Моя жизнь вращалась вокруг Шимонзен, я старалась как можно больше времени проводить в школе. С каждым днем я все больше увлекалась танцами и страстно хотела стать действительно великой танцовщицей.

Однажды я пришла в Шимонзен и услышала, что старшая учительница уже с кем-то разговаривает. Я расстроилась, потому что любила приходить первой. Когда я вошла в комнату, то увидела немолодую, но очень красивую женщину. Было что-то величественное в том, как она себя держала, в гордой посадке головы. Я была заинтригована.

Старшая учительница велела мне присоединяться к уроку. Незнакомка поклонилась и поприветствовала меня. Старшая учительница учила нас танцу под названием «Волосы черного дерева». Мы репетировали его уже несколько раз. Женщина танцевала очень изящно. Поначалу я чувствовала себя немного напряженно, танцуя рядом с ней, но вскоре танец взял свое, и я полностью в нем растворилась.

Как всегда, старшая учительница критиковала мою работу. «Это слишком медленно, Мине-тян. Ускорь темп. У тебя вялые руки, напрягись». Но она ни слова не сказала той, другой женщине.

Когда мы закончили, старшая учительница представила меня ей. Ее звали Хан Такехара.

Мадам Такехара считалась одной из величайших танцовщиц своего поколения. Она была мастером нескольких разных школ, прославившихся тем, что они изобрели свои собственные стили и воплотили их в жизнь. Танцевать рядом с ней была большая честь для меня.

Еще с тех пор, когда я была маленькой, я любила наблюдать за опытными танцовщицами и старалась использовать любую возможность поучиться вместе с ними. Это было одной из причин, по которой я так много времени проводила в Шимонзен: туда приезжали танцовщицы со всей Японии, чтобы получить урок у иэмото. Некоторые женщины из тех, кого я встречала в те годы в Шимонзен, сейчас сами стали иэмото своих собственных школ. Конечно, я проводила огромное количество времени, наблюдая за учительницей Иноуэ и ее ученицам.

Спустя несколько месяцев после моего первого (провального) выступления, мне дали детскую роль в танце Оншукай, исполняемом в зимний период, когда я впервые выступала на сцене перед публикой. Следующей весной я танцевала Мияко Одори и продолжала выступать в детских ролях до тех пор, пока мне не исполнилось одиннадцать. Находиться на сцене было очень важно и полезно для меня, я приобретала опыт и уже чувствовала себя танцовщицей.

Не ставя меня в известность, тетушка Оима приглашала моих родителей на каждое выступление, и, насколько мне известно, они всегда приходили. У меня очень плохое боковое зрение, и я не могла разглядеть людей в зале, но каким-то образом всегда знала, что они там. Мое сердце, как и сердце любого другого маленького ребенка, кричало им: «Мама, папа, посмотрите на меня! Посмотрите, как я танцую! Разве я не хорошо танцую?»

В Японии принята шестидневная учебная неделя, так что воскресенье было моим единственным выходным днем.

Вместо того чтобы отсыпаться, я рано вставала и бежала в Шимонзен, потому что мне было очень интересно посмотреть, чем занимаются по утрам иэмото и младшие учителя. Иногда я приходила туда в шесть утра! (Я молилась и убирала туалеты уже после возвращения из Шимонзен.) По воскресеньям занятия с детьми начинались с восьми утра, так что у меня была масса времени, чтобы понаблюдать за тем, что делают младшие учителя.

Первым делом старшая учительница молилась, в точности так, как это делала тетушка Оима. Пока она была в алтарной комнате, младшие учителя убирали школу. Они протирали тряпками деревянную сцену, длинные коридоры и мыли туалеты. Я была поражена. Несмотря на то что они были моими учителями, занимались той же рутинной работой, что и я, поскольку они были учениками старшей учительницы.

Все учителя завтракали вместе. А потом старшая учительница давала уроки младшим, я сидела и смотрела на их занятия. Это было самым важным моментом в моем расписании.

Я любила жаркое и влажное лето в Киото. Частью моих занятий было каждый летний день сидеть позади старшей учительницы и обмахивать ее большим круглым бумажным веером. Мне это нравилось, поскольку позволяло непрерывно и долго наблюдать за тем, как она ведет уроки. Другие девочки не слишком любили махать веером, но я могла сидеть так часами. В конечном счете старшая учительница заставляла меня сделать перерыв. Другие девочки бросали жребий, кто из них будет следующей. Десять минут спустя я уже возвращалась, чтобы снова начать махать веером.

Наряду с танцами я много занималась музыкой. Когда мне было десять лет, я отложила кото и приступила к занятиям на шамисэне, струнном инструменте с квадратной декой и длинным грифом, на котором играют медиатором. Музыка шамисэна – это традиционный аккомпанемент для танцев, принятых в Киото, включая и школу Иноуэ. Изучение музыки помогало мне понять тонкие ритмы движений.

В японском языке существует два слова для обозначения танца. Первое – май, а второе – одори.

Май считается приближенным к священным танцам, потому что возник именно из танцев, связанных со святынями и божествами; исполняется с древних времен как ритуальный. Такие танцы могут танцевать только люди, которые особо подготовлены и имеют специальное разрешение.

С другой стороны, одори – танец, показывающий превратности человеческой жизни – радость и грусть одновременно.

Этот танец все могут видеть на японских фестивалях, и исполнять его может каждый.

Существуют только три танцевальные формы, которые относятся к май, – микомаи, танцы синтоистских святынь; бугаку, танцы императорского Двора; но май, танцы для драматического тетра Но. Танцы Киото – это май, не одори. Школа Иноуэ специализировалась на но май и была стилистически одинакова.

В десять лет я была ярой сторонницей этого. Гордилась тем, что я танцовщица май и последовательница школы Иноуэ. Возможно, я была даже чересчур горда этим.

Одним холодным зимним днем я, замерзшая, пришла в студию и прошла к хибачи, чтобы согреться. Там сидела девочка-подросток, я раньше никогда ее не видела. По ее прическе и одежде я могла сказать, что она шикомисан.

Шикомисан называют тех, кто находится на первом этапе становления гейко, у кого есть контракт с окия. Я, например, никогда не была шикомисан, потому что была атотори.

Она сидела в самой холодной части комнаты, около двери.

– Иди сюда, садись возле огня, – сказала я, – как тебя зовут?

– Тазуко Мекута, – ответила девочка.

– Я буду называть тебя Меку-тян, – заявила я. Мне показалось, что она лет на пять-шесть старше меня, но в школе Иноуэ старшинство определялось датой начала учебы, а не биологическим возрастом. Так что она была по отношению ко мне «младшей». Я сняла свои таби.

– Меку-тян, у меня чешется палец.

Я протянула ей ногу, и она с уважением ее почесала.

Меку-тян была приятной и нежной. Глаза ее блестели. Она напоминала мне мою старшую сестру Юкико. Я сразу же прониклась к ней симпатией.

К сожалению, она не слишком долго училась в школе. Вскоре я потеряла с ней контакт, но мне хотелось найти такую же подругу, как она Так что я была поражена, когда однажды зимой, пройдя к хибачи, я увидела там девочку того же возраста, что и Меку-тян. Девочка уже сидела у камина и проигнорировала меня, когда я вошла в комнату. Она даже не поздоровалась. Поскольку она была новенькой, это было абсолютно невежливо.

– Ты не можешь сидеть у хибачи, – сказала я наконец.

– А почему нет? – немедленно отреагировала незнакомка.

– Неважно. Ты не хочешь представиться? – спросила я.

– Меня зовут Тошими Суганума.

По этикету полагалось поинтересоваться, как я поживаю, но она не сделала этого.

Я была раздражена, но, чувствуя свою ответственность и как «старшая», продемонстрировала новенькой свою огромную осведомленность насчет того, как принято себя вести в школе Иноуэ.

Я попыталась ей все объяснить.

– Когда ты начала брать уроки?

Мне хотелось дать понять девочке, что я нахожусь здесь дольше, чем она, значит, она должна уважительно ко мне относиться.

Но незнакомка не поняла.

– Не помню. Вроде не слишком давно.

Я пыталась придумать слова, чтобы довести до сознания девочки ее неправоту, но в это время ее позвали на урок.

Это была настоящая проблема. Мне надо было поговорить об этом с тетушкой Оима.

Я ушла из школы сразу же, как только закончился урок, и сделала свой круг – собака-цветы-дайшимаки – так быстро, как только могла. Всю оставшуюся дорогу домой я бежала.

Я отдала дайшимаки тетушке Оима. Она уже была готова запеть, но я остановила ее.

– Не пой сегодня. У меня проблема, и я хотела бы ее обсудить.

Затем я подробно рассказала, в чем дело.

– Минеко, – ответила тетушка Оима, – Тошими будет дебютировать раньше тебя. Так что однажды она станет одной из твоих «старших сестер». Значит, это ты должна уважать ее. И вести себя с ней хорошо. У тебя нет ни одной причины, чтобы указывать ей, что делать. Я уверена, что старшая учительница научит Тошими всему, что ей нужно знать. И нечего тебе туда лезть.

Я забыла об этом инциденте на долгие годы. Но однажды, вскоре после моего дебюта в качестве майко, меня позвали на банкет. Юрико (Меку-тян) и Тошими, которые обе стали первоклассными гейко, там тоже присутствовали. Они мило подшучивали над тем, какой важной я была в детстве. Я покраснела от стыда. Однако они не держали на меня зла. Обе они стали отличными наставницами для меня в последующие годы, Юрико также и моей единственной подругой.

Отношения в Г ион Кобу продолжались длительное время, и гармония ценилась там превыше всего остального. Несмотря ни на что, в карюкаи очень мирное сосуществование, и я уверена, что для этого есть две причины. Во-первых, наши жизни настолько переплетены, что у нас нет другого выбора, кроме как мириться друг с другом.

Вторая причина лежит в природе развлечений. Майко и гейко развлекают влиятельных людей со всех концов мира. Мы фактически дипломаты, которые должны уметь находить общий язык со всеми. Хотя это не значит, что мы вялые или апатичные. Мы должны быть остроумными и яркими. Со временем я научилась выражать свои мысли так, чтобы ненароком не оскорбить окружающих.