12 сентября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Посылаем Вам фотки из лета, не очень все качественные, с телефона, но дух чувствуется.
<…>
Этим летом я пошла на риск и на даче разрешила существовать – отдельно от взрослых – пионерлагерю. Два месяца Наташка с друзьями жили (в переменном количестве – от трех до девяти) на заранее озвученных условиях, при нарушении которых они лишались свободы, которой так желали. Один раз они затопили баню и развели костер при страшной засухе, а значит, пожароопасности (при том, что именно на это был наложен жесткий запрет). Я узнала об этом странным образом. Я как-то вечером подумала о том, что сейчас происходит там, задумалась как-то, и будто шорох осенних, гонимых ветром листьев, промелькнула картинка. Позвонила, оказалось – один в один. Они, конечно, сразу затушили, но теперь они должны были сразу собраться и уехать в город, никакие слова им не помогли… Я была непреклонна, и как меня ни отговаривали другие взрослые, в этот вечер на даче никого не было. Потом, когда все утряслось, они долго меня пытали, как же я все-таки узнала, кто позвонил – доложил. Я сказала – как было. Может, поверили.
Я, конечно, приезжала время от времени: на огород посмотреть, на дом, в глаза соседям, а главное – с ребятами поговорить. Говорили они всегда с жаром, с удовольствием. Тут всё: и конфликты, что ночью пешком в город уходили, и распределение обязанностей, как в коммуне, и терпение друг друга, и сохранение баланса отношений с соседями. Надо сказать – и огород, и дом были в порядке, соседи только в одном случае пострадали, но после детального изучения выяснилось, что тут сами взрослые подкачали. Мне понравилось, что даже после нашего с Машкой и папой приезда никто из подростков не захотел уезжать, все осталось как было. Они прочитали «Мастера и Маргариту», потом посмотрели кино, даже фотка есть, как все сидят смотрят. И фишкой сезона было: Берлиоз тоже думал…
Меня уж очень радовало, когда кто-то со стороны спрашивал, про кого это они говорят.
Этот эксперимент я называла про себя – «прививка свободы».
Вот такие дела.
Теперь про Машку.
После тяжелых ее июньских дней надвижение жары казалось пустяком. Но мы раза три не смогли доехать до дачи с ней (почти сразу начинался развернутый тяжелый приступ). Поняли, нельзя выползать из дома. Там сорок, тут тридцать. И торфяники в Камешково, совсем близко. Я посмотрела самый свирепый прогноз: до середины августа – лютая жара. Ну и успокоилась. Раз не можем от жары избавиться, будем ее использовать. Маша разучилась бояться воды. Мы вообще перешли жить в воду, как только плавники не выросли. Машка даже спать пыталась в воде. К ней приходили всякие персонажи и показывали истории – из-за бортика ванны им очень удобно выпрыгивать. Я читала ей Пушкина, но надолго ее не хватало, она выдвигала челюсть и в знак протеста говорила букву «И». На первом месте оказалась игра – море волнуется. Волна накрывала Машку, и это вызывало бурный восторг. Когда такое было?
Воду сменяла музыка, еще одна Машкина спасительная кнопка.
Так и жили почти два месяца: по три-четыре часа воды и музыки. Дни просто проскакивали незаметно. Спала Машка тоже хорошо, очень уставала.
Простая жизнь, простая еда с огорода.
Все кабачки, что выросли, съел этот Кролик, очень волновался каждый раз, когда ел, так нравилось.
Ну никак я не была готова к тому, что переезд на дачу при первом спасительном снижении температуры до 30 обернется таким испытанием. Переезд был удачным, Машка радовалась, первые два дня были такими успешными, радостными. Ходили босиком по траве, ползали, всё общупали, обтрогали; спали две ночи хорошо. И вдруг утром 17-го открылась рвота и приступы один одного яростнее. Особо тяжко было полчетвертого утром, какие-то бури настигли. Я собрала рюкзак, хотела ехать в стационар. Невиданное мною состояние. Что-то остановило. Чувство, что нельзя вмешиваться, мешать этим бурям, ведь несут они что-то в себе и уйдут, как пришли. Сидели с папой вдвоем напротив и смотрели. Нас она не видела или не узнавала, не знаю. Сильная дрожь, от которой она подпрыгивала, сменялась вдруг внезапным покраснением, потом побледнением, потом вдруг полил пот сильный, потом образовались очки вокруг глаз красные, потом вся кожа стала похожа на географическую карту. Я, конечно, приставала к ней с книжками, с куклами, со сказками, с питьем. Когда Маша попила медовой водички и вода удержалась, мне показалось, что сейчас все будет лучше, и к шести действительно Машке стало полегче, постабильнее. Но она так и не уснула. Не уснула она и остальные три недели, что мы там прожили. Так, на 10 минут – и всё. Два раза она сваливалась посреди шума и гама на час, и то под вечер. И ночь при полной тишине озарялась ее громогласным Абба. А приступы ушли и те, и эти. Остались только посинения. Но это от кислорода, от хвои, наверное.
Вот приехали домой. Сейчас она спит. А две прошлые ночи ей было не до сна. Много сообщений «читала», смеялась, меня не замечала, мимо смотрела, будто нет меня в комнате, обидно даже.
Из новостей главная – «книга застольной жизни». Там все, чем занимается Маша, сидя за столом. Задания на сообразительность, на проявление чувств, на узнавание, рисунки настроения и рисунки под музыку с соблюдением ритма, любимые буквы, слова – предвестники действия. Слева от задания я подробно описываю – как все прошло. Иногда задания повторяются, и там другое сопровождение. Это настолько интересно читать. Вот сегодня только перечитывала все то, что оставалось до отъезда на дачу, не могла оторваться. Все не верится мне, глупой, что этим Машка занимается. Надо бы, чтобы Вы посмотрели наш альбом как-нибудь.
До свидания,
Марина
22 сентября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Мне хочется написать Вам про обычный наш день (прошлое воскресенье). Как обычно встали, глотнули гомеопатию.
Как обычно в завтрак съели огромное количество блюд, между которыми – застольные пятиминутные занятия, потому что на шестой минуте Маша просто начинает смотреть мне в лицо с горячим чувством и морщить нос.
Обычно Маша изредка говорит АБ: когда обращается к персонажу, который рядом; чтоб выразить чувства; позвать, когда не спится.
(Кстати, про «не спится». Бывают ночи, когда Маша так занята собой, что я ей вообще не нужна. Я это вижу по тому, что она смотрит мимо меня, не выделяет из общей картины. У нее счастливый вид и частые АБы, масса смс-ок приходят на обе руки, и она переводит взгляд с одной на другую, смеется, поднимает бровки, будто удивляется… В общем, очень занята.)
И вот во время завтрака, после пятиминутной передышки на рисование, Маша поворачивает ко мне лицо и после паузы, с хорошей вопросительной интонацией говорит: «А то где я?» И ждет, что я скажу. Ждет и молча смотрит.
Пока я думала, что мне ответить неожиданному оппоненту, этот ученый Кролик опять спросил: «Где я?» И опять очень вопросительно смотрел. Пока я как эхо переспрашивала, будто у меня с соображением неладно, Маша продвинулась в вопросах: «Бог где?», «Фуга где?» Я, наконец, ответила: Бог везде, а фугу выучу.
Маша дала понять, что хватит сидеть за столом, и мы пошли в уголок на горшок. По пути Маша все говорила и говорила, уже без пауз и интонаций, перемежая вопросы про бога и фугу ее лично изобретенным междометием: дига.
Очень быстро справившись с делами в уголке, направились в большую комнату на муз. занятие. Здесь речь сменилась. Звучала лишь устойчиво и громко Аба, с ударением на первой А.
Мы решили это музыкальное занятие провести, стоя на коленках, для разнообразия и удобства. Маша сразу приблизилась ко мне вплотную и в полуметре напротив моего лица стояла на коленках на диване (мягко и держаться удобно). Я показала две карточки: «музыка» и «песня». Маша стукнула по «песне». Песня так песня. Я пела песни. Она двигалась всем телом во всех плоскостях, переступая с коленки на коленку, эх, то что надо, исключительно попадая в ритм.
Потом, устав, Маша решила перейти в положение лежа, и тут она долго примерялась, и в конце ее усилий я немного ей помогла. Маша вздохнула с удовольствием и не отказалась от бубна. По ней было видно, какое это счастье в жизни – лежать, изредка задирая ногу, и стучать в бубен под музыку.
После легкой передышки опять встали на коленки без протеста – ведь план еще не выполнен – и я сказала Маше таинственное слово – полька. (Она его знает, но на карточке его пока нет у нас.) Я сказала – полька, Маша сказала – Аба. И тут начинается священнодействие. Я играю польку Глинки, очень ею любимую, она танцует. Вдруг я останавливаюсь и тяну звуки, на которых нас застала пауза. Звуки угасают. Маша настораживается, слушает, перестает двигаться. Но стоит ей сказать ключевое слово Аба – и полька продолжится. Если пауза затянулась, я напоминаю ей, говорю шепотом – Аба. И жду. Уже тишина. И вот, громко среди тишины, всей душой – Аба! – кричит Маша, и тут же праздник продолжается, полька звучит, Маша пляшет.
Так происходит раза три-четыре. Больше не надо. Потом полька звучит без всяких остановок. Перетекает в Моцарта, в Рахманинова, опять в Глинку. Это пик музыкального занятия. Надо видеть Машу, как она воспринимает, как ликует.
Потом Маша опять отдыхает в положении лежа и слушает грустную музыку. Почти сразу она расстраивается и горько плачет. (Но это не всегда. Иногда ей бывает все равно, или не грустно, или даже скучно.) В этот раз она через полминуты уже расстроилась. Очень быстро. Чтобы вернуться опять в улыбку, иногда нужно еще одно муз. занятие, Маша долго не может перестать плакать. Что бы я ни делала, что бы я ни играла. Ей будто надо поплакать по делу. И я продолжаю играть грустные мелодии под Машин горький плач. Часто меня это тоже доводит до слез, я быстро нахожу причину – чтоб плакать осознанно – и мы отрываемся. Рано или поздно мы устаем, и тогда уже гораздо легче воспринять нейтральную музыку и постепенно подняться до песни: Ах вы сени, мои сени. Недавно нас прострелило, что это может быть песня про памперсы, немного слова переделать («сени» – самая лучшая марка памперсов). И если нам доступна такая инверсия, значит, мы здоровы и счастливы.
Музыка – очень сильное переживание для нас обеих; иногда бывают зрители, то и для них: удивление и даже потрясение.
Потом речь опять ненадолго прорвалась, у меня был телефон в руке в тот момент, и с того конца спросили: кто это говорит; когда я сказала, что это Маша говорит – поняли, что я шучу, как обычно.
Машка неожиданно уснула, мне, наверное, тоже надо поступить правильно и попробовать заснуть.
М.
30 сентября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Сегодня был день, про который хочется Вам написать.
Машка проснулась рано, в семь часов, подобралась к краю кроватки, спустила ножки и стала молча сидеть. Я тоже сразу проснулась по диагонали в другом углу комнаты, но сила, разлипающая глаза, еще спала. Я наблюдала за Машкой из остатков сна и обещала «еще немножко – и проснуться». А Машка проделывала все то, что проделывает утренний человек: зевала, чесалась, разглядывала ручки, терла нос, озиралась по сторонам… примерялась к новому дню. Она несколько раз скользнула по мне взглядом, но не зацепилась, мало ли что там лежит.
И вдруг увидела меня. Смотрела несколько секунд, а потом чисто и внятно сказала: мама.
Ну я и ожила. Подбежала к ней, взяла на руки к ее удовольствию и спряталась с ней под одеялом. Она была очень замерзшая, еще не затопили. Машка замерла, смотрела мне в лицо и «оттаивала», почти не хлопая. И вдруг сказала: баба.
Этим утром она забыла все свои неологизмы и перешла на спокойный русский, правда, только два раза.
Ну, дальше был обычный завтрак, длящийся часа два. А после завтрака она не захотела ни учиться, ни заниматься музыкой, ни идти в спортугол, где шведская стенка. Я попыталась по обыкновению настоять, но это вызвало небывалый протест: Машка так рассердилась на меня, взяла за ворот и стала трясти и выкрикивать что-то нечленораздельное, будто ей не хватало звуков: «Как ты не можешь понять, что я хочу немедленно спать и больше не хочу ничего». Это перевод звукопотока. Спать так спать. Я держала ее за ручки, пятилась спиной и шагнула на кровать, думая, что сейчас начну ее тащить-тянуть-толкать за собой. Но этот Кролик перешел на бодрый шаг, задрал ногу чуть ли не до подбородка и с легкостью шагнул на кровать вслед за мной. При этом он, не переставая, ругался. Какая сильная эмоция создала эту амплитуду шага. Я не поверила своим глазам. Кролик не обманул. Он зарылся в подушку и мгновенно уснул. А ругаться перестал сразу, как понял, что его поняли. Все законно.
Кролик спал, я думала о нем: вот спит мирный атом. Но стоит ему проснуться, и неизвестно – что ждать. А проснулся он часа через два, чрезвычайно реактивный. Не мог попить из кружки, вертелся, качался, выдувал воздух, будто в нем жила веселая ритмичная музыка, которая не давала остановки. Два раза столкнулся зубами с кружкой, но не притих. Обедали тоже с трудом из-за того, что Кролик не переставая вертелся, стучал ногами, двигал стол, разливая все… Пришлось его обнять сильно, чтоб поел, а был очень голоден.
Я пыталась с ним серьезно говорить, делала строгое лицо, а он смотрел прямо мне в глаза и водил зрачками как хотел, то по очереди, то сразу обоими – чувствуется, менял зрение, забавляясь переменами моего лица. И так он хулиганил до вечера. «Музыку» проводили стоя на коленках. Я только еще обнажила клавиши, а он подполз и начал ритмичные движения всем телом в полной тишине. Сегодня музыка длилась два часа. Не заметили, как время прошло. Кролик, по-моему, понял, что надо говорить ключевое слово – Аба, чтобы прервать паузу. Сегодня это получалось быстрее обычного.
Потом был перерыв на сказку. Я решила попробовать прием из музыки на любимой сказке – про курочку, только не Рябу, а Абу. Жили-были. и была у них курочка… и жду, когда Маша скажет – Аба. И так всю сказку. Получилось хорошо.
А уже стемнело. Мы выключили свет. Я надела Машке фонарик на лоб, и мы продолжили музыкальное занятие.
Музыка была веселой, Кролик благодаря своей активности прекрасно освещал все закоулки, вставал на четвереньки, садился на попу, ложился на бок, выкрикивал весь свой лексикон, кроме спокойного русского, отрывался как мог. Дискотека удалась.
И тут, я не успела среагировать, Кролик молниеносным движением схватил в кулак фару на лбу, ловко сдернул с головы и швырнул об стену. Фонарик разлетелся и погас. Стало темно и тихо.
Видимо, драматургия была исчерпана, по его мнению. Он тихо лежал и «останавливался». Сам останавливался, я только играла нежную музыку, от которой он усилил задумчивость. Что-то мне подсказывает, что если бы не эмоциональное – мирное – применение «атомной» энергии, нажили бы приступы.
Вот.
М.
2 октября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Кажется, Кролик сумел найти сейчас свой сон. Каждый день он дарит новость. Сегодня за ужином его поведение было очень необычным. Сначала он долго, очень долго смотрел на слово – учиться (черное на белом). Оно стоит слева, таким образом, чтобы он вспомнил левую сторону свою (раздражители стараюсь ставить слева). А потом стал громко, на очень высоких частотах создавать совершенно новые связки звукосочетаний, в помощь себе стучал руками и ногами. А вообще за день стал часто говорить баба и по одному разу – мама.
Или пришел ко мне в туалет. Вообще поразил. Стоял у стенки в коридоре, в приоткрытую дверь увидел меня, добрался, открыл дверь широко, наклонился, правой рукой взял меня за плечо, оперся, переступил через порог сам, сделал шаг, развернулся и сел ко мне на колени. Сделано было все совершенно осознанно, он двигался к цели и пошагово рассчитывал свои движения. Вот ведь. Нет слов, какая сила.
М.
22 октября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
<…>
А я порой отрываюсь от земли.
В прошлый раз купала Машку, и она никак не могла подружиться с водой. Минут сорок я ждала просвета от приступов. Они, наконец, отступили, Машка улыбалась, поиграли с водичкой и решили выходить, пока не поздно. Поставила на ножки, стала обертывать ее простынкой, она, как всегда, в глаза смотрит… И очень внятно, на спокойном русском говорит: много дел мама. И продолжает смотреть в глаза.
Я сразу же поднялась над полом от чувств. Говорю ей: так ты меня разыгрываешь… Так чисто разговариваешь. Утром этим папа пришел и сказал: Машка смотрит в телек и говорит: много дядей.
А там и правда их много.
Папа по-своему играет с Машкой: нападает насколько возможно свирепо. Руки превращает в грабли. Машка закатывается в эмбрион (ведь хватать будут за животик) и прячется или в подушку, или в игрушки. Закусывает кулачок от восторга и страха.
А тут уж третий час ночи надвигался. Папа подошел уложить и накрыть, а Машка как давай прятаться! Играй со мной – и всё тут. Пришлось немного поохотиться за животиком. А я подойду – такого не бывает. Машка поняла, что так только папа играет.
Или проснулась Машка поздно. Страшно голодная. Я пришла с гомеопатией к ней. У нее, похоже, сразу понимание, что это надолго, ведь ждать потом полчаса. И она превращается в гнев. Так сильно сердится, сердится наверняка, чтобы у меня даже не возникло мысли идти намеченным путем.
Говорю: «Пошли на кухню есть кашу тогда». Идем. Весь путь она непрерывно ругается, ее даже штормит от гнева. Как только пришли на кухню и сели за стол, она будто кнопку-пуск отпустила. Тишина такая, что уши заложило. Машка развернулась и очень терпеливо и тихо наблюдала за моими приготовлениями.
Радуют привычки. Вроде бы мелочи. Одной рукой потянулась за пакетом со сластями, держит, а другой – залезает в пакет, достает и в рот.
Или – если нагнусь в ее подножии пол подтереть, совершенно точно стянет с волос заколку или резинку… Стоит повернуться спиной – развяжет фартук.
А привычка осознанно передвигаться? Это мы бегаем на автомате. А ей надо поднять голову, посмотреть – с кем это она рядом движется, в глаза посмотреть, долго, нос поморщить, поулыбаться, что-нибудь такое пробормотать на своем диалекте, выбрать поворот или прямую дорогу, смотреть по сторонам, под ноги, останавливаться и качаться. Она проживает свои шаги так, как мы не умеем.
Наташка тут с ней играла. Подойдет и в ушко котика изобразит – прррр. На второй раз Маша закрыла правое ухо рукой и так сидит. А потом и оба. Сидит, уши держит и рук не опускает. Так ей щекотно это пррррр.
Играем в четыре руки. Пока с уверенностью сказать не могу, только в наметках. Похоже, у Маши есть свой один и тот же комфортный ритм. Он попадает под песенку «раз морозною зимой» или «валенки». Только под эти мелодии она на своей стороне начинает играть ладошками точно начало такта. Причем на слабую долю она хлопает в ладоши, а на сильную опять опускает ладошки в клавиши. Смотреть удивительно, потому что видно, что играет всем существом, прочувствованный ритм.
Совсем иначе она ведет себя на польке. Тут речь не идет об игре ладошками. Только пальчиками перебирает соседние клавиши близко или одни и те же. То есть на сложный ритм и быстрый темп совершает мелкие движения, а они удобнее только пальчиками.
М.
13 декабря 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Решили послать Вам наши с Кроликовым фотки. Он классный.
Дела у нас неплохо. После сезона неспячки два дня как спит.
Сегодня даже вспомнил лето, когда купались. Немного побоялся в самом начале, а потом даже зарядку в воде делал. Поднимал в основном правую ногу и подносил коленку к носу. Разбушевался от радости, залил весь пол, выкрикивал звуки, каких раньше не слышала, не передаваемо обычно устроенным голосовым аппаратом. Сегодня он прогулял все занятия (решались проблемы туалета до самой ночи). А так завтра по расписанию – создание зебры. Должен выбрать из ряда две карточки – начало и конец зебры. А потом будет награжден помещением в угол, где все полосатое, в продолжение урока.
Приступы навещают, но самого страшного нет. Сейчас разговариваем о приобретении горки, чтоб заниматься лежа на животе – не нравится спинка, из-за приступов скрутило, трудно выправляется. Но выправить можно. Жаль, что с первым приступом с достигнутым приходится прощаться. Но это на время.
Марина
январь 2011 г.
Эта веселая история о том, как попадаем под власть воображения и не думаем о последствиях.
Чтобы услышать что-то новенькое в разговорной речи у Машки, ее надо как следует поразить. И вот на Новый год мы решили раскрасить ее комнату в красный горох разной величины, а ее конкретный уголок для предполагаемого сна – красной блестящей оберточной бумагой оклеить. да по краю лампочки пустить, чтоб пуще сверкало. Нам так понравилось, что мы в восторге позвали Наташку полюбоваться. Она сморгнула и сказала: Граждане! Внимание! В комнате коревая краснуха. Вход воспрещен.
Мы посмеялись и вошли с Машей. Ну, Маша сначала не поняла, куда попала, а потом, когда прозрела, обложила радостными междометиями и нас, и краснуху… Но вот наступила ночь. Мы положили Машку в пылающий угол, просмотрели видео-колыбельную с курочкой и довольные собой приступили к личной жизни.
А Машку с этого вечера воодушевление вообще не покидало. Спать она была не в состоянии. Мы то пили, то ели, то кукольный спектакль смотрели. И так из ночи в ночь.
Иногда мы все же задумывались, что не спать ей не сезон. Но, в общем, аналитический центр дремал. Пока однажды мы не увидели, что Машка стаскивает эту блестящую обертку со стены и, стянув одну, стягивает следующую. Я с природным усердием все исправляю, а Машин папа, лежащий под бумажками, вдруг говорит: «Ты сама тут пробовала лежать, в этом красном пролетарском уголке? Тут тянет на подвиги».
Ну я и попробовала. Да, Маша, не те междометия ты нам сказала по доброте душевной. И пяти минут невозможно пробыть, не получив нервного расстройства от блеска и ряби, шокирующих глаз.
Мы тут же ликвидировали очаг безумия, и в ту же ночь Машка спала крепким рождественским сном.
4 февраля 2011 г.
Здравствуйте, Маша!
Посылаем Вам забавные снимки. На одном из них запечатлена «помощь голубого тазика».
Мы таким образом добиваемся дружбы с водой. Маша кушает, ведь голод – главный враг. Кушает и не обращает внимания, что ноги в воде. Иногда она их ставит на бортик, по очереди, иногда я помогаю, сама спускает ножки в воду. Не пугается.
Вот уже долгое время приступообразность Маши снижена до предельного уровня. Иногда случаются сильные разряды, единичные, редкие, такое ощущение – необходимые. Если вообще можно так говорить.
Картина сна выглядит очень хаотично. В основном спит два часа вместо полной ночи. Если положить в 11 – встанет в час. Если положить в час – встанет в три. Маша иногда дает повод думать, что сон в данный момент ей вреден. Например, недавно ее вышибла из сна гипервентиляция. Возможно, приснился страшный сон. Я пыталась ее убаюкать, успокоить, но состояние только нарастало. И только лишь когда я дала ей понять, что началась обычная жизнь, пусть это и четыре утра – как рукой сняло. Пили гомеопатию, через полчаса – обычный завтрак, обычные задания за столом. И пришедшее утомление свалило в сон моментально. Это было девять утра. И так бывает. Всегда отсутствие ее сна должно быть оправдано. И поэтому у нас ночной девиз: не спим, потому что некогда!
Маша, хотела написать более подробное письмо с очерком «полуночный ковбой», но уж до следующего раза.
Хотела про общение в сети с подростками рассказать. Отдельная тема. Меня очень часто посещало чувство, что все беседы бесполезны. Хотя сами обращаются и явно нуждаются в поддержке. Прошло три года бесед, и вот только на прошлой неделе я первый раз почувствовала, что всё не зря. Меня это очень подняло над городом в ночи, когда один подросток, который несколько раз пытался покончить с собой, лежал в душевных клиниках, написал, что долгосрочная психиатрия так не помогла, как беседы со мной. Я к таким признаниям не привыкла и не очень верю. Он сказал, что теперь у него есть ключ к саморазвитию… Значит все же изменилось сознание в конструктивную сторону. Он написал, что научился как-то противостоять депрессиям. Я посмотрела тексты начальных бесед и ужаснулась их содержанию, и как я имела столько смелости попытаться найти мосты в его такой трудной ситуации…
Скоро пришлю очерк про неспящего в Коврове.
До свидания, Маша.