Испокон веков люди старались вернуть ценности, отнятые у них морем. Испокон веков еще в далекой древности в рыбачьи сети попадались изумительные произведения искусства — обломки статуй, глиняной посуды, а иногда даже целые амфоры и старинные вазы. Рэмон Вэсьер в книге «Человек и подводный мир» сообщает, что, пожалуй, одна из первых подводных находок подобного рода описана известным древнегреческим историком Павсанием в его «Путеводителе по Греции». Павсаний сообщал, что рыбаки острова Лесбос во II веке новой эры выловили сетями голову, изготовленную из оливкового дерева и, якобы потрясенные этим даром Посейдона, превратили ее в предмет поклонения и культа.

С тех далеких столетий прошло более полутора тысяч лет, но счет случайным находкам рыбаков Средиземноморья не прекращался и не прекращается до сих пор.

Новый Свет, который никак не может похвастаться своими «античными богатствами», особенно Северная Америка (не считая индейских древностей), славился другими сокровищами — испанским и пиратским золотом, которое так и не дошло до места назначения. Особенно этим отличается бассейн Карибского моря и полуостров Флорида в США.

Огромный риск, опасности и приключения, с которыми сталкивались охотники за затонувшими сокровищами, окружали их деятельность романтикой и таинственностью. Но не так-то легко было покорить океанские глубины. Лишь в середине прошлого века человеку удалось проникнуть под воду на каких-нибудь пятьдесят метров. Поэтому все сокровища, которые оказывались на большей глубине, становились для него практически недоступными. Судьба затонувших богатств всецело зависела от профессиональных водолазов, от дорогостоящих подводных экспедиций. На протяжении нескольких столетий кладоискательство на море было уделом одиночек.

Когда во время второй мировой войны человечество изобрело акваланг, оно вряд ли подозревало, что этот простой и удобный прибор станет главной причиной очередной «золотой лихорадки», на этот раз в глубинах моря. Такая «золотая лихорадка» разразилась в бассейне Карибского моря. Сюда на поиски подводных сокровищ устремились толпы авантюристов в аквалангах. И это не случайно. Ведь, на первый взгляд, кажется, что нетрудно определить ценность тех богатств, которые ушли на дно вместе с затонувшими судами, а во многих случаях — их координаты, и дело упирается только в технические возможности. Однако действительность гораздо сложнее, чем может показаться нетерпеливому кладоискателю.

Во все времена транспортировка драгоценных металлов происходила под покровом строжайшей тайны. Трудно вообразить себе все те уловки, на которые шли владельцы сокровищ, маскируя их переправу. Тайна, как всегда, вызывает пересуды и толки, и эта стоустая молва, искажаясь в передаче, больше мешает, чем помогает искателю подводных кладов. Не легче разыскать следы погибших сокровищ в архивах. Далеко не все сведения исторических документов достойны доверия, и требуются специальные изыскания, которые довольно редко кончаются успехом. Работа осложняется тем, что в большинстве стран подобного рода архивные материалы засекречены и недоступны.

Результаты поисков подводных сокровищ, как правило, не оправдывают тех сил и средств, которые на них затрачиваются. Лишь редкие, поставленные на широкую ногу экспедиции могут рассчитывать на более-менее серьезный успех. Но это никогда не останавливало подводных кладоискателей. Влекомые романтикой или наживой, сотни и тысячи водолазов и аквалангистов, дельцов или просто случайных людей рискуют своим состоянием, а иногда и жизнью, пытаясь вытащить счастливый билет, но чаще испытывая разочарование. И все же, несмотря на столь безрадостные итоги, подводное кладоискательство имеет большое будущее.

В трюмах затонувших кораблей хранятся многие тонны ценнейших грузов. Сами эти суда представляют собой богатый источник металла и других видов сырья, наконец, часть кораблей может быть снова использована по назначению. Есть и другая область кладоискательства, имеющая огромные перспективы, — подводная археология. Простой предмет, возвращенный морем через столетия, нередко обладает не меньшей ценностью, чем слиток драгоценного металла. Ладьи викингов и греческие амфоры, произведения искусства различных эпох и народов — это и многое другое, порой недоступное даже фантазии, ждет на морском дне своего часа.

Надо сказать, что поиски подводных сокровищ давно ужо поставлены на твердую деловую основу. Все, что лежит под водой, экспертами просчитано и по возможности оценено. А начали эксперты с составления карты маршрутов плаваний XVI–XVII веков. И это понятно — на путях следований «золотые», «серебряные» и другие флоты тех времен нередко сторожили «джентльмены удачи», не говоря уж о коварных скалах, туманах и штормах. Далее эксперты засели за архивные материалы. После подсчета они постановили: сокровища северной Атлантики оценить в 140 миллионов долларов, сокровища морей, омывающих воды Филиппин, — примерно в 3 миллиона, в 5 миллионов — сокровища Индийского океана… В общей сложности в Мировом океане, не считая внутриевропейских морей и морей, омывающих побережье Китая, скрываются богатства примерно на сумму в 250 миллионов долларов.

Перевод легенд и мифов на вполне понятный язык долларов, несомненно, придал дополнительные силы людям, склонным к морским приключениям. В настоящее время на карту занесены координаты 830 затонувших старинных кораблей.

Для того чтобы определить их местонахождение, искатели сокровищ буквально перерыли так называемые «архивы Индий» в Севилье, обследовали многочисленные записки очевидцев, хранящиеся в библиотеках разных стран, внимательно просмотрели документы судовладельцев, сохранившиеся судовые журналы и портовую документацию отправленных грузов. Собранные данные позволили даже основать «Информационную службу затонувших сокровищ» с центром в Нью-Йорке и Лондоне.

В конце концов романтики моря объединились в несколько фирм-клубов: «Охотники за сокровищами инкорпорейтед», «Британский подводный клуб», «Атлантическая подводная компания», «Группа подводных исследований» и, наконец, «Клуб подводных сокровищ». Все эти общества ставят своей целью помешать бурной и незаконной деятельности подводных контрабандистов.

О морских трагедиях и многовековой истории поисков подводных богатств; о том, как редко и неохотно отдает море свою добычу, или, наоборот, вдруг щедро вознаграждает случайного счастливчика, мы хотим рассказать читателям на следующих страницах.

 

1. ВИЛЬЯМ ФИПС — СИМВОЛ УДАЧИ

Осуществить вековую мечту людей о розысках сокровищ, погребенных под водой, выпало на долю тупого себялюбивого корабельного плотника Вильяма Фипса, уроженца Новой Англии, одного из двадцати шести детей родителей-пуритан. В 1687 году он поднял с испанского галеона, затонувшего у Багамских островов, золота и серебра на сумму более полумиллиона фунтов стерлингов. С тех пор подводные сокровища стали излюбленной приманкой мошенников и авантюристов, неистощимой темой для писателей, источником мытарств для людей, вкладывающих свои капиталы в экспедиции, и возможностью подработать для водолазов.

Свидетельств о том, когда затонул этот испанский корабль, не осталось, но в 1680 году слухи о нем ходили повсюду. Фипс, выучившийся читать и писать в возрасте сорока двух лет, использовал новоприобретенные знания для знакомства с трактатом о поисках затонувших сокровищ и в 1684 году отправился в Англию, чтобы достать там средства на экспедицию. Он на опыте убедился в справедливости старинного изречения викингов: «Тот, кто отправляется за золотом, должен иметь много серебра». Фипс нашел благосклонного слушателя — второго герцога Альбемарлского, сына генерала Монка, который вернул корону Стюартам (хотя прежде был соратником Кромвеля). Монк получил титул герцога, но не стал от этого богаче, и сын его грезил золотом. Его светлость представил плотника королю. Фипс сумел внушить доверие Карлу II, и тот дал ему для поиска сокровищ фрегат под названием «Алжирская роза».

Добравшись до Багамских островов, Фипс не сумел отыскать разбитый испанский корабль. Он, правда, видел какие-то обломки у острова Большой Багам, в которых копошились люди, но, на его взгляд, это не были обломки испанского галеона. На затонувшем корабле был небольшой груз серебра. Американский капер Томас Пейн уже объявил его своей собственностью и готов был отстаивать эти претензии всеми восемью пушками своего фрегата «Перл». Капитан Фипс, тугодум, вернулся в Лондон. Короля Карла уже не было на свете, но герцог Альбемарлский был все еще полон энтузиазма. И тут к ним явился некий Джон Смит, загорелый моряк, только что прибывший из Вест-Индии. Позванивая серьгами, он рассказал им о галеоне, севшем на риф между Кубой и островом Терке — одним из островов Багамскою архипелага. Он клялся, что сам видел сквозь прозрачную воду блеск золота и серебра.

У герцога не было ни гроша, однако ему удалось занять у друзей 800 фунтов стерлингов, и на эти деньги он снарядил экспедицию на двух маленьких кораблях — «Джеймс энд Мэри» и «Генри». Фипс был назначен командиром экспедиции, а Джон Смит — лоцманом. Герцог нагрузил корабли товарами для продажи испанцам.

Прибыв на Багамские острова, Фипс начал поиски с индейского каноэ среди коралловых рифов. Голые ныряльщики-индейцы время от времени спускались под воду, ища следы затонувшего судна. Но эти попытки по-прежнему ничего не давали. Шли недели, месяцы, и Фипс, наконец, решил признать себя побежденным. Он созвал совещание старших офицеров и сообщил им о намерении прекратить поиски. Говоря об этом, он случайно коснулся ногой какого-то твердого предмета, лежавшего под столом. От удара ноги предмет выкатился из-под стола. Внешне он напоминал большой кусок кораллового нароста. Фипс взял топор и ударил им по этому предмету. Коралл раскололся, внутри оказалась коробка из дерева твердой породы. Еще удар топором — и на пол посыпались серебряные и золотые монеты.

Этот кусок коралла был принесен И брошен под стол одним из водолазов-индейцев. Фипс быстро послал его и других ныряльщиков снова под воду, и те доставили ему еще несколько таких же предметов, обросших кораллом. Они сообщили ему, что видели на дне корабельные пушки.

Фипс решил спуститься под воду сам. Для этого он воспользовался примитивным водолазным колоколом, покрытым слоем свинца. В верхней части колокола было застекленное окошко, а внутри — сиденья для водолазов. Пользуясь этим устройством, Фипс и его помощники могли находиться под водой три четверти часа. Однако практически работы по поднятию грузов были проведены голыми ныряльщиками, прыгавшими с индейского каноэ. В течение нескольких месяцев они подняли тонны золотых и серебряных слитков и монет. Вся добыча оценивалась в 300 000 фунтов стерлингов, что в современных масштабах цен составляет более миллиона.

В сентябре 1087 года корабли Фипса вошли в устье Темзы, и Англию охватила золотая лихорадка. Возникли компании на паях, снаряжавшие корабли на поиски воображаемого затонувшего золота. Немалой приманкой служил водолаз в полном снаряжении, который погружался в Темзу, пока в павильоне на берегу провозглашались тосты за удачные находки. Люди, вкладывавшие деньги в эти предприятия, потеряли во много раз больше, чем удалось добыть Фипсу.

Герцог стал богачом. Доля Фипса составила всего лишь около 25 000 фунтов стерлингов, но он получил дворянство и уехал домой в Америку в качестве верховного шерифа Новой Англии. Джон Смит, который отыскал сокровища, не получил ничего. Он обратился с жалобой к королю, и герцог Альбемарлский был вынужден выплатить ему некоторую сумму. Сэр Уильям Фипс впоследствии стал губернатором Новой Англии, которой привил весьма энергично, но плохо. Он был отозван в Лондон, чтобы дать объяснения, и в 1695 году умер там «от злокачественной лихорадки».

Успех Фипса положил начало двум новым способам накопления богатств (оба они применяются до сего дня): фактической добыче золота со дна моря и выкачиванию денег из тех, кто соглашается финансировать фиктивное предприятие по добыче драгоценностей. Второй способ, по-видимому, является более легким и прибыльным. Можно с уверенностью сказать, что на поиски золота потрачено больше денег, чем его добыто.

 

2. ЛЕГЕНДА О «ГАЛЕОНЕ ТОБЕРМОРИ»

Одна из неумирающих легенд о затонувших сокровищах — легенда о «галеоне Тобермори», корабле, затонувшем в маленькой гавани острова Малл, из-за которого на протяжении пятнадцати поколений шотландцев возникала кровавая вражда и совершались всяческие безумства. Это якобы был португальский корабль «Флоренция», входивший в 1588 году в состав испанской Армады. Разыгравшаяся буря ухитрилась занести его мимо Джон Отротса к Западным островам. Капитан корабля дон Перейра нашел убежище в гавани Тобермори и надменно потребовал, чтобы местные жители снабдили его продовольствием. В то время шотландцы нападали на другие корабли Армады и поголовно вырезали их экипажи, но капитану Перейре повезло: в Тобермори шла своя собственная междоусобная война между Маклинами из Дурта и Макдональдами из Арднамерхана, и португальцев оставили «на потом». Макдональды велели дону Перейре убраться и не возвращаться без золота. Глава клана Маклинов Лахлаи Мор был хитрее. Он дал португальцам муки, баранины и воды и попросил у Перейры «взаймы» четыреста его солдат. Получив этих солдат, Лахлан нанес поражение Макдональдам.

Шотландский вождь не хотел отпускать португальцев, обеспечивших ему перевес сил. К этому времени наступила зима, и дрожавшие от холода южане решили выйти в море, предпочитая встречу с кораблями Дрейка холодной шотландской зиме. Перейра просил Лахлана Мора отпустить его. Шотландец оставил и качестве заложников трех португальских офицеров и намекнул, что нуждается в золоте. Разъяренный Перейра вернулся на корабль, приказал поднять якорь и покинул гавань, захватив, в свою очередь, одного из Маклинов, по имени Дэвис Глас. Согласно легенде, Глас взорвал пороховой погреб корабля. «Флоренция» разломилась пополам и затонула. Из всего экипажа спаслись два человека. А вместе с кораблем на дно моря ушло и золото на сумму более трех с половиной тысяч фунтов стерлингов.

Это, безусловно, очень интересная история, и многие свято верят в ее истинность. Беда лишь в том, что некоторые ученые ознакомились с испанскими военно-морскими архивами и установили, что на «Флоренции» не было никакого золота и она благополучно вернулась в Испанию после разгрома Армады. Однако на дне гавани Тобермори действительно лежит какой-то старый корабль, или даже несколько кораблей. Во всяком случае экспедиции, искавшие там затонувшие сокровища, нашли пять бронзовых пушек, чугунные ядра и несколько старинных монет. Возможно, это был другой корабль Армады, «Сан Хуан Баптиста», на котором, согласно архивным материалам, также не было золота.

Что же касается «сокровища» Тобермори, то оно стало наследственной задачей поколений герцогов Лргайлей: каждый новый герцог пытался овладеть фамильным кладом, на который им дает право принадлежащий дому Аргайлей титул «Адмирал Шотландии». В XVII веке один водолаз нашел на этом затонувшем корабле три пушки, а в 1730 году второй из герцогов Лргайлей лично спустился к кораблю в водолазном колоколе и обнаружил еще одну пушку и несколько монет. Тогда герцог Йоркский, «Адмирал Англии и Шотландии», предъявил свой патент, дававший ему право от имени короны «заботиться» обо всех кораблях, затонувших в британских водах, и вокруг гниющих останков корабля разгорелся ожесточенный юридический спор. Вальтер Скотт встал на сторону Аргайля и посетил Тобермори, чтобы ознакомиться с местным колоритом. «На корабле работали водолазы, — писал он Роберту Сэртису. — Рыбаки показали мне место, где лежит галеон, и сказали, что с него подняли много драгоценностей и несколько медных пушек».

Герцог Аргайль выиграл спор, доказав, что корабли, затонувшие у берегов Шотландии до 1707 года, когда Англия и Шотландия подписали «Акт об объединении парламентов», принадлежат Аргай-лям, а корабли, затонувшие после этого, являются собственностью Йорков.

В 1902 году «Флоренция» вновь привлекла к себе внимание кладоискателей: с корабля было поднято несколько шпаг, пятьдесят золотых дукатов и еще одна пушка.

В 1903 году в городе Глазго был создан специальный синдикат по подъему сокровищ «Флоренции». Собрав большую сумму денег и получив у Аргайлей на довольно льготных условиях согласие на проведение водолазных работ, синдикат приступил к осуществлению своего грандиозного плана. Работами руководил один из опытных специалистов водолазного дела — капитан Вильямс Бернс.

После того как паровой землесос «Силайт» прорыл траншею, водолазы извлекли на поверхность (помимо ржавых железных обломков, каменных балластин и чугунных ядер) два циркуля, золотые кольца и несколько монет. Все это распродали с аукциона в Глазго.

Спустя три года тот же синдикат, получив более мощный земснаряд «Бреймар», поднял с «Флоренции» пушки, большой серебряный подсвечник, несколько старинных ружей и около сотни золотых дукатов.

В 1912 году испанскими сокровищами заинтересовался английский полковник Фосс, которому посчастливилось поднять пару золотых пиастров и несколько металлических продолговатых пластин. Оказалось, что это чистое олово.

Вскоре первая мировая война прервала работы…

К 1922 году в Тобермори побывало уже около пятидесяти экспедиций, и общая стоимость всех ценностей, поднятых с корабля за три столетия, составила триста пятьдесят фунтов стерлингов.

Прошло тридцать лет. Залив Тобермори, видавший на своем веку тысячи кладоискателей с их хитроумной техникой, увидел еще одного, золотодобытчика. Пятидесятитрехлетний Иоан Дуглас Кэмпбелл, отпрыск одиннадцатого колена рода Маклинов, решил, дабы не нарушать традиции рода, внести свое имя в список кладоискателей «Флоренции».

Руководителем подводных работ был назначен английский капитан Леонэль Крэбб, один из самых известных водолазов Англии.

Газеты с нетерпением ждали результатов…

Вскоре в Тобермори прибыла группа водолазов лондонской компании «Андеруотер сервейс» с плавучей базой, переделанной из старого танкодесантного судна. После того как эхолотом было «прощупано» дно бухты, глубина которой в среднем составляет 50 футов, было решено обследовать возвышение на дне, находившееся всего в ста пятидесяти ярдах от городской набережной. Экспедиция применила метод, принятый и археологии: поперек возвышения рыли траншеи при помощи большого ковша, который приводился в движение тридцатитрехтонным краном, установленным на судне. На палубе содержимое каждого ковша промывали мощным брандспойтом. После того как обследовали очередную порцию, бульдозер сталкивал ее в море.

За несколько недель такой кропотливой работы обнаружили… чугунное ядро да несколько листов олова. После этого Иоан Дуглас Кэмпбелл свернул свое предприятие.

Трудно сказать, во сколько обошлась организация всех подводных экспедиций на «Флоренцию», но, во всяком случае, издержки наверняка перекрывают стоимость этого мифического древнего клада.

 

3. СОКРОВИЩА БУХТЫ ВИГО

Другой манящий отблеск золота, погребенного в темных морских глубинах, мерцает на северозападе Испании над знаменитыми «галеонами бухты Виго».

Легенда о затонувших сокровищах восходит к 1702 году, когда шла война за испанское наследство — полная перипетий и взаимных предательств борьба за испанский трон, освободившийся после смерти короля Испании австрийца Карла Второго. В течение трех лет испанские корабли не решались везти на родину ежегодную дань золота, серебра, жемчуга и драгоценных камней и не менее драгоценные грузы, кошениль, индиго, серную амбру, красное дерево, табак, бальзовое дерево, сарсапариль, американский лавр, тамаринд, какао, имбирь, сахар и ваниль. Ставленник Франции Филипп V замучил испанский народ непосильными налогами, солдатам не выплачивалось жалованье, и богатства, награбленные в Южной Америке, были необходимы стране, как воздух.

В 1702 году дон Мануэль де Веласко все же решил отвести корабли в Испанию. Его флот из двадцати больших галеонов пересек Атлантический океан и встретился в море с двадцатью тремя французскими военными кораблями под командованием графа де Шато-Рено, который должен был охранять сокровища от англо-голландского оплота, блокировавшего Кадис. Французы предложили Веласко зайти в Брест, но он побоялся, как бы груз не остался во Франции. Французские и испанские корабли укрылись в бухте Виго на северо-западном побережье Испании, которая служила местом убежища еще римлянам. Испанские корабли бросили якорь в глубине внутреннего залива Сан-Симеон, и моряки выстроили деревянное заграждение поперек узкого прохода в заливе. Французские корабли охраняли проход, а нерешительный дои Веласко тем временем думал, что делать дальше. Он не рискнул разгрузить корабли тут же и отправить сокровища сухим путем, т. к. не получал из Мадрида никаких распоряжений.

Слухи о богатствах, укрытых в заливе Виго, распространились по всему побережью, и англичане с голландцами решили захватить их. Чиновник из Мадрида прибыл только через месяц. Он сидел в каюте на флагманском корабле Веласко, потирая руки при мысли о несметных сокровищах, скрытых под палубой, когда адмирал Джордж Рук под покровом ночи протаранил бревенчатое заграждение, и ночную тишину разорвали дикие вопли объятых жаждой золота англичан и голландцев. Французы схватились с врагом, и в течение тридцати часов длился рукопашный бой. Пустили в ход абордажные сабли, пистолеты и ружья, стреляли из пушек бомбами с горящим асфальтом и раскаленными ядрами.

Испанцы решили, что настало время переправить сокровища на берег. Почти все галеоны уже пылали, и вот тут только началась выгрузка на маленькие шлюпки. В то время когда небольшой бот «Сан-Педро» перевозил часть драгоценного груза на берег, в него попало ядро. Бот затонул на мелководье, и местные рыбаки забросали его огромными камнями, чтобы враги не могли поднять сокровища. Они не пожалели даже пьедестала от статуи Святой девы.

В суматохе боя английские моряки бросались в морс и взбирались на горящие галеоны, ища золото. Многие из них погибли в пламени. Английский флагман был потоплен. Англичане захватили четыре уцелевших галеона, а голландцы — пять, Шесть французских кораблей сдались, и граф де Шато-Рено вывел свои остальные корабли из боя.

В этой огненной схватке за золото затонуло двадцать четыре корабля. Двадцать пятым оказался самый большой галеон, который сэр Клаудесли Шовелл должен был отвести в Англию в качестве приза. Этот адмирал отличался удивительным невезением: он вывел свой галеон прямо на остров, находившийся у входа в бухту, и тот затонул на глубине 110 футов (пять лет спустя из-за навигационной ошибки сэра Клаудесли у островов Силли погибли четыре больших корабля и две тысячи человек, включая его самого).

Битва в Виго еще бушевала, а английские матросы уже начали подводные поиски золота под огнем пушек, обстреливавших их с борта. Когда победители покинули бухту, они увезли с собой добычу стоимостью в пять миллионов фунтов стерлингов. Четверть века спустя французская экспедиция, получив концессию на розыски затонувшего золота, подняла какое-то жалкое суденышко, на котором не было ничего ценного. Вторая попытка, предпринятая в 1748 году, тоже окончилась неудачей.

В 1825 году некий англичанин, капитан Диксон, прибыл в бухту Виго на бриге «Энтерпрайз» и с помощью водолазного колокола добрался до затонувших кораблей. Он поднял немного серебра, но затем внезапно снялся с якоря и ночью покинул бухту; что именно ему удалось увезти оттуда, так и осталось неизвестным. Десять лет спустя достать сокровища попытались испанцы, но неудачно. В 1858 году испанское правительство дало десятилетнюю концессию Дэвиду Лэнглендсу. Сокровищ он не обнаружил, зато нашел верный способ извлекать из них выгоду: Лэнглендс перепродал свою концессию, причем дважды.

Первым покупателем был парижанин Сен-Симон Сикар, которому удалось собрать во Франции значительную сумму по подписке. В Мадриде он познакомился с другим французом, молодым банкиром Ипполитом Маганом, который оставил классическое описание последовавших затем фантастических событий в весьма интересной маленькой книжице «Галеоны Виго». Эта увлекательная повесть о всяческих ужасах, написанная сухим языком банкира, доставит немало удовольствия тем, кто интересуется историей поисков затонувших сокровищ.

Маган начал с тщательной проверки сведений, которые ему сообщил Сикар, и в испанских архивах обнаружил множество подтверждений тому, что в заливе Сан-Симеон действительно погребены сокровища. Он согласился руководить работами. Во время неизбежных проволочек, связанных с организацией экспедиции, испанское правительство, переживавшее очередной кризис, издало секретный декрет, аннулировавший концессию Лэнглендса, а тем самым и Магана. Маган обнаружил, что все документы, касавшиеся сокровищ Вито, были изъяты из архивов. Вскоре испанская монархия была свергнута, и республиканское правительство возобновило концессию, продлив ее еще на десять лет. Лэнглендс немедленно перепродал ее некоему полковнику Гоуену, специалисту по работе на затонувших судах, который участвовал в подъеме кораблей русского флота, потопленных в Севастополе. Французское акционерное общество оказалось за флагом. Однако этому обществу удалось собрать значительный капитал, и полковник Гоуен согласился взять его в долю. Но тут Гоуен стал успешно продавать акции компании в Лондоне, и вскоре его капитал превысил долю французов. Сикар и Маган были «оглушены». Однако пока полковник в водолазном колоколе проводил разведку на дне бухты Виго, французы добились права на розыски галеонов, и Маган развил лихорадочную деятельность, разыскивая водолазов и закупая водолазное снаряжение.

Он решил использовать аэрофор Денеруза и Рукейроля, который был уже испробован при добыче губок в Греции, и пригласил Денеруза участвовать в экспедиции в качестве руководителя подводных работ. Но Денеруз был занят на работах в Эгейском море. Он рекомендовал Магану шестерых молодых, но опытных французских водолазов и изобретательного инженера из Анжера Эрнеста Базена.

Маган устроил свою штаб-квартиру в подвале соляного склада, выходившего окнами на залив Сан-Симеон, и в январе 1870 года при ужасной погоде работы под водой начались. Старый рыбак, который принимал участие еще в работах экспедиции Диксона в 1825 году, указал им пять мест, где лежали затонувшие корабли. Базен послал туда по очереди двух водолазов, и Маган поспешил надеть шлем на второго, прежде чем его товарищ успел снять свой: таким образом, они могли быть уверены в полной независимости полученных сведений. За двенадцать дней было установлено местонахождение десяти кораблей.

Тем временем прибыло оборудование, заказанное Базеном, в том числе подводная наблюдательная кабина, в которой могли помещаться два человека. Таможенные чиновники Виго задерживали каждый аппарат по нескольку дней, работы часто приходилось прерывать из-за плохой погоды, и в довершение всего испанское правительство прислало своего наблюдателя. Местные жители знали названия всех затонувших кораблей, что в немалой степени ободряло Магана, пока он не обнаружил, что они просто-напросто давали им первые попавшиеся названия.

В самом начале работ люди Базена подняли чугунную пушку с галеона, который, видимо, был застигнут врасплох: из дула даже не была вынута пробка. Они вытащили эту пробку и заглянули внутрь. Оказалось, что ствол внутри так гладок, «будто его только что вычистили». Они нашли около двухсот ядер, превратившихся в одну бесформенную массу, графин, серебряный кубок, рукоятку от кинжала, абордажный топорик, мешок бразильских орехов, человеческие кости и резной футляр для трубок с фигурой индианки, стоящей на спине обнаженного коленопреклоненного мужчины.

Испанцы с жадным интересом рассматривали эти реликвии полуторастолетней давности. «Фантазия не знала удержу, — пишет Маган. — Ящики с индиго превращались в серебряные вазы, а куски чугуна — в серебряные слитки». Таможенники все время спрашивали Магана, куда он спрятал «сундук с золотом». Они заставляли его отправлять на берег каждый найденный предмет. Маган писал в Париж: «Я отвечаю за сохранность каждого предмета перед испанским правительством и нашей компанией, а они не подпускают меня к помещению таможни». «Все будет растащено!» — в отчаянии восклицал он.

Художник экспедиции Дюран-Браже спустился на дно на мелководье в наблюдательной кабине и написал красками огромный разбитый корпус корабля. Местные жители называли его «Мадейра». «Лучи электрического фонаря, играющие на этих искаженных грудах коричневых и красноватых тонов, просто изумительны», — писал Маган. Однако продолжать работу на корабле нельзя было из-за бурь. Как утверждали местные жители, таких суровых зим еще никогда не бывало.

Водолазы начали работы на корабле «Ла-Лигура», затонувшем в более спокойном месте. Проникнув внутрь корабля, они попали в лазарет, где обнаружили тазы, пилюли и полусгнившие бинты. Они подорвали корабль, и их усилия были вознаграждены компасом, медным кубком и высоким каблуком, какие носили щеголи во времена Людовика XIV. Сокровищ там не нашлось.

Компании угрожало банкротство. Тогда они занялись галеоном «Тамбор», затонувшим на глубине 38 футов. Магану пришлось убедиться, что больше всего денег тратится на простои при ожидании хорошей погоды, поэтому в хорошую погоду работы на корабле велись и ночью при свете огромного фонаря. С него подняли раму клюза, несколько блоков, ложки и кухонную посуду.

Затем перешли на «Санта-Крус» и нашли там огромный чугунный якорь, взятый на кат в средней части корабля. Небольшой пароходик экспедиции не смог его вытащить. С галеона «Альмиранте», лежавшего на глубине 52 футов, было поднято 15 ящиков индиго (в воображении местных жителей это индиго немедленно превратилось в золото).

Однажды, когда Маган обедал в своем зловонном соляном складе, где его сапоги уже успели позеленеть от плесени, он увидел, что к берегу в шлюпке приближается Базен; инженер размахивал носовым платком и высоко поднимал руку, в которой было что-то зажато. Маган бросился на берег. Базен выскочил из шлюпки, расцеловал его и крикнул: «Вот оно!» Он держал в руке кусок сероватого металла. Один из водолазов разломил его надвое: внутри сверкало чистое серебро. За короткое время с галеона подняли 130 фунтов серебра. Взволнованные находкой испанцы немедленно отправили серебро на склад. Базен поспешил в Париж, чтобы доложить правлению компании.

Из Мадрида прибыли еще три инспектора, которые принялись задавать миллионы вопросов. В Мадриде вели интриги четыре компании, стремившиеся получить концессию на розыски сокровищ Виго. Тем временем водолазы в тяжелейших условиях трудились у обломков кораблей. У троих в результате кессонной болезни отнялись руки. Вскоре в экспедиции остался всего один работоспособный водолаз. Деньги были почти израсходованы, и Маган отправился в Париж в надежде достать их.

Находка серебра возымела магическое действие, и Магану удалось продать еще некоторое количество акций. Базен уже строил планы приобретения чудодейственных аппаратов, но Маган настаивал, чтобы расходовать деньги только на оплату текущих работ и не закупать нового оборудования. Базен подал в отставку. Маган нанял еще четырех водолазов и отправил их в Испанию. Он телеграфировал распоряжение прекратить работы на «Альмиранте» и заняться более доступным ботом «Сан-Педро», который некогда, во время битвы, рыбаки забросали камнями. «Сан-Педро» был скрыт под целой пирамидой камней, за 150 лет прочно сцементированных морскими отложениями.

Маган прислал из Парижа химика. Тот прежде всего исследовал один из тех серых кусков металла, которые выбрасывали в море. Анализ показал, что это ртутное серебро, покрытое окисью; в одном фунте его содержалось 450 граммов серебра. Испанское правительство прикомандировало к бухте сторожевое судно. На нем находились чиновники, которые должны были следить за разделом ценностей. Дележ был проведен до скрупулезности точно, но полученную экспедицией небольшую прибыль вскоре пришлось тоже пустить в дело.

В это время в Париж вернулся Денеруз. Он согласился взять на себя руководство работами. В тот момент, когда он уже собрался выехать в Испанию, началась франко-прусская война. Денеруз сразу вступил в армию, сказав Магану: «Не беспокойтесь, через неделю-другую разобьем немцев и тогда займемся делом». Маган решил дождаться его в Париже. Но Денеруз заболел воспалением легких и был отправлен на родину, не разбив немцев и не подняв галеоны. За два дня до того как немцы окружили Париж, Маган получил последнее письмо из Испании. Водолазы объявили забастовку, т. к. уже в течение месяца не получали жалованья. Работа остановилась. Маган хотел уехать, пока кольцо немецких войск еще не сомкнулось, но доктор запретил ему: он был еще слаб после лихорадки, которой и заболел в результате многомесячного пребывания в сыром соляном складе. Немцы осадили Париж. Лишившись возможности действовать, Маган отказался от поста директора.

Компания пригласила на его место парижского инженера Этьена, который заявил, что берется пробраться к Виго и возобновить работы. «Я перелечу через германские позиции на воздушном шаре», — Невозмутимо сказал он. Он нанял воздушный шар, который назвал «Галилея», и помощника. 4 ноября 1870 года он отправился с Орлеанского вокзала под видом коммивояжера, едущего в провинцию по делам фирмы. На воздушном шаре было 500 фунтов балласта, 900 фунтов писем от осажденных парижан и официальные депеши о результатах выборов 31 октября. Помощник взял подзорную трубу и карты, чтобы нанести на них позиции немцев. «Галилея» медленно поднялась на высоту 1300 футов, и легкий бриз повлек ее в северо-восточном направлении. Когда шар пролетал над немецкими редутами, по нему несколько раз выстрелили. Этьен и его спутник выбросили балласт и поднялись почти на милю. К вечеру они опустились на равнине Боса. Им показалось, что пруссаков тут нет, но какая-то крестьянка предупредила их, что враг поблизости. Они выбросили еще часть балласта и полетели дальше.

На этот раз они опустились в пяти милях от Шартра. Местные крестьяне помогли им выпустить газ из шара, но тут к ним подъехали два немецких кавалериста. Крестьяне заслонили аэронавтов. Немецкий офицер рявкнул: «Если вы не разойдетесь, мы сожжем вашу деревню». Крестьяне с ропотом ушли, и аэронавты были арестованы. Затем из вечернего мрака донесся крик: «К оружию!» — и появилась толпа крестьян с палками и камнями. Немецкий офицер сказал Этьену: «Если они бросят хотя бы один камень, я застрелю вас на месте». «Я поговорю с ними», — ответил Этьен. Он подошел к крестьянам, сунул одному из них в руки пакет с правительственной почтой и шепнул: «Доставьте это правительству в Тур».

Немецкий офицер четыре раза выстрелил в воздух, к ним подъехал отряд кавалеристов, и пленники были отправлены в Версаль. Там немецкий комендант стал допрашивать Этьена о положении в Париже. Этьен сказал, что защитники Парижа хорошо вооружены и в городе, достаточно продовольствия. На самом деле уже приближалось время, когда парижане начали есть крыс. Комендант показал на найденные у помощника Этьена карты и заявил: «Вы шпион». Немцы отобрали у него деньги, предназначенные для возобновления работ в Виго. Когда пленников вывели во двор комендатуры, немецкие солдаты кричали «капут» и выразительно проводили рукой по горлу. Затем их поставили в колонну пленных и повели по направлению к Кельну. Военнопленных по дороге кормили, но Этьену не давали никакой пищи.

Около Шато-Тьерри к Этьену подошел смотритель речного шлюза, некий Мартен. Он спросил: «Может быть, вы хотите что-нибудь передать в Париж, мсье?» «А как это вы сумеете что-нибудь передать в Париж, черт возьми?» — ответил Этьен. «Кладу письмо в бутылку, бросаю ее в Марну, и она плывет в Париж», — сказал Мартен. Инженер просил сообщить в Париж о его положении. Мартен заметил: «Послушайте, мсье, раз немцы заподозрили вас в шпионаже, они непременно вас расстреляют. Почему бы вам не попробовать бежать?» Этьен пожал плечами и показал Мартену на охрану. Мартен отошел от него и побежал вперед, обогнав колонну. Когда колонна добралось до Шато-Тьерри, Этьена и его спутника, к их удивлению, поместили отдельно от других в одной из комнат в здании мэрии. Это устроил Мартен, договорившись с мэром. Ночью он пробрался к ним в комнату. «Следуйте за мной», — сказал он и провел их вниз, где они увидели спящего часового. «Этому молодчику со шпилем на каске пришлись по вкусу наши вина, — сказал Мартен. — А я подобрал напитки покрепче».

Инженер по-прежнему намеревался добраться до Виго. Его снабдили крестьянской одеждой, и он по «подземному пути» от фермы к ферме миновал территорию, оккупированную немцами. Когда, наконец, он очутился в Испании, оказалось, что все работы прекратились и водолазы разъехались. Он зря проделал весь этот героический путь.

Два года спустя Эрнест Базен, достав денег, возобновил работы в Виго. Он нашел еще пять галеонов и сосредоточил все поиски на «Альмиранте». Никаких сокровищ там обнаружить не удалось, а деньги Базена таяли. 22 ноября 1872 года работы прекратились. У Базена не осталось ни гроша. У него не хватило денег даже на то, чтобы отправить оборудование во Францию, где его можно было бы продать. Базен оставил все оборудование в Виго и уехал.

После неудачных попыток французов в конце XIX века было предпринято еще несколько попыток овладеть кладом. Наиболее серьезной из них была попытка американской «Компании по сокровищам бухты Виго», которая существовала почти 50 лет. Американцам также пришлось работать под вооруженной охраной испанцев. Однажды американцам удалось вытащить из воды один хорошо сохранившийся галеон, но при переносе его краном на берег судно переломилось, и обе половины корпуса затонули.

В 1904 году по следам американцев пошли испанцы Иберти и Пино, которые на одном из двух затонувших кораблей нашли несколько золотых статуэток и серебряных слитков весом по 80 фунтов каждый.

В 1934 году испанцы опять заинтересовались своими сокровищами. По инициативе морского министерства Испании на восемь лет была создана концессия. Однако и в этот раз хозяев бухты постигла неудача.

Казалось бы, эта попытка навсегда отобьет охоту у искателей подводных кладов заниматься, возможно, даже и не существующими сокровищами на дне бухты Виго. Ведь перед этим работало двенадцать больших водолазных экспедиций! Среди затонувших в 1702 году судов, пожалуй, невозможно найти такое, которое люди не пытались бы поднять или осмотреть. За два с половиной века бухта Виго стала синонимом несбывшейся мечты.

Однако, как это ни странно, в ноябре 1955 года английская компания «Венчур» получила от испанского правительства концессию на розыски затонувших сокровищ. Внимание англичан было направлено на галеон «Сан Педро», на который еще никто не смог проникнуть. Но их поиски ни к чему не привели.

Это была тринадцатая по счету в истории бухты Виго попытка найти один из самых сомнительных подводных кладов.

 

4. ЗОЛОТОЕ ДНО У ОСТРОВОВ СИЛЛИ

«КОРОВЬИ МАЯКИ»

Лет двести назад маяки в Ла-Манше можно было пересчитать по пальцам, а берега островов Силли и Ушант, мыс Лизард и мыс Лендс-Энд, рифы Семь Камней и скалистое побережье полуострова Корнуэлл уже снискали себе мрачную славу среди моряков всех стран. Та слава гуляла в рассказах об угрюмых скалистых берегах и в легендах о коварных аборигенах тех мест…

На протяжении многих веков жители прибрежной полосы пролива между делом промышляли тем, что заманивали на скалы проходившие мимо суда. Когда дело выгорало, они брали в плен моряков и забирали корабельный груз.

Само заманивание в ловушку не было особо сложным делом: жители гасили маяки и зажигали фальшивые огни. Как видите, это чем-то напоминает технику недавнего Великого ограбления. Впрочем, грабители средневековья, не в пример гангстерам сегодняшнего дня, были куда более хитры на выдумку. Если гангстеры остановили «золотой» поезд, попросту заменив в семафоре зеленый сигнал на красный, то их коллеги из средневековья прибегали к куда более оригинальному способу: ночью они выгоняли на берег корову, к рогам которой привязывали фонарь. Такие постоянно меняющие свои «координаты» «коровьи маяки» осветили дорогу к гибели не одной сотне судов.

Не зря в Англии и по сей день шутят: жители островов Силли так и не научились есть овсяную кашу, если она не сдобрена подливой из бренди или клерета, приобретенными по «милости Божьей» лет сто назад. А в особо торжественных случаях хозяева на Силли подают на стол китайский чай, захваченный их предками с чайного клипера «Фрайер Так», капитан которого принял фонарь на коровьих рогах за маяк.

У обитателей островов Силли был даже свой покровитель, якобы способствовавший им в их отчаянном промысле. Имя его было Святой Уорна, и молились ему только в штормовые ночи. Когда в 1610 году сэр Джон Киллигрью на свои средства соорудил первый на мысе Лизард маяк, местные жители пришли в ярость: маяк лишил их «Божьей милости», а заодно и хлеба насущного… Вплоть до конца XVIII века в церкви на острове Сент-Мэрис (один из островов группы Силли) священники в своих проповедях говорили: «Молим тебя, о Господи, не о том, чтобы были кораблекрушения, но о том, что если они произойдут, ты указал бы им место на скалах Силли ради их бедных обитателей», А во времена царствования Людовика XIV священник острова Ушант, рассердись на прихожан за весьма скудные пожертвования в пользу церкви, сообщил им, что Бог не посылает на скалы острова ни одного судна в наказание за скаредность жителей.

Говорят, что на том месте, где сейчас возвышается маяк «Вулф-Рок», т. е. между островами Силли и мысом Лендс-Энд, до XV века стояла скала с гигантским гротом. Звук разбивавшихся в этом гроте штормовых волн был слышен на мили вокруг — как будто сама природа одарила мореплавателей этим спасительным колоколом, предупреждающим об опасности. Но однажды грот исчез… Нет, его не смыло волной, не разбило прибоем. Обитатели мыса Лендс-Энд не поленились разрушить его и разровнять берег так, словно никакого грота здесь не было и в помине…

Много было катастроф у скал островов Силли, но, пожалуй, самая драматичная из них произошла в 1707 году.

«ЭТО — СИЛЛИ!»

Туман, липнувший к волнам, обволакивал корабли серой пеленой и заглатывал их, как свою законную жертву. Подгоняемая свежим зюйд-вестом, средиземноморская «эскадра Ее Королевского Величества» приближалась к берегам Англии. До Портсмута оставалось несколько часов хода… Командующий эскадрой адмирал сэр Клоудезли Шовел дописывал последние строки отчета. На рассвете следующего дня, 23 октября 1707 года, его ждали триумф, почести и награды за блестяще ' проведенную осаду и захват Барселоны, обстрел и налет на Тулон…

В дверь каюты тихо постучали. Это был командир корабля.

— Простите, сэр! По моему вычислению, мы на траверсе Ушанта. Ветер отошел к зюйду и усилился. Считаю, что пора ложиться на ист… — Не успел офицер закончить, как дверь адмиральской каюты широко распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся матрос.

— Сэр! Мы не на курсе! Нужно сейчас же забирать влево. Справа не Ушант, а камни Силли! Поверьте, сэр, это правда; я родился и вырос на этих жутких островах!..

— Заткните этому ироду глотку! Он, должно быть, хлебнул лишнюю порцию рома. Бросьте его в канатный ящик!

Но матрос не унимался.

— Вы погубите эскадру, сэр! Это ошибка! Мы проскочили Ушант в тумане!

Для сэра Клоудезди Шовела это уже было слишком. Таких слов он еще не слыхивал за всю долгую службу в королевском флоте.

— Какой-то матросишка собирается меня учить, меня — королевского адмирала! — Шовел повернулся к офицеру. — Вздернуть этого бунтаря на правом ноке марса-рея!

Через несколько минут, лишь только корабельный священник прогнусавил последние слова 109-го псалма, заскрипел одношкивный блок, и связанное тело матроса, судорожно дергаясь и раскачиваясь из стороны в сторону, начало подниматься вверх.

Тишину, нависшую над смущенной командой, неожиданно разрезал крик впередсмотрящего: «Справа по носу буруны!» Спустя несколько секунд корабль выскочил на рифы. Накат океанской волны опрокинул его на борт, и через мгновение все было кончено: судно скрылось в бурунах…

Так погиб флагман Средиземноморской эскадры — 96-пушечный корабль «Ассошиэйшн». Вслед на ним на рифах оказались шедшие в кильватере 70-пушечный «Игл», 54-пушечный «Ромней» и фрегат «Феникс».. Следовавший за ними брандер «Файербрандт», проскочив гряду рифов, ударился о прибрежные скалы. Остальные корабли эскадры успели повернуть на запад и ушли в открытый океан дожидаться рассвета…

Итак, матрос оказался прав: хотя вычисление на карте указывало местонахождение кораблей западнее острова Ушант, эскадра на самом деле находилась вблизи островов Силли. Поворот на восток привел флагманский корабль на риф Гилстон, расположенный между островами Самсон и Сент-Мэрис. Эта ошибка стоила Англии двух с половиной тысяч моряков и пяти кораблей. Адмиралу его спесь стоила жизни.

Шовел был выносливым пловцом и, одолев волны, смог добраться до острова Сент-Мэрис. Между тем жители островов Силли, увидя в кораблекрушении очередную «Божью милость», вооружились топорами и высыпали на прибрежные скалы. Адмирал ухватился рукой за выступ скалы и попытался подтянуться. Стоявшая с топором наготове рыбачка, увидев переливающиеся огнем бриллианты, не устояла перед искушением, и лишенный кисти правой руки адмирал исчез в пучине…

Говорят, что Шовел был одним из немногих, кто доплыл до берега. Доплыл, но не остался в живых…

ЛЕГЕНДА ОКАЗЫВАЕТСЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ

На первый взгляд, может показаться, что повествование о «коровьих маяках», «Божьей милости» и «роковой ошибке адмирала Шовела» — всего-навсего пересказ легенд угрюмых островов Ушант и Силли. В течение двух с половиной веков к ним относились как к занятным побасенкам. Но однажды загадкой адмирала занялись люди, в которых вера во все невероятное сидит тем глубже, чем явственнее обнаруживается ее зыбкость. Имя этих людей — кладоискатели. В «архивных морях» они обнаружили упоминание о том, что на борту флагманского корабля «Ассошиэйшн» в момент его гибели находилось несколько бочонков золотых монет, награбленных в Барселоне.

О «золотом захоронении» стало известно министерству военно-морского флота Англии. В 1963 году оно снарядило водолазов, которым удалось установить точное место гибели «Ассошиэйшна» и спустя три года поднять со дна дюжину полусгнивших шпангоутов, изъеденные ржавчиной пушки с ядрами и два десятка золотых монет. Однако в сентябре 1967 года министерство обошли аквалангисты-любители. Ими оказались Рональд Моррис, шестидесятилетний хозяин траулера, и аквалангисты Гофри Аптон и Дуглас Рой.

На россыпи золотых монет Гофри Аптон наткнулся всего в ста метрах от места, где работали водолазы военно-морского флота. На каменистом грунте аквалангисту удалось собрать около двух тысяч золотых и серебряных реалов, пиастров, крон, полукрон и флоринов. Большая часть монет хорошо сохранилась. Самая древняя датировалась 1664 годом.

Не успела затихнуть газетная шумиха вокруг этой находки, как в Англии объявились наследники адмирала Шовела.

Первой начала претендовать на сокровище погибшего корабля некая Энн Стэндши. Она заявила нотариусу, что сэр Клоудезли Шовел приходится ей родственником в седьмом колене.

Вторая претендентка на клад предпочла сохранить свое имя в тайне до начала судебного процесса.

На это Рональд Моррис заявил в печати, что для завершения поисков клада с затонувшего «Ассошиэйшна» потребуется, по его мнению, еще три года, а что касается наследников, то им вряд ли удастся доказать, что найденные его аквалангистами монеты являлись личной собственностью адмирала.

Пока еще суд не решил, кому принадлежат сокровища. Он займется этим делом лишь через ГОД. Однако это вовсе не означает, что все разговоры о «золотом дне» у островов Силли тоже отложены. В прибрежных водах туманного Альбиона покоится немало затонувших судов. Их сокровища не дают спокойно спать аквалангистам-любителям. Действуя на свой страх и риск, подводные шерлоки холмсы, роясь в кладовках Нептуна, нередко используют динамит, уничтожая то, что интересует ученых. Вот почему на страницах британской печати все чаще появляются тревожные высказывания ученых о варварской охоте за кладами, покоящимися до поры до времени на морском дне.

(Лев Скрягин. Золотое дно у островов — Силли. «Вокруг света», 1968, № 5)

 

5. ТАЙНА БРИГА «ТЕЛЕМАК»

К вечеру небо отяжелело от туч, ветер усилился, заметая снежной крупой набережные Сены и улицы городка Кайбеф. Река ощетинилась волнами, каскады студеных брызг обрушились на палубу брига «Телемак». Корабль входил в устье Сены почти с убранными парусами. Стоя на мостике, капитан Андре Каминю всматривался в огни ночного порта, желая лишь одного — отдыха. Через полчаса заскрежетали якорные цепи, и судно закачалось на волне. С нетерпением глядя на приближающееся мутное пятно фонаря таможенной шлюпки, капитан приказал сбросить трап. Вскоре она пришвартовалась, и черные фигуры таможенников в плащах появились на палубе. Каминю шагнул навстречу.

— Бриг зафрахтован руанскими купцами для доставки товаров в Лондон. Я бы попросил вас, господа, побыстрее провести досмотр. Команда чертовски устала…

— Я думаю, капитан, — ответил глухим голосом высокий таможенник, лицо которого скрывал капюшон, — что досмотр мы отложим до утра. Время позднее, да и зюйд-вест набирает силу.

— Благодарю вас…

Но утром им не суждено было встретиться на бриге. Через несколько часов штормовой ветер погнал тяжелые морские волны в Сену. Схлестнувшись с быстрым течением реки, они образовали мощные водовороты. «Телемак» сорвало с якоря, и спустя четверть часа он исчез в пучине. Команде удалось спастись — до берега было недалеко.

Сена поглотила «Телемак» 4 января 1790 года. В те дни гибель брига привлекла внимание разве что мелких чиновников министерства, запечатлевших это трагическое событие в реестре.

Взоры французов приковал к себе Париж, где набирала силу революция. Спустя два года восставший народ сверг монархию, а в январе 1793-года по решению Конвента был казнен Людовик XVI, несколько позже — Мария-Антуанетта. После смерти королевы в Париже стали упорно распространяться слухи о сказочных сокровищах, которые королевская семья якобы пыталась тайно вывезти в Англию. Французские газеты писали, что в конце 1789 года Мария-Антуанетта доверила переправить в Лондон все фамильные драгоценности капитану «Телемака» Андре Каминю, в прошлом не раз выполнявшему деликатные поручения королевы. Будто бы по ее указанию золотая посуда, кубки, наполненные алмазами и рубинами кожаные мешки, а также два с половиной миллиона золотых луидоров под охраной преданных офицеров королевской гвардии были тайно доставлены в Руан, где в порту под погрузкой стоял Телемак». Сюда же были привезены и сокровища нескольких аристократических семейств и аббатств Франции. В газетах утверждалось, что в Руане в подвалах замка одного из приближенных короля золото и серебрр укладывали в специально изготовленные бочонки. Их заливали дегтем и грузили на «Телемак».

Версию французской прессы подхватили и англичане. В лондонских газетах появились сообщения бывших матросов и офицеров «Телемака», подтверждавших факт нахождения на судне сокровищ Людовика XVI. О них заговорили в Конвенте, и по настоянию его депутатов революционный трибунал начал расследование.

Допросили бывшего исповедника короля, который признался, что однажды стал свидетелем разговора Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Речь шла о каком-то судне, на котором следует отправить сокровища в Англию. Следователям удалось разыскать и бондаря. По его словам, осенью 1789 года от незнакомого господина он получил заказ на изготовление нескольких десятков бочонков. Заказчик пояснил, что они предназначаются для отправки в Англию партии дегтя. В конце декабря этот господин выкупил заказ, а спустя несколько дней бондарь наблюдал, как в порту его бочонки грузились на бриг «Телемак». Наконец, таможенные чиновники в Кийбефе тоже вспомнили, что в предштормовой январский вечер почти одновременно с «Телемаком» в порт вошла еще одна шхуна. А утром, уже после гибели брига, во время досмотра они обнаружили на ней спрятанное среди товаров столовое серебро с гербом королевской семьи. Его конфисковали, но расследования проводить не стали.

Полученные трибуналом данные не могли оставить Конвент равнодушным к слухам о погребенных на дне Сены сокровищах. Из Шербура срочно отправилась группа инженеров и более трехсот рабочих и матросов, чтобы поднять затонувший бриг. Вскоре судно было обнаружено, но никто не мог сказать точно, «Телемак» это или нет, поскольку участок реки в разное время стал кладбищем для многих кораблей. Подъем затонувшего брига осуществить не удалось. Через три месяца бесплодных работ экспедиция вернулась в Шербур.

Когда в 1815 году во Франции произошла вторая реставрация монархии, Людовик XVIII сразу же приказал поднять «Телемак». Этот факт стал еще одним доказательством того, что на бриге действительно находились сокровища королевской семьи. Вновь из Шербура в Кийбеф выехала многочисленная экспедиция. Но через несколько месяцев и она прекратила работы, не добившись результатов.

Однако теперь во Франции уже никто не сомневался, что затонувший «Телемак» — хранилище несметных богатств. Компании и частные лица наперебой предлагают правительству свои услуги по поднятию судна. В августе 1837 года морское министерство Франции выдало инженерной компании из Гавра «Магри и Дэвид» лицензию на осуществление работ по подъему «Телемака». Ей разрешалось на собственные средства в течение трех лет производить необходимые работы. В случае успеха пятую часть найденных сокровищ получали предприниматели, при этом десять процентов они обязаны были пожертвовать в фонд моряков-инвалидов. Но три года усилий не принесли желаемого результата. К 65 тысячам франков затраченного капитала прибавились многочисленные долги, и после некоторых колебаний глава фирмы Магри отказался от участия в предприятии. Его компаньон Дэвид проявил большую настойчивость. Взяв в нескольких банках кредит, он продлил срок действия лицензии еще на три года и привлек к работе молодого английского инженера Тейлора. Тот и возглавил осуществление всех технических проектов по подъему судна. Тейлор намеревался поднять «Телемак», используя силу прилива. С помощью различных приспособлений корпус затонувшего судна обвивался множеством цепей. При отливе их концы закреплялись на целой флотилии плоскодонных лодок. Предполагалось, что прилив поднимет лодки и вместе с ними вырвет из илистого дна «Телемак». Но первые опыты окончились неудачей. Цепи лопались словно нити, а бриг оставался на месте. В августе 1841 года Дэвид официально заявил о прекращении работ.

Однако бурную деятельность неожиданно развил Тейлор. Он обивал пороги редакций газет, выступал на собраниях акционеров крупных и мелких компаний — и везде убеждал в необходимости продолжить дело. В ход шли вырезки из старых газет, выписки из следственного дела трибунала, нотариально заверенные свидетельства очевидцев и описания эффективных технических проектов подъема судна. Наконец, спустя год после краха фирмы «Магри и Дэвид» Тейлору удалось собрать капитал в 200 тысяч франков и приступить к осуществления замысла. Он увеличил количество плоскодонных лодок, заказал более мощные цепи и сконструировал новые крепежные устройства. Но все попытки поднять «Телемак» заканчивались одним — вниз по течению Сены плыли останки лодок с оборванными цепями, а вместе с ними уплывали деньги компании. Среди акционеров раздавалось все больше голосов с требованием прекратить финансирование безнадежного предприятия.

…Однажды душным летним вечером, когда Тейлор работал у себя дома, ломая голову над очередным проектом, в дверь громко постучали. Открыв, инженер увидел молодого опрятного человека, который шагнул в комнату и молча протянул ему конверт.

— Дать ответ просят немедленно, — сухо обронил он, видя недоумение хозяина.

Акционеры требовали отчета о проделанной работе, а главное — точно указать срок, когда «Телемак» будет поднят со дна Сены. Лукавая усмешка оживила бледное лицо инженера. Что ж, он готов…

Спустя некоторое время Тейлор сидел за большим столом, за которым разместились озабоченные акционеры различных компаний, финансирующих предприятие инженера. Без лишних слов Тейлор развернул лондонскую газету и с волнением зачитал напечатанную в ней небольшую заметку. В ней сообщалось, что подданные Ее Величества английской королевы Виктор Хьюго и его сын требуют своей доли наследства от сокровищ, находившихся на борту «Телемака», поскольку они являются единственными родственниками одного из аббатов, чьи драгоценности были погружены на бриг.

На несколько минут в комнате повисла тишина. Все молча воззрились на возбужденного инженера. А тот, не давая им опомниться, выложил на стол несколько золотых монет.

— Их нашли рабочие на мелководье. Золотые луидоры.

Такой довод для акционеров оказался самым убедительным. Работы решено было продолжить. Но негласно к проверке достоверности заявлений Тейлора акционеры привлекли частных детективов. Выяснилось, что достопочтенные граждане Великобритании Виктор Хьюго и его сын никаких родственных связей во Франции не имели и не имеют. Но зато они хорошо знакомы с родственниками Тейлора, которые и побеспокоились о помещении заметки в газете. Детективы также установили, что и золотые монеты времен Людовика XVI скупались инженером у антикваров на деньги компании. Назревал крупный скандал. Чувствуя его приближение, в декабре 1843 года Тейлор скрылся, оставив 28 тысяч неуплаченных долгов.

Нашумевшая авантюра английского инженера надолго охладила пыл любителей легкой наживы. В течение 90 лет никаких попыток поднять «Телемак» не предпринималось. Лишь в 1933 году парижские газеты вновь стали печатать сообщения, что к сокровищам на бриге проявляют интерес многие французские и иностранные фирмы. Спустя два года морское министерство Франции объявило, что фирмы могут представлять официальные прошения на производство работ по подъему «Телемака». Изучив материальные и технические возможности предпринимателей, министерство выдаст лицензию самому достойному претенденту. Срок представления ходатайств ограничивался тремя годами. И вот в мае 1938 года в уютном особняке на окраине Парижа состоялось торжественное вручение лицензии французскому обществу морских предприятий. Через месяц водолазы уже бороздили дно Сены и вскоре обнаружили глубоко засевшее в ил судно, корпус которого обвивали цепи. Найденные около него корабельный колокол с буквой Т и пять медных канделябров XVIII века подтвердили — именно это судно и пытался поднять Тейлор. В сентябре из Парижа в Кийбеф отправился эшелон с оборудованием и снаряжением. Мощные помпы на плавучих кранах уже к концу марта следующего года очистили судно от засосавшего его грунта. В начале апреля к нему подвели понтоны, и бриг был поднят.

В тот день сотни фотокорреспондентов, журналистов, ученых и просто зевак толпились на набережной Кийбефа, чтобы своими глазами увидеть столь знаменательное событие. На французской бирже упала цена на золото, ювелиры предвкушали аукционы драгоценностей из сокровищ королевской семьи.

4 апреля эксперты приступили к работе. Вскрывались бочонки, исследовались металлические предметы, взламывались сундуки, но… ни одной золотой монеты, ни одного ювелирного изделия обнаружено не было.

Когда первое чувство растерянности улеглось, наступила пора кривотолков и самых различных предположений. Вспомнили вдруг, что в этом районе Сены несколько лет назад неизвестная фирма вела водолазные работы, и, возможно, тогда и «обчистили» судно. Многие засомневались в том, что поднятый корабль и есть бриг «Телемак», а другие высказывали соображение, что сокровища на самом деле погрузили на другое судно, а слухи о «Телемаке» распространяли умышленно, дабы скрыть истинное положение вещей. Казалось бы, поискам наступил конец. Но… И сегодня перелистываются старинные документы, изучаются карты, осматриваются подвалы древних замков, аквалангисты исследуют останки затонувших кораблей… Тернистый путь кладоискательства не остается пустынным. Однако приведет ли он к разгадке тайны сокровищ Людовика XVI? И существуют ли они на самом деле?

(Ю. Лобов. Тайна брига «Телемак». — «Вокруг света», 1985, № 9)

 

6. «ИСПАНСКИЙ БАНК» НА ДНЕ МОРЯ

Паруса, плотно слежавшиеся за долгую стоянку, медленно поползли вниз. Ловко перебирая руками, матросы карабкались по вантам. Человек, державший руку на обезьян-трапе, казался с палубы не больше майского жука. А ему люди, стоящие у бортов, виделись о высоты сорока метров крошечными серебряными монетками… Тяжело переваливаясь на волнах, двадцать восемь галеонов испанской эскадры выходили в открытое море. Они шли домой, в Испанию.

В трюмах галеонов, до отказа набитых тюками и ящиками, копошились огромные отъевшиеся крысы. Но даже они не знали, что этот рейс окажется последним для трех самых больших кораблей эскадры.

На второй день после выхода эскадры из Гаваны начался шторм. Буря пронеслась по Флоридскому заливу, разбрасывая галеоны. Когда она утихла, три главных корабля эскадры — «Ла Сайта Маргарита», «Нуэстра Сеньора де Аточа» и «Нуэстра Сеньора дель Росарио» — оказались в районе островов Флорида-Кис, далеко в стороне от намеченного маршрута…

Пузатые борта «Росарио» нелепо высились на пустынном берегу Драй-Тортугас. Два другие корабля лежали на дне океана. В их трюмах покоились сорок семь тонн золотых сокровищ инков, награбленных испанцами в Америке…

«Нас будет 85 человек, когда, выстроившись в одну линию, с долларовым блеском в глазах, мы будем ждать своей доли», — мечтает Блез Мак-хэйли, директор компании «Трежери Сэлворс». Ждут ее и еще 50 человек — вкладчики, ссудившие немалые деньги Мелу Фишеру — 62-летнему охотнику за сокровищами, когда-то начинавшему с разведения цыплят на маленькой ферме.

Много лет назад Фишеру случайно удалось обнаружить источенный червями отчет о подъемно-спасательной экспедиции, проведенной в XVI веке. Испанцы уже пытались извлечь золото «Аточи» и Ла Санта Маргариты. Однако экспедиция смогла поднять всего две бронзовые пунши. Новый ураган не только разметал корабли спасателей, но, казалось, навсегда похоронил сокровища на дне океана: галеоны были уже основательно разрушены, и буря разметала сокровища по огромной площади.

С тех пор. ныряльщики не раз пытались достать ценности с глубины 15 метров. Попадались золотые монеты, слитки серебра. Однако это была лишь ничтожная часть добычи с «Ла Санта Маргариты»…

Неясно, каким образом в руки Фишера попали документы спасательной экспедиции трехвековой давности, пылившиеся в архивах Испании, — бумаги, которые по логике вещей должны лежать под надежным спудом. Однако именно генеральный архив Севильи — самое богатое хранилище испано-американских документов — дал ответ на основной вопрос: ГДЕ?

Создание компании «Трежери Сэлворс» далось Фишеру нелегко. Основатель фирмы был никому не известен и не нужен. В то, что из чрева «Аточи» можно выудить хоть один дублон, никто не верил. Однако подобное пренебрежительное отношение было только на руку Фишеру. Он сумел без лишнего шума оформить необходимые документы на то, что все без исключения предметы, найденные на галеонах, станут собственностью фирмы.

Специалисты теперь оценивают груз «Ла Санта Маргариты» и «Аточи» в шестьсот миллионов долларов. (Забегая вперед, уточним, что до сегодняшнего дня Фишеру удалось поднять на поверхность ценности общей суммой в 60 миллионов долларов.)

Мел Фишер не уподобился стандартному «охотнику за сокровищами». Он прекрасно понимал, что, действуя в одиночку, обречен на полное поражение. Фишер привлек специалистов: в его команду вошли талантливые инженеры, известные археологи, историки. Разгадывая тайну галеонов, Фишер и историк Юджин Дайои, отыскавший документы, касающиеся обоих кораблей, изучили около 50 тысяч свидетельств о местонахождении «Аточи» и «Ла Санта Маргариты».

Поисковые работы начались в 1970 году — в тридцати милях к западу от города Ки-Уэст, лежащего на южной оконечности архипелага Флорида-Кис. В течение года команда Фишера самым тщательным образом исследовала 120 тысяч квадратных миль песчаного дна. Размах поиска был беспрецедентный: Фишер приобрел ценное научное оборудование, аппаратуру для подводных съемок, обещал огромные деньги за фотографии места гибели галеонов, сделанные из космоса, но… на поверхность с завидной регулярностью поднимали лишь обросшие водорослями неразорвавшиеся торпеды с немецких подводных лодок.

Параллельно началось сооружение специальных навигационных вышек, которые позволили вести тщательное изучение дна. Расположенные на расстоянии трех миль друг от друга, они посылали аквалангистам сигналы, по которым те могли точно определить свое местонахождение. Но приверженцев у Фишера становилось все меньше. Впрочем, тик же, как и денег.

Метр за метром, неудача за неудачей. Жажда злата, несметных сокровищ поглотила Фишера целиком. Он укладывает в дело последние доллары. В ход идут особо чуткие магнитометры, регистрирующие малейшие аномалии магнитного поля, проводится спектрографические исследования проб морской воды. «Адмирал» Фишер в ужасном состоянии. Он близок к тому, чтобы всерьез принять идею о дрессировке дельфинов, выдвинутую на одном из совещаний штаба. И вот разразилась трагедия. Во время погони за долларовым счастьем на 15-метровой глубине погиб сын Мела Фишера. Но даже смерть самого близкого человека ничего не изменила: поиск продолжался.

«Жизнь охотника за сокровищами не имеет ничего общего с ореолом таинственности, романтики и прочей чепухи, — говорил репортерам Мел Фишер. — Часы тянутся бесконечно, работа однообразна и скучна, двадцать пять ныряльщиков вечно недовольны нищенским жалованьем и моими бесконечными обещаниями. Золото вовсе не светится соблазнительным колдовским огнем на дне моря. Сокровище раскатилось и разлетелось на мили. А спустя столетия все вообще скрылось под десятифутовой толщей ила, песка и торпед».

Наконец Фишер сумел точно определить координаты затонувших галеонов. В этом «адмиралу» в немалой степени помогло его собственное изобретение, получившее название «почтовый ящик». Суть его заключается в том, что у винтов катера крепятся полые трубы, изогнутые коленом и достигающие дна: в считанные минуты они смывают тонны песка. То, на что раньше уходили месяцы, теперь можно было делать за несколько часов.

Компания «Трежери Сэлворс» начала принимать первые находки. В основном это были золотые монеты и слитки серебра с «Ла Санта Маргариты». Назвать их сокровищем — значило допустить сильное преувеличение. Но через несколько дней стрелка магнитометра на одном из катеров в очередной раз отклонилась за красное деление.

Когда аквалангист опустился на дно, перед ним из песка торчал огромный якорь. Находку следовало увековечить, и фотограф Дон Кинкейд немедленно опустился вниз. «Я увидел какой-то мерцающий предмет, — вспоминал он впоследствии. — Приблизившись, я вытащил из песка огромную золотую цепь…»

Это была первая серьезная заявка. Серебряные слитки, золото, монеты, мушкеты широким потоком хлынули на телевизионные экраны Америки. Не было сомнения в том, что обнаружен остов одного из галеонов. Но какого?

Серебряные монеты в таком изобилии сыпались на палубу флагмана эскадры Мела Фишера, что ныряльщики окрестили место находок «Испанским банком». Дальнейшие поиски показали, что найденные драгоценности были с «Ла Санта Маргариты». Об этом неопровержимо свидетельствовали цифры, выбитые на слитках серебра. Они соответствовали обозначениям, занесенным в декларацию судового груза галеона, которую обнаружил в севильском архиве «обеих Индий» въедливый Юджин Лайон. Подъем сокровищ «Ла Санта Маргариты» занял около полугода. Полоса океанского дна длиной в тысячу двести метров была буквально усеяна монетами и слитками.

Об исторической ценности сокровищ пока судить трудно. В 1983 году команда Фишера обшарила 230 тысяч квадратных миль океанского дна, выудив в общей сложности 3 тысячи различных предметов.

Сегодня Мел Фишер, на загорелой шее которого постоянно болтается медальон, сделанный из старинного дублона, снова сгорблен над морскими картами. Золото «Аточи» не дает ему покоя. Золото, уже погубившее его сына. Принесет ли оно счастье Мелу Фишеру?

(А. Федорченко. «Испанский банк на дне моря». — «Вокруг света», 1986, № 8)

 

7. ТРАГЕДИЯ «ГРОСВЕНОРА»

13 июня 1782 года в порту Тринкомали можно было встретить все сливки местного общества. В далекую Англию уходило грузо-пассажирское судно Ост-Индской компании «Гросвенор», увозя на родину 150 пассажиров. В основном это были высокопоставленные чиновники и офицеры, закончившие здесь свой срок службы в колонии. Многие уезжали с семьями.

Но отнюдь не только доставкой именитых пассажиров намеревались эмиссары Ост-Индской компании порадовать хозяев в Лондоне. Помимо традиционных золотых и серебряных слитков, монет и драгоценных камней на сумму в четыре миллиона фунтов стерлингов в специально оборудованной каюте на судне находилось и нечто более ценное. Об этом намекнул в письме жене, посланном еще за месяц до выхода «Гросвенора» в море, его капитан Коксон: «Я скоро прибуду с сокровищем, которое потрясет всю Англию». Если сопоставить туманное признание Коксона со слухами, которые ходили тогда среди чиновников, готовивших «Гросвенор» к плаванию, то можно предположить, что на судне находился легендарный трон, некогда украшавший резиденцию Великих Моголов в Дели.

Искусные индийские мастера сделали трон из золота, его боковые стороны изображали собой павлинов, раскрытые хвосты которых были сплошь покрыты драгоценными камнями. 12 золотых стоек поддерживали инкрустированный камнями золотой балдахин. Павлиний трон признавался священной реликвией Великих Моголов, и его запрещалось показывать иноверцам. Одним из немногих европейцев, которому по милости правителя Северной Индии удалось увидеть трон в 1665 году, был французский ювелир и путешественник Тавернье. «Я объездил много стран, восхищался многими сокровищами, — писал он позднее, — но смею уверить, что никогда не видел и вряд ли увижу что-либо подобное этому восточному чуду». Восхищение, однако, не помешало Тавернье оценить трон в 6 миллионов фунтов стерлингов.

В 173? году полчища персидского завоевателя Надир-шаха вторглись в Северную Индию. Надир-шах наряду с другими шедеврами индийского искусства увез с собой и павлиний трон. После убийства персидского властелина его приближенными трон некоторое время находился у одного из его потомков, а затем был тайно продан представителю Ост-Индской компании…

Итак, 13 июня 1782 года из порта Тринкомали вышло в море английское судно «Гросвенор» с бесценным грузом на борту. Однако к месту назначения оно так и не прибыло…

Из укрепленного форта на южном африканском побережье выехал конный голландский патруль. Отъехали мили полторы от порта Элизабет, и вдруг сонно гарцевавший впереди офицер выпрямился в седле и поднял руку, призывая остальных к вниманию. По дороге, навстречу им, опустив в изнеможении голову и еле передвигая ноги, брел человек. В руках у него было ружье, на которое он с трудом опирался. Вид его был ужасен, чувствовалось, что незнакомец находился в пути не один день — он оброс, одежда превратилась в лохмотья. Но именно по ней патрульные догадались, что. перед ними европеец. А тот остановился, поднял голову и рухнул на землю.

Привести его в сознание патрульным не удалось, и он был срочно доставлен в форт. Лишь к вечеру незнакомец пришел в себя. Обведя мутным взглядом склонившегося над ним врача и стоявшего рядом офицера, он прошептал:

— Где я?

— Не волнуйтесь, дикари вам уже не страшны. Это порт Элизабет. Но кто вы? Как оказались здесь?

— Значит, дошел… — Больной тяжело задышал, но нашел в себе силы добавить:

— Я — Вильям Хабберне — с «Гросвенора»…

К 4 августа 1782 года «Гросвенор» пересек Индийский океан и, по расчетам капитана, находился примерно в 100 милях от восточного побережья Южной Африки. Этот день выдался солнечным и тихим. Правда, к вечеру погода испортилась, небо покрылось тяжелыми тучами, и пошел дождь. А ночью разразился сильный шторм. Будучи уверенным, что судно находится достаточно далеко от берега, капитан ограничился приказом убрать паруса и увеличить количество вахтенных офицеров и матросов. Но не успели помощники капитана покинуть его каюту для выполнения отданного приказа, как раздался страшный грохот. «Гросве-нор» наскочил на риф почти у самого берега. Третий помощник капитана и один из матросов сумели бросить якорь и закрепить канат за выступ рифа. Цепляясь за канат руками и ногами, пассажиры и матросы, почти касаясь бушующих волн, перебирались на риф, многие срывались и тонули, либо разбивались о скалы. Из трех наскоро сколоченных плотов, на которых команда пыталась перевезти женщин и детей, один опрокинулся, и все находившиеся на нем погибли. Между тем "Гросвенор», получивший огромную пробоину, стал крениться на левый борт и вскоре затонул.

К утру погода не улучшилась, хотя шторм несколько ослаб. Предпринятые поиски показали, что из 220 членов экипажа и 150 пассажиров осталось 123 человека, а среди них 20 женщин и детей.

Спасенные высадились на берег где-то между Дурбаном и портом Элизабет. После короткого совещания было решено идти вдоль побережья к порту тремя партиями. Второй помощник капитана возглавил первую партию, состоящую главным образом из матросов и офицеров «Гросвенора», вооруженных двумя винтовками и пистолетом с несколькими отсыревшими зарядами пороха. Эта партия должна была вести разведку, прокладывать путь и обеспечивать безопасность всей колонны. Вторую партию — из женщин, детей и людей преклонного возраста — возглавил третий помощник капитана. Третью партию прикрытия возглавил капитан Коксон. В нее входили пассажиры-мужчины и несколько матросов. У капитана был пистолет и на два заряда пороха.

Уже первые мили пути показали, что переход предстоит предельно трудный. Впереди простирались непроходимые тропические леса. Из-за нехватки боеприпасов люди вынуждены были питаться только морскими водорослями, устрицами и иногда рыбой. Начались болезни. От кишечных заболеваний начали умирать дети. Колонну подстерегали и другие опасности. Португальские и голландские завоеватели в Южной Африке огнем и мечом покоряли местные племена. Особые военные подразделения колонизаторов жгли селения, убивали стариков, а молодых мужчин и женщин грузили на суда и отправляли на рынки живого товара в Европу и Азию. Белый человек стал для африканцев олицетворением насилия, жестокости и лжи. Вот почему уже с первых дней пути отряд Коксона стал подвергаться нападению со стороны аборигенов. В стычках несколько человек было убито и ранено.

Стало ясно, что большинство людей не выдержит перехода. Решили отобрать сорок наиболее крепких физически мужчин и отправить их в порт Элизабет за помощью. Остальные разобьют лагерь и будут ждать спасения. Командование лагерем приняли на себя капитан Коксов и его второй помощник. Третий помощник возглавил отряд, который пошел на юг…

Лишь через два с половиной месяца эту трагическую историю расскажет матрос Вильям Хаб-берне, единственный из сорока человек, кому удалось добраться до порта Элизабет.

Уже через два дня по маршруту, указанному Хабберне, к месту расположения лагеря была снаряжена экспедиция из трехсот человек. Она прошла более 300 миль и обнаружила место, на котором, вероятно, и располагался лагерь. Но, кроме кострищ, нескольких взрослых и детских скелетов, полуистлевших кусков европейской одежды, никаких следов пребывания живых людей найти не удалось. Поиски периодически возобновлялись в течение двух с половиной лет, но результатов не дали.

В 1790 году голландский губернатор в Кейптауне получил сообщение, что на земле Пондо среди жен вождей некоторых племен есть белые женщины. Вновь созданная экспедиция подтвердила эти сведения. Женщин оказалось пять, и они действительно были с «Гросвенора». Но самым удивительным для голландцев было то, что женщины категорически отказались вернуться в Англию и даже не захотели встретиться с губернатором. Видимо, они отлично понимали, с каким презрением встретит их родина, и предпочли остаться со своими новыми семьями…

Между тем слух о сказочных богатствах «Гросвенора» достиг Европы и Америки. К месту гибели судна потянулись авантюристы. В начале 1800 года англичане Александр Линдсей и Сидней Тернер снарядили экспедицию и в июле того же года, наняв три десятка ныряльщиков-малайцев, начали обшаривать дно вокруг «Гросвенора». Найденные ими более тысячи золотых и серебряных монет, несколько десятков золотых колец с трудом окупили затраты экспедиции, но не принесли желанных прибылей, и в сентябре англичане прекратили работы.

В 1842 году адмиралтейство Великобритании решило разработать технический проект подъема «Гросвенора», используя силы прилива. Для предварительной разведки к месту гибели «Гросвенора» был направлен военный корабль под командой капитана Болдена и группа военных инженеров — специалистов по глубинным подводным работам. С помощью все тех же ныряльщиков-малайцев экспедиция разыскала останки судна. «Гросвенор» затонул между двумя рифами и лежал на боку в глубоком котловане, окруженном подводными скалами. Корпус судна занесло песком и тяжелыми горными породами. С учетом этих обстоятельств инженеры пришли к выводу, что о подъеме «Гросвенора» не может быть и речи и в данных условиях нет никаких перспектив высвободить «Гросвенор» из каменного плена.

В течение следующих 50 лет серьезных попыток поднять «Гросвенор» не предпринималось. Правда, поисками его сокровищ занимались рыбаки из прибрежных селений, но их добыча ограничивалась, как правило, несколькими монетами либо ювелирными изделиями.

Бурное развитие в конце XIX — начале XX века водолазного дела, казалось, открыло путь к сокровищам затонувшего судна. В 1905 году газеты Йоханнесбурга оповестили своих читателей об учреждении международного синдиката по подъему «Гросвенора». Идея была предельно проста. От берега к останкам судна следует проложить канал, по которому судно подтаскивается к берегу. Опубликованный в газетах проект дополнялся комментариями крупных специалистов и экспертов, гарантировавших успех предприятия.

И вот летом 1905 года в район гибели «Гросвенора» прибыли три судна, оборудованные по последнему слову инженерной техники того времени. Но среди возвышающихся на дне океана многочисленных песчаных холмов водолазы только через месяц разыскали холм, под которым покоился «Гросвенор». Уже первые попытки проложить канал столкнулся с непреодолимыми трудностями. Из-за частых штормов работы приходилось постоянно прерывать, а новые наносы песка сводили к нулю все проделанное накануне. Безрезультатными оказались и попытки взорвать горные породы на пути к судну. К середине 1906 года капитал синдиката поистощился, а сокровища «Гросвенора» оставались по-прежнему недосягаемыми. После гибели во время подводных работ двух водолазов и выплаты их семьям значительной компенсации совет директоров почел за благо оставить «Гросвенор» в покое и объявил синдикат обанкротившимся.

После первой мировой войны страсти вокруг «Гросвенора» разгорелись с новой силой. Сколачивались крупные и мелкие компании, инженеры наперебой предлагали головокружительные проекты подъема «Гросвенора». В 1921 году интерес к его сокровищам проявил американский миллионер Пит Крайн. Восторгаясь предприимчивостью Шлимана, раскопавшего Трою, Пит Крайн решил увековечить свое имя, овладев павлиньим троном. Проект подъема судна, взятый Крайном на вооружение, по существу, представлял собой модернизированный вариант идей международного синдиката в Йоханнесбурге, т. е. от берега через рифы проложить к «Гросвенору» туннель. К месту работ прибыла целая флотилия судов, на берегу строились административные здания, бараки для рабочих, складские помещения. Работы велись в течение двух лет. Специалисты трижды с разных точек приступали к прокладке туннеля, и трижды он рушился. Бесполезно потратив весьма ощутимую сумму, Пит Крайн убыл восвояси. Его флотилия отплывала под своеобразный салют — на берегу взрывали запасы неиспользованного динамита.

Судя по сообщениям печати, одним из последних искателей легкой наживы был бельгийский миллионер Гвидо Бакер. Желая лично участвовать в подъемных работах, он на своей вилле под Брюсселем построил глубокий бассейн и в течение нескольких лет обучался там премудростям водолазного дела. Гвидо намеревался проложить к корпусу «Гросвенора» стальную трубу большого диаметра, через которую водолазы могли бы проникнуть на судно. В интервью корреспондентам Бакер оценил успех своего предприятия как 99 шансов против одного.

…Индийский океан по-прежнему хранит тайны сокровищ «Гросвенора».

(Ю. Лобов. Трагедия «Гросвенора». — «Вокруг света», 1986, № 10)

 

8. КЛАД ФРЕГАТА «ЛЮТИН»

В одном из залов английского страхового общества «Ллойд» стоит красивое деревянное резное кресло. На спинке прибита медная дощечка с надписью:

«Это кресло сделано из деревянного руля фрегата Его Королевского Величества «Ля Лютин», который утром 9 октября 1799 года отплыл с ярмутского рейда, имея на борту большое количество золота, и погиб той же ночью у острова Влиланд. Все находившиеся на судне люди, кроме одного человека, погибли. Руль был поднят с затонувшего судна в 1859 году, после того как пролежал под водой шестьдесят лет».

За этой бесстрастной надписью скрывается один из самых драматических эпизодов в истории английского мореплавания, В Англии трудно найти моряка, который бы не знал историю «Лютина».

Когда-то этот тридцатидвухпушечный фрегат считался одним из самых красивых и быстроходных судов французского военного флота. В одном из сражений он был захвачен эскадрой английского адмирала Дункана и приведен в Лондон. С этих пор на фрегате стал развеваться британский флаг, и английские моряки стали называть его не «Ля Лютин», а просто «Лютин», опуская французский артикль.

Ранним пасмурным утром 9 октября 1799 года «Лютин» под командованием капитана Ланселота Скиннера снялся с якоря и вышел из Ярмута к берегам континента. Спустя восемнадцать часов, когда корабль находился у входа в залив Зейдер-Зе, начался сильный шторм. Стараясь избежать грозившей судну опасности быть выброшенным на прибрежные отмели голландского берега, капитан Скиннер решил штормовать в открытом море. Но все попытки отойти от берега были напрасны — поворот не удался, и фрегат сел на мель между островами Тершеллинг и Влиланд. Северо-восточный шторм ураганной силы быстро опрокинул судно, и оно затонуло на небольшой глубине. Из двухсот человек экипажа до берега добрался один раненый матрос, который умер на пути в Англию.

Сообщение об этом кораблекрушении произвело в Англии сенсацию. Ведь «Лютин» вез в Гамбург золото — собственность группы лондонских купцов. Золотые гинеи, пиастры, луидоры и слитки из благородного металла оценивались в 1175 000 фунтов стерлингов!

Гибель такого фрегата — тяжелый удар для страховщиков Ллойда. Вскоре им пришлось выплатить страховое возмещение 900 000 фунтов стерлингов.

Пока в Англии обсуждались планы подъема сокровищ с погибшего фрегата, слухи о затонувшем кладе распространились вдоль всего побережья Голландии. Воспользовавшись тем, что Англия и Голландия находятся в состоянии войны, ее король объявил «Лютин» своей собственностью.

Во время сильных отливов борт судна был виден над водой и проникнуть в его трюм не представляло особенного труда. Полтора года местные жители и рыбаки Зейдер-Зе собирали золотой урожай. Поощряя золотодобытчиков, правительство Голландии разрешило им оставлять у себя одну треть найденных сокровищ.

За восемнадцать месяцев с «Лютина» было поднято золота на сумму свыше 70 000 фунтов стерлингов.

Но с каждым месяцем проникать в этот золотой кладезь становилось все труднее: «Лютин» оседал в мягкий грунт, а сильное течение непрерывно заносило его корпус песком. Вскоре жители островов Тершеллинг и Влиланд перестали искать здесь золото.

О фрегате вспомнили лишь через пятнадцать лет, когда в Европе утих пожар наполеоновских войн. В 1821 году король Нидерландов Вильгельм I утвердил концессию, по которой жители острова Тершеллинг могли заниматься поисками и подъемом золота «Лютина», оставляя себе половину найденного. Остальное они должны были сдавать государству. Спустя два года Вильгельм подарил концессию английскому королю Георгу, который в дальнейшем передал ее Ллойду. С этого момента поисками клада в основном занимались англичане. Они предприняли ряд серьезных попыток овладеть золотом и за пять лет, с 1855 по 1861 год, подняли его на сумму около сорока тысяч фунтов стерлингов.

В 1859 году, помимо золотых монет и слитков, были найдены судовой колокол «Лютина» и руль. Страховщики Ллойда решили увековечить память фрегата: из досок дубового руля сделали стол и кресло для председателя общества. Позже, в 1896 году, колокол, который долгое время стоял под столом, подвесили в центральном зале. С этого момента в главном зале Ллойда появилась весьма оригинальная традиция: бой колокола «Лютина».

В 1886 году с «Лютина» подняли большую железную пушку, которую Ллойд подарил муниципалитету Лондона.

До начала нашего века было предпринято еще несколько попыток найти золото «Лютина».

Организовывались все новые и новые экспедиции, строились грандиозные планы, создавались акционерные общества, тратились огромные состояния. Вряд ли какой-нибудь из видов водолазного оборудования, появлявшегося в конце прошлого века, не применялся для поисков этого клада. Использовались всевозможные кессоны, водолазный колокол, землечерпалки, землесосы и прочее снаряжение. Часто бывало так, что после месяцев упорного труда, наконец, удавалось откопать уже совсем развалившийся корпус фрегата, но тут течение буквально за несколько часов снова заваливало его песком.

В 1895 году англичане, чтобы предотвратить заносы «Лютина», пытались возвести вокруг него стену. Для этой цели на дно уложили более семи тысяч десятипудовых мешков с песком! И все же усилия оказались напрасными. За 40 лет (вплоть до начала XX века) морские «старатели» смогли вырвать у моря, поглотившего фрегат, всего… тысячу фунтов стерлингов.

Следующая попытка поднять затонувший клад предпринималась в конце 1900 года. Однако и она не увенчалась успехом — водолазы не смогли найти даже самого фрегата. Предполагали, что сильное течение, господствующее у берегов Голландии, оттащило «Лютин» в море.

В мае 1911 года близ острова Влиланд появилось судно «Лайонс» под командованием английского капитана Гарднера, хорошо изучившего местные подводные течения. Через некоторое время с помощью мощных насосов был обнаружен под 12-метровым слоем песка остов «Лютина».

После долгой и упорной борьбы с песчаными заносами водолазы смогли приступить к поискам. Работать было очень трудно из-за сильного подводного течения. Каждое погружение приносило что-нибудь новое: то ржавую пушку, то ядро, то обломок шпангоута. К концу лета корпус «Лютина» полностью очистили от песка, водолазы обнаружили, что время сохранило пороховой погреб, где хранилось золото. Сотни железных ядер, спаянные ржавчиной, образовали толстую корку. Это был огромный сейф, созданный самой природой. Капитану Гарднеру удалось взорвать образовавшуюся броню. Но к этому времени наступившие осенние штормы заставили экспедицию прекратить работу, «Лайонс» пошел на зимовку в Амстердам.

За зиму «Лютин» опять занесло песком. Возобновить работы капитану Гарднеру не пришлось: деньги, отпущенные экспедиции, кончились. Всего было поднято несколько золотых и около трехсот серебряных монет.

Однако на этом история «Лютина» не заканчивается. И после капитана Гарднера многие пытались овладеть кладом. До начала второй мировой войны поисками золота занимались голландцы. С помощью мощного землесоса «Каримата» им «посчастливилось» найти всего лишь десяток золотых монет.

Подсчитано, что за последние сто шестьдесят лет было предпринято около десяти серьезных попыток овладеть сокровищами «Лютина». Руководитель экспедиции 1957 года голландский инженер Ван Вейнен перед началом работ заявил, что это будет последняя попытка поднять знаменитый клад. Однако и эта попытка закончилась неудачей.

До сих пор в зале Ллойда слышатся гулкие удары колокола «Лютина», оповещающие англичан о новых жертвах, а у берегов Голландии, вблизи острова Влиланд, высится высокая железная конструкция, так называемая «Башня Бекера», сооруженная одним из пытавшихся овладеть кладом. Это тоже своего рода памятник знаменитому фрегату и неудачам кладоискателей.

(Лев Скрягин. Сокровища погибших кораблей. — М.: Молодая гвардия, 1968)

 

9. ЗОЛОТО «ЧЕРНОГО ПРИНЦА»

Это было в декабре 1923 года. Инженер В. С. Языков, худой, в длинном, не по сезону тонкого сукна пальто, из-под которого чуть выглядывали над поношенными штиблетами брюки, в широкополой шляпе, натянутой на уши, с ветхим портфелем под рукой, топтался у подъезда ОГПУ, не решаясь открыть дверь.

Было холодно. Он крепко прижимал портфельчик, где лежала обыкновенная канцелярская папка с исписанными листами — доказательством о кладе, что покоится на дне Черного моря со времен Крымской войны.

…Волею судьбы ноябрь 1854 года стал роковым для многих экипажей вражеских судов, находившихся на рейде перед осажденным Севастополем. Их было около тридцати — французских, английских, американских — транспортов с боеприпасами, зимним обмундированием для армии, фуражом для кавалерии. Они отстаивались на рейде потому, что вход в Балаклавскую бухту был перегорожен специально затопленными русскими кораблями. 13 ноября, как писала английская газета «Таймс», над лагерем осаждавших «…разразилась буря. Она началась около семи часов утра. Ей предшествовал дождь и шквал. Около десяти часов положение было безнадежное». Суда, стоявшие на рейде, срывало с якорей. Погиб «Прогресс», потом «Резолют» с грузом пороха… Всего 27 единиц флота.

Один из первых в мире железных винтовых пароходов, «Принц», лишился якорей. Капитан Христи приказал рубить рангоут, чтобы меньше кренило. Такелаж, упавший за борт, намотало на винт, и судно понесло на скалы. Через несколько минут «Принц» оказался на дне со штабом госпиталя, складом медикаментов, снаряжением на сотни тысяч долларов, первым полевым электрическим телеграфом и подводным аппаратом, предназначенным для расчистки входа в Балаклавскую бухту.

И чем дальше отдалялась дата гибели «Принца», тем ярче разгоралась легенда о золоте, хранившемся в его трюмах. Та же «Таймс» сообщила, что пароход затонул с 500 тысячами франков, затем сумма увеличилась до пяти миллионов фунтов стерлингов, которые якобы предназначались для уплаты жалованья осаждающим и флоту.

С годами вместо «Принца» в людской молве появился «Черный принц». Водолазы, пытавшиеся проникнуть на него, утверждали, что он лежит на 30-саженной глубине под толстым слоем ила с кормой над пропастью. К 70-м годам прошлого столетия море вернуло все суда, кроме… «Принца». Авантюристы и кладоискатели всего мира следили за историей легендарного парохода. Его искали французы, англичане, итальянская фирма «Рестуччи». Мысль о богатствах, скрытых под водой, не давала покоя и В. С. Языкову, который собрал массу сведений и объединил свои усилия с талантом другого корабельного инженера — Е. Г. Даниленко. Никто не верил «бывшим», считая их авантюристами, прожектерами. И тогда они решились пойти в ОГПУ к самому Дзержинскому. Точнее, решил это сделать он, Языков.

Феликс Эдмундович принял инженера.

— …Подводный аппарат конструкции Даниленко, — от теплоты кабинета, заинтересованности слушателей, из которых он знал по портретному сходству только Дзержинского, голос у Языкова становился увереннее, а речь убедительнее, — рассчитан на глубины до восьмидесяти саженей. Три наблюдателя будут связаны с поверхностью грузовым тросом, телефоном, шлангом подачи воздуха и вторым — для выхода отработанного. Иллюминаторы обеспечат почти круговой обзор. Все это облегчит поиск и подъем золота.

Языков умолк. Он смотрел на Феликса Эдмундовича, внимательно разглядывавшего чертеж-схему водолазного колокола Даниленко. Дзержинский поднял глаза от бумаг и ободряюще взглянул на инженера.

— Продолжайте.

— Принцип аппарата не нов, но имеет свои достоинства перед иностранными: свободная циркуляция воздуха, механическая рука для захвата груза…

Дзержинский потер правой ладонью подбородок. Окружающим был знаком этот жест: признак активной работы мысли.

— Значит, вы предполагаете, что при помощи этого аппарата можно будет в кратчайшие сроки осмотреть рейд Балаклавской бухты? Верно я вас понял?

Языков молчал, лихорадочно обдумывая ответ. Все-таки это десятки квадратных километров.

— Относительно. Нам нет необходимости исследовать весь рейд. Вот здесь, — он развернул вдвое сложенный рисунок выполненный тушью, — очерчен предполагаемый район поиска.

— А почему вы решили, что именно здесь?

— Предположительное место гибели «Принца» составлено по данным отчетов экспедиции, рассказов очевидцев, прессы.

Языков зачитал несколько страниц, посмотрел на Дзержинского. Председатель ОГПУ помолчал некоторое время, изучая схему, потом спросил:

— Вы понимаете, в какое время пришли к нам с проектом?

— Да. Понимаю. Это стоит денег, которых, возможно, не так много у республики. Но нам некуда больше идти, и мы надеемся, что вы поймете суть предложения. Она кроется не только в золоте «Принца»: дно морей — это настоящие кладовые. Непочатые кладовые.

Рассчитано верно, отметил про себя Дзержинский: золото — это хорошо, но и поднятые суда избавят нас от многих расходов. Перед собравшимися сидел уже не глава ОГПУ, а будущий председатель ВСНХ СССР, один из первых советских организаторов производства.

— Что вам нужно для этой экспедиции — назовем ее Экспедицией подводных работ особого назначения — ЭПРОНа?

В первый раз на бледном лице Языкова выступил лихорадочный румянец.

— Самое малое: баржу с лебедкой, двух водолазов, несколько такелажников, катер, который будет буксировать баржу со спущенными под воду наблюдателями…

Первый советский водолазный доктор Константин Алексеевич Павловский вспоминал впоследствии: «Нас было около тридцати, первых эпроновцев, а в распоряжении экспедиции — испытанный снаряд Даниленко, баржа «Болиндер» с лебедкой и буксирный катер. Нам казалось, что найти «Принца» будет не так уж и трудно: он был единственным железным судном, погибшим в том урагане. Подходы к Балаклавской бухте были разбиты на квадраты, и начались поиски. Дно моря было сплошным кладбищем деревянных кораблей. Поначалу мы проходили мимо остатков из мореного дуба, цепей, якорей, мачтовых поковок, но кто-то предложил заняться попутно подъемом всего пенного, что встречалось на пути. В конце концов операции эти настолько развились, что понадобилось увеличить число водолазов и образовать специальную подъемную группу».

В середине 1924 года группа перешла в Севастопольскую бухту, набитую после Крымской, мировой и гражданской войн остовами различных судов, кабелями, тросами, противоминными сетями и десятками затонувших и притопленных барж, катеров и военных кораблей. На северном рейде лежало несколько подводных лодок и выброшенный на берег эсминец «Гневный», а у входа в бухту проглядывался затопленный дредноут «Императрица Мария». Не было в ту пору цены тому, что поднималось со дна и снова служило людям. Эпроновцы возвращали к жизни малый флот…

А что же с золотом «Черного принца»?

Последней его искала японская фирма «Сникай когиоесио лимитед». Ее представители обратились с ходатайством к Советскому правительству о разрешении работ у Севастополя. Взорвав массу подводных скал, промыв и просеяв через специальное сито тысячи тонн песка, истратив около трехсот тысяч долларов, фирма подняла со дна Балаклавской бухты… семь золотых монет времен Крымской войны с изображением профиля английской королевы.

Но настоящим золотом для народного хозяйства страны обернулись поднятые эпроновцами со дна морей и рек корабли и суда. Только в Черном море к концу гражданской войны их насчитывалось более трехсот пятидесяти единиц.

(Н. Виссарионов. Все золото «Черного принца». — «Вокруг света», 1984, № 7)

 

10. «ЗОЛОТАЯ ЛИХОРАДКА» В КАРИБСКОМ МОРЕ

За последние двадцать — двадцать пять лет в бассейне Карибского моря и полуострова Флорида в США разразилась настоящая золотая лихорадка, связанная с подводными сокровищами. И это не удивительно. Ведь хорошо известно, что этот район славится испанским и пиратским золотом. Архивные материалы свидетельствуют, в частности, что лишь на 32 испанских кораблях, погибших в Атлантике и Карибском море с 1595 по 1775 годы, находилось золота на сумму 7 миллиардов франков по современному курсу…

«Справочник искателя подводных сокровищ» Дж. Поттера (изд-во «Даблдей», 1960), данные из которого цитирует известный английский писатель и… подводный кладоискатель Артур Кларк в книге «Сокровище Большого Рифа», приводит следующие цифры о золоте Америки, дошедшем и не дошедшем в испанские порты. Испанские армады из Карибского моря в Испанию (1500–1820 годы), отправлено золота на сумму 8 000 ЯО 000 долларов, из них утрачено — отнято морем или пиратами — 400 000 000 долларов. Перуанские транспорты из Перу в Испанию мимо мыса Горн (1534–1810 гг.) отправлено — 2 000 000 000 долларов, утрачено — 50 000 000 долларов. Хотя, как пишет Кларк, эти цифры очень приблизительные, общая картина ясна.

«Ла лус дель оро, сеньоры!»

И на поиски подводных сокровищ устремились толпы кладоискателей…

В миле от острова Большая Багама, вблизи полуострова Флорида, аквалангисты поисковой группы обнаружили под водой старинный испанский галеон. Это было одно из тех судов, на которых испанские конкистадоры вывозили награбленные ценности с Американского материка. На затонувшем корабле находилось золота и серебра на сумму в 20 миллионов долларов. Весть о знаменитой и столь богатой находке сразу же попала на страницы американской печати…

Во время одного из очередных спусков под воду аквалангисты поисковой группы нос к носу столкнулись с… гангстерами. Последние тоже были в аквалангах и не хуже водолазов владели кортиками — оружием ближнего боя пиратов. Но на этот раз оно предназначалось отнюдь не для того, чтобы сражаться с барракудами. Потомки «джентльменов удачи» сразу же пошли на абордаж затонувшего испанского галеона и попытались сорвать с аквалангистов-первооткрывателей маски и отогнать их от судна, начиненного деньгами. Однако «первооткрыватели» оказались не робкого десятка и стоили своих кровожадных соперников. Под водой началась самая настоящая битва на кортиках, этом традиционном оружии прежних «джентльменов удачи». Исход ее решился, когда один из аквалангистов, защищая сокровища, призвал на помощь… акул. Вынырнув на поверхность, он набросал в море, где лежало судно, протухшей рыбы, оставшейся с вечернего улова. Победителями оказались акулы, приплывшие на запах. Ловцы испанской) золота ело унесли ноги — их подбирал полицейский катер, вызванный с берега на подмогу…

После этого случая администрация штата Флорида приняла закон о проведении раскопок на подводных территориях своего штата. Это было сделано прежде всего для того, чтобы как-то отрегулировать отношения между теми, кто хочет неожиданно разбогатеть, наткнувшись на испанский галеон, напичканный дублонами и пиастрами. По этому закону кладоискателям, естественно денежным людям, на три года сдается в аренду любой кусок берега или прибрежный участок моря. В случае находки сокровища участок может быть превращен в концессию, после чего штату выплачивается арендная плата в размере 25 % от вырученной за продажу сокровища суммы. Одним словом, хотите разбогатеть или разориться — берите в аренду океан, омывающий берега Флориды…

 

11. ГРАБИТЕЛИ ПОДВОДНЫХ СОКРОВИЩ СРЕДИЗЕМНОГО МОРЯ

С незапамятных времен на берегах Средиземного моря селились египтяне, этруски, пеласги, финикийцы, карийцы, греки, римляне, арабы и другие народы, а их корабли на протяжении многих тысячелетий бороздили его воды и находили в нем свою последнюю гавань, свой посмертный приют. Считается, что на дне этого моря поэтому таятся, пожалуй, самые богатые сокровища.

И здесь, как и в Карибском море, не обходится без детективных историй.

Вот, например, одно из сообщений газеты «Фигаро».

…Солнце медленно садится в воды Коринфского залива. На волне покачиваются две яхты. К той, что ближе к берегу, подходит полицейский катер. Это «Герл пэт», бросившая якорь под сенью британского флага. «Кто вы?» — следует традиционный вопрос пограничной стражи. Молчание. Полицейские немедленно поднимаются на борт. На «Девчушке» — 15 человек «пассажиров»: французы, испанцы, англичане. Кроме того, три амфоры, множество обломков, имеющих археологическую ценность, и… снаряжение для подводного плавания.

Пока идет разбирательство на первой яхте, а вторая — «Джабула» — вроде бы сносится течением, чтобы незаметно удрать (что она и сделала потом в наступающих сумерках), скажем несколько слов об амфорах. Сегодня амфоры, что ни на есть доподлинные, далеко не редкость. Они уже превратились в излюбленные туристами сувениры, наподобие египетских скарабеев и прочей массовой продукции исчезнувших столетий. Действительно, в древности их «напроизводили» огромное количество, всех форм и размеров. Однако греков и римлян было намного меньше, чем желающих сегодня заполучить подлинную амфору, чтобы поставить ее в угол комнаты как цветочную вазу. Отсюда охотники до амфор пока еще не перевелись, как не перевелись и добытчики этих амфор. Кроме того, в средиземноморских странах все ценное, что найдено в территориальных водах шириной в 3–6—9 миль, является собственностью прибрежных государств и о находках необходимо незамедлительно сообщать властям. В тех же случаях, когда найденный предмет не уникален, — а им как раз и является вульгарная амфора, эта «бутылка» античного времени, — правительственный археолог любезно разрешает вам оставить ее себе. Ведь он стремится не отнять одну — две ваши амфоры, но установить место, где она была поднята, чтобы определить, не выбросил ли ее просто за борт, предварительно осушив, какой-либо развеселый «одиссей», или же она означает место гибели античного корабля. А это уже находка, даже сенсация, ведь на погибшем корабле могли находиться и исчезнувшие скульптуры Фидии или Праксителя, если… если они не находятся в трюме вашего судна… Вот о чем может говорить случайная находка амфоры!

Но вернемся к нашим задержанным кладоискателям, полицейским и ворам, тем более что полицейские, пока объясняли эти прописные истины перепуганным пассажирам яхты, обнаружили отсутствие «Джабулы», нырнувшей в ночные сумерки Коринфского залива. Конечно, ее начинают преследовать. По рации с берега срочно вызывают вертолет, но наступает ночь. Наутро следующего дня «Джабулу» обнаруживают в бухте близ Эгиона: яхта принадлежит англичанину-миллионеру Дэвису, на ней его жена, сын и дочь. Полиции приходится брать «Джабулу» буквально на абордаж: семья отчаянно сопротивляется и бьет полицейских, когда те пытаются взойти на борт судна. В конце концов экипаж приводят в порт и судят в Амфиссе, приговаривая владельца судна к тюремному заключению и денежному штрафу за кражу археологических ценностей, за нападение на пограничников. «Страстный поклонник» древностей, как называли Дэвиса сочувствующие ему журналисты, приговаривается местным судом к 14 месяцам тюремного заключения и штрафу в 72 фунта стерлингов. Официальное обвинение, предъявленное миллионеру-контрабандисту, — «нелегальный вывоз из Греции археологических древностей».

А через несколько дней после этого греческий пограничный пост обращает внимание на странные маневры яхты «Вигамо», пытавшейся ночью подойти к мысу Сунион. При приближении полицейского катера она исчезает во мраке, однако пассажиры грузовичка, которые, казалось, ждали встречи с яхтой, были задержаны. Утром заставили «сдаться» и яхтсменов. Ими оказались два француза-аквалангиста, а на борту «Вигамо» нашли припрятанные амфоры. Одним словом, подводные грабители не редкость у берегов Греции, как, впрочем, и у берегов Франции.

Например, в районе Марселя промышляют небольшие группы одиночек-любителей, у которых всегда модно приобрести амфору (возможно, даже уникальную!) стоимостью от 500 до 1000 франков, в зависимости от размера и сохранности.

В нескольких кабельтовых от мыса Таят, между Тулоном и известным курортом Сен-Тропец, было обнаружено скопление археологических ценностей. Чтобы защитить их от грабителей, участок пришлось огородить противолодочными сетями, предоставленными для этой цели военно-морским флотом. Это скопление очень массивных стальных колец, сквозь которые легко проходят волны. Но это не помогло. Грабители «подводных могил» преодолели препятствие при помощи специальных щипцов, снабженных на конце небольшим зарядом взрывчатки. Он достаточен, чтобы прорвать сеть, и слишком мал, чтобы причинить вред ныряльщику.

Как установило следствие, подобные «взрывные» щипцы приняты на вооружение на флоте для подводных диверсантов, или «людей-лягушек», проникающих во вражеские порты, огороженные противолодочными сетями. Таким образом, военно-морской флот Средиземноморья на стороне полиции и… грабителей. Как писал лондонский еженедельник «Обсервер» в репортаже «Кому служит акваланг?», археологи морских глубин всерьез обеспокоены появлением в послевоенные годы в широкой продаже более совершенного оснащения для подводных ныряльщиков, Ведь это грозит разграблением сокровищ, покоящихся на дне моря вот уже не одну сотню лет и ждущих своего звездного часа. Комитет морской археологии Великобритании даже разработал недавно для аквалангистов-любителей специальную программу для обучения археологии морского дна. Руководство. комитета рассчитывало при этом, что в большинстве своем «любители» будут сотрудничать с археологами, помогая им в поисках интересных вещей, а не станут действовать «дикарями», на свой страх и риск добывая подводные сувениры. По крайней мере, для некоторых это единственная работа, единственный источник заработка…

(Г. Босов. Сильбо Гомера и др. — М.: Детская литература, 1986)

 

12. ПОДВОДНЫЙ ШЕРЛОК ХОЛМС — РОБЕР СТЕНЮИ

В мире великое множество искателей сокровищ. Подавляющее большинство из них обуреваемы жаждой обогащения. Многие ищут клады, руководствуясь научными соображениями, — это историки и археологи. И совсем уж немногочисленная группа — бескорыстные искатели подводных сокровищ, хотя такое сочетание довольно парадоксально.

Известный бельгийский подводник и кладоискатель Робер Стенюи из числа последних. Более-всего на свете ему хотелось бы видеть поднятые со дна ценности в экспозициях специально созданных морских музеев. Но, увы, музейное дело не во власти кладоискателя-энтузиаста, и все, что остается на его долю, — это собирать экспонаты впрок. Порой Стенюи и сам не может разобраться, что нравится ему больше: отыскивать затерянные суда, рыться в пахнущих морем и пылью архивах или просто участвовать в подводных приключениях.

СОКРОВИЩА ИСПАНСКОГО ГАЛЕАСА «ХИРОНА»

Мировую известность Роберу Стенюи принесла «Непобедимая Армада».

В картотеке Стенюи, которую он начал вести в 18 лет, числились два корабля «Непобедимой Армады», представлявшие интерес для охотников за сокровищами. Первым была «Флоренция» — предположительно казначейское судно испанцев, укрывшееся от шторма в заливе Тобермори в Шотландии и навсегда оставшееся там. Вторым — галеас «Хирона», потерпевший крушение у скал Банбейса в Ирландии.

Какой из этих двух кораблей выбрать? Изучив не одну сотню страниц старинных рукописей, множество отчетов и банковских счетов, Стенюи пришел к выводу, что на «Флоренции» никаких сокровищ не было. Он предпочел искать испанское золото на «Хироне», и не ошибся. Экспедиция, организованная им на поиски «Хироны» в 1967 году, увенчалась успехом: сокровища, — которые команда Стенюи достала с морского дна, были поистине сказочными.

А теперь — немного истории.

28 февраля 1587 года в лондонском Тауэре покатилась с плахи окровавленная голова шотландской королевы Марии Стюарт. Католический заговор против королевы Елизаветы был раскрыт. Тогда римский папа Сикст V призвал католиков к открытой войне с Англией. Испания, поставив своей целью сохранить монопольное положение на море, стала готовиться к вторжению на Британские острова. Испанский король Филипп II начал снаряжать громадный по тому времени флот — «Непобедимую Армаду», в состав которой входило сто тридцать кораблей, имевших на борту, помимо экипажей, девятнадцать тысяч отборных солдат и около трех тысяч орудий.

Предполагалось, что «Армада» пройдет из Кадиса в Дюнкерк, где на корабли должны были погрузиться испанские войска, находившиеся в Нидерландах. Следующий этап — высадка десанта в устье Темзы, недалеко от Лондона. Испанцы рассчитывали, что вторжение будет поддержано восстанием английских католиков.

Для защиты Лондона англичане создали мощный флот — около двухсот боевых и торговых судов. Этот морской заслон состоял, в основном, из купеческих и пиратских кораблей, принесенных из разных портов Англии, уже тогда могущественной морской державы.

Тяжелым судам «Армады» английские стратеги противопоставили легкие быстроходные корабли. Их экипажи формировались из моряков, прошедших хорошую школу в торговом флоте и нередко участвовавших в пиратских налетах на испанские корабли. Дрейк, Хаукинс, Рэли и другие крупные пираты и мореходы готовились к сражениям с «Непобедимой Армадой».

Однако выход морского детища Филиппа II отложили на целый год после внезапного нападения английских кораблей под командованием Дрейка на Кадис и другие испанские порты. Причиненный урон был довольно чувствительным — англичане уничтожили несколько десятков испанских судов.

В мае 1538 года «Непобедимая Армада» — семьдесят каравелл и шестьдесят галеонов — вышла из Лиссабона к берегам Нидерландов, но, застигнутая жестоким штормом, вынуждена была зайти в Ла-Корунью на ремонт. В море она смогла выйти только 22 июля. В числе ее кораблей был и галеон «Хирона».

Во главе флотилии на галеоне «Сан Мартин» плыл дон Алонсо Перес де Гусман эль Буэно, герцог Медина Сидония, обладатель самой голубой крови во всей Испании и, по собственному признанию, наименее подходящий человек для столь ответственной миссии. В случае гибели Медины Сидонии, командование согласно секретному приказу короля переходило к дону Алонсо Мартинесу де Лейва, самому храброму и уважаемому капитану того времени.

Близ Дюнкерка Армада должна была соединиться с силами Александра Фарнезе, правителя Нидерландов, герцога Пармского, и обеспечить сопровождение барж, на которых к берегам Англии поплывет 26-тысячная армия. Но едва флотилия достигла Ла-Манша, как пришла тревожная весть из Фландрии — союзные войска не были готовы.

Сидония бросил якорь вблизи Кале, где и решил поджидать герцога Пармского. Англичане выслали против него восемь брандеров, которым удалось рассеять испанцев. Преследуемый англичанами, сносимый ветром к берегам Голландии, а затем в Северное море, Медина Сидония собирал совет за советом, пока, наконец, 9 августа не приказал возвращаться в Испанию, «обогнув Англию, Шотландию и Ирландию». Но из 130 кораблей Армады вернулись только 68. Многие затонули в открытом море, а сентябрьские и октябрьские штормы выбросили двадцать с лишним кораблей на берега и скалы Ирландии…

С пробитыми бортами, сломанной мачтой и наполовину поредевшим экипажем «Ла Рата» с трудом тянулась за остальными кораблями. Сразу после Шотландских островов сильный шторм разметал эскадру. «Ла Рата» осталась в одиночестве. В сентябре, когда де Лейва снова увидел землю — западный берег Ирландии, — течь в трюмах стала настолько сильной, что команда, голодная и больная цингой, не успевала откачивать воду.

Де Лейва высадился на берег в бухте Блексод, в графстве Мейо. Предстояло нести на себе не только раненых, но и драгоценности, знамена и оружие. Покинутый корабль подожгли. В конце концов после долгих скитаний, во время которых к де Лейву присоединились экипажи еще трех кораблей, испанцы вышли по побережью к Килли-бегс. Там они обнаружили галеас «Хирона», зашедший, чтобы произвести ремонт и пополнить запасы продовольствия.

«Хирона» покинула бухту, имея на борту 1300 человек — экипажи уже пяти кораблей — и все их ценности. Они миновали Аранмор, остров Тори и Мэлин Хэд, когда вдруг в ночь с 26 на 27 октября внезапно налетевший шторм сорвал с таким трудом установленный руль. В полночь неуправляемая «Хирона» разлетелась от удара о скалы.

«С драгоценным грузом пяти кораблей «Хирона» еще в 1956 году была помечена мною двумя восклицательными знаками. Позднее, чем больше я рылся в архивах, тем больше мне хотелось добавить и третий. Мешало только одно обстоятельство — я не знал, где лежит корабль, — рассказывает Стенюи. — В национальных архивах имелось множество упоминаний о «Хироне», но, как это часто случается, самых противоречивых. Дело в том, что только к вечеру 5 ноября 1588 года вице-королем Ирландии были получены первые сообщения о случившейся. Один из осведомителей докладывал, что «галеас, вышедший из Кил-либегса, битком набитый испанцами, следовал вдоль берега по направлению к островам, расположенным вблизи Шотландии, пока не потерпел крушение у скал Банбойеса. И корабль, и вся команда погибли, за исключением пяти человек, кое-как достигших берега. Скала Банбонес находится недалеко от замка Сорли Боя…»

Сорли Бой Макдонелл был местным сквайром. Его ненависть к англичанам была общеизвестна: тридцатью годами раньше граф Эссекс со своей челядью убил жену Сорли Боя и его младших детей вместе с 600 беженцами, укрывшимися на острове Ратлин.

1 августа 1589 года вице-король Ирландии приказал капитану Торнтону «поднять испанские орудия, обнаруженные на месте крушения». Но было слишком поздно. Еще 27 июля в Дублин пришло следующее послание: «Два испанца и один шотландский капитан прибыли на место крушения, чтобы установить вес спасенных орудий. Сообщают также, что там находится много золота и серебра».

В 1597 году губернатор сэр Джон Чичестар писал: «У семейства Макдонеллов есть пять орудий с испанских кораблей, следовавших вдоль побережья после морского сражения с нами в 1588 году. Я потребовал отдать вышеупомянутые орудия… но они наотрез отказались доставить их».

Я обнаружил также упоминание о сокровищах: кроме «нескольких бочек вина», Джеймс Макдонелл заполучил «три сундука драгоценностей, которые были доставлены в Данласский замок».

Пожалуй, нам все же стоило отправиться туда и посмотреть, не оставил ли чего-нибудь и на нашу долю Сорли Бой. Мой старый друг Марк Жасински, бельгийский фотограф, которому предстояло стать моим спутником, возражал:

— Но ведь наверняка «Хирону» и раньше искали.

— Да! Однако все искали ее у скал Банбойеса. Действительно, в устье реки, которая сейчас называется Буш, есть скальный мыс. Но, во-первых, я убежден, что ирландцы водили всех за нос. Подумай только: ведь они, и только они, преспокойно выуживали серебро и пушки со дна. Стали бы они открывать правду тем же англичанам или любым другим чужестранцам!

Во-вторых, я отыскал несколько карт Ирландии XVI века.

Единственными пунктами, обозначенными в районе между Потрашем и островом Ратлин, были замок Данлас и река Бойз (известная теперь как Буш). А это значит, что они были единственными ориентирами, на которые могли ссылаться.

Вот почему вторая ошибка всех историков XIX века (а те, кто пытался до нас разыскать сокровища, основывались на их указаниях) заключается в том, что они слишком буквально подходили к этим ориентирам. Не задумываясь, ныряли они у Данласа или в устье Буша. — Я развернул крупномасштабную карту и показал ее Марку: — Взгляни — «Испанская скала», а вот там дальше «Испанская пещера», «Испанский порт». Или вот между последними двумя «Мыс Лакада» — не слишком ирландское название, не правда ли? Ты понимаешь?! Когда топограф, готовивший первое издание этой карты, а это было где-то около 1904 года, опрашивал местных рыбаков-старожилов, им уже не было никакого смысла скрывать что-либо, и в названии мест они следовали традиции, сложившейся в течение пятнадцати поколений. Именно здесь и нужно искать «Хирону».

В июне 1967 года Робер Стенюи и его друг Марк Жасински прибыли на побережье Атлантики. «Испанский порт» оказался огромным амфитеатром из трехсотфутовых отвесных скал, куда вела узенькая овечья тропа. Скалы были совершенно черные, лишь кое-где проглядывали пятна красноватой земли да редкие клочки зеленого дерна. Рухнувшие глыбы земли образовали здесь некое подобие пляжа. Волны обрушивались на мыс Лакада, вздымая в небо мириады брызг. Все вместе это производило впечатление мрачной таинственности. К тому же штормило и о выходе в море не могло быть и речи.

Наконец, 27 июня погода несколько улучшилась. Марк бросил якорь своей надувной шлюпки неподалеку от внешних рифов «Испанского порта». Робер немного покружил под водой — ничего. Определив по компасу азимут, он взял курс на юго-восток к мысу Лакада. Напряженно вглядываясь в морское дно, он старался не замечать качающихся водорослей. Каждый раз, когда появлялась расщелина в скале, замедлял ход, отодвигал парочку-другую камней, разгребал песок. Но все было впустую. Ветер и волнение свели видимость до двух-трех метров. Стрелка глубинометра колебалась где-то между 20 и 30 футами. Внезапно дорогу ему преградил крутой выступ мыса Лакада. Стенюи стал пробираться вдоль него в северном направлении до того места, где платформа заканчивалась огромной скалой. Его внимание привлекло что-то светлое: свинцовая чушка!

Сама по себе такая находка не представляла никакой ценности. Но вот откуда она здесь взялась?

Внезапно он вспомнил, что читал документ о некоем «человеке по имени Бойл», который в конце XVIII века обнаружил у побережья Донегала останки затонувшего корабля Армады. Кроме нескольких золотых брусков и бронзовых пушек, он нашел «кусок свинца, который, как он полагал, служил балластом, длиною в один ярд, треугольной формы, заостренный к концам и с утолщением посередине».

Это было точное описание находки Стенюи. С трудом ему удалось перевернуть свинцовую чушку: на верхней стороне стали заметны контуры пяти крестов — типичное испанское клеймо.

«Я нагнел-таки «Хирону!» Волна радости захлестнула меня, волна успокоения, почти облегчения. Первый раунд был за нами, — рассказывает Стенюи. — Я направился еще дальше, вниз по длинному коридору, который вывел меня прямо к бронзовой пушке. Она лежала поперек прохода, наполовину засыпанная галькой. В этом месте подводная платформа резко уходила вниз в направлении к мысу Лакада. Если корабль разбился здесь, то все должно было скатиться на дно. Я двинулся дальше по склону и в конце его, в расщелине, обнаружил вторую пушку. Я глядел на нее словно зачарованный: ни один музей в мире не может похвастаться даже самой маленькой пушкой Армады, даже самым маленьким ядром. Да что говорить, даже гвоздем! Бесформенные глыбы вросли в скалы, заполнили расщелины. Вокруг повсюду валялись покрытые ржавчиной ядра. Между камнями лежала медная монета…

Для одного дня этого было вполне достаточно. Да, это была первая со времен Бойла, местного сквайра, находка остатков Армады. Но ведь Бойл расплавил свои «отлично сделанные, превосходной формы бронзовые пушки» и «продал три воза меди по четыре с половиной пенса за фунт». Нашим же пушкам предстояло стать не просто находкой следов Армады, а первым объектом ее научного исследования и изучения».

1 июля Стенюи и Жасински снова вышли в море. Пока Марк отфотографировал пушки, Робер поднял круглый, серого цвета голыш. Повернул его. Монета! И тоже крест, почти стертый временем. А рядом была еще одна, только и ждавшая, чтобы мы ее подняли.

В течение следующих дней Марк обнаружил якорь, а Робер — еще несколько монет с ясно различимым испанским гербом. II вдруг королевская находка: что-то золотое, желтеющее между двух камней. Это было изящное кольцо. «Мне пришлось снять перчатку, чтобы достать его, но я даже не почувствовал холода, — вспоминает Стенюи. — Двенадцать лет бесплодных усилий и горьких неудач все же привели его к успеху — я нашел золото на дне морском».

…Когда на следующий год Стенюи просматривал список необходимого снаряжения, то понял, что доставить его на место будет нелегко. К счастью, один из его друзей, Анри Делос из Марселя, пионер подводных исследований, согласился одолжить грузовик со всем необходимым оборудованием.

В апреле 1968 года команда Стенюи пополнилась тремя новыми членами: Морисом Видалем, аквалангистом-нефтяником, Луи Горсом, специалистом по работам в затопленных шахтах, и Франсуа Дюмоном, студентом архитектурного факультета из Бельгии, который должен был заняться составлением планов и эскизов. Марк Жасински, окончивший химический факультет, отвечал за сохранность находок, помимо обязанностей фотографа.

Прибыв на мыс Лакада, подводные старатели начали с того, что между двумя пушками натянули веревку, на которой через каждый метр были навязаны узлы, а перпендикулярно к ней — белые веревки на север и на юг. Затем Луи и Робер нанесли на план каждый предмет и каждую значительную складку дна. И снова начались поиски. 2 мая Луи и Морис обнаружили и с триумфом доставили на берег две первые золотые монеты, в четыре эскудо каждая, отчеканенные в Севилье. К этой находке добавились вскоре золотые пуговицы, серебряные вилки и множество серебряных и медных монет. Меньше чем за час Робер наполнил золотом и серебром банки из-под джема и горчицы да еще насовал монеты в левую перчатку.

Несмотря на приближающееся лето, работать было трудно. Холод пронизывал насквозь. Колени не сгибались, шея не поворачивалась, а мышцы отказывались повиноваться. Холод причинял физическую боль. Тем не менее каждое утро пятерка аквалангистов отправлялась на дно.

Весь первый месяц ныряльщики расчищали участки морского дна от плотно слежавшейся массы, состоящей из камней, ядер и Бог знает чего еще. Они дробили ее на куски, подводили под них стропы и тащили проклятые глыбы на борт. По вечерам же на берегу тщательно разделяли их на составные части. И из невзрачной массы появлялись пиастры и реалы, эскудо и дукаты, медные пряжки, золотые цепи, куски фаянса, кожаные ремни, ножи, вилки, ложки…

Были дни, когда приходилось работать под водой в буквальном смысле вслепую — она была настолько черной, что невозможно было разглядеть собственные руки, даже поднеся их к лицу. В такие моменты нам случалось заблудиться даже в самых знакомых местах. Волны играючи швыряли аквалангистов то на скалы, то толкали в пещеру. Но нет худа без добра. Вскоре выяснилось, что именно в ней находилась основная часть груза «Хироны». Каждый раз за завтраком Стенюи говорил своим товарищам: «Мы не можем больше рисковать. Лучше оставить в пещере несколько монет, чем одного из нас».

Дело в том, что пещеру образовывали две огромные плиты. В центре они покоились на нескольких «колоннах», а спереди их подпирали две глыбы. Глыбы вытащили, чтобы добраться до внушительных размеров куска магмы, как окрестили ныряльщики спрессованные донные осадки. Теперь они нацелились на «колонны» — Морис с одной стороны, Робер с другой. Они состояли из камней, накрепко сцементированных природой. Это камни поддерживали «крышу» весом тонн в двести. Непосредственно под ней и велись работы. Если бы эта «дамоклова скала» рухнула, от Стенюи и его команды не осталось бы мокрого места. Но, как на грех, у основания одной из колони, виднелся превосходно сохранившийся серебряный подсвечник. Его можно было даже потрогать. Он был зажат всего лишь маленьким камнем, подпиравшим другой, который служил опорой для третьего, и т. д. Никто не решался достать соблазнительную приманку. И все-таки первым не выдержал сам Стенюи. Днем раньше он уже обрушил две похожие колонны, содержавшие множество серебряных сосудов и настоящую жилу мелких монет. Поскольку тогда все обошлось, это подтолкнуло его на новую авантюру.

«Одним глазом посматривая на выход, другим — на потолок, я просунул шахтерский ломик под камень. Нажать или нет? Я нажал. Скала заколебалась, а я моментально выскочил наружу. Что произошло? Черт возьми! До меня донесся шум катящихся камней. Что-то рухнуло в глубине пещеры.

Морис тоже был снаружи. Должно быть, это он, безмозглый чурбан, вызвал каменную лавину!

«Послушай, Морис! Прекрати!» Я делал ему угрожающие знаки и раздраженно ругался в дыхательную трубку; «Ты сошел с ума!» Я показал на массивную крышу пещеры и объяснил знаками, что с нами будет, если она рухнет. И все это после того, что я втолковывал совсем недавно — не далее как сегодня утром!

Мой гнев не произвел на него никакого впечатления. «А что же ты сам-тогда? Я-то видел, чем ты занимался!» — он показал на свой глаз, на меня и на мой лом. Немой язык Мориса был достаточно красноречив. Насколько я понял, если кто-то из нас двоих и был ослом, то уж никак не он, Морис.

История с коварными колоннами не образумила меня. В тот же день я держал подсвечник в руках. Но сдвинутые нами камни образовали дыру в основании колонны. А в ней темновато отсвечивало серебро еще одного подсвечника. Должно быть, он был парой к первому. Заполучить пару было делом чести. Под вторым подсвечником я обнаружил кольцо с драгоценным камнем, самым большим из всех найденных.

Может быть, есть возможность как-то разобрать пещеру? Конечно, это потребует громадных затрат сил и времени. И все же попробовать стоит. Тем более, что там, в глубине, что-то призывно блестело! Час спустя я держал в руках «огромную драгоценность» — медную ручку от кухонного горшка. Зато за ней виднелось начало золотой цепочки, уходящей под основание последней колонны…

Пещера все еще стоит там, выскобленная до последней трещинки. Она пуста и преспокойно держится, бросая вызов силе земного притяжения. Дань нашему отчаянному бесстрашию.

К середине мая, как только стало ясно, что в верхнем сыпучем слое ничего нет, было решено передвинуть его на другое место. Для этого охотники за сокровищами использовали насос, установленный на плоту. Эффект был потрясающим. Невидимая струя воды под давлением поднимала огромными клубами песок, гравий отлетал в сторону, а камни прыгали и катились по дну. Как только показывалось скальное дно, Стенюи и его товарищи начинали очищать каждое углубление, каждую складку. Вилки здесь были уже без зубцов, блюда превратились в черепки. Только золото оставалось не тронутым временем и стихией. Благодаря своему весу, оно сразу же ушло вниз, в самые укрытые места. Эскудо лежали во всем своем великолепии, только и ожидая подводных кладоискателей.

Затем Стенюи и его команда решили поднять на поверхность две пушки, мешавшие добраться до того, что могло скрываться под ними. И тут настал конец их секретным работам. Когда они вчетвером несли пушку к грузовику, к берегу устремились все способные передвигаться жители поселка. Одни бежали, другие мчались на велосипедах и машинах. Каждый хотел увидеть пушку собственными глазами, потрогать, узнать о ней все подробности. А куда подевалось золото? А где приезжие спрятали скелеты закованных галерных рабов? Слухи передавались из одного паба в другой, оседая в редакциях газет и радио. В еле-дующее воскресенье команде Стенюи пришлось выдержать пиратский набег.

«26 мая на берегу появилась группа людей, одетых в легкие водолазные костюмы, вооруженных ломами и молотками, мешками квартирных взломщиков и надувными шарами для подъема тяжестей, — рассказывает Стенюи. — «Прошу вас, — предупредил я их в порту, — не трогайте ничего. Мы пока еще только составляем план места кораблекрушения, и, кроме того, у меня разрешение на спасение сокровищ». Но они отплыли, даже не удостоив меня ответом. Мы последовали за ними. Было решено: что бы ни случилось, не дать им прикарманить даже мелочь. Группа за группой незваные гости часами обследовали морское дно, но даже не приблизились к месту крушения. Но вот в конце концов кто-то из них наткнулся на один из канатов, служивших нам ориентирами. По нему они и отыскали нашу пещеру. Они вышли прямо к тому месту, где мы заняли оборону. Луи стоял совершенно спокойный, со скрещенными руками на груди. Его бородатая физиономия и ледяной взгляд выражали полную готовность к борьбе. Словом, он выглядел так же гостеприимно, как тюремные ворота. Вся компания безропотно ретировалась, едва взглянув на Луи.

Тем временем катера вернулись из порта с новой группой. Эти пришельцы наткнулись на вторую нашу веревку и решили проследить, куда же она ведет. Я не выпускал их из виду, плавая на поверхности, и следил за ними, стараясь оставаться незамеченным. Я увидел, как один из них, дойдя до конца веревки, поднял что-то свинцовое и сунул в свою сумку. Пришлось срочно нырнуть к нахалу. Стоило хлопнуть его по плечу, как он дернулся, словно его цапнула акула. Покачав головой, я показал на мешок и перевернул его — свинец выпал. Внезапно остальные окружили меня, толкаясь и жестикулируя. Кто-то попытался стащить с меня ласты. Я ударил его. Он обхватил меня, но я выскользнул в всплыл. Рядом со мной показались еще четыре головы. Я заявил, что у них нет никаких прав. В ответ полился поток угроз и брани. Подошел наш «Зодиак», и Луи поспешил мне на помощь. Франсис стоял наготове. С вражеской лодки в воду попрыгала целая армия водолазов. В конце концов нападающие после долгих споров решили все же отступить и удалились не солоно хлебавши. Три дня спустя верховный суд Белфаста в самой торжественной обстановке еще раз недвусмысленно подтвердил наше монопольное право на розыски сокровища».

К сожалению, этим дело не кончилось. Каждый вечер толпы туристов заполняли маленький порт. Они жаждали помочь кладоискателям считать золотые слитки и сервизы из столового серебра. О бесценных находках распространялись самые фантастические слухи. Если верить им, то найденное золото уже давно перекрыло все запасы Форта Нокс (хранилище золотого запаса США). Это было явным преувеличением. И все же надо признать, что, имея лишь нехитрый инструмент для ремонта дорог да несколько надувных лодок, сокровища, которые команда Стенюи доставала с морского дна, были действительно сказочными.

Так, Луи Горе нашел осколки Мальтийского креста с сохранившимися остатками белой эмали на червленом золоте. К тому времени в списке трофеев насчитывалось двенадцать золотых монет. Роберу грезилось, как он лично найдет еще дюжину. Когда же он нашел сразу пятнадцать, то счел это весьма скромной удачей. И удача действительно оказалась скромной: уже на следующий день Морис нашел двадцать монет.

С наступлением лета зона поисков значительно расширилась. Море разбросало остатки «Хироны» на огромное расстояние. Но где бы подводные кладоискатели ни копнули, везде им улыбалось счастье…

Удача не оставляла Робера Стенюи и его команду, увеличившуюся до восьми человек, и весной 1969 года. И хотя число находок поубавилось, многое из того, что попадалось им, отличалось необычайным изяществом. В июне, например, они нашли две золотые цепи. Одна из них была восьми футов в длину, с массивными звеньями, поражающими своим великолепием. Должно быть, из-за этой цепи ее богатый и несчастный владелец первым достиг дна. В последний месяц Луи Горе нашел маленькую «книгу», красиво отделанную золотом. Когда ее открыли, то обнаружили внутри пять отделений. В трех из них сохранились таинственные, сделанные из воска таблетки. Пока еще химический анализ не разгадал их назначения. Яд? Парфюмерия? Кто знает!

Подводя итог трехлетних поисков, Робер Стенюи записал в своем дневнике:

«…Мы горды тем, что на нашем счету восемь тысяч часов напряженной работы: весь район просмотрен, простукан, прощупан. Мы познакомились со всеми каверзами и причудами моря и выудили у него секреты 400-летней давности. Но вот подошла осень. Пора выпускать воздух из наших лодок. Зато можно спокойно заняться пере-считыванием свинцовых пуль, полировкой 300 золотых и 600 серебряных монет. Снова пора библиотек. И так до ближайшей весны, когда мы, подобно морским ласточкам, устремимся к берегам Ирландии, к остаткам Армады, похороненным вблизи ее берегов. И я снова с нетерпением жду, когда придут восхитительные дни любимой работы».

КЛАДЫ БУХТЫ ПОРТУ-ДУ-ГИЛЬЕРМИ

Следующий раз удача пришла к Роберу Стенюи через девять лет, когда он вместе со своей командой поднял со дна Атлантического океана сокровища голландского судна «Слот тер Хооге», потерпевшего кораблекрушение в 1724 году близ острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра, в «месте, именующемся Порту-ду-Гильерми, в коем много рифов и скал», как писал голландский консул в Лиссабоне.

«Слот тер Хооге», тридцативосьмипушечный корабль, совершал свой первый рейс из Нидерландов в столицу голландской Ост-Индии Батавию. У атлантического побережья Африки он попал в страшный шестидневный шторм и, потеряв ориентировку, наскочил на подводные камни. Больше часа построенное на совесть судно выдерживало удары волн, после чего все же разломилось и 220 человек его команды утонули. Среди спасшихся был первый помощник капитана по имени Баартель Таерлинк, который перечислил голландскому консулу содержимое корабельных трюмов. «Слот тер Хооге» вез в голландскую колонию масло, вино и девятнадцать сундуков, в пятнадцати из которых было по сто серебряных слитков, в трех — восемнадцать мешков с мексиканскими пиастрами и в последнем — тридцать мешочков по триста гульденов. В общей сложности — три тонны серебра в слитках и триста килограммов золотых монет.

Однажды, будучи в Лондоне, Стенюи зашел в гости к своим друзьям и коллегам — супругам Зелиде и Рексу Коуен. В тот вечер разговор зашел о подводных кладоискателях XVIII века, «среброловах», как они себя называли. Самым известным из них был англичанин Джон Летбридж. Рекс с гордостью показал Стенюи обнаруженный его женой раритет — наставление по подъему затонувших предметов, выпущенное в 1780 году. Там был воспроизведен рисунок с серебряного кубка, принадлежавшего Летбриджу. На одной стороне кубка была карта Порту-Санту с изображением терпящего бедствие судна и приведены координаты: 33 гр. с. ш., 5 гр. з. д. На другой стороне была выгравирована «ныряльная машина» известного «сребролова». Она состояла из деревянной бочки с оконцем, в нее помещался человек. Две руки ныряльщика выходили наружу сквозь отверстия, обтянутые кожей. Таким образом, человек в бочке мог подолгу (до нескольких часов) оставаться в воде, пока холод не сводил ему пальцы. Тогда ныряльную машину поднимали на канатах на поверхность. Из бочки выливали просочившуюся воду и проветривали ее кузнечным мехом. «Сребролов» вновь забирался в бочку и погружался на дно. Легкие предметы он складывал в висевший снаружи мешок. Если находка оказывалась слишком тяжелой, ныряльщик обвязывал ее канатом и подавал сигнал наверх.

«Ныряльная машина», изобретенная Джоном Летбриджем, сразу поразила воображение Стенюи. Однако еще больше его внимание привлекла карта: не координаты ли «Слот тер Хооге» указаны на ней? Если это так, то чем закончилась экспедиция Летбриджа? Робер решил отправиться в архивы.

После долгих поисков в документах бывшей Ост-Индской компании ему удалось получить ответ на это вопрос. Он нашел контракт, подписанный Летбриджем, и представленные им отчеты.

Во время первой экспедиции на остров Порту-Санту в 1725 году (почти сразу после кораблекрушения) он поднял 349 из полутора тысяч слитков, большую часть пиастров и 9067 серебряных гульденов, а также две пушки. «Остальное я с Божьей помощью достану, если в будущем году выпадет 20–30 дней штиля», — сообщал Летбридж. Свое слово он сдержал, ибо в 1726 году представил слитков и монет «на сумму 190 000 гульденов». По тем временам это было огромное богатство — около половины стоимости всего груза потерпевшего кораблекрушение корабля. После пятилетнего перерыва Летбридж вернулся в бухту Порту-ду-Гильерми, но добыл лишь «один сундук». Позднее он предпринял еще две попытки, однако они «не оправдали затрат», как аккуратно занес в гроссбух клерк Ост-Индской компании.

Итак, картина была ясна. Джон Летбридж оставил в «серебряной бухте» от 100 до 250 слитков, не считая монет и «премногих ценностей и багажа». Робср Стенюи решил собственными глазами поглядеть на Порту-ду-Гильерми.

Он пригласил своих товарищей — Луи Горса, Алена Финка, Мишеля Ганглофа и Роже Перкена — принять участие в этой экспедиции, после чего вылетел на разведку места предстоящих поисков.

Островок Порту-Санту произвел на него впечатление какого-то библейского уголка: океанский бриз шевелил кисейные занавески на окнах старинных, сложенных из бурого камня домов. Жители смотрели на незнакомца с благожелательной улыбкой. Однако сама бухта напоминала вход в преисподнюю: черные скалы, застывшие потоки базальта и разноцветной лавы, нагромождения гигантских обкатанных глыб. К тому же огромный мрачный цирк почти правильной формы окружали отвесные стометровые стены. Было понятно, почему двести двадцать человек нашли смерть в этом жутком месте: крутая волна, разбивавшаяся о подножье, не оставляла никаких надежд на спасение, а грохот шторма поглотил вопли отчаяния.

Впрочем, для команды Стенюи внешний вид бухты Порту-ду-Гильерми не имел большого значения, ведь работать им предстояло все равно под водой. Надо было только не выходить в море даже при небольшом волнении. К счастью, пока оно было спокойно. Так что, когда 19 июня на остров прибыла вся группа, Стенюи обрадовал своих товарищей приятным известием: условия — идеальные, вода — прозрачная, как джин, и теплая, как чай. Поэтому уже на следующий день они приступили к поискам.

«Я нашел судно в первые тридцать секунд пребывания на дне. И это при том, что пришлось немного задержаться на спуске: в левом ухе возникла боль и никак не хотела проходить. Обычно в первом погружении я проверяю, хорошо ли лег якорь лодки. Вот и на сей раз я спускался, пропуская между ладоней нейлоновый шнур. Так, все в порядке, он достаточно натянут, лапы якоря зарылись в гальку… А это что такое? Ржавчина? Якорь зацепился за какой-то длинный проржавевший предмет. Соскребаю налипшие водоросли. Бог ты мой, да это же якорь! Никаких сомнений — якорь «Слот тер Хооге»! Поистине само провидение рукой Летбриджа направило нас в нужное место, — вспоминает Стенюи. — Короткое совещание в лодке. Решаем тщательно просмотреть дно бухты, разбив ее на пять секторов. Мой участок у самого берега, и я не ожидаю никаких сенсаций — такой опытный сребролов, как Летбридж, должен был тщательно прочесать мелководье. Все верно, я вернулся с пустыми руками.

— Множество обломков в моем районе, — доложил Луи. — Ими усыпаны подножия рифов.

— Две полузасыпанные пушки, — объявил Ален.

— В секторе целая куча добра — ружья, ядра и большие металлические обручи, — сообщил Мишель.

Во втором погружении я отправился взглянуть на Аленовы пушки. Они хорошо сохранились, как и лежащие рядом шпонки руля. Проплываю дальше над песчаной долиной и утыкаюсь в северо-западную оконечность бухты. Там обнаруживаю еще одну железную пушку, а по соседству — маленькое бронзовое орудие, груду ядер крупного калибра и несколько винных бутылок характерной старинной формы. У подножия берегового откоса вижу мотки каната и деревянные балки. Чуть в стороне — глиняная голландская пивная кружка. Металлические обручи, о которых упомянул Мишель, густо обросли ракушками, но можно поручиться, что они были надеты на бочонки с водой или вином.

Итак, перед глазами у меня почти полный комплект образцов груза «Слот тер Хооге», описанного первым помощником капитана Таерлинком. Единственное, чего не хватает, это сокровищ».

На обратном пути Стенюи подобрал тоненькую серебряную пластинку, выглядывавшую из-под пустой винной бутылки. На одной стороне было выбито слово «ЗЕЕЛАНДИЯ», на другой — плывущий лев и дата — 1724 год.

К сожалению, ночью задул сильный норд-вест. В бухте разгулялись волны, грозившие тем, кто рискнет выйти в море, повторением участи экипажа погибшего корабля. На пятый день Робер собрал «военный совет»:

— Коллеги! Летбридж писал, что для погружения ныряльной машины ему необходима хорошая погода…

— И ждал ее у моря пять лет, — смеется Ален. — Думаю, нет смысла испытывать наше терпение. Наверняка, нам до Летбриджа далеко.

Впрочем, у современных аквалангистов-профессионалов есть другое большое преимущество перед среброловами: поверхностное волнение для них не препятствие, т. к., если нет шторма, на дне все спокойно. Необходимо лишь благополучно добраться туда.

После непродолжительных дебатов большинство членов экспедиции высказалось за то, чтобы продолжить поиски. И они были вознаграждены за эту смелость настоящей серебряной «жилой»: Луи Горс обнаружил большой ком, сцементированный известью и металлическими солями, покрытый сверху водорослями. Наверху ком разбили и извлекли из него тридцать монет. Когда монеты промыли, они оказались в идеальном состоянии. Это были гульдены и дукаты, в том числе так называемые «серебряные всадники». Кроме того, аквалангисты собрали в тот день солидную коллекцию старинных предметов голландского быта: медные булавки с изящно выполненными головками, пуговицы от камзолов, серебряные пряжки от туфель, фарфоровые трубки и две бронзовые табакерки с гравюрами на крышках.

Тогда же выявился главный враг подводных кладоискателей — песок. Чтобы добраться до ценностей, предстояло отгрести массу песка в океане. Члены экспедиции попытались бороться с ним с помощью пожарного брандспойта, но силы были неравны: песок обрушивался в вырытые ямы быстрее, чем его успевали выгребать. К концу месяца стало ясно, что нужно не перемещать песок, а удалять его с места поисков. Но для этого требовался грунтосос, или, на худой конец, пневматический разгрузчик сыпучих материалов с всасывающим соплом. Только где его взять на заброшенном острове?

Чтобы подбодрить свою приунывшую команду, Стенюи отправился в столицу архипелага Фуншале, хотя и не очень надеялся найти там необходимую технику. Оказалось, что в Фуншале с интересом следили за работой подводных старателей и взялись помочь их беде. Через несколько дней на берегу бухты Порту-ду-Гильерми стоял компрессор, 250-метровый трубопровод исправно отсасывал со дна жидкую песчаную массу, которая затем просеивалась через мелкоячеистый грохот.

За три месяца трубопровод выкачал из рабочей зоны несколько тонн песка, и коллекция трофеев экспедиции значительно пополнилась. Теперь в ней были аптекарские весы, рулевой крюк, необычный стеклянный пестик, набор гирек и даже золотое колечко (скорее всего звено оброненной цепочки). Однако серебряных слитков не было.

Наконец, в один из дней, когда Стенюи остался на берегу, занимаясь разбором накопившихся отчетов и писем, в комнату тихонько вошли Горе и Финк и положили на стол какой-то тяжелый предмет, завернутый в бумагу и перевязанный ленточкой. Оторвавшись от работы, Робер недовольно посмотрел на друзей:

— А это что такое? — кивнул он на сверток.

— Подарок от Нептуна, — стараясь сохранять невозмутимый вид, ответил Ален.

Еще не веря в удачу, Стенюи разорвал бумагу И замер. На столе, тускло поблескивая, лежал серебряный брусок. На слитке были видны печати Зееландской палаты и стилизованная роза, гарантирующая чистоту металла и его вес: 1980 граммов, т. е. ровно четыре амстердамских фунта. След был горячим, надо было двигаться по нему дальше. Однако сделать это оказалось не так просто: слой песка становился все толще, и соответственно удлинялись рабочие дни. Вот как описывает это Стенюи:

«Подъем в 7.15, погрузка снаряжения от 8 до 8.45, час ходу по морю — два в непогоду, час на то, чтобы размотать шланги, одеть гидрокостюмы и запустить компрессор. Первое погружение длится два часа, потом десять минут на декомпрессию, полтора часа перерыва и вновь два часа работы под водой, после чего новая, более продолжительная декомпрессия. Затем надо все собрать, сложить, отвезти, выгрузить, добраться до дома на южной стороне острова, обсушиться. В шесть вечера приходится сломя голову мчаться за бензином и соляркой, прежде чем закроется бензоколонка. Отдыхом мне служили те минуты, когда я садился за машинку: ежедневный отчет, опись найденных предметов, сводная ведомость для таможни. Ален готовит вечерний суп. Луи чинит снаряжении, латает гидрокостюмы или обрабатывает находку, страдающую бронзовой болезнью. Роже отправляется «загорать» на пляж — там мы оставляем компрессор высокого давления. Ему поручено наполнять воздухом баллоны аквалангов, проверять трубки, маски и прочее. В десять вечера, когда мы садимся ужинать, он делает перерыв, а потом возвращается добирать «загар» до полуночи.

…Слиток № 2 появился, когда его совсем не ждали. Точный близнец первого, он лежал на другом выступе, словно приманивая Горса. Луи положил его в свой мешок и два дня обшаривал округу в поисках собратьев. Наконец, сопло гибкого шланга трубопровода издало характерный всхлипывающий звук, натолкнувшись на слиток № 3: до этого пришлось отсосать почти три метра песка в глубину. «Третий номер» торчал из большого куска известковой конкреции, в которой обнаружились также слитки от № 4 до № 18.

Полная победа! Я наслаждался ею со спокойствием генерала, чей стратегический план оказался верен от начала до конца. Противный призрак неудачи, столько дней витавший надо мной, улетучился, — продолжает свой рассказ Робер Стенюи. — На следующее утро, когда я усердно разбивал под водой каменное нагромождение, скрывавшее Бог весть какое чудо, кто-то легонько коснулся моей ноги. Я оглянулся в надежде, что это не акула. Так и есть: Луи церемонным жестом приглашал взглянуть на его находку.

Сказочный сундук Али-Бабы стоял впритык к скале и был сверху придавлен пушкой — самое прекрасное зрелище, когда-либо виденное в жизни. Трогаю пальцами доски, изъеденные древоточцами, щупаю слитки. Ничего особенного, обычное серебро. Металл, пролежав два с половиной века под трехметровым слоем песка и восемнадцатиметровой толщей воды на дне Атлантического океана, даже не потускнел. За это время серебро лишь пригасило свой вульгарный блеск. Оно очень красиво. Сундук сохранился почти целиком, за исключением передней стенки, и сейчас сквозь нее видны шесть рядов серебряных слитков, аккуратно уложенных друг на друга, как кирпичи — один ряд вдоль, другой поперек.

Мы переглядываемся с Луи Горсом, в очередной раз подтвердившим свою славу исключительно везучего человека. Его лицо, обрамленное черной шкиперской бородкой, улыбается сквозь стекло маски. Уверен, никому из наших современников еще не открывалось подобное зрелище — серебряные слитки Ост-Индской компании. Я не стал пересчитывать драгоценные «кирпичи», потому что знал: их должно быть ровно сто. Ведь так написал в своем отчете первый помощник капитана «Слот тер Хооге», не верить которому у меня нет оснований.

На несколько дней все работы были свернуты: мы разглядывали, зарисовывали, фотографировали сундук с серебром. Пригласили друзей — аквалангистов с Мадейры полюбоваться сокровищем. Радость должна быть разделенной, ею нельзя наслаждаться в одиночку. Мы не смели коснуться ни единого слитка: английское телевидение сообщило, что отрядило к нам специального кинооператора для съемок передачи «Археология на дне моря».

Все это время сундук оставался под водой. Оператор Марк Жасински, старый друг и товарищ Робера по множеству экспедиций, прибыл в плохую погоду. Море подняло со дна тучи песка, видимость не годилась для съемок. Только 15 сентября оно утихло. Команда Стенюи в полном составе вместе с оператором отправилась в бухту, чтобы присутствовать при историческом моменте — съемках клада XVIII века.

Увы, сундук оказался сломан и почти пуст! Вокруг валялись оторванные доски и несколько забытых слитков. Все, если не считать того, что в пяти метрах от сундука лежала явно чужая красная резиновая трубка.

Стенюи не находил себе места, считая, что во всем случившемся виноват только он один, поскольку решил, что первый настоящий сундук, полный настоящих сокровищ, должен быть показан телезрителям. И дело было не только в материальных потерях, хотя килограмм серебра стоит немалых денег, а в сундуке его было почти два центнера. Ведь он заранее прожужжал всем уши, расписывая, как будут выглядеть слитки за стеклом музейных витрин — просто сказка!

Но кто мог это сделать? Во всяком случае никто из жителей Порту-Санту — в этом Стенюи был уверен. За последние месяцы аквалангисты успели подружиться со всеми на острове, чье население стало как бы коллективным участником экспедиции. Конечно, о похищении было заявлено в полицию. Одновременно с этим Стенюи повел собственное расследование. Друзья на Мадейре довольно скоро сообщили ему о своих подозрениях. На всем архипелаге была лишь одна группа молодых аквалангистов, способных совершить такой варварский поступок. У них имелся небольшой тендер красного цвета с белой надстройкой, принадлежавший 24-летнему главарю шайки, некоему И. Этот тендер прибыл на Порту-Санту за два дня до пропажи слитков и исчез сразу же после этого.

Дело осложнялось тем, что против них не было никаких доказательств. Воры вполне могли спрятать серебро на дне в укромном месте и после отъезда экспедиции извлечь его. Если на них напустить полицию, они могут вообще выбросить слитки в море. Учитывая все это, Стснюи решил действовать по дипломатическим каналам. Супруга главаря жила в Фуншале. С ней была проведена откровенная беседа: желает ли мадам И., чтобы ее мужа посадили в тюрьму за воровство, а имя семьи покрылось позором?

Мадам И. взяла дело в свои руки. Она позвонила своему мужу и, рыдая, начала заклинать его вернуть похищенное. Если он не сделает это, она, — о, страшная кара! — расскажет обо всем своей матери! Угроза была не напрасной. Теща едва не застукала беднягу И. с сообщниками в тот самый момент, когда они опускали ворованные слитки в колодец позади дома. И. сдался перед грозным ультиматумом. Неустановленные личности ночью подложили серебряные бруски на ступени бельгийского консульства в Фуншале. Полиция квалифицировала воров как «импульсивных молодых людей, поступивших опрометчиво, но заслуживающих прощения».

«За то время, что я играл в Мегрэ, из толщи песка один за другим появлялись разрозненные слитки. А половина останков судна еще покоилась посреди песчаной равнины, где мы не искали. Но раскапывать подводную «Сахару» было бы безумием — все равно что вычерпывать море ложкой. Баллоны становились все тяжелее, лямки все глубже врезались в плечи, покарябанные ладони саднили от морской воды, компрессор безостановочно барахлил, и, когда Мишель говорил о поломках, называя технические детали, я понимал, что моторы просто выдохлись, как и мы, — заключает свой рассказ Робер Стенюи. — Зачем искать дальше? Цель достигнута, все, что хотелось узнать, узнано. Летбридж после пяти лет работы тоже должен был принять трудное решение. Он оставил нам часть сокровищ. Мы последуем — как и во всем другом — его примеру. Надо же оставить что-то и нашим преемникам, верно?»

(Р. Стенюи. Сокровища испанского галеаса. — «Вокруг света», 1971, № 7; «Клады бухты Порту-ду-Гильерми» — «Вокруг света», 1977, № 7)

 

13. ГАЛЕОНЫ XX ВЕКА

Как и раньше, современных охотников за подводными сокровищами влечет прежде всего золото. Причем, усилия кладоискателей-подводников облегчаются в тех случаях, когда объектом их внимания становятся не испанские галеоны или пиратские бригантины, о ценных грузах которых далеко не всегда есть достоверные сведения, а судна, затонувшие уже в нашем, XX веке. Ведь в каждом конкретном случае хорошо известно, что именно находилось на таком затонувшем судне, а также место кораблекрушения. К тому же, вместо ныряльщиков-одиночек поисками и подъемом занимаются специализированные фирмы, оснащенные современной техникой для подводных работ. И тем не менее, почти каждый подъем ценного груза не обходится без непредвиденных осложнений.

ЗОЛОТО «ЛОРЕНТИКА»

«Искать стоит лишь то золото, которое имеется на недавно затонувшем судне, причем надо иметь правительственное разрешение, а также знать точное место расположения кладовой». — Эти слова были сказаны капитаном Даманом, а уж онто знал, что говорил. Правительство Великобритании выдало ему коносамент (документ, подтверждающий договор о предоставлении права на перевозку груза морем) на английский лайнер «Лорентик», на котором находилось золото на сумму 5 000 000 фунтов стерлингов.

Склад размещался в багажном отделении второго класса, причем в распоряжении Дамана был план парохода, а также спасшиеся люди, которые могли объяснить, как до этого клада добраться.

Итак, он точно знал, что золото на пароходе имеется. Оставалось только извлечь его.

Золото, о котором идет речь, находилось на судне, плывшем в январе 1916 года из Ливерпуля в Галифакс. Оно предназначалось для уплаты за военные материалы. У берегов Ирландии судно подорвалось на мине, установленной с немецкой подводной лодки. «Лорентик» затонул в ледяных водах январской Атлантики почти немедленно после взрыва, и 354 человека команды утонули или замерзли в шлюпках. Даману предстояло приступить в работам шесть недель спустя, но погода была по-прежнему зимняя, ненастная.

Ему позволили самому набрать людей и предоставили швартовый лихтер вместо обычного водолазного судна. По нынешним стандартам это было примитивное спасательное судно, но в то время оно считалось довольно хорошим.

Когда все было готово, под воду отправился первый водолаз. Даман следил за стрелкой манометра, установленного на компрессоре. На глубине 62 футов водолаз остановился и сообщил, что достиг цели. Он стоял на поручнях правого борта судна. Корабль накренился на 60 градусов, поэтому ни на палубе, ни на борту водолаз стоять не мог. На той же палубе второго класса, где располагалось багажное отделение, на полпути от правого борта находился вход. Даман решил взорвать герметически закрывавшуюся дверь и таким образом проникнуть внутрь.

Работалось нелегко, т. к. на поверхности была очень большая волна, создававшая волнение и на глубине. Водолазы балансировали на поручнях правого борта, «словно кошки на коньке крыши», как выразился Даман.

Как бы стремясь еще более усложнить их положение, фалы спасательных шлюпок затонувшего судна с огромными блоками на концах бились о корпус наподобие кнутов. Не очень-то приятное чувство испытал один из водолазов, когда удар такого блока едва не пришелся по смотровому стеклу его шлема.

С помощью динамита водолазы взорвали стальную дверь. Всевозможные сосуды, ящики и другие плавучие предметы сразу же устремились вверх. Водолазы с железными стержнями в руках вошли через открытую дверь и освободили другие плавучие предметы, после чего взорвали металлическую дверь на противоположной стороне коридора (она вела в склад). Наконец, водолаз Э. Ч. Миллер снял эту дверь и проник в совершенно темное помещение. Золото было там. Оно лежало в сравнительно небольших деревянных ящиках (по футу в длину и ширину, шесть дюймов в высоту), но таких тяжелых, что Миллер едва мог их приподнять. Каждый ящик весил 140 фунтов на поверхности и около 85 фунтов в воде.

Волоча и выталкивая из склада первый ящик, водолаз потратил весь лимит времени. Потом ему пришлось еще тащить этот ящик по наклонной палубе коридора, огибать все углы и, наконец, проталкивать его через отверстие в борту судна. После этого он обвязал ящик концом троса и отправил его наверх. В ящике оказалось золота на сумму 8000 фунтов стерлингов. Сам Миллер в виде «награды» получил сильный приступ кессонной болезни, заставившей его отлеживаться в декомпрессионной камере.

На следующее утро Миллер снова спустился под воду и отправил наверх еще три ящика. При таком темпе работу можно было закончить педель через десять. Но в это время ветер вдруг переменил направление и начался сильный шторм.

Даман внимательно наблюдал за берегом, куда прибоем выбрасывало различные предметы. Боцман с «Лорентика», один из немногих уцелевших членов экипажа, узнал некоторые из этих предметов, в частности несколько резиновых ковриков, которые, по его словам, находились в курительной комнате второго класса.

— Где эта комната? — спросил Даман.

— В средней части судна, ниже третьей палубы.

Тогда Даману стало ясно, что море ломает затонувшее судно. Через неделю ветер стих, и работы возобновились. Швартовые бочки исчезли, и первому водолазу пришлось произвести разведку, чтобы снова найти вход на судно. Когда он погружался, Даман наблюдал за манометром компрессора. На этот раз стрелка не остановилась на отметке 62 фута, а дошла до 103. Судно опустилось на 40 футов, корпус его рухнул, и вход в склад загородило.

Даман решил спуститься сам. Он проник внутрь через дверь, но уже не шел, а полз, очень низко наклонив голову. Но даже и таким способом далеко продвинуться не удалось. Уже в нескольких футах от входа потолок коридора так опустился, что расстояние между ним и палубой равнялось всего 18 дюймам. При этом все оставшееся пространство было забито стальным ломом.

Даман медленно пополз обратно, следя за своим воздушным шлангом. Выбравшись на поверхность, он задумался. Уже нечего было и мечтать об окончании работ через десять недель, но добраться до золота все же казалось возможным. Он решил попробовать расчистить коридор взрывами, а потом укрепить его наподобие угольной шахты.

Водолазы опять спустились под воду с динамитом. Взрывами было убито много рыбы, — так много, что она усеяла палубу в коридоре, и водолазы скользили и падали.

На расчистку коридора ушло много недель. Наконец, один из водолазов достиг склада. Он находился на глубине 120 футов — почти на дне моря.

— Здесь нет золота, — заявил он по телефону. — Оно исчезло. В палубе много пробоин.

Как выяснилось, в палубе складского помещения образовались большие рваные пробоины, и, когда судно рушилось, ящики провалились сквозь них, а также сквозь нижние палубы и переборки, в которых было много щелей. Теперь золото было разбросано по дну вместе с обломками судна. Кроме того, поскольку над головой водолазов висело пять палуб, почти ничем не поддерживаемых, Даман решил, что путь к хранилищу через входную дверь слишком опасен и должен быть закрыт. Решили проложить новый путь — вертикальный, взорвав одну за другой палубы над тем местом, где, по предположениям, лежало золото.

Это была затяжная, трудоемкая работа, сопряженная с большим риском. Сначала надо было убрать взрывами упавшие металлические листы, которые покрывали палубы. Обычно водолаз зацеплял стальным тросом угол листа, чтобы приподнять его, а затем полз в образовавшееся пространство, чтобы заложить взрывчатку. Однажды, когда водолаз Блэчфорд находился под одним из таких листов с зарядом динамита в руке, хомутик на тросе ослаб, и лист упал ему на спину, придавив к полу. Люди, находившиеся наверху, видели, как выскакивал из воды трос, и забеспокоились о Блэчфорде. Услышав голос водолаза по телефону, Даман немного успокоился.

— Дайте мне как можно больше воздуха, сэр, — сказал Блэчфорд. Он хотел образовать воздушную подушку между листом и спиной.

— Теперь хорошо, — сказал он, когда клапан был отвинчен. — Прибавьте еще воздуха и пришлите сюда как можно быстрее второго водолаза.

Водолаз Клир, только что поднявшийся из воды, успел раздеться лишь наполовину. Ему стали опять надевать шлем еще до того, как Блэчфорд попросил о помощи. Взяв запасной трос с петлей, он пошел на погружение. Что касается первой просьбы Блэчфорда, то ее трудно было выполнить, ибо манометр показывал, что его костюм надут до предела. В то же время Даман понимал, что костюм мог быть уже порван и частично наполнен водой; в этом случае дополнительный воздух был нужен Блэчфорду для того, чтобы не допустить воду в шлем. Говорить с ним по телефону стало уже невозможно: сквозь шум воздуха голос был еле слышен, а сам он тем более ничего не мог расслышать. Чтобы понять, что говорит Блэч-форд, Даман слегка уменьшил подачу воздуха, и до него донесся слабый, но ясно различимый голос:

— Дайте больше воздуха.

Но Даман рассудил по-своему и не выполнил просьбу.

Тем временем водолаз Клир шел вниз, обхватив одной рукой шланг Блэчфорда, чтобы не сбиться в пути. Он благополучно добрался до места происшествия, прикрепил трос к углу листа и велел поднимать его. Лист был осторожно поднят. Костюм Блэчфорда надулся, как воздушный шар, но не лопнул. Блэчфорд спустил через клапан лишний воздух и выполз из-под листа. В этой ловушке он пробыл девять минут. Когда он поднялся наверх, Даман объяснил ему, что боялся, как бы не лопнул костюм, поэтому и не выполнил его просьбу. А Блэчфорд, оказывается, об этом даже и не подумал. Он только беспокоился, как бы лист из-за недостатка воздуха в костюме не сломал ему спину.

Через два месяца судно было разрушено, и водолазы, наконец, снова отыскали золото. Первым его обнаружил все тот же Миллер. Он нашел десять отдельных слитков. Они перемешались с остатками мебели, постельных принадлежностей и прочим хламом. Вместе с другими водолазами он расширил пробоину поблизости от того места, где были найдены слитки, и работа двинулась полным ходом. К началу сентября ими было добыто золота на сумму 800 000 фунтов стерлингов, или 16 % общего количества. На этой стадии поиски были приостановлены, поскольку предстояла более срочная работа на затонувших подводных лодках. Этим водолазы были заняты до конца войны.

В 1919 году, после 18-месячного перерыва, они вновь возвратились к «Лорентику». На этот раз им предоставили должным образом оборудованное спасательное судно. Положение затонувшего судна почти не изменилось, и вскоре водолазы снова начали извлекать золото. Но потом «золотая жила» иссякла. Обнаружилось, что слитки, оказавшись вне хранилища, разделились на две части, причем одна часть затонула на значительном расстоянии от другой и была отделена большим нагромождением металлических листов. До сих пор водолазы подняли меньшую часть слитков, на сумму около 1,25 млн. фунтов стерлингов. Большая часть была погребена под кусками железа и дерева и прочими обломками судна, накопившимися за два года, и под массой камней и песка, поднятой со дна моря и потом осевшей и затвердевшей, как бетон.

Весной 1920 года они начали расчистку, пользуясь насосами, автоматическими ковшами и другими техническими средствами; однако большую часть обломков приходилось убирать вручную.

Так они работали одно лето, а потом и другое.

Энтузиазм их подогревался тем, что уже в начале работ они нашли несколько отдельных слитков; кроме того, правительство обещало выдать команде спасателей вознаграждение в размере одной восьмой части добычи. Все они служили в военно-морском флоте, и первоначально эта работа входила в их обязанности, но теперь они могли рассчитывать на дополнительную оплату. Премии не были персональными, но Даман учредил специальное вознаграждение в виде ящика сигарет тому, кто за одно погружение сможет извлечь на поверхность рекордное количество слитков (на сумму 45 000 фунтов стерлингов).

Несколько сот золотых слитков было найдено в песке, набившемся в щелях обшивки судна. Из-за свисавших листов брони их нельзя было извлечь оттуда взрывами, поэтому водолазам приходилось добираться до золота самим, опускаясь головой вниз. Один из них, по фамилии Лайт, пробыл в таком положении чуть дольше положенного. Когда он доставал золотой слиток, к его ногам устремился воздух. Вместо того чтобы потихоньку выбраться из щели, он выскочил оттуда как пробка. Но поскольку сигнальный конец и шланг были привязаны им к остову затонувшего судна, то на поверхность его не выбросило; он поднялся лишь на сорок футов, т. е. на длину оставленного им запаса линей. Он резко остановился и повис, как мина. Ноги оказались выше головы, костюм неестественно раздулся, руки вытянулись в стороны, и он стал совершенно беспомощен. Лайт сообщил по телефону о случившемся, добавив, что в шлем проникло немного воды. Это указывало на то, что образовалась небольшая течь и скафандре. При нормальных условиях такая течь не имеет значения, но положение становится серьезным, если водолаз перевернут вверх ногами. В этом случае он может утонуть даже в кварте воды.

Даман связался по телефону с водолазом Блэч-фордом, который проходил декомпрессию на глубине 30 футов, и приказал ему спуститься и перерезать бечеву, которой были привязаны к остову судна лини Лайта. Результат даже превзошел ожидания Дамана: вследствие плавучести Лайта обоих водолазов немедленно выбросило на поверхность. К счастью, они пролетели мимо корпуса спасательного судна. Лайта втащили за ноги и поместили в декомпрессионную камеру.

Работы продолжались еще три лета. Извлекались ящики со слитками, и отдельные бруски нередко имели разнообразную причудливую форму: одни были изогнуты в виде латинской буквы U, другие расплющены как воск, в третьи были вдавлены камни и болты.

К конце концов были извлечены все 3211 слитков, кроме 25, или более 99 % затонувшего золота. Операция, на которую предполагалось затратить десять недель, длилась семь лет, но все расходы на спасательные работы составили лишь 3 % стоимости извлеченного золота. Было произведено 5000 погружений, причем обошлось без серьезных жертв. Это была самая успешная в истории операция по добыче золота.

(Патрик Прингл. Приключения под водой. — Л.: Гидрометеорологическое изд-во, 1963)

РОКОВОЙ ГРУЗ «ЕГИПТА»

Наиболее роковым оказался золотой груз парохода «Египет», затонувшего при столкновении в другим судном в тумане недалеко от Бреста в 1921 году. «Египет» унес с собой на дно 94 человека и золота на сумму более двух миллионов фунтов стерлингов. Компания Ллойда в Лондоне выплатила за золото страховую премию, составлявшую 1 % его стоимости. Таким образом, эта компания оказалась владелицей двух тонн золота, находящегося в бронированной кладовой на пароходе, который лежал на глубине 50 морских саженей в неизвестном месте бурного Бискайского залива. Эта глубина была недоступна для водолазов в обычном снаряжении, к тому же бронированная каюта, в которой лежало золото, находилась под тремя стальными палубами.

Множество людей начали прикидывать, как достать золото для компании Ллойда, ведь вопреки сказкам о подводных сокровищах затонувшие грузы остаются собственностью их владельца и тот, кто достанет их, получает лишь определенный процент их стоимости.

К конторе Ллойда потянулись целые вереницы любителей легенд о затонувших сокровищах, предлагавших самые немыслимые проекты. Наконец некий инженер Сэндберг, человек серьезный, сумел свести всю задачу к основному вопросу — к вопросу давления. Пределом для водолаза, дышащего сжатым воздухом, была глубина 200 футов, а «Египет», очевидно, затонул на глубине 300 футов. Следовательно, Сэндбергу нужен был жесткий скафандр, способный выдержать давление воды на этой глубине. Он подписал контракт, обеспечивавший ему 37,5 % стоимости поднятых ценностей и больше ничего.

Какой-то американский офицер рассказал ему о скафандре, разработанном в Германии фирмой «Нейфельд и Кюнке», — неуклюжем сооружении с суставчатыми ногами и руками, снабженными механическими «клешнями». Этот скафандр мог выдержать давление воды на глубине 700 футов.

Сэндберг нашел себе партнера в Италии. Это был инженер Джованни Куалья, возглавлявший генуэзскую фирму «Сорима», которая занималась спасательными работами на затонувших судах. Куалья испытал немецкий аппарат во время работ на американском судне «Вашингтон», затонувшем в Раппальском заливе, где его водолазы спускались на глубину 318 футов — максимальную глубину индивидуального погружения в то время. Он сконструировал мощные электромагниты, при помощи который поднимал с затонувшего корабля металлические предметы. «Бутылки» Нейфельда и Кюнке были настолько громоздкими, что водолазы на этой глубине не могли пошевелить рукой, и Куалья упростил конструкцию, создав нечто вроде жестких «банок» со смотровыми люками и механическими захватами. Водолазы подняли с «Вашингтона» 7 тысяч медных болванок и стальных рельсов. Магниты поднимали целые гроздья колесных пар.

Эта операция оказалась прибыльной, и Куалья в порядке подготовки к работам на «Египте» провел вторую «репетицию», на этот раз у побережья Франции. Там ему удалось поднять 800 тонн цинка, меди и стальных болванок.

Наконец, в 1928 году он с группой первоклассных водолазов отправился в Бискайский залив.

Точное место гибели «Египта» не было известно. До прибытия Куальи два норвежских парохода и французский тральщик уже в течение двух лет безуспешно прочесывали дно залива в поисках «золотого» судна. Куальи нанял бывшего капитана брестского парохода «Сена», протаранившею «Египет», и, основываясь на его воспоминаниях о том, где именно он плыл семь лет назад в густом тумане, оградил предполагаемое место крушения буйками, образовавшими коридор шириной в милю. Два судна экспедиции, «Артильо» и Ростро», протралили коридор с помощью протянутого между ними троса. Они не обнаружили никакого затонувшего судна и принялись проверять новый параллельный коридор.

Так началась работа, которая затянулась на долгие годы тяжелого труда и катастроф.

С октября по май в Бискайском заливе работать было невозможно из-за постоянных штормов, да и летом часто налетали неожиданные шквалы. Во время штормов Куалья отводил свои суда за остров Бель-Иль между Лорианом и Сен-Назером, где его люди, чтобы не терять времени, работали на затонувшем бельгийском пароходе «Элизабетвиль», лежащем на глубине 240 футов. Ходили слухи, что в сейфе капитана находится шкатулка с бриллиантами. Им удалось поднять сейф при помощи захвата, опущенного с лебедки, но он оказался пустым. Зато они подняли восемь тонн слоновых бивней из Конго.

В конце августа 1930 года, когда уже надвигались осенние штормы, трос зацепился за что-то твердое на дальней стороне тральной полосы, в трех милях от места, указанного капитаном «Сены». Водолаз-ветеран Альберто Барджелинни быстро влез в стальную «бутылку», проверил, как действуют кислородный прибор и телефон, и пошел вниз. Рабочий у лебедки приостановил спуск на полпути, чтобы дать возможность водолазу наполнить водой балластное отделение. Трос разматывался ровно. Кабина достигла глубины 318 футов — это была максимальная глубина, на которую до сих пор опускались водолазы экспедиции. Барджелинни дал сигнал продолжать спуск. Он прошел 350, затем 375 и 400 футов, но дна еще не было. Наконец, на глубине 414 футов он сообщил: «Вижу дно. Спускайте медленнее!»

Лебедка мягко опустила кабину на илистый грунт на глубине 426 футов — на эту глубину до Барджелинни не опускался еще ни один водолаз. Голос из глубины океана сказал: «Поднимите меня немного, чтобы я мог оглядеться». Лебедка оторвала кабину от ила, и Барджелинни заболтался в кабине, как в шейкере для сбивания коктейлей. Предмет, подвешенный на тросе в глубине, вращается вокруг собственной оси, раскачивается подводными течениями и подпрыгивает в такт качке корабля, а кроме того, дергается вверх-вниз на пружинящем тросе. Барджелинни приплясывал на полу раскачивающейся кабины, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь крохотные люки. Он увидел неподалеку корпус большого корабля, стоящего на родном киле, и попросил, чтобы его подтянули поближе, — в слабом отблеске солнечных лучей, еле проникавших на глубину 70 морских саженей, он разглядел ряд шлюпбалок, нависших над дном. Он сообщил наверх: «Шлюпбалки вынесены, — значит, шлюпки были спущены. Я уверен, что это «Египет».

Чтобы окончательно удостовериться, Куалья приказал достать сейф, находившийся в капитанской каюте на мостиковой палубе. Для того чтобы добраться до нее, надо было убрать трехтонный деррик. Спустившиеся вслед за Барджелинни водолазы висели в кабинах над палубой затонувшего корабля, давая точные указания людям, спускавшим сверху взрывчатку, и терпеливо закладывали неуклюжими клешнями заряды под дерриком. Во время этой работы, продлившейся несколько месяцев, водолазы, чтобы удержать кабины на месте, сбрасывали якоря на грунт.

Наконец сейф был поднят. Его вскрыл британский консул в Бресте. В сейфе обнаружили посланные на «Египет» дипломатические депеши и, словно в насмешку, ключ с пометкой «бронированная каюта». Таким образом, после трехлетней работы Куалья все-таки нашел «Египет», затонувший на глубине не в 50, а в 70 морских миль.

Он послал водолазов с помощью взрывчатки проложить путь к «золотой» каюте через прогулочную, верхнюю и главную палубы. После каждого взрыва обломки поднимали на поверхность при помощи электромагнитов. Это была долгая и кропотливая работа. Десять минут уходило на то, чтобы опустить кабину, десять минут — чтобы правильно установить ее, и около получаса — чтобы опустить заряд, вложить его в механические клешни и укрепить на месте. Затем тратилось двадцать минут, чтобы поднять водолаза, взорвать динамит и вновь опустить водолаза. После этого опускался мощный электромагнит, который следовало подвести совершенно точно к нужному месту. Ветры и волнение то и дело заставляли их прерывать работу на несколько дней.

Куалья подыскал еще один корабль, затонувший в тихом месте, чтобы иметь работу во время штормов. Это был американский грузовой пароход «Флоренс», перевозивший боеприпасы и торпедированный в 1917 году в заливе Киберон позади острова Бель-Иль. Он лежал на глубине всего 50 футов и представлял довольно значительную угрозу для судоходства, так что французские власти обратились к Куалье с просьбой уничтожить его. Куалья учитывал, что часть опасного груза «Флоренс» может взорваться, несмотря на то что судно пролежало в воде 13 лет.

Водолазы укрепили на пароходе целую серию зарядов. «Артильо» отошел от места взрыва на расстояние трех миль. Старший водолаз Альберто Джанни спустился вниз, чтобы заложить последний заряд. Он взобрался на палубу, а «Арти-льо» отошел еще на тысячу футов, чтобы быть в полной безопасности. Джанни, держа в руках два запальных провода, стал медленно сближать их. Находившийся на пароходе тринитротолуол взорвался с такой силой, что «Артильо» разлетелся на куски. Джанни, а также знаменитые водолазы Аристид Франчески и Альберто Барджелинни и еще одиннадцать водолазов погибли.

Куалья потерял водолазов и плавучую базу. Он вернулся в Геную, оборудовал новое судно, которое назвал «Артильо II», обучил новых водолазов и на следующий год вернулся к месту гибели «Египта». За лето им удалось пробить верхнюю палубу и проделать «шахту» через остальные две палубы.

Как-то поздно вечером, когда над заливом дул свежий ветер, предвестник осенних штормов, водолаз, заглянувший через взорванную дверь в бронированную каюту, срывающимся от волнения голосом доложил на поверхность, что видит золото. Сразу же после этого разразился шторм, заставивший их прервать работы на полгода.

Когда весной следующего, 1932 года они возобновили работы, первый же водолаз обнаружил, что вся шахта сплошь забита обломками. На расчистку ее ушел целый месяц. В июне из грейфера, поднятого над палубой, вывалились два тяжелых предмета. Это были два золотых слитка.

«Сорима» потратила четыре года на эту работу, и водолазам пришлось трудиться еще три тяжелых года, прежде чем удалось поднять весь драгоценный груз. Это была самая глубоководная операция из всех проведенных до сих пор, и если Джанни, Франчески и Барджелинни она не принесла ничего, кроме гибели, то Ллойд, Сэндберг и «Сорима» получили хорошую прибыль.

(Джемс Даган. Человек в подводном мире. — М.: Мысль, 1965)

УНИКАЛЬНЫЙ ПОДЪЕМ ЗОЛОТЫХ СЛИТКОВ

В 1940 году в тридцати милях от Хвангарея (Новая Зеландия) на глубине 438 футов затонул, подорвавшись на немецкой контактной мине, почтовый лайнер «Ниагара». Он был построен в 1913 году и принадлежал Новозеландской судоходной компании. Это было красивое двухтрубное судно, считавшееся одним из лучших и самых больших судов на линии Австралия — Северная Америка.

К счастью, пассажирам и экипажу вовремя удалось спустить шлюпки и отойти от тонущего судна.

Одному лишь капитану «Ниагары» и некоторым военным представителям в Веллингтоне было известно, что вместе с пароходом на дно пошел ценный груз — 590 золотых слитков, которые «Ниагара» должна была доставить в Канаду для уплаты счетов США за выполнение военных заказов. Поскольку из соображений секретности ценный груз не был застрахован, гибель «Ниагары» явилась серьезным ударом для англичан. Через несколько дней тайно был образован судоподъемный синдикат, руководство которым поручили австралийскому капитану Уильямсу. Он должен был найти затонувшее судно и во что бы то ни стало поднять его. Для этого спешно переоборудовали небольшой теплоход «Клэймор», который стоял на приколе в Окленде.

В декабре 1940 года «Клэймор» направился в район гибели «Ниагары». На борту спасателя находилась специально сконструированная одним австралийским инженером глубоководная камера, в которой должен был работать лучший водолаз Австралии Джонсон. Участок моря в шестнадцать квадратных миль оградили буями, и теплоход начал тралить дно, следуя параллельными курсами. В полдень следующего дня трал судна за что-то зацепился. Место отметили буем, однако продолжать работы не пришлось: начался шторм, и поисковая партия укрылась в гавани Вхангароа.

Когда шторм утих, под воду в наблюдательной камере опустился водолаз Джонсон. В первый раз ему не удалось ничего увидеть, но когда после второго погружения он дал сигнал к поднятию, то услышал, что какой-то предмет скребет по стенке кабины, и, выглянув через люк, увидел трос необычного вида, весь покрытый водорослями. Скрежет прекратился еще до того, как он добрался до поверхности. Он не понимал, в чем дело, но трос явно не принадлежал его плавучей базе «Клеймор».

Когда «Клеймор» поднял якорь, все объяснилось: на якорной цепи висела большая немецкая мина. Мина болталась совсем рядом с «Клеймором». Капитан Уильямс приказал опустить мину, вытравив якорную цепь, затем перевел цепь на буй и оставил мину на глубине, где она не представляла опасности для проходящих судов. Он доложил о случившемся командованию флота.

На следующий день он вернулся с тральщиком. Обезвредить смертоносный объект было поручено Джонсону. Поскольку помпа, через которую он получал воздух, находилась на «Клейморе», судно должно было стоять прямо над миной. Ввиду угрозы взрыва вся команда перешла на тральщик, за исключением капитана Уильямса и четырех обслуживающих.

Джонсон спустился под воду, держа в руках тонкий трос, ведущий к тральщику. Он должен был очистить мину от водорослей, в которых она запуталась, и прикрепить к ней конец этого троса, чтобы тральщик мог отбуксировать ее в безопасное место. Джонсон осторожно прикрепил трос к мине и собрался было дать сигнал к поднятию, как вдруг увидел, что трос мины уже почти перетерся о якорную цепь «Клеймора». Внезапно он лопнул, и мина пошла вверх. Сигнальный конец и шланг Джонсона запутались в «рогах» детонатора, и он стал подниматься вверх, лежа на мине. Она поднялась прямо под днище «Клеймора», но не взорвалась, т. к. Джонсон играл роль подушки, мешающей ей войти в контакт с корпусом корабля.

Капитан Уильямс дал на тральщик сигнал осторожно подтянуть тральный трос. Джонсон, стукаясь о деревянное днище «Клеймора», продвигался вместе с миной вдоль корпуса, одновременно распутывая шланг и сигнальный конец, чтобы устраниться от дальнейшего «участия в деле», если мина выйдет из-под днища. Это заняло немало времени. Затем трос лопнул, Джонсон освободился. Мина всплыла на поверхность в десяти футах от «Клеймора». Джонсона вытащили на палубу, на «Клейморе» со всей поспешностью выбрали якорь, и плавучая база отплыла прочь, чтобы дать возможность тральщику пулеметным огнем уничтожить смертоносную мину.

Прошло еще девять недель, прежде чем Джонсон, выглянув из люка своей кабины на глубине 438 футов, увидел на дне вентилятор, а рядом корпус «Ниагары». Пароход лежал на боку под углом в 70 градусов. Это означало, что его придется подрывать по диагонали через борт, применяя небольшие порции взрывчатки, чтобы не разрушить весь корпус.

Первый взрыв прошел удачно. На поверхность выбросило раненую акулу и часть рубки.

Второй взрыв разрушил цистерны с горючим, и по воде разлилось широкое пятно нефти. Видимость под водой на несколько дней резко ухудшилась. Тем не менее они продолжали работу, поднимая мощным краном взорванные плиты и… распевая песни, которые по телефону слышали водолазы, сидящие внизу в своих подводных кабинах.

Наконец они добрались до «золотой» кладовой. Увы, она была надежно заперта толстой стальной дверью. Встала проблема: сильный взрыв мог выбить дверь, раскидать 295 ящиков с золотыми слитками по всему помещению и похоронить золото под корпусом судна, слабый же взрыв просто повалил бы огромную стальную дверь на ящики и, таким образом, закрыл бы единственный вход в бронированную кладовую «Ниагары». Это, пожалуй, был один из самых ответственных моментов во всей операции. Но все же 5 октября 1941 года взрыв был произведен, и, под ликующие крики экипажа, храповой глубоководный захват доставил стальную дверь на палубу «Клэймора».

13 октября 1941 года моряки подняли первый ящик с золотыми слитками, а всего за 39 дней ими было найдено 553 слитка — 94 % общего количества золота.

Дальнейшие поиски не дали никаких результатов. Где-то на дне остались лежать последние 37 слитков золота…

Прошло более десяти лет. И вот в 1953 году английский спасательный корабль «Формост-17», совершив длительный океанский переход, прибыл в район гавани Хвангарея. За несколько недель спасатели достали со дна океана еще 30 золотых слитков.

Остальные семь слитков так и остались на дне. На это раз, надо полагать, навсегда…

ЗОЛОТОЙ ГРУЗ «ЭДИНБУРГА»

В сентябре 1986 года английское водолазное судно «Дипвотер-2» пришло в Баренцево море и встало в точке над затонувшим на глубине 260 метров британским крейсером «Эдинбург». После пятилетнего перерыва была продолжена глубоководная операция по спасению золотого груза. Экспедиция 1981 года из-за начавшихся осенних штормов не смогла довести до конца спасательные работы: из предполагаемых 465 золотых слитков весом 11–13 килограммов каждый с борта крейсера был поднят 431.

…В конце апреля 1942 года «Эдинбург» во главе конвоя судов вышел из Мурманска в Англию. Крейсер был построен незадолго до войны. Его водоизмещение — 10 тысяч тони, длина 174 метра, толщина бортовой брони до 8 сантиметров; он был вооружен трех-, четырех- и шестидюймовыми орудиями, торпедными аппаратами. На борту крейсера находилось, по имеющимся сведениям, около пяти с половиной тонн золота — для большей безопасности драгоценный груз поместили в артиллерийский погреб. Золото предназначалось для уплаты за военные поставки нашим союзникам по антигитлеровской коалиции.

30 апреля крейсер «Эдинбург», оторвавшийся от кораблей противолодочной обороны, был торпедирован фашистской подводной лодкой. По свидетельству очевидцев, первый удар был нанесен в борт, второй — в корму, был поврежден винторулевой комплекс, в результате чего «Эдинбург» потерял ход, но еще оставался на плаву.

Из охраны конвоя на помощь крейсеру поспешили два английских и два советских эсминца — «Гремящий» и «Сокрушительный», а также буксир и посыльное судно. Создалась благоприятная обстановка для отбуксировки в Кольский залив. Но 2 мая возле неуправляемого крейсера появились три эсминца и самолеты-торпедоносцы противника и открыли по нему шквальный огонь. К этому моменту наши военные корабли, израсходовав запасы топлива, ушли бункероваться на базу, и в бой вступили английские эсминцы, которые вели непрерывный обстрел вражеских кораблей, искусно маневрировали, ставили дымовые завесы, не давая наносить торпедные удары по «Эдинбургу». Буксир и посыльное судно, сделав несколько выстрелов, вышли из боя, чтобы не мешать маневрам эсминцев.

К исходу сражения противник сумел послать третью торпеду в корпус крейсера, после чего «Эдинбург» еще больше накренился, Фашисты тоже понесли потери. Один эсминец был уничтожен, второй сильно поврежден и под прикрытием третьего ушел из района боя.

Команда «Эдинбурга» и возвращавшиеся в Англию моряки с погибших в предыдущих конвоях судов — всего 750 человек — перебрались на подошедшие вскоре корабли сопровождения и были отправлены в советский порт Полярный на Кольском полуострове, откуда со временем вернулись домой.

Чтобы «Эдинбург», все еще остававшийся на плаву, и золотой груз не достались врагу, крейсер по приказу командира конвоя английского контрадмирала Бонэма-Картера был потоплен тремя торпедными выстрелами. А вместе с ним в морские глубины ушел и груз золота.

Около сорока лет пролежал «Эдинбург» на дне Баренцева моря. За это время появились глубоководная техника, радионавигационное оборудование и водолазное снаряжение, позволившие приступить к поиску и спасению золотого груза. Накопился также опыт длительною пребывания человека под водой и последующей декомпрессии.

В 1981 году было заключено советско-английское соглашение и подписан контракт с фирмой «Джессоп марин рикавериз лимитед» на условиях «без спасения нет вознаграждения». Все расходы по проведению поисковых и спасательных работ до благополучной выгрузки золота в согласованных портах несла фирма. По контракту извлеченный драгоценный груз делился между Великобританией и Советским Союзом в пропорции одна треть — две трети.

Долгое время, до 1981 года, попытки обнаружить место гибели «Эдинбурга» оставались безрезультатными.

1 мая 1981 года английское поисковое судно «Даммтор» вышло в рейс. На побережье Норвегии были установлены радионавигационные передатчики для определения местонахождения экспедиционного судна с точностью до 30 метров, что обеспечило точный выход его на промерные галсы. На дно был опущен специальный маневренный аппарат (так называемое «око»), который по команде с борта мог плавно обходить затонувшие объекты и с помощью телекамер производить их дистанционный обзор. Цветное изображение передавалось наверх, на монитор, и одновременно шла видеомагнитофонная запись. Поиски увенчались успехом. В середине мая в судовом журнале появилась запись; «Эдинбург» обнаружен».

Было установлено, что крейсер лежит на глубине 260 метров с креном 90 градусов в наиболее благоприятном положении для спасательных работ — кверху пробоиной в правом борту. Казалось бы, через эту пробоину, величиной пять на пять метров, будет легко проникнуть внутрь, к расположенному неподалеку золотому грузу. Кстати, варианты спасательной операции отрабатывались на однотипном крейсере «Белфаст», превращенном в плавучий музей, который стоит сейчас на Темзе, в центре Лондона. Но золото, как известно, находилось в артиллерийском погребе, рядом с боеприпасами. Хотя, по мнению специалистов, они не могли взорваться, но все же сохранили свои боевые качества. Поэтому операция, естественно, представлялась опасной. Для ее выполнения отобрали группу самых опытных водолазов-глубинников из разных стран, возглавляемую Майклом Стюартом.

Затем, уже осенью, на смену поисковому судну в точке над затонувшим крейсером встало спасательное судно «Стефанитурм», которое обычно работает в Северном море, обслуживая буровые вышки на морских нефтепромыслах. На его борту имелись барокамеры, колокол для подводных спусков и другое специальное оборудование для работ на больших глубинах.

Операция началась.

Первый раз на глубину ушли три водолаза, но колокол оказался тесен для троих, и в дальнейшем стали погружаться по двое. Впоследствии это обстоятельство учли и во второй экспедиции использовали колокол, рассчитанный для погружения втроем.

Итак, первоначально предполагалось пробраться к золоту через пробоину искореженного металла. Тогда, чтобы добраться до переборки артиллерийского погреба, прорезали отверстие в том же правом борту. Но промежуточное помещение — топливный танк — тоже оказалось загроможденным обломками рухнувшей палубы и других конструкций. А когда вскрыли переборку, обнаружили целые завалы из песчаных наносов, водорослей, мазута, обломков труб. Пришлось расчищать, работая в сплошной темноте, на ощупь, в облаке ила, который отсасывали специальным устройством. Но полностью рассеять это облако, не пробиваемое даже самым ярким светом, не удавалось.

Так продолжалось до 16 сентября. Только через 15 суток после начала работ по расчистке проходов к артиллерийскому погребу Джон Рос-сье, 28-летний водолаз из Зимбабве, нашел первый слиток под номером КР0620. Каждый на судне подержал его в руках…

Сначала слитки поднимали в сварной металлической корзине — по 40 штук, но корзина застревала в загроможденном обломками трюме, и тогда решили применить капроновый мешок на 20 слитков.

На борту «Стефанитурма» было 25 специалистов-подводников (всего 60 членов экипажа), из них 15 непосредственно участвовали в глубоководных спусках — работали в три смены по два человека. Находились они на судне в жилых барокамерах, а на крейсер их доставляли в своеобразном подводном лифте — водолазном колоколе.

Наступило время осенних штормов. Сильные ветровые течения сносили судно с точки, да и водолазы устали: ведь на такой большой глубине до них еще никто не работал.

В день окончания глубоководных работ на воду был спущен венок в память о погибших моряках крейсера «Эдинбург». Тогда во время морского сражения было убито 60 английских военных моряков. Сохранившиеся чудом останки подняли на борт спасательного судна, накрыли государственным флагом Великобритании, чтобы отдать почести погибшим…

С приходом в Мурманск участников спасательной экспедиции генеральный директор компании «Джессон марин рикавериз лимитед» Кейт Джес-сон сказал, что следующей весной экспедиция будет продолжена. Но только через пять лет в точке над затонувшим крейсером встало спасательное судно «Дипвотер-2». По новому советско-английскому соглашению право ведения глубоководных работ было передано английской фирме «Вартон Вильяме», которая участвовала в качестве фирмы-партнера в предыдущей экспедиции.

Еще до прихода в точку водолазы вошли в барокамеры, как бы начав постепенный спуск на глубину. Первое погружение, произведенное 4 сентября, установило, что за прошедшие после первой экспедиции годы в рабочих отсеках крейсера скопилось много наносов — их пришлось удалять, используя специальную аппаратуру. 7 сентября, когда подняли 5 золотых слитков, спасательные работы были приостановлены: даже самая совершенная техника не позволила продолжить глубоководные спуски во время шторма.

Участников экспедиции, кстати, волновала версия, основанная на архивных и литературных источниках, по которой количество погруженного в 1942 году на «Эдинбург» золота удваивается.

Водолазами, спускавшимися с «Дипвотер-2», был вскрыт и тщательно обследован соседний с артиллерийским погребом отсек, куда, вероятнее всего, могла быть погружена предполагаемая вторая партия золотого груза. Все это помещение было заставлено ящиками с пиротехникой, на обследование и перестановку которых ушло около полутора суток. Но золота там не оказалось.

Двадцать три погружения совершили с судна «Дипвотер-2» двенадцать водолазов-глубинников. На судне они находились в трех барокамерах с последующим периодом декомпрессии двенадцать суток. На глубину 215 метров отправлялись в водолазном колоколе, который был оборудован специальным устройством, которое, компенсирует при волнении раскачку колокола и обеспечивает нормальное погружение. Далее — до крейсера — водолазы погружались самостоятельно, по двое, неся за собой целую систему жизнеобеспечения из трубопроводов и кабелей; с их помощью подавались дыхательная смесь и вода для обогрева, велись связь, телевизионный осмотр, освещение объекта и другие работы. Применялись эластичные водолазные костюмы мокрого типа с водяным обогревом до 75 градусов. Дело в том, что когда человек дышит гелиокислородной смесью под соответствующим давлением — в данном случае 23,5 атмосферы, — он начинает мерзнуть даже при 35 градусах. К тому же в придонных слоях низкие температуры. При ведении работ третий водолаз для страховки находился в колоколе.

Как известно, в море судно дрейфует под воздействием ветра, волн, течений. Чтобы удержать корабль без якоря в нужной точке, на борту «Дипвотер-2» была установлена система динамического позиционирования, которая по сигналам двух гидроакустических буев, опущенных на глубину, определяла отклонение судна от крейсера. Обработав эти данные, ЭВМ давала команду подруливающим устройствам, удерживающим «Дипвотер-2 в заданной позиции. И все же при сильном шторме, когда скорость ветра достигала 22 метров в секунду, погружаться было нельзя.

По документам после первой операции на крейсере оставалось 34 золотых слитка, без учета предполагаемой второй партии золота. Во время второй операции было обнаружено и поднято два.

Остальные пять, находившиеся в носовой части артиллерийского погреба, разнесенной снарядом во время боя, бесследно исчезли среди искореженного металла. Это подтвердил и телевизионный осмотр объекта.

Расположенные в непосредственной близости от золотого груза боеприпасы — снаряды различного калибра, мины, гранаты, патроны — к счастью, не помешали работам.

От мазута, вытекшего из топливных танков, поднятые слитки отмывали керосином, возвращая им благородный блеск. Общий вес спасенного во второй экспедиции золота составляет 345 килограммов. Оно оценивается примерно в 3 миллиона фунтов стерлингов.

В ходе двух экспедиций, названных в зарубежной прессе «операцией века», с крейсера «Эдинбург» на поверхность было извлечено 99 % от примерно пяти с половиной тонн драгоценного металла. За последнее время это наиболее удачная крупномасштабная операция по поиску и спасению затонувших сокровищ.

С учетом всех обстоятельств можно сказать, что такие сложные глубоководные работы выполнялись свободно плавающими водолазами впервые.

После успешного завершения операции спасенный золотой груз был разделен на борту «Дипвотер-2» между Советским Союзом и Великобританией в оговоренной пропорции; обе стороны должны отчислить по 45 процентов своей доли в пользу фирмы, поднявшей со дна моря драгоценный груз.

Десять слитков на борту «Дипвотер-2» отправились в Англию. Девятнадцать были перегружены в Баренцевом море — с помощью телескопической стрелы двумя партиями (для уменьшения риска) — на советское судно.

(В. Мерцалов. Золотой груз «Эдинбурга». — «Вокруг света», 1987, № 4)