Вязьма в годы немецкой оккупации.
О деятельности подпольной организации в Вязьме, тесно связанной с лагерем военнопленных «Дулаг-184», сохранились свидетельства бывших подпольщиков, узников лагеря, местных жителей. Наиболее подробно о вяземском подполье рассказывается в книге «Тайна Шпыревского леса», написанной Василием Ивановичем Ляпиным, командиром партизанского отряда Темкинского района «Народный мститель», которым он командовал в течение шести месяцев. Отряд затем влился в 33-ю армию М. Г. Ефремова, а В. И. Ляпин в апреле 1942 г. был направлен командованием в Вязьму для ведения подпольной работы. Текст воспоминаний В. И. Ляпина был обработан ветераном поискового движения Станиславом Дмитриевичем Митягиным, посвятившим всю свою жизнь исследовательской работе по героической и трагической истории 33-й армии, в рядах которой воевал и погиб его отец.
«В Вязьме было особенно трудно создавать подполье, так как весь оккупационный период город считался прифронтовым, здесь располагались штабы двух гитлеровских армий (9-й и 3-й танковой), штаб жандармского корпуса, боевые и тыловые части противника. В районе находились десятки немецких частей и полицейских подразделений — до начала марта 1943 г. гитлеровское командование рассматривало Вяземский выступ как оперативный плацдарм наступления на Москву. Вязьма кишела гитлеровцами. На станцию ежедневно прибывали эшелоны с танками, пушками, боеприпасами и живой силой.
Однако в период оккупации, несмотря на трудности, в Вязьме действовала несколько таких патриотических групп.
Одну из них возглавил интендант 2-го ранга танкист Федор Васильевич Шолохов, уроженец Вязьмы, в октябре 1941 г. попавший в „вяземский котел“. В ноябре 1941 г. Ф. В. Шолохов поселился в городе у своих родственников с единственной целью — продолжать борьбу с врагом. Являлся членом подпольного штаба. В его группу входили Шпаковская Евдокия Ивановна, бывший председатель Ямского сельского совета (поселок на окраине Вязьмы, где в старину жили ямщики), также член штаба, Чеботарев Николай Иванович, перед войной учившийся на курсах нормировщиков, „комсомолец, боевой парень и отличный конспиратор, он не раз выполнял трудные задания и всегда добивался успеха“. Подпольная группа активно работала в Вязьме с декабря 1941 г. по декабрь 1942 г.
В группу подпольщиков входила Цецилия Ароновна Васкевич (1895–1942), военврач, капитан медицинской службы, которая устроилась на местожительство в Вязьме по документам Татьяны Александровны Таракановой. До прихода гитлеровцев, как указано в документах вяземского историко-краеведческого музея, воевала в ополченческой дивизии, работала в советском военном госпитале. Осталась в городе вместе с частью раненых. Госпиталь стал больницей для гражданского населения города. Ц. А. Васкевич была связной партизанского отряда. Проживала (снимала комнату) у жительницы Вязьмы Г. В. Тетцовой в одной квартире с немецкими офицерами, добывала важные сведения для партизан.
Прекрасно знала немецкий язык. „Многих раненых поставила на ноги Васкевич, многим помогала уйти к линии фронта или к партизанам. Это Шолохов, Шпаковская и Васкевич в свое время вызволили из лагеря смерти 29 бойцов, которых К. И. Курчавов привел в декабре прошлого года в отряд (Народный мститель). Это они помогли Константину Ивановичу собрать нужные сведения, когда он по заданию М. Г. Ефремова в феврале этого года ходил в Вязьму“, — пишет В. И. Ляпин.
Ц. А. Васкевич выдавала справки о болезни, спасая молодежь от отправки на принудительные работы в Германию. С помощью патриотов-подпольщиков бежавшие из лагеря узники поселялись у местных жителей и обеспечивались необходимыми документами. В Центральном архиве Министерства обороны РФ хранится акт, в котором засвидетельствовано, что врачи А. П. Видринский, Т. А. Тараканова организовали побег группы военнопленных и бежали сами.
Василий Иванович Ляпин установил связь с группой Ф. В. Шолохова, поселился в Вязьме под именем Морозова Василия Романовича. Ему удалось устроиться столяром в немецкое похоронное бюро по изготовлению гробов для убитых фашистов. „Фашистская похоронка“ размещалась на Кронштадтской улице, около электростанции. Ежедневно в мастерскую из лагеря военнопленных присылали узников для рытья могил, погрузки гробов и пр.
В. И. Ляпин отмечает: „У нас была налажена хорошая связь с лагерем военнопленных. Через Павла Антипова, других заключенных, приходивших на работу в похоронное бюро, мы регулярно получали информацию о событиях за колючим забором. Через них же переправляли туда листовки. Однако создать там надежную подпольную группу не удавалось. Мы не могли найти в лагере хорошего организатора, хотя, несомненно, такие там были“. В „Дулаг-184“ был послан Александр Федорович Филатов со специальной миссией — организовать боевую группу среди заключенных, это и было сделано. Подпольная группа лагеря росла. Активисты поочередно включались в группу, предназначенную для работы в похоронном бюро. Подпольщиками проводилась разъяснительная работа среди заключенных, больные освобождались от работы, люди снабжались по мере возможности нормальной обувью, самое главное — из лагеря было организовано несколько удачных побегов, в том числе комиссара партизанского отряда „Народный мститель“ Николая Ильича Кирика, командира партизанского отряда Павла Ивановича Воронцова. В осуществлении одного из побегов принимал участие А. П. Тетцов».
Бывший военнопленный Анисим Михеевич Петербурцев в своих воспоминаниях описывает поразительный случай, очевидцем которого он являлся:
«В феврале 1942 г. произошло еще одно важное событие. Как-то вечером, между 8 и 9 часами, когда барак еще не запирался немцами снаружи, к нам в барак зашел человек в форме немецкого офицера. Поздоровался на чистом русском языке и спросил нас, как мы живем, как настроение. Мы не знали, что и думать. Не зная, что перед нами переодетый советский разведчик, мы ответили, что все в порядке, живем хорошо. Все мы приняли его за немца. Он задал еще пару вопросов и ушел. Доносчик из нашего барака догадался, что это не простой немецкий лейтенант, быстро вышел и пошел доносить в штаб. В нашем бараке появились немецкий полковник (начальник лагеря) и переводчик. Начальник лагеря начал на нас кричать, почему, мол, мы не задержали русского шпиона. С какой целью в наш барак заходил наш разведчик, мы так и не узнали. И только уже в семидесятые годы, читая книгу по истории Великой Отечественной войны, я узнал, что в это время руководством нашей армии готовилось наступление в районе Вязьмы. Работала наша разведка».
Подпольщиками было осуществлено несколько диверсий в городе и на железной дороге — взорвано полотно железной дороги у станции Гредякино и пущен под откос эшелон, в Вязьме произведены взрывы на городской электростанции, в немецкой столовой, велась разведка подходов к бензохранилищу. Во время ударов советских самолетов подпольщики ракетами и световыми сигналами указывали цели для бомбежки на железной дороге — однажды бомбы угодили в цистерны с бензином. Вспыхнул пожар. Три дня со станции Вязьма не мог выйти ни один поезд, все пути были разбиты. Помощь в приобретении взрывчатки, ракетниц оказывали чехи-антифашисты из конвоиров.
Под руководством Ф. В. Шолохова группа молодежи с улицы К. Маркса — Д. Шульгин, С. Добрышин, И. Гусаров и другие — собирали оставшееся на местах боев оружие, готовились уйти в лес к партизанам. Но осуществить этот замысел не удалось.
Судьба подпольной организации Ф. В. Шолохова полна героизма, но и очень трагична. В первых числах декабря в городе начались аресты подпольщиков, допросы в гестапо, казни… Из донесения Мюллера: «В Вязьме (территория контроля группы Б) была арестована диверсионная группа, состоящая из функционеров коммунистической партии. Среди них находился секретарь районного комитета партии Вязьмы, директор МТС Касни и другие коммунисты, бывшие сотрудники НКВД и милиции. Арестовано 7 человек. Готовится ряд дальнейших арестов. В общей сложности речь идет о примерно 15 человеках, которые в мае были засланы в Вязьму из Москвы для организации банд, подрывов железной дороги и шпионажа. Далее на территории группы Б удалось раскрыть нелегальную организацию в Смоленске и арестовать ее 31 члена. Организация в большинстве своем находилась в районе Рудни и Демидова, отдельные члены организации были в Смоленске. Руководитель организации, украинец Петр Новаченков, род. 1920, живет в Демидове, до своего ареста работал переводчиком в подразделении Вермахта полевая почта 46790 в Демидове (Kranken-Kraftwagen-Zug 330 — группа медицинских машин). Организация работала непосредственно по заданию 4-й русской армии…».
В первых числах декабря в городе начались аресты подпольщиков, допросы в гестапо, казни. В. И. Ляпин пишет: «Во всем этом чувствовалась рука провокатора. Мы в бессилии разводили руками, но найти виновника не могли. Беда, видно, случилась где-то в нижних звеньях наших пятерок. А там мы людей почти не знали. Фашисты торопились расправиться со всеми, кто был на подозрении. Во второй половине января 1943 г. был арестован Николай Чеботаренко, а потом и Ц. А. Васкевич. Через два дня была арестована Е. И. Шпаковская. В этот же день поздно вечером к дому, где проживал Ф. В. Шолохов, подкатила машина с гестаповцами. Федор не успел скрыться. Схватка была короткой. Четверо фашистов скрутили Шолохову руки. Его били, трепали за бороду и полуживого бросили в машину. Я не знаю деталей дальнейших пыток и допросов. Но уверен, что все мои боевые товарищи держались на допросах мужественно, как подобает патриотам. Никто из них не выдал тех, кто оставался на воле. В конце января на том же пустыре, где были расстреляны подпольщики Александра Сорокина и Анна Гуренкова с родителями, фашисты расстреляли Федора Васильевича Шолохова, Евдокию Ивановну Шпаковскую и Николая Чеботаренко. В эти же дни и на этом же месте мужественно приняли смерть Николай Ильич Кирик и Мария Гуляева. Враг торжествовал победу. Ему удалось докопаться до вяземского подполья и почти полностью разгромить его. Но то, что успели сделать подпольщики, стоило их благородной крови. Не зря они отдали свои жизни. Они погибли в борьбе с врагом, внеся посильный вклад в грядущую победу народа над ненавистными оккупантами. И люди никогда не забудут этого».
Тогда же на Новоторке была казнена Ц. А. Васкевич.
Похоронены патриоты на Екатерининском кладбище г. Вязьмы.
В. И. Ляпин пишет о том, что и в лагере военнопленных также прошла волна арестов. Многих узников стали отправлять в другие лагеря.
После освобождения Вязьмы в городе по приговору военного трибунала состоялись публичные казни пособников немецко-фашистских оккупантов, виновных в зверском истреблении мирных советских граждан, в том числе женщин, детей и стариков, гибели героических подпольщиков.
…По воспоминаниям местных жителей, в октябре-ноябре 1941 г., ввиду огромного количества пленных в районе западнее Вязьмы и несовершенной системы охраны, определенному числу советских военнопленных удавалось бежать. Проще было совершить побег при наличии гражданской одежды, которую передавали советским воинам местные жители. Кроме этого, местные жители, в первую очередь вяземские женщины, часто спасали советских солдат тем, что во время конвоирования колонн называли отдельных пленных своими родственниками (мужьями, сыновьями и братьями) и умоляли конвоиров отпустить их домой, иногда это помогало, и некоторая часть пленных освобождалась. Имеются свидетельства, что отдельных пленных (в первую очередь из рядового состава, беспартийных и в какой-либо мере пострадавших от советской власти) гитлеровцы в предвидении скорой победы отпускали домой и даже выдавали пропуск по проходу до места жительства по оккупированной территории.
Новые факты о побегах военнопленных из «Дулага-184» удалось узнать из Розыскного списка Управления полевой полиции группы немецких войск, хранящегося в Российском военно-историческом архиве, куда краеведами А. Л. Какуевым и И. В. Долгушевым был в свое время направлен запрос. В списке по состоянию на 30.06.1943 имеется информация на ряд лиц, разыскиваемых немцами в связи с побегами из лагеря.
Из 20 участников побегов, указанных в списке, четверо бежало непосредственно из самого лагеря «Дулаг-184», еще четверо — из лазарета № 1, один — из лагеря «Вязьма-Норд» («Дулаг-230»), Остальные узники бежали при транспортировке из «Дулага-184» в другие лагеря. Так, пятеро советских офицеров бежали при транспортировке в г. Починок во время «переночевки с 24 на 25.02.1943 в Красно-Горы» (д. Красные Горы находится в 0,5 км к северо-востоку от г. Кардымова Смоленской области). Четверо бойцов совершили побег из «лагеря переночевки» в д. Леоново, двое — из лагеря в Борисово.
В списке указаны дата и место рождения бежавших, рост, цвет глаз и волос. У многих названы особые приметы: ранения, обморожения, «русская униформа» (у лейтенанта, бежавшего из лазарета № 1). Среди бежавших числится несколько человек, поступивших в лагере на «службу» к немцам, как видим, с целью возможного побега: охранник пекарни, шеф полиции, бухгалтер из Вязьмы, работавший «последнее время в армейском почтовом управлении 577, полевая почта № 07475» (номер немецкой части). Возможно, эти побеги были подготовлены подпольщиками с участием медперсонала лазаретов и партизан.
При работе с документами удалось установить сведения о дальнейшей судьбе нескольких человек. Так, 9 июля 1942 г. из лазарета № 1 совершил побег красноармеец Терехин Захар Матвеевич, 1915 г. р., из Башкирии. Его приметы были указаны в списках бежавших: «Среднего роста, ступни и пальцы ног обморожены, передвигается только на костылях». Попал в плен 28.01.1942 под д. Сычевка. Погиб в плену 26.01.1943 в «Шталаге-342» (Молодечно, Белоруссия), захоронен на лагерном кладбище Глыбокая. Семья Терехиных, жена Прасковья Федоровна проживали в БАССР (Иглинский район, д. Сосновск). Значит, после побега из «Дулага-184» 3. М. Терехин был снова схвачен и отправлен в не менее страшный лагерь — «Шталаг-342» в Молодечно. По некоторым данным, в Глыбоком содержались русские военнопленные-инвалиды. Имя Терехина Захара Матвеевича увековечено в Книге памяти Республики Башкортостан как умершего в плену (т. 11, с. 193).
Выяснилась судьба Давыдова Павла Семеновича, 1911 г. р., уроженца Сафоновского р-на Смоленской области (д. Юнишкино?), мл. политрука 940-го сп 262-й сд 31-й армии Калининского фронта. По Донесению политуправления фронта от 09.08.1942 № 19101 Давыдов П. С. 06.12.1941 был ранен, но вернулся в часть. 28.04.1942 снова был ранен, «остался на территории, занятой противником». 29.10.1942 бежал из лазарета № 1 «Дулага-184». Видимо, снова был схвачен. Пережил плен. По донесению об оказавшихся в живых Московского ГВК от 19.08.1946 № 4058 был освобожден из плена. Его семья проживала в Москве на Зубовском бульваре.
Источники
ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 818883. Д. 64; Там же. Оп. 818883. Д. 65; Там же. Ф. 33. Оп. 594258. Д. 84.
В списке бежавших значится лейтенант «Матешин (имя неизвестно), род. в 1905 г. в Ярославле, стреляная рана правого и левого плеча, русская униформа, бежал из лазарета 1 „Дулага-184“». При проработке документов: Матюшин Василий Никитич, 1904 г. р., уроженец д. Коровино Мещовского р-на Смоленской (ныне Калужской) области, проживал в г. Ярославле, Резинокомбинат. Призван Ярославским ГВК, мл. командир 311-го огмп 2-й сд. Умер от тяжелых ран в 91-м МСБ 18.09.1944. Первичное место захоронения — Латвийская ССР, Мадонский уезд, х. Вецдзелзкаяс, восточнее 1 км. Значит, после побега в 1942 г. из вяземского лагеря Василий Никитич Матюшин еще воевал и умер от боевых ран при освобождении Латвии в советском госпитале. Увековечен в Книге памяти Ярославской области в звании сержанта (т. 1, с. 236).
Источники
ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. А-71693. Д. 369. Книга учета умерших ХППГ 91 от 17.09.1944-29.07.1945.
ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 18002. Д. 1006. Донесение о безвозвратных потерях № 85424 от 12.10.1944 Упр. 2-й сд.
…Существование подпольной организации в Вязьме и непосредственно в вяземских лагерях военнопленных подтверждают и воспоминания вязьмички Маргариты Степановны Бельтюковой (Кулагиной). После оккупации Вязьмы их семья ушла из города, поселившись в д. Ивлево у бабушки. В Вязьме остался только отец Кулагин Степан Николаевич. «Как я понимаю, — пишет Маргарита Степановна, — отец был оставлен для подпольной работы. Так до сих пор ничего о нем и не знаем». Следовательно, погиб.
Старший брат, шестнадцатилетний Кулагин Лев Степанович, ушел в 1942 г. из деревни Ивлево в партизаны. В разведке был ранен в ногу, схвачен фашистами и попал в «Дулаг-184». «Концлагерь находился там, где хлебозавод на улице 25 Октября, где ее пересекает Кронштадтская улица, на углу, где она переходит в Красноармейское шоссе. Было все обтянуто колючей проволокой. Мама брата увидела там. Пришла домой в деревню очень расстроенной». Забрать Леву из лагеря семье не удалось.
Лев Кулагин прошел весь плен, работал в шахте в Италии, где во время обвала получил еще и перелом раненой ноги. Вернулся в Вязьму в 1946 г. Но его огульно обвинили в предательстве, и на 8 лет он был отправлен в ссылку в Кемеровскую область. «Оказалось, что, когда он был в концлагере, там планировался побег военнопленных. Кто-то предал. А один из военнопленных случайно запомнил его по фамилии. Кто-то назвал его фамилию. После смерти Сталина его реабилитировали и отпустили. Но он к тому времени был уже очень болен, в 1969 г. он умер».
О побегах советских военнопленных как о подвиге пишет участник Великой Отечественной войны Юрий Дмитриевич Кузнецов (г. Москва):
«По неполным данным, из почти 4 тысяч лагерей на территории Германии и оккупированных вермахтом стран бежало около 450 тысяч советских военнопленных. Побегов такого масштаба не знала ни одна армия в мире. Бесспорно, это подвиг наших бойцов и командиров Красной армии, который войдет в историю Великой Отечественной войны. И наши дети, внуки и правнуки будут, должны гордиться этими смельчаками.
Однако надо отдать должное и такому факту, что успешных побегов, т. е. когда бежавшие достигали своей цели — либо попадали в партизанские отряды, либо добирались до Красной армии, — было очень мало. Большинство бежавших фашисты ловили и тут же казнили, если беглецу не удавалось уйти, а лучше уехать подальше от места побега. Труп убитого смельчака-беглеца старались показать всему лагерю. Я такую картину видел много раз. Но это не останавливало наших ребят. Побеги продолжались, несмотря на фашистские репрессивные меры».
Дважды бежал из лагеря А. П. Тетцов, ставший героем разведывательно-диверсионных отрядов «Вихрь» и «Бывалые» в Белоруссии. Бежал из плена шестнадцатилетний Николай Скачков из с. Ленино Ленинского с/с Холм-Жирковского р-на Смоленской области, погибший в самом конце войны во время штурма Берлина. Бежал из плена уже в Чехословакии бывший узник «Дулага-184», героически воевавший в партизанском отряде, семнадцатилетний москвич-ополченец Борис Шлячков. Совершил побег из «Шталага-340» бывший узник «Дулага-184» Борис Григорьевич Маковейчук, организовавший группу в 18 человек, в полном составе влившуюся в партизанский отряд «За Родину» в Западной Белоруссии. Фантастический массовый побег из Смоленского лагеря смерти «Дулаг-126» после долгой подготовки совершили через заброшенную подземную теплотрасссу, проложенную из бывшей котельной в зону концлагеря, около 40 советских военнопленных во главе с патриотами-военврачами М. В. Яковенко, А. П. Петровым, А. Ф. Орловым и др. Среди участников побега было 16 летчиков. Несколько участников побега были схвачены фашистами, но даже после жестоких допросов, камеры смертников они вновь бежали, дошли до своих, воевали в 14-й Смоленской партизанской бригаде П. Т. Вишнева. Партизаны пускали под откос вражеские эшелоны, устраивали засады, громили немецкие гарнизоны, собирали и передавали разведданные за линию фронта, вели бои с карателями.
Смогла при перегоне колонны из Вязьмы военнопленных укрыться в крестьянском доме медсестра 2-й сдно г. Москвы Ирина Трифоновна Филатова, имея ранение и контузию.
После войны возглавляла Совет ветеранов дивизии. Бывшая узница «Дулага-184» и «Дулага-126» медсестра Мария Фавстова бежала с группой товарищей из тюрьмы «Лукишки» в г. Вильно (ее второй побег), воевала до конца войны. Многие узники бежали во время работы за пределами лагеря. Вместе с товарищами дважды бежал из плена, пробился к французским франтирерам, боролся с оккупантами в партизанском отряде в о французском Сопротивлении и после войны вернулся домой Степан Крутов.
Длительное время возвратившиеся (бежавшие) из немецкого плена советские люди сталкивались с ущемлением своих прав. На местах к ним часто относились с недоверием.
Они могли отстраняться от участия в политической жизни, при поступлении в высшие учебные заведения на них смотрели с опаской, их не считали участниками войны. Даже после смерти Сталина мало что изменилось в положении бывших военнопленных. И лишь в 1956 г. была сделана попытка изменить отношение к тем из них, которые не совершали никаких преступлений.
К 1 марта 1946 года было репатриировано 4 199 488 советских граждан (2 660 013 гражданских и 1 539 475 военнопленных), из них 1 846 802 поступило из зон действия советских войск за границей и 2 352 686 принято от англо-американцев и прибыло из других стран. Но из общего числа военнопленных, вернувшихся на родину после окончания войны, репрессиям подверглись только 14,69 %. Как правило, это были власовцы и другие пособники оккупантов.
Из Закона Российской Федерации «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества», 14 января 1993 г.:
«Уважительное отношение к памяти погибших при защите Отечества или его интересов является священным долгом всех граждан. Увековечению подлежит память (…) погибших, умерших в плену, в котором оказались в силу сложившейся боевой обстановки, но не утративших своей чести и достоинства, не изменивших Родине».