Историк
– Уезжаете, господин Алекс? – улыбается молоденький портье, кивая в такт тряске чемодана в моей руке и, пока я спускаюсь с лестницы, провожает меня взглядом. Точнее не меня, а массивный ключ в моей руке с деревянной грушей, на которой по старинке выжжено число 7.
Приятно, чего уж там, находится в мире, хоть немного отличном от современного, где такие вот ключи вместо магнитных карточек, скрипучие от времени лестницы вместо хромово-зеркальных лифтов, молоденькие прыщавые, безусые и очень любопытные портье, вместо рецепшен-леди, словно бы сошедших со страниц модных журналов, но мне почти пора.
Я отдал ключ, кивнул на прощанье и, не зная, что еще сказать в такой ситуации, пожелал ему хорошего дня и направился к добротной, блестящей от лака и позолоты двустворчатой двери.
– Вы с Карлом не попрощаетесь? – разочарованно вздохнул портье мне в спину.
У него получилось – меня начала мучить совесть. Мало того, я загрустил.
– Карл проснется только в полдень, а мне в это время нужно быть на вокзале, – тихо сказал я, но чемодан поставил.
– У вас еще полчаса, – портье вдруг подмигнул, совершенно, по моему мнению, не к месту. – Давайте так: с вас – неторопливо выпитая чашечка кофе и небольшое дельце, а с меня чудо, то есть попытка его совершить. Я очень постараюсь разбудить Карла.
– Чашечка кофе за чудо? Неплохая цена, – ответил я. Портье кивнул и отправился за небольшую дверцу слева от стойки с надписью «Служебный вход».
Я расслабился и опустился в одно из двух кресел разделенных журнальным столиком. Округлый, с резными изогнутыми ножками, припудренный газетами ближней и не очень давности, а также принадлежностями для письма: несколькими карандашами и стопкой пожелтевшей линованной бумаги для записей, – он стоял возле окна специально для бывших или будущих поселенцев, желающих перевести дух перед тем как. Но не только.
В течение двух недель моей командировки, отпущенных щедрой рукой начальства, каждую ночь мы с Карлом, сухощавым хозяином этого милого отельчика домашнего типа, с хитринкой во взгляде и белозубой улыбкой, сидели за этим самым столиком, с пивом, кофе, однажды даже с бокалами виски, в руках, и он рассказывал мне истории.
Истории, так похожие на выдумку. Вымысел, в глубине которого может скрываться действительность, во всяком случае, несколько раз я ловил себя на подобном желании.
Я уже взрослый дядька: с должностью, окладом, штампом в паспорте о прописке, группе крови, женитьбе и разводе, атеист и где-то даже скептик, но… я…нет, не верю – а знаю точно что, если какое-то явление не совпадает с моими представлениями, это не всегда значит, что это явление не имеет места, это может означать и то, что мои собственные представления могут оказаться неадекватными действительности. Иными словами я знаю, что если я чего-то не видел, это не значит, что этого нет.
Это утверждение может равно касаться как факта существования пингвинов, которых я видел только по телевизору или белых слонов, о которых я только слышал, так и существования летающих тарелок или Лохнесского чудовища. Но истории Карла были словно только для того и придуманы, чтобы ломать стереотипы и представления о реальности.
В первую ночь в этом городе мне не спалось, я спустился вниз в надежде выпытать у портье местонахождение круглосуточного кафе.
Не бара – первый раунд переговоров с потенциальными партнерами должен был состояться в десять утра – а кафе, где можно по желанию пить кофе, сок, чай, молочный или фруктовый безалкогольный коктейль. Времени напольные часы с маятником, которые старательно отбивали каждый час справа от стойки, показывали начало второго ночи – какие уж в такое время кафе. Так мне портье и сказал и предложил сходить в бар на углу, но не заказывать в нем водку – угу, лучше уж попробовать заснуть, предварительно напившись воды. Я помню, смирился почти со своей участью, но из-за той же самой двери, где минуту назад скрылся портье, чтобы сделать кофе, в ту ночь появился Карл.
– Не спится? – сочувственно вздохнул он, но губы его слегка улыбались.
Потом я понял, что это легкая улыбка не сходит с его лица никогда. Просто ее значение меняется в зависимости от выражения глаз – от ехидного до приветливого.
– Все нормально, – я улыбнулся от внезапно накатившей любви ко всему человечеству, совершенно не имеющей под собой мало-мальски логичной причины. Не считать же, вправду, причиной – появление в поле моего зрения сгорбленного худощавого старика, одетого в тяжелый бархатный халат цвета вина и квадратную шапочку с кисточкой, словно бы он не из нашего века, а из прошлого или даже позапрошлого.
– Может быть, хотите поговорить? Или послушать? И кофе… нет, у вас завтра встреча, значит – черный чай с мятой?
Я удивился, что этому незнакомому и странно одетому старику известны подробности моей профессиональной жизни, но кивнул и тогда он исчез за служебной дверью, всего на пять минут и вновь появился с подносом, на ходу представляясь:
– Карл. Хозяин отеля. Бывший фокусник, нынешний историк.
– Изучаете историю? – удивился я, слишком уж необычным казался мне тогда переход от фокусника к хозяину отеля и историку.
– Бог с вами, молодой человек, зачем же ИЗУЧАТЬ историю? Историю нужно вспоминать, создавать, творить, на худой конец – находить, вляпываться и рассказывать! Изучать можно нечто мертвое, статичное, объективное или уже неодушевленное, а история… истории, – поправился Карл, – они как бриллианты – какой гранью не поверни, целостной картины не увидишь, только ту часть, на которую смотришь. Целостность можно увидеть только глазами Бога и никто кроме не него не может судить об истине и уж тем более об истории.
К тому времени мы уже успели устроиться за журнальным столиком и Карл разлил чай по небольшим чашечкам с изображением Кубика Рубика, словно бы подтверждающим его слова. И в эту же, в первую ночь нашего знакомства, видимо, чтобы продемонстрировать мне наглядно важность своего утверждения, он рассказал мне такую историю…
Жил один человек в небольшом городке. Была у него жена и сын.
Однажды семья в воскресный день возвращалась с ярмарки. В руке у Человека была сума с овощами, Жена несла корзинку с благовониями, а Сын – коробку со сладостями.
День был жаркий. Очень. Давно в этом городке не случалось такого знойного лета. Но семья нашего героя не захотела спешить или брать повозку, поэтому неторопливо шла пешком к дому, тихо переговариваясь.
Неожиданно Жена споткнулась, начала падать и, чтобы как-то удержаться на ногах, схватила за локоть сына. Мальчик не смог устоять и оба, и мама и отпрыск, упали на каменную мостовую. Бутылочки с благовониями выскочили из корзинки и зазвенели, перемешавшись с белыми круглыми хлебцами из коробки со сладостями. Жена нашего героя стала собирать их и одновременно успокаивать ребенка, ушибившего коленку. Тот плакал навзрыд, закрыв лицо руками.
Человек хотел было броситься на помощь своей семье, но его кое-что отвлекло. В нескольких метрах стояло нечто метра два в высоту и от него, от этого нечто, исходило бледное, лунное сияние. Нечто двигалось в сторону ошарашенного необычным зрелищем Человека. Приглядевшись, Человек увидел, что это не просто гигантский передвигающийся столб света, а сплошь сотканный из лунного света юноша в прозрачном плаще, чье лицо почти наглухо закрыто капюшоном. В панике, Человек закрыл глаза, ущипнул себя за бок, стараясь как можно скорее прийти в себя, и помотал головой из стороны в сторону. Потом он открыл глаза, увидел, что дорога пуста, утер пот со лба, вздохнул и пробормотал:
– Привидится же такое… Все от жары…хоть бы дождь пошел что ли…
Потом Человек помог подняться своей жене, дал легкий подзатыльник наследнику, чтобы не ревел (взрослый ведь уже) и семья двинулась дальше.
Двух минут не прошло, как Человек, засмотревшись на проходящую мимо розовощекую девицу, споткнулся башмаком о выпирающий булыжник и растянулся на мостовой. Сын бросился помогать отцу: сперва нужно было повернуть на спину, а потом уже попробовать подтянуть за руки, чтобы отец мог встать на ноги. Жена только хотела помочь мальчику, но неожиданно увидела того же самого светящегося юношу в прозрачном плаще, которого недавно видел ее муж.
Она бросилась на колени и осенила себя крестным знамением.
– Архангел Петр, надо же! – прошептала она восхищенно и благоговейно одновременно. – Ведь просила, заступника, помочь мне в давешнем споре с Марией, вот и намолила… Отче наш, сущий на Небесах… – женщина приклонила колени, опустила взгляд и прочла короткую молитву, ту самую, первую, которой ее научила мама еще в три годика. Когда она поднял взгляд, Архангела не было на дороге.
Семья двинулась дальше. Жена взяла Мужа под руку и увела немного вперед, воодушевленно пересказывая ему давешнее происшествие. Человек был слишком занят ушибленным локтем, он почти не слушал свою жену, иначе он ей рассказал бы о том, что тоже видел и что это – галлюцинация, потому что на улице слишком жарко. А Жена бы ему ответила, что Архангел не может быть галлюцинацией, хотя бы потому, что они оба его видели. Но не сложилось у них спора, у Человека сильно болел локоть и немного кружилась голова, поэтому он думал только о том, как бы скорее добраться до дома, тем более, что они уже почти до него дошли. Осталось немного, несколько десятков метров.
Мальчик весь оставшийся путь наблюдал за родителями, но держался от них на почтительном расстоянии. Он был хорошо воспитан. За квартал от дома, ему наскучило смотреть в их спины, он начал вертеться по сторонам и конечно увидел окутанного лунным светом юношу в прозрачном плаще.
– Это же тот самый призрак, о котором Вай рассказывал! – прошептал он синими от ужаса губами, припомнив, как его друг третьего дня пересказывал ему неофициальную городскую легенду, о которой шептались все взрослые, но никто не говорил вслух. Легенда была о юноше, полюбившем дочь врага своего отца. Его убили разбойники за час до тайной свадьбы и подбросили труп на центральную площадь, ту самую, где теперь проходит ярмарка, но на самом деле, поговаривают, отец невесты сам прирезал его и теперь призрак скитается и жаждет мести.
Мальчик безумно испугался, перед его глазами заплясали звезды и он потерял сознание. Впоследствии он вообще забыл об этом происшествии, такова уж особенность детской психики – все важное, но пугающее забывать. Но когда-нибудь он возможно и вспомнит. И тогда я ему объясню… – так закончил Карл свою историю.
– А вы знали их? – поинтересовался я. Признаюсь, я был совершенно очарован этой историей. Если бы я был писателем, я бы сам ее придумал и написал, но, к сожалению, не сложилось.
– Я наблюдал, но мальчика узнаю, – уклончиво ответил Карл. – Знаешь, иногда такое случается: человек хочет найти ответ на какой-то вопрос, но не может и тогда он вдруг встречает меня.
– А у вас, Карл, есть ответы на все вопросы? – улыбнулся я.
– Как минимум пять ответов на один и тот же вопрос! – горделиво подбоченился он и допил мятный чай одним мощным глотком. – Вам пора спать, молодой человек.
Я с ним не решился поспорить, но уснул в ту ночь сразу, как добрался до кровати и спал как младенец.
Следующей ночью мне снова не спалось. Вряд ли бессонница входила в систему, скорее всего, мне просто хотелось снова выпить чай в компании хозяина. Я вертелся в кровати, не желая быть назойливым и все такое, но любопытство в итоге пересилило. Кроме того, портье, этот самый прыщавый милый юноша, ответил лишь на один из бесчисленных моих вопросов о Карле и теперь я знал, Карл – сова. Ложится под утро, встает в полдень, даром, что на мышей по ночам не охотится, а просто истории рассказывает, коротая ночи в компании незнакомцев вроде меня, хотя кто его знает, как на самом деле.
В общем, я не удержался и спустился вниз той ночью. Навязчивым я никогда не был, поэтому решил так – посижу, почитаю газеты полчаса, если Карл не появится, политические новости другой страны меня все равно усыпят, так что в любом случае буду в выигрыше. Но он появился. Мало того, Карл появился сразу с подносом.
Той ночью мы пили не мятный чай, а кофе с миндалем и гвоздикой. Сейчас вспоминается, что напитки каждую ночь были разные.
Принцип это или случайность, мне не интересно, но так было.
Однажды я был во Львове, – рассказывал Карл той ночью. Верите ли, но все часы там показывают разное время. Скажем, когда я приехал, вокзальные часы показывали 12.07, мои наручные – 18.09, круглые часы такси, в которое я сел, чтобы добраться до гостиницы – 17.15. Но это еще не все. Подъехав к гостинице, я снова увидел округлый циферблат над двустворчатыми парадными дверями. Они утверждали, что сейчас – 15.52. Я не удивился. Ясно же, что жители Львова живут в каком-то своем временном отрезке, а часы – так, для отвода глаз, поэтому и идут как попало. Главное, что идут.
Гуляя по городу все последующие три дня, я, тем не менее, то и дело заглядывался на всякий циферблат, возникающий на моем пути. И выяснил, что время на них действительно разное и не одни часы не совпадали с тем, что показывали мои, наручные, которые впрочем, тоже, скорее всего, сбрендили, потому что закат первого дня наступил, если им верить, в 23.24. Вот так вот!
Но история моя не об этом. Точнее, не совсем об этом. Не буду рассказывать вам о Львове. Он, да и не только он, вообще любой город – происшествие, которое случается со всеми по разному, в зависимости от времени года, суток, настроения человека и настроения самого города, от качества первой выпитой в городе чашки кофе и от птиц, от направления и температуры ветра, а также одежды путешественника. Еще от случайных или неслучайных попутчиков (лучше уж завязывать отношения с городами, как и с потенциальными врагами или с возлюбленными, без свидетелей, но это мое личное мнение)… В общем, даже самый распрекрасный город может не понравится, если захочет, а может завлечь вас в свои сети и тогда вы никогда из него не уедете, если на то будет его желание. У меня со Львовом сложились дружеские отношения. И это все, что вам пока нужно знать.
В общем, желания выбираться из дружеских объятий нового знакомого, чопорного, но загадочного и романтичного, у меня не было, но и остаться я не мог. Не только потому, что обратный билет был куплен еще на родном вокзале, но и потому, что меня ждали дома.
Сверившись с часами мобильного телефона, я отправился на вокзал. Времени до отхода поезда было предостаточно, так что я не слишком спешил. Высадившись из такси, я случайно посмотрел на циферблат, расположенный над стеклянными дверями центрального здания вокзала. Они показывали 18.10. Спешат, всего-то на полчаса, надо же, – про себя посмеялся я тогда. Однако мой поезд, который по идее должен был отправляться с пятого пути только через двадцать минут, а именно в 18.05, подразнил меня медленным и дымным исчезновением за линией горизонта.
Я не поверил своим глазам и отправился в кассу.
Кассирша подтвердила – это был он, мой поезд. Следующий – только утром. А у меня, во-первых почти не осталось финансов, большую часть которых я предусмотрительно оставил дома и поэтому позволить себе еще один билет я не мог, даже боковую полку пладскартного вагона, во-вторых – мне негде ночевать, если не считать уютных вокзальных лавок.
Помню, я понуро плелся с чемоданом, отходя все дальше от злополучного вокзала. Свою участь я принял со свойственным мне смирением и оптимизмом: в конце концов, я был уже не мальчик, у меня был с собой мобильный телефон и масса знакомых, вот только нужно было решить кому позвонить первому. Не исключено, что кто-нибудь из знакомых моих знакомых обитает здесь, во Львове и проблемы мои решатся, не успев толком возникнуть.
Но ситуация разрешилась еще проще. Не успел я отойти даже на километр от центрального здания вокзала, повстречался мне старик. Для того, чтобы заговорить со мной, ему пришлось бежать через проезжую часть, благо машин не было, размахивая тростью, чтобы привлечь мое внимание. Уж не знаю, что его заставило меня окликнуть – мой вид или моя лениво-депрессивно-задумчивая походка.
Отдышавшись, старик обратился ко мне:
– Опоздал Карл? Ушел поезд?
– Вы меня знаете? – я тогда немного удивился. – Мы знакомы?
– Нет, – старик раздраженно отмахнулся от моего вопроса так, словно он был не просто глупый, а совершенно бессмысленный и протараторил так быстро, что я едва его понял – Здесь, на вокзале, несколько десятков часов, если не считать наручных часов пассажиров. Для того, чтобы успеть на тот поезд, который уже ушел, тебе нужно найти часы, которые будут показывать 18.00 или 17.50, около того, и простоять под ними минуту, не спуская глаз с циферблата. Тогда ты успеешь на свой поезд.
Что за бред? – удивился я, а вслух поблагодарил старика, мучительно соображая, чем бы его наградить за такую «ценную информацию», жаль мне его стало, сумасшедшего. Достал сувенирную монету в пять гривен, которую мне подсунул меняла, с изображением голубя и двух лент, небрежно наброшенных ему на крылья (уж не знаю, что он символизировал) и отдал ее старику. Тот поклонился, развернулся ко мне спиной и… исчез, растаял…
А я решил, раз такое дело, нужно попробовать выполнить его инструкцию и отправился искать циферблат. Он нашелся, не скажу, чтобы скоро, но и долго искать не пришлось. С минуту я задумчиво и с надеждой одновременно разглядывал замечательное сочетание цифр – 17.54, не особо веря, что все получится, но и не отрицая подобной возможности.
Я всегда такой, перестаньте улыбаться, Алекс.
Так вот. В какой-то момент я почувствовал на своем затылке холодную руку Вечности или кто там еще обычно хватает нас за загривок без предупреждений, заставляя впасть в транс, перестать видеть и слышать, а потом всего на секунду съежится от ее леденящего дыхания?.. Не суть.
Минута закончилась, и я отправился на пятый путь. Там стоял мой поезд. Я почему-то не удивился, будто твердо знал, что так и будет. Показал билет проводнику, он осмотрел его внимательно со всех сторон, кивнул и пропустил меня.
И с тех пор я знаю, что время, раз мы уж без него никак не хотим существовать, – это то, что мы здесь и сейчас желаем наблюдать на часах, а не то, что они обязаны нам показать в силу заложенного в них механизма…
– Я потом не раз пользовался этим приемом, – так закончил Карл историю о циферблатах Львова. – Хотите – верьте, хотите – нет, но иногда он срабатывал. И еще. Только по большому секрету, ладно? Однажды я проделал тоже с датой. Это было три года назад.
Я возвращался в отель и вдруг мой взгляд упал на электронное табло на трамвайной остановке. Ну, вы встречали такие, да? Цифры на нем меняются каждые пять секунд: сначала время, потом – дата, потом – температура воздуха. Но это табло застыла на цифрах – 12.10, оно утверждало, что на дворе двенадцатое октября, хотя на самом деле было самое начало августа.
Черт его знает почему, я остановился и пялился на эти цифры, сулящие мне вместо еще одного месяца лета, дождливую середину осени, но факт есть факт.
Я стоял и смотрел. И снова ощутил на своем затылке ледяную руку невидимого непостижимого доселе существа. Меня начало знобить. Когда я очнулся от этого сна наяву, в котором существовало только табло и четыре цифры: 1, 2, 1, 0, – я понял почему. Моросил мелкий прохладный дождь, прохожие угрюмо кутались в плащи, пряча носы в шейных платках, а зонтики кренились от порывов осеннего ветра. А я был в футболке и шортах – естественно мне стало холодно!
Знаете, Алекс, после того происшествия, я зарекся смотреть на часы вообще. Мало ли… вдруг меня не просто на два месяца вперед затянет, а куда-нибудь в позапрошлый век?..
Портье отвлек меня от воспоминаний, принес поднос с небольшим фаянсовым кофейником, чашечкой на блюдце и небольшой розеткой с белоснежными безе, которые каждое утро собственноручно печет Карл. Эти – вчерашние, Карл еще спит, но я все равно рад – безе тает во рту, не печенье – чудо.
– Спасибо, теперь за тобой очередь, – подмигнул я мальчику, он лишь загадочно поднял глаза к потолку, вернулся за стойку и уткнулся носом в журнал.
– Ну ладно, – буркнул я себе под нос и отправил в рот одно пирожное, а когда оно почти растаяло на языке, сделал глоток обжигающего горячего латте.
Кончик языка мгновенно онемел и начал пульсировать, хорошо хоть мальчик сжалился, побоялся, видимо, убить постояльца, то есть меня, моим же собственным любопытством. Пусть даже БЫВШЕГО постояльца. Достал из-под стойки жестяную, украшенную нарисованными павлинами, банку: одну из тех, в которых продают индийский чай и в которых дети обожают хранить свои нехитрые сокровища, и направился ко мне.
– Карл, – начал на ходу портье, – просит каждого человека, останавливающегося в нашем отеле, написать самое первое желание, которое придет ему голову, на вот этой линованной бумаге и оставить в этой банке.
– Для чего? – заинтересовано поинтересовался я.
– Карл говорит, что чем больше чужих желаний исполняет фокусник, тем дольше его век, – шепотом, с придыханием, с видом заговорщика признался портье.
– Значит Карл все еще фокусник? – едва сдерживая смех, спросил я «мальчика». Глупый – все еще верит в сказки. Хотя я ему даже завидую немного, ведь сам такой же, правда не до такой степени.
– Не бывает бывших фокусников, как и бывших историков! – гордо ответил портье, уткнув в небо большой палец для пущей важности.
Я так понял, что он повторяет слова Карла. Слишком уж похоже его высказывание на странные, но жутко интересные истории хозяина этого чудного заведения.
– Ну, хорошо, – я смирился. Карл конечно чудак, но добрый, что мне жаль, что ли…
Портье отправился за стойку, однако работать уже, видимо, не смог, все любопытствующее косился в мою сторону и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Ему-то что, – подумал я, – не его же желание.
Нужно сосредоточиться. Какое самое первое желание, что приходит в голову? Да никакое. Нет у меня желаний. Я сыт, налит благодушием и кофеином, завтра в это же время меня ждут объятия любимой девушки, а затем «любимого»-же босса, я со всем справился на пять баллов и ночи, проведенные в этом отеле – были чудо как прекрасны (половину историй Карла придется рассказать милой, она страсть как сказки любит, а я не удержусь предстать перед ее восхищенным взором одним из внебрачных правнуков Андерсена). Почти так же прекрасны, как и дни, проведенные на улицах этого небольшого, но милого городка. То есть здесь, сейчас, я совершенно счастлив, но понимаю, что обидеть старика Карла не хочу, поэтому придется сочинить себе желание.
Уверен, любой человек на моем месте, даже сильно сомневаясь в том, что Карл – Старик Хоттабыч, вылезший из бутылки по прошествии срока заключения и сбривший бороду, все равно написал бы что-то вроде: «хочу миллион долларов» или «хочу виллу на Майорке» или «хочу «Ягуар» последней модели розового (черного, белого, зеленого) цвета», – а вдруг сбудется. Ну, вдруг?! Ну, мало ли?!..
Но как назло: миллион долларов мне без надобности, мне хватает денег на все, что мне нужно и все, что мне хочется, а большего мне не нужно – девать некуда; вилла… тем более – до фени, даже на Майорке, я итак живу недалеко от моря, а «совсем рядом» – чревато тем, что однажды, после шторма в девять баллов, рискуешь проснуться на дне моря; ягуар… нафиг нужен, меня мое мокрого асфальта «рено» десятилетней давности вполне устраивает… Дда… ситуация… Ну ладно.
Я взял лист бумаги, один из тех, что стояли на журнальном столике, красный карандаш, он, на мой взгляд, наиболее подходил к той охинее, которую я собирался записать и небрежно черкнул: «Хочу, чтобы истории Карла оказались не выдумкой».
Вот, придурок, – ласково сказал я себе. – Ведь это все равно, что написать «хочу мир во всем мире и каждому человеку – по мешку золота!»
Но на сердце как-то вдруг стало легко и радостно, я свернул листок вчетверо, поспешно сунул в железную коробочку из-под чая, закрыл крышку. Все. Надеюсь, Карл не будет в обиде.
– Написали? – заинтересованно вытянул шею портье.
– Да, – улыбнулся я, еле сдерживая смех, рвущийся наружу.
– Не расскажете? – краснея до кончиков ушей, очень тихо, спросил мальчик.
– Нет, вдруг не сбудется, – я помотал головой для пущей важности.
Мне конечно жалко юношу, но что поделаешь, он-то небось думает, что я что-то нужное пожелал…
– Ладно. Тогда я вам расскажу, – портье вышел из-за стойки, подошел, приблизил губы прямо к моему уху, так что я услышал, как часто он дышит от волнения, несколько раз оглянулся, не идет ли хозяин, и только тогда продолжил. – Вы имейте в виду, Карл действительно исполняет все желания. На его счастье в этот отель всегда приезжают погостить очень добрые люди, а, может быть, он сам так устраивает, я не знаю, но однажды, один постоялец, пожелал Карлу жить триста лет, представляете? Взял, прям так и написал – «Что б ты, Карл, триста лет жил, честное слово!»
– И что? – так же тихо спрашиваю я, стараясь не прыснуть от смеха.
– Что-что? Этому отелю уже сто пятьдесят лет и, между прочим, у него никогда не менялся хозяин… правда у Карла нет детей, да и жена его почила с миром еще в начале века… я как раз только работать у него начал… Так что теперь я интересуюсь у каждого посетителя, что за желание он положил в эту коробку. Мало ли что, может быть, посетитель хочет стать повелителем трех планет, откуда я знаю, так я бы остановил от неосторожного обращения с написанными желаниями…
– Спасибо за разъяснения, – кивнул я, как мог серьезно, потому что мальчик, похоже, – тот еще сказочник. Пожалуй, еще лет сто и Карла обскачет. Молодец, что тут скажешь.
Я уткнулся в чашечку латте, от греха подальше.
Обещанные полчаса близились к концу, латте в кофейнике тоже. Я постарался сосредоточиться на насущном хлебе и приблизительном плане действий, решить что прикупить с собой в дорогу, припомнить номер вагона, наконец, просто помедитировать минуту перед предстоящим отъездом. К тому же у меня была надежда, что Карл появится, очень бы хотелось с ним попрощаться. Но я незаметно для себя снова ударился в воспоминания.
Где-то на пятую ночь Карл сам тихонько поскребся в дверь моей комнаты – наверное, ему так же хотелось иметь слушателя, как мне слушать его истории, а больше постояльцев в отеле почему-то не было, хотя комнат здесь, как минимум, двадцать. Да и портье, единственный, и, как успел понять, ночью отдыхает.
Я уже и сам собирался спуститься вниз, поэтому деликатный стук хозяина не застал меня врасплох. Я не только не пытался подготовить постель, но и не раздевался – ясно ведь, что успеется, когда я вернусь сюда на рассвете чумной и счастливый после историй Карла и двух часов сна мне будет вполне достаточно.
– Я хотел бы вас угостить, если позволите, – заговорщически подмигнул Карл, когда я открыл ему дверь.
Еще бы Я да НЕ позволил! Самому интересно, ЧЕМ и особенно – О ЧЕМ.
– Вы слышали такое высказывание Шопенгауэра, что наша жизнь и наши сны – страницы одной и той же книги? – спросил Карл, улыбаясь до ушей и наливая мне в чашку какую-то жидкость, очень напоминающую малиновый кисель.
Впрочем, это он, скорее всего, и был, только с ромом или с джином, я не понял. Но за свое состояние я мог не волноваться: чтобы напиться, мне пришлось бы выпить чашей пятнадцать-двадцать этого «кисельчика», а в графине, стоящем на подносе на журнальном столике, оставалось всего на две порции – мне и Карлу – так что мне участь всех предыдущих и будущих жертв Бахуса явно не грозила.
– Знаете, как я познакомился со своей женой? – спросил Карл после первой чаши, хитро прищурив один глаз. Я помотал головой из стороны в сторону, предвосхищая новую историю. И не ошибся.
– Однажды, очень давно, мне приснился какой-то костюмированный праздник на опушке леса. Горели фонари, скрипачи играли вальс «Голубая долина» Штрауса, юноши и девушки были в разнообразных масках, чуть ли не венецианских, и тяжелых бархатных нарядах восемнадцатого века. Некоторые танцевали на каменном помосте, размером с бальную залу, некоторые тихо переговаривались в небольших беседках, иные же просто прогуливались по тропинкам. Я был одет так же. Я не удивился, ясно же – сон, он и есть сон. Но проснуться я не был готов, мне нравился этот праздник и я решил на нем погостить.
Я начал праздно и неспешно прогуливаться по опушке и тут-то увидел ее. Она стояла, прислонившись к дереву, и недовольно хмурилась. К тому же ее платье, оно было похоже на наряд эльфийской принцессы и даже немного светилось бледно-зеленым цветом. Я подошел.
– Вам не нравится праздник? – спросил я девушку.
– Праздник? – она растерялась. – Причем здесь праздник? Просто могут появиться мои недруги, я жду их, чтобы научить уму-разуму.
– Разве у такой прекрасной девушки могут быть недруги? – галантно поинтересовался я.
– Уйдите, пожалуйста, – попросила она, – мне бы не хотелось, чтобы такой милый юноша попал братьям Кробс под горячую руку.
Помню, я тогда подумал: интересно, а как же это девушка собирается в одиночку попасть им «под горячую руку», да еще и попутно «научить их уму-разуму»?
Но вслух я сказал:
– Я останусь с вами. Как вас зовут?
Девушка не стала спорить, вот что удивительно:
– Алиса. Оставайтесь.
– После этих слов она замолчала, – рассказывал Карл в пятую ночь, наливая нам по второй чаши «кисельчика». – Я же – проснулся. Не хотел просыпаться, но повелительный бас отца не оставлял никакой надежды досмотреть сон, хотя, положа руку на сердце, я был уверен, что продолжение следует.
Весь день я помогал отцу строгать, пилить, собирать и красить установки для фокусов, он был лучший мастер в городе, может быть, поэтому я и стал, спустя всего два года, фокусником. А ночью, перед тем как закрыть глаза, я попросил Всевышнего, дать мне досмотреть этот сон. И задремав, увидел ее снова.
Но еще я увидел, что мирно-благодушное настроение праздника было нарушено стремительно приближающимися к нам с Алисой огромными здоровяками в морской форме того времени, в котором я засыпал. Я принял боевую стойку и не кинулся на них лишь потому, что Алиса дернула меня за рукав:
– Сначала я! – повелительным, не требующим возражения тоном, бросила она и направилась к ним. Я дал Алисе сделать несколько шагов и двинулся следом.
Братья Кробс, ну просто «три удальца из одного ларца»: с такими же глуповатыми улыбками, широкими скулами и коротко стрижеными волосами. Алиса их явно не боялась. Мало того, они преклонили перед ней колени:
– Простите, – хором прогнусавили они, как-то не очень искренне. – Госпожа Алиса, позвольте просить вас вернуться в Школу, пока Ваш отец нам уши не отрезал.
