— Сегодня мы празднуем! — провозгласил Пангур, обращаясь к Канксам и кошкам Крессиды.
Все они собрались в парке. Больше они его не боялись. Пангур стоял на пеньке, прочие кошки окружили его. На цветочных клумбах уже появились первые одуванчики и паслен, на деревьях распускались почки, в воздухе бродили роскошные ароматы весны.
— Сегодняшний день — это день объединения двух великих сообществ, Канксов и кошек Крессиды. Когда полная луна начнет шествие по небу к своей высшей точке, я приглашаю всех Канксов присоединиться к нам у шлюза Крессида. Мы найдем для всех вас жилище в катакомбах.
Кошки приветствовали Пангура и друг друга, радуясь новообретенной дружбе. Вожак немного понаблюдал за ними, взмахивая хвостом. На его ушах засохли капельки крови, и еще он немножко прихрамывал. Но в глазах Мати, стоявшего в отдалении, Пангур выглядел вожаком от носа до кончика хвоста. Переживания последних недель и потеря брата изменили Пангура. В его глазах появилась уверенность, в походке — сила. От него исходил запах власти.
— И еще мы сегодня оплакиваем погибших, — продолжил Пангур. — Шесть кошек пали от лап Мифоса, и еще мой храбрый брат, кот, которого будут воспевать многие поколения кошек.
Кошки согласно заурчали, уважительно вскинув головы, на мгновение замерли в память об утраченном вожаке. Кошечки начали тихий горестный плач; коты хранили молчание. Мати шевельнул усами и повернул голову, всматриваясь в парк. Над клумбами сгущались сумерки. И Мати ощутил, как, шурша между нарциссами, уходят вторые «я» семи кошек; они слегка задержались перед входом в мир теней, шепча прощальные слова. А потом слились с высокой травой, затерялись между лепестками, смешались с воздухом и погрузились в землю.
Мати закрыл глаза. Ему было кого оплакивать: отца, которого он никогда не знал, и мать, что погибла, защищая его.
«Амма, где ты?» — мысленно крикнул Мати во Фьяней.
Он ожидал услышать ее утешающее мурлыканье, но до него донесся лишь горестный плач кошечек. Далекий, но знакомый.
Слегка испугавшись, Мати снова позвал мать:
«Амма, прошу, ответь мне! Как мне жить без тебя? Что мне делать?»
Плач кошек почти затих, уплыл куда-то. Подушечки лап Мати начало покалывать, через них из глубины земли поднялось тепло. Где-то сбоку заплясали красочные пятна. Он смутно вспомнил, как чувствовал себя в первые дни детства: он был слеп, но его окружали тепло и чувство защищенности… И он всегда будет помнить это ощущение — и длинными ночами, такими длинными, что думается, будто луна навсегда победила солнце, и зимами настолько холодными, что лето кажется не более чем сном…
Поднималась полная луна. Мати открыл глаза и посмотрел на запад, где весенний закат рассеял розовый и красный свет над горизонтом. Покалывание в лапах утихло, но тепло и краски остались. Мати чувствовал, как тает ощущение присутствия матери. Она поднималась в мир духов, Мати это знал, — туда, где души кошек особой природы живут вечно.
Мать Мати оставила ему некий дар: воспоминания о детстве. Ее чары развеялись, сменившись образами, звуками и запахами первых дней жизни Мати. Он наконец вспомнил свой дом на границе пустыни и длинную извилистую реку, на берегу которой наблюдал за тем, как шумно плещутся водяные птицы. Он вспомнил, как вскарабкался на сосну, гонясь за большим черным жуком, а потом не знал, как спуститься. Даже теперь он словно чуял запах сосновых иголок и слышал воркование горлинок в тишине полуденной жары.
Он вспомнил, как гонялся за хвостом своей матери, и ее нежный взгляд.
Мати очнулся, вырванный из задумчивости. Пангур теперь обращался к нему. Жалобный плач прекратился. Кошки смотрели на Мати с почтением и благодарностью.
— Мати, пожалуйста, иди сюда, покажись двум сообществам, — сказал Пангур.
Смущенный Мати запрыгнул на пень рядом с вожаком. Воробей уселся неподалеку, его большая рыжая морда выражала радость и гордость, он оживленно мурлыкал. Посмотрев в глаза Мати, Воробей подмигнул. Мати благодарно кивнул в ответ и повернулся к Пангуру.
Пангур продолжил:
— Мати, ты пришел в наше сообщество как просто чужак из-за моря. Мы совсем не понимали, кто ты, ничего не знали о твоих предках или о том даре, которым ты обладал. А ты продемонстрировал храбрость и мудрость не по возрасту. Мы занимались мелкими местными дрязгами, а ты в одиночку одолел убийцу, подосланного Сюзереном. Ты спас нас и бесчисленное множество других от ужасной судьбы!
— Слушайте, слушайте! — выкрикнул Финк.
— Да здравствует Мати! — мяукнула Арабелла.
Их слова отразились среди кошек, точно эхо. Это смутило Мати. Разве Финк и Арабелла не были первыми среди тех, кто ругал его, считал никуда не годным? Да и некоторые другие, наверное, думали так же. Он переступил с лапы на лапу, смущенный вниманием.
— Я ничего бы не сделал без помощи других, — пробормотал он.
Он окинул взглядом сообщество, посмотрел на Воробья, Домино, даже на Бинжакса. А потом его взгляд устремился к Джесс, которая топталась за спинами, поодаль от других.
Пангур откашлялся.
— Мне выпала великая честь даровать тебе полный и достойный титул, чтобы твое имя отражало твою истинную сущность! — заявил он.
Кошки затихли, выпрямив хвосты, не издавая ни звука. Где-то вдали пел черный дрозд.
— Вот оно: король Мати Храбрый и Мудрый, повелитель Тигровых котов, — торжественно произнес Пангур.
Кошки немигающими глазами уставились на Мати, даже Воробей и Домино.
Это встревожило Мати. «Я ведь тот же самый, что был прежде, разве не так? — подумал он. — Во мне ничего не изменилось».
На мгновение он вспомнил, как стоял нос к носу с Мифосом, и напев духов, и жар, лившийся из его глаз, и ощущение полной веры в себя. Мати просто не понимал, откуда пришло это чувство. Он — защитник третьей опоры, духа, второго «я» каждой живущей на земле кошки. Тяжесть этой ответственности навалилась на него. А ведь ему теперь нести ее всю оставшуюся жизнь…
— Мы надеемся, что ты останешься с нами, — продолжал Пангур. — Здесь твой дом, и для нас большая честь делить его с тобой. Ты — наш король.
— Спасибо, — пробормотал Мати. Ему вдруг захотелось рассмеяться, но это было бы некстати. — Я останусь. Но как просто кот.
Пангур хотел было возразить, но Мати его перебил:
— Могу я с вами поговорить, сэр Пангур, наедине? У меня всего одна просьба, если можно…
— Но собрание еще не закончено… — начал черный кот, неуверенно оглядываясь по сторонам.
Мати снова охватило подозрение, что он нарушил какие-то правила. Однако Пангур спохватился. Он ведь теперь говорил не с каким-нибудь котенком, перед ним стоял король Тигровых котов, обладающий беспримерной силой.
— Простите, милорд… это что-то срочное?
— Да, — подтвердил Мати.
Пангур кивнул и повернулся к кошкам:
— Друзья, вы, надеюсь, простите меня и короля Мати, если мы удалимся на минутку.
Они немного отошли в сторону.
— Пангур, сэр… — начал Мати.
— Сэр, вы больше не должны называть меня «сэр», это неправильно! — воскликнул Пангур.
Мати оглянулся на кошек и на ту пеструю маленькую кошечку с белыми пятнами, с красным ошейником, которая сидела на расстоянии в несколько хвостов от всех остальных. И поспешил продолжить:
— Пангур, мне хотелось бы рассказать вам о Джесс…
— Я уверен, батраки постараются выдрать с корнями и одуванчики, и паслен, — сказала Трильон. — Они считают их сорняками. Им нравятся только тюльпаны и розы.
— Наверняка постараются, — хихикнул Воробей. — Но борьба их тщетна. Мы, кошки, тоже как эти сорняки в своем роде.
Кошки сидели вокруг него, обмениваясь смущенными взглядами.
— Как это, Воробей? — спросил кот по имени Торко, из Канксов.
— Ну, разве мы не наполовину домашние, а наполовину дикие? Пробираемся в города, селимся везде, где только есть место. Нас невозможно выследить. И им никогда от нас не избавиться!
Кошки весело засмеялись.
Мати сидел в одиночестве на том месте, где некогда стоял дуб Этелелдры. Вспоминал духа Байо, свою мать. К нему подошла Джесс, села рядом. Мати услышал звон ее колокольчика еще до того, как увидел маленькую кошку. Только она не стеснялась его и держалась с ним так же, как прежде, — как подруга, а не как подданная. Это ведь она показала Мати весь рынок, когда он только пришел сюда, она заступалась за него, когда другие не желали его видеть. И она вернулась, когда поняла, что Мати в опасности.
— Пангур пригласил меня остаться, на этот раз официально, — сказала Джесс. — Я могу перебраться в катакомбы, иметь там собственное жилище. Он говорит, ошейник можно снять, и я стану свободной.
— Ура! — воскликнул Мати. — Мы станем друзьями навсегда!
Он не стал рассказывать ей о своем разговоре с Пангуром.
— Да…
Что-то в тоне Джесс заставило Мати повернуться и внимательнее присмотреться к ней. Едва заметный след грусти…
— Ты же хочешь остаться, да?
— Конечно… — ответила Джесс.
Мати наблюдал за ней. И вдруг вспомнил, как ее старик приходил на рыночную площадь. Вспомнил, как упорно тот человек искал ее, как охотно Джесс ушла с ним. Она была счастлива в тот момент, понял Мати.
Он подумал о той Джесс, которую знал раньше. Она всегда выглядела потерянной. Что она говорила? «Дом — это некое ощущение».
Мати посмотрел на запад. Солнце уже мелькало позади луны. Вскоре оно скроется за горизонтом.
«Амма, что мне делать?» — думал Мати.
Мягкий вечерний ветерок пошевелил его усы. Он слышал, как неподалеку кошки Крессиды и Канксы рассказывали друг другу разные истории, как старые друзья после долгой разлуки. Воробей угощал их сказками о сардинах. Мати почувствовал боль в груди. На мгновение он повернулся к Джесс, смотревшей на него. Потом взглянул мимо нее на реку. И вспомнил слова духа Байо: «Та, что потерялась, не должна оставаться такой навсегда».
В груди Мати росла боль. Он заглянул за эту преграду и нашел нужное слово:
— Уходи.
Джесс немного помолчала, прежде чем заговорить. Ее глаза расширились.
— Мати, я не…
— Ты должна уйти, — решительно произнес он. — Ты — владелица, Джесс. А это огромная ответственность. Твой батрак, тот старик, привязался к тебе. Он не может без тебя обойтись. — Слова царапали горло Мати, но он продолжал: — Он ждет тебя, Джесс. И он не поймет. Разве можно ожидать, что батрак поймет кошачьи пути? Он будет думать, что ты его бросила. Будет думать, что ты его не любишь…
Тут Мати позволил себе бросить быстрый взгляд в сторону Джесс. Их глаза встретились, и у Мати все сжалось внутри.
«Скажи ей, чтобы осталась! — требовали от него все чувства. — Умоляй ее остаться!»
Мати умолк, больше не надеясь на способность своего голоса произносить правильные слова. Джесс наблюдала за ним огромными зелеными глазами. Мати видел в них грусть, но также надежду. Он старался запомнить ее такой, какой она была в эту минуту, запомнить милый рисунок на ее пятнистой мордочке. Неужели и этот образ угаснет? Он впитывал его, втягивая в свое второе «я», защищая от течения времени. И вот такой Джесс останется в его памяти навсегда, среди других воспоминаний.
— Я бы осталась, если бы ты меня попросил, — наконец заговорила Джесс.
— Я знаю, — кивнул Мати. — А ты найдешь дорогу обратно?
— Да, — мурлыкнула Джесс.
Она шагнула к Мати, прижалась носиком к его щеке. Мати закрыл глаза.
— Желаю удачи, друг мой, ради всех нас, — прошептала она.
А потом отвернулась от него и побежала. Мимо отдыхавших кошек, за ограду парка, в другой мир.
Мати немножко посидел молча. А потом сделал нечто необычное. Нечто такое, что лишь одна кошка делала до него. Он заплакал, и две слезинки скатились по его щекам и повисли на усах.
— Мати, сэр… лорд… как это… король Мати!
К нему нервным шагом подошел Домино.
Мати отер глаза рыжей лапой.
— Пожалуйста, называй меня просто Мати, — попросил он.
И опять вспомнил духа Байо, другие его слова: «Тот, в котором ты сомневаешься, обладает невидимой преданностью. Он верит в тебя».
В то время Мати не понимал, кого дух имел в виду. А теперь понял.
— Спасибо тебе, Домино, — сказал он.
Черно-белый подросток явно удивился. Он хотел что-то сказать, но тут подошел Пангур. Домино кивнул и отошел в сторону, оставив Пангура и Мати наедине. Мати решил найти его позже. Этой ночью они вместе бросятся на невидимых мышей в шуршащем паслене. И станут друзьями на всю жизнь.
— Пирруп, король Мати Храбрый и Мудрый, повелитель Тигровых котов, — начал Пангур. — Луна добралась до высшей точки, твои сородичи ждут тебя.
Остальные кошки их не слышали, они сидели достаточно далеко. Пангур оглянулся через плечо и опустил глаза. Он начал говорить что-то еще, но замялся. Когда же наконец он заговорил, его голос звучал чуть слышно:
— Мой лорд… я хотел сказать… хотел извиниться…
И снова в памяти Мати вспыхнули слова духа Байо: «Есть и другой. Не суди о нем поспешно. Он молод, и хотя у него доброе сердце, храбрость его подведет».
Вожак совершал ошибки. Но кто же не ошибается? А под конец он действовал отважно. И Этелелдра была права. Суждение, вторая опора, было важным, но его следовало использовать с большой осторожностью. Что она говорила? «Мы все — просто плоть и мех».
— Да все в порядке, — сказал Мати.
Не слишком много, но Пангур посмотрел на него с благодарностью.
— Ты должен руководить объединенными сообществами, — сказал он.
Мати решительно посмотрел на него и покачал головой:
— Нет, я за это не возьмусь. Ты — прирожденный вожак, Пангур, и с тобой мы в безопасности.
— Те, кому меньше всего хочется власти, частенько лучше всего для нее годятся, — возразил Пангур.
Кто-то уже говорил Мати об этом давно. Он попытался вспомнить.
Пангур улыбнулся:
— Однажды, когда ты станешь постарше, подозреваю, ты сможешь повести всех к лучшему будущему. Ладно, поживем — увидим, мой лорд.
Мати тоже улыбнулся. Новый титул смущал его.
— Пожалуйста, — попросил он, — зови меня просто Мати.
Над городом вставал рассвет: энергичные лучи солнечного света прорывались между домами, заглядывали в окна. Старик что-то бормотал во сне. Полоса света просочилась между занавесками у его кровати. Тихий шум внизу разбудил старика. Его рука сама собой дернулась к той стороне кровати, где обычно спала его кошка.
Но вместо пушистого меха пальцы коснулись холодной хлопковой простыни. И тут он вспомнил.
— Джесс, — вздохнул старик. — Моя милая Джесс…
Его глаза невольно наполнились слезами.
— Я просто старый дурак…
Он прижал ладонь к лицу.
Дверь спальни скрипнула — и старик вдруг услышал тихое звяканье колокольчика, ощутил под рукой шелковистый мех. Его глаза широко открылись.
Перед ним стояла маленькая пестрая, с белыми пятнами кошка.
— Я пришла, — мурлыкала она. — Пришла домой навсегда.
Старик нежно погладил ее по голове.
— Джесс, милая Джесс, — прошептал он. — Я так и знал, что рано или поздно ты вернешься ко мне.