Слегка приоткрыв веки, удивленно обнаруживаю, что сплю, прислонившись спиной к дереву возле дороги. Помотыляв головой из стороны в сторону, дабы сбросить остаток сна и потерев глаза ладонью, замечаю стоящий рядом велосипед и термос с недопитым кофе. Кажется очень странным то обстоятельство, что велосипедов почему-то два.

«Два так два» – пожимаю плечами и поднимаюсь на ноги.

Первое из солнышек уже выкатилось на светлеющий сиреневый небосвод и на горизонте показываются робкие лучи второго, спешащего вслед за своим оранжевым близнецом. Совершенно случайно опустив взгляд себе под ноги, обнаруживаю квадратные желтоватые камни. Вспоминаю, что именно так Мастер Гринч описывал дорогу, которая приведет меня в Ллин.

Не долго думая, не теряя ни одной драгоценной секунды, допив холодный кофе и съев несколько невесомых печенюшек, которые мне заботливо завернула жена Мастера Гринча в блестящую бумагу, сажусь на велосипед и еду дальше. Надо же хоть когда-нибудь это сделать?..

Следующие несколько часов, сосредоточено кручу педали своего железного скакуна, не особо обращая внимание на окружающий пейзаж. Чувствовала, что необходимо спешить. Почему? На это у меня нет ответа. Покоя мне не дает огромное такое шило в том самом месте, которое уже почти окаменело от битвы с жестким сидением велосипеда. Бурлит и не дает остановиться ни на минуту непреодолимое желание приехать побыстрее в Ллин. Оно – единственное, что обитает в данный момент в моем организме, потому что даже мысли – и те куда-то пропали!

Вир появляется несколько неожиданно, взъерошив мне то, что нормальные женщины называют прической, в моем же случае – просто длинные волосы, достающие почти до пояса. Когда они успели так отрасти?.. А ведь стриглась я последний раз всего за неделю до того дня, когда покинула сломя голову свой родной город. Со времени посещения земной парикмахерской прошло, наверное, около двух недель, а волосы мои стали длиннее в два раза! Ладно уж, проехали… По сравнению с некоторыми последними событиями, изменения в моей прическе – просто детский лепет, прости господи!..

Вир наматывает круги вокруг скользящего по дороге велосипеда. Я ощущаю его легкие мятно-яблочные прикосновения то на лице, то на спине, то, вообще в районе лодыжек. Он остужает взмокший от интенсивного вращения педалей лоб, подгоняет меня, когда я прекращаю двигать ступнями, чтобы немного дать им отдых. Шепчет мне что-то на ухо на своем тарабарском языке, то шелестя как осенняя листва под ногами, то свистя словно паровоз за сто километров отсюда. А затем его порыв доносит далекую песню, похожую на перезвон хрустальных бокалов или маленьких колокольчиков. Может быть это какой-нибудь местный инструмент, может – диковинная птица, но эта волшебная мелодия сопровождает меня до самых ворот Ллина.

Когда на горизонте показывается город, окруженный со всех сторон не очень широкой речкой с прозрачной голубой водой, переливающейся на солнце, Вир оставляет меня. На прощание он пролетает, как бы сквозь мое тело – меня захлестывает такая волна бодрости, что в пору начинать путешествие заново. Честное слово, в таком состоянии я бы добралась сюда за несколько часов – столько сил он мне подарил!

– Спасибо тебе, – шепчу ему на прощание.

После моих слов, Вир прикасается легонько к моей щеке и тут же исчезает, растворяется, оставив после себя свой неповторимый аромат как напоминание о нашей дружбе.

Преодолеваю навесной мост, сделанный из какого-то очень прочного стекла, или его аналога (я же, в сущности, так мало знаю об особенностях местной индустрии), въезжаю в Ллин через высокие арочные ворота. Они стоят здесь для красоты, потому как никакого намека на существование забора или изгороди нет и не предполагается. Они похожи на ледовую скульптуру: величественные, с мелкими изящными узорами на полупрозрачных стенках. Отражая свет заходящих солнц, они буквально сияют оранжево-желтым светом. Врата в Эдем на конце бледно-желтой дороги, которая сразу за мостом превращается в широкий проспект, выложенный мелкими цветными бисеринками! По такой дороге даже ходить жалко – не то, что ехать на велосипеде, поэтому принимаю единственно верное в данной ситуации решение – прислоняю металлическую конячку к полупрозрачной стенке ворот и вхожу в город. Пешком и с рюкзаком на спине – как и подобает каждому уважающему себя путешественнику.

Ллин напоминает хрустальную сказку, ну или на последнее, и потому теплое и счастливое, пристанище Снежной Королевы – это как вам больше нравиться! Дома вдоль проспекта построены из матового разноцветного материала. Они напоминают витражные композиции в костелах Кракова и Рима, только очень прочные. Каждый из них переливается оттого, что сочный красный свет уходящего второго солнышка, преломляется от стен каждого из домиков и создает неповторимую зрительную иллюзию – не дома, а огромные цветные свечи! Даже их остроконечные крыши, и те – сверкают и искрятся как драгоценные камни, ибо вместо черепицы, они выложены грандиозными по своей красоте узорами из маленьких стеклянных кусочков. Не исключено, что они и являются чем-то вроде этого, но сейчас я предпочитаю не разбивать окружающее волшебство на составляющие.

Я почти бегу по дороге, задыхаясь от восторга, едва не сбивая прохожих с ног. Но они милы, и на мои сбивчивые извинения всегда улыбаются и отвечают что-то вроде: «Деточка, так и коленку расшибить недолго». Две прогуливающиеся старушки, в коих я едва не врезаюсь засмотревшись на очередное чудо местной архитектуры, говорят полушутя: «Где же ты забыла свои прекрасные глазки, милочка?». Курносый юноша, после того как я совершаю попытку, слава богу – неудачную, споткнуться о его ногу, застенчиво улыбается и интересуется: «Вы к любимому так спешите, или всегда так быстро бегаете?».

Господи, за что такое великолепие и мне одной? Я же лопну, задохнусь от восторга в этой ожившей сказке об Изумрудном Городе! Влюбляюсь в этот город с первого взгляда, с первого шага по махоньким бисеринкам дороги, с первого вдоха его медово-ягодного воздуха с небольшой примесью запаха речной воды той самой голубой речки.

Мое сердце громко бьется о диафрагму, будто пытается с помощью давно забытой азбуки Морзе что-то важное сообщить, но не от быстрой ходьбы, а от беспричинной радости и благодарности к этому великолепному городу…

Ллин оказывается велик настолько, насколько вообще может быть велик город в Иллионе. Насколько я могу судить, это – мир с очень малой плотностью населения, поэтому некоторые города в полнее реально пройти пешком всего за несколько часов. Но здесь, в Ллине я в первый раз чуть не потерялась. Несусь без оглядки, а улочки перетекают одна в другую как ягодный кисель. Искрятся и переливаются. А у меня и без этого, голова от восхищения кружиться – в какой-то момент я даже не сразу вспоминаю, каким ветром меня сюда занесло! Наконец, я останавливаюсь на какой-то очень большой разноцветной, как и другие улицы, площади. В центре площади возвышается здание, похожее как две капли воды на половинку ореховой скорлупы, только не коричневое, а ярко зеленое. Даже бороздки такие же.

Мимо проходит молодой человек в очень странной шляпе, сильно смахивающей на популярный на моей исторической родине колпак Пьеро, хорошо хоть без черных балабонов, а просто с венком из живых цветов, вместо козырька. Останавливаю его жестом, сглатывая, дабы собраться с мыслями:

– Что это за здание? – спрашиваю.

– Театр Белых Теней, – улыбнувшись во все тридцать два зуба, ответсвует парень.

– А что такое Белые тени? – в полнее закономерно интересуюсь. Так как я уже достигла цели своего приезда, это – единственный вопрос, который все это время у меня вертится на языке.

– Завтра будет представление – зайдите, посмотрите. Это неповторимое зрелище!

– Может и зайду, но все же? – Ну вот, чего я пристала к человеку, а?

– Белые тени – это такие животные с материка Суфир, – терпеливо пускается в объяснения юноша, – они похожи на облака, только обладают разумом и формой человеческого тела. Они даже способны издавать звуки человеческой речи. Бывает очень весело, если они начинают говорить.

«Приведения что ли?» – задаю себе риторический вопрос. С другой стороны этот юноша вряд ли знает, что такое призраки и откуда они берутся – не у него же спрашивать.

Моя вполне себе бесшабашная веселость сменяется каким-то удивленным недоумением. Хочется расспросить его о многом, но внезапно я осознаю, что все – время вышло. Мне пора.

– Спасибо, – успеваю крикнуть вслед парню, потому что он успел удалиться на довольно приличное расстояние. Он разворачивается, машет мне рукой и исчезает за поворотом.

А я медленно приближаюсь к той стороне стеклянного грецкого ореха, на коей виднеется совершенно неповторимая Лиловая Дверь.

Останавливаюсь возле нее и уже хочу взяться за ее ручку, как вдруг вспоминаю о Диме.

Если я открою Дверь без него, то наверняка больше никогда его не увижу. Он не сможет добраться сюда сам, а я смогу вернуться сюда следующей ночью, когда в очередной раз усну в Одессе. С другой стороны, следующего раза может и не быть, ведь так?.. В первый раз за долгое время не знаю, что делать. Стою в нерешительности с совершенно пустой головой и вяло тикающим сердцем: ничего не предпринимая и не стараясь разобраться в себе.

Время как бы замедлилось, а пространство вокруг меня готово было съежиться и исчезнуть, оно стало похоже на водную гладь потревоженную водомеркой. И я жутко перепугалась, что если сейчас не сделаю что-нибудь, то пропаду, исчезну, вместе с Изумрудным Городом и Лиловой Дверью. Поэтому я решительно берусь за ручку и в подступающей к горлу панике дергаю дверь на себя.

Она оказывается заперта!

Попробую толкнуть дверь в обратную сторону – не поддается!

И вот здесь я пугаюсь окончательно… Выходит, что у меня нет никаких шансов оказаться в этом волшебном мире наяву, а не во сне! Я и сейчас не совсем понимаю – сплю или бодрствую. За последнее время сон и явь перемешались, образуя странный сладковатый винегрет, любой кусочек которого прекрасен своим неповторимым привкусом.

Мир вокруг меня закачался и я начала терять сознание, ощутив, прежде чем исчезнуть из всех миров сразу, как медленно съезжаю вниз, стараясь ухватиться рукой за Дверь, но она тает от моего прикосновения…

Слышу, кто-то кричит не своим голосом. Открываю глаза и понимаю, что сама только что орала как недорезанная свинка. Дима в темноте нащупывает выключатель и включает ночник.

– Что, родная, что с тобой случилось? – с тревогой в голосе спрашивает он.

– Эта Дверь… Я нашла ее… Она не открывается. Понимаешь, НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ! – сквозь всхлипывания пытаюсь объяснить ему все.

Хватаю горлом воздух, но его мало; судорожно стискиваю плечи Димы, а он пытается меня успокоить: гладит по голове, шепчет какие-то утешительные слова. В конце концов, он целует меня и, видя, что его способ борьбы с женской депрессией – работает, продолжает в том же духе…

Ему удается меня не только успокоить, но почти заставить забыть из-за чего весь сыр-бор. Я тону в его нежных объятиях и поцелуях, растворяясь в его теплой мужской силе и безмерной любви.

Знаю, что Дима любит меня – мне даже не надо слышать от него подтверждения, достаточно его успокоительного шепота и ласк, сначала несмелых, а потом уверенных и дарящих безмерное блаженство.

На много сладостных минут я забываю обо всем: о Двери, о своих прошлых бедах, о почти законченном и одновременно бесконечном путешествии. В Диминых объятиях верится, что все обязательно будет хорошо. Потом. Потому что сейчас для меня существует только он…

Насладившись друг другом, мы засыпаем, так и не разомкнув объятий.

На этот раз я действительно засыпаю – настоящим крепким сном без сновидений…