– Можно попробовать переместиться в день, в который хоронили отца Глеба, – говорит мне Идмон выдержав долгую паузу, во время которой я пыталась осмыслить все то, что он мне рассказал. – Тогда мы сможем узнать что послужило причиной его смерти. Это наша единственная зацепка на данный момент.

– Вы правы, Идмон, – отвечаю. – Нам для этого надо узнать дату смерти?

– Нет, время понятие весьма относительное – мы же до сих пор бродили вслепую, потому что знали, какой именно момент хотим увидеть. Это тот же самый случай. Берите меня за руку, нам пора!

Обжигаюсь руной, начертанной на руке моего проводника и, вдохнуть не успев, мы возвращаемся в квартиру Глеба.

Грустная картина…

Занавешенные зеркала, люди в черных одеждах, отец Глеба, лежащий в деревянном гробу, оббитом красно-черным шелком. Возле гроба на коленях рыдает женщина, я узнаю в ней остатки молодой и веселой девушки с семейных фотографий в книжном шкафу.

Самого Глеба не видно, его нет в этой комнате. Интересно почему?..

От нечего делать подхожу к окну и вижу, что на лавочке возле подъезда сидят два юноши – Глеб и… Павел. Дергаю Идмона за рукав, кивнув в сторону окна. Он подходит, без лишних слов берет меня за руку, и мы уже не в квартире, а рядом со скамейкой, где в тягучем (почти ощутимом) молчании сидят мальчики.

Глеб выглядит потерянным. Он бледен и это особенно заметно в контрасте с черной рубашкой и брюками. Павлуша, как я вижу, не знает как утешить своего друга, поэтому молчит, изредка, похлопывая друга по плечу и прерывая молчание одной и той же фразой «Крепись, дружище!». Глеб ему в ответ только молча кивает и отворачивается, чтобы скрыть слезы, которые все равно текут, не смотря на убеждение юноши, что взрослые мужики не должны плакать.

У меня разрывается сердце от этой картины. Не дай Бог пережить смерть родителей, а особенно в таком юном возрасте, ведь по идее мальчики наши еще даже школу не закончили.

– Как это случилось? – спрашивает мой сын, обращаясь к Глебу.

– Не знаю, – вяло отзывается тот.

– Может быть, наверх пойдем? – Павлуша решил, видимо, разговорить друга. Знает уже, что молчание в такой ситуации еще хуже, чем бесполезные разговоры.

– Его вынесут сейчас, – тяжело вздохнув, отвечает Глеб.

– Но все-таки, как это случилось? Он болел чем-нибудь?

– Болел. Только болезнь какая-то обычная, вроде гриппа. Мама даже врача сперва не вызывала – папа запретил. Сказал – само пройдет через два дня, но через сутки его уже не стало.

– Как такое может быть? – Павлуша был явно удивлен, впрочем, как и мы с Идмоном.

– Не знаю. Он кашлял, на горло жаловался, у него немного болел живот, потом резко поднялась температура – до сорока скаканула – и через два часа его не стало. До нас даже скорая не успела доехать.

– Что же это за грипп такой странный?

– Откуда я знаю, Пашка! Ты мне такие вопросы задаешь, честное слово!

– Прости дружище, просто все это странно, тебе не кажется?

– Вообще-то да, но я же не врач, чтобы диагнозы ставить. Скорая написала, что причиной смерти является гипертермия, то есть высокая температура.

– И все? – уточнил Павел.

– Все.

Больше Глеб ничего не успел сказать – к дому подъехали микроавтобусы с траурными лентами. Два внушительных размеров мужчины вынесли гроб и осторожно погрузили в катафалк. Друзья, родственники, медленно, опустив головы, выходили из подъезда и в полном молчании садились в микроавтобусы. Женщины плакали, мужчины играли желваками – так всегда бывает…

Глеб с Павлушей присоединились ко всем остальным последними.

– Что делать будем? – спрашиваю Идмона.

– У меня ощущение, что Павел очень заинтересовался причиной смерти Юрия Никифоровича. Может быть, нам остаться здесь и дождаться продолжения их разговора?

– Думаете, будет продолжение?

– Наверняка, – задумчиво пробубнил Идмон. – Возможно, именно в загадочной болезни доктора Красько и кроется причина того, что они оба наших юноши решили учиться на микробиологов.

– Вы действительно так думаете? – Я удивилась словам своего спутника, но, видит бог, то, что он говорит – похоже на правду.

– Не исключено что это тот же самый вирус, который впоследствии привел к эпидемии. Другого объяснения их дальнейшему поведению я не нахожу, – продолжал тем временем Идмон свои размышления.

– Так что же делать? – спросила я его не находя контраргументов.

– Ждать. Наблюдать. Делать выводы. Что тут еще можно сделать?..

Я уверен, что прав, процентов на двести – не меньше. В тот день, когда разбилась пробирка, у Глеба тоже была очень высокая температура, он не зря был убежден, что Павел не успеет найти лекарства, потому что видел как быстро сгорел его отец. Достаточно простая арифметика. Ладно. Сейчас необходимо ускорить течение времени, нет смысла оттягивать интересующие нас события. Время само по себе пластично, а у меня к тому же есть средство ускорить или замедлить его темп.Черчу нужную мне руну в воздухе, отчего на секунду испытываю весьма сильное головокружение. Хорошо, что оно сразу же прошло. Не до собственных страданий сейчас, потому что ключ в дверном замке квартиры Глеба поворачивается и в квартиру входят наши друзья-товарищи. Они одеты не в траурные наряды, а в некое подобие школьной формы – классического покроя брюки, клетчатые рубашки с вышитой на них эмблемой школы, рюкзаки за спиной.Значит, у меня получилось, а ведь я всего один раз пробовал этот знак в действии! Но в древней славянской магии, как и в любой другой, есть простой принцип, состоящий в том, что если получилось один раз, получиться и в следующий. Зря я сомневался – сомнения в таком деле только мешают.Глеб ведет Павла в соседнюю комнату, а мы следуем за ними. Вижу, что Анжела немного удивлена, но, думаю, у меня еще будет время ей все объяснить.– Ты знаешь, где лежат его бумаги? – спрашивает тем временем Глеб.– Если они и дома, то могут быть только в одном месте – в ящиках стола. Пойдем посмотрим, пока мама их куда-нибудь не дела – она еще вчера собиралась их разобрать и выкинуть.– Как она?– Более-менее. Ходит, конечно, сама не своя, но хоть уже не плачет. К тому же ей коллеги по работе помогают, поддерживают… Кстати, я тебе рассказывал, что вчера было?..– Нет. Что-то серьезное произошло? – Павел явно озадачен. Анжела тоже смотрит на меня вопросительно, но я только пожимаю плечами.– Вчера явился к нам какой-то мужик, – начал Глеб, одновременно доставая бумаги из письменного стола, – в костюме, в черных очках. Важный такой! Вручил маме конверт с деньгами. В конверте было около десяти тысяч долларов, представляешь?.. Мама спросила его от кого такие деньги и по какому поводу, но дяденька промычал что-то вроде «Коллеги собрали» и ретировался со скоростью звука.– Странно. Слишком большие деньги… Ты же говорил, что кроме твоего отца в лаборатории работает всего четыре человека. Как же они могли собрать такую сумму? Это же по две с половиной тысячи на каждого!.. Не слабо!– А я тебе о чем?.. Хорошо, давай по порядку. Что у нас здесь? Так… Счета… Счета… Копия диссертации… Справка о внедрении диссертационного исследования… Копия финансового отчета в налоговую за прошлый год… Все не то! Может в другом ящике?.. – Глеб дернул за нижний ящик, но тот не поддавался.В поисках ключа, юноши поднимали бумаги на столе, заглядывали в вазы и выдвижные ящики, в секретер в шкафу, но скоро, уразумев безуспешность поисков, начали сдаваться.– Пашка, поройся на балконе в ящике – нужен какой-нибудь инструмент! – деловито крикнул Глеб другу, который в этот момент доискался до предпоследнего ящика комода в соседней комнате.Некоторое время друзья пытаются плоскогубцами взломать ящик, и не безуспешно – выломать замок из деревянной доски не тяжелее чем вскрыть сейф с помощью динамита. Однако на наше всеобщее удивление, ящик оказался практически пуст. В нем лежал один единственный лазерный диск в пластиковом конверте.Друзья понимающе переглянулись и Глеб включил компьютер, стоящий тут же, на столе. Пока он загружался, Идмон подвел меня ближе, прямо за спины мальчиков.Честно сказать то, что мы увидели на мониторе, мало просветило нас в наших поисках. Глеб с Павлом выглядели растерянными – диаграммы и таблицы, содержащиеся в одном единственном экселевском документе с надписями на английском и латыни, разобрать мог бы только специалист. Единственные знакомые буквосочетания в документе наталкивали на мысль, что Юрий Никифорович действительно занимался исследованиями этого злополучного вируса ВН 902, но это мы и так подозревали.– Думаю, стоит показать диск папиному другу – профессору Скрипченко. Он был у нас на Новый Год – хороший мужик, – задумчиво произнес Глеб. – Если папа держал эту информацию под замком, то вполне вероятно, что о диске никто не знает. Попытаемся выяснить все что возможно, а профессор нам может в этом помочь! Если захочет, конечно…Бедняги! Никто из взрослых не станет доверять секреты такого рода школьникам! Но пусть хоть попытаются, а мы понаблюдаем за ними…– Что-то я сомневаюсь, в том, что с нами станут разговаривать. Все-таки – правительственная лаборатория, а не лаборатория по сбору анализов. Кто мы для них такие – десятиклассники, почти дети.Павел – молодец, не тешит себя иллюзиями как Глеб. Его скептицизм оправдан, однако друг его упрямо поджал губы и молчит.– Я имею право знать, от чего умер мой отец, – заговорил Глеб через минуту. – Я хотел еще на похоронах спросить профессора об этом, но его не было. Очень странно, между прочим. На кладбище были все наши родственники и папины старые знакомые, но, по-моему, не было ни одного его нынешнего коллеги.Действительно, почему?..

Глеб не теряя времени подходит к телефону и набирает по памяти рабочий телефон отца. Безуспешно. Я даже с небольшого расстояния слышу длинные гудки, которые никто на другом конце провода не желает прерывать. Сдавшись, он устало кладет трубку. – Глухо, – сообщает он Павлуше.– Может быть, поискать телефон Скрипченко в мобильном твоего отца? – предложил мой сын.– Точно, молодец Пашка!Несколько минут Глеб беспорядочно мечется в поисках сотового, а Павел оглядывается по сторонам, пытаясь, видимо, подойти к этому дело более рационально.– Посмотри у отца в портфеле, – предложил он, немного подумав. – Или в карманах.– Давай, – откликается Глеб. – Ты – в куртке, я – в пиджаках в шкафу, а портфель, по-моему, так и стоит в коридоре, на нижней полке шкафа. Мама его вроде бы не убирала…– Нашел, – через минуту крикнул из коридора Павел.Глеб берет телефон из рук сына, нажимает какие-то кнопки и затихает, приложив сотовый к уху.– Алло, здравствуйте Вениамин Николаевич, – обращается он к невидимому собеседнику. – Это Глеб, сын Юрия Никифоровича. Вы помните, мы встречались на Новый Год? У меня к вам есть разговор. Мы можем встретится?.. Ага… Отлично! – Положив трубку, Глеб развернулся к Павлуше: – Сказал, что сам заедет к нам часа через два. Ты остаешься?– Если можно, – с сомнением ответил Павел.– Нужно, – твердо заявил Глеб. – Твоя была идея все выяснить. Спасибо тебе, кстати. Без тебя мне было бы трудно пережить все это.Какие же они взрослые, с ума сойти! Разговаривают нормально, а не на подростковом сленге… Даже я, по-моему, не была такой серьезной в их возрасте.Краем глаза замечаю как Идмон что-то чертит в воздухе указательным пальцем. Лицо у него при этом чересчур сосредоточенное – наверное, снова какие-то его магические штучки.Он еще не закончил свои загадочные манипуляции как в дверь позвонили.– Вот и он, – воскликнул Глеб и кинулся открывать.Ничего себе скорость!.. Профессор же собирался приехать через два часа, он что, возле подъезда стоял?.. Разворачиваюсь лицом к Идмону, но он, распознав в моих глазах огромный вопросительный знак, лишь приставил палец к губам и неопределенно махнул рукой.– Здравствуйте, молодые люди! – голос профессора Скрипченко показался громовым в полупустой квартире.Мы подошли ближе, дабы не пропустить ни слова из их разговора.Глеб тем временем пригласил его на кухню, спросив на ходу:– Выпьем кофе?– Не откажусь, – ответствовал профессор, присаживаясь за стол.Юноша поставил нагреваться электрочайник, достал из кухонного шкафа чашки, банку с кофе, сахар. Глеб не спешил начинать разговор, видимо не слишком представлял с чего начать. И только когда возле каждого из троих видимых собеседников оказались чашки с горячим черным напитком, он решился:– Я хотел с Вами поговорить вот о чем… – начал он осторожно. – Мы нашли у отца в столе диск с какими-то исследованиями…– Отлично, – обрадовался профессор, – я его обыскался за эти дни, а компьютер Юрия запаролен. Вы знаете, что на нем?– Нет, – ответил Глеб. – Мы пытались, но разобраться так и не смогли – видимо, знаний не хватает.– Правильно. И не стоит вам в это ввязываться, ребята. – Вениамин Николаевич задумчиво покачал головой. – Не стоит. Уже ничего не изменишь… Зачем вам лишние проблемы?– Что за проблемы? – Глеб слегка заволновался.– Проект, результаты которого вы видели на диске, вел сугубо твой отец, Глеб. Нам он сообщал только о некоторых моментах своей работы. Так что вряд ли я смогу вам чем-то помочь. По правде, мне и самому не слишком много известно…– А Вы случайно не знаете, от чего он умер? – тихо спросил Глеб.– Думаю, он заразился вирусом, который исследовал.– Но почему? – Бедный Глеб, он выглядит очень расстроенным.– Кто его знает! Меня не было, когда это случилось. Юра взял путевки и мы всей лабораторией, за исключением его самого, две недели провели в санатории в Алупке – вернулись три дня назад: лаборатория пустая, по Центру ходят слухи о загадочной смерти нашего начальника, кинулись звонить твоей маме. Вчера мы даже на кладбище побывали… Попрощались… Но не в этом дело… Думаю Юра выпроводил нас не случайно. Подозреваю, что он довел-таки исследования до конца и не хотел, чтобы мы присутствовали при этом. Я как раз и надеялся, что диск поможет в этом разобраться.– Расскажите, что это за вирус, – попросил Глеб профессора.– Хм… Знаю, что твой отец занимался этими исследованиями достаточно долгое время. Лет десять тому он писал много научных работ о болезнях, передающихся через укусы редких насекомых, в том числе и о вирусе ВН 902. Вроде бы его переносчиками является очень редкий вид муравьев, обитающий в нескольких небольших районах Африки. Так, во всяком случае, Юрий писал в своих статьях, но дело это темное: ни в одной из своих научных работ он не уточняет ни что за насекомые, ни в какой именно части континента…Некоторое время назад в лабораторию пришли люди из ФСБ. О содержании их разговора известно лишь Юрию и тем его гостям (остальным сотрудникам не разрешили присутствовать при разговоре). Пару дней после того разговора твой отец ходил как в воду опущенный, потом повеселел, а недели через две он потихоньку признался мне, его исследованиями этим заинтересовались некие большие люди – кажется, они решили, что он нашел новый вид биологического оружия. Они заплатили совершенно нереальную сумму, дабы Юра довел работу до конца и по возможности нашел лекарство от вируса. Спустя всего месяц лабораторию прикрыли для свободного доступа, как учреждение, проводящее исследования в рамках правительственных программ.Если бы не это… Словом, все шло к тому, что мы разорились бы через несколько месяцев и самораспустились. Видимо, поэтому твой отец и принял их предложение, но нас он в свои дела практически не посвящал, как я тебе уже сказал…– Что теперь будет с лабораторией? – неожиданно спросил Павел, до этого он сидел как мышка и молча внимал словам собеседников.– Не знаю. Ждем распоряжений. Возможно, мы будем заканчивать исследования, и именно поэтому мне нужен диск.– Может, посмотрим, что на нем? – предложил Глеб Вениамину Николаевичу.– Отдайте мне диск, – предложил профессор. – Я разберусь и перезвоню вам, ладно?– Так не пойдет, – рассердился Глеб. – Мы что, по-вашему, дети малые?– Конечно вы не дети, – мягко возразил профессор, – но вы мало что понимаете в микробиологии и, тем более, в вирусологии. Отдайте мне диск. Я обещаю вам рассказать о своих выводах. К тому же я уверен, что этот диск сам по себе не принесет нам ни вреда, ни пользы, поскольку у нас отсутствует самое главное – экспериментальный образец вируса. Я не могу даже предположить, где брал его твой отец.– Как это? Я думал чума – достаточно распространенная болезнь, – мой сын резко перебил речь профессора.– Чума – да. Но это – особый случай, поскольку вирус этот, мальчики, не совсем чума, скорее одна из неизвестных вариаций. По симптомам – похож, да, но, по сути – нечто совершенно иное. И откуда взялся вирус ВН 902 точно выяснить очень трудно, потому как в статьях твоего отца, Глеб, не указан ни вид муравьев, которые якобы являются его переносчиком, ни район Африки, где они обитают…– Хорошо, – сказал Глеб примирительным тоном. – Только вы не возражаете, если мы его скопируем?– Делайте как хотите. В конце концов, не думаю, что на нем находится какая-то сверхсекретная информация, иначе твой отец запер бы ее в сейф!– У него есть сейф? – удивился Глеб.– Да, у нас в лаборатории. Только кода никто не знает. Только твой отец… знал.Глеб неожиданно засуетился – я вижу, он о чем-то догадался, но молчит.– Спасибо Вам, Вениамин Николаевич, вы внесли хоть какую-то ясность, – сказал Глеб и поднялся из-за стола. – Пройдемте в комнату, я скопирую диск и отдам его Вам.На все про все ушло пять минут, и профессор Скрипченко начал собираться.– До свидания! – сказал он, кивнув в сторону Глеба, а затем в сторону Павла.– До свидания! – хором попрощались наши друзья-товарищи.Едва за профессором закрылась дверь, Глеб возбужденно размахивая руками сказал:– Я знаю, где код от замка в сейфе! Когда отец заболел, он написал какие-то цифры у меня в тетради. Я тогда подумал он просто в бреду – температура была выше сорока и я не придал значения.– И что ты думаешь найти в сейфе? – Павел явно настроен скептически.– Без понятия. Надо узнать точный адрес лаборатории и добраться до него! Я только не знаю, как это сделать, там же сигнализация!– Глеб, остановись! – Павел почти перешел на крик, он не знал как еще остановить своего друга. – Нам эта задача не под силу! Давай дождемся того, что скажет профессор Скрипченко!– Подождем – подождем! – заключил Глеб. – А пока подумаем как добраться до сейфа!Вот это да! Все любопытственее и любопытственее! Что же в этом сейфе такого?– Идмон, – прошептала я своему проводнику, – мы можем что-нибудь сделать?– Думаю, можем! У нас в отличие от них – масса времени, – полушутя ответил он. – Вернемся пока обратно. Надо поразмыслить, отдохнуть…Так мы и сделали. Буквально через секунду мы вернулись на мою кухню, где, на столе стояли наши бездонные чашки с теплым чаем, наполненные наполовину и первым делом я залпом выпиваю его остатки, потому что слишком возбуждена, чтобы думать о приличиях. Идмон делает тоже самое, потом еще и рукавом рот вытирает. Свинтус!Думаю, что наш хохот вполне мог донестись до соседнего массива, но нам он помог немного расслабиться, а то слишком много переживаний для одного ненастного утра!