Бедная Анжела, это ж надо было додуматься так пугать ее! А еще мир собрался спасать, олух царя небесного! Нельзя принимать решение жить другому человеку или нет только потому, что тебе твое решение кажется обоснованным! Будет мне наука, за мою самоуверенность.

С тех пор как я встретил Учителя я многое узнал: изучал руническое письмо, читая Каруну, и мистическое значение чисел; продирался сквозь дебри русских сказок, познавая их сокровенный смысл и находя послания, которые предки передавали в них нам, своим наследникам; закалял свое тело; изучил массу древних магических практик, познал множество миров – я многое умею теперь, но полученные знания, по-видимому, не прибавили мне человечности. Я считал себя выше других, забывая о том, что любой человек, встречающийся на моем пути – прежде всего – еще один мой Учитель!

Вот и Анжела сегодня многому научила меня: нельзя в одиночку нести ответственность за спасение мира – его нужно спасать руками тех, кто будет жить в нем в будущем! Но все это сейчас бесполезная лирика. Нам предстоит более увлекательное занятие – идти тропами будущих событий, смотря на них глазами мальчика Глеба. Может быть тогда ситуация с вирусом ВН 902 проясниться полностью!

– У меня появилось несколько вопросов, – спрашиваю Идмона чтобы вывести его из состояния ненужной задумчивости. – Во-первых, как Павлуша познакомиться с Глебом? Когда мы их видели перед Красным корпусом Университета, не похоже было что они знакомы первый день. Во-вторых, почему Глеб решил учиться на том же факультете, что и Павлуша и как получилось, что они попали работать в одну и ту же лабораторию? Возможно, изначально все затевалось именно для этого? И почему мой сын так настойчиво добивался поступления именно на факультет микробиологии? Идмон, мы можем как-то разобраться во всем этом? – Конечно. Мы просто обязаны разобраться.– И…– Первым делом, Анжела, мы будем разбираться с жизнью Глеба. Не исключено, что в итоге найдутся ответы на все Ваши вопросы.Для того, чтобы найти точку отсчета – день, с которого все началось Идмон решил идти от момента столкновения Павлуши с машиной Глеба. Он так мне об этом и сказал:– Нам предстоит долгий путь Анжела. Мы будем проходить судьбу Глеба день за днем и в обратном направлении. Рано или поздно мы найдем лишь одно событие, одну минуту, после которой изменить что-либо стало уже невозможно.– А Павлуша будет спать? Он очень беспокоиться, когда остается один в комнате…– Да, не волнуйтесь! Берите меня за руку, идемте!..Теперь я могу не бояться за жизнь сына. Идмон в один момент стал каким-то другим – более живым что ли? – сложно сформулировать. Вот и хорошо – мы могли бы стать друзьями, если бы до этого момента я постоянно не чувствовала опасность, исходящую от него. Но сейчас все стало по-другому: мы, скорее союзники, чем враги – и мне такая постановка вопроса нравиться. Я уверена, что благодаря его способностям и моему желанию мы найдем способ избежать эпидемии!Знакомая картина – желтая иномарка; на мостовой возле приоткрытого портфеля сидит Павел, обхватив голову руками. Я вижу, что мой сын в отчаянии. Вирус, как я понимаю, передается воздушно-капельным путем и значит, эпидемия неизбежна – и Павлуша знает об этом. Он весь как-то съежился и выглядит совсем как маленький ребенок только что разбивший китайскую вазу эпохи Минь, к которой родители строго-настрого запретили подходить – как-то так, только еще более разбитым и виноватым.Из машины, немного пошатываясь, выходит Глеб и присаживается рядом с сыном на тротуар. По его лицу струиться пот, глаза лихорадочно блестят, щеки неестественно красные – видно, что он очень болен.– Как ты здесь оказался? – вяло спрашивает его Паша. Он не смотрит на друга, а как-то по детски не отрывает глаз от своих легких полуботинок.– Зачем ты вынес пробирку из лаборатории? – хрипло отзывается Глеб. – Со мной уже все кончено, ты ничего не сможешь изменить.– Смог бы, наверное, если бы не…– Ты что ее разбил, когда упал? – перебил его Глеб и в его глазах вспыхнул настоящий ужас. Павел не ответил, только молча кивнул. – Господи, что же теперь будет?..– Я не знаю…– Мы еще можем что-нибудь изменить?Мой сын только отрицательно помотал головой в ответ.– Даже если изолировать нас с тобой… по этой улице ходит столько народу… Посмотри! Пару секунд назад мимо прошло две женщины; вон мужчина с бутылкой пива на противоположной стороне улицы, а за нашей спиной два подростка курят и хихикают над тем, что два взрослых мужика сидят на асфальте словно бомжи… Минимум пять человек уже заболело. Не считая тех, кто находиться недалеко и вдыхает зараженный воздух. Чувствуешь, какой сильный ветер! Через несколько дней полгорода заболеет. Мы не успеем ничего сделать… Господи спаси… – по щекам Павла потекли слезы, наверное, первые за всю его взрослую жизнь. Он даже сейчас, когда маленький, почти не плачет. Только если остается один.– Я не могу больше смотреть на это, – обратилась я к Идмону. – Пойдем дальше?– Хорошо. Надо посмотреть как получилось, что Глеб заболел. Подозреваю что это тот же самый вирус, значит что-то должно было случиться в лаборатории… Нам нужно вернуться на один день назад… Поехали!

Вечер. В лаборатории находятся только Павел с Глебом. Они что-то увлеченно обсуждают полушепотом. Рядом с ними включенный компьютер, на экране которого какие-то странные формулы и схемы. Спустя несколько минут Павлуша поднимается: – Глебка, мне пора. Меня Катюшка уже минут десять дожидается.– Иди. Еще полчасика и я тоже пойду.Павлуша снимает белый халат, накидывает куртку и уходит, а Глеб возвращается к своим исследованиям: первым делом он надевает резиновые перчатки и медицинскую маску, затем он достает из стеклянного шкафа пробирку и направляется к электронному микроскопу. Я вижу на его халате бейджик, на котором написано: «Красько Глеб Юрьевич – научный сотрудник лаборатории вирусологии, НИИ микробиологии…» Затем он аккуратно откручивает прорезиненную крышку пробирки и махонькой пипеткой набирает из нее каплю жидкости, которую отправляет на плоское стекло и вставляет в микроскоп. Затем осторожно закрывает крышку пробирки, относит ее в шкаф и садиться обратно за стол. Несколько минут он внимательно изучает что-то в микроскопе.– Это невероятно! Он снова мутировал!.. Как такое может быть?.. – Глеб очень удивлен. Видимо он не ожидал такого поворота событий.– Я не понимаю, – шепнула я Идмону. – Что-то не так?Мой вопрос остался без ответа – юноша поднялся, вынул стекло из микроскопа и направился к умывальнику, чтобы обмыть его. Но не успел – раздался звонок мобильного. Глеб испуганно дернулся – немудрено: пустое помещение, поздний вечер и неожиданные резкие аккорды виолончелей «Апокалиптики» – со мной на его месте апоплексический удар мог бы случиться. Он нажимает на кнопку принятия вызова.О господи!..На пальце Глеба ясно виден надрез в перчатке, из которого начинает сочиться кровь, но он этого не замечает и все еще разговаривает по телефону, держа между большим и указательным пальцем стекло, об угол которого он порезался!– Невероятно, – обращаюсь к Идмону. – Получается, Глеб заразился этим вирусом – как там его? – ВН 902! Павел хотел попытаться вылечить Глеба, действовать надо было быстро (скорее всего, у вируса короткий инкубационный период), поэтому он вынес из лаборатории пробирку. Вот это номер!– Все ясно, – отвечает он. – Теперь вернемся на день назад.– Подождите, Идмон! Я понимаю, Павлуша хотел попытаться вылечить Глеба, но зачем он вынес вирус из лаборатории? Он же не дома собирался его изучать!Действительно, зачем?..Наверное, мы что-то упустили.– Интересно, Идмон, а Павел никому кроме Глеба не звонил, перед тем как вынести пробирку? Возможно, мы появились поздно и чего-нибудь не увидели?– Попробуем вернуться? – ответил Идмон вопросом на вопрос.– Да, только не в тот момент, когда он достал пробирку из шкафа, а, скажем, на полчаса – час раньше. Это возможно?– Почему бы и нет, – пожав плечами, ответил Идмон. – Я не могу подчинить Судьбу своим желаниям – она слишком горда и независима, но я могу заставить Время открыть свои тайны…После своего задумчивого речитатива Идмон выполнил мою просьбу – не прошло и доли секунды, как картинка перед нашими глазами немного изменилась.В помещении было пусто, как и тогда, когда мы первый раз сюда попали. Павлуша нервно ходил из угла в угол и о чем-то напряженно размышлял. Время от времени он поднимал глаза к потолку и резко выдыхал, словно что-то решив, но затем отрицательно мотал головой, будто не соглашаясь со своим внутренним диалогом, и начинал метания в полупустом пространстве заново. Кроме его шагов, которые отдавались глухим эхом, было слышно только биение его сердца. Правда-правда!Бедный мой ребенок, смотреть невозможно как он мучается!Еще около пяти минут Павлуша метался туда-сюда, но вдруг резко кинулся к столу, на котором лежал его сотовый.– Справочная, можно телефон приемной Правительственного исследовательского центра «Штамм»? – сказал он, нажав несколько кнопок.– Ага, записываю… Спасибо.Затем Павлуша набрал еще один номер:– Могу я поговорить с профессором Скрипченко?.. Ушел?.. Можно мне его сотовый?… А домашний?… Поймите, речь идет о жизни и смерти! Дайте хотя бы адрес! Угу. Спасибо. До свидания!– Кто такой этот профессор Скрипченко, – спросила я Идмона.– Не знаю.– А как узнать?– Можно вернуться домой, прозвонить эту организацию, если она существует в наше время, конечно, и выяснить.– Отлично, ведите!..

Беру Анжелу за руку. Она пребывает в несколько лихорадочном возбуждении от тех событий, свидетелями которых мы стали. Не мудрено! После того как я перемещаю ее на кухню, она пулей летит в комнату, а затем так же стремительно возвращается обратно с ноутбуком и беспроводным модемом в руках. Затем она что-то долго ищет в Интернете, ругается время от времени и вскоре поворачивает ко мне экран: – Никаких правительственных организаций «Штамм» нет и в помине. Но я нашла данные о частной лаборатории с одноименным названием. Кажется, они занимаются исследованиями штаммов гриппа и практикуют вакцинацию от птичьего и свиного типа этого вируса.Кстати вакцину они разработали сами – вот объявление о проведении профилактических прививок и телефон.– Звоните, Анжела!– Сейчас. – Она берет трубку от радиотелефона и набирает номер, указанный в объявлении. – Можно мне профессора Скрипченко? – спрашивает невидимого собеседника. Затем она задумчиво опускает телефон на стол:– Они не знают никакого профессора Скрипченко, Идмон, – сказал она растерянно. – Предложили поговорить с каким-то кандидатом медицинских наук Красько Юрием Никифоровичем.Хм… Красько Юрий Никифорович.– Анжела, а Вам не кажется эта фамилия знакомой?– Нет.– А я вот, кажется, где-то ее слышал, или видел, или… – внезапно на меня словно озарение находит, – Анжела, это же отец Глеба!– Отец?..– Да! Помните, что было написано у Глеба на бейджике – Красько Глеб Юрьевич! А Юрий Никифорович Красько – это его отец!– И что из этого следует? – Анжела все еще растеряна. Да и я тоже не в лучшей форме, если честно.– Не знаю. Может быть, Павел звонил в эту организацию, чтобы поговорить с ним?– Тогда почему он спросил профессора Скрипченко, а не…– Не знаю. Вероятно, отца Глеба не было в тот момент в городе, и Павел знал об этом?.. В конце концов, господин Скрипченко мог гораздо позже появиться в этой организации, чем отец Глеба – этим и объясняется тот факт, что в «Штамме» его знать не знают. И возможно это произошло уже тогда, когда среднестатистическая частная лаборатория приобрела статус правительственной организации… Все возможно.– И что теперь делать? – спросила меня Анжела.Ну, что я могу ей ответить? Что я сам не знаю? Она ведь не этого ждет.– Нам надо попасть к Глебу домой. Посмотреть на его отца. Когда я увижу его, тогда мы можем попробовать выяснить, почему Павел звонил профессору Скрипченко вместо того, чтобы сразу связаться с его отцом…Беру Анжелу за руку. Мысленно представляю себе лицо Глеба и прошу Великую Богиню на понятном ей древнем языке переместить меня туда, где живет этот мальчик, и спустя мгновение мы с Анжелой оказываемся в незнакомой квартире.