Стрела попала ему в висок, но замах был слишком силен, и клинок все-таки нашел щель в доспехах Илана.

Я осталась один на один с трупом и убийцей, валявшимся без сознания. Два трупа, лучше, чем один, но на обеспамятевшего не поднималась рука.

Он выскочил неожиданно. Нам повезло, что я ехала немного позади Илана и успела снять с плеча лук… Мне повезло. Стрелы с острыми наконечниками закончились раньше. Остались лишь тупые, утяжеленные свинцом — такими бьют пушных зверей, чтобы не попортить шкуру. Невероятно увертлив, стремителен. Улучить момент и спустить тетиву не удавалось около минуты. Наконец, стрела нашла свою цель, но Илану было уже не помочь.

Опомнившись, я связала убийце руки и ноги. О месте, где коротали время наши деньги, знал Илан. Кто-то наживется на невостребованном вкладе. Раз уж у меня не хватило духа убить беспомощного — продам его в городе. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Илана я оставила в ветвях ближайшего дуба птицам на прокорм, как принято у его народа, доспехи и оружие приторочила к седлу Монашки.

Ромашка привычно опустилась на колени, принимая на спину безвольный груз.

На первом же привале он пришел в себя, хорошенько проблевавшись. От лепешки отказался, а вот воду выхлебал с удовольствием. Блуждающий взгляд, постоянные попытки встать на ноги. Он будто забывал, что связан, потом оступался, падал и снова замирал до следующей попытки.

Несколько раз его взгляд останавливался на мне. Неприятное ощущение.

Что ж, у меня не было времени выяснять, осталось ли что-нибудь после удара в его голове. Я осторожно подошла сзади и двинула его по затылку рукоятью кинжала.

Ромашка укоризненно фыркнула, но ограничилась недовольным помахиванием хвостом. Прости, милая. Неудобно, знаю, но это не надолго. Скоро мы от него избавимся.

К вечеру он уже шел рядом с лошадью на коротком поводке. Можно было бы, конечно, усадить его в седло, но… кто их знает, этих убийц. Береженого и Рьмат оберегает.

Привлекательная полянка с кострищем и ручейком. На привычной тропе. Что еще нужно усталому путнику? Отсутствие попутчиков, разве что. Один стоял, привязанный к лошади, пошатываясь после долгого перехода. А еще пятеро вылезали из кустов за его спиной. Морды — ровно степняцкие пиалы, если смотреть на донышко. Кожаные безрукавки, мечи на поясах… в руках, и полная уверенность в себе. Двоих я сняла еще у кустов, быстро отступая назад, а вот остальные… Говорил мне Илан, займись, подруга, займись мечом, я все отнекивалась. Дождалась, значит. Лучница рьматова.

Спина коснулась дерева. Они что-то там говорили, но слух улавливал только отдельные слова: «деваха», «счас», «чур, я первый». Первому я, пожалуй, воткну кинжал в глаз, а может и ниже. Что делать еще с двоими?

Теми, что оглянулись на вопль… Вопль?! Убийцу они просто обошли, не посчитали за бойца. Обсчитались, господа, смертельно. Это было похоже на… вихрь? Буквально через несколько секунд их не стало, а мое злорадство тихо сдулось проткнутым бычьим пузырем. Это направлялось ко мне. Из огня да в полымя. Говорил мне Илан… кажется, это уже было.

Убийца шагнул раз, другой. Остановился.

Вот и смерть моя пришла.

И встал на колени, отложив меч и протянув мне сомкнутые запястья.

Бездумно я выдернула пояс из петель и, связав им его руки, с чувством выполненного долга упала в обморок.

Отсутствовала я не долго. За сомкнутыми веками потрескивал костер, пахло похлебкой и немножко кровью. Руки и ноги свободны. Я рискнула открыть глаза и попыталась встать. На шорох обернулся убийца, хозяйничавший у огня. Ноги невольно сделали шаг назад, но спина снова уткнулась в ствол.

— Госпожа, не бойтесь меня, госпожа.

Такого испугаешься, как же. Заикание обеспечено на всю оставшуюся недолгую жизнь. Лучше уж не пугаться.

Он медленно подошел, снова опустился на колени и протянул ко мне руки. Пояса на запястьях не было. Эдак на него не напасешься, если каждый раз новый завязывать. Но убийца этого и не ждал.

— Пойдемте к костру, госпожа.

Пиала с похлебкой была предложена с колен и обеими уже привычно сцепленными руками. Наши пальцы соприкоснулись, и он дернулся, как ужаленный.

Я пожала плечами и принялась за еду. Если уж повезло прожить день да еще получить сытный ужин, нечего пенять на судьбу. Ешь, пока дают.

Сон не шел. Стреноженные Ромашка с Монашкой пощипывали траву. В костре попискивали угольки. Убийца в сторонке ворочал трупы. Спи — не хочу.

Не хочу.

— Госпожа…

Обернулась на оклик. Две ладони положили передо мной пухленький звякнувший мешочек и пару мечей. Остальное — ржавье. Убийцы, они в таком деле понимают.

Я пожала плечами и кивнула. Ободренный, он скользнул ближе.

— Можно?…

Чему быть, того не миновать. Я затаила дыхание и протянула руку. Так, наверное, хватаются утопающие за какую-нибудь щепку. Две грубые ладони сомкнулись, и пальцы с обкусанными ногтями коснулись моей кожи.

Я лежала и рассматривала его, а он, спрятав глаза за черными прядями засаленных волос, баюкал мою ладонь.

Длинный прямой нос отбрасывал тень, скрадывавшую шрам на правой щеке. Узкие губы кривились под гнетом второго шрама, идущего от носовых пазух к левой скуле. Седая прядь касалась стоячего ворота кожаной куртки.

Убийцу били по голове рьматовы слуги. Белый справа, черный слева. После удара черного он пытался броситься на меня, но белый перехватывал его, после чего убийца протягивал мне связанные руки. Тут следовал удар слева, и все повторялось.

Выматывающее действо выродилось в головную боль, положившую конец сновидению.

— Госпожа… Госпожа.

Доброе утро, мир заик и долгожителей. Доброе утро, заботливый убийца. Завтрак на столе, дорогая.

Я не стала его привязывать. Я усадила его на Ромашку к радости последней. Исключительно в целях собственной безопасности. Угу.

Ехали без остановок. Тропа для разнообразия была безлюдной.

Скоро ляжет снег. Перейти бы перевал за Реновальтом до снегопада. Реновальт — Город-на-Озере. Плодородная долина у Южных гор, оставшаяся после исчезновения озера, приютила людей и их город.

За лачужками начиналась каменная мостовая. К центру города дома становились чище, равнялись друг на друга, как старые солдаты в строю. Кое-где виднелись деревянные заплаты, проржавелые крыши пытались отразить заходящее солнце.

— Добрый вечер, почтенный Тарик.

— Ба! Да это сама Ильравен! Добро пожаловать под мой кров!

— Благодарю, почтенный Тарик. Две комнаты. Мне и… — я повернулась к убийце, — ему.

Он даже не взглянул на меня, что-то бормоча себе под нос.

— У госпожи новый напарник?

— Напарник? Нет, скорее, ценное приобретение. Завтра мы прогуляемся с ним к рынку.

Убийца вздрогнул, судорожно втянул воздух и окаменел.

Я кивнула ему на мальчишку, уже поднимающегося по лестнице с моими вещами, он поклонился и двинулся следом.

— Госпожа уверена? — Тарик доверительно наклонился ко мне из-за стойки. — Я мог бы предоставить вам несколько человек…

— Все в порядке, почтенный Тарик. Все в порядке.

Постоялый двор «У Тарика» не был лучшим в городе. Он был лучшим на моей памяти. Безопасность, вкусная еда, уют. Безупречность во всем. Можно было забыть о лошадях сразу по приезде. Можно было доверить мешок с деньгами последнему помощнику повара. За все отвечал Тарик, а перед ним отвечали его люди.

Ночь обошлась без сновидений. Разбудил меня стук в дверь.

— Доброе утро, госпожа…

Судя по солнцу, около шести утра. Где-то за окном кричат мальчишки: «Молоко! Мо-ло-коо!» Доброе утро, убийца.

Я села на кровати, спустив ноги на пол.

Убийца опустился передо мной на колени и протянул руки вперед. На запястьях красовался мой пояс. Хорошенько затянутый. Зубами он что ли его завязывал?

— Госпожа, воля ваша, вы можете снять этот пояс и набросить его мне на шею — я убью себя. Вы можете положить его к моим ногам — я сломаю их. Вы можете оставить его — и я сделаю то же с руками. Ваша воля…

Он впервые встретился со мной взглядом, и я вдруг поняла, что это правда: и убьется, и сломает. Я закусила губу и подцепила ногтем узел. Его глаза снова скрылись за волосами, плечи поникли.

Рьмат! Да кто же так завязывает! Я сорвала пояс и отбросила его прочь. Пряжка стукнулась о половицы.

Руки убийцы дрогнули, потянулись вперед и обхватили мои икры. Лоб коснулся коленей.

Ступни заледенели на холодном полу. Я попробовала пошевелиться, но тут на правую лодыжку упало что-то горячее… и на левую. Он… плакал?

Я протянула руку и осторожно погладила его по голове. Плечи вздрогнули, и он заплакал навзрыд. Так плачут маленькие дети и обессиленные мужчины. Бездумно, от всей души.

Наконец, он отер глаза рукавом и снова взглянул на меня.

— Меня зовут Ральт, госпожа.