Очень тяжело проходили переговоры о поединке. Вначале Ллер потребовал, чтобы противники всех шести охранников были определены жребием среди всех Волков и Рысей, кроме Фламина и его преемников. Но это означало, что против бойцов высшего класса могут оказаться только что вошедшие в сообщество новички. Павел настоял, что жребий будет бросаться среди тех, кто не ниже второй степени посвящения, и заодно потребовал уменьшения количества бойцов до трёх с каждой стороны. Он обосновал это тем, что в случае победы римлян друиды останутся без охраны. Ллер явно не допускал даже в мыслях возможности проигрыша, но, после консультаций с Гвенолом, согласился. Легко было согласовано, что бой будет вестись без оружия и доспехов, до смерти или сдачи. Арену для него было решено расчистить вблизи Города, поскольку многие, в том числе консулы, желали присутствовать. Было оговорено, что вышедший за пределы арены должен быть казнён за трусость. Но Медония, разрывавшаяся между своими жрецами и Богом Единым, намекнула, что кельты, стремясь к победе любой ценой, спрячут оружие и защитные пластины под одеждой. Павел потребовал сражаться нагими. Ллер раздражённо попросил объяснения, Павел недипломатично отрезал, что для Волков и Рысей главное — честь, а для кельтов главное — победа их веры, и что он подозревает кельтов в намерении спрятать оружие и доспехи под одеждой. Тогда Ллер, рыча от злобы, потребовал, чтобы бойцы сбрили или удалили огнём все волосы, и чтобы перед боем каждому из них Фламин и Гвенол заглянули бы в рот и зад: «И там можно оружие или амулет припрятать». Павел принял это унизительное условие.

Наконец, переговоры кончились, площадка была расчищена, царь Аппий и Гвенол совместно определили счастливый день для поединка, и после восхода солнца к импровизированной арене начали стекаться зрители не только из Рима. Пришли и этруски (больше всего вейян), и союзники, и самниты. Приплыла даже пара кораблей из греческих колоний.

Около арены установили три алтаря: друидов, Неведомого Бога и Марса. На них должны были помолиться главные священники религий, чтобы обеспечить святость Божьего суда для всех. К Евгению вечером перед поединком пришли несколько этрусков (этруски очень недружелюбно относились к кельтам и друидам) и вручили ему благовония.

— Мы знаем, что друиды опоят своих бойцов дурью, которая сделает их нечувствительными к боли и прибавит силы с яростью. Это благовоние для обычных людей — просто запах, а для одурманенных — отрезвление. Вреда оно им не причиняет, но вред, нанесённый дурью, остаётся и, наоборот, лишит их сил. Так что ты лишь восстановишь честность суда Божьего.

Евгений поблагодарил загадочных пришельцев и решил применить снадобье, лишь если сам убедится в жульничестве противников.

Именно так и произошло: остекленевшие глаза и странный запах неопровержимо свидетельствовали о «допинге». Фламин велел своим людям перенести алтарь Неведомого Бога на подветренную часть границы арены. Аппий, почувствовав, что это неспроста, тоже перенёс алтарь Марса. Квинт поделился с ним «благовонием». Гвенол потребовал объяснений.

— Я боюсь вражды между духами, привлечёнными вашим алтарём и нашими. Это принесло бы массу несчастий всем, — дипломатично и непреклонно ответил Евгений. — Поэтому лучше, если алтари будут стоять подальше друг от друга.

Принюхавшись к запаху, Ллер велел своим бойцам держаться подальше от враждебных алтарей. Но одурманенные уже ничего не слышали и ждали лишь сигнала ринуться в бой.

«Вновь Горации против Куриациев» — сыронизировал внутри себя Евгений. — «Только на сей раз без мечей и доспехов, но бой, пожалуй, даже важнее». Он велел своим людям пленных не брать и самим не сдаваться: «Помните, пленников друиды принесут в жертву! А плен для их бойцов намного хуже смерти».

Павел неожиданно вставил в молитву перед боем свой новый гимн:

К священным местам отправляться — излишнее рвенье,

И в рощах друидов бесплодно пустое моленье.

Лишь тот обретёт испытаний земных одоленье,

Кто понял Всевышнего Путь и Его повеленья.

Пустое занятие — мантры бубнить тихогласно,

И слушать священные книги — поверьте, напрасно.

Путь свой одолеет лишь тот, чья душа вся согласна

С Единым, — о нём помышляет вседневно, всечасно.

Напрасно и бегство от мира, обитель лесная,

Напрасно глазенье на небо, еда не мясная,

Земной Путь пройдёт только тот, кто взывает

К Всемудрому, знакам прилежно внимая.

(по мотивам стихотворения Аппара)

Услышав это, Гвенол дико сверкнул глазами, а затем понурился. Видно было, что он впервые усомнился в исходе Божьего Суда. И Бог впервые был почти открыто назван Единым.

Бой не был красивым рыцарским поединком. От бешено рвущихся галлов римляне отскочили в разные стороны, набрав полные ладони пыли и бросив им в лицо. Один из бойцов оказался полностью ослеплён, а двое других частично потеряли ориентировку. Они не попали в дым «благовоний этрусков», но трое римлян атаковали их вместе одного за другим и прикончили. Тем не менее Рысь Онниак потерял глаз, у Волка Постумия оказалась сломана левая рука, которой он отбил удар, а у Волка Опитера, как потом оказалось, два ребра. Даже без дури игнорируя боль и раны, римляне отчаянно кинулись на последнего, который наконец-то протёр глаза, но заодно попал в дым благовоний. Он уже защищался не очень уверенно, и быстро был побеждён.

Такой исход боя показал, что друидские воины — бойцы первоклассные. Неизвестно, как всё повернулось бы, если бы их руководители не стремились к победе любой ценой, а пошли бы на поединок по правилам чести и благородства, неожиданно для себя понял Евгений. Тогда шансы, видимо, были бы равными, и победить без потерь не удалось бы ни одной стороне.

Евгений заметил, что Ллер вместе с оставшимися тремя охранниками незаметно приблизился к Павлу, и громогласно велел своим:

«Если друиды окажутся подонками и я ввяжусь в битву, запрещаю помогать мне, пока я охранников не перебью или не погибну. А потом убейте всех их, кроме одного, которого кастрируйте и отправьте рассказывать о позоре». После этого Гвенол остановил Ллера.

Гвенол возложил на свой алтарь омелу, срезанную этой ночью золотым серпом, воскурил благовония, стал молиться про себя, потом упал на алтарь, некоторое время лежал в трансе и вдруг зарыдал.

Евгений уже готовился к самому худшему истолкованию результатов боя, но тут Гвенол велел подать ему омелы, ягод, плодов и благовоний, и неверными шагами направился к алтарю Неведомого Бога. Фламин знал, что омела считается у друидов жертвой высшей ценности.

Гвенол возложил жертву на алтарь, вновь зарыдал, а потом воздел руки к небу и сказал:

— Мои боги согласились признать себя наместниками Бога Единого.

И тут у Евгения вырвались слова из его мира, из нашей истории: «Рaganorum deorum baptizati» (крещёные языческие боги). Но «paganorum» в то время ещё значило «деревенские». Поскольку по отношению к друидским богам, обитающим на природе, это было оправдано, определение Фламина прижилось, и слово «baptismus» стало обозначать принесение обета служения Единому Богу.

Следующий день для друидов был днём плача. С рыданиями они приносили омелу и другие жертвы на алтарь Неведомого Бога на Склоне. А после захода солнца Гвенол выпрямился и сказал Евгению:

— Э-Гвеннек! Ты не смог показать мне, кому ты служишь. Лишь мои боги подтвердили мне, кто твой Господь. Теперь всё стало ясно. Я понял, что и римские боги признали себя Его наместниками. Будем вместе освобождать мир из-под власти взбесившегося управителя, ставшего Дьяволом, и спасать нашу землю и наше небо. Ты не пророк, ты только посол, только воин Бога Единого.

— Я знал, что дар пророчества мне не ниспослан, — ответил Фламин. — Поэтому я не смог сам отбиться от твоих обоснованных подозрений. Благодарен Богу Единому, что Он знаками своими не дал мне окончательно загубить важнейшее дело моё в этом мире. И буду стараться до самой смерти своей продолжать идти Его Путём. Пророк понял бы сразу, когда вы сожгли таблички, что это было предложение признания и союза.

— Завтра мы вновь будем разговаривать. Мы тоже наделали ошибок. Я понял, что, если бы мы не стремились к победе, а молились бы о честном суде Божьем, мы могли бы даже победить.

— «Nimiam aviditatem victoriae ducit uinci» (Чрезмерное желание победы приводит к поражению).

-