Вынырнуть из сна невыносимо и тяжко – его липкие лапы уже который час возвращают обратно. Вязкая темная сущность, вызывающая ужас. Только животный ужас и желание чтобы все прекратилось, сгорело без остатка. Даже убежать потребности не возникало. Не было веры в то, что это удастся. А если веры нет, зачем пытаться?

Еще несколько дней назад попытка такого рода могла бы увенчаться успехом. Но только не сегодня. Ушли силы, а с ними и воля к жизни. А значит, ну его все, к чертям собачьим! Пусть Пустота своими черными лапами заберет меня, давно ведь за мной охотиться. В каждом сне, в каждом вдохе, в каждом движении чувствуется ее присутствие – тягостное, тягучее, тисками сжимающее время, не давая очнуться и оторваться, не оставляя надежды на благополучный исход.

То есть время пришло. Время возвращаться туда – в точку отсчета, в Начало из которого все возникает и в котором все исчезает без следа – в Пустоту.

Она хитрая тварь. Она может притворяться целебной, заманивая неудачников, жаждущих забвения. Им она показывается во всей красе, они идут на ее зов, еще и радуются, глупцы.

Но я-то знаю, какова она на самом деле – она губительна и вездесуща. Лишь на жизнь можно получить отсрочку, а потом госпожа Пустота все равно возвращает беженцев обратно.

Это она распустила слухи о Вечной жизни, для того, чтобы нам, наивным, было не страшно. Чтобы мы не бежали сломя голову, едва завидев кончик ее черной мантии. Она конечно итак, в конце концов, получает все что хочет, но ей приятнее, если мы сами ищем приюта в ее объятиях. И к ее услугам всегда такие как мы – слабые, беспомощные создания.

Но я, пожалуй, еще посражаюсь.

Минутная слабость прошла и я снова готов к бою. К одному из многих выигранных до этого, и одному проигранному лишь один раз в будущем. Сейчас для меня главное выскользнуть из ее цепких объятий, протиснуться наружу. Туда – в мир, полный света, красок, чувств и многого еще, чего нельзя вспомнить за одну секунду. Собрать воедино самого себя, взрастить в себе упорство рождающегося младенца, любовь к жизни умирающего в расцвете сил человека, желание узника покинуть пределы собственной тюрьмы, безграничное стремление ростка, прорывающего камни для того, чтобы увидеть солнечный свет.

Только этот внутренний коктейль может вытянуть меня из моего кошмара.

Один вдох, один удар сердца – только эту паузу я могу себе позволить. Только эту секунду, чтобы собраться и накопить сил. Больше – ни-ни – это чревато тем, что я застряну в Пустоте как муха в паутине и тогда вряд ли уже смогу выбраться. Одна эта мысль мобилизирует меня лучше, чем пинок божественного ботинка, которого, по правде, ждать нет смысла – сам, все сам. Как всегда. Поэтому, набрав полные легкие воздуха, одним волевым усилием, с диким утробным животным криком, разрываю вязкую сеть и просыпаюсь.

Открываю глаза и сажусь, прикрывая ладонью глаза от яркого света. Голова невыносимо тяжелая, руки дрожат, ноги как ватные – в общем, полный набор приятных ощущений только что проснувшегося человека, сбросившего с себя ночной кошмар как рваный плащ, пугавший прохожих. Но главное, что я все-таки до сих пор живой. И относительно здоровый, что тоже немаловажно.

Теперь бы еще вспомнить в который раз как забыть ночную битву, как не сдаваться и не поддаваться зову Пустоты для того, чтобы найти в себе силы быть счастливым. Дальше. Всегда. До последнего вздоха, после которого я буду целиком и навечно в ее власти. Заполнять свою жизнь событиями и эмоциями. Каждое утро забывать и каждый раз оттягивать ночное сражение до последнего. Засыпать только тогда, когда найдется веская причина проснуться следующим утром. И даже после нахождения этого призрачного якоря, возвращающего к жизни, не засыпать еще некоторое время. Тогда усталость становиться сильнее страха не проснуться однажды утром – это и есть фирменный рецепт имени меня любимого.

Покамест сонная одурь стекает с меня как живое желеобразное существо, комната постепенно начинает приобретать привычные очертания, согревая сердце обыденностью пейзажа и охлаждая разгоряченный беспокойным сном лоб. Мне требуется несколько минут глубоких медленных вдохов-выдохов для того, чтобы окончательно прийти в себя и, наконец, обрадоваться окончанию очередной одиссеи и мягким солнечным лучам, проникающим сквозь занавеску, отчего каждый предмет, находящийся в моей берлоге, светится, словно сам по себе. И только тогда я покидаю собственное поле битвы даже не оглянувшись.

Контрастный душ – лекарство от многих бед. А если после него, не вытираясь, натянуть на себя что под руку попадется и выйти на балкон, а потом стоять раскинув руки, впитывая в себя животворную энергию солнца, то и вовсе – панацея. Во всяком случае, для меня.

Позже, методично выполнив реабилитационную программу собственного сочинения, я все-таки нахожу в себе силы выйти на улицу.

Иной раз мне удается превратить день в собственную индивидуальную Бесконечность и есть надежда, что удастся и сегодня. Лишь бы не возвращаться назад – в объятия ночной горгульи.

Сперва решаю выпить кофе в небольшом ресторанчике на углу, стилизованном под французскую средневековую таверну. В нем тихо и уютно, пахнет горячим шоколадом, свежими булочками и деревенской мебелью. Волна необычайно приятных ощущений буквально накрывает меня с головой. Я сливаюсь с воздухом, пропитанным воспоминаниями о счастливом детстве и бабушкиных теплых руках. Я прямо физически ощущаю, как радость проникает в каждую клеточку моего организма как тогда, когда я был ребенком. Словно не было тридцати лет скитаний, и я все там же, в деревянном бабушкином доме, в котором я пробуждался каждое летнее утро от первых солнечных лучей, приносящих с собой запах луговых цветов и парного молока. Бабуля уходила в поле, оставив мне кувшин молока и еще теплую буханку хлеба. А я, пробегав целый день босиком по черной рыхлой земле, похожий на трубочиста, прибегал домой, заключал ее в объятья, уткнувшись носом в ее халат. Втягивал конопатым носом запах родного тела и сухих колосьев, а вместе с ним покой и защищенность, которым был пропитан весь бабушкин дом. И никого не было безмятежней и счастливей меня в те дни. Вспоминаю все это одной яркой вспышкой, которая милосердно соглашается подождать, пока я буду готов расстаться с ощущением радости и беззаботности. И только насытившись положительными эмоциями возвращаюсь туда, где я, собственно, и находился эти несколько бесконечных минут, то есть за столик с чашкой остывшего кофе.Некоторое время мне даже не приходится напрягаться, чтобы оставаться безмятежным и счастливым ребенком. Я вдыхаю воздух полупустого зала, в котором кухонные ароматы перемешаны с воспоминаниями о давно покинувших этот зал посетителей. Тех, которые бывают здесь часто и тех, кто зашел минувшим вечером, случайно пробегая мимо, и больше не вернется сюда, потому что живет на другом конце города или вовсе в другом государстве. Наверняка среди них были не самые худшие представители человеческого рода – слишком уж легко здесь дышится, слишком спокойно (где-то даже лениво) передвигаются тени на стенах, выкрашенных в песочно-золотистый цвет.Похоже и Время в этом месте уходит в бессрочный отпуск, махнув на прощание чемоданом несбывшихся событий. Да и к лучшему, если честно! Должны же быть в шумном городе пристани – промежуточные станции «между-между»: между поздним совещанием и детьми, которые словно обезьянки виснут на отце, вернувшемся с работы; между подготовкой к экзамену и свиданием с однокурсником; между шумным спором с мужем и пылким примирением; между окончанием одного заказа и взятием на себя новых обязательств… Таких «между-между» можно придумать великое множество. Главное, чтобы путь от одного события к другому сопровождался несколькими минутами одиночества, мыслями, которые ведомы лишь самому путнику и чашкой великолепного эспрессо или тягучего горячего шоколада перед тем, как…Вот и я, насладившись своим «между-между», все-таки решаю продолжить странствие и, расплатившись, выхожу из кафе в пыльный июньский мегаполис.

Мне, в общем-то, все равно в какую сторону идти, но мое внимание привлекает тенистый парк, заботливо укрытый от чужих глаз нежно-белыми березами. Пересекая улицу, вхожу в это царство свежего воздуха и покоя. На одной из деревянных скамеек целуется влюбленная пара. Они настолько поглощены друг другом, что не замечают ничего вокруг. Две высохшие старушки, проходя мимо, осуждающе перешептываются, глядя на молодых. А я присаживаюсь неподалеку и наблюдаю. Постепенно их переживания передаются и мне. Я всем телом ощущаю и сильное возбуждение, охватившее парня и бесконечную нежность его подруги. Я, как и он, еле сдерживаю себя, боясь ненароком испугать девушку его (своим) напором. И как она готов подарить любимому все тепло молодого тела, вместе с жизнью и свободой, страшась и одновременно желая близости с ним…Их чувства двумя бурными реками сливаются и проникают в меня. Несколько долгих секунд я полностью слит с ними. Но не с ними как с людьми, а с ними – как источниками безмерной энергии любви, невидимой нитью связанной с первоначальной первородной энергией Мироздания.Искупавшись в их настроении, начувствовавшись и насладившись, ухожу прочь пока мое пристальное внимание к любвеобильной паре не замечено каким-нибудь бдительным прохожим. Пока оттиск чужой любви все еще наполняет мое сердце неслышными песнями и невидимыми цветами. Я не иду, а буквально лечу по парковой дороге, устланной тополиным пухом. Как будто по облакам бежишь, честное слово! Белые невесомые перышки разлетаются от прикосновения моих ботинок, но тут же мягко опускаются на землю. А я все еще бесстыдно молод и влюблен.Но, к сожалению, это пройдет раньше, чем я дойду до конца аллеи. Украденное счастье постепенно испаряется и исчезает в пряном летнем воздухе. Чужая любовь, словно бабочка, долю секунды радует меня, а потом – фьють, словно и не было никогда. Поэтому мое странствие не должно прекращаться, иначе в один злосчастный день Пустоте все-таки удастся уговорить мою выпотрошенную чужими эмоциями душонку покинуть тело. И все, кранты, меня больше не будет! Меня итак уже почти нет – только чужие ощущения, дающие силу в ночных сражениях, между которыми нет ничего кроме одиночества и страха.Посему, господа хорошие, show must go on!

Сажусь в полупустой автобус и еду в направлении Голубых Озер. Это почти на окраине города. Сейчас там наверняка полно народу – для меня это неиссякаемый источник новых впечатлений. Вижу девушку, задумчиво забившуюся в сидение на заднем ряду автобусных кресел. Так умирающее животное создает себе нору, чтобы спокойно покинуть этот мир. Невольно, сам не зная зачем, читаю ее переживания как открытую книгу: «…Нет ничего прекраснее и мучительнее пропасти отделяющей один взгляд от другого, слово от слова, касания от касания. Между фразой сказанной ненароком и взглядом брошенном впопыхах. Когда уже не ждешь и не надеешься, но внезапно другой человек подводит тебя к краю этой пропасти, оставаясь сам на другом ее конце.Сближение грозит падением и неизвестностью. Отторжение – бесконечным страданием и поиском равноценной замены, которой нет в природе. Из лабиринта, в центре которого находиться эта пропасть шириной в две наших жизни, нет выхода – ни малейшего намека на него. Вот и мечись в поисках оного, пока сил достает. Пока чувства, вызванные долгим одиночеством и воображением, не устанут безнадежно блуждать по краю изголодавшейся ямы и не исчезнут. Или пока ты сама не исчезнешь в собственноручно созданной ловушке. Вот такая чехарда…