Уж не знаю каким ветром нас с Танюхой занесло ранним весенним утром на Замковую гору. Но факт остается фактом – сидим на молодой траве, чуть ли не в самой высокой точке Киев-града и трепимся обо всем и ни о чем сразу – как будто нам мало прекрасного пустого трепа дома.
Внизу одна из самых старых городских улиц, на горизонте – вечно закрытый, но от этого не менее внушительный, Андреевский собор и мы, обдуваемые несколькими ветрами сразу, зрим сверху вниз на окружающее нас великолепие и почти все время смеемся.
Хотя, надо отметить, что Замковая гора – не место для веселья…
Ладно, объясню почему. Все-таки много хороших веселых людей рождены не в славном граде Киеве, а в иных, большей частью, незнакомых мне городах.
Громкое название да крылья фантазии уже унесли вас, наверное, в ту славную эпоху, когда замки были домами, а не музеями, где существовали феодалы, крестьяне, злобные инквизиторы, романтические ведьмы, принцы и балы. Ничего подобного! Замковая гора не имеет ничего общего с тем, что вы, должно быть, уже успели себе представить!
Во-первых, на ней нет замка.
Замковая гора – не что иное как холм, сплошь заросший деревьями и кустами. Пробираясь сквозь густые заросли на его вершину, иногда натыкаешься на разграбленные, сваленные с постаментов дореволюционные могильные памятники. На полуразрушенные склепы, украшенные граффити заботливыми сатанистами, кои на всем, что плохо стоит, стараются сохранить для потомков традиции современной наскальной живописи. На одиноких путников с диким непонимающим опохмельным взором… И тому подобные шедевры современной урбанистической культуры. Еще, на самой вершине Замковой горы, можно встретить художников, самозабвенно пачкающих холсты, с приличествующей торжественности момента серьезностью. Вот такая романтическая обстановка!..
И что мы с Нюхой забыли на этой горе – непонятно. Хотя, к чести несчастного холма можно добавить, что ежели умеючи, то с такой высоты получаются великолепные фотографии. Собственно за этим мы сюда и приехали. И уже даже справились, а теперь просто отдыхаем от непосильных фотографических трудов.
Неожиданно моя тезка, подружка и практически сестренка в одном лице говорит:
– Ты знаешь, на юге Германии есть небольшой городок. Название не скажу – не помню. Да и не в названии дело. Жители этого городка нарушили великое правило и теперь прокляты на веки вечные.
– Какое правило? – интересуюсь, трепеща и предвкушая сногсшибательную историю, ибо других в Нюшином организме не водится.
– Не правило, а ПРАВИЛО, – серьезно уточняет она. – Понимаешь, еще четыреста лет назад городок этот ничем не отличался от других сотен подобных поселений Германии – тихий, чинный и самодовольный. За одним исключением – умирали горожане редко и не от болезней или старости, а оттого, что некоторые люди просто устают быть. А так – люди как люди, правда, чуть радостнее, чуть беззаботнее, немного более легкие и счастливые.
Однако не бывает добра без худа. Из поколения в поколение, из уст в уста, письменно и устно передавалось старожилами одно единственное правило: ни в коем случае не поднимать городские ворота перед одиноким всадником в черном плаще, который явится на рубеже столетий и принесет с собой грозу.
Несколько веков Великому Правилу следовали неукоснительно, но стоит ли уточнять, что со временем горожане стали воспринимать его сначала как неясную сплетню, потом – как обычное суеверие, а еще позже – как почти забытую легенду…
Он прибыл вместе с грозовой тучей – величественный как Цезарь и одинокий как Люцифер. В развевающемся на ветру плаще и волосами оттенка воронова крыла. На гнедой кобыле с разноцветными глазами: один ее глаз был темен как ночь, другой – желт как солнце. Когда Черный всадник взялся за кольцо городских ворот, грянул гром, и молния на долю секунды явила миру торжествующий и грозный его лик. Остается только сожалеть, что никто из горожан этого не видел.
Стражник был молод. Уроженец соседнего поселения, он слыхом не слыхивал о Правиле и конечно впустил путника. А вместе с ним и древнее почти забытое проклятие.
С тех пор горожане перестали видеть сны. Совсем. Их не посещают даже кошмары. Поверь, это самое страшное, что может случиться с городом, потому что сны – плохие ли, хорошие ли – это та часть реальности, где человек продолжает существовать даже тогда, когда умирает. Именно сон – первооснова нематериальной жизни: сновидец день за днем создает свой собственный рай или свой собственный ад, а, почивши с миром, отправляется прямиком туда.
С появлением Черного всадника, горожане утратили надежду на вечную жизнь. Стали умирать от всяческих хворей, а большинство их потомков и по сей день не доживают до глубокой старости. Утеряв возможность оказаться в раю, они стараются вкусить в этом мире как можно больше радостей и не всегда праведных наслаждений. Но хуже всего то, что Всадник до сих пор спит где-то на окраине городка в чьем-то фамильном склепе, созерцая украденные у горожан волшебные сновидения…
– Говорят, где-то в карпатских горах прячется Невидимый Город, – на лету подхватываю я Нюшкино настроение.
– Тоже проклятый? – смеется она.
– Нет, – улыбаюсь, – просто зачарованный. Было время, когда город этот был видим каждому, у кого есть глаза. Не было ни одного человека в мире, который бы не слышал о нем или в тайне не желал бы его найти.
Сотни босых изможденных дорожными трудностями паломников изо дня в день протаптывали горную тропу к чудесному городу, дабы постучатся в его врата. Если они успевали сделать это до заката – ворота открывались, и жители поселка у подножия горы слышали волшебную мелодию, рожденную перезвоном хрустальных колокольчиков – неизменную спутницу этого события. Были люди, которые специально селились у подножия, дабы иметь возможность хотя бы раз в несколько дней усладить ей свой слух.
Человек, попавший в Город, мог ослепнуть от сияния серебряных крыш его домов, улиц, выложенных не булыжниками, а драгоценными камнями и лазурного неба.
Воздух в нем был целебным – умирающий старик снова оборачивался добрым молодцем, а калека избавлялся от немощи тотчас же, как за ними опускались золоченые ворота. Уставший неизменно обретал на изумрудных улицах Города бодрость, страждущий – покой, обездоленный – удачу, одинокий – надежду на счастье.
Для человека, проведшего в Городе хотя бы час, не оставалось ни одной не разгаданной загадки, ни одного тайного знания – вся мудрость мира становилась ему ведомой. Город не открывал ищущим только одной тайны – своего имени. По сей день никто не знает, как он называется.
Жители были на удивление гостеприимны – не было ни одного дома в Городе, в коем не гостил бы один из тех, для кого открывались ворота на закате.
Поговаривали даже, что Город – не что иное как Рай, но это конечно не правда. Рай создан для вечной жизни, а никому из прибывших на закате не разрешалось оставаться в городе дольше, чем до рассвета. Об этом Хранитель Города сообщал всем без исключения гостям прежде, чем открывались врата. О том, что может случиться, если Правило будет нарушено, вслух не говорилось, но любой, даже самый юный горожанин знал, что кара последует незамедлительно.
Однажды на закате в Город пришел прекрасный юноша. Ему не нужны были ни богатство, ибо он итак был обеспечен, ни здоровье – ибо он был молод и силен, ни счастье – ибо он с детства не знал печали. Он хотел обрести мудрость, свойственную всем четырем поколениям его правящих предков, каждый из которых побывал в Городе в свой срок и долгие годы после повелевал своим народом с заботливой справедливостью.
Ночью ему не спалось. Скорее всего потому, что юноша не успел притомиться в дороге – слуги несли его на паланкинах до самого подножия, и только склон он преодолевал собственными царственными ступнями.
Долго призывал он сновидения, но ни одно из них не пожелало посетить юношу этой ночью. Тогда он вышел из дома людей, любезно предоставивших ему кров до рассвета, и отправился искать их на улицах Города.
С каждым шагом по изумрудным мостовым юноше открывались все новые и новые невиданные знания. Настал момент, когда несметное их количество переполнило чашу способности юноши воспринимать их. И тогда он, в конец обессиленный, опустился на мостовую.
Велико было его желание уснуть прямо на улице, но он прекрасно помнил слова Хранителя Города и всеми оставшимися в его распоряжении силами отгонял сон.
Беда была в том, что юноша ушел слишком далеко от своего временного пристанища, а множество тайн, открытых ему этой ночью, свело на нет любую возможность отследить собственный извилистый путь по переулкам и проспектам. Проще говоря – он заблудился.
Открытие это придало юноши неслыханной бодрости. Несколько часов после он панике метался по улицам, стараясь разглядеть в свете белой ущербной луны знакомые очертания. Тщетно. В самое темное время ночи, уже перед самым рассветом, он оказался на округлом хрустальном мосту меж двумя холмами, разделенными неширокой горной рекой. Силы покинули юношу, он пал на колени и заснул, не преодолев даже его половины.
С первыми лучами восходящего солнца Хранитель открыл врата, дабы отпустить гостей. Ему было невдомек, что один из них спит сном младенца посреди Хрустального моста. Не успела опуститься золоченая решетка, как воздух потемнел от гнева зачарованного Города. Все без исключения колокола и колокольчики пришли в движение. Но это была не та волшебная мелодия, услаждающая из века в век слух горожан и жителей окрестных селений, а жуткая тревожная какофония, от которой хотелось убежать на самый край света. Поднялся такой сильный ветер, что все хрустальные колокола разом сорвались с золотых цепей. Их осколки с противным треском и дребезжанием пали на изумрудные мостовые Города.
Горожане проснулись одновременно. Они не могли понять причину настигшей их беды. Изо всех отрытых окон слышался детский плач и женские причитания. А ведь дети в Зачарованном Городе никогда раньше не плакали, и факт сей тревожил жителей боле, нежели темный искрящийся от ярости воздух или доселе неведомый им неуправляемый ледяной ветер.
Город через несколько часов успокоился, но пожелал стать невидимым для чуждых взоров. Его жители продолжают жить обычной жизнью; удивляются только каждый новый закат, что не для кого стало поднимать золоченые врата…
– А что стало с юношей? – спрашивает Нюша.
– Слуги нашли будущего короля крепко спящим на берегу горной реки. Открыв царственные очи аж три солнца спустя, юноша так никогда и не смог вспомнить каким ветром занесло его в карпатские горы.
Слугам же тайна сия была изначально не ведома. Но даже те, кто был посвящен в секрет наследника престола, благополучно утратили память о нем, даже родной отец нашего случайного виновника катаклизма.
– Да, – протяжно вздыхает моя подружка. – Так бывает. Но я слышала и о других городах: жадных до новых лиц и впечатлений.
На западе Чехии есть небольшой городок. Уютный, зеленый и очень светлый, потому как ночь обходит его своим вниманием и даже в полночь в нем светит солнце. На подобную диковинку изо дня в день съезжаются поглазеть сотни туристов. Но не каждый из них потом возвращается домой – лучшие из представителей человеческого рода навсегда остаются в этом городе.
Был у меня друг Ромка. Саксофонист. Лучший из лучших и не только в Киеве. Слухи о его мастерстве и таланте просочились даже на другой берег Азовского моря. Однако он не жаждал славы, напротив – изо всех сил чурался ее. На частые предложения охотников за легкими деньгами, отвечал одно и то же: мол, я итак вполне обеспечен и счастлив.
Каждый вечер он вместе с приятелями – трубачом и тромбонистом – играл в джаз-баре на Подоле (отсюда не видно – я тебе покажу, когда спустимся, если напомнишь). Поверь, когда выступала эта троица, в зале не то, что свободных столиков было не найти, там даже стоять негде было – столько народа жаждало прикоснуться к прекрасному.
Два года назад, приятели уговорили Ромку поехать покататься по Польше и Чехии, заодно денег на новые инструменты подбить. Он нехотя согласился – при всем своем таланте он был чрезвычайно ленив. Даже не ленив, просто…его ничто не интересовало в жизни, кроме музыки.
Так вот. Уже возвращаясь назад на Украину, они решили ради интереса заехать и в тот «солнечный» городок – хорошо, хоть раз в день до него из более крупного административного центра ходит зеленая электричка.
Городок оказался само совершенство и приятели, вопреки негласному правилу больше одного дня не задерживаться ни в одном из местечек, решили остановиться в нем на несколько дней. От добра добра не ищут – договорились они. Тем более на единственной площади «солнечного» городка, которую они избрали для своих выступлений, даже ночью слонялась масса туристов – благо было светло как днем.
Следующим вечером Ромка пропал.
Ночевала наша троица в единственной в городке гостинице и, поскольку денег было в обрез – в одной комнате. Спать легли очень поздно…или если быть точной – очень рано, ибо всю ночь развлекали толпу на площади. Сашка – трубач – проснулся первым и обнаружил пропажу, но панику поднимать не стал: мало ли, вышел человек за сигаретами… или кофе выпить, а может и просто погулять. Но уже за три часа до полуночи стало ясно – что-то пошло не так.
Приятели сбились с ног, разыскивая Ромку вплоть до следующего утра. Это было тем более странно, что городок-то небольшой: площадь да пара десятков улиц. В конце концов, Игорь – тромбонист – нашел приятеля в небольшом кафе на окраине.
Ромка, как ни в чем не бывало, читал газету да потягивал капуччино с, самым что ни на есть, невозмутимым видом. На вопрос «Где тебя носило, брат?», высказанный, скорее всего, в более грубой форме, Рома непонимающе хлопал глазами и старался объяснить на чистом чешском языке, между прочим, что не разумеет, о чем гость из дружественной страны Украины толкует.
Игорь потерял бы сознание от сюрреалистичности ситуации, если бы не подоспел Саша. Вместе они кое-как нашли переводчика с чешского на более-менее сносный английский. Игорь же английский знает почти так же как русский. Весь следующий час Рома с пеной у рта доказывал, что родился и вырос в этом городке, а Сашу и Игоря видит первый раз в жизни. Можно было бы подумать, что он сошел с ума, или что это розыгрыш, если бы к Роме не подбежал прелестный курчавый малыш, как две капли воды на него похожий: