Будит меня звонок мобильного. Приоткрываю один глаз и вглядываюсь в буквы на экране (научена наконец-то горьким опытом!) – Дима.

– Солнышко, пора вставать, а то без тебя утро не наступит, – слышу я в трубке.

– Наступит, наступит, даже не сомневайся! – хихикает мое второе я, ибо первое все еще дрыхнет без задних ног.

– Ладно, тогда не буду тебе мешать, – притворно вздыхает абонент.

– Подожди, Дима, я уже встаю, – вторю его интонациям. – Какие у нас планы на сегодня?

– Да так, ничего особенного. Выпить кофе, посмотреть одну дверку, покупаться в море, пообедать… Продолжать?

– Да нет, я поняла, – улыбаюсь, в надежде, что моя улыбка достигнет абонента находящегося всего через две двери от меня. – Буду готова минут через двадцать. Продержишься без меня и кофе?

– Я очень-очень постараюсь дотерпеть. Зайду за тобой в десять, о\'кеу?

– Океюшки, – отзывается мой автопилот. Затем он же поднимает меня с кровати, зашкирки отводит в душ, и, предварительно включив прохладную воду, отключается.

За время, которое мне было отпущено щедрой рукой Димы, я успеваю не только проснуться, умыться и одеться, но еще и почти соскучиться.

Одним из неоспоримых достоинств моего гостиничного номера, чуть ли не единственным, является очень широкий подоконник возле старомодного арочного окна, выходящего на главную площадь города. На его подоконнике вполне естественно сидеть, поджав колени к животу, опереться спиной на оконную коробку и курить, размышляя о чем-нибудь глядя в это самое окно.

Там внизу, на расстоянии всего четырех этажей от меня – жизнь: играет музыка, выступает мим на ходулях, и тут же, всего в нескольких метрах, собрались любители попеть караоке, устроившие прямо с утра песенное состязание и там очень-очень жарко. А у меня в номере – естественная для дореволюционных построек прохлада и почти осязаемая тишина. Так бы и просидела всю оставшуюся жизнь на этом подоконнике, жалко Дима на нем не поместится!

Словно подслушав мой мысленный монолог, попутчик мой тихонько поскребся в дверь номера.

– Не заперто, – сообщаю достаточно громко, дабы он услышал. Вставать-то – леньки!

Он заходит и восхищенно замирает на пороге. Что это с ним?!

– Картина маслом, просто! – отвечает Дима на мой невысказанный вопрос: – Так бы и нарисовал тебя, сидящую на подоконнике с тоненькой сигаретой между пальцев, – В легком цветастом платье, сквозь полупрозрачную ткань которого, виднеются невероятно женственные изгибы. Задумчивую и расслабленную. Солнечный свет просачивается сквозь прядь золотых волос и лик твой светится своим особенным светом, как у Мадонны.

– Дима, ну, хватит, – смеясь, обрываю явный приступ логодиарии. Мне конечно приятно, но он явно не то что-то несет! – Где ты видел почти сорокалетнюю Мадонну с сигаретой в зубах?

– Ну, вот, всегда так! – вздыхает Дима. – Только начинаешь девушке комплименты делать, как она находит в своем неповторимом совершенстве тысячу недостатков и сбивает мужчину с пути поэтического…

– Пошли уж, горе мое, кофе пить! – Легонько спрыгиваю с подоконника, накидываю сандалии и, конечно, шляпу и увожу Диму из номера. Буквально силой, а то ишь ты – замечтался, бедняга!

Доходим до уличного кафе, столики которого стоят в тени раскидистых каштанов.

Аппетитно пахнут горячие булочки с повидлом, кофе и туалетная вода Димы. Рассказываю ему о том, что было – снилось? – ночью. Он задумчиво качает головой – вот, оно, дескать, как оказывается.

Все, что я слышу от него во время своего монолога – это «м-м-м», «а-а-а» и «ммда». В конце концов, он выдавливает из себя более-менее членораздельные звуки:

– Так, значит, мы ему снились, этому дедушке?

– Ага, представляешь?

– Классно, он снится тебе, ты ему – путаница какая-то.

– Да, ладно, – неопределенно машу рукой. – Я уже, честно говоря, ничему не удивляюсь. Если брать за аксиому, что существует бесконечное множество непознанного в этом мире, а также приплюсовать сюда тот факт, что существуют еще и другие миры – о чем я знаю наверняка! – то такая мелочь как взаимосвязь чужих сновидений вообще берется на веру без пререканий.

– Какая ты, однако, мудрая, с ума сойти можно! – смеется Дима.

– А то! Я еще на швейной машинке могу… – улыбаюсь невольно всплывшим в голове словам Кота Матроскина.

– Пойдем, – внезапно став серьезным, говорит Дима, – Я хочу увидеть тот мир своими глазами. Наяву, а не во сне. Раньше мне не приходило в голову обследовать его, я просто радовался тем снам как ребенок. Только там я чувствую себя по-настоящему счастливым, уверен, что и ты тоже, поэтому нам нужно обязательно найти Дверь!

– Конечно, ты прав… Кстати, ответь мне на один вопрос.

– С удовольствием!

– До сих пор еще ты не упоминал, видишь ли ты сейчас сны о Туйане…

– Не хочу тебя разочаровывать, но в последний раз я видел сон о городе, над которым ясное сиреневое небо, около месяца назад. Перед этим, накануне, мы очень повздорили с женой в очередной раз. Такое себе затянувшееся на годы начало конца. Ругались мы до самого рассвета по поводу и без повода. Не хочу вспоминать, в общем. Ну и когда мы, наконец, успокоились, и я заснул на диване в гостиной, то увидел во сне чудный двойной рассвет и гладкие белые искрящиеся камушки какой-то улицы.

– Улицы Белых камней! – продолжила я за Диму. – Ты не знал, что она именно так и называется?

– Не знал, – удивляется он, а я продолжаю:

– Только я понять не могу, почему я вижу эти сны, а ты нет?

– У меня есть предположение – спорное, конечно, но на безрыбье… – комично разведя руками, смеется Дима, но почти сразу становиться серьезным: – Может быть, мое время сбежать в другой мир еще не настало? Может быть, ты поэтому и не можешь найти свою Дверь?

– Глупый ты, Димка, – успокаиваю его. – Если бы это было так, то я не поехала бы в Краков и не встретила тебя, понимаешь? Я ведь не собиралась ехать именно туда, так случайно получилось. Я хотела просто убраться из столицы подальше. А раз так случилось, то значит это кому-нибудь нужно. Понял, дубина? – закончив свою тираду, я легонько бью его ладонью по макушке. Он смеется и, резко поднявшись, подает мне руку:

– Вставайте, граф, нас ждут великие дела!

Мы последнее время прямо фонтанируем цитатами, но так даже интересней!..

По указанному в электронном письме адресу нас встречает обыкновенный зеленый дворик с детской площадкой в центре, окруженный со всех сторон типовыми пятиэтажными домами хрущевских эпохи. Дверь квартиры, куда мы звоним, поднявшись на третий этаж, открывает миловидная барышня в длинном шелковом халате. Она даже не сразу понимает, о чем мы толкуем и зачем пришли.

Могло быть и хуже, девушка могла просто не открыть дверь двум подозрительным незнакомцам, а так – обошлось. Она объяснила нам, что искомый объект, находится у мужниной тетки в частном доме, а затем окликнула супруга:

– Коля!

Из комнаты выполз здоровенный восточнообразный субъект с золотой цепью толщиной в палец на волосатой груди. Выслушав нашу просьбу, он как-то весь подобрался и выпалил:

– Так поехали, чего ж мы ждем?

И как был – в одних пестрых шортах, майке и вьетнамках, схватил ключи (от машины, по-моему) и рванул вниз по лестнице, не слишком заботясь о том, успеваем ли мы за его бешеным галопом.

Пока мы преодолеваем семь лестничных пролетов и, пыхтя, выскакиваем на свет божий, он уже машет рукой из приоткрытой двери черного блестящего джипа. Вот это я понимаю скорость – обзавидоваться можно!

Николай привез нас в частный сектор на окраине города. Дом его тетки сравним разве что с собором Св. Петра в Риме. Огромный, белый, с колоннами и кованой железной дверью изобилующей вычурными закорючками, стилизованными под орнамент забора. Такую роскошь, я первый раз вблизи вижу. Впрочем, смотрится этот продукт архитектурного безумия достаточно безвкусно. Слава Аллаху, мы не жить здесь собираемся!

– Вот, – указывает Николай на небольшую постройку в глубине сада, что-то вроде домика для гостей. Ее входная дверь очень смахивает на ту, которую мы ищем – издалека, конечно.

Спрашиваем разрешения, подходим ближе. Металлическая дверь, выкрашенная в самый, что ни на есть лиловый цвет. На ее торце – два сплетающихся в танце павлина с расправленными веером хвостами. Красотища…

– Надо попробовать войти в нее, – незаметно шепчет Дима мне на ухо.

– Можно?.. – робко спрашиваю я Николая, взявшись за круглую резную ручку двери, на что он благодушно ответствует:

– Дверь закрыта на ключ, к сожалению… Я вас пока оставлю, наверное: посмотрите, пощупайте, можете сфотографировать, если нужно. А я пойду с теткой поздороваюсь, если она проснулась, конечно. Да, и, кстати, – добавляет он, уже отойдя на приличное расстояние, – она – не продается!

Дима пожимает плечами вслед исчезнувшему за углом дома хозяину:

– Мы же не покупать ее собрались!

Лукаво подмигнув, он берет меня за руку и всем своим видом выражает непомерное любопытство и непомерную же надежду предлагает:

– Ну, что, пробуем?

– Закрой глаза, – прошу его. – Я не знаю, зачем это нужно. Просто чувствую, что если это и есть та самая Дверь, то… не знаю, как объяснить… другому миру нужно время, чтобы «поймать» нас с другой стороны… как-то так! В общем, просто закрой глаза, ладно?

Ответом мне стал его согласный кивок. Вот и чудненько!

Берусь за ручку двери, зажмуриваюсь и толкаю. Не смотря на то, что дверь, по словам Коли, была заперта на ключ, она легко поддается на мой толчок.

В лицо ударяет порыв холодного пряного ветра, какой бывает только промозглым дождливым вечером во время цветения жасмина и сирени Внутри меня все холодеет от внезапной догадки и первая осознанная мысль, которая приходит в голову в этот момент: «Господи, что же я наделала?»…