В конце лета, когда жара уже схлынула, а воздух приобрёл ту изумительную прозрачность, которая присуща лишь этому времени года, ветры разносят по всему миру крохотные, едва заметные паутинки. Одни люди охотно говорят, что то реют по белу свету обрывки платья божественной небесной Земфиры, некогда сотканного из тончайшего волшебного шёлка и затем разорванного в порыве исступлённой ревности богом всех ветров. Другие столь же истово утверждали, что то всего лишь путешествуют, уцепившись за нити, крохотные паучки.
Как бы то ни было, бессмертную воочию уже давненько никто не видал, да и означенных насекомых тоже. Пейзане убирали на полях и виноградниках истомлённый солнцем урожай, бережно принимая его натруженными руками. А вечерами сидели на пороге корчмы или деревенской завалинке, цедили эль, молодое вино и лениво роняли скупые слова.
И как-то совсем незаметным прошёл и растаял слушок, будто бы кто-то видел в ночи скакавшего на полудень мрачного всадника на чёрном жеребце. Эка невидаль! Мало ли кто тут ездит, главное чтоб не трогали. То посыльные, то ещё кто. А иногда появлялись странствующие рыцари, коим в одном месте так свербит испытать свою силушку, что лезут они через баронские земли в дикие места. Правда, куда меньше их возвращается, и уж почти всегда без добычи…
Ридд на этот раз поехал не по дороге, ведшей из города к посёлку у речных пристаней. Виноградниками и холмами, рощами и перелесками — уж спешить ему было решительно некуда. Так, подышать немного воздухом перед тем, как. А что там, впереди, и загадывать не хотелось. Что будет, то и будет — лишь бы было хоть что-нибудь.
— Вот и всё, Черныш, отдыхай здесь. Надеюсь, хранительница присмотрит и за тобой.
Парень спрятал в кусты седло и сбрую, а коня лёгким шлепком по крупу направил в священную рощу. Плечо уже оттягивали припасы, душу сомнения… с совестью, правда, немного полегче оказалось.
Ну и что ты там забыл, в тех мрачных пещерах?
Если б дриада могла, она б ещё и подбоченилась на манер хозяйки, делающей выволочку засидевшемуся в шинке муженьку. Но с другой стороны, эта ворчливая и вечно всем недовольная Флора сразу меняла гнев на милость и мгновенно вставала на защиту парня, стоило тому вдруг испытать какое-то затруднение или получить малейшую царапину. Только вот, до сих пор кровоточившее сердце залечить она не умела…
— Возьми, — Ридд вложил в ладони не замедлившей появиться дриады-хранительницы два кувшинчика вина, уж он помнил своё обещание угостить хозяйку ещё раз.
Та прильнула на миг, обдав запахами вечернего луга и тонкой прохлады ночного леса. Флора в голове сразу оживилась — о чём там эти малахольные тарахтели, Ридд не прислушивался. Обнял дриаду, мягко поглаживая словно примчавшуюся искать защиты и утешения сестру, и так некоторое время покачивался с нею под медленную и мало кому слышную музыку небесных сфер.
— Hanta, мастер Ридд, — печально поблагодарила дриада. Она сунула в карман парня небольшой лёгкий пакетик и неслышной тенью отошла.
Вот она мелькнула в лунном свете уже под сенью своей рощи, и вокруг осталась одна тишина. Даже странно немного — цикады и сверчки словно уснули, а обычно верещат словно оглашенные…
Дождь будет, — мрачно пообещала Флора, и парень поспешил своей дорогой. Мокнуть никак не хотелось, а путь предстоял ещё немалый. Через поля и последние виноградники, через реку и на тот пустырь, где сквозь тощую почву проглядывали залысины притаившегося под землёй камня. А под ними… ну здравствуй опять, старая гномья крепость Дарнмут!
Чертёж семилучевой звезды уже горел лиловыми линиями прямо над поверхностью камня, готовый принять в себя последний компонент, последний ключ — и отворить проход вниз. Но Ридд всё отчего-то медлил. Стоял над своим творением, скрестив на груди руки и бездумно глядя в тихо перетекавшие перед ним ручейки Силы, словно тщился разглядеть там что-то доселе незамеченное. И лишь когда изнутри творения на него уже откровенно взглянули зелёные глаза, только тогда он в изумлении отшатнулся.
— О боги… — Ридд в ужасе вытер заструившийся по лицу ледяной пот.
Облик эльфийки не только не растаял, как надеялись суматошно заметавшиеся мысли, но даже напитался лунным светом и обрёл объём.
"А ведь, ты всё так же прекрасна" — холодный огонь побежал по жилам парня, когда он, попытавшись шагнуть назад, не смог оторвать ног от камня — словно подошвы вдруг приросли к нему.
— Зачем ты звал меня, Риддерик из рода Фернандо? Зачем потревожил мой сон? — от одних только звуков этого смертельно усталого голоса он почувствовал, как на голове сами собою зашевелились мокрые волосы. Словно змейки, они приподнялись в невысказанном желании задушить своего хозяина.
Сердце истекало кровью и рвалось в стремлении туда, навстречу — но хоть и слабо, но ещё сопротивлявшийся разум упрямо отталкивал это потустороннее видение. Сгинь, изыди! — вопил он, извиваясь в муках. И всё же, не раскрылись пересохшие губы, не произнесли ни звука, когда безмолвный зов души ещё сильнее вызвал из небытия это видение, этот призрак той, кто была сейчас во многих десятках лиг отсюда.
"Или ты уже в царстве теней?" — Ридд попытался заслониться руками, и всё же они предательски повисли вдоль тела.
— Зачем ты даже сейчас терзаешь меня? Зачем не хочешь отпустить?
И такая мука послышалась в этом голосе, что словно подпитавшаяся ею фигура в центре звезды вдруг сгустилась, обрела объём — а на светлый камень упала сдвоенная тень обеих лун.
Тень? Призраки не отбрасывают тени! Ридд с глухим рычанием загнанного в ловушку зверя рванулся вперёд. К ней, единственной в мире — и пусть все демоны мрака разбегутся, трусливо поджав облезлые хвосты!
И всё же, дрожащие ладони его встретили одну лишь пустоту. Лишь слабый отблеск несбывшейся мечты промелькнул в ночном воздухе. А белеющая в свете лун каменная площадка зачем-то вздыбилась, встала косо — и шершавостью нагревшегося за день камня ударила в лицо…
Пальцы вздрогнули ещё раз. Дёрнулись судорожно, словно желая вцепиться в горло врагу — и расслабились снова. Вот они опять шевельнулись и бесцельно заскребли по остывшему камню, теребя с хрустом песчинки.
Из груди вырвался хриплый вздох, больше похожий на сдавленное рыдание. Затем ещё один, ещё — пока всё тело не сотряс кашель. И всё же, постепенно он успокоился, и лежавший навзничь человек задышал уже ровно, мерно.
Немало прошло времени, пока он отважился открыть глаза. И да — в них отразились звёзды. А ещё лукавый взгляд искоса Белль, в предчувствии утра уже прижавшейся к горизонту.
— Проснись, Ридд, — легонько позвала… не она.
На каменной пролысине, в центре почти истаявшей лиловой звезды колдуна сидела дриада — именно на её коленях и покоилась голова парня.
— Ты в порядке, друг мой? — странно, но в голосе её отчётливо слышалось что-то живое, человеческое.
Наверное, это боль.
Ридд вздрогнул и всё же неимоверным усилием воли привёл к подчинению взбунтовавшееся тело, которое столь странным образом отреагировало всего лишь на попытку поднять руку. И всё же, через несколько вздохов он решился вновь. И ещё раз — пока ладонь парня не взъерошила легонько волосы дриады.
— Да… наверное, в порядке.
Флора печально улыбнулась, пошла рябью, и сквозь неё отчётливо проглянула луна. А когда ладонь зачем-то наклонила дриаду к пересохшим искусанным губам, та с грустной улыбкой сумела лишь коснуться их своими — а затем с лёгким мерцанием втянулась в уста парня вместе с вдохом.
Eluna adora! Кажется, я вернулась, и мы снова вместе!
Ридд слабо улыбнулся — оказалось, что он даже успел соскучиться по этой малахольной.
— А что это было?
Он с сомнением присматривался и вчувствовывался во всё. Каким-то оно оказывалось… не таким. Свет Белль мягко холодил кожу запахом луговой ромашки, ночной воздух попахивал несуществующей гарью дотла сгоревшей радуги, а камень под спиной откровенно пульсировал нотой фа — причём, ещё и с нахальным синим оттенком!
Кажется, ты инициировал сам себя. Сам — себя.
"Точно у меня с головой всё в порядке?"
Во всяком случае, я на это очень надеюсь, — вьедливо отозвалась дриада. — Лучше иметь дело с магиком, чем с сумасшедшим.
Ридд не нашёлся, что на это весьма здравое рассуждение возразить, и даже ответить. Лишь кое-как сел, перекатившись набок и помогая себе руками. В голове колыхнулось что-то, отчего легонько замутило, но тут же принялось хозяйски устраиваться.
В левом, — с готовностью отозвалась бессоння Флора, едва парень вознамерился поинтересоваться, в каком же ухе у него звенит.
— А…
Не знаю. Я тоже видела её и даже уловила запах цветочной мази, которым обычно эльфы пользуют себя, чтобы отбить обоняние у собак или волков. Но как ты едва не вытащил её сюда сквозь свою эту семиугольную пакость — выясняй сам!
Ридд грустно оглянулся. Подготовленная для открытия врат звезда почти догорела, лишь один луч светился призрачным лиловым пламенем.
Подумав, он потянулся рукой и щедро, всей ладонью зачерпнул этого фиолетового сияния. Некоторое время смотрел, как холодный огонь струился по руке, горя и не сгорая, обжигая и не сжигая.
Нет, точно уже не просто слабенький колдун… как здорово! Можно и мне попробовать?
И не успел грустно улыбавшийся парень, в чьих глазах зачарованно метался этот пламень, даже ответить, как по телу словно пронёсся душистый весенний вихрь. Он уютно мазнул по сердцу, покопошился в ладони, а потом вернулся обратно, растёкся.
Оно меня не слушается!
— Всё верно, Флора — магия это не твоя стихия. Но ты, кажется, на самом деле можешь меня покинуть? — Ридд хоть ещё и был слаб, словно котёнок, но обмануть себя странностям и случайностям не давал.
В ответ дриада разразилась ворчанием, что она и сама удивлена. Но ей пришлось то сделать, потому что над почти бездыханным телом только что родившегося колдуна описывала круги какая-то подозрительная сова.
— Сова? Да откуда ж ей здесь взяться? Они только в лесах вроде, на восходе и полуночи, — Ридд кое-как согнал лиловые сполохи вместе, а затем скомкал ладонью, словно зимой лепил снежок.
Сама удивляюсь — но та наглая птица очень тобой интересовалась!
Парень тихо охнул, припомнив, какие же на самом деле у этой с виду безобидной совы когтищи — хищница, как-никак. И впавшего в беспамятство та дурында могла располосовать так, что тут уже никакой целитель не поможет…
"Выношу благодарность по гарнизону от лица начальства!"
Вот нахалка! Как дриада то проделывала, Ридд не имел ни малейшего понятия — но перед его внутренним взором вдруг предстала белоснежная девичья попка, которую ему нахально продемонстрировали в качестве ответа.
И всё же, он улыбнулся.
Чувство юмора у парня и у самого иногда бывало этаким слегка извращённым, на грани дозволенного — но хорошую шутку он любил. Повертев в руках невесомый сгусток непонятно чего, неощутимый пальцами, но прекрасно воспринимаемый своей словно прозревшей сущностью, Ридд недолго думая отправил лиловое пламя в рот.
Ой! Брось каку, выплюнь!
Однако, напрасно засуетилась разволновавшаяся дриада, стоявшая на страже здоровья парня как наседка над своими цыплятами — никакого вреда проглоченная магия не принесла. Наоборот, по всему телу разнеслись ручейки свежести и затихли с умиротворённым звоном.
Ага! Это примерно как я подпитываюсь лунным светом? Сейчас разберёмся…
"Вот тебе и ага!" — Ридд даже попытался встать — и к его удивлению, ему то удалось. В ушах немного шумело, весь мир откровенно покачивался, но через некоторое время парню удалось достаточно уверенно утвердиться на своих двоих. Какое же это блаженство, иметь возможность делать что-то самому, не быть совсем уж игрушкой в руках капризной судьбы! Встречать удары грудью и иметь что сказать в ответ — и сделать. Воспринимать себя частью мирозданья, и притом не безропотной, не пассивной.
Любопытная Белль так засмотрелась на эту объятую незримым пламенем фигуру новорождённого колдуна, что вовсе не обиделась, когда тот обеими руками зачерпнул её сияния и словно воду выплеснул на камень. Размазал ладонью, прижал её сильнее. И в тот миг, когда пульс матушки-земли совпал с взволноваными толчками человеческого сердца — в камне открылся проход. Тёмный, мрачный — он уже не казался бездонным, потому что в глубине его дерзкого человека ждали гномьи катакомбы.
С ума сойти…
— Нет, лучше не надо, — Ридд отчего-то иногда знал, как и что надлежит делать. Не по веленью судьбы, но по зову сердца.
Со вздохом он наклонился, взвалил на себя сложенные в сторонке припасы. Правда, с тростью незадача вышла — не разобравшийся спросонья дракончик поначалу не признал хозяина в этом пробудившемся чародее. Понятное дело, цапнул так, что едва и палец не отгрыз.
— Да уймись ты! Ну распробовал, бестолочь? — Ридд едва не взвыл, приплясывая от боли и зажимая ранку губами.
Ожившее на миг серебро виновато блеснуло глазёнками и вновь обратилось в недвижную, холодную фигурку. Зато внутри парня металась и хлопотала неприлично разволновавшаяся Флора.
— Э, демоны, тут даже и листа подорожника не найти! — проворчал Ридд, кое-как оглядевшись.
Дриада сварливо шумнула, что на самом деле Fоliа Рlаntаginis mаjоris, то есть листья подорожника большого. Осталось парню только заткнуться и подивиться, зачем это малахольные эльфы придумали столь забубённые названия для таких, казалось бы, уж совсем простых вещей. Воистину, чудно текли мысли меж их остреньких ушей, коль нагородили столько несуразностей на ровном месте. Это ж надо умудриться только, наворотить столько сложностей из ничего!
А развороченная ранка зачесалась, принялась зудеть. И прямо в лунном свете, под удивлённым взглядом парня стала затягиваться, закрываться. Вот остался лишь свежий розоватый шрам. А когда Ридд по привычке просто погладил его, словно размазывая по пальцу ещё остававшееся саднящее ощущение, и отнял ладонь — то не обнаружил на том месте уже ничего.
— Спасибо, милая, — зачарованно улыбнулся парень и на пробу пошевелил пальцами. — Этак ты меня однажды и от смерти спасти можешь.
В ответном ворчании донельзя довольной Флоры легко оказалось разобрать, что старость у хомо тоже всего лишь болезнь.
Дай срок — и с нею разберусь, куда она денется.
М-да! Бывают заявления, которые поражают словно громом меж ушей. Хоть стой, хоть падай… но парень весьма благоразумно не стал уточнять и выпытывать у дриады подробности. Если даже хотя бы обеспечит ещё полсотни лет без дряхлости и неизбежно сопутствующих мудрости болячек, и то просто замечательно будет.
Он повесил на сгиб локтя свою трость с виновато утихомирившимся серебряным драконом в рукояти. И первые шаги во тьму как-то даже затерялись в памяти бессонной ополоумевшей Истории, просто обязанной примечать и запоминать всё и вся…
ЭХО-Эхо-эхо отражалось от каменных стен древней гномьей цитадели, словно боясь даже увязнуть в этом стылом мраке. Каждый ШАГ-Шаг-шаг дробился и метался в лабиринтах. Впервые за долгие века сюда спустился не просто дерзкий авантюрист, обезумевший от одной только мысли о таящихся внизу сокровищах. Не занесённый невесть какими ветрами призрак, неприкаянный и отверженный. Но полновластный хозяин своих дум, воплощённых и скрнцентрированных в человеческом теле.
— Всё гуляешь? — скептически поинтересовался Ридд у неизменно приковылявшего на шум скелета с наградной подвязкой баронессы на шее.
Костяк шарахнулся так, словно на белом свете или во тьме и в самом деле имелось нечто такое, чего ему стоило бы бояться. И бочком-бочком, распластавшись по стеночке обошёл стоявшего парня. А когда со скрипом и хрустом он уковылял в противоположную сторону, Ридд мог бы поклясться, что до него донеслось что-то весьма похожее на вздох облегчения.
Ага, боится! Не всё ж мне при виде их трястись осиновым листочком, — прокомментировала злокозненная и весьма довольная дриада.
Парень лишь хмыкнул и направил свои стопы к спуску на второй уровень — тому самому, через который когда-то провёл восторженно-испуганную эльфийку. Странно — сейчас, когда сердце уже отболело первым и самым невыносимым страданием, воспоминание о Меане всего лишь обернуло дымкой печали. Или то оказали своё воздействие могучие стены гномьей крепости, защищавшие даже и от таких напастей? Сладкие и грустные воспоминания уже не терзали раскалённым щипцами палача, но лишь напоили лёгкой грустью. Шевельнулись сами собою губы и уронили во тьму неожиданную, горьковатую улыбку.
Рука с зажатой в ней тростью поднялась и повела указующим полукругом, словно замерший над ступенями человек сам себе показывал эту картину былого величия, обернувшуюся ныне чуть горьковатым великолепием упадка. И под этим взглядом незримая волна пробежала по величественной лестнице и её обрамлению. Как будто кто-то незримый протёр смоченной в перегнанном вине тряпицей старую, запылённую и потемневшую от времени картину кисти хорошего мастера.
Первыми ожили вмурованные в стены изваяния драконьих голов. Седые струйки пыли осыпались вниз, когда каменные бестии недоумённо преглянулись и предстали во всём своём великолепии — вплоть до малейшей чешуйки, изваянной прихотливыми руками подгорного народа. И всё же, пробудившая их сила не была злой и беспощадной. Да и мерещилось в ней что-то знакомое, серебряное и похожее на них самих. Мутно-белесые шары в их пастях, до дрожи напоминавшие бельма какого-нибудь доживающего свой век старика, постепенно прояснились, обрели глубину и объём.
И постепенно в них зажглись огоньки. Десятки их неуверенно, робко проклюнулись в глубине прозрачного как слеза камня — и всё же, робко моргнув, погасли опять.
— Что за диво? — поинтересовался Ридд, когда убедился, что шевеление в левом внутреннем кармане ему не почудилось.
Что-то там определённо затрепыхалось. И когда рука парня полезла туда, назад она извлекла в ладони эльфийский светлячок — внутри стеклянного пузырька билась и металась махонькая цветочная феечка.
— Ох, ничего себе! — зачарованно шепнул парень, когда приметил в сиянии малявки сверкнувшее чистым золотом крохотное ведёрко. — А ты здесь откуда — и зачем?
Чуть подумав, он ногтем поддел пробку и выковырял её из горлышка светилки. Малявка вынырнула наружу… ну, неприличному её жесту Ридд ничуть не удивился — как он приметил уже давно, ко всяким любовным делам создания природы относились вовсе без присущего людям ханжества или стыдливости. А феечка изящным огоньком метнулась в растерянно застывшим светильникам у стен…
Как красиво!
Да, это было красиво. Крохотная феечка силой своей крохотной немудрёной магии пробуждала к жизни хрустальные шары. И вслед за её продвижением, позади разгоралось могучее сияние, подпитанное человеческой волей. Дюжина ударов сердца, и лестница оказалась освещена как днём, под весёлым и столь желанным сиянием полуденного солнца.
Упавшая статуя воина с двуручным топором зашевелилась. Древний гном неуверенно поднялся в скрипе ожившего камня и клубах пыли, и под насмешливым взглядом парня виновато пожал плечами да и стал на своё место в колыхнувшийся строй. И теперь две шеренги стражей по бокам лестницы уже лишь с виду казались просто изваяниями. На самом деле они, словно хорошо вымуштрованные солдаты, замерли в ожидании приказа того, кто имел право его отдать.
— Ну-ну, — с сомнением заметил Ридд.
Повинуясь одному лишь невыказанному желанию, вихрь быстро выдул отсюда пыль и сор. Со стуком убрались прочь редкие кости, и даже полуобвалившиеся каменные колонны приняли свой прежний вид. Заблистали, словно только вчера вышли из-под ревнивых рук мастеров, а потом ещё женщины и дети напитали их горным воском до почти зеркального блеска.
И спустя совсем малое время от всего этого зрелища вдруг повеяло теплом. Нет, не тем, который дарит солнце или огонь. А тем, который присущ только жилищу. Устоявшимся, многолетним и таким уютным. Казалось, сейчас лопнет мыльным пузырём эта обманчивая и хрупкая тишина. Спустится сверху отряд усталых бородатых воинов, вернувшихся с дежурства или вылазки — а навстречу им снизу выбежит шумная орава непоседливых малышей. И облепив отцов-дядек-братьев, примется обнимать и требовать рассказов о диковинном верхнем мире. А следом чуть более степенно с виду появятся матери, сёстры и возлюбленные, чтобы не скрывая блеска счастливых глаз дождаться своих — домой.
Домой, какое же это сладкое слово! А потом… да нет, не будет никакого потом. И уже прозвеневший было над лестницей смех угас, едва родившись. Лишь эхо печально затихло где-то вдали.
— А жаль, — вздохнул расчувствовавшийся отчего-то Ридд и утёр со щеки неожиданную слезу. Наверное, просто пылинка попала…
Повинуясь одному лишь взгляду, светильники чуть пригасли. Они уже не слепили глаза блеском парадного великолепия, но всего лишь освещали путь. И вот по этому пути вниз, по безукоризненному убранству лестниц спускался одинокий человек с дорожными сумами на одном плече, а вокруг весело порхала цветочная феечка и придирчиво бросалась устранять малейшие недочёты или незамеченные ошибки.
— Недрёманое око ты наше, — усмехнулся Ридд, когда на развилке малышка капризно потребовала уделить внимание полуосыпавшейся и едва видной картине, выписанной прямо во всю каменную стену.
Как он то проделывал, оставалось загадкой и требовало в дальнейшем пристальнейшего разбирательства и изучения, но одного прикосновения ладони с щедро выплеснувшейся из неё силы хватило, чтобы написанное минеральными красками творение древних гномьих живописцев обрело свою вторую жизнь. Заиграли потемневшие или выцветшие оттенки, не в такт сполохам беспокойной феечки качнулись тени в глубине картины — и через мгновение парень удовлетворённо кивнул. И даже отошёл на несколько шагов назад, чтобы полюбоваться отрядом гномов, который на залитом солнцем холме озирался на окрестные поля и рощи.
— То ли в поход пошли, то ли просто погулять по опасным местам, — усмехнулся Ридд, сообразив, что бородачи поднимались наверх наверняка с тем же чувством опасности, с которым люди опускались сюда, в полные неясной угрозы подземелья.
Слушай, а может быть! — судя по серебристому звону, дриаде эта мысль тоже показалась здравой…
Спуск вниз затянулся — парень вкалывал как проклятый и не позволял лениться ни себе, ни крылатой малышке. Мало того, своей вновь обретённой силой он восстанавливал кое-где разбитые на углах каменные вазы, насыпал туда несколько пригоршен сдобренного костяной мукой мусора и ронял одно семечко из подаренного дриадой-хранительницей пакетика.
Это была моя идея, — с затаённой гордостью заметила Флора, и парень ничуть не удивился бы, если б та от удовольствия покраснела. Когда после нескольких капель плеснутой сверху воды и мягкого поглаживания натруженных ладоней из праха впервые проклюнулся росток, он улыбнулся — да так, что в глазах снова предательски защипало. Надо же, велика сила жизни… это ничего, что он выглядит тщедушным — уж мы ему не дадим зачахнуть. А там окрепнет, и в старой гномьей цитадели под волшебным светом вырастут любимые растения эльфов. Где они, там не бывать смерти. А быть жизни и только жизни.
Так, Ридд, так! И… ты молодец, я тебя сейчас почти люблю!
Смущённая улыбка парня и его молчание оказались лучшей наградой тоже старавшейся дриаде. И когда вся эта увлечённо трудившаяся компания добралась до второго уровня, её уже изрядно пошатывало.
— Ещё одно усилие, девчонки! — устало просипел пересохшим горлом Ридд и щедро окатил своим вниманием подземную библиотеку.
Ту самую, куда он впервые привёл трясущуюся от безотчётного ужаса эльфийку и где потом сам едва не пал в схватке с той стороной, с не-жизнью. Но сегодня на захламлённый пол спустился не просто человек, полагающийся лишь на силу оружия и кое-какие хитроумные эликсиры — нет, сюда спустилась грозная троица, от одних лишь отблесков силы которой содрогнулись в слепом ужасе незримые порожденья тьмы.
Груду костей и мусора вымело в проходы словно дурной сон ласковыми прикосновениями матери. На верхней галерее и под сводом зажглись, неуверенно проморгавшись, светильники. А состоявшие из рядов книжных полок стены просияли, словно крытые лаком. Естественно, пришлось немного извернуться и помудрить, чтобы и здесь устроить в углах четыре зелёных насаждения — и вскоре первые зелёные усики душистого горошка робко коснулись стеллажей.
Но против них защитная магия библиотеки не имела ничего. Мало того, Ридд то тех пор гладил и почти нескромно ласкал её, пока аура этого места не колыхнулась и мягко включила в себя эти странные побеги в резных каменных вазах.
— Теперь они не дадут друг дружке зачахнуть, — с усталой улыбкой шепнул парень. — Старая магия этого места снабдит растения водой и светом, а те в ответ напитают силой вечной жизни.
Больше всех радовалась цветочная феечка. Странное и чуть мрачноватое очарование этого хранилища древних знаний, изящно подчёркнутое первой зеленью, неожиданно пришлось малышке по душе. Та порхала и носилась, стараясь успеть повсюду живым светлячком, пока наконец обессиленно не плюхнулась на подставленную ладонь.
— Отдыхай, — Ридд огляделся и на миг задумался.
Из прохода в глубины второго уровня послышалось торопливое похрустывание, и дриада привычно насторожилась. Но вскоре пара более-менее уцелевших костяков внесла изящной резьбы каменный столик, а затем и такой же работы кресло. Как они то проделывали — ведь изделия гномьих мастеров малым весом не отличались — Ридда не интересовало. Главное то, что эти два предмета мебели мгновенно нарушили гулкую пустоту этого места и внесли в него некоторое разнообразие.
Ага, а ещё вон тот светильничек с полки и вазочку, что я приметила на пролёт выше!
Ридд устало усмехнулся. Нет, воистину — женщины неисправимы со своим извечным практицизмом! И вполне способны наутро после ночи безумной любви заявить, наивно хлопая глазками "милый, а вон тот шкафчик я бы передвинула в другое место"… и какой идиот придумал, что им нужна романтика? Нет, это прерогатива мужчин, и красавицы беззастенчиво тем пользуются, чтобы размягчить и обратить себе на благо их и без того вовсе не каменные сердца.
И всё же, он перевесил на спинку кресла ношу и с одной лишь тростью в руке не поленился сходить за указанными дриадой предметами и водрузить их на стол.
— А что, и в самом деле довольно миленько, как говаривала одна моя знакомая, — улыбнулся он.
Пальцы его осторожно нащупали под складкой плаща маленький деревянный шпенёчек, которые народ эльфов предпочитал вместо пуговиц, и высвободили его из петельки. Всё равно чуть более плечистый Ридд не пользовался той застёжкой. Но вот само дерево… ого — горная вишня!
Обалдеть, Ридд! Ты настоящий волшебник, — зачарованно шепнула дриада, когда в пальцах парня крохотная щепочка выросла, удлинилась и в конце концов обратилась в небольшую ветвь. А после вдумчивого изучения заинтересовавшейся такой забавой феечки на вишнёвой ветке проклюнулись нежные, ещё чуть клейкие листики.
А затем полыхнули неистовой белой кипенью соцветий.
В небольшую изящную вазочку парень плеснул немного воды из фляги и установил это чарующее любое сердце украшение. А покрытый благородной патиной бронзовый светильник хоть и не стал заправлять маслом (ввиду отсутствия такового), но помудрил чуток и повесил на кончике маленький светящийся огонёк. Даже чуть ещё постарался над ним, чтоб он еле заметно подрагивал словно живое пламя настоящей свечи.
Феечка уже вовсю лакомилась пыльцой и нектаром из цветков вишни, порхала там со своим ведёрком, словно диковинная светящаяся пчела. А Ридд обвёл глазами залу библиотеки и улыбнулся.
— Вот теперь порядок?
В самом деле, как мало, чтобы заброшенное подземное помещение вдруг обрело уютный вид! Убрать мусор и дохнуть живым теплом — а главное, вернуть обоюдную необходимость помещения и заглянувших сюда живых… Ридд устало прошёл под стену, почти в угол. Слепо потыкался там восприятием и наконец улёгся на то же самое место, с которого ещё не так давно безуспешно пытался подняться, сбитый с ног могучим ударом когтистой лапы.
Погасли огни драконьих светильников, уловив невысказанную волю человека. Заснул огонёк на столе, обратившись в едва тлеющую искорку. И даже изрядно воспрявшая духом цветочная феечка доверчиво села на ладонь, под сомкнувшиеся над нею пальцы. Темнота воцарилась почти полная. Почти как тогда… нехорошее воспоминание разом обернуло парня и взволновало сердце.
Но уже мягко мерцала высоко, почти под сводом, обложка одной-единственной книги. Словно сердце, пульсировала еле заметным сиянием — и звала, звала к себе.
"Малышка, найди её и приметь!" — уловившая эту мысль феечка нетерпеливо зашевелилась в ладони, щекоча кожу. И Ридд разжал пальцы, чтобы сейчас почти погасшая малышка взвилась мотыльком наверх и прижалась всем тельцем к так просящейся в хоть чьи-то ладони книге…
Уже просияли вновь светильники, радостно запорхала над своей вишней феечка, а огонёк светильника рядом воссиял ровным светом. А спустившийся с верхней галереи Ридд поглаживал ладоньями непримечательный с виду томик размера in-quarto, всё не решаясь раскрыть его. Он даже сел в кресло, подстелив под себя свёрнутый в несколько раз плащ. Ладони ещё не чародея, но уже не просто человека убрали следы с позеленевшей от времени бронзовой застёжки, сделали почти как новенький переплёт из кожи — а вот решимости что-то не прибавлялось.
Нескоро парень со стукнувшим вдруг сердцем отщёлкнул вычурную бронзовую пряжку. Книга с усталым вздохом словно расслабилась в ладонях, уже готовая раскрыть дерзкому хомо все свои тайны. Но прежде чем открыть уже воспарившую над страницами обложку, Ридд вздохнул судорожно и распустил ворот рубахи, словно тот душил его. Ещё бы — пляшущие на переплёте огненные письмена, кривляющиеся и мельтешащие, вдруг сами собою сложились в странно знакомые руны: "Кнiга пророчеств i тайнъ".
И вот, наконец, свершилось! Дрожащая ладонь впервые за долгие века раскрыла наугад древний том, нетерпеливый взгляд зашарил по неспешно проступившим строкам. А искусанные и потрескавшиеся от усталости губы медленно выдохнули странные и невозможные здесь слова.
— Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость…