В тёмном промежутке меж ящиков, кое-как сваленных в просторном ангаре, бесшумно мелькнула тень. Секунда - и оттуда вальяжной походочкой вышел обычный полосатый котяра, коих полно в каждой деревенской хате или на городской свалке. С одной лишь разницей - именно об этом котейке ходили такие легенды, что только заслышав их, остальные представители усато-хвостатого роду-племени лишь шипели от зависти. А представительницы немедля принимались с гортанным мурлыканьем тереться о нагловато-невозмутимую Васькину мордочку. И требовали прямо сейчас же начинить их не менее чем полудюжиной котят.

В самом деле - когда год назад из чрева прилетевшего с Дальнего Востока стратегического бомбардировщика, севшего на здешнюю полосу для дозаправки перед последним подскоком до Германии, как ни в чём ни бывало выруливает этакий полосатый джентльмен и с гордо поднятым хвостом спускается по дюралевой стремянке, группа обслуживания сразу начинает тихо обалдевать. Выяснив у экипажа, что полёт проходил через чуть ли не стратосферу, а котяра вылез из турбинного отсека, где температура и давление ничем не отличается от забортного, люди в провонявшейся парами топлива форме уже смотрят на путешественника чуть ли не с мистическим ужасом.

А тот спустился по размерами вполне для него парадной лесенке с видом куда там английскому лорду! Черчилль и тот, небось, удавился бы от зависти. И белая, слегка выпачканная солидолом манишка под усатой мордочкой даже в таком растрёпанном виде посрамляла любого с иголочки одетого денди. Но окончательно Васька покорил сердца собравшихся и бурно обсуждающих это событие техников и механиков тем, что лениво-невозмутимо подошёл к вечно протекающему дозаправщику Потапыча и принялся как ни в чём ни бывало хлебать из натёкшей лужицы авиационный керосин.

Свидетели в один голос потом утверждали, что наглая животина потом уселась в тенёчке под крылом и принялась невозмутимо вылизываться. И если бы вертевшийся возле сто шестидесятой "тушки" бдительный особист не запечатлел на нескольких кадрах факт распивания казённого топлива неизменно обретающейся при нём "мыльницей", то никто бы им не поверил. Но факт оставался фактом - Васька каждое утро бодро потреблял несколько глотков керосина.

Мало того, заметили техники и лётчики, что если полосатый проныра, принюхавшись, перед очередным вылетом СУшки напрочь отказывался хлебать его керосин и лишь злобно шипел, распушив валенком хвост - то сразу отправляй горючку на исследование. И ни разу диковинный дегустатор не ошибался, представьте себе! Пару раз разоблачили плутоватых снабженцев, безбожно разбавивших топливо. А однажды заморенные солдатики из батальона аэродромного обслуживания вообще перепутали краники и шланги и чуть было не залили в высотный истребитель-перехватчик девяносто шестой бензин из ёмкости, откуда свои волги и жигули заправляли полковые офицеры и их супруги. Скандал тогда вышел знатный, что и говорить…

Правда, капитан из медсанбата что-то вещал о некоторых кошачьих, кои таким вот диковинным способом избавляются от глистов - но его никто не слушал. Наоборот, Васька во мгновение ока сделался всеобщим любимцем, особенно всех приаэродромных детишек. А когда он во время осмотра полковых складов на предмет противопожарной безопасности прилюдно притащил пред ясные очи Бате только что придушенную и ещё подёргивающуюся крысу и аккуратно положил перед его начищенными генеральскими сапогами, тот даже самолично потрепал усатую мордочку и распорядился "котейку не забижать"…

Васька вынырнул из-за ящиков и невозмутимо просеменил через ангар, где механики с вечера растянули свои кабели и провода к распотрошённому истребителю. По дороге принюхался к лужице невероятной смеси, неизменно находящейся в любом месте наших российских просторов. Дождевая вода из прохудившейся крыши, несколько капель соляры и бензина, бесславно потопший в ней бычок "Примы" - этакий коктейль пришёлся явно не по вкусу. Посему кот брезгливо дёрнул хвостом, попятился и бесшумной тенью направился дальше. На ходу приостановился, этак потеребил лапкой заманчиво свисающие из чрева самолёта кабели и шланги. Но, ничуть не заинтересовавшись раскачивающейся забавой, он проскользнул ещё дальше, к настежь раскрытым входным створкам ангара.

И вот здесь, для виду обнюхав сапог заскучавшего часового, Васька уселся на ещё нежном солнышке. Словно для солидности чуть призадумавшись, кот затем принялся совершать чрезвычайно важный процесс - первое утреннее вылизывание шёрстки.

Старлей, с наслаждением потягиваясь и позёвывая, вышел на крыльцо офицерской столовой. Похлопал себя по заправившемуся завтраком животу, и сел рядом с водилой в камуфляжного цвета Уазик. Тот с визгом покрышек рванул с места и понёсся к ангарам. Вот ведь незадача! В наказание за небрежность в работе начпотех отправил Афанасьева перебрать коробку передач на Батиной волжанке - а его, Александра… гм, Петровича, вежливо попросил поглядеть, чего же штатный механик начудил с впрыском топлива в левой турбине СУшки. Именно попросил, потому как менять закреплённого механика даже приказом просто так права не имел. Но Найдёнов уже давно почитался одним из лучших и надёжнейших спецов, а к таким хороший командир завсегда проявляет почёт и уважение. Ну, и подход имеет, чего уж там.

Ведь что такое снять с боевого дежурства числящийся вполне исправным истребитель-перехватчик, объяснять не надо? ЧП, скандал и позор на весь округ! Поскольку нынче ночью "полста седьмому" снова лететь туда, в такую высь, где вечерняя заря едва успевает догореть перед занимающейся на полнеба зорькой утренней, то снова, выходит, отдуваться старшему механику Найдёнову - благо его за приписанную к нему "тридцатку" уже забыли, когда и распекали…

Спрыгнув с подножки тут же унёсшегося в туманное марево разогревающегося над аэродромом воздуха Уазика, старлей поздоровался со своим замом, краснощёким хохлом Петренко. Тот, смешно шевеля роскошными усищами, доложил - дескать, ребятишки с вечера сняли кожух и можно осматривать топливопроводы и узел впрыска.

Кивнув одобрительно, Александр не поленился нагнуться, погладить потёршегося о ногу Ваську и с наслаждением затянулся первой утренней. Хотя ночной разговор и казался при свете утра всего лишь сном, от этого он не стал менее реальным. Но механик, в несколько затяжек прикончив сигарету, старательно выкинул все посторонние мысли из головы. Негоже отвлекаться. И, опустив окурок в прикопанную у входа в ангар бочку с песком, направился священнодействовать.

Это только невежи думают, будто сошедшие с одного конвейера и абсолютно одинаково воплощённые в металле самолёты одной серии и на деле являются неразличимыми. Хрен вам - у каждой птички свой характер, свой норов и свои уникальные, присущие только ей капризы. Словно женщины, право - только здесь, в отличие от отношений с феминами, ошибаться было ну никак нельзя. Родная "тридцатка", например, постоянно капризничала с бустерами гидравлики. И только талант, чуткость и удивительное терпение её механика не позволяли красавице расшалиться вволю.

Вот и теперь - осторожно, чутко, узел за узлом, Александр принялся изучать "раздетую" перед ним душу небесной птицы. Словно стыдливая красотка, она в сладком полуобмороке допустила до себя человечьи руки, позволяя себя нескромно ласкать - повсюду. Мягко прислушивался и присматривался он, запуская через развёрнутый рядом с СУшкой диагностический комплекс отдельные узлы и механизмы. А к топливному насосу и вовсе приник губами - но вовсе не в извращённом подобии поцелуя. Просто, более нежная и чувствительная кожа здесь куда лучше воспринимала малейшие шумы и вибрации. И опытный, от бога механик с улыбкой кивнул затаившему дыхание Петровичу:

– Нет, нагнетатель в порядке - не всё так плохо.

Тот с облегчением выдохнул.

– Ну, слава Аллаху, - и тут же перекинул из угла в угол рта незажжённую Приму. Озабоченно проведя замасленным пальцем по листу чертежа, тыкнул в одно место и покивал головой. - Тогда остаётся только тут.

– Эт-точно, - с бессмертными интонациями своего излюбленного Верещагина буркнул старлей.

Выдохнув, он протиснулся, поглубже влез в недра стыдливо распахнувшей перед ним своё естество стальной красавицы и принялся шуровать далее. И девица, бесстыже открывая перед ласковыми прикосновениями механика свои самые сокровенные тайны, постепенно сдалась. Александр подключал и переподключал разъёмы, осматривал и дотошно выяснял до тех пор, пока не нашёл то, что искал. И перед самым обедом заглянувшему в ангар Бате доложил с горделивой небрежностью:

– Да перепускной клапан, чтоб его… помаленьку воздух травит.

Тот поинтересовался извечным вопросом - кто виноват и что делать? Хоть генерал и не допускал панибратства с подчинёнными, но механиков уважал и ценил едва ли меньше самих пилотов. Потому, вытерев промасленной ветошью руки, Александр без ложной скромности принял благодарственное рукопожатие начальства, к коему в немалой степени относился как к отцу родному, и пожал плечами.

– Конструкторам бы по башке настучать, в первую очередь. Вроде и умственно сделали, а вот о механиках не подумали. Будь я чуть здоровее, так и вовсе не пролез бы туда - пришлось бы весь турбинный отсек по гаечке разбирать…

Палываныч передёрнулся от представленной перспективы, когда снятый с боевого дежурства перехватчик пришлось бы загонять на "капиталку". Похлопал одобряюще по плечу старлея - хоть и не поджарого, но более похожего на крепкого и сильного медведя. А тот, беззастенчиво угостившись из пачки командирским Кэмелом, прошёл за Батей к выходу из ангара и здесь пустил вверх струйку дыма, счастливо и безмятежно щурясь в ослепительно-лазурное небо.

– За пару часов заменим и повторно перепроверим. А у старого клапана поверхности подполировать да иглу заменить - и всех делов-то.

Однако уж кто-кто, а Батя целиком и полностью в курсе дела, что скрывалось за короткой фразой механика, за полдня разобравшегося в хитросплетениях начинки реактивного истребителя и нашедшего, в чём дело. Ведь неисправность относилась к разряду "мерцающих" - кошмару любого механика и электронщика. То есть никак себя не проявляла во всех самых хитроумных тестах и испытаниях, однако нет-нет да прорезалась во время полёта, ставя в тупик опытных и прожжёных полковых спецов.

И всё же он не спешил отпускать горящего вернуться к работе старлея. В нарушение всех своих привычек засмалил вторую подряд сигарету, и Александр даже призадумался - отчего же Батя так нервничает?

– Твои орлы без тебя справятся? - неожиданно поинтересовался тот, отсутствующе глядя вдаль, где в полуденном мареве дрожали антенны и купола РЛС.

Внутри молодого старлея что-то оборвалось. Слишком это всё оказывалось непохожим на психологическую обработку перед очередным трудным заданием, кои начальство гораздо подкидывать хорошему механику. Уж если герой Союза, отличившийся в Корее и Вьетнаме, чувствует себя на земле не в своей тарелке, то видимо, чересчур сильно допекли его обстоятельства или начальство из штаба округа.

Пожав плечами под слегка замасленным комбинезоном, Александр кивнул.

– Петренко, кстати, пора бы уж и на вторую категорию аттестовать. Грамотный и хороший хлопец.

Хотя полтавский "хлопец" был на голову выше него самого и лет этак на семь старше. Батя понимающе кивнул, но знающий его далеко не первый год молодой механик отчётливо видел - что-то тут не то. Генерал вздохнул.

– Распорядись там и пошли, поговорим. Кстати, от всех работ и обязанностей я тебя освобождаю, - и пошёл в направлении едва заметного холмика меж ангаром и складом, о коем только осведомлённые люди и знали, что же на самом деле скрывается под землёй в том месте.

Распорядившись и недоумённо пожав плечами в ответ на взгляд своего зама - с несомненной весьма удивлённой подоплёкой - Александр поспешил следом за командиром. Против ожидания, Батя не стал спускаться вниз, а зашёл на самый верх пологого, расплывшегося холма и запросто сел прямо в притихшую в полуденном воздухе траву.

– Садись, - он хлопнул ладонью рядом с собой. - И давай без чинопочитания - как мужик с мужиком…

В самом-то деле - ведь именно Чередниченко примерно пятнадцать лет тому и приметил щуплого да настороженно поглядывающего сироту и принял самое горячее участие в судьбе того. Поддержал мальчонку морально, а детдом - материально. После совершеннолетия каждое лето пропадающий в полковых мастерских и ангарах парнишка, с закрытыми глазами прилюдно собравший узел регулирования шагом лопастей, самым невероятным образом оказался принят в Бауманку. И высшее техническое училище сделало из просто одарённого паренька талантливого механика. Естественно, практики и аттестации оказались назначены сюда, в подмосковную часть, и проходили они под присмотром не только зубров от науки, но и опытных здешних специалистов.

И само собой разумеющеется, что Батя воспользовался всеми своими немалыми связями в верхах - и молодой Александр Найдёнов не успел глазом моргнуть, а капитан в штабе уже поздравлял молодого выпускника с направлением в хорошо известный полк ПВО. А дальше неизбалованный судьбой механик вгрызся в нелёгкую жизнь - да так, что поощрения и повышения в звании так и посыпались на него. Вполне, впрочем, заслуженно - спуску Батя не давал никому, но хороших ребят привечал да поощрял. Оттого, наверное, и дело у него спорилось, и придирчивые генералы из столичных кабинетов не осмеливались пока что "съесть" его. Тем более что тот дорогу никому перебегать не спешил, в штабы на тёплые места не лез. А как стал на полк, сделав его одним из лучших, так здесь, похоже, и собирался хозяйствовать до выхода на пенсию…

– Помнишь, в у нас там стоит законсервированный ил-восемнадцатый? - Батя, не боявшийся ни "фантомов", ни министра обороны, сразу взял быка за рога.

Ну ещё бы Александру не помнить этот изыск (вернее вывих) конструкторской мысли! В общем-то неплохая военно-транспортная машина, вовсю использующаяся на гражданке в качестве пассажирской. Но имеющийся в полку экземпляр принадлежал к откровенно военной, причём высотной модификации. Лет двадцать-тридцать назад это был бы прекрасный образчик тяжёлого бомбардировщика средней дальности - движки оборудованы турбонагнетателями, вдоволь стрелковых турелей и даже место для противоракетного комплекса есть. Но нынче, во времена расцвета реактивных турбин, винтовой Ил смотрелся этаким архаизмом и пережитком.

– Так вот, - продолжил генерал, щурясь вдаль. - Поступила пару дней тому команда расконсервировать того бегемота и подготовить к сверхдальнему перелёту.

Навостривший уши, но по понятным только ему причинам не удивившийся Александр услыхал далее, что в самолёт поставили дополнительные баки для топлива. Вместо бомбосбрасывателей и ракетных стоек в фюзеляже смонтирована платформа под груз таких-то габаритов и вес в "тонну двести". Но самое интересное - разнарядка на экипаж пришла с самого что ни на есть верха. И бортмеханик Найдёнов в списке Батю в общем-то не удивил. Только…

– Вообще-то, я недолюбливаю Евсеева. Сука и стукач - ясное дело, должность у такая, - невозмутимо ругнулся Палываныч. - Но работу свою, надо признать, знает хорошо. Так вот, он-то и обратил моё внимание…

Дальше выяснилось, что замыслившийся над списком назначенного в полёт экипажа особист, бдительно раздумывающий - какие пакостные проверки и перепроверки тем устроить, обнаружил интересную, даже примечательную особенность. Оказалось, что пилоты, стрелки и прочие бортинженеры все сплошь отрезанные ломти. Похоронившие родителей, неженатые и не имеющие детей - словом, если что, то и убиваться особо некому будет.

И похолодевший от осознания вдруг открывшейся перед ним весьма неприглядной истины генерал решился на беспрецедентный шаг. Взяв пару бутылочек хорошего армянского коньяку, отправился он к старому бывшему сослуживцу, ныне обретающемуся при вовсе вроде бы и не существующем секретном штабе. Поговорили за жизнь, вспомнили прошлое, помянули добряче тех, кто не вернулся… И когда Чередниченко напрямик спросил о непонятках и возникших у него подозрениях, фронтовой друг хоть и долго мялся, но всё же шепнул пару слов.

Да, бывают иногда этакие полёты в никуда. То есть рейс в один конец, без возврата. Изредка, из разных полков да под такой завесой таинственности, что впору заподозрить то ли чекистов, то ли их вместе с космическим ведомством. Груз не тяжёлый - то ли почта, то ли чёрт его знает какие ещё бумаги. Судя по пломбированным "мягким" ящикам, вроде как лекарства или подобную им хрень вдобавок. Но что там такое, не знал даже и он сам - хотя что это архиважно и суперсекретно, уверен на все сто.

– Завтра вылет, Сашка. Так что хотел с тобой попрощаться, - вздохнул генерал и отечески потрепал того по склонённой в задумчивости голове. - Не скрою, были у меня насчёт тебя большие планы. Да и ты мне вроде второго сына…

Пять лет тому единственный сын Палываныча, блестящий лётчик-испытатель, разбился где-то в приуралье на опытной модели МиГа тридцать первого. И остались только две дочери в Питере да невестка - молодая вдова Елена Савельевна, нынче втолковывающая в головы офицерам тонкости владения языком "потенциального противника". Александр вспомнил неправильные глаголы да длиннющий список американизмов и только вздохнул. Пожевал горьковатую травинку, выплюнул, полез за "Стюардессой".

– Кто в полёте? - между делом осведомился он. Заслышав в числе прочих "счастливчиков" фамилию своего соседа по этажу, холостяка капитана Митрохина, он осуждающе покачал головой. - Они ведь с Ленкой вашей схлестнулись - да так, что у них там вроде всё на мази и чуть ли не до свадьбы дошло.

– Знаю. Только мне от того не легче, - с еле слышной горечью отозвался генерал. Он устало расстегнул несколько верхних пуговок кителя - солнышко, даром что подмосковное, уже припекало вовсю.

Хоть Александра жарило ничуть не меньше, он отчётливо чувствовал пробегающий меж лопаток ледяной ручеёк то ли озноба, то ли страха.

– Вот что, Батя, - решился он и выдохнул вместе с щипучим кисловатым дымком повергнувшие бы в шок любого слова. - Завтра малого Вовку моего, сироту, тихонько на борт провести надо. И ещё… готовься в полёт.

В ответном взгляде старого лётчика было так много невысказанного. В том числе и о подсиживаниях со стороны одного подчинённого - в общем-то, полковник… и человек неплохой и командир не из последних - но слишком уж нетерпеливо продвигают того наверх чины из кремлёвских кабинетов; так что рано или поздно Батю "съели" бы. И всё же он не удержался.

– Тебе что-то известно, Сашка?

Эдак полуутвердительно пожав плечами, Александр, не привыкший лукавить с Батей - уж кто-кто, а тот такого отношения не заслуживает - втихомолку поведал ему о ночных визитёрах.

– Помнишь, Палываныч, ты как-то обмолвился, что где-то над джунглями Индокитая атаковал какую-то неизвестную летающую хренотень? И как за обе вроде безрезультатно истраченные ракеты тебя потом писаниной и разговорами задушевными терзали?

Тот заинтересованно кивнул и даже повернулся чуть всей генеральской задницей поудобнее.

– Так вот, приходили ко мне нынче ночью двое, много интересного рассказывали - и показывали. Мир наш вроде меж двух других зажат на манер масла в бутерброде - меж хлебом и сыром. И что таскают они втихомолку грузы туда-сюда…

– Контрабанда? - генерал глянул остро и чуть осуждающе. Уж что-что, а понятие офицерской чести да патриотизма он соблюдал не в пример строже нынешней молодёжи и даже кабинетного начальства.

– Нет, транзитом проходит, насквозь, - покачал головой Александр. - И обмолвился один, что дипломатическая да частная переписка там. И медикаменты вроде какие-то - в другом мире эпидемия объявилась, подмоги просят.

Старательно вмяв в пыльную и горячую землю бычок и даже запихнув его в норку какого-то незадачливого подземного жучка, молодой механик усмехнулся.

– Кстати, по отцу я вовсе не Емельянович, а Петрович. Он дюже секретным морским офицером оказался - да попал где-то в переплёт. Сгинул в роковой пропащности, в общем. И велено нынче считать, что его и вовсе не было. Но не это главное…

Александр помялся. Глубоко вздохнул-выдохнул, словно собираясь со всего разбегу прыгнуть в ледяную воду, и продолжил.

– Меченый скоро Союз наш развалить позволит. Мне они как картины будущего показали - аж сердце защемило. Но намекнули эти двое, что собирают они потихоньку хороших ребят, да в своих мирах и дают возможность начать сначала. Помогать потом не станут, но и сильно срать на головы тоже не позволят.

– В общем, как сами себя покажем, - он поднял голову и посмотрел прямо, откровенно в глаза своему командиру - и почти отцу.

– Решайся, Батя, - с затаённой надеждой выдохнул он.

Хоть профессия лётчика и не единственная, где требуется принимать чрезвычайно быстрые - и что немаловажно, правильные - решения, но старый герой-истребитель былых навыков не забыл. Две-три секунды, во время которых от скорости и качества размышлений завистливо погорели бы блоки хитромудрой ЭВМ под радаром дальнего оповещения, а пожилой генерал еле заметно усмехнулся.

– Митрохина, как я понимаю, сегодня ночью неизвестные хулиганы легонько повредят… завтра его я лично и заменю?

– Вроде того, - хитро улыбнулся отнюдь не обделённый медвежьей силушкой Александр.

Генерал думал. Долго думал - но наконец встал с земли, отряхнул сзади брюки форменного кителя и протянул руку.

– Ну, посмотрим, - он чуть крепче, чем обычно, пожал ладонь своего подчинённого - и почти сына. - Давай, развлекайся и отдыхай пока. А мне за оставшееся время надо сто-о-олько успеть сделать…

* * *

– А всё-таки, рыжий, некрасиво как-то получается, - вздохнул светло-серый, почти белый субъект, зависший в пространстве неизвестно где и неизвестно когда.

От этого его движения шевельнулись за спиной крылья и чуть ярче заблистал порхающий над макушкой нимб.

– Это точно, - резюмировал свои размышления его собеседник - тоже вполне человекообразного облика вертлявый парняга, сквозь огненно-рыжую шевелюру коего прорезались махонькие кокетливые рожки. Он вздохнул, пожал плечами и уныло пыхнул чудовищного размера "козьей ножкой".

Ангел неприметно огляделся - не видит ли кто.

– Слышь, дай дёрнуть, - попросил он.

Чёрт меланхолично прищёлкнул пальцами (и вовсе никаких когтей, заметьте), и в ладони у напарника объявился лёгкий алюминиевый цилиндрик с надписью "La Corona". Открутив крышечку сбоку, тот извлёк изнутри здоровенную кубинскую сигару - гордость именных плантаций Фиделя.

– Ладно, - ангел вздохнул и с невыразимым наслаждением, закрыв глаза, принюхался к этому свёрнутому из цельного табачного листа чуду. - Если пристанут, скажу что пришлось - для создания и поддержания доверительной обстановки на переговорах, то да сё…

И осторожно, предвкушая наслаждение, обрезал кончики сигары оказавшимся словно из отточенной стали пером крыла. Раскурил, пыхкая ароматным дымом и жмурясь от удовольствия. Затем хорошенько отхлебнул из поданной чёртом фляжки, благоухающей продукцией небезызвестных виноградников провинции Cognag, и не таясь, вздохнул от удовольствия.

– Ради такого стоит даже потерпеть твоё присутствие, Глоин, - подначил он своего впавшего в задумчивость собеседника. - Да не кручинься - есть у меня на примете несколько аферистов. Хочешь, главного из "МММ" взамен отдам? Соглашайся, ведь вполне приличная компенсация за Героя Советского Союза выходит. Чередниченко в наши палестины, а Мавроди вам в адские топки. За тобой даже должок останется…

Тот заметно оживился и даже, потерев от возбуждения ладони, тоже причастился к серебряной фляжке. Подумал чуть, кивнул с улыбкой.

– Годится. Но слушай, Элендил, - он выкинул вон свою вонючую самокрутку и уже весело попыхивал ещё более толстой и буржуйской сигарой - правда, виргинского табака. - Там у нас переговоры по никелевой руде намечаются. Ты будешь от вашей стороны?

– Умгу, - кивнул ангел, казалось, целиком поглощённый роскошной "Короной" и содержимым фляжки. - Богородица уже назначила меня в делегацию, переводчиком да знатоком ваших обычаев. А что?

– Ваша Галадриэль просто кладезь премудрости, - одобрительно буркнул чёрт. - Так вот. Раз должок за мной, скажи сразу - какую тебе ведьмочку на ночь подогнать? Рыженькую или брюнетку? Могу даже блондинкой расстараться - из личных запасов.

– Никаких блондинок! Меня уже от этих златокудрых красоток скоро тошнить начнёт! - его собеседник передёрнулся от отвращения. Да так, что на миг его показушный ангельский облик унесло куда-то и взамен он предстал в своём истинном обличье - величавого стройного эльфа. Златоволосого, чуть остроухого и жутко симпатичного. Чёрт тоже на время претерпел некие изменения - и объявился рыжебородым гномом плечистой комплекции с пудовыми кулачищами.

– Тише ты, конспирацию-то соблюдай, - шикнул гном и старательно вернул себе прежнее обличье. Оглядевшись и с облегчением убедившись, что их обоюдный прокол остался незамеченным, он утёр со лба пот.

– Ладно, подгоню сразу двоих - рыжую и чернявую. А то девки поедом едят - достань, мол, вынь да положь им красавца-елфа, - пожаловался он. - Но разбираться с обеми будешь сам.

– Уж как нибудь! - весело хохотнул ангел и снова затянулся баснословно дорогой сигарой…

* * *

Сырая и тихая ночь тянулась невыносимо нудно. Настолько нудно, что гаишник на перекрёстке, откуда с шоссе можно было свернуть либо к военному аэродрому, либо к военному же городку летунов, откровенно маялся тоской. То ли дело под выходные или праздники! Всегда есть чем - вернее, кем - развлечься. А сегодня, как на грех, ни машины, ни даже припозднившихся гуляк. Пустота и тишина, да луна в ясном небе - такая, что впору самому завыть с тоски не хуже, чем пресловутый тамбовский волк.

Посему сержант уже раз в десятый пересчитал опостылевшие хуже песен Пугачёвой облупленные столбики на обочине. Всё те же четырнадцать - и один полуобломанный, белеющий заботливо выкрашенным извёсткой огрызком. Сойдя на обочину, нестарый ещё блюститель порядка походил тут, с наслаждением чувствуя, как под подошвами поскрипывают камешки гравия, а редкие травинки с тихим шорохом испуганно роняют на сапоги придорожную пыль.

Неизвестно зачем вымеряв ступнями расстояние от того самого, в прошлом году обломанного колхозным Газиком столбика до продуваемой всеми ветрами постовой кабинки (хоть какое-то занятие!), сержант взглянул на часы. Ага - уже пять минут второго - можно позволить себе выкурить очередную сигарету!

Медленно, не спеша, словно священнодействуя, он достал из кармана пачку Примы. Чиркнул спичкой, завороженно смотря в крохотный, но так притягивающий взор оранжевый огонёк. Дал ему разгореться в неподвижном ночном воздухе - и когда тот, жадно догрызя до конца крохотную спичку, уже собрался помирать от голода, наконец-то прикоснулся к нему кончиком сигареты. С наслаждением заполнил лёгкие первой затяжкой, призадумался - отчего следующие уже не столь сладостны. Припомнив про услышанный по радио конкурс, кто дольше сможет курить некую порцию табачку, подивился неистощимой выдумке господ капиталистов и усмехнулся.

Стряхнув пепел аккурат на верхушку придорожного столбика, пожилой сержант развернулся в своём размеренном и неуёмном хождении от кабинки через дорогу и обратно, как заслышал в тихом воздухе вроде бы как звук мотоцикла. Повернув голову в ту сторону, постовой обнаружил, что ему ничуть не показалось - в самом деле, кто-то из летунов балуется по ночам лихой ездой. Прислушавшись ещё чуть к стремительно приближающемуся гудению, мужчина расслабился в своей вскинувшейся было стойке.

Уж что-что, а движок ЧеЗета, в принципе очень неплохого мотоцикла, попавшего в руки хорошего механика, спутать с другим было бы весьма мудрено. Басовитый гул хорошо отрегулированного механизма, перекликающийся с посвистом для пущего форсу присобаченного турбонаддува, означал, что у старлея Найдёнова опять сегодня плохое настроение, и он опять будет развеивать его в безумной гонке по недавно отремонтированному отрезку магистрального шоссе.

Сержант вспомнил, как однажды после смены попробовал на своём патрульном, форсированном ИЖаке хотя бы удержаться на хвосте механика, и каким разочарованием это закончилось - старлей ушёл от родной милиции как от стоячей. Но затем, правда, поковырялся в ИЖевскем движке, сказал заменить вот это и вон то, а потом, через пару дней, отрегулировал опять. И мотоцикл действительно стал меньше топлива жрать, да приёмистости добавил…

Завидев мелькнувший за придорожными деревьями свет фары, сержант вышел на самую середину перекрёстка и с удовольствием принял классическую позу из ковбойского вестерна - ноги чуть шире плеч, ладони у рукоятей воображаемых кольтов. Челюсть чуть выпятить (чтоб как у выдающегося образчика, породистого американского самца), а во всём виде изобразить эдакую расхлябанную настороженность.

Найдёнов всё-таки пригасил фару, и как обычно затормозил, едва не заехав колесом сержанту по я… ну, между ног, в общем.

– Привет, Николаич. Скучаешь? - старлей словно рыцарь, приподнял забрало глухого шлема (предмета чёрной зависти всех окрестных рокеров и байкеров). Ибо ушлый механик невесть где раздобыл носовой титановый обтекатель от неразорвавшейся ракеты и выклепал из него сей необычный головной убор. А после того, как подогнал размер под себя да оснастил набивкой и лицевым щитком - отполировал до зеркального блеска. И проезжая днём, оказывался более похож то ли на робота из фантастического фильма, то ли на старинного рыцаря, где-то потерявшего плюмаж из перьев.

– Скучаю, - кивнул сержант, пустив дымок прямо под погасшую фару. - А ты всё так же болтокрутствуешь?

Маленькая комедия эта разыгрывалась третий год с завидным постоянством - ибо Николаич патрулировал здешние дороги уже второй десяток лет. И вихрастого, настороженного детдомовского мальчишку, выросшего в ладного и крепкого как медведь молодого офицера, знал как облупленного. Но каждую встречу они с удовольствием устраивали эту китайскую церемонию, всякий раз находя новые оттенки и интонации.

Александр криво усмехнулся.

– Ну, не всем же всем же красоваться супругой-хохлушкой.

О-о, что-то новое! Сержант улыбнулся и не без тайной гордости вспомнил свою смуглявую Оксану, спокойную, хозяйственную - но в то же время "реактивную" когда надо. И ничуть не подумавшую расплыться фигурой после троих совместно нажитых детей. Родом из-под Одессы, она крепкой рукой вела дом вместе с бухгалтерией местной обувной фабрики. И сдаваться возрасту даже и не думала. "От когда внуков оженим, тогда й побачимо!" - как заявляла она не раз.

– А ты что же, Сашко, сам ещё не надумал? - постовой с сожалением отбросил в журчащий по дну кювета ручеёк таки догоревший окурок и в знак приветствия похлопал парня по плечу.

– Много чего надумал, - Александр вздохнул. Помолчал немного, и только махнул рукой, посылая к чертям свои невесёлые мысли. Завёл двигатель, отсалютовал сержанту намеренно ротфронтовским жестом. Закрыв забрало, газанул - и поднял ЧеЗета на дыбки. Метров сто нёсся по ночной дороге, набирая скорость, и лишь потом мягко опустил мотоцикл, в который раз с удовольствием чувствуя, как "подкормленный" двигатель резво гонит его вперёд. Словно застоявшийся скакун, надо же!

Но набирать ту опьяняющую скорость, когда дрожащая стрелка спидометра прочно упирается в ограничительный шпенёк, не стал. Отъехав за длинный пологий бугор, откуда постовой не мог слышать шума мотора, старлей притормозил и свернул на неприметную тропинку. Сейчас, летом, по ней можно через сырой подмосковный лесок незаметно подъехать к знакомой далеко не всем в округе дырке в одном заборе. И за ним, за вторым от угла бараком гарнизонного городка, всегда под одним и тем же балконом ставит свою вечно капризничающую "шестёрку" белобрысый Митрохин. А то, что тот не преминёт сегодня как следует попрощаться со своей ненаглядной и всем белым светом заодно, это уж и к попу ходить не надо.

Ну что ж, возврата нет. Работаем…

Смуглый и чернявый майор Файзуллиев немилосердно потел и мысленно славил имена всех полузабытых богов, что назначенный сегодня в полёт капитан разбил своего жигуля не на вверенной попечительству его, дежурного офицера, немалой территории части, а при выезде из гарнизонного городка по соседству. Это ж надо такому случиться! И всё же он не понаслышке знал, что такое начальственный гнев, а посему вытянул своё жилистое тело по стойке "смирно" ещё сильнее, посрамляя выправкой застывших на посту номер один часовых.

– Товарищ генерал - капитана Аленича вы лично отпустили в Москву. А майора Захарова только что, утром, медицина завернула - слишком усугублял намедни, шайтан его… - в голосе Файзуллиева послышалась обида, словно его обвинили в том, что он продал Луну империалистам, а родную подмосковную авиабазу - и вовсе гренландским китам.

Чередниченко хмуро кивнул, стоя на холодном ветру возле притихшего пока "Ильюшина". Матюгнулся для виду - в сторону, негромко - чтобы раскаты разгневанного генеральского рыка не достигли ушей холодно-вежливых парней в штатском, ожидающих у зелёного армейского "Урала" с бронированным кузовом и старательно забрызганными грязью номерами. Ну Сашка, ну молодец! Пара синяков и порезов Митрохину не в убыток. Что ж… пора решаться?

Из застеклённой башенки диспетчерской выскочили несколько фигурок и, тотчас же прыгнув в разъездной Уазик, помчались сюда. При ближайшем рассмотрении это оказался подтянутый полковник N собственной персоной и при нём, расхристанный как для контраста майор медслужбы.

– Павел Иванович, - деловито, но без излишнего формализма обратился к генералу полковник. - Аленичу дозвонились - но он после свадьбы сестры никакой. Может, кого-то из боевых лётчиков выдернуть?

Прикинув по услужливо поданному начштабом списку, генерал покачал головой.

– Не годится. Никто из них летал на "бегемоте" - к тому же у него даже у пустого вес куда больше, чем у под завязку загруженного СУ-пятнадцатого.

Доселе молчаливый седовласый генерал в штатском, присутствующий при этой сцене, осуждающе покачал головой.

– Бардак тут у вас, однако. Один имеющийся пилот что, не сможет вести машину?

Файзуллиев переглянулся с полковником. Сначала пожал плечами, но затем, заметив что генерал скептически кривит рот, проворчал.

– Не в этот раз. Далеко, высоко - да и не дрова ж вести…

Чередниченко перекинул из угла в угол рта наполовину выкуренную сигарету, посмотрел в бесцветно-невыразительные глаза гэбэшника и с невыразимым наслаждением добавил:

– Это вам не шпионами своих товарищей выставлять, тут надо уметь летать на тяжёлом самолёте.

– Чт… что?!! - тот едва не задохнулся. Как седовласого от такой непочтительности к органам не хватил удар, осталось известно только покойному ныне Железному Феликсу. - Да я вас сейчас…

– Помолчи, гусь бескрылый, - с великолепной небрежностью процедил Чередниченко через оттопыренную от брезгливости губу. Он уже решился - и переступил ту грань в себе, последнее время всё сильнее отделявшую человека от хозяина неба. Отвернувшись, генерал обратился к майору-дежурному.

– Марат, не в службу а в дружбу - сгоняй в мой кабинет, да принеси лётную кожанку и подшлемник, ещё с корейской… там, в левом шкафу.

Проводил взглядом унёсшегося на Уазике офицера. Затем посмотрел в глаза настороженно помалкивающего полковника N. Погрозил внушительно кулаком, и распорядился.

– На время моего отсутствия назначаю вас своим заместителем.

Кагебист снова попытался запетушиться, не будучи в силах вынести столь явных оскорблений, но бывалый лётчик просто поинтересовался у того - сколько времени до вылета? - тот обнаружил, что осталось четверть часа, и увял. А генерал не отказал себе в удовольствии добить его окончательно:

– У меня приказ - доставить что надо куда следует. И я намерен его выполнить, даже если мне придётся полезть к чёрту в пекло и там всех к чьей-то матери разбомбить. Давай уж своё полётное задание, грёбаный ты рыцарь плаща и кинжала…

Как бы в подтверждение его слов, сверху в блистере Ила заверещали сервомоторы турели, и кто-то из ребят на пробу повернул в их сторону скорострельную пушечную спарку. Ну, Сашка, ну жук - спасибо!

Лётчик махнул рукой замершим у машины парням - загружай, мол! Гэбист скривился, будто съел целиком лимон, но подтвердил своим кивком - начинайте. А сам полез за пазуху и извлёк длинный плотный конверт.

Чередниченко проигнорировал кучу печатей и грозных предупреждений да уведомлений о суперпуперсекретности, и запросто вскрыл конверт, словно это было обыкновенное письмо от дочери. Пробежав глазами, прочёл ещё раз - на этот раз более внимательно, хмыкнул.

– Мудрёно… - и не без вздоха стал расписываться в куче подсунутых седым ведомостей. Что, мол, получил да уяснил, да в обстановке секретности, и прочая, прочая. Пока то да сё, от грузового люка пока что притихшего "Ильюшина" подскочили сразу трое - Евсеев, Найдёнов и здоровенный парняга в штатском. Доложили, что груз на борту, принайтован и опломбирован. И стали раздавать свою порцию автографов по бесчисленным ведомостям.

И когда генерал лично осмотрел закреплённый на платформе внутри фюзеляжа дюралевый контейнер и мстительно заставил гэбистов заменить одну чуть криво навешенную пломбу, по трапу взбежал мокрый и распаренный Файзуллиев.

– Палываныч…

Шагнув снова в люк наружу, генерал принял из рук исполнительного майора куртку, надел её. Разгладил на себе, вновь ощущая в душе тот холодок, что бывает перед опасным заданием. Пожал руку сослуживцу, весело и нахально помахал сверху разобиженному гэбисту. Да пошёл ты… жалуйся теперь хоть в ЦК…

Воткнув разьём подшлемника в бортовую сеть, скомандовал:

– Аничкин, запускай двигатели! - во всяких проверках да перекличках нужды не было. Ребята проверенные не раз - причём в деле, а не только хитромудрыми провокациями Евсеева. И если старина Ухтомцев (между нами говоря - сослуживец ещё из Египта и Сирии) доложил, что "Паша, с бегемотом всё в порядке - да у меня по другому и не бывает", то веры этому механику больше, чем всем партийным идеологам вместе взятым.

А сам он стоял в пока открытом ещё проёме люка, поглядывая, как разъезжаются машины - служебные аэродрома и оба БТРа гэбэшников. Убедившись, что полоса чиста, запросил кабину:

– Ну что там?

Второй пилот Аничкин доложился как положено, и всё же с какой-то неуставной пилотской лихостью.

– Ну и прекрасно, - кивнул себе генерал… бывший генерал. И принялся закрывать да герметизировать люк, отсекая себя от свиста набирающих обороты газотурбинников - и от суеты земных дрязг.

Ну что, как там сказал однажды Юрка Гагарин?

– Поехали!

Пройдясь по всем отсекам и всюду оглядев самолёт хозяйским глазом, Александр за дополнительным баком заглянул в здоровущий ящик с инструментом и запчастями. Там, обняв здоровенный гаечный ключ, на двух подстеленных под него подбитых мехом лётных куртках безмятежно дрых Вовка. Улыбнувшись, механик прикрыл обратно крышку. Мимоходом проверил давление в магистрали, осмотрел желоба с проводкой и удовлетворённо кивнул. Всё путём - ИЛ машина что надо. Хоть и старенькая, а иным скороспелым новинкам сто очков вперёд даст.

Возвращаясь через главный отсек, где в гражданских самолётах обретается орава разношёрстных и привередливых пассажиров, механик ещё раз придирчиво осмотрел крепления груза, подтянул одну муфту. Не обращая внимания на колюче-настороженные взгляды обоих неусыпно бдящих охранников из Комитета, наложил дополнительно две растяжки из тонкого стального троса, натянул до басовитого звона.

– Пристегнитесь, - буркнул он, завистливо окинув взором новёхонькое обмундирование гэбэшников, а особенно их диковинные, ещё никогда не виданные автоматы АКСУ. - Сейчас в облака войдём, потом разворот на курс.

Оба парня были как на подбор - статные, крепкие, хищно-агрессивной повадки. И с весьма заметным загаром до кончиков пальцев. "Никак на курортах загорали?" - прикинул механик.

Однако старший из вертухаев буркнул под нос некую вариацию на извечное российское "а пошёл ты" и лишь жестом показал - проваливай.

Механик на дух не переносил тихарей, прекрасно помня из читанного, как относились к голубым жандармским мундирам ещё при царе - тех и вовсе велено было в Офицерское Собрание не пущать. Потому он воткнул в розетку болтающийся шнур шлемофона и официально доложил командиру о своевольстве членов экипажа.

– А ну, хлопче, дай им послухать, - в голосе Чередниченко прорезался металл. Уж первый пилот на борту царь, бог и прокурор в одном лице.

Небрежно прислонивший наушник к уху гэбэшник сначала поскучнел. Затем еле заметно покраснел. А под конец даже скривился и только вздохнул, возвращая обратно шлемофон.

– Лейтенант, пристегнись, сейчас болтанка будет, - с явной неохотой распорядился он для виду задремавшему напарнику. - Да и командир здешний гневаться изволят…

Под пристальным взглядом механика оба завозились с ремнями. Подогнали, защёлкнули пряжки и выжидательно посмотрели с намёком - да уйдёшь ты или нет? Александр вполсилы дёрнул, проверяя, кивнул в ответ и пошёл с обходом дальше. Хоть и осмотрел уже всё по два раза - а всё ж дело прежде всего. Проверил даже запасы воды и пайков, собственноручно заглянул в лючок на спрятанную в фюзеляж стойку носового шасси. И даже фонариком озабоченно присветил - не протекает ли гидравлика?

Добравшись наконец до наглухо запертой дверцы в бронированной перегородке, отделяющей пилотскую кабину от остальных отсеков, он подключился к здешней розетке и доложился - всё в порядке. Замок на двери щёлкнул, а голос Бати в шлемофонах деловито и коротко ответил:

– Заходи, и прикрой за собой, от тех архаровцев…

В кабине совершенно неожиданно Александр почувствовал запах хорошего кофе. Угостившись из термоса, коим Аничкина снабдила напоследок одна зарёванная связистка из штаба, механик сел на откидное креслице возле радиста и некоторое время слушал, как оба пилота препирались по поводу какого-то там пеленга. Тыкая пальцами в карту, они мало-помалу пришли к тому, что называют нынче новомодным словом "консенсус".

"А по мне, так согласие" - механик улыбнулся и стал прислушиваться к словам Бати более внимательно.

– Вот здесь Сушки с нашей базы отцепляются, нас подхватывают МиГи двадцать пятые из Барановичей. Разворачиваемся, набираем девять тысяч и прём строго на север, - недрогнувший палец генерала провёл линию по карте. - Там нас встречают и ведут дальше балтийцы и североморцы… ну, а потом… потом как написано в лётном задании. Вопросы?

Вопросов не оказалось.

Третий час за обшивкой свистел рассекаемый воздух, а на крыльях горделиво гудели двигатели. Делать решительно было нечего - но Александр упрямо лазил по всем отсекам, проверяя и перепроверяя. Ведь именно от скуки и безделья в голову всякая дурь лезет. А коль руки заняты, то глядишь, и человеком станешь со временем.

Механик кропотливо подрегулировал компенсатор забортного давления. Завинтил крышку, не без улыбки щёлкнул по застывшей отметке дифманометра. Работает как часики, зараза, куда ж оно у меня денется?

А бешено вращающиеся винты упрямо рвали в клочья разреженный воздух и отбрасывали назад, толкая серебристо-зелёную птицу строго на север. Минуты утекали за минутами вслед за пройденным расстоянием, складываясь в часы. Несуетливо механик взял на себя обязанности стюарда, разогрел в доставшейся от гражданки духовке пайки. Накормил и напоил заботливо всех - сначала Вовку и своих лётчиков, естественно. И даже любезно показал мающемуся тихарю, где здесь туалет.

Внизу уже показались бескрайние ледяные поля Арктики, и тут ожили бортовые динамики. Чуть искажённым голосом Палываныча они проскрежетали:

– Готовьтесь, воздухоплаватели! Прыгаем вверх. Проверить ремни и кислородные аппараты!

Механик, коротавший время в обществе двух молчаливых как по уговору и хмурых гэбэшников, показал им, как пользоваться столь простым приспособлением, а затем сбегал в хвостовой отсек. Ободряюще улыбнулся бледному с непривычке пацану, сунул ему в руки маску на шланге, ткнул пальцем в кнопку клапана - тот понял с полуслова. Даром, что ли, тоже в железках волокёт…

Выглянув в бортовой иллюминатор, он пронаблюдал, как пара сопровождавших их МиГов покачала крылышками и, блеснув на прощанье плоскостями в свете заходящего солнца, отвернула обратно на базу. Двигатели, выведенные железной и неумолимой рукой Бати с крейсерского хода на полный, с новой силой потянули самолёт вперёд - и тот снова упрямо полез в густо-фиолетовую синь бездонного неба.

– Вижу первую отметку! - в усталом голосе Аничкина прорезался на миг мальчишеский азарт, когда далеко впереди зелёным светом вдруг осветился контур немалого размера квадрата. - Туда, Батя?

Генерал удивился про себя этакому изыску технической мысли - и преизрядно. Но виду не подал.

– Доворачиваем влево… ещё градус… плюс сто по высоте… держим…

– Держим…

– Есть первая отметка, - удовлетворённо выдохнул старый лётчик, совместно с молодым направляя тяжёлую неповоротливую машину точно в створ.

Однако через несколько секунд он уже матюгнулся и рванул штурвал на себя, в неимоверном усилии вырывая ИЛ. Стоит признать, что второй пилот отреагировал не менее эмоционально. Шутка ли - летящий на изрядной высоте самолёт вдруг, как оказалось, уже пикирует прямо в океан - чистый и без единой льдины. Да бешено вращающийся альтиметр показывает едва ли полкилометра! И едва они совместными усилиями выровняли полёт, как от озабоченно работающего со своей аппаратурой радиста донёсся встревоженный возглас:

– Командир, полный отказ связи! Приводные маяки не фиксирую, спутниковые каналы отшибло, связи с базой нет.

Переглянувшись с измотанным Александром, которого во время всех этих перипетий жестоко трясло на его курином насесте, Батя неожиданно улыбнулся.

– Семёнов, атмосферные помехи принимаются?

Тот вслушался, быстро вращая верньеры.

– Так точно!

Генерал кивнул и негромко заметил в ответ.

– Так и должно быть - сюда радио не добивает. Просканируй все каналы - есть хоть что-то?

Тот несколько минут шаманствовал над своими рациями и радарами, но в конце концов сдался.

– Батя, чисто, словно всё вымерло.

Командир кивнул победно, и перекинул тумблер громкой связи.

– Первая отметка пройдена! Пятнадцать минут всем оправиться и осмотреть самолёт. Затем идём ко второй отметке!

Однако едва сухой щелчок возвестил, что Батя отключился, как по всему самолёту из динамиков тут же прорвался взволнованный голос стрелка из задней турели.

– Командир, с пяти часов нас атакуют… Матка боска, да это же "мессеры"! - от волнения давно обрусевший поляк помянул ещё какие-то страхолюдства.

Командир грозно рявкнул и поинтересовался в ответ, что Стахович пил сегодня с утра. Какие могут быть мессершмитты в наше время? Но сержант подтвердил - да обычные Ме-109 времён Второй Мировой, с жёлтой камуфляжной раскраской. Ещё было слышно, как Чередниченко бурчит себе под нос:

– С жёлтой? Не иначе как из Африканского корпуса Роммеля - но как они?..

И не успел командир вселить в экипаж уверенность своей предписанной уставами находчивостью и невозмутимостью, как весь самолёт мелко задрожал, словно по нём сыпанули горсть гороха. А прямо перед лицом оцепеневшего Александра в обшивке появились несколько дырочек, ударивших в лицо тугими струйками ледяного воздуха.

– Кррва мать! - матюгнулся из хвоста Стахович, отключился, и тут же - Пом-Пом-Пом! - гневно заговорили его пушки.

Стрелок из верхней турели тотчас же поддержал его, и весь центральный отсек стал заполняться тухловатым пороховым дымком. Кувыркаясь, через лючок посыпались нелепо блестящие латунные гильзы. Одна из них, звякнув, врезала механику по плечу - и тот подхватился словно обжёгшись.

– В соседнем отсеке несколько листов дюраля - прикройте дополнительно груз! - бросил он уже на бегу.

Ещё успел заметить, как гэбэшники понимающе кивнули и подхватились с мест. А сам он уже нёсся в хвост - там ведь Вовка, в самой опасной зоне! На бегу молодого механика швыряло от борта к борту - то пилоты пытались маневрировать неуклюжим лайнером, стараясь хоть как-то сбить прицел и не дать себя просто расстреливать. Послышался басовито-заунывный гул чужих двигателей, и в рваных дырах обшивки промелькнули тени.

– Обогнали, - зарычал Александр от бессильной злости. - Щас на второй заход пойдут.

Уж фильмы-то "про войну", а особенно про лётчиков он не пропускал никогда. И уже вытаскивая от испуга впавшего в столбняк мальчишку в центральный отсек, он вдруг вспомнил - где-то читал, что у обычных "мессеров" потолок низковат. То есть, предельная высота у них вроде не очень. Запихнув скукожившегося, пытающегося занимать как можно меньше места Вовку в "тень" от широкого ящика с грузом, он тут же бросился в кабину.

– Ребята, тяните вверх - у них движки без наддува, потолок маловат!

– Не лiзь поперед батька в пекло! - рыкнул в ответ генерал, выворачивая штурвал вбок и на себя. - Сам помню! Но они тоже гады ушлые, прижимают нас книзу…

Все четыре двигателя вновь взревели на полной тяге - и повторный заход асов люфтваффе захлебнулся, едва начавшись. Израсходовавший половину топлива и полегчавший на десяток тонн Ил вывернулся в сторону и тут же рванул вперёд и вверх с резвостью, наверняка изумившей прожжёных гитлеровских лётчиков - или кто там сидел в истребителях. Словно вырвавшийся из преисподней демон, дребезжа и гудя пустым фюзеляжем, доселе казавшийся лёгкой добычей самолёт с упрямством полез вверх. Те ещё попытались достать снизу-сзади, уворачиваясь от трасс осатаневших стрелков - но куда более мощные газотурбинные двигатели постепенно увели лайнер в недосягаемую для мессершмиттов высоту.

Следующие полчаса оказались для Александра сплошным непрекращающимся кошмаром. То он таскал тяжеленные зарядные ящики стрелкам, чувствуя как от натуги и разреженного воздуха бешено колотится кровь в висках, то помог гэбэшнику перебинтовать раненого верхнего стрелка.

– Та не, ничо - осколками плексигласа морду посекло просто… - тот хрипло дышал и только иногда глухо постанывал.

В пилотской кабине обошлось лишь парой разбитых стёкол да развороченной рацией. Радист бросился было ставить запасную, потом лишь махнул рукой. Зато в хвосте, изрешечённом на манер хорошего дуршлага, дела обстояли куда хуже.

– Это уже не делишки, а именно дела, - кривился механик от пропановой вони, забивая деревянные чопы в пробитый пулями топливный бак. Сквозь рукавицы морозило так, что впору только кричать "караул", молоток из цветного сплава сразу покрылся мохнатящимся инеем, а Александр молился только об одном - только бы не искрануло где. Иначе и костей не соберёшь во вспышке на полнеба. Но видимо, как ни тянулись к нему цепкие и загребущие, словно отечественный военкомат, лапки ангелов или бесов, сегодня они остались ни с чем.

Затем, морщась от шибающего в нос абрэ от самого себя же, перетащил в центральный отсек раненого в ногу Стаховича. На его место у задней турели чуть не пинками, сославшись на приказ Бати, погнал младшего гэбэшника.

– Да пойми ты, придурок - от нас груз охранять не надо, а вот из спаренной пушки когда ещё по Мессерам постреляешь!..

И как в воду глядел - не успели набрать толком высоту, как к грузному Илу снова скользнули юркие и вёрткие машины с кокетливо-жёлтым коком винта. Но здесь, на пяти тысячах метров, в изрядно разреженном воздухе они просто отстали - стрелки в турелях не успели даже толком разогреться и войти в азарт, а Батя уже по громкой объявил отбой и громогласно потребовал себе стакан да солёный огурец.

Ну и, чего к этому всему полагается…

– Сашка, второй движок греется, - желтоватое в неярком свете лампочек лицо Бати с пятном засохшей крови на щеке выглядело озабоченным. - Я пока отключил его - попробуй что-нибудь сделать.

Александр хотел было привычно откозырять - но вовремя вспомнил, что "к пустой голове руку не прикладывают". Вдобавок прикинув, что многое из былого теперь значения не имеет, попросту вытянулся, лихо прищёлкнул каблуками на манер белогвардейского офицерья из кино, и с неизъяснимым удовольствием развернулся по-строевому - но через правое плечо. Уловив на себе восхищённый взгляд невесть как просочившегося в кабину Вовки, потрепал его по макушке.

– Пошли посмотрим, что там за беда.

Сугубо штатская специализация Ила хоть и не спасла от жалящих очередей, но с другой стороны, имела и свои преимущества. Знай себе снимай плиты обшивки да вскрывай желоба - никакой брони. Осмотр и проверки магистралей в фюзеляже ничего такого не выявили. И лишь добравшись до места, где трубы и кабели уходили в крыло, механик огорчённо присвистнул.

– Вот оно что - давление масла ноль! - и переведя взгляд на неотступно следовавшего мальчугана, поинтересовался. - Что будет с движком без смазки?

– Сгорит, - тот блеснул глазами в полумраке. И утёр сопатый нос, размазывая копоть по щекам.

– Точно, - кивком подтвердил Александр, озабоченно снимая крышки звукоизоляции и заглушки. - Сначала нагреется, пока остатки масла выберет, а потом дело швах…

Вой даже одного движка привычно резанул по ушам, заодно окатив и всё тело вибрирующим рёвом. Мощён, зараза… Присветив вдоль уходящих в центроплан магистралей, механик зло сплюнул. Так и есть - из нелепо вывернутой и перебитой трубки с блестящими заусенцами, вытекала тонкая струйка опалесцирующе-серого в луче фонарика масла. Но самое паскудное оказалось то, что в зазор меж лонжероном и расположенным здесь топливным баком пролезла бы только разве что нога. И пробраться туда он не видел никакой возможности. Да и то - скажи ему, что человек в здравом уме и доброй памяти полезет в ледяную и грохочущую полость крыла, он бы и сам повертел пальцем у виска в известном жесте.

Однако призадумавшийся Найдёнов, скосив глаза вбок, заметил, что сидящий по соседству на корточках Вовка как-то странно зевает. Обратив более пристальное внимание, он обнаружил, что парнишка попросту пытается что-то кричать - но переорать газотурбинник ему попросту не удаётся. Кишка тонка!

Но парнишка не унимался, так что пришлось раздосадованному механику вернуть на место одну из толстых, обжигающих холодом шумоизолирующих панелей да ещё и выйти в соседний отсек, удручающий взгляд разгромом и тусклым, пробивающимся в дыры светом.

– Александр Емельяныч! - возбуждённо блестя глазами, начал было парнишка, но тот поправил его.

– Петрович. Отца моего, оказывается, Петром звали - перед самым полётом я выяснил.

Вовка осёкся на миг, затем кивнул и с жаром продолжил:

– Петрович, без этой телогрейки я туда смогу пролезть!

Механик едва не поперхнулся, представив мальчишку на продуваемом ветром морозе в одной лишь рубашке и хэбэшных штанишках - но затем сообразил, что меховую куртку можно просунуть следом и одеться уже там. А руки уже сами шарили по ящикам.

Ножовка по металлу, напильник… шланг из бензостойкой резины… вот этот, в оплётке… два хомута, ключ на девять… брезентовый мешочек из-под ЗиПа… рукавицы, да на всякий случай бухточку тросика… Что ещё? Фонарик на зажиме, проверить… пару запасных полотен к ножовке…

Заглянув в пилотскую кабину, показавшуюся невыразимо уютной, тёплой и спокойной, Александр торопливо посвятил генерала в подробности задуманной аферы. Батя слушал, недоверчиво поглядывая на щуплого и больше похожего на озябшего воробышка Вовку, затем кивнул.

– Добре, хлопцы. Мы будем держать машину как по ниточке - чтобы даже не шелохнулась. Но за полчаса надо управиться, вторые ворота на девять тысяч. А третьи и вовсе на десять - на трёх движках не запрыгнем в такую высоту…

И вот Александр уже, сидя на корточках и унимая дрожь от пронизывающего холода, хлещущего из тёмной и грохочущей полости крыла, наблюдал, как где-то в потёмках теплится огонёк и в свете его парнишка пилит исковерканный металл. Вот он сунулся куда-то самым носом, сказанул что-то побелевшими от мороза губами. Озабоченно покачал головой.

Механик почувствовал, как у него сжимается сердце - ведь вся надежда сейчас на орудующего в ледяной тесноте выстуженного дюраля мальчишку. Но тот всё-таки высмотрел что-то в хитросплетениях магистралей и принялся шуровать снова. Вот заворочался, прилаживая на выпиленный участок задубевший на морозе шланг. Накинул хомутики. Скинув ставшие колом брезентовые рукавицы и принялся проворно затягивать стяжки. И вот уже в свете мощного фонаря, что Александр подключил прямо к бортовой сети и направил лучом в сжатую стрингерами и лонжеронами полость крыла, стало видно, как Вовка осмотрел придирчиво свою работу, подёргал недоверчиво по перенятой у него, авиамеханика, привычке.

Рядом с озабоченным и от волнения не находящим себе места механиком объявился Батя собственной персоной. Отмахнувшись от попытавшегося было встать и отрапортовать старлея, он, прищурившись, поглядел вдоль прохода и удовлетворённо потёр натруженные штурвалом ладони, когда Вовка повернув замурзанную мордашку, наконец показал большой палец.

"Сюда!" - жестом показали ему оба больших, сильных, но увы не пролезающих куда надо мужчины.

Обратный путь показался всем вечностью. Судя по всему, малец замёрз так, что конечности уже почти не повиновались ему. Так что он только помогал, слабо извиваясь, и выползал таким образом за вытягивающим его из внутренностей крыла тросом. Благо Александр собственноручно связал подобие упряжи и прихватил парнишку через подмышки. Когда Вовке опять пришлось скинуть телогрейку, протискиваясь в узкую щель под баком - знаете, как терзалось сердце механика?

Но всё же он деловито принялся прилаживать на место панели обшивки, пока Батя лично на руках понёс трясущегося и впавшего в тупое безразличие мальчонку в теплоту пилотской кабины.

И когда искрящаяся инеем отвёртка довернула последний фиксатор, а задубевшие руки уже всерьёз грозились забастовать, только тогда Александр встал на ноги, осмотрел датчики, перекинул рычажок подачи масла.

Стрелка манометра дрогнула, крутнулась. Словно бешеный компас, метнулась влево-вправо, а затем рывком вошла в нужный сектор.

– Найдёнов - пилотской кабине, - непослушные губы едва шевелились. Но лётчицкий, прижатый к шее ларингофон вырывал звуки прямо из середины горла, и большой беды от того не было. - Подача масла на второй двигатель возобновлена. Пускаем - для начала на половину мощности.

Наушники отозвались голосом Аничкина.

– Понял, понял… ага, заработало! - и через пару минут добавил. - Всё в норме, рули сюда!

И напоследок осмотрев индикаторы и показания датчиков самым недоверчивым взглядом, Александр Найдёнов пошёл в нос ожившего самолёта. Усталый донельзя, истерзанный - и немного довольный собой.

Самым довольным выглядел Вовка. Получив из подрагивающих от усталости рук механика особую, "сиротских" размеров чашку горячего чая, а от хлопнувшего себя по лбу Аничкина кусок политого шоколадной глазурью торта, мальчишка блаженствовал под ворохом одеял и трескал лакомство. А генерал созвал весь экипаж и теперь в желтоватом свете лампочек осматривал своё потрёпанное воинство.

Последними прибыли оба гэбэшника. Но когда Палываныч приказал всем познакомиться и сказать пару слов о себе - так вот, тогда-то парни и буркнули:

– Груз в порядке - пара вмятин на обшивке контейнера, и всё. Владимир, Александр. Оба из спецназа - нас особым приказом выдернули в рейс прямо из Афгана.

Первым от удивления опомнился механик.

– Ребята… извините. Я думал, вы из этих КГБшников, - и в знак примирения протянул руку.

Даже генерал, люто ненавидевший всякие конторы с их подлыми штучками, сердечно поздоровался с парнями. Всё-таки, армейские спецы по откручиванию супостатам голов как-то почти родные. Затем, подумав, он посмотрел в глаза Александру - да так, что у того словно на воздушной яме ухнуло вниз сердце, и добавил.

– Прежние чины и заслуги тут уже роли не играют. Давай, Сашко, рассказывай.

И молодой авиационный механик, волнуясь, старательно придал своему голосу скучающие и сухие нотки прожжённого лектора из общества "Знание".

– Как все знают, у нас в стране официально принята гипотеза академика Шкловского о множественности разумных, населяющих Вселенную миров…

И так далее, как по писаному - даже сам себе удивлялся он сам. "От волнения, что ли, чешу не хуже как диктор из Останкино?" - ещё удивился он, переводя дух после короткой вводной. А затем изложил внимательно слушающему экипажу свои сведения вкупе с догадками и предположениями. И в самом конце, подумав, добавил:

– Мы сейчас в переходной зоне между мирами. Здесь неприменимы понятия "где" и "когда" - всё возможно и нет ничего невозможного. Оттого-то, наверное, и наткнулись на "мессеров".

– Хорошо, что не на "фантомов" или "миражей", - буркнул Аничкин, поёжившись от такой перспективы.

Стахович пошевелился и задумчиво почесал забинтованную ногу.

– Ну, не такие уж мы необразованные, Стругацких с Брэдбери читывали. Хотя мне больше и Ефремов по душе. Так что ж, выходит - чухня всё про фотонные звездолёты и гипердвигатели?

– Прилетим, сами всё увидим, - Батя оказался настроен более практично.

Посмотрев на угревшегося и сладко прикемарившего Вовку, он наравне с другими стал задавать вопросы. И принять бы Александру лютую смерть от такого неимоверного количества речей, но он вовремя вспомнил, что фюзеляж в дырах, давление не держит. А посему надо проверить и перепроверить кислородные маски, магистрали и прочая, прочая, что любо сердцу хорошего механика.

Вторую отметку прошли без сучка и задоринки - чётко, словно как на учениях. Четыре мощных двигателя победно ревели свою песню, и горделивый "Ильюшин" легко вознёсся на девять тысяч метров, презрев оставшиеся далеко внизу облака. Ровно, как по ниточке, втянулся он в полыхающий квадрат - на этот раз алый. Оба пилота недоверчиво всматривались вперёд, помня прошлую отметку, когда уже царапающий брюхо тёмно-фиолетовому небу лайнер вдруг оказался над самым океаном.

Но обошлось, по выражению облегчённо выдохнувшего Бати, без подлянок. Всё так же одиноко и ровно летел Ил в здешнем "пятом океане". Лишь словно по мановению руки исчезли облака. Да полночный мрак сменился светом восходящего где-то впереди слева солнца.

– Мать моя женщина! - зачарованно выдохнул Аничкин, когда свет никогда не виданного, огромного светила озарил раскинувшуюся далеко внизу страну.

Из лёгкой туманной дымки проступили очертания косо подсвеченного горного кряжа. Оставалось только подивиться, какие же катаклизмы, вызванные судорогой земной тверди, некогда сотрясали этот мир. Ибо один из пиков, проплывающий мимо и довольно далеко справа, горделиво вознёс свою изъязвлённую заснеженную макушку повыше оторопевшего от такого зрелища экипажа.

– Тысяч десять? - пилот потянулся рукой и на всякий случай постукал ногтем по шкале альтиметра, чья стрелка словно влитая застыла на отметке 9.

– Девять с половиной, - прикинул более точно Батя, повидавший за свою карьеру столь экзотические места, что не сообщалось даже в сообщениях ТАСС. - Да уж, Памир и Гималаи тут от зависти поздыхают…

– Нет, вы на это посмотрите! - со своего места Александр указал вверх и в сторону.

Там, с быстро наливающегося утренним светом неба, на одинокий самолёт смотрели… сразу две луны. Одна привычного, серебристого и вполне земного облика, разве что чуть побольше. Зато другая, меньшая, откровенно налилась желтовато-оранжевым сиянием и сейчас более всего смахивала на невесть как залетевшую в небеса дольку апельсина. Но эту идиллию только сейчас прервал озабоченно копошащийся у своих приборов радист Тарасюк. О ещё раз недоверчиво вслушался в только ему слышное что-то и поднял голову. Переключил наушники и проворчал прямо в тесноту кислородной маски.

– Есть слабые сигналы, явно не естественного происхождения. Но хай мене грець, если знаю, что оно такое за хренотень…

В самом деле, сквозь треск и завывание эфирных шумов донеслось пиликанье, бульканье и попискивание.

– Наверняка кодированные передачи - а вот голосом никто не работает, да и далеко. Горы, опять же…

Александр только пожал плечами в ответ на немой вопрос Бати. Но в это время тоненьким и словно зудящим в ватном разреженном воздухе зуммером отозвался носовой радар. Тот самый, упрятанный за кокетливым, белым носовым обтекателем вполне гражданского Ила.

– Есть отметки! Множество высоколетящих целей, удаление семь тысяч! - голос Аничкина выдал его удивление пополам с озабоченностью.

По пилотской кабине пронёсся неслышимый, но весьма заметный вихрь. Оба спецназовца, по распоряжению Бати заменяющие стрелков, деловито поспешили к своим турелям. Радист принялся в сотый уже, наверное, раз прослушивать здешние диапазоны. А спросонья, сверхъестественным образом почуявший угрозу своему существованию Вовка тут же унёсся к своему месту под прикрытием тускло блистающего контейнера. И теперь выглядывал оттуда на манер испуганного бельчонка.

– Попробуем стороной обойти… - проворчал Палываныч в ларингофон, ворочая штурвалом так, что вспотевший от усердия Аничкин едва успевал за действиями командира.

Вовсе не предназначенный для таких лихих манёвров неповоротливый авиалайнер заартачился было - но железная воля ведущих его людей всё-таки одержала верх. И завалившись на одно крыло - да так, что в фюзеляже от борта к борту перекатились невесть как и откуда накопившиеся обломки да ненужные вещи, грузный Ил повёл тупорылым носом в сторону. Вот он стал постепенно выравниваться, принимая более подобающую его величественному полёту осанку. И едва самолёт более-менее стал лететь ровно, Александр тут же повторил свой осмотр.

Короткими перебежками, от одного столь желанного разъёма для кислородной маски до другого, он прошёл вдоль всего Ила и обратно. Едва пересиливая подступающее удушье и разгоняя подступающую муть в глазах, доложил - бывает и хуже. Но лететь можем.

– Добре, хлопче! - кивнул повеселевший генерал.

И на всякий случай даже довернул штурвал чуть ещё. Минуты томительно улетали назад, и оба пилота уже стали прикидывать, как выходить на прежний курс, как снова гневные голоса скорострелок сотрясли корпус самолёта.

– Сзади-слева и чуть сверху! - отрывисто пролаял по связи отчаянно хрипящий и сипящий от натуги стрелок.

Александр бросился к левому иллюминатору и отдёрнул полинявшую шторку. В глаза ударило ослепительное сияние - да так, что механик отпрянул, пребольно приложившись затылком о стойку аппаратуры. Прищурившись и смахивая слёзы, что безжалостно выгоняло на глаза здешнее огромное светило, он всмотрелся. И заметив мельтешение тёмных мошек вокруг некой гораздо большей тени, тут же ухватился за тангенту связи.

– Батя, доверни в сторону солнца! И газу добавь на всю!

Самолёт тут же послушно накренился на правое крыло, и через показавшееся нестерпимым время всё-таки соизволил войти в разворот. Немилосердно полыхающее в полнеба здешнее светило скрылось к носу. И только теперь полуослепший верхний стрелок поддержал своим огнём заднего. Ил затрясся от очередей. Вырывая жилы из стальных заклёпок, рвался вперёд, сжигая самого себя в безумной гонке. И механик, у которого по жилам точно так же неслась сладковато-хмельная волна, подумал - да, вот она, та самая жизнь, ради которой человек презрел земное притяжение. И то, для чего променял надёжность тверди под ногами на неверную поддержку воздушных струй.

На ватных ногах, разгоняя мельтешащие перед глазами цветные круги, он таки доволок прилаженный на металлические салазки дополнительный снарядный ящик до центрального салона. Бледный Стахович, морщась от боли, и Вовка тут же принялись подавать наверх ощетинившуюся грозными латунными жалами ленту.

– Тут порядок, - только успел буркнуть немного отдышавшийся Александр, почувствовав, что раненый в лицо стрелок (как же его звали?) успокаивающе похлопал его по руке.

Но тут отозвался из кабины Батя.

– Та бис його забери! Какая ж зараза нам хвоста грызёт? Доложите, хлопцы!

И кормовой стрелок-спецназовец в паузе между очередями отозвался:

– Да это похлеще мессеров будет…

Пом-Пом-Пом!

– Тут какие-то отморозки верхом на золотых птицах. А нас от них прикрывает… хм, ну пусть будет дракон… но здоров, красавец!

Пом-Пом-Пом!

А затем истерзанные, подсвеченные лучиками нескромно заглядывающего в пробоины и иллюминаторы светила, внутренности самолёта ворвался его истошный вопль.

– Держись!

Ил тряхнуло в золотистой, отозвавшейся дрожью в конечностях и звоном в ушах вспышке. Проморгавшись, Александр обнаружил, что в хвостовой части зияет дырища - да такая, что непонятно как и хвост не отваливается. Но видимо, уж очень хороший запас прочности заложили конструкторы. А может, несущие нагрузку балки попросту не задело. Прислушавшись к постепенно утихающим в ушах колокольчикам, старлей обнаружил, что задняя турель молчит. И поднявшись на ватные, гудящие от усталости ноги, он поплёлся туда, где считал себя нужнее.

От кормового блистера осталась только рама, зияющая обломками выбитого и обгорелого плексигласа. И в кресле стрелка перед поникшей стволами спаркой, обмякнув, висел истерзанный, окровавленный человек. Хреновые дела…

Но Александр, не предаваясь рефлексиям и задавив подымающийся к горлу кисломолочный ком, бросился туда. Освободив от ремней, втащил в хвостовой отсек хрипящего и булькающего спецназовца. М-да - бок и часть бедра вырвало с мясом. Да и вокруг словно прошлись паяльной лампой… И даже далёкому от медицины механику с первого взгляда стало ясно, что долго тот не протянет. Но полуобгоревший человек зашевелился. Потянулся рукой, от чего лопнули запёкшиеся от жара струпья, вытащил из кармана на груди коробочку.

– Вот это… обезбаливающее, противошоковое… и витамины… - он едва дышал в чудом уцелевшей маске, а сам указывал дрожащим пальцем на шприц-тюбики из своего хитрого наборчика.

Старлей быстро всадил в бедро дёргающегося от боли человека иглы, выдавил содержимое. Погладил по закопчёному короткому ёжику волос и, глядя в помутневшие глаза, крикнул.

– Держись, Сашка! Скоро последняя отметка! А там всё залечат, даже шрамов не найдёшь - я с заказчиками беседовал, они всё могут там!

На лице, бледном даже сквозь прорезанную струйками пота копоть, слабо мелькнула улыбка.

– А всё же, я одного мессера завалил, и двоих этих - не зря, выходит, жизнь прожил. Но если приказано выжить - потерплю. Ты это, Сашка - садись за спарку. Ближе ста метров не подпускай… а то я лопухнулся, и они чем-то вроде пучка золотистых молний шарашат…

Передав покрытого запёкшейся от жара коркой крови раненого на руки подоспевшего в хвост Аничкина, механик осторожно влез в висящее над бездонной пустотой кресло, бросил ноги на педали, а руками взялся за надёжные, ребристые рукояти. Ветер гудел и бился как бешеный зверь - но здесь, в аэродинамической тени самолёта, оказалось вполне терпимо, хотя и жутко холодно. Пришлось застегнуть меховую куртку, пока глаза лихорадочно обшаривали заднюю полусферу, давая пищу для раздумий и удивлений воспалённому от усталости мозгу.

Но видимо, есть некий предел, за которым удивление уже попросту невозможно. Ибо огромный, немного даже больший бешено удирающего Ила дракон оказался изумителен - но своей красотой. Если на свете и есть чёрное золото, то этот зверь казался отлитым словно из него. Не резкое и дробящееся чуть радужными сполохами мерцание угля, но именно жирный блеск чёрного золота. Красив, зараза, и неглуп - ибо приблизился и не давал зайти прямо со стороны замолчавшей турели… хм-м, как бы их обрисовать?

Чуть прищурившись Александр разглядывал атакующих, пока его руки сами заправили новые ленты в пушки и взвели автоматику. И наконец он вспомнил - здоровенные птицы цвета старого золота, больше всего похожие на гигантских орлов, но с головой льва, называются грифоны. Тоже ничего птахи, только вроде сильно злющие. А верхом на них восседали голые, отвратительно зелёные и тощие человечки. Вот одна пара увернулась от драконьего крыла, нырнула вниз и словно чёртик из коробочки выскочила снизу почти перед самым носом.

Но механик уже взялся за рычаги. Возмущёнными бандерлогами заверещали сервомоторы, и два ребристо-решётчатых хоботка почти упёрлись в раскосые, светящиеся нечеловеческой злобой глаза без зрачков. Зелёный ещё успел размахнуться пустой рукой и в ней даже загорелась золотом крохотная молния - но Александр утопил пальцем кнопку электроспуска.

Пом-Пом-Пом! - злобно и победно задёргалась спарка. Грифон лишь покачнулся - видимо, осколочно-бронебойные остроносые снарядики ему если и повредили, то не сильно. Только вспышки искр пошли по золотистым перьям. Зато зелёного урода разметало в рваные сопли и снесло тугим потоком воздуха. И лишённый седока одинокий птах круто ушёл вниз. А обрадованный огневой поддержкой дракон с неожиданным для такого исполина проворством чуть отпрянул назад, сделал почти классическую горку…

Удар и клацанье пары украшенных более чем впечатляющими клыками челюстей был страшен. Не знаю… если бы такое наблюдал виданный в палеонтологическом музее T-Rex, то его от столь впечатляющей демонстрации запросто хватила бы кондрашка. Зазевавшийся грифон едва успел тонко и гневно заорать, как вмещающая тяжёлый грузовик пасть сомкнулась на нём - лишь перья и брызги жидкого огня полетели. Зелёному повезло больше. Хотя, кто его знает - падать, хоть и невредимым, с такой высоты Александр не рекомендовал бы никому.

А дракон ловко заглотнул жертву - лишь комок пробежал по длинной изящной шее. И чтоб механику больше не видать своего любимого гаечного ключа из хром-ванадиевой стали, если летающий исполин хитро не подмигнул!

– Ну молодец! - восхищённо мурлыкнул старлей, разворачивая турель и всаживая длинную очередь в стайку пикирующих сверху бестий.

Дракон добавил сумятицы ударом длинного хвоста, заканчивающегося выкованной не иначе как из закалённой стали стрелкой. Словно чёрный кнут мелькнул в воздухе, и прореженная удачной очередью группа перестала существовать. Лишь одинокая пара грифон-урод в неимоверном пируэте вывернулась вверх - но там их достал из верхней турели второй спецназовец. И повертев шеей, Александр возликовал - единство детища КБ Ильюшина и дракона победило.

– Воздух чист! - доложил он в кабину, не без усилия оторвав задубевшую на рукояти руку и вцепившись непослушными пальцами в тангенту.

Однако от столь незначительных при других условиях движений в голове тоненько закололо словно иголочками, а прицел перед чуть запотевшей маской качнулся. Ах да - десять тысяч метров… И едва поминающий бога-рога-носорога и всех грёбаных и ахнутых архангелов скопом Батя ответил, что до входа в третью отметку одна минута, как с оглушающим грохотом сзади что-то лопнуло.

Удар о спрессованный до состояния каменной стены воздух оказался страшен. Маску вместе с прозрачным забралом сорвало, и Александр вдруг холодеющим сердцем осознал - всё-таки кормовая турель отлетела к чертям собачьим.

Кувыркаясь в обжигающе-холодном потоке и тщетно пытаясь вдохнуть побольше почти не несущего жизни разреженного воздуха, механик дрожащей рукой полез под сиденье. Так и есть - парашюта там нет и в помине - ох уж наше российское авось! А надеть не догадался…

Падение длилось целую вечность. Александр даже отстегнул себя от остатков турели и проводил их вниз слезящимся от бьющего наотмашь ветра взглядом. Хотя, какая разница - хряпнуться на каменюки в обнимку с казённым имуществом или без него?

А высоко в тёмно-фиолетовой лазури израненная стальная птица, натужно гудя захлёбывающимися, задыхающимися двигателями, косо, чуть ли не на боку влетела в призывную, ярко-синюю, тут же погасшую за ней рамку света. И оказалось, что прорвавшийся сквозь неизмеримые дали и времена лайнер исчез - равно как и показавшаяся за проходом в иной мир столь милая взгляду лётчика широкая и длинная посадочная полоса. Дело сделано, товарищи - а остальное не имеет значения…

В уходящем в горние выси небе мелькнула тень. Словно огромное копьё, сложив крылья, вниз пикировал исполинский чёрный дракон. Его укоризненный взгляд уже различал тщедушно раскорячившуюся человеческую фигурку. Тот падал на стремительно приближающиеся скалы с неумолимостью заката - и дракон тщился догнать, поймать на крыло или в настороженно приготовленные когтистые лапы жалкого хуманса.

"Успеет ли?" - успел тоскливо подумать Александр, глядя на приближающееся диво, прежде чем беспамятство от столь немилосердного перепада воздушного давления милостиво приняло человека в свои зыбкие объятия…