и решил поджидать герцога Пармского. Англичане выслали против него восемь брандеров, которым удалось рассеять испанцев. Преследуемый англичанами, сносимый ветром к берегам Голландии, а затем в Северное море, Медина Сидония собирал совет за советом, пока, наконец, 9 августа не приказал возвращаться в Испанию, «обогнув Англию, Шотландию и Ирландию». Но из 130 кораблей Армады вернулись только 68. Многие затонули в открытом море, а сентябрьские и октябрьские штормы выбросили двадцать с лишним кораблей на берега и скалы Ирландии…
С пробитыми бортами, сломанной мачтой и наполовину поредевшим экипажем «Ла Рата» с трудом тянулась за остальными кораблями. Сразу после Шотландских островов сильный шторм разметал эскадру. «Ла Рата» осталась в одиночестве. В сентябре, когда де Лейва снова увидел землю — западный берег Ирландии, — течь в трюмах стала настолько сильной, что команда, голодная и больная цингой, не успевала откачивать воду.
Де Лейва высадился на берег в бухте Блексод, в графстве Мейо. Предстояло нести на себе не только раненых, но и драгоценности, знамена и оружие. Покинутый корабль подожгли. В конце концов после долгих скитаний, во время которых к де Лейву присоединились экипажи еще трех кораблей, испанцы вышли по побережью к Килли-бегс. Там они обнаружили галеас «Хирона», зашедший, чтобы произвести ремонт и пополнить запасы продовольствия.
«Хирона» покинула бухту, имея на борту 1300 человек — экипажи уже пяти кораблей — и все их ценности. Они миновали Аранмор, остров Тори и Мэлин Хэд, когда вдруг в ночь с 26 на 27 октября внезапно налетевший шторм сорвал с таким трудом установленный руль. В полночь неуправляемая «Хирона» разлетелась от удара о скалы.
«С драгоценным грузом пяти кораблей «Хирона» еще в 1956 году была помечена мною двумя восклицательными знаками. Позднее, чем больше я рылся в архивах, тем больше мне хотелось добавить и третий. Мешало только одно обстоятельство — я не знал, где лежит корабль, — рассказывает Стенюи. — В национальных архивах имелось множество упоминаний о «Хироне», но, как это часто случается, самых противоречивых. Дело в том, что только к вечеру 5 ноября 1588 года вице-королем Ирландии были получены первые сообщения о случившейся. Один из осведомителей докладывал, что «галеас, вышедший из Кил-либегса, битком набитый испанцами, следовал вдоль берега по направлению к островам, расположенным вблизи Шотландии, пока не потерпел крушение у скал Банбойеса. И корабль, и вся команда погибли, за исключением пяти человек, кое-как достигших берега. Скала Банбонес находится недалеко от замка Сорли Боя…»
Сорли Бой Макдонелл был местным сквайром. Его ненависть к англичанам была общеизвестна: тридцатью годами раньше граф Эссекс со своей челядью убил жену Сорли Боя и его младших детей вместе с 600 беженцами, укрывшимися на острове Ратлин.
1 августа 1589 года вице-король Ирландии приказал капитану Торнтону «поднять испанские орудия, обнаруженные на месте крушения». Но было слишком поздно. Еще 27 июля в Дублин пришло следующее послание: «Два испанца и один шотландский капитан прибыли на место крушения, чтобы установить вес спасенных орудий. Сообщают также, что там находится много золота и серебра».
В 1597 году губернатор сэр Джон Чичестар писал: «У семейства Макдонеллов есть пять орудий с испанских кораблей, следовавших вдоль побережья после морского сражения с нами в 1588 году. Я потребовал отдать вышеупомянутые орудия… но они наотрез отказались доставить их».
Я обнаружил также упоминание о сокровищах: кроме «нескольких бочек вина», Джеймс Макдонелл заполучил «три сундука драгоценностей, которые были доставлены в Данласский замок».
Пожалуй, нам все же стоило отправиться туда и посмотреть, не оставил ли чего-нибудь и на нашу долю Сорли Бой. Мой старый друг Марк Жасински, бельгийский фотограф, которому предстояло стать моим спутником, возражал:
— Но ведь наверняка «Хирону» и раньше искали.
— Да! Однако все искали ее у скал Банбойеса. Действительно, в устье реки, которая сейчас называется Буш, есть скальный мыс. Но, во-первых, я убежден, что ирландцы водили всех за нос. Подумай только: ведь они, и только они, преспокойно выуживали серебро и пушки со дна. Стали бы они открывать правду тем же англичанам или любым другим чужестранцам!
Во-вторых, я отыскал несколько карт Ирландии XVI века.
Единственными пунктами, обозначенными в районе между Потрашем и островом Ратлин, были замок Данлас и река Бойз (известная теперь как Буш). А это значит, что они были единственными ориентирами, на которые могли ссылаться.
Вот почему вторая ошибка всех историков XIX века (а те, кто пытался до нас разыскать сокровища, основывались на их указаниях) заключается в том, что они слишком буквально подходили к этим ориентирам. Не задумываясь, ныряли они у Данласа или в устье Буша. — Я развернул крупномасштабную карту и показал ее Марку: — Взгляни — «Испанская скала», а вот там дальше «Испанская пещера», «Испанский порт». Или вот между последними двумя «Мыс Лакада» — не слишком ирландское название, не правда ли? Ты понимаешь?! Когда топограф, готовивший первое издание этой карты, а это было где-то около 1904 года, опрашивал местных рыбаков-старожилов, им уже не было никакого смысла скрывать что-либо, и в названии мест они следовали традиции, сложившейся в течение пятнадцати поколений. Именно здесь и нужно искать «Хирону».
В июне 1967 года Робер Стенюи и его друг Марк Жасински прибыли на побережье Атлантики. «Испанский порт» оказался огромным амфитеатром из трехсотфутовых отвесных скал, куда вела узенькая овечья тропа. Скалы были совершенно черные, лишь кое-где проглядывали пятна красноватой земли да редкие клочки зеленого дерна. Рухнувшие глыбы земли образовали здесь некое подобие пляжа. Волны обрушивались на мыс Лакада, вздымая в небо мириады брызг. Все вместе это производило впечатление мрачной таинственности. К тому же штормило и о выходе в море не могло быть и речи.
Наконец, 27 июня погода несколько улучшилась. Марк бросил якорь своей надувной шлюпки неподалеку от внешних рифов «Испанского порта». Робер немного покружил под водой — ничего. Определив по компасу азимут, он взял курс на юго-восток к мысу Лакада. Напряженно вглядываясь в морское дно, он старался не замечать качающихся водорослей. Каждый раз, когда появлялась расщелина в скале, замедлял ход, отодвигал парочку-другую камней, разгребал песок. Но все было впустую. Ветер и волнение свели видимость до двух-трех метров. Стрелка глубинометра колебалась где-то между 20 и 30 футами. Внезапно дорогу ему преградил крутой выступ мыса Лакада. Стенюи стал пробираться вдоль него в северном направлении до того места, где платформа заканчивалась огромной скалой. Его внимание привлекло что-то светлое: свинцовая чушка!
Сама по себе такая находка не представляла никакой ценности. Но вот откуда она здесь взялась?
Внезапно он вспомнил, что читал документ о некоем «человеке по имени Бойл», который в конце XVIII века обнаружил у побережья Донегала останки затонувшего корабля Армады. Кроме нескольких золотых брусков и бронзовых пушек, он нашел «кусок свинца, который, как он полагал, служил балластом, длиною в один ярд, треугольной формы, заостренный к концам и с утолщением посередине».
Это было точное описание находки Стенюи. С трудом ему удалось перевернуть свинцовую чушку: на верхней стороне стали заметны контуры пяти крестов — типичное испанское клеймо.
«Я нагнел-таки «Хирону!» Волна радости захлестнула меня, волна успокоения, почти облегчения. Первый раунд был за нами, — рассказывает Стенюи. — Я направился еще дальше, вниз по длинному коридору, который вывел меня прямо к бронзовой пушке. Она лежала поперек прохода, наполовину засыпанная галькой. В этом месте подводная платформа резко уходила вниз в направлении к мысу Лакада. Если корабль разбился здесь, то все должно было скатиться на дно. Я двинулся дальше по склону и в конце его, в расщелине, обнаружил вторую пушку. Я глядел на нее словно зачарованный: ни один музей в мире не может похвастаться даже самой маленькой пушкой Армады, даже самым маленьким ядром. Да что говорить, даже гвоздем! Бесформенные глыбы вросли в скалы, заполнили расщелины. Вокруг повсюду валялись покрытые ржавчиной ядра. Между камнями лежала медная монета…
Для одного дня этого было вполне достаточно. Да, это была первая со времен Бойла, местного сквайра, находка остатков Армады. Но ведь Бойл расплавил свои «отлично сделанные, превосходной формы бронзовые пушки» и «продал три воза меди по четыре с половиной пенса за фунт». Нашим же пушкам предстояло стать не просто находкой следов Армады, а первым объектом ее научного исследования и изучения».
1 июля Стенюи и Жасински снова вышли в море. Пока Марк отфотографировал пушки, Робер поднял круглый, серого цвета голыш. Повернул его. Монета! И тоже крест, почти стертый временем. А рядом была еще одна, только и ждавшая, чтобы мы ее подняли.
В течение следующих дней Марк обнаружил якорь, а Робер — еще несколько монет с ясно различимым испанским гербом. II вдруг королевская находка: что-то золотое, желтеющее между двух камней. Это было изящное кольцо. «Мне пришлось снять перчатку, чтобы достать его, но я даже не почувствовал холода, — вспоминает Стенюи. — Двенадцать лет бесплодных усилий и горьких неудач все же привели его к успеху — я нашел золото на дне морском».
…Когда на следующий год Стенюи просматривал список необходимого снаряжения, то понял, что доставить его на место будет нелегко. К счастью, один из его друзей, Анри Делос из Марселя, пионер подводных исследований, согласился одолжить грузовик со всем необходимым оборудованием.
В апреле 1968 года команда Стенюи пополнилась тремя новыми членами: Морисом Видалем, аквалангистом-нефтяником, Луи Горсом, специалистом по работам в затопленных шахтах, и Франсуа Дюмоном, студентом архитектурного факультета из Бельгии, который должен был заняться составлением планов и эскизов. Марк Жасински, окончивший химический факультет, отвечал за сохранность находок, помимо обязанностей фотографа.
Прибыв на мыс Лакада, подводные старатели начали с того, что между двумя пушками натянули веревку, на которой через каждый метр были навязаны узлы, а перпендикулярно к ней — белые веревки на север и на юг. Затем Луи и Робер нанесли на план каждый предмет и каждую значительную складку дна. И снова начались поиски. 2 мая Луи и Морис обнаружили и с триумфом доставили на берег две первые золотые монеты, в четыре эскудо каждая, отчеканенные в Севилье. К этой находке добавились вскоре золотые пуговицы, серебряные вилки и множество серебряных и медных монет. Меньше чем за час Робер наполнил золотом и серебром банки из-под джема и горчицы да еще насовал монеты в левую перчатку.
Несмотря на приближающееся лето, работать было трудно. Холод пронизывал насквозь. Колени не сгибались, шея не поворачивалась, а мышцы отказывались повиноваться. Холод причинял физическую боль. Тем не менее каждое утро пятерка аквалангистов отправлялась на дно.
Весь первый месяц ныряльщики расчищали участки морского дна от плотно слежавшейся массы, состоящей из камней, ядер и Бог знает чего еще. Они дробили ее на куски, подводили под них стропы и тащили проклятые глыбы на борт. По вечерам же на берегу тщательно разделяли их на составные части. И из невзрачной массы появлялись пиастры и реалы, эскудо и дукаты, медные пряжки, золотые цепи, куски фаянса, кожаные ремни, ножи, вилки, ложки…
Были дни, когда приходилось работать под водой в буквальном смысле вслепую — она была настолько черной, что невозможно было разглядеть собственные руки, даже поднеся их к лицу. В такие моменты нам случалось заблудиться даже в самых знакомых местах. Волны играючи швыряли аквалангистов то на скалы, то толкали в пещеру. Но нет худа без добра. Вскоре выяснилось, что именно в ней находилась основная часть груза «Хироны». Каждый раз за завтраком Стенюи говорил своим товарищам: «Мы не можем больше рисковать. Лучше оставить в пещере несколько монет, чем одного из нас».
Дело в том, что пещеру образовывали две огромные плиты. В центре они покоились на нескольких «колоннах», а спереди их подпирали две глыбы. Глыбы вытащили, чтобы добраться до внушительных размеров куска магмы, как окрестили ныряльщики спрессованные донные осадки. Теперь они нацелились на «колонны» — Морис с одной стороны, Робер с другой. Они состояли из камней, накрепко сцементированных природой. Это камни поддерживали «крышу» весом тонн в двести. Непосредственно под ней и велись работы. Если бы эта «дамоклова скала» рухнула, от Стенюи и его команды не осталось бы мокрого места. Но, как на грех, у основания одной из колони, виднелся превосходно сохранившийся серебряный подсвечник. Его можно было даже потрогать. Он был зажат всего лишь маленьким камнем, подпиравшим другой, который служил опорой для третьего, и т. д. Никто не решался достать соблазнительную приманку. И все-таки первым не выдержал сам Стенюи. Днем раньше он уже обрушил две похожие колонны, содержавшие множество серебряных сосудов и настоящую жилу мелких монет. Поскольку тогда все обошлось, это подтолкнуло его на новую авантюру.
«Одним глазом посматривая на выход, другим — на потолок, я просунул шахтерский ломик под камень. Нажать или нет? Я нажал. Скала заколебалась, а я моментально выскочил наружу. Что произошло? Черт возьми! До меня донесся шум катящихся камней. Что-то рухнуло в глубине пещеры.
Морис тоже был снаружи. Должно быть, это он, безмозглый чурбан, вызвал каменную лавину!
«Послушай, Морис! Прекрати!» Я делал ему угрожающие знаки и раздраженно ругался в дыхательную трубку; «Ты сошел с ума!» Я показал на массивную крышу пещеры и объяснил знаками, что с нами будет, если она рухнет. И все это после того, что я втолковывал совсем недавно — не далее как сегодня утром!
Мой гнев не произвел на него никакого впечатления. «А что же ты сам-тогда? Я-то видел, чем ты занимался!» — он показал на свой глаз, на меня и на мой лом. Немой язык Мориса был достаточно красноречив. Насколько я понял, если кто-то из нас двоих и был ослом, то уж никак не он, Морис.
История с коварными колоннами не образумила меня. В тот же день я держал подсвечник в руках. Но сдвинутые нами камни образовали дыру в основании колонны. А в ней темновато отсвечивало серебро еще одного подсвечника. Должно быть, он был парой к первому. Заполучить пару было делом чести. Под вторым подсвечником я обнаружил кольцо с драгоценным камнем, самым большим из всех найденных.
Может быть, есть возможность как-то разобрать пещеру? Конечно, это потребует громадных затрат сил и времени. И все же попробовать стоит. Тем более, что там, в глубине, что-то призывно блестело! Час спустя я держал в руках «огромную драгоценность» — медную ручку от кухонного горшка. Зато за ней виднелось начало золотой цепочки, уходящей под основание последней колонны…
Пещера все еще стоит там, выскобленная до последней трещинки. Она пуста и преспокойно держится, бросая вызов силе земного притяжения. Дань нашему отчаянному бесстрашию.
К середине мая, как только стало ясно, что в верхнем сыпучем слое ничего нет, было решено передвинуть его на другое место. Для этого охотники за сокровищами использовали насос, установленный на плоту. Эффект был потрясающим. Невидимая струя воды под давлением поднимала огромными клубами песок, гравий отлетал в сторону, а камни прыгали и катились по дну. Как только показывалось скальное дно, Стенюи и его товарищи начинали очищать каждое углубление, каждую складку. Вилки здесь были уже без зубцов, блюда превратились в черепки. Только золото оставалось не тронутым временем и стихией. Благодаря своему весу, оно сразу же ушло вниз, в самые укрытые места. Эскудо лежали во всем своем великолепии, только и ожидая подводных кладоискателей.
Затем Стенюи и его команда решили поднять на поверхность две пушки, мешавшие добраться до того, что могло скрываться под ними. И тут настал конец их секретным работам. Когда они вчетвером несли пушку к грузовику, к берегу устремились все способные передвигаться жители поселка. Одни бежали, другие мчались на велосипедах и машинах. Каждый хотел увидеть пушку собственными глазами, потрогать, узнать о ней все подробности. А куда подевалось золото? А где приезжие спрятали скелеты закованных галерных рабов? Слухи передавались из одного паба в другой, оседая в редакциях газет и радио. В еле-дующее воскресенье команде Стенюи пришлось выдержать пиратский набег.
«26 мая на берегу появилась группа людей, одетых в легкие водолазные костюмы, вооруженных ломами и молотками, мешками квартирных взломщиков и надувными шарами для подъема тяжестей, — рассказывает Стенюи. — «Прошу вас, — предупредил я их в порту, — не трогайте ничего. Мы пока еще только составляем план места кораблекрушения, и, кроме того, у меня разрешение на спасение сокровищ». Но они отплыли, даже не удостоив меня ответом. Мы последовали за ними. Было решено: что бы ни случилось, не дать им прикарманить даже мелочь. Группа за группой незваные гости часами обследовали морское дно, но даже не приблизились к месту крушения. Но вот в конце концов кто-то из них наткнулся на один из канатов, служивших нам ориентирами. По нему они и отыскали нашу пещеру. Они вышли прямо к тому месту, где мы заняли оборону. Луи стоял совершенно спокойный, со скрещенными руками на груди. Его бородатая физиономия и ледяной взгляд выражали полную готовность к борьбе. Словом, он выглядел так же гостеприимно, как тюремные ворота. Вся компания безропотно ретировалась, едва взглянув на Луи.
Тем временем катера вернулись из порта с новой группой. Эти пришельцы наткнулись на вторую нашу веревку и решили проследить, куда же она ведет. Я не выпускал их из виду, плавая на поверхности, и следил за ними, стараясь оставаться незамеченным. Я увидел, как один из них, дойдя до конца веревки, поднял что-то свинцовое и сунул в свою сумку. Пришлось срочно нырнуть к нахалу. Стоило хлопнуть его по плечу, как он дернулся, словно его цапнула акула. Покачав головой, я показал на мешок и перевернул его — свинец выпал. Внезапно остальные окружили меня, толкаясь и жестикулируя. Кто-то попытался стащить с меня ласты. Я ударил его. Он обхватил меня, но я выскользнул в всплыл. Рядом со мной показались еще четыре головы. Я заявил, что у них нет никаких прав. В ответ полился поток угроз и брани. Подошел наш «Зодиак», и Луи поспешил мне на помощь. Франсис стоял наготове. С вражеской лодки в воду попрыгала целая армия водолазов. В конце концов нападающие после долгих споров решили все же отступить и удалились не солоно хлебавши. Три дня спустя верховный суд Белфаста в самой торжественной обстановке еще раз недвусмысленно подтвердил наше монопольное право на розыски сокровища».
К сожалению, этим дело не кончилось. Каждый вечер толпы туристов заполняли маленький порт. Они жаждали помочь кладоискателям считать золотые слитки и сервизы из столового серебра. О бесценных находках распространялись самые фантастические слухи. Если верить им, то найденное золото уже давно перекрыло все запасы Форта Нокс (хранилище золотого запаса США). Это было явным преувеличением. И все же надо признать, что, имея лишь нехитрый инструмент для ремонта дорог да несколько надувных лодок, сокровища, которые команда Стенюи доставала с морского дна, были действительно сказочными.
Так, Луи Горе нашел осколки Мальтийского креста с сохранившимися остатками белой эмали на червленом золоте. К тому времени в списке трофеев насчитывалось двенадцать золотых монет. Роберу грезилось, как он лично найдет еще дюжину. Когда же он нашел сразу пятнадцать, то счел это весьма скромной удачей. И удача действительно оказалась скромной: уже на следующий день Морис нашел двадцать монет.
С наступлением лета зона поисков значительно расширилась. Море разбросало остатки «Хироны» на огромное расстояние. Но где бы подводные кладоискатели ни копнули, везде им улыбалось счастье…
Удача не оставляла Робера Стенюи и его команду, увеличившуюся до восьми человек, и весной 1969 года. И хотя число находок поубавилось, многое из того, что попадалось им, отличалось необычайным изяществом. В июне, например, они нашли две золотые цепи. Одна из них была восьми футов в длину, с массивными звеньями, поражающими своим великолепием. Должно быть, из-за этой цепи ее богатый и несчастный владелец первым достиг дна. В последний месяц Луи Горе нашел маленькую «книгу», красиво отделанную золотом. Когда ее открыли, то обнаружили внутри пять отделений. В трех из них сохранились таинственные, сделанные из воска таблетки. Пока еще химический анализ не разгадал их назначения. Яд? Парфюмерия? Кто знает!
Подводя итог трехлетних поисков, Робер Стенюи записал в своем дневнике:
«…Мы горды тем, что на нашем счету восемь тысяч часов напряженной работы: весь район просмотрен, простукан, прощупан. Мы познакомились со всеми каверзами и причудами моря и выудили у него секреты 400-летней давности. Но вот подошла осень. Пора выпускать воздух из наших лодок. Зато можно спокойно заняться пере-считыванием свинцовых пуль, полировкой 300 золотых и 600 серебряных монет. Снова пора библиотек. И так до ближайшей весны, когда мы, подобно морским ласточкам, устремимся к берегам Ирландии, к остаткам Армады, похороненным вблизи ее берегов. И я снова с нетерпением жду, когда придут восхитительные дни любимой работы».
КЛАДЫ БУХТЫ ПОРТУ-ДУ-ГИЛЬЕРМИ
Следующий раз удача пришла к Роберу Стенюи через девять лет, когда он вместе со своей командой поднял со дна Атлантического океана сокровища голландского судна «Слот тер Хооге», потерпевшего кораблекрушение в 1724 году близ острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра, в «месте, именующемся Порту-ду-Гильерми, в коем много рифов и скал», как писал голландский консул в Лиссабоне.
«Слот тер Хооге», тридцативосьмипушечный корабль, совершал свой первый рейс из Нидерландов в столицу голландской Ост-Индии Батавию. У атлантического побережья Африки он попал в страшный шестидневный шторм и, потеряв ориентировку, наскочил на подводные камни. Больше часа построенное на совесть судно выдерживало удары волн, после чего все же разломилось и 220 человек его команды утонули. Среди спасшихся был первый помощник капитана по имени Баартель Таерлинк, который перечислил голландскому консулу содержимое корабельных трюмов. «Слот тер Хооге» вез в голландскую колонию масло, вино и девятнадцать сундуков, в пятнадцати из которых было по сто серебряных слитков, в трех — восемнадцать мешков с мексиканскими пиастрами и в последнем — тридцать мешочков по триста гульденов. В общей сложности — три тонны серебра в слитках и триста килограммов золотых монет.
Однажды, будучи в Лондоне, Стенюи зашел в гости к своим друзьям и коллегам — супругам Зелиде и Рексу Коуен. В тот вечер разговор зашел о подводных кладоискателях XVIII века, «среброловах», как они себя называли. Самым известным из них был англичанин Джон Летбридж. Рекс с гордостью показал Стенюи обнаруженный его женой раритет — наставление по подъему затонувших предметов, выпущенное в 1780 году. Там был воспроизведен рисунок с серебряного кубка, принадлежавшего Летбриджу. На одной стороне кубка была карта Порту-Санту с изображением терпящего бедствие судна и приведены координаты: 33 гр. с. ш., 5 гр. з. д. На другой стороне была выгравирована «ныряльная машина» известного «сребролова». Она состояла из деревянной бочки с оконцем, в нее помещался человек. Две руки ныряльщика выходили наружу сквозь отверстия, обтянутые кожей. Таким образом, человек в бочке мог подолгу (до нескольких часов) оставаться в воде, пока холод не сводил ему пальцы. Тогда ныряльную машину поднимали на канатах на поверхность. Из бочки выливали просочившуюся воду и проветривали ее кузнечным мехом. «Сребролов» вновь забирался в бочку и погружался на дно. Легкие предметы он складывал в висевший снаружи мешок. Если находка оказывалась слишком тяжелой, ныряльщик обвязывал ее канатом и подавал сигнал наверх.
«Ныряльная машина», изобретенная Джоном Летбриджем, сразу поразила воображение Стенюи. Однако еще больше его внимание привлекла карта: не координаты ли «Слот тер Хооге» указаны на ней? Если это так, то чем закончилась экспедиция Летбриджа? Робер решил отправиться в архивы.
После долгих поисков в документах бывшей Ост-Индской компании ему удалось получить ответ на это вопрос. Он нашел контракт, подписанный Летбриджем, и представленные им отчеты.
Во время первой экспедиции на остров Порту-Санту в 1725 году (почти сразу после кораблекрушения) он поднял 349 из полутора тысяч слитков, большую часть пиастров и 9067 серебряных гульденов, а также две пушки. «Остальное я с Божьей помощью достану, если в будущем году выпадет 20–30 дней штиля», — сообщал Летбридж. Свое слово он сдержал, ибо в 1726 году представил слитков и монет «на сумму 190 000 гульденов». По тем временам это было огромное богатство — около половины стоимости всего груза потерпевшего кораблекрушение корабля. После пятилетнего перерыва Летбридж вернулся в бухту Порту-ду-Гильерми, но добыл лишь «один сундук». Позднее он предпринял еще две попытки, однако они «не оправдали затрат», как аккуратно занес в гроссбух клерк Ост-Индской компании.
Итак, картина была ясна. Джон Летбридж оставил в «серебряной бухте» от 100 до 250 слитков, не считая монет и «премногих ценностей и багажа». Робср Стенюи решил собственными глазами поглядеть на Порту-ду-Гильерми.
Он пригласил своих товарищей — Луи Горса, Алена Финка, Мишеля Ганглофа и Роже Перкена — принять участие в этой экспедиции, после чего вылетел на разведку места предстоящих поисков.
Островок Порту-Санту произвел на него впечатление какого-то библейского уголка: океанский бриз шевелил кисейные занавески на окнах старинных, сложенных из бурого камня домов. Жители смотрели на незнакомца с благожелательной улыбкой. Однако сама бухта напоминала вход в преисподнюю: черные скалы, застывшие потоки базальта и разноцветной лавы, нагромождения гигантских обкатанных глыб. К тому же огромный мрачный цирк почти правильной формы окружали отвесные стометровые стены. Было понятно, почему двести двадцать человек нашли смерть в этом жутком месте: крутая волна, разбивавшаяся о подножье, не оставляла никаких надежд на спасение, а грохот шторма поглотил вопли отчаяния.
Впрочем, для команды Стенюи внешний вид бухты Порту-ду-Гильерми не имел большого значения, ведь работать им предстояло все равно под водой. Надо было только не выходить в море даже при небольшом волнении. К счастью, пока оно было спокойно. Так что, когда 19 июня на остров прибыла вся группа, Стенюи обрадовал своих товарищей приятным известием: условия — идеальные, вода — прозрачная, как джин, и теплая, как чай. Поэтому уже на следующий день они приступили к поискам.
«Я нашел судно в первые тридцать секунд пребывания на дне. И это при том, что пришлось немного задержаться на спуске: в левом ухе возникла боль и никак не хотела проходить. Обычно в первом погружении я проверяю, хорошо ли лег якорь лодки. Вот и на сей раз я спускался, пропуская между ладоней нейлоновый шнур. Так, все в порядке, он достаточно натянут, лапы якоря зарылись в гальку… А это что такое? Ржавчина? Якорь зацепился за какой-то длинный проржавевший предмет. Соскребаю налипшие водоросли. Бог ты мой, да это же якорь! Никаких сомнений — якорь «Слот тер Хооге»! Поистине само провидение рукой Летбриджа направило нас в нужное место, — вспоминает Стенюи. — Короткое совещание в лодке. Решаем тщательно просмотреть дно бухты, разбив ее на пять секторов. Мой участок у самого берега, и я не ожидаю никаких сенсаций — такой опытный сребролов, как Летбридж, должен был тщательно прочесать мелководье. Все верно, я вернулся с пустыми руками.
— Множество обломков в моем районе, — доложил Луи. — Ими усыпаны подножия рифов.
— Две полузасыпанные пушки, — объявил Ален.
— В секторе целая куча добра — ружья, ядра и большие металлические обручи, — сообщил Мишель.
Во втором погружении я отправился взглянуть на Аленовы пушки. Они хорошо сохранились, как и лежащие рядом шпонки руля. Проплываю дальше над песчаной долиной и утыкаюсь в северо-западную оконечность бухты. Там обнаруживаю еще одну железную пушку, а по соседству — маленькое бронзовое орудие, груду ядер крупного калибра и несколько винных бутылок характерной старинной формы. У подножия берегового откоса вижу мотки каната и деревянные балки. Чуть в стороне — глиняная голландская пивная кружка. Металлические обручи, о которых упомянул Мишель, густо обросли ракушками, но можно поручиться, что они были надеты на бочонки с водой или вином.
Итак, перед глазами у меня почти полный комплект образцов груза «Слот тер Хооге», описанного первым помощником капитана Таерлинком. Единственное, чего не хватает, это сокровищ».
На обратном пути Стенюи подобрал тоненькую серебряную пластинку, выглядывавшую из-под пустой винной бутылки. На одной стороне было выбито слово «ЗЕЕЛАНДИЯ», на другой — плывущий лев и дата — 1724 год.
К сожалению, ночью задул сильный норд-вест. В бухте разгулялись волны, грозившие тем, кто рискнет выйти в море, повторением участи экипажа погибшего корабля. На пятый день Робер собрал «военный совет»:
— Коллеги! Летбридж писал, что для погружения ныряльной машины ему необходима хорошая погода…
— И ждал ее у моря пять лет, — смеется Ален. — Думаю, нет смысла испытывать наше терпение. Наверняка, нам до Летбриджа далеко.
Впрочем, у современных аквалангистов-профессионалов есть другое большое преимущество перед среброловами: поверхностное волнение для них не препятствие, т. к., если нет шторма, на дне все спокойно. Необходимо лишь благополучно добраться туда.
После непродолжительных дебатов большинство членов экспедиции высказалось за то, чтобы продолжить поиски. И они были вознаграждены за эту смелость настоящей серебряной «жилой»: Луи Горс обнаружил большой ком, сцементированный известью и металлическими солями, покрытый сверху водорослями. Наверху ком разбили и извлекли из него тридцать монет. Когда монеты промыли, они оказались в идеальном состоянии. Это были гульдены и дукаты, в том числе так называемые «серебряные всадники». Кроме того, аквалангисты собрали в тот день солидную коллекцию старинных предметов голландского быта: медные булавки с изящно выполненными головками, пуговицы от камзолов, серебряные пряжки от туфель, фарфоровые трубки и две бронзовые табакерки с гравюрами на крышках.
Тогда же выявился главный враг подводных кладоискателей — песок. Чтобы добраться до ценностей, предстояло отгрести массу песка в океане. Члены экспедиции попытались бороться с ним с помощью пожарного брандспойта, но силы были неравны: песок обрушивался в вырытые ямы быстрее, чем его успевали выгребать. К концу месяца стало ясно, что нужно не перемещать песок, а удалять его с места поисков. Но для этого требовался грунтосос, или, на худой конец, пневматический разгрузчик сыпучих материалов с всасывающим соплом. Только где его взять на заброшенном острове?
Чтобы подбодрить свою приунывшую команду, Стенюи отправился в столицу архипелага Фуншале, хотя и не очень надеялся найти там необходимую технику. Оказалось, что в Фуншале с интересом следили за работой подводных старателей и взялись помочь их беде. Через несколько дней на берегу бухты Порту-ду-Гильерми стоял компрессор, 250-метровый трубопровод исправно отсасывал со дна жидкую песчаную массу, которая затем просеивалась через мелкоячеистый грохот.
За три месяца трубопровод выкачал из рабочей зоны несколько тонн песка, и коллекция трофеев экспедиции значительно пополнилась. Теперь в ней были аптекарские весы, рулевой крюк, необычный стеклянный пестик, набор гирек и даже золотое колечко (скорее всего звено оброненной цепочки). Однако серебряных слитков не было.
Наконец, в один из дней, когда Стенюи остался на берегу, занимаясь разбором накопившихся отчетов и писем, в комнату тихонько вошли Горе и Финк и положили на стол какой-то тяжелый предмет, завернутый в бумагу и перевязанный ленточкой. Оторвавшись от работы, Робер недовольно посмотрел на друзей:
— А это что такое? — кивнул он на сверток.
— Подарок от Нептуна, — стараясь сохранять невозмутимый вид, ответил Ален.
Еще не веря в удачу, Стенюи разорвал бумагу И замер. На столе, тускло поблескивая, лежал серебряный брусок. На слитке были видны печати Зееландской палаты и стилизованная роза, гарантирующая чистоту металла и его вес: 1980 граммов, т. е. ровно четыре амстердамских фунта. След был горячим, надо было двигаться по нему дальше. Однако сделать это оказалось не так просто: слой песка становился все толще, и соответственно удлинялись рабочие дни. Вот как описывает это Стенюи:
«Подъем в 7.15, погрузка снаряжения от 8 до 8.45, час ходу по морю — два в непогоду, час на то, чтобы размотать шланги, одеть гидрокостюмы и запустить компрессор. Первое погружение длится два часа, потом десять минут на декомпрессию, полтора часа перерыва и вновь два часа работы под водой, после чего новая, более продолжительная декомпрессия. Затем надо все собрать, сложить, отвезти, выгрузить, добраться до дома на южной стороне острова, обсушиться. В шесть вечера приходится сломя голову мчаться за бензином и соляркой, прежде чем закроется бензоколонка. Отдыхом мне служили те минуты, когда я садился за машинку: ежедневный отчет, опись найденных предметов, сводная ведомость для таможни. Ален готовит вечерний суп. Луи чинит снаряжении, латает гидрокостюмы или обрабатывает находку, страдающую бронзовой болезнью. Роже отправляется «загорать» на пляж — там мы оставляем компрессор высокого давления. Ему поручено наполнять воздухом баллоны аквалангов, проверять трубки, маски и прочее. В десять вечера, когда мы садимся ужинать, он делает перерыв, а потом возвращается добирать «загар» до полуночи.
…Слиток № 2 появился, когда его совсем не ждали. Точный близнец первого, он лежал на другом выступе, словно приманивая Горса. Луи положил его в свой мешок и два дня обшаривал округу в поисках собратьев. Наконец, сопло гибкого шланга трубопровода издало характерный всхлипывающий звук, натолкнувшись на слиток № 3: до этого пришлось отсосать почти три метра песка в глубину. «Третий номер» торчал из большого куска известковой конкреции, в которой обнаружились также слитки от № 4 до № 18.
Полная победа! Я наслаждался ею со спокойствием генерала, чей стратегический план оказался верен от начала до конца. Противный призрак неудачи, столько дней витавший надо мной, улетучился, — продолжает свой рассказ Робер Стенюи. — На следующее утро, когда я усердно разбивал под водой каменное нагромождение, скрывавшее Бог весть какое чудо, кто-то легонько коснулся моей ноги. Я оглянулся в надежде, что это не акула. Так и есть: Луи церемонным жестом приглашал взглянуть на его находку.
Сказочный сундук Али-Бабы стоял впритык к скале и был сверху придавлен пушкой — самое прекрасное зрелище, когда-либо виденное в жизни. Трогаю пальцами доски, изъеденные древоточцами, щупаю слитки. Ничего особенного, обычное серебро. Металл, пролежав два с половиной века под трехметровым слоем песка и восемнадцатиметровой толщей воды на дне Атлантического океана, даже не потускнел. За это время серебро лишь пригасило свой вульгарный блеск. Оно очень красиво. Сундук сохранился почти целиком, за исключением передней стенки, и сейчас сквозь нее видны шесть рядов серебряных слитков, аккуратно уложенных друг на друга, как кирпичи — один ряд вдоль, другой поперек.
Мы переглядываемся с Луи Горсом, в очередной раз подтвердившим свою славу исключительно везучего человека. Его лицо, обрамленное черной шкиперской бородкой, улыбается сквозь стекло маски. Уверен, никому из наших современников еще не открывалось подобное зрелище — серебряные слитки Ост-Индской компании. Я не стал пересчитывать драгоценные «кирпичи», потому что знал: их должно быть ровно сто. Ведь так написал в своем отчете первый помощник капитана «Слот тер Хооге», не верить которому у меня нет оснований.
На несколько дней все работы были свернуты: мы разглядывали, зарисовывали, фотографировали сундук с серебром. Пригласили друзей — аквалангистов с Мадейры полюбоваться сокровищем. Радость должна быть разделенной, ею нельзя наслаждаться в одиночку. Мы не смели коснуться ни единого слитка: английское телевидение сообщило, что отрядило к нам специального кинооператора для съемок передачи «Археология на дне моря».
Все это время сундук оставался под водой. Оператор Марк Жасински, старый друг и товарищ Робера по множеству экспедиций, прибыл в плохую погоду. Море подняло со дна тучи песка, видимость не годилась для съемок. Только 15 сентября оно утихло. Команда Стенюи в полном составе вместе с оператором отправилась в бухту, чтобы присутствовать при историческом моменте — съемках клада XVIII века.
Увы, сундук оказался сломан и почти пуст! Вокруг валялись оторванные доски и несколько забытых слитков. Все, если не считать того, что в пяти метрах от сундука лежала явно чужая красная резиновая трубка.
Стенюи не находил себе места, считая, что во всем случившемся виноват только он один, поскольку решил, что первый настоящий сундук, полный настоящих сокровищ, должен быть показан телезрителям. И дело было не только в материальных потерях, хотя килограмм серебра стоит немалых денег, а в сундуке его было почти два центнера. Ведь он заранее прожужжал всем уши, расписывая, как будут выглядеть слитки за стеклом музейных витрин — просто сказка!
Но кто мог это сделать? Во всяком случае никто из жителей Порту-Санту — в этом Стенюи был уверен. За последние месяцы аквалангисты успели подружиться со всеми на острове, чье население стало как бы коллективным участником экспедиции. Конечно, о похищении было заявлено в полицию. Одновременно с этим Стенюи повел собственное расследование. Друзья на Мадейре довольно скоро сообщили ему о своих подозрениях. На всем архипелаге была лишь одна группа молодых аквалангистов, способных совершить такой варварский поступок. У них имелся небольшой тендер красного цвета с белой надстройкой, принадлежавший 24-летнему главарю шайки, некоему И. Этот тендер прибыл на Порту-Санту за два дня до пропажи слитков и исчез сразу же после этого.
Дело осложнялось тем, что против них не было никаких доказательств. Воры вполне могли спрятать серебро на дне в укромном месте и после отъезда экспедиции извлечь его. Если на них напустить полицию, они могут вообще выбросить слитки в море. Учитывая все это, Стснюи решил действовать по дипломатическим каналам. Супруга главаря жила в Фуншале. С ней была проведена откровенная беседа: желает ли мадам И., чтобы ее мужа посадили в тюрьму за воровство, а имя семьи покрылось позором?
Мадам И. взяла дело в свои руки. Она позвонила своему мужу и, рыдая, начала заклинать его вернуть похищенное. Если он не сделает это, она, — о, страшная кара! — расскажет обо всем своей матери! Угроза была не напрасной. Теща едва не застукала беднягу И. с сообщниками в тот самый момент, когда они опускали ворованные слитки в колодец позади дома. И. сдался перед грозным ультиматумом. Неустановленные личности ночью подложили серебряные бруски на ступени бельгийского консульства в Фуншале. Полиция квалифицировала воров как «импульсивных молодых людей, поступивших опрометчиво, но заслуживающих прощения».
«За то время, что я играл в Мегрэ, из толщи песка один за другим появлялись разрозненные слитки. А половина останков судна еще покоилась посреди песчаной равнины, где мы не искали. Но раскапывать подводную «Сахару» было бы безумием — все равно что вычерпывать море ложкой. Баллоны становились все тяжелее, лямки все глубже врезались в плечи, покарябанные ладони саднили от морской воды, компрессор безостановочно барахлил, и, когда Мишель говорил о поломках, называя технические детали, я понимал, что моторы просто выдохлись, как и мы, — заключает свой рассказ Робер Стенюи. — Зачем искать дальше? Цель достигнута, все, что хотелось узнать, узнано. Летбридж после пяти лет работы тоже должен был принять трудное решение. Он оставил нам часть сокровищ. Мы последуем — как и во всем другом — его примеру. Надо же оставить что-то и нашим преемникам, верно?»
(Р. Стенюи. Сокровища испанского галеаса. — «Вокруг света», 1971, № 7; «Клады бухты Порту-ду-Гильерми» — «Вокруг света», 1977, № 7)
