Неделя миновала. Потом другая. Нервы у обеих женщин сдали окончательно. И в одно злосчастное утро они обе проснулись с одним и тем же решением - уйти. И сразу почувствовали облегчение. Напрасно мадам Анатолия, словно что-то почуяв, ни на минуту не оставляла их наедине в этот день. Им уже не нужны были слова, чтобы понимать друг друга.

«Милая моя Аленка! - писала вечером Сима. - Я знаю, ты не оставишь Толика, поэтому даже не прошу тебя заботиться о нем. Ты у меня взрослая. Ни в коем случае не вини себя в моей смерти. Ты абсолютно не виновата. Просто у нас с тетей Томой были очень серьезные причины так поступить. Я очень тебя люблю. Будь осторожна. Береги себя. Прощай. Твоя мама».

«Милая Аленка! - писала Тома. - Передай это письмо Толику, когда он вырастет… Милый мой сыночек, я очень тебя люблю…»

Потом, каждая в своей комнате, они проделали одно и то же. Погасили свет. В темноте на ощупь улеглись в постель. Положили на язык по крошечной табле-точке и сделали по глотку воды из стакана. Сима при этом немного пролила на свою прелестную ночную сорочку нежно-бирюзового цвета. И потом они обе провалились в бесконечную черноту.

* * *

…Алла была странное существо. Убийство стало ее второй натурой, точно сидело с рождения в ее крови, но и жажда любви и преданность тоже были ее второй натурой. Быть может, это неосуществленное материнство превратило ее в существо с черно-белым восприятием мира: для людей у нее не было других цветов и оттенков. Либо ненависть, либо любовь. Она либо убивала, либо защищала. Если она любила, ничто не могло ее оттолкнуть. Если она ненавидела, ничто не могло ее остановить. Она любила Симу и Тамару и не смогла бы их убить. Таблетки оказались просто очень хорошим снотворным. Утром они обе проснулись отдохнувшими.

Невозможно описать свирепое злорадство хищника Померанского. Нет, он им не поверил с самого начала. Но удовольствие получил огромное, наблюдая судорожные попытки жертв разжать его мертвую хватку. Потому и не решил «проблему» сразу.

А решение имел под рукой, как оказалось, с самого начала. Но продолжал бы играть и дальше, если б не изменилось что-то там, во внешнем мире, от которого женщины были отрезаны столько месяцев. Что-то там стало нарастать, отчего заметался, почуял опасность этот хищный зверь. И заторопился. Химик стал для него не просто перспективной фигурой. Химик стал необходим. Кто-то грозный и властный упрямо наводил порядок там, за бетонными стенами с навороченной сигнализацией. И теперь уже бежали с кораблей не только крысы, но и крысиные короли.

- Ну, так как, девчушки мои славные, коровы мои старые, будем знакомить дедушку с тетей Аллой? -он впервые назвал Химика по имени, чтобы не осталось сомнений - да, нужна именно она, Алла Волынова, черт бы ее подрал!

Сима и Тамара подавленно молчали, с ужасом ожидая, что сейчас он отдаст приказ привести ребенка. Ни та, ни другая уже не понимали, радоваться им тому, что им на самом деле неизвестно, где Алла и как с ней связаться, или огорчаться. В конце концов, он же не убивать ее собрался. Скорее - нанять на работу!

Померанцев слегка помедлил, с удовольствием наблюдая, как обе женщины с ужасом смотрят на дверь, и подал знак. Сима осела на землю тихо, как осенний лист.

Обморок был настоящий - это подтвердила явившаяся мадам Анатолия, Явилась одна. Померанский посылал только за ней. Толик не был ему нужен вовсе. Вернее, нужен на крайний случай. Если не поможет лекарство, от которого тренированные в спецподразделениях мужики кололись, как котята. Вот если не поможет чудодейственный укольчик, тогда, увы, придется воспользоваться и мальчишкой. Но, скорее всего, укольчика вполне хватит.

* * *

Резкий запах нашатыря привел Симу в чувство. Она с отвращением отвернулась от вонючего куска ваты. Притворяться не имело смысла. Они просто возьмутся за Томку. Она села, оттолкнув руки заботливой медички, попутно оглядев ту с головы до ног - вдруг в кармане у этой красивой холеной гниды припрятан скальпель или что-нибудь такое же подходящее? Хотя прикончить Померанского все равно не успеть - тут же торчит верный Герыч и еще пара двуногих «доберманов». Ну и дура она, Сима, была в своей нелюбви к небольшим статуэткам. Пусть кич, зато какая была бы отличная дубина из бронзовой Венеры! И все же Сима твердо решила устроить потасовку. Стул? Слишком тяжел и массивен. Пепельница? Чугунная, можно здорово швырнуть в голову. Но одной пепельницы мало. Ладно, еще остались зубы и ногти. Сима отодвинулась к краю дивана - якобы подальше от мерзкой медички. На самом деле поближе к пепельнице. Если ее будут убивать, Томка тоже кинется. Может, их и не убьют, но если излупят обеих до беспамятства - поневоле отложат допрос. Сима напружинилась, как кошка перед прыжком…

- При-и-ивет! А что тут происходит?

А вот этого не ждал никто. Особенно сам Померанский, отправивший с утра Алену в салон наводить глянец на и без того цветущую красоту. А эта вздорная дурочка вдруг явилась домой. Не понравилось ей в престижном салоне. Фи, скучно!

«При ней не будет», - с облегчением подумала Сима.

Но видно, слишком мало осталось времени в запасе у старого зверя. Только Химик, про которого так много собрали интересного милицейские трудяги, может успеть решить все проблемы с теми, кого ни в коем случае не должно быть. Иначе каюк старому тигру. Амба! Только этот волшебник, вернее, волшебница еще может помочь. Если, конечно, захочет. Еще как захочет! Никуда не денется.

Померанский соображал, как поскорее сплавить куда-нибудь глупышку Алену. Ну не при ней же продолжать допрос. Но Сима, поняв, что он задумал, внезапно бросилась к дочери:

- Аленка, он хочет, чтобы мы отдали ему тетю Аллу! Это чудовище! Готов пытать нас или даже Толика!

- Тольку пытать никому не дам! -безмятежно заявила красавица. - Папусь, это правда?

Померанский соображал, как ему выкрутиться. Алена сморщилась и капризно затянула:

- На фига тебе тетя Алла? Она ж еще пострашнее этих двух старых клюшек?

- Милая моя, мне просто нужна ее помощь, -негодяй решил сыграть на жалости. - Если я не выполню условия одного страшного мерзавца - мне конец. Причем во всех смыслах. Меня убьют.

Аленка вытаращила красивые глазки. Потом вздернула плечики и топнула ногой:

- Ма-а-ам! Ты что, дура! Дядь Лешу убьют, а ты кочевряжишься! Не убудет с теть Аллы!

Напрасно Сима пыталась втолковать дочери, что все это ложь и гнусная интрига. Девчонка оказалась словно отравлена. Надо спасти «папусика», и наплевать на все!

- Хрен с вами! -внезапно произнесла Тома. - Колите вашу сыворотку, сволочи! Мне первой колите.

И ей вкололи…

Такого забористого мата отродясь не слыхивали ни Померанский, ни «доберманы», ни Сима. И это было все, чего они добились от Тамары. Все горе и отчаяние, терзавшее ее эти месяцы, вылилось в это виртуозное выступление. Про Аллу она не сказала ни слова.

- Все, -сказала мадам Анатолия, щупая пульс у Тамары, которая лежала на диване, совершенно обессиленная. - Время истекло. Действие препарата кончилось. Ну и организм у этой жирной суки!

Сима все еще не верила, что дочь позволит вколоть сыворотку и ей. Зря надеялась. Ее скрутили с трудом, потому что зубы, ногти и пепельницу она яростно пустила в ход. Ей было страшно жаль, что главное оружие - пепельница пропала зря. Один из «доберманов» успел заслонить собой босса и получил рассечение брови, но Померанского от увечья спас. Мадам Анатолия со своей злорадной улыбочкой нависла над ней. Игла, впившись во вздувшуюся от напряжения вену, причинила ей ужасную боль. А дальше… ничего не произошло. Сима лежала на спине, смотрела в потолок. Потом вспомнила, как в школе, в четвертом классе, симулировала приступ аппендицита, чтобы не попасть на контрольную. И свой ужас, когда в маленькой поселковой больничке ее начали готовить к операции, не веря на слово, что все уже прошло. Ей стало смешно. Причем с каждым мгновением все смешнее. От хохота в животе было чудовищно больно, а она все смеялась…

* * *

- И это все?!

Он был даже не разочарован. Опустошен, как они обе. Мадам Анатолия молча пожала плечами - железные бабы, что она может поделать? Его терпение кончилось.

- Мое терпение кончилось, -отчеканил мучитель. - Вы сами виноваты. Тащите крысеныша.

Услышав такое, Алена, спокойно наблюдавшая пытку матери, вскочила со стула.

- Ну уж нет! Тольку мучить не дам! -заявила она.

- Аленушка, сердце мое, другого способа нет, -заскрипел Померанский. - Выбирай, или я - или мальчишка!

- Способ есть! -в эту минуту девушка вдруг стала удивительно похожа на мать - маленькая несгибаемая воительница.

- Так не скажете, где тетя Алла? -обернулась она к матери и Тамаре.

- Мы не знаем, -тихо сказала Тома, а Сима просто обреченно помотала головой.

- Отлично! Смотрите все! -воскликнула девушка, шагнула к столу и схватила пузырек с нашатырным спиртом, забытый Анатолией, когда та приводила в чувство Симу. В одно мгновение девушка сорвала пробку и опрокинула в рот все содержимое.

- Не-е-ет! -Сима взревела, как раненая тигрица. «Доберманы» лишь по инерции удерживали ее, рвущуюся к дочери, в оцепенелых руках.

- Девочка! Девочка! -лепетал любвеобильный мерзавец, простирая к отчаянной руки. И Алена шагнула… не к матери, а к нему. Сима даже перестала биться в руках охранников, так поразило ее это движение дочери. Вот девушка вошла в распахнутые объятия, обняла руками дряблую морщинистую шею, подняла лицо и коснулась нежной щекой окисшей седой щетины… И вдруг с силой вдула все, что было у нее во рту, в ноздри старого бандита!

…Мадам Анатолия отпаивала девушку молоком. Та отплевывалась и то и дело с шумом выдыхала воздух из груди. А «доберманы» и страшный Герыч даже не переменили спокойно-каменных поз, точно не их хозяин, которому они служили много лет, подыхал на наборном паркете в страшных корчах от удушья. Как будто никому, кроме Симы и Томы, в этой комнате и дела не было до синюшного отходящего Померанцева.

* * *

- Тетя Алла, ты гений! -победно изрекла Алена, осторожно отирая распухшие губы.

- И незачем было тебе делать это самой! Всю слизистую же обожгла! Сумасшедшая! -сердито ворчала «Анатолия».

- Знаю. Но очень хотелось попробовать. Сдох?

«Анатолия» наклонилась к затихшему негодяю, потрогала шею:

- Готов, сволочь.

- Ты -гений! - повторила Алена со своей безмятежной улыбкой. - Я тебя обожаю.

- Все просто, ничего гениального, -проворчала «Анатолия», но уже с довольными нотками в голосе. - Пары аммиака. В них все дело. Бронхи сжимаются. И если впрыснуть в нос, то от запаха избавиться невозможно. Конечно, кто поздоровее, тот прочихается, но только не этот мозгляк. Шок от удушья, и сердце не выдержало.

- Герыч, правда теть Алла у нас гений? -промурлыкала Алена, оборачиваясь к самому опасному после Померанцева хищнику.

Сима с ужасом ждала, что сейчас этот зверь очнется, кинется и убьет ее дочь. Но тот вдруг преданно улыбнулся щелеобразной пастью и покорно наклонил голову, с нежностью глядя на юную разбойницу.

- Герыч, лапочка, убери эту ПАКОСТЬ, -приказала наглая девчонка.

И «доберманы», повинуясь короткому жесту своего главаря, покорно поволокли куда-то бренные останки своего былого владыки.

- Ну-ну-ну! Не фиг симулянить, девицы, ничего с вами от глюкозы с витамином «це» приключиться не могло, -ворчала «мадам Анатолия» - красивая шатенка с гладким лицом Моны Лизы и голосом и глазами Аллы, усаживая обмякших женщин рядышком на диване.

Вернулась Алена, спровадившая «доберманов». За спиной у нее все так же сомнамбулически маячил страшный Герыч. Маячил с самым преданным видом! Да что же это такое? Сон?…

- Мам, ты жива?

- Доченька, -Сима от пережитого была так слаба, что могла говорить только шепотом. - Ты его убила! Что теперь будет?

- Все отлично будет, мама, -совершенно спокойно ответила дочь. - Старый пень был не глуп, но одного не учел. Подчиняться красивой умной женщине гораздо приятнее, чем выжившему из ума старому хрену, которому неизвестно что стукнет в башку в следующую минуту. Верно, Герыч? - обернулась она к церберу, и тот в который раз послушно кивнул.

- К тому же, -многозначительно подмигнула она матери и Тамаре, - тетя Алла действительно гений.

Но ни та, ни другая все никак не могли взять в толк, при чем тут тетя Алла? И почему Алена так называет кошмарную мадам Анатолию? И почему та смотрит и говорит точь-в-точь как Алла?

* * *

Похороны Померанского были помпезные и «приличные». В крематории красавица-вдова у гроба усиленно проливала слезы. Рядом с ней с каменным лицом стояла невыразимо элегантная падчерица, тоже вся в черном, даже в перчатках на маленьких руках. Глаз девушки невозможно было разглядеть за непроницаемо черными очками. Белокурые волосы были упрятаны под черным шелковым платком. Кашемировый свитер с высоким воротом укутывал ее до подбородка. Белело только лицо с чеканными чертами. Отчего исходило это ощущение силы и власти? Быть может, от ее длинного плаща из тончайшей черной кожи? Или виноваты были ее чуть странноватые духи?

Вот к женщинам приблизился верный помощник покойного - Герыч. Наклонился к уху младшей.

- Пора, Алена АЛЕКСЕЕВНА! -сказал он таким громким шепотом, что было слышно по всему залу. Приглашенные пришли в изумление. Алексеевна? А ведь никто прежде и не задумывался, каково у этой девчонки отчество.

Девушка с достоинством кивнула и шагнула к гробу.

- Прощай, ПАПА! -громко сказала она, и снова по залу полетел шепоток изумления. А некоторые сведущие в толпе провожавших.в последний путь оказались точно осведомлены: двадцать лет скрывал покойник свою единственную любовь - Симочку. И фамилию ей дал не свою - не мог, но родственную - Алешина. И дочь свою родную скрывал от всех двадцать лет. Таковы они - блатные законы. В последние годы сердцем был нездоров. От него и помер. Когда узнал, что дни сочтены, тогда и решился - явил на свет семью. То-то дураки-газетчики купились: магнат падчерицу соблазнил, скандал! А покойник-то - пошутить любил, то-то веселился, что дочь за любовницу принимают.

- Нет, такие девушки в любовницах не ходят. Такая зарежет -не чихнет.

- Ей и нож не нужен, зубами пополам перекусит!

- Такая же акула, как папенька. По роже видно.

- Яблочко от яблоньки! Стерва!

- А вдова-то как убивается! Да-а-а… Уж эта-то видно, что любила…

- Ничего. С таким наследством быстро утешится!

Сима слышала все эти разговоры. Слезы действительно текли у нее ручьем. Потому что думала она о бедной Ирине. Только утром преданный Алене Герыч доложил ей, что нашел наконец Ирину Шибанову. Никому из них троих - Симе, Тамаре, Алле, захваченных собственными судьбами, и в голову не пришло вспомнить, что жизнь Толику спасла какая-то женщина. Ирина ушла, как и жила, никем не замеченной. Никто так и не смог сказать им, сразу она погибла или еще какое-то время была жива.