Не разгадать секрет судьбы-всезнайки,
Не удлинить нам отведенный путь,
И замысел Господень не спугнуть,
Какие не придумывай здесь байки.
Между холмами Аспид и Лариса,
Где взгляд бросает к морю цитадель,
Зарю встречает трелью свиристель,
Пускают корни сосны, кипарисы.
Лишь только Гелиос появится с востока,
Направив пламень колесницы в океан,
Задышат свежестью олива и бурьян,
И склоны гор взглянут цветущим оком.
На холм отары гонят пастухи,
Чертя границу меж Гемерою и Никтой.
И гвалтом радостным рассветною минутой,
Весь Аргос криком будят петухи.
В полях быки в кожевенной упряжке
Уже прокладывают плугом борозду,
За ними, сдерживая крепкую узду,
И землепашцы шагом идут тяжким.
А за туманом снежных облаков
Вершина кроется высокого Олимпа,
Всеочищающим накрыта оком чьим-то
Обитель скромная блистательных Богов.
И мир уверенно живет, цветет и зреет,
Пускай шумит несдержанный Борей,
Пускай кипят раздоры меж царей,
Природа греется заботой щедрой Геи.
В дворце монаршем сын Абанта и Аглаи
Законы царственные Аргосу чинит,
И неизвестный вдохновеннейший пиит
Штрихи Акрисия в историю вдыхает.
Задумчив царь, тревогою охвачен,
Уже прославлены аргосские щиты,
Уже расставлены границы и мосты,
А все не чувствуется искренней удачи.
— Апатэ правит миром, Эвридика, —
Устав от мыслей, молвит он жене, —
Лишь, кто хитер, тот будет на коне,
А храбрецу — фамильный склеп да пика.
Как не гордись своей великой силой,
И завоюй хоть весь Пелопоннес,
А впереди — все тот же темный лес,
И бесконечный шум верховья Нила.
— Очнись, супруг, не всех дарит Эфир,
Есть день и ночь, зима и радость мая,
А у тебя ведь дочь растет Даная,
Тебе ли не потворствует Зефир?
— Ах, все безумие, осколки бытия,
В чем радость жизни — кто об этом знает?
Я обожаю милую Данаю,
Но что с того? Чем выше в этом я?
В чем мой удел? Что в свете ждет Селены,
Коль Немесида путь мне преградит.?
Накажет ли сего воителя Кронид
И одарит ли памятью нетленной?
Когда настигнет злобная Таната?
Дозволит ли издать последний стон?
И не поможет предок Посейдон
Мне избежать ужаснейшей расплаты?
— Твой разговор сродни уничиженью,
Он плавит мозг, ничуть не грея душу,
Ты лучше мнение Оракула послушай,
Мудрее нас он, в этом нет сомненья.
Неистово клокочет Эврос рядом,
Волною бурной берег омывая,
И беспокойных белых чаек стая
Кружит над оживленным водопадом.
Белесых гор мечтательные станы
Рельефу дарят скучно-светлый тон,
И у подножья страстный Альякмон
Тревожит брызгами цветущую фригану.
Акрисию лицо сковала мука,
И выше гор, безмолвнее тоска,
Оракул предсказал ему с листка:
— Нескора смерть, но от руки родного внука!
Лишь подрастет Данаи сын слегка,
Могучую он силу обретет,
Ты станешь на пути его, и вот
Не дрогнет парня крепкая рука…
Монарху весть — отравленное зелье,
Подобной участи не вверишь и врагу.
— Данае девственной остаться помогу,
Отныне жить ей в темном подземелье…
Царя и Эвридики хмуры лица.
Что за судьба у дочери теперь:
Мрак медных стен и сомкнутая дверь,
И на подушке веточка маквиса.
Печальный холод душу обвевает.
Лишь злобный блеск в унылых зеркалах,
И тени мрачные, что прячутся в углах —
Таков обзор теперь для глаз Данаи.
Нет, нет, не плачет, слез давно уж нет.
Она смирилась с тяжестью доноса,
А от видений мрачного Гипноса
В окне не ищет больше солнца свет.
Темницу строил будто сам Аид,
Что склеп угрюмый для живой Данаи,
Лишь мышь-норушка под полом играет,
Да слышно пение вдали Океанид.
Так день за днем потоком бесконечным
Несчастная царевна прозябает,
То стену отрешенно созерцает,
То улыбается и думает о вечном.
Но вот однажды ночью или днем,
Ведь в полумраке ровен час загадке,
Услышала Даная голос сладкий,
И светлый луч прорвался в ее дом.
Резвился Мом насмешливой игрой,
Взирала Эос в темные палаты,
И вдруг по стенам лучезарным златом
Пролил дождинок разноцветный рой.
То был не фарс, не детская забава,
И не обман, что, подразнив, исчез.
Перед Данаей величавый Зевс
Возник, и так промолвил свое слово:
— Пленен твоей блестящей красотой,
Мне образ твой давно уж сон являет,
Пришел к тебе с любовью я, Даная,
Чтоб насладится радостью с тобой.
И нежность губ рисует мне Фантасий,
Изгибы тела в этом скромном платье,
Поверь и утони в моих объятьях,
Давай сольемся мы с тобой в экстазе…
И трое суток в этом мрачном месте
Царил лишь Эрос непристойно, откровенно,
И Зевс любил Данаю незабвенно,
И влажный Нот дарил им свои песни…
Когда встречает утро Афродита,
Лаская гребешком каскад волос,
Струится под горой Ахелоос,
И рыбы плещутся, являя ее свиту.
И зреет в поле сочное зерно,
В вершине Тайгета в тиши парит орел,
Прозрачный воздух обволакивает дол,
А в подземелье сыро и темно.
Не спит Даная, пасмурное мненье
Кружит в девичьей юной голове,
Зачем перечить справедливой ей молве,
Что близок, близок час деторожденья.
И вот настал. Мучительные чувства
Подобны скорому падению в Тартар.
Пронзает боль, внутри горит пожар,
Вот он, финал невольного распутства.
— Прости меня великодушно, Гера,
Ведь не со зла бросалась в этот грех,
Не знала я, в чем следствие утех,
Ну, облегчи страданья, знай же меру! —
Невыносимы, тягостны мгновенья,
Даная кличет в помощь Божества,
Нет, не надеется на силу колдовства,
А просто грезит, грезит пробужденья.
Но не спешат цветущие Анфеи,
Стон роженицы тонет в небесах —
Забытый голос в призрачных мирах,
И на окне лишь бабочка Психея.
Хроносом дарен был короткий миг,
Что муку в счастье превратил, как подобает,
Последний вопль истерзанной Данаи —
И взвился к небу звонкий детский крик…
Когда заранее расставлены все точки,
Когда Тихе нет места при луне,
Акрисий с яростью приносит в дар волне
Младенца внука и свою родную дочку…
Пронзая моря Ионического мглу,
В упряжке белых длинногривых лошадей
Бог Гиппий правит оглушительность затей,
Сбивая в пыль прибрежную скалу.
Он раздувает ветер штормовой,
Тритонов стаю с шумом распугав,
И мчится дальше, так и не узнав,
Что скрыто в ящике, качаемом волной?
А там без воздуха и света излученья,
Страдают бедные Даная и Персей,
Нет в их тюрьме ни окон, ни дверей,
И только вечное бессмысленное бденье.
Их жажда мучает, и голод их терзает,
В коробке тесно, места нет движенью,
— Терпи, сынок, в том наше искупленье,
Такая доля наша непростая.
— А почему? — вдруг робкий голосок, —
Чем заслужили мы такие меры?
— Молчи, родной, а то услышат Керы,
И сократят нам в этой жизни срок.
Пускай Эреб не тронет светлый лик,
Мегера твое сердце не смутит,
Держи достойный, величавый вид,
Ты — Зевса сын, а, значит, ты велик…
Уже надежды превратились в прах,
Спасенья нет, конец не за горою,
И лишь иллюзия, гонимая мечтою,
Незримо теплится в измученных телах…
Прибрежный ветер берег обдувает,
Струей соленой здравствуя рассвет,
И моряков хранитель Меликерт
Уставшим путникам дорогу освещает.
У тихих скал не ведом людям страх,
Там Диктис сеть пространную плетет,
Вдруг видит: ящик на море. «Вот черт!» —
Закинул невод… и сундук уже в руках.
— Что за подарок? — мысль у храбреца, —
Чем заслужил я милостыни сей?
Но не дары Богов, Даная и Персей
Едва живые вышли из «ларца»…
Прошли года, под сенью Гигиеи
Персей могучим телом овладел,
Но Полидект замыслил парню дел,
Чтобы Данаю обрести ему скорее…
Как труден путь, но, мысля мать спасти,
Персей, приветствуя рачительные узы,
За головой чудовищной Медузы
Цель проложил на праведном пути.
Невыполнимое не к чести сыну Зевса,
Пусть ужасающий Горгоны старой взгляд,
Разве Герою делать шаг назад,
Когда есть помощь от Афины и Гермеса?
Персею подвиг богатырский лишь к лицу,
Но он, не празднуя безмерную победу,
Освободил от пыток страшных Андромеду,
И по заслугам дал монарху-подлецу.
Близки Персею все идеи Мнемосины,
«К добру — с добром», — его учила мать,
Рушил он титул царский Диктису отдать,
А голова Медузы в дар пошла Афине…
Уран прогнал все жертвенные смрады,
Аргос сверкает ярким одеяньем,
Сегодня здесь пройдут соревнованья,
Сразятся воины великие Эллады.
Эриде нету места в этом царстве,
Здесь правит бал отвага и почет,
На пьедестал лишь тот герой взойдет,
Кто почитает разум или братство.
Прогрелся воздух летнею жарой,
Адонис мир в цветах увековечил,
И сам Атлант слегка расслабил плечи,
Увлекшись зрелищной, блестящею игрой.
Вот бегуны на путь выходят смело,
Сигнал — и мчатся, только свист в ушах,
Такая легкость в крепких их ногах,
Что позавидует им даже и Нефела.
А здесь прыжки и вдаль, и выше неба,
Летают, как в лугах пчелиный рой,
Как будто крылья где-то за спиной
Им прицепила царственная Геба.
Диск олимпийцу подан не Пеаном,
Но богатырь готов метнуть скорей,
Мой Бог… да это же… да это же Персей,
Тот самый, что когда-то в море канул.
Размах, рывок, летит снаряд не зря,
Но вдруг в пути меняет направленье,
И на трибуны залетает без сомненья,
И прямо в голову Акрисия царя…
Не разгадать секрет судьбы-всезнайки,
Не удлинить нам отведенный путь,
И замысел Господень не спугнуть,
Какие не придумывай здесь байки….