Этой ночью Беатрис не спалось. Трудно сказать, была ли виной тому разыгравшаяся за окнами яростная гроза, когда сквозь плотные шторы вдруг проникал мертвенный свет, а спустя несколько мгновений и тугие залпы небесной ярости. Возможно, что вовсе не природные феномены и бьющие в стёкла струи ливня волновали вдову знатного рода, а то, что за стеной тяжело ворочался и вздыхал во сне отец. В кои-то веки много лет бессменный главнокомандующий королевской армией, блистательный маркиз Беренц вырвался домой и почтил своим присутствием дом, дочерей и внуков.

И всё же, не очень радостной вышла встреча. С полудня донеслись слухи о страшных событиях, и словно какая-то подспудная неуверенность витала по всему дому, расположенному в центре города. Полный тревожных дум отец хотел было распорядиться уехать в замок, однако разыгравшаяся непогода вкупе с подступившей ночью остановили большое семейство.

Вот и металась на смятых простынях женщина, потерявшая на войне супруга и сохранившая в память о нём лишь двоих детей. Сон бежал от тревожных дум и дурных предчувствий, как муж от постылой жены… Беатрис совсем уже поднялась на постели и нашаривала рукою колокольчик, дабы вызвать служанку, как вдруг дверь в опочивальню бесшумно растворилась. Однако не успела недоумённая дочь знатного рода даже испугаться, как раздался знакомый голос.

— Прошу прощения, госпожа, но тут срочное дело, — в комнату вслед за крохотным огоньком стеклянного светильника просочился телохранитель отца, плечистый и усатый мастер Дитц.

Заметив, что женщина и без того не спит, он шагнул вперёд смелее и в нескольких словах, негромко обрисовал суть дела. Оказалось, что только что с полудня прискакал мокрый и измученный дальним переходом гонец — на чёрном как смоль жеребце и со срочным письмом к их светлости маркизу…

— Печать графа Мейзери, поставленная его рукой, — далее хмурый Дитц поведал, что ни ядов, ни посторонних заклятий на послании не обнаружено — да и на гонце тоже. Разбуженный личный маг его светлости всё проверил, чисто.

И всё же, дочь маркиза не спешила выпускать на телохранителя раздражения или гнева. Не тот парень Дитц, чтобы поднимать тревогу просто так. Словно хороший сторожевой пёс, который и чужого не пропустит, но и лишний раз не гавкнет, он нёс службу куда как лучше других.

— Только вот, госпожа, знаю я того парня. Наш он — в смысле, тоже из школы мэтра Фуке, — хмуро сообщил плечистый охранитель маркиза. И после некоторых колебаний добавил, что терзают его нехорошие предчувствия. — Хорошо помню его, хитрый и увёртливый…

Сон окончательно оставил женщину, как только она уверилась, что тут и в самом деле дело нечисто. Дитц ответил на её вопрос, что дело вовсе не в вопросе позвенеть клинками — наверняка за этим Риддом кроется что-то иное, чего силой оружия не предотвратить.

— Так вот, госпожа — вроде я и не вижу никакой зацепки, чтобы не допустить того парня к их светлости. Но что-то нашёптывает мне, что, то будет ошибкой, не убережём мы господина…

Как бы в добавление к словам, за окнами снова мелькнула молния, и в её неверном свете из полутьмы проступило смуглое усатое лицо. И такая серьёзность оказалась разлита на нём, что маркиза смешалась. Ей пришлось переждать раскат грома, чтобы принять решение и найти слова.

— Мой отец не боялся никого и ничего, даже гнева покойного короля. Я сейчас разбужу его, пусть он примет решение сам — всё же, маркиз Беренц полновластный хозяин в своём доме!

И уже когда хмурый телохранитель отступил к дверям, голос Беатрис догнал его.

— Разбуди Синди, что ли.

Вторая телохранительница со столь смешным прозвищем сейчас отдыхала после смены, однако женщина верно рассудила, что будет нелишним привлечь и её. Рослая и крепкая воительница откуда-то с гор, она наводила ужас на солдат и слуг одним своим видом — но и охраняла на совесть…

Дитц помялся, но кивнул — хотя и повторно выразил сомнение, что силой оружия можно нынче как-то уберечь их сиятельство. А женщина, не решившись вызвать служанку, кое-как накинула на плечи шёлковый халат. И уже на ходу завязывая поясок, нащупала ногами ночные, шитые из парчи туфельки. Бесшумно ступая по ковру, она выбралась в полутёмный коридор и поспешила к покоям отца.

Здесь у дверей стоял солдат, седоусый ветеран из гвардии. Но едва Беатрис холодно кивнула ему и взялась за ручку двери, как сверху легла крепкая ладонь — то из потёмок неслышной пантерой вынырнула Синди, и в глазах её полыхал нехороший огонь.

— Остынь, головорезка, — проворчала дочь маркиза не поворачивая головы, чтобы лишний раз не глядеть на эту доводящую до дрожи свирепую воительницу. — Отец всегда смотрел опасностям в лицо и не простит нам, если мы попытаемся принять решение за него.

Крутой и решительный нрав хозяина прекрасно знали в этом доме, да и по всему немаленькому королевству. А кое-кто из непоседливых соседушек тоже испытал на своей шкуре полководческие таланты маркиза Беренца и его ярость. Потому телохранительница со зверской физиономией отступила.

— Если маркизу сегодня причинят хоть какой-то вред, я лично выпущу этому мастеру Ридду кишки, — мрачно пообещала она и лишь сейчас убрала тяжёлую и крепкую как камень ладонь с руки женщины.

Беатрис толкнула створку и бесшумно вошла в комнату. Нескольких шагов хватило, чтобы пересечь её нарочито простое убранство и присесть на краешек ложа, где в беспокойном сне забылся крепкого, даже чересчур, сложения мужчина. Долго, как ей казалось, дочь смотрела в освещаемое огоньком светильника и вспышками из окна лицо. Отметила, как блестит оно от лихорадочного пота — но едва она вознамерилась протянуть руку, чтобы нежнейшим батистом утереть седые виски отца, как глаза маркиза открылись.

— Что? — крепкая ладонь ухватила Беатрис за руку, перехватила на полпути.

В нескольких словах та поведала о приехавшем гонце. Не стала скрывать и тревоги Дитца, да и своих дурных предчувствий тоже.

— Но решение за тобой, отец…

Маркиз уже проснулся, и в глазах его зажглось осмысленное выражение.

— Послание от графа Мейзери? Наверняка подробности о неудавшемся вторжении к барону, чтоб ему… — крепкий мужчина уже откинул одеяло и встал с постели. Больше времени проведший в походах, он даже одевался без помощи слуг — разумеется, если не отлёживался после каких-нибудь ранений.

— Дочь моя, я и не рассчитывал жить вечно. Завещание давно составлено должным образом и даже заверено рукою покойного ныне короля. Да, я втихомолку рассчитывал сесть на трон и обойти в том молодого барона Шарто — но возраст, возраст!

Да уж, немногие из великих полководцев могли бы похвастать тем, что разменяли седьмой десяток и при том не лишились какой-нибудь части тела. Хотя с другой стороны, давно подмечено, что дольше всех живут производители оружия и генералы — главные поставщики душ для безносой…

Наконец, дородное тело маркиза оказалось облачено в домашнего покроя полувоенный сюртук со шнурами и такого же фасона брюки, а на ноги ловкий слуга натянул низкие удобные сапожки. Короткий меч с неистово светящимся в эфесе сапфиром — подарок покойного короля за верную службу — занял своё место на поясе.

— Пожалуй, дочь моя, ты права — удар будет нанесён не силой стали или магии, — маркиз покрутил головой на толстой, почти незаметной из-за общей массивности шее, поморщился от откровенно жавшего ему ворота и притопнул ногой. — Но лучше так, чем от уже подкрадывающейся старости и её болезней?

Он ещё пытался шутить, этот великий полководец и искусный царедворец, разбивший немало врагов и женских сердец. Породивший силою чресел троих дочерей, не считая скольких-то там десятков незаконных отпрысков. Но сердца всех присутствовавших тревожно сжались — не стоило даже и сильно приглядываться, чтобы приметить над раскрасневшимся лицом маркиза Беренца какую-то печать обречённости.

А тот властно проследовал в свой кабинет и потребовал вина. Да не какого-нибудь, а родного, прославленного и лучшего во всём мире хереса! После чего, осушив торопливо поданный на подносе кубок, он смял в кулачище ни в чём не повинное серебро и обвёл налитыми кровью глазами собравшихся.

— Что ж, я готов к удару судьбы, — выдохнул маркиз и громогласно призвал к себе гонца…

Ридд сидел в полутёмном холле этого изнутри более похожего на дворец дома, а сердце его билось мерно и спокойно. Уставшие руки, почти сведённые судорогой после долгой и безумной скачки, покоились на коленях, и мокрые брюки неприятно липли к ногам, холодили их.

Напротив виднелась угрюмая физиономия Дитца с двухзарядным арбалетом в лапищах. Не то, чтобы Ридд имел что-то против коллеги — но с другой стороны, эта нежданная встреча особо и не вредила его планам.

Ридд, твои мысли словно разлитая в бездонном омуте печаль — я их не могу прочесть и понять!

"Флора, милая! Сейчас затихни и не отсвечивай, пожалуйста!"

Дриада всё же угомонилась, хотя напоследок и пообещала утворить что-нибудь жутко нехорошее, если один гадкий мальчик хоть пальцем или заклятьем коснётся маркиза…

— Ридд, я не верю твоему ни единому слову и знаю, что мой нынешний контракт по охране будет считаться проваленным. Но всё же, ничего не могу сделать — мой господин призывает тебя, — Дитц поморщился и ещё раз проверил мокрого как мышь парня на предмет всяческих неприятных предметов.

С другой стороны над гонцом хлопотал личный маг маркиза — но в конце концов оказался вынужден отступиться и он. Никаких зловредных или хотя бы подозрительных заклятий ни на парне, ни на одежде не оказалось.

— Ступай, но помни — я лично перережу тебе горло, — хрипло пообещал Дитц и чуть грубовато, за плечо вздёрнул парня с лавки и подтолкнул к двери во внутрение покои.

Ридд меланхолично улыбнулся. Не то, не то ищете… он подхватил прислонённую к столику со сваленным туда его обычным комплектом оружия, от которого его освободили проворные и ловкие руки, свою трость и привычно повесил на сгиб локтя.

— Я первым не обнажу оружия, Дитцерих — только для защиты, клянусь. Кроме того… — он промолчал и продемонстрировал дёрнувшемуся было телохранителю кулак.

Пусть тот и был чуть поменьше, чем здоровенные кулачищи маркизова телохранителя, но вот парень умел действовать ими с куда большим проворством. Уж несколько стычек в учебном зале школы мэтра Фуке внушили к Ридду должное уважение…

— Маг Ференц, навесьте этому нахалу удавку, — коротко громыхнул Дитц, и поморщившийся тощий волшебник, позёвывая, привесил на Ридда какое-то заклятье.

Тревога! — заверещала было недрёманая дриада, но парень несколькими безмолвными словами успокоил её, заверив, что в здешних краях гномьих развалин нет, и о защитных амулетах из истинного серебра маги имеют лишь весьма смутное представление. Как бы подтверждая слова хозяина, переделанная гномья монета шевельнулась и уютнее устроилась на его груди.

Больше всего Ридд боялся поскользнуться на этом чёртовом паркете, натёртом пчелиным воском — и спровоцировать конвоировавших его Дитца и чародея на какую-нибудь грубость… надо же, он уже почти и забыл об этом принятом лишь в полночных краях королевства обычае, доводить дубовые плашки до почти зеркального блеска, а всех тут ходящих до особой походки, весьма напоминавшей осторожное передвижение по льду. Помнится, в отцовском замке он не раз падал поначалу, чем заслужил град насмешек со стороны куда более к такому привычных старших братьев и даже лакеев.

Здоровенная мордоворотка у дверей в кабинет маркиза особенно не понравилась Ридду. Мало того, что весьма бесцеремонно облапала парня опять, вертя в ручищах словно большую плюшевую игрушку, так ещё и попыталась отнять трость. Понятное дело, дракончик в рукояти такого хамства не стерпел и с готовностью цапнул дылду за палец…

— Маркиз, это зачарованный клинок моего отца — и не стоит, право, доводить осторожность до невежливости, — громко заметил Ридд в сторону приотворённой двери.

Всё верно он рассчитал! Любой настоящий воин при одном только упоминании о фамильном клинке сразу преисполнится гордости за свою профессию… из кабинета донеслось распоряжение пропустить.

Парень оттолкнул руку здоровенной телохранительницы, что-то опять вознамерившейся было выискать в укромном месте пониже пояса, и шагнул вперёд. Сквозь ещё мокрые и спутанные волосы он мгновенно вычленил среди собравшихся здесь маркиза Беренца — уж сколько раз в лихорадочных мечтах он протыкал того чем-нибудь отнюдь не мирным — чуть склонил голову в подобии поклона.

— Послание графа Мейзери к его светлости маркизу Беренцу, — негромко объявил он, слегка подпустив в голосе усталой деловитости обычного курьера.

В ладони уже обретался плотный, пошитый из вощёной кожи непромокаемый тубус с письмом. Словно не замечая сжавшейся на шее удавки и уже почти проколовшего кожу клинка со стороны Дитца, парень с лёгким пумм сдёрнул крышку и извлёк наружу мерцающий свиток.

— Прошу, ваше сиятельство, — он протянул письмо вперёд, почтительно не поднимая головы, и сделал осторожный шаг в середину комнаты.

Холодный и чуть голубоватый свет истекал из печати, обвивая свиток и державшую его ладонь — вернейший признак, что оттиск не поддельный и сделан печатью в руке вельможи.

— Их сиятельство граф Мейзери был ранен, на бумагу брызнула его кровь, — осторожно пояснил Ридд причину столь яркого свечения.

Незримое давление на шею чуть ослабло. То чародей простёр над посланием свою ладонь и бросил какое-то проверочное заклинание. Свиток просиял, едва не обжёг державшую его ладонь, а маг срывающимся голосом подтвердил — да, вот это бурое пятно ничто иное, как кровь владельца печати, сиятельного графа Мейзери.

Так и осталось неизвестным, боялся ли тогда маркиз явственно различимого шёпота уже почти вплотную к нему подобравшейся судьбы. Но все очевидцы потом в один голос утверждали — ничего подобного бравый воин не выказал. Шагнув вперёд, маркиз Беренц бестрепетной рукой вынул послание из протянутой руки гонца.

Ничего…

Ридд ещё раз чуть ниже поклонился, упрямо не поднимая лица в угодливых ужимках перед ликом сиятельного вельможи, и покорно отступил на шаг назад. Затем ещё на один, пока опять не оказался возле самой двери. А маркиз повертел в руках послание, недоверчиво сопя, и сорвал печать.

Ничего…

— Света, — проворчал он, пожав крепкими плечами. Естественно, сразу несколько рук поспешили поднести лампу, подсвечник и даже шарик магического огня.

А маркиз Беренц с ничего не выражающим лицом бегло прочёл несколько строк, набросанных на листе. И лишь потом оказалась заметна проступившая на его мясистом лице необыкновенная бледность.

— Проклятие на их головы! — еле слышно прошептали задрожавшие губы, но в этой тишине их услыхали все.

Весь в кабинете свет и все взгляды сейчас оказывались устремлены на глухо зарычавшего маркиза, который тяжело вздыхал и массажировал крепкой ладонью левую сторону груди, где опять заявило о себе последнее время всё откровеннее пошаливавшее сердце. И оставшийся почти без присмотра Ридд отбросил с лица мокрые волосы, распрямился смело. Он подставил свой облик рассеянному свету и даже легонько, демонстративно почесал щёку блистающей серебряной рукоятью трости.

Взгляд маркиза безотчётно отреагировал на движение у двери, метнулся туда… и в полубезумных глазах старого вельможи что-то дрогнуло.

"Узнал, узнал лицо и оружие, старый хрыч! Да, маркиз — я восстал из могилы, чтобы поквитаться с тобою за кое-какие старые счета!" — мысль эта ревела и грохотала в голове парня с такою силой, что бледный как полотно маркиз словно услышал её. Он пошатнулся. Глаза дворянина полезли из орбит, а из посиневших губ вырвался какой-то неестественный хрип, когда в голову словно хлынул со свистящим гулом обжигающий и в то же время какой-то ледяной огонь.

Он ещё успел сделать шаг и рвануть ворот, как ноги его подкосились, и с глухим шумом этот крепкий мужчина рухнул на ковёр. Он всего лишь пару раз дёрнулся всем телом в страшных муках наконец остановившегося сердца — и после этого затих уже навсегда.

Таковой и осталась записанная в анналах и семейных хрониках кончина сего достойного мужа и полководца…

Дождь закончился и пошёл опять. И хотя он уже не громыхал небесными вспышками, унеся их куда-то на полуденный восход, его шелест в ночи всё равно не поощрял к бодрости.

Ридд устало сидел под портиком на крыльце печального и растревоженного дома, прислонившись плечом к стене и бездумно поглаживая рукоять неразлучной трости. Вот и свершилось то, к чему он так долго стремился и готовился. Но отчего же на сердце вместо триумфа какая-то холодная пустота? Где радость победителя, упоение свершившейся местью — уж не оттого ли нет её, что победа одержана не в честном бою, а слишком уж окольными и даже кривыми дорожками?..

— Не знаю, как ты проделал то, но горло я тебе всё равно перережу, — как бы в подтверждение слов, Дитц шевельнул взведённым и приставленным к боку парня арбалетом.

Сзади и над головами отворилась дверь, и наружу выбралась старшая дочь упокоившегося ныне маркиза. И взгляд в её бледное и осунувшееся лицо что-то не прибавил бодрости поспешившему подняться на ноги Ридду.

— Целители и магик наперебой утверждают, что мой отец скончался от апоплексического удара. А потом уже не выдержало и сердце. Мало того, о подобном они предупреждали и ранее — уж маркиз не был умерен в питье и пище, да и образ жизни вёл напряжённый, — глаза теперь уже почти полноправной маркизы с сомнением впились в лицо Дитца. — Ты хоть что-нибудь заметил?

Бывший телохранитель виновато пожал плечами и сконфуженно пробормотал, что нет, ни малейшей зацепочки — мастер Ридд не замечен ни в чём таком.

— А предчувствия и интуиция всё равно шепчут против, — закончил он.

Леди Беатрис мрачно усмехнулась и дёрнула щекой.

— Больше всего, мастер Ридд, мне сейчас хочется отдать приказ просто свернуть вам шею. Но как дочь древнего рода, я на виду и не имею права на беззаконие, если уж ни одного намёка нет… осветите мне подробности, как вы получили письмо!

Осторожно подбирая слова, парень принялся вещать под скептическое хмыканье дриады. Что вельможа был ранен, в том числе и в руку — и потому писать пришлось ему лично. Что армия графа Мейзери оказалась разбита под стенами города его давнего врага, барона Шарто. И что когда Ридд скакал с посланием прочь от разгромленного лагеря графа, того уже брал в плен некто, весьма фигурой и лицом схожий с бароном…

Ну во-о-от, опять! Ни слова не солгамши, ухитрился тем не менее обмануть полностью, — злобствовала и возмущалась в голове Флора. Но предпринимать что-либо эта особа не порывалась, и на том спасибо светлейшей Элуне.

Эй, ты что же, хочешь убедить меня, будто почитаешь мать всего живого?

"А я всегда на ночь останавливался отдыхать только в её рощах — неужели не заметила?" — как ни устал Ридд, как ни потрясла его смерть знатного вельможи, но внутренне он усмехнулся…

— Значит, содержимое письма вам известно? — полуутвердительно переспросила маркиза Беатрис из рода Беренц, пристально глядя в лицо парня.

Ещё бы! Сколько Ридд обдумывал эти несколько строк, сколько переформулировывал и оттачивал смысл фраз, чтобы оказать на маркиза как можно более сильное впечатление. Там было и про разгром графской армии, и про наличие у барона гномьего оружия — и даже об обладании тем древним зачарованным клинком великих королей прошлого. И в конце такой себе откровенный намёк, что не худо бы одному маркизу поберечь себя и семью от того, что он уготовал конкуренту в борьбе за трон — от чёрного…

— Увы, ваше сиятельство. Но в любом случае, смерть маркиза подвела черту под всеми делами. И если барон Шарто всё же станет королём… — Ридд покачал головой. — Лучше б вам забыть обо всяких заигрываниях маркиза с тёмной стороной силы и даже отречься от того.

Женщина гневно топнула ножкой, и этот резкий звук по каменному крыльцу слегка отрезвил её.

— Это что же, броситься новому королю в ноги?

— Лучше попробуйте через его матушку действовать, — устало заметил Ридд и потёр разнывшиеся от бессонной ночи виски.

Как ни странно, именно последнее замечание направило размышления женщины по иному руслу. Воистину, непредсказуемы пути их мыслей… хм, наверное, за это мы их и любим?

Ой-ой, можно подумать… Ридд, кажется, я поняла — именно этот маркиз в своё время штурмовал замок твоего отца? И когда он совсем недавно узнал тебя, то его заела совесть?

"Почти так, Флора — старые и свежие грехи вельможи наконец доконали его" — вслух же Ридд заметил, что коль смерть маркиза произошла и необратима, то новый король, скорее всего, будет склонен забыть о прошлом.

— А письмо? — угрюмо поинтересовался Дитц, не пропустивший ни одного произнесённого вслух словечка и ни единого на лицах выражения. — Если он когда-нибудь доведается о существовании такого документа…

Маркиза и Ридд переглянулись. Если первая встревожилась не на шутку, то парень… тоже оказался взволнован. Ведь это и было слабым местом его плана — написанное собственной рукою письмо.

— Значит, нужно, чтобы он не доведался — или даже позаботиться, чтобы никогда не увидел свидетельства неприглядных дел, — неопределённо предложил Ридд.

Женщина всплеснула руками и озабоченно пролепетала сквозь шум дождя, что позабытое послание так и осталось в кабинете покойного маркиза. И уже следуя за нею по длинным переходам немаленького дворянского гнезда, парень больше всего надеялся, что эта Беатрис примет правильное решение.

И в самом деле, перечтя собственными глазами текст письма, маркиза Беатрис побледнела. Пройдясь туда-сюда по опустевшему кабинету отца, она задумчиво взяла в руки подсвечник с почти прогоревшим в нём огарком.

— Не знаю, верно ли я поступаю…

Свёрнутое в свиток послание никак не хотело загораться — уж писчие принадлежности графа Мейзери никак не из тех, что продаются в дешёвой лавке. Но и дочери знатного рода терпения оказывалось не занимать — вскоре обуглившаяся бумага задымилась, затлела. И на неё от свечи перескочил пока ещё крохотный язычок огня.

Словно зачарованные, три взгляда блестящих глаз следили, как пламя неохотно пожирало послание, способное перевернуть и искалечить столько судеб. Как корчились и исходили дымом буквы, слова, мысли… как выгорало само прошлое, исчезая и становясь недоказуемым.

— Мастер Ридд или как вас там. Против вас нет никаких доказательств, но! — маркиза пошевелила крохотным дамским кинжальчиком уроненный в пепельницу догорать остаток письма и наконец истолкла останки в пыль. — Что-то мне упрямо твердит — если я ещё раз увижу вас, то…

"Ну-ну, дурёха — оставайся в приятном заблуждении" — однако на самом деле Ридд уже кланялся, задом пятясь к двери. Полубегом, бесшумным скользящим шагом, десятой дорогой обогнув залу, где уже готовили в последний путь покойного хозяина и кормильца, он вернулся в по-прежнему полутёмный холл возле входа. Рассовал по карманам и клапанам реквизированные охраной вещи и оружие, нарочито игнорируя мрачный взгляд здоровенной телохранительницы. Здесь его и догнал Дитц.

— Слушай, — обратился к нему Ридд. — Смерть клиента произошла без внешнего вмешательства, от естественных причин. Если мэтру Фуке будет мало свидетельства от целителей и мага, можешь рассчитывать на моё подтверждение. А пока попробуй наняться в охрану барона Шарто — насколько я осведомлён, он ни с кем из нашей Школы контракта ещё не заключил.

В качестве то ли согласия, то ли просто на прощание Дитц сунул парню кулак под рёбра — да так, что от заколовшей в боку боли едва не остановилось дыхание.

— Не знаю, Ридд — всё выглядит именно так. И всё же, готов прозакладывать свою голову, что это именно ты его убил, — да и сам голос потерявшего выгодную работу телохранителя не сулил ничего хорошего. С другой стороны, при должном рассмотрении и предложение давнего заклятого друга выглядит очень даже ничего?

Вместо ответа Ридд звонко съездил по уху нависшую над ним верзилу-девицу — да так, что та улетела в угол. А потом кивнул Дитцу и вышел на крыльцо. Здесь он осмотрелся и легонько свистнул в темноту сада своему коню.

Дождь затих к утру. Где-то на полуночи слегка вызвездилось небо, а на восходе уже воспарила серая светящаяся в полнеба полоса приближавшегося рассвета. И как же странно смотрелись на ней здания и башни большого города! Воистину странная и незабываемая ночь… позади резко распахнулась дверь. Но устало усмехнувшийся Ридд был к тому готов. Право, стоило позабавиться, как он проворно шагнул в сторону, словно забыв на прежнем месте отставленную вбок ногу.

Зрелище здоровенной телохранительницы, с проклятьями перецепившейся через коварную подножку и полетевшей кубарем на гравий дорожки, прямо под копыта подбежавшего чёрного жеребца, не оставило бы равнодушным никого. Правда, парень слишком уж эмоционально не отреагировал. Всего лишь забрался в мокрое и холодное седло, а потом бросил вниз, сердито отплёвывавшейся и протирающей со света глаза незадачливой воительнице, несколько слов.

— Ты сначала делаешь, а потом думаешь, и в этом твоя слабость. Станешь сильной — приходи ко мне, — он тронул бока коня уставшими и словно в огне уже горящими пятками…

Кружка пива, дымящаяся в зубах трубка и хорошее настроение — что ещё надо мужчине, чтобы достойно встретить утро?

Пива, правда, в наличии не имелось, уж слишком далеко нынче оказалось до ближайшего трактира или пивоварни. Табака Ридд тоже не курил, а у чёрного жеребца одна только мысль о вдыхании вонючего дыма вызвала сердитое фырканье и даже недовольное прядание ушами. Зато вот с хорошим настроением вышел совсем уж полный конфуз — полное наличие отсутствия такового как в принципе…

— Ну чего тебе, Черныш? — Ридд приоткрыл глаза.

Ночёвка в стогу сена удовольствие весьма сомнительное. Но всё ж, получше, нежели в чистом поле или в лесу под деревом? Или на постоялом дворе, где каждый второй так и норовит то ли кошель твой облегчить, то ли и вовсе тебе меж лопаток что-нибудь острое сообразить.

Над хозяином склонилась из самого, казалось, неба чёрная лошадиная морда, нетерпеливо дохнула травяным духом и теплом. Жеребец дёрнул ухом и этак с намёком покосился в сторону, а потом снова сунулся к хозяину.

— У-у, морда твоя бессовестная, — страдальчески простонал Ридд, отпихивая нахала, и словно диковинный барсук полез наружу из своей соломенной норы.

Утро обнаружилось хоть весьма и весьма поздним, зато ясным и солнечным — от вчерашней грозы не осталось и следа. Правда, по соседней делянке с вызревшей люцерной словно пьяный косарь прошёлся, то Черныш оставил свой след вдумчивой трапезы. Сбоку виднелась страдальческая, круглолицая с бородкой физиономия крестьянина, чьему участку досталась такая потрава. Ридд уронил в ладонь того пару серебрушек, а в ухо предупреждение, что тот никого тут не видал.

— Дык, ваша милость — никого тут и в самом деле не бывало!

Продаст при первой же возможности, — предположила уже умудрённая опытом дриада.

Парень был примерно того же мнения. Но поглазев вроде ненароком на сокрушённо почёсывавшего затылок над своим полем пейзана, со вздохом полез в седло. Ну вот так и не приучил он себя убивать просто так, на всякий случай. Да и ситуация вроде не та, чтобы жёстко следы заметать?

— Авось и обойдётся, — проворчал он и легонько тронул пятками уже откровенно куда-то порывавшегося чёрного жеребца.

В иную пору Черныша вовсе не нужно было понукать лететь стрелой. Дерзко и великолепно он рванул с места, насторожив уши вперёд, в одну лишь ему известную сторону — и Ридд очень надеялся, что там сыщется что-нибудь похожее на постоялый двор или хотя бы захудалую придорожную корчму. Одним словом, после хорошо сделанной работы ему поутру хотелось не просто покушать. И вовсе даже не поесть. А, извините на слове — именно что пожрать… а потом ещё немного поспать.

Но жеребец летел по изрытой просёлочной дороге, ещё толком не просохшей с ночи, и столь же быстро улетали назад рощи и виноградники, лоскутные пейзанские поля с усердно ковыряющимися там фигурами. А иной раз навстречу попадался то одинокий, как и он сам, путник, то щеголеватая карета или же благоухающая навозом телега, а то и мальчишка-подпасок с тощей чередой нахально мекающих коз.

Уже в виду замаячившего впереди моста и деревушки на той стороне неистовый скакун стал забирать вправо и вскоре совсем оставил дорогу в стороне.

— Ну и куда мы так несёмся, словно то ли на пожар, то ли от коронных сыскарей? — поинтересовался Ридд сквозь зубы — пришлось чуть спружинить в стременах, когда резвый Черныш беззаботно перемахнул на полном скаку довольно широкую промоину.

Понятное дело, чёрный злодей не ответил, а казалось даже, наддал ещё. Справа освещённой солнцем медной колоннадой мелькали сосны, а по левую руку сизой лентой бесшумно струилась река. И лишь обогнув пологий прибрежный бугор, Ридд наконец сообразил, куда же так целеустремлённо нёсся его жеребец — сюда, чуть ниже по течению от деревни, коноводы пригнали изрядного размера табун.

— Эге, малыш, да ты себе никак подругу присмотрел? — весело хохотнул Ридд и спрыгнул с приплясывавшего коня наземь.

Оказалось, коней гнали было в столицу на ярмарку, но ввиду очень уж нехороших слухов о предстоящей смуте старшой решил от греха подальше увести табун двух- и трёхлеток подальше. И тут нате, догнали… Табунщики вовсе не пришли в восторг от нашествия парня с клинком, и как бы не вовсе захудалого рода, но Ридд беззаботно похлопал себя по приятно звякнувшему кошелю.

— Иди уж, выбирай, ловелас, — он напоследок хлопнул рванувшего с места коня по крупу.

Чернявый и пыльный как подошва пастух покривился, но особо возражать не стал — а вдруг и в самом деле всё миром обойдётся. Лишь поцокал языком при виде, как здоровенный чёрный жеребец гонял кобылок туда-сюда, а особо строптивых даже безжалостно покусывал.

Очень кстати Ридд приметил в утреннем тенёчке костерок, на котором ещё пара табунщиков и тощий малец варили снадобье для двух подранившихся лошадей. Разговорить тех, посоветовать кое-что из ещё маменькиных рецептов, а потом под хорошее настроение напроситься на кружечку-другую травяного отвара, да с краюхой хлеба и хорошим, в пол-кольца ломтем колбасы — на это дипломатических талантов парня вполне хватило.

И не прошло нескольких минут, как Ридд обнаружил себя сидящим у костра и споро, с аппетитом завтракающим. А его Черныш всё гонял взволнованно ржавший табун, словно ворвавшаяся в рыбью стаю щука. Всё сновал там, и его голова выныривала из обеспокоенной лошадиной толпы в самых неожиданных местах.

— Ну, ты и нахал, — парень наконец покончил с угощением и встал, ухмыляясь оборотистости своего коня.

Горделиво потряхивая гривой, чёрный жеребец уже гнал сюда сразу пару облюбованных им кобылиц. Если одна, серебристо-белого и словно шёлкового окраса с белой гривой, на взгляд Ридда смотрелась очень даже и очень, то вторая по сравнению с ней выглядела какой-то захмурышкой, хотя и выдающейся золотисто-оранжевой масти.

— О, да то ж двухлетка, от нашего скакового чемпиона, — табунщик подёргал ус и усмехнулся, когда его утренний покупатель не торгуясь принялся отсчитывать двадцать запрошенных монет за трёхлетку и тридцать за недомерку. Золотых, естественно — но Ридд не видел смысла торговаться или скупердяйничать. Ведь цена вполне божеская, на ярмарках в неудачные годы до сотни доходило за рыцарского коня.

Коль сам Черныш выбрал, тут уже и к храмовнику ходить не надо — кобылки самые что ни есть первостатейные… пришлось даже надеть плащ и по старинному обычаю заполучить наброшенные на обеих страдалиц уздечки из полы в полу.

— Кстати, хозяин — попробуй осторожненько табун сторговать барону Шарто, который мускатный, — посоветовал на прощание Ридд, уже возвернув на пояс изрядно полегчавший кошель. — Он вроде бы войско собирает, наверняка хорошую цену даст и всех возьмёт…

Бегло проверив у испуганно косящих глазом покупок подковы (вряд ли Черныш в таких низких материях разбирался), Ридд не нашёл особо к чему придраться. И снова тёплый ветер в лицо, и снова путь. Правда, через некоторое время призадумавшись, куда же он так целеустремлённо направлялся, парень обнаружил у себя утреннее солнце в левом глазу. То есть, повинуясь невысказанному пожеланию, довольно скалящий при виде кобылок зубы жеребец держал общее направление на полудень — в становившуюся с каждым шагом всё ближе вотчину барона Шарто.

— У-у, морда твоя наглая, — попытался Ридд пристыдить того. — Ну ладно эта, серого муара белобрысая — если отмыть и на гриве-хвосте причесон сделать, в самом деле весьма и весьма.

Означенная блондинка в сомнении навострила уши, зато Черныш согласно мотнул головой и оскалил зубы в своей дьявольской усмешке.

— Ну а вторая-то зачем? — допытывался разморенный жарой, долгой дорогой и бездельем парень. — Чего это тебя вдруг на рыжих малолеток потянуло, извращенец ты этакий!

На этот раз конь дёрнул ухом и старательно изобразил на лоснящейся довольством чёрной морде раскаяние. Ну-ну, можно подумать, будто тут ему кто поверит! Не и наче как удумал, злодей этакий, что как старшую кобылицу обрюхатит и та уже отгонять от себя станет, захмурышка вторая как раз в самый сок войдёт. Вот уж воистину жеребец, прости, пресвятой Динас, что выразишься…