Пыльный приморский город встречает нас с Димой не слишком радушно. Начать с того, что несколько раз я почти спотыкаюсь о сумки кишащих на платформе в немыслимом количестве курортников. На пути от поезда к выходу с вокзала, через каждые два метра встречаются неряшливого вида попрошайки, и каждый второй из является немытым, одетым как попало ребенком. Тополиный пух забивается в рот и нос, от чего я все время чихаю. А температура воздуха, несмотря на то, что времени всего-ничего (около десяти утра приблизительно), зашкаливает за отметку тридцать два градуса, от чего мозги плавятся и сил едва хватает, чтобы добраться до ближайшей гостиницы.

Едва зайдя в номер, побросав сумки, лечу в душ, включаю холодную воду и стою под ледяными струями, аж пока организм не возвращается к нормальному функционированию. Благо, что хоть пар от меня не идет, когда прохладная вода прикасается к телу.

Где-то через минут сорок после того, как я, наконец, привела себя в более-менее божеский вид, и уже начала размышлять на тему «как бы что-нибудь где-нибудь много-много съесть», звонит Дима, коротко сообщает, что у него есть новости и предлагает встретиться в холле гостиницы.

Накинув на себя самое легкое из моих платьев из разноцветного невесомого шифона, водрузив на голову соломенную шляпу с широкими полями, без которой существует вполне реальная опасность зажарить думающую часть организма, превратив ее тем самым в некое подобие не слишком вкусного костлявого бифштекса, спускаюсь вниз.

Дима в теплой компании с ноутом, нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Заметив меня на горизонте, попутчик мой, весело подмигнув, декламирует:

– Соломенная шляпка золотая… еще не раз пленять собой могла, но лошадью какой-то офицерской с гримасою какой-то изуверской, она внезапно съедена была…

– Ага, – ответствую, приблизившись, – все так и было. А теперь корми меня быстро! А то одну лошадь не накормили своевременно и в результате хозяйка без шляпки осталась… Что же касается меня, то я сейчас, не то что шляпку, я бы и саму лошадь целиком съела!

– Круто, – смеется Дима, – придется мне спасать какую-то неизвестную лошадь, вместо того, чтобы Дверь искать!

В общем бедной неизвестной лошадке повезло. Дима отвел меня в какое-то летнее уличное кафе, заказал огромную тарелку с салатом, жареную картошку и куриный шашлык. И только когда огромное, даже для нас двоих, количество еды съедено, перед нами оказывается мороженое и обалденно пахнущий кофе, только тогда я соизволяю спросить у Димы, что за новости такие он мне приготовил.

– Вот, – он показывает мне бумажку с двумя адресами, оба из которых находились в этом городе, – описание отдаленно подходит, будем звонить?

– Давай, а я пока мороженое съем! Терпеть не могу, когда оно, бедное, тает в ожидании…

Пока Дима болтает по телефону, я курю, ибо изрядно нервничаю, одновременно отправляя в рот нечеловечески громадные ложки мороженого. Затем, наспех покончив с кофе, кое не только на запах, но и на вкус оказывается сногсшибательным и посему не заслуживает такого, мягко говоря, безалаберного к себе отношения (се ля ви – что еще тут можно сказать?!), мы направляемся по первому адресу.

Частный дом, на окраине Одессы, один из многих обыкновенных каменных сооружений, утопающий в зелени цветущих фруктовых деревьев, ни чем не отличается от других домов рядом. Хорошо, хоть табличка с названием улицы и номером прибита к забору.

Хозяин – пожилой радушный еврей, встречает нас на крыльце дома. Дабы поздороваться и высказать свою просьбу, нам сперва приходится пройти мимо злобно настроенной собачатины. Это тем более подвиг, что на заборе со стороны улицы прибита табличка, красноречиво сообщающая следующее: «Собака не злая – у нее просто слабые нервы!»

– То, что вы ищете, – выслушав наш вопрос, сообщает хозяин, – находится в погребе. Спускаемся?

– Я, пожалуй, воздержусь, – шепчу Диме. Он кивает и направляется вслед за хозяином, а я остаюсь нервно коситься на собаку, не проявляющую, кстати, никакой агрессии, и теребить край шляпы.

Когда они возвращаются, Дима, не произнося ни слова, отрицательно мотает головой.

– Может, чаю? – широченно улыбаясь, предлагает хозяин дома.

Я равнодушно пожимаю плечами, но он не успокаивается.

Устраиваемся на летней кухне, обвитой со всех сторон виноградом, чай аппетитно пахнет земляникой, а по двору снуют гусята и цыплята – райское место, если разобраться, а если не разбираться, то чужая жизнь всегда сказка, если не особо присматриваться.

– Что бы вы делали с дверью, если бы она оказалась той, которую вы ищете, – интересуется хозяин, сменив все возможные темы, на которые только можно общаться с малознакомыми людьми.

– Мы бы ее купили, что же еще? – шутливо отвечаю хозяину, отправив в рот сладкую землянику.

С удивлением отмечаю, что я ощутимо расслабилась в городе, где все говорят на знакомом мне языке. То ли сама обстановка располагает (все-таки сюда нормальные люди отдыхать ездят, в море купаться), то ли какие-нибудь другие причины руководят моим настроением – непонятно. В общем, не смотря на неудачу, во мне с каждой секундой крепнет уверенность, что все, в конце концов, будет хорошо и замечательно и уверенность эта действует на меня как кальян на бабуинов. Но суть не в этом.

Проведя полчаса в бесполезной болтовне с разговорчивым евреем, отправляемся по второму из адресов. Но и там Лиловая Дверь, оказалась просто лиловой дверью. На ней, конечно, было изображение двух павлинов, но они скорее дрались друг с другом, чем «сплелись в танце», как рассказывал мне один милый старичок во сне.

Но – надежда – самое последнее, что мы позволили бы себе потерять. Поэтому развлекались, как могли. Обошли все скопления туристов, ибо до сих пор за всю свою жизнь, я не умудрилась почтить своим присутствием этот южный город – родину Остапа Бендера, Соньки Золотой Ручки и Жванецкого. Посмотрели памятник основателю. Надо сказать, что он оказался почти крошечным, по сравнению с собственной фотографической копией, кою мне с гордостью демонстрировал один мой знакомый когда-то давно. Погуляли по главному бульвару и длинной лестнице, ведущей в порт, рядом с которой вяло функционирует фуникулер.

Пожалуй, из всего, что в Одессе могло бы потрясти воображение праздного путешественника, меня лично поверг во взаправдашний глубокий шок один единственный памятник на входе в порт: огромных размеров чрево, почему-то без матери, в котором вверх головой расположен упитанный медный, еще не родившийся, но уже улыбающийся, младенец с распростертыми к небу ручонками. Понять я так и не смогла, зачем ЭТО стоит при входе в место скопления судов. Тапок веником приплыл, короче! А рядом, как назло, ни одного гида, чтобы спросить, и Дима оказался не в курсе.

Ну и, Бог с ним, с этим памятником!

Сам город очень напоминает того старичка-еврея, у коего мы гостили утром – благородная седина облупившихся фасадов дореволюционных построек, радушность гостеприимного хозяина и вежливая отстраненность благородного, но бедного выходца из дворянской семьи одновременно.

Если отойти от центра на достаточно большое расстояние, то старые, почти старинные дома, предстают во всей своей недолговечности: с облупившейся побелкой, рассыпающимися барельефами, простынями на балконах, а иногда – и вовсе заброшенными и никому ненужными. Жалкое зрелище.

Закат мы с Димой встречаем сидя на песчаном пляже, заворожено, и от этого молча, наблюдая, как красноватое солнышко медленно опускается за линию, где море встречается с небом.

Мы почти приговорили бутылку красного крымского вина и килограмм клубники, купленной у местной аборигенки не понятного возраста в безразмерном растянутом платье. Она, однако, утверждала, что она сама ее вырастила. Ну, и пусть, с ней!

Когда уже совсем стемнело, мы решаем проверить входящие письма в электронной почте, и тут же выясняем, что еще одна дверь нашлась и опять же в этом городе. Бред какой-то! Почему здесь, а?

Впрочем, не имея возможности ответить на этот вопрос, мы оставляем посещение неизвестного на утро следующего дня. А пока, пока никто не видит, меня неудержимо тянет искупаться под светом звезд. Дима интеллигентно покинул меня и скрылся за каменным рифом.

Чувствую себя новорожденной новоиспеченной ведьмой, купаясь голышом в почти идеальной искрящейся темноте (купальник-то в гостинице остался!). Вода обжигающе холодна, но это скорее плюс, чем минус. Особенно, если учесть температуру воздуха, которая днем чуть не сбила меня с пути истинного, потому как в такую жару, я предпочла бы скорее спрятаться в погребе дяденьки-еврея, чем бродить по городу.

Если бы не комары, я бы так и уснула на прохладном песке во влажном от остатков морской воды не теле платье, не давая себе труда подняться и ехать куда-то, даже если это «куда-то» приведет меня к кровати. Но… Не все коту масленица, к сожалению. Дима волок меня куда-то полусонную – полупьяную (не смотря на количество выпитого, потому что бокал вина для меня – доза почти сногсшибательная, а уж два…). Он проявил не дюжее упорство, заставляя меня сначала встать с песка, а затем идти по каменной мостовой прямиком в объятия Морфея и мятно-яблочного ветра с привкусом морского песка и слез.