То, что это была наша вторая наша встреча, не добавило мне решительности. Так же, как в первую нашу встречу, я чувствовал себя неловко в ее обществе.

"Как мальчишка на первом свидании. Японский городовой!".

Секунды молчания для меня мучительно растянулись, пока судорожно перебирал в памяти те слова, которые говорил раньше женщинам, но которые не осмеливался произнести вслух сейчас. Судьба, во второй раз в моей жизни, подарила мне ощущение влюбленности, это странное чувство души. Чем больше я осознавал это, тем больше терялся. Будто прочитав, что твориться в моей душе, она игриво спросила: – Как ты считаешь, я тебе, как женщина, подхожу?

Этот вопрос оказался настолько неожиданным и необычным, что я окончательно растерялся, а вместе с растерянностью пришла злость. Вот чего я не любил, так это моменты растерянности в самом себе.

"Что б ты, чертовка, провалилась со своими каверзными вопросами!".

Но в глубине души я, конечно, не желал этого, сознавая, что это напускное. Своеобразная защитная реакция.

– Да. Наверно, – ответил я, даже не поняв, что сказал.

– Это от души сказано или из вежливости? – продолжала она давить на меня.

За время нашего короткого разговора с ее лица не сходила улыбка, которую, в другое время, я мог бы назвать многообещающей, но сейчас она казалось загадочной. И неожиданно рассмеял-ся, представив себя со стороны; большой, здоровый мужик, запинающийся на каждом слове, словно прыщавый юнец на первом свидании.

– Над чем ты смеешься? – она по детски нетерпеливо заглянула мне в глаза. – Если надо мной, то я обижусь.

"Неловко получилось, – с легкой досадой подумал я.

Но этот смех, как бы то ни было, снял с меня цепи, до этого сковывавшие мой разум и язык.

– Честно говоря, я смеюсь над собой, – признался я с нарочитой ноткой вины в голосе.

– Мне кажется, у тебя не должно быть серьезного повода для смеха. Ну, если только чуть-чуть, – не преминула она уколоть меня.

Я снова насторожился, ожидая очередного подвоха с ее стороны.

– Ты не хочешь пройтись немного вместе со мной?

– Хоть на край света, – шутливо ответил я, почувствовав себя немного легче оттого, что разговор стал развиваться по знакомой мне схеме.

И вдруг отбросив свое игривое настроение, она неожиданно сказала: – Должна признать, ты неплохо вписался в наш мир. Немного ошеломлен, но не более того, что вполне естественно в твоем положении.

Эта резкая перемена в ее настроении заставила почувствовать себя мальчишкой, которым, зрелая женщина, заметив его любовь, крутит, как хочет. Когда захочет, приласкает, когда захочет, оттолкнет. Это чувство, основанное на знаниях взрослого мужчины, помогло мне разорвать прочную нить очарования, суметь стать самим собой, хоть частично. Оно не только отрезвило меня, но и навело на некоторые мысли, вызвав в душе настороженность: – Да не мальчишкой она тебя считает, а мужиком, который как два дня вылез из пещеры. Ей интересна твоя реакция, когда ты, Влад, отойдешь от шока, и начнешь тыкать пальцем по сторонам и спрашивать: "А это что? А это?". Или лапать ее руками, затащив в темный угол. Иначе как понять ее?".

– Милая, ты гоняешь меня по психологическим тестам исходя из простого любопытства или получено такое задание? Составляете психологический портрет? Наверно, да. Конечно, пока он виден только в общих чертах. Может, хочешь конкретных деталей? Тогда давай сделаем так. Мы отправимся ко мне в номер и займемся… э-э, сексом, а потом я расскажу тебе о своих детских ночных страхах. Секс и мои детские воспоминания прекрасно дополнят, как я вижу, уже сложившуюся картину моего внутреннего мира. Ну, так что?

Она напряглась, это было видно, как плотно сжались ее губы, превратившись в две узкие по-лоски.

– Почему ты так решил? Ведь я по своей второй профессии – социолог, а не психолог. И мне не интересен твой внутренний мир, как специалисту. Хотя нет, интересен, но не так… Вернее, просто… любопытен, как женщине.

– Теперь все стало на свои места. Непрофессионализм, вот что тебя подвело. Ты рассчитывала сыграть роль психолога, считая, что пещерный человек, то есть я, ничего не поймет, не дойдет своим тупым умишком. Ты или переоценила себя, или недооценила меня. А, скорее всего, и то и другое.

– Я недооценила тебя, – призналась она, но ноток раскаяния в ее голосе не было абсолютно. – Но я не изучала тебя. Просто мне было интересно, почему ты отметил меня среди всех ос-тальных. Хотела узнать только это. Чисто женское любопытство.

От ее слов веяло такой ребячьей непосредственностью, что я уже не знал, что думать. Или меня продолжают прокачивать на более высоком психологическом уровне или то, что она сказала, правда. Не зная, как отреагировать на ее слова, я просто сказал, что думал: – Ты своим признанием застала меня врасплох. Совсем запутала. Теперь даже не знаю, что о тебе думать.

– Давай не будем мучиться догадками, а просто пойдем дальше. Я знаю одно место, которое, как мне кажется, должно тебе понравиться. Там и поговорим о твоих детских страхах, а если останется время, то и о сексе.

Ее детская непринужденность в недетских вопросах умиляла меня, но в тоже время заставляла настораживаться. Она интересовалась многими аспектами жизни на Земле, но особенно сильно ее интересовали отношения полов на моей планете. Возникавшее время от времени чувство смущения на поставленные "в лоб" вопросы, мои эмоции, мое неоднозначное отношение к ней, как к женщине, все это вместе перемешавшись, затянуло меня в водоворот непосредственного и живого разговора так быстро, что я не заметил, как мы пришли.

Громадный зал, выдержанный в серебристо-черных тонах, поражал своими размерами. Его своды, казалось, уходят куда-то ввысь, где в легком полумраке, смыкаются на недостижимой глазу высоте. Но главное чудо заключалось в другом: в разбросанных по залу множестве фонтанов и фонтанчиков. Между фонтанами стояли столики, за которыми сидели, тихо беседующие, люди различных возрастов. Здесь не было, ни веселых компаний, ни громкой музыки, ни яркой иллюминации, здесь царствовала тишина, прерываемая только легким шумом падающей воды. Каким образом достигался подобный эффект, я даже не стал спрашивать, а принял как факт.

– Тебе нравиться это место? – тихо спросила Лавиния.