– Вы не знаете, случайно, где мне купить велосипед? – интересуюсь, едва разлепив глаза.

– Что значит купить? – удивляется Файян. – У нас в городе только один мастер, который делает велосипеды. Он живет на улице Белых камней. Зовут его Ганн. Подойдешь к нему, попросишь, и все.

– Спасибо вам за пирожное, за чай, за то, что выслушали меня. Я пойду. Не могу позволить себе и дальше отвлекать вас от приготовления шедевров кулинарного искусства…

– Конечно деточка, удачи тебе в твоих поисках! – бросает повар мне в спину.

Ну, вот опять, какая из меня «деточка», в тридцать восемь-то лет, а?..

Улица Белых камней тем и отличается от улицы, на которой живу я и Грета, что дорога подо мной вымощена белыми блестящими камушками, похожими на соль, только конечно гораздо тверже. Они отражают свет двух солнц и искрятся как снег в ясную погоду. Создается впечатление, что идешь не по дороге, а по облакам, усыпанным звездами, если конечно такое явление бывает в природе. Хотя здесь, в этом мире, наверное, и не такое возможно.

Итак, под моими ногами переливаются камушки мостовой, над моей головой невесомо парит нежно-сиреневое небо, а организм мой наслаждается незнакомыми запахами и непривычным для глаз пейзажем. Мне еще предстоит познать каждую составляющую неповторимой атмосферы города из моих снов, пока что мне хорошо знаком только яблочно-мятный ветер – Вир – сопровождающий меня везде: и здесь, и в моем мире. Кружит вокруг, будто в жмурки играет, а я подставляю лицо его мятным ласкам и ловлю в ладони лепестки розовых цветов, который он приносит с собой. Такое ощущение, что Вир мыслящее и чувствующее существо! Он всегда появляется там и тогда, когда во мне назревает, желание, хоть и смутное, его ощущать. Любая дорога с ним рядом – короче в два раза, любая грусть – меньше и незначительнее, зато любая радость преумножается в несколько раз.

Хотя, не смотря на присутствие моего ветреного утешителя, сейчас мне почему-то стало не хватать Димы. Ну вот, что за существо такое – человек, которому вечно для полного счастья чего-то не хватает?..

Дом Мастера Ганна узнаю издалека по стоящему на крыше велосипеду. Наверное, он считается чем-то вроде вывески. Самого мастера замечаю копошащимся среди кучи железок во дворе, которые наверняка вскоре превратятся в транспортное средство. Подхожу к невысокому забору и зову его по имени. Откликается мастер не сразу.

– Что вам угодно, красавица? – самодовольно улыбаясь интересуется он, обратив на меня внимание аж минут пять спустя.

«Ну вот, час от часу не легче: то деточка, а теперь еще и красавица!

Что дальше будет?» – думаю, а вслух отвечаю:

– Мне нужен велосипед…

– Для вас все, что угодно, – шутовски кланяется Ганн и жестом приглашает меня войти. В уголке его дворика, поросшего какой-то необычной ярко-желтой травой, что-то вроде сарая с большой двустворчатой дверью. Но «сарай» – это не очень правильное слово для подобного строения, напоминающего скорее крытую беседку, по всем трем стенам которой вьется растение с маленькими голубыми и оранжевыми цветами. Сам Мастер – мой одногодка с довольно яркой внешностью, которую так любят голливудские режиссеры и которая опротивела мне еще в молодости. Впрочем, я же не замуж за него собралась!

Ганн одним движением распахивает высокие кованые двери сарая и с улыбкой предлагает:

– Выбирайте!

И ведь есть из чего! Внутри – около трех десятков разнообразных двухколесных лошадок, впрочем, имеют место и трехколесные для маленьких детей. Выбираю железного не слишком громоздкого дружка, но с большими колесами и сумкой-багажником сзади. Для двухдневного путешествия – то, что надо, особенно если на поездке в Алвей оно не закончиться.

Странно, конечно, но до сих пор, все с кем я знакомилась в Туйяне, принимали вместо платы просто вежливую благодарность. Здесь что вообще нет никаких денежных единиц? Ставлю галочку возле этой мысли, дабы позже поинтересоваться у Греты, а пока горячо благодарю Ганна и отправляюсь в сторону своего одуванчиково-желтого дома. Вещи собирать.

Только не понятно есть ли там то, что можно и даже нужно собирать в дорогу! До сих пор, когда мне снился мой солнечный город, я не утруждала себя попытками изучить содержимое комода, ящиков, холодильного шкафа (он здесь тоже есть – не такой, конечно, как я привыкла, но предназначение сего предмета не вызывает никаких сомнений). Да и что там говорить, я даже дом толком не изучила! Не знала, что когда-нибудь мне это может понадобиться. Просто наслаждалась непривычным видом своего сада, людьми, проходящими мимо, запахами, пейзажем, небольшими разноцветными домиками с остроконечными крышами с железными флюгерами. На детальное изучение моего сна у меня никогда не хватало времени: звонил будильник, телефон, в детстве меня будила мама, в молодости голодная Алиса… И все это привело к тому, что этот мир, да даже отдельно взятый Туйян, мне совершенно не знаком, хотя я и люблю его всем сердцем с самого детства.

Вот под такие не слишком радужные размышления, сама не замечаю как, доезжаю на своем новом голубеньком велосипеде до своего дома оттенка цветущих одуванчиков. Интересно, они в этом мире есть, хотя бы, эти самые одуванчики?..

В моей желтой хибарке, хвала неведомо кому, оказалось все, что мне нужно для поездки. Честное слово, понятия не имею, откуда здесь взялись овощные консервы, свежевыпеченный хлеб, вторая пара джинсов, дорожный рюкзак, пластмассовая бутылка для воды, и термос, в который я тут же заварила чай, который тоже, по милости неведомых богов, оказался в кухонном подвесном шкафчике.

А еще неожиданно для себя, я обнаружила на тумбе из дерева, какого-то непривычного нежно-розового оттенка, в комнате, которая служила спальней (я даже не знаю засыпала ли я когда-нибудь здесь, в этом доме) мою старенькую полупрофессиональную фотокамеру «Зенит».

Господи, много лет я не могла вспомнить, куда ее дела! С тех самых пор, как видела ее последний раз во время переезда со съемной квартиры в собственную! Все это время я думала, что просто забыла ее положить в коробки с вещами. А она – вот она! – моя любимая последняя игрушка. Сколько сладостных минут я провела, фотографируя все, что под руку попадется, а затем полночи, в темной кухне проявляя пленки и печатая фотографии. Фотограф из меня был, прямо скажем – не ахти, но в свою защиту скажу, что снимки получались довольно милые. Мне всегда удавалось найти нужный ракурс; люди, которых я снимала и с гордостью вручала результат на следующее утро, были довольны. А ведь это самое главное, да?

В общем, «Зенит» тоже отправился со мной в путешествие, поскольку в тумбе, на которой он лежал, даже оказались коробочки с цветными и черно-белыми пленками.

Спасибо Дедушка Мороз! Во-первых, ты все-таки существуешь, а во-вторых, ты самый лучший дед на свете!

Еще минут пятнадцать, после столь грандиозного открытия, парю по своему домику так, словно у меня внезапно выросли крылья. Выясняя мимоходом, не смотря на не слишком адекватное состояние, что в моей волшебной обители четыре небольших комнаты, кухня и ванная. Что меня действительно радует, так это тот факт, что в этом мире существует привычная для меня форма водоснабжения. А одна из четырех комнат переделана в самую настоящая мастерскую – студию. Стены выкрашены в бледно-небесно-голубой цвет, а вместо одной из них, вообще – огромных размеров окно! Ровнехонько в центре стоит мольберт с неоконченным пейзажем.

Вспоминаю, что когда-то мне действительно снилось это почти поднебесное чудо и я всю ночь (день?) рисовала пейзаж за окном. Но меня разбудил очередной призыв будильника, а следующей ночью, вымотанная бесконечно-бесмысленным рабочим графиком и всеми прочими радостями реальности, я так и не увидела продолжение этого сна. А затем некоторое время мой зачарованный город с бледно-сиреневым небом и двумя небольшими солнышками вообще мне не снился, пока однажды мой любимый волшебный сон не вернулся. В общем, я совершенно забыла о том, что не закончила картину.

Ну и ладно! Скоро я найду свою Лиловую Дверь и вернусь в этот мир окончательно, вот тогда…

Что тогда, я так и не успеваю додумать – замечаю на стене возле арочного входа в студию, где меня постиг неожиданный сеанс само-психо-анализа, большое зеркало.

Такого культурного шока я не испытывала давно, смею вас уверить! Даже тогда, когда Грета сообщила, что мой любимый сон – самая что ни на есть настоящая, теплая, но все такая же волшебная реальность.

В немом изумлении изучаю собственное отражение в зеркале, не в силах поверить в происходящее – я словно бы превратилась в улучшенную копию самой себя! Бухенвальдоподобные сорок семь килограммов образовали округло-женственные пятьдесят. Заостренный подбородок приобрел мягкие классические формы. Губы не слишком пухлые для того, чтобы считаться идеалом, стали вполне походить на голливудский эталон. Только глаза остались такими же – видимо к ним, у неведомого небесного Пигмалиона, претензий нет. Кроме того, в зеркале отражается не женщина предклиматического периода, а вполне себе почти юная девушка – лет двадцати пяти. И надо заметить, что при всем при этом я остаюсь самой собой: не какой-то смазливой голливудской курицей, а просто такой, какой я могла бы быть, если бы природа чуть больше постаралась при создании меня любимой!

Первая более менее связная мысль констатировала, что это просто какое-то неправильное зеркало. Кто его знает, какие в этом мире зеркала – может, они показывают не то, что есть на самом деле, а то, что человек хочет видеть: как в культовом фильме о Гарри Потере? Я же, по сути, толком ничего не знаю об этом мире.

Дабы покончить с вопросом о зеркалах раз и навсегда, начинаю искать какую-нибудь блестящую поверхность, в которой я смогла бы увидеть свое отражение. Оная обнаруживается в кухне в виде неправдоподобно блестящей сковороды. Такое ощущение, что ей никто никогда не пользовался. Хотя это-то как раз и понятно – кто же во сне еду готовит?

Выяснив, что зеркала в этом мире вполне обыкновенные, то есть отражающие то, что есть на самом деле, равнодушно пожимаю плечами и отправляюсь заканчивать сборы. Удивляться уже просто нет сил. Ну, подумаешь, стала молодой и привлекательной – тоже мне, новость, если разобраться…

Приготовления мои, тем временем, практически достигли логического завершения. И почти сразу же выясняется, что в Туяйне наступил вечер. Встречаю его сидя на крылечке одуванчикового домика, размышляя на тему «Чем в этом мире освещаются помещения?». Окна Греты и Грега темны – наверное, они пошли куда-нибудь гулять: грех сидеть дома, когда город словно застыл в сиреневых сумерках. Сколько я ни ожидаю черного звездного неба, мне так и не удается дождаться полной темноты. Бывает и такое, оказывается!

Вечер густой и вязкий, будто нарисованный масляными красками, искрится и переливается, создавая ощущение сюрреалистичности, недостоверности окружающего пейзажа. Мятно-яблочный воздух, так похожий на мой ветер, можно хоть сейчас ложкой есть как мороженое. Прогуливающиеся медленно горожане, проходя мимо, приветливо улыбаются и машут рукой в знак приветствия. Отвечаю им полной взаимностью, хотя вступать в переговоры пока не хочется – успеется.

Невысказанный и даже толком незамеченный мной вопрос с освещением улиц сам нашел на себя ответ, показав мне результаты своей невообразимой (от слова воображать) мыслительной деятельности. Все оказалось так просто! Утром, проходя по улице, я заметила высокие деревья с почти вертикальными ветками, на которых росли маленькие серые плоды размером примерно с абрикос. Ну, растут и растут себе – мало ли в этом мире не знакомых мне растений? Тем более, что деревья эти – не бог весть какой красоты. Сейчас их небольшие плоды светятся своим собственным светом, будто их заранее намазали как собаку Баскервиллей фосфорицирующим составом. Вся улица, на сколько видно с того положения, в котором я сижу, засажена этим необычным растением. В таком естественном освещении, можно различить отдельные камушки на дороге, и даже расцветку пролетающей бабочки!

Мне еще предстоит когда-нибудь выяснить, как они называются, эти деревья, а пока нахожу садовые ножницы и аккуратно срезаю несколько веток со светящимися плодами.

Ставлю этот осветительный букет в банку с водой возле своей кровати. Чувствую что в очередной раз начинаю засыпать, посему сворачиваюсь калачиком на мягком одеяле и мысленно прощаюсь с этим необыкновенным полусказочным миром в надежде, что он не оставит меня, а даст возможность очутиться в нем наяву.