Вернемся на двадцать солнечных лет назад, когда на Юге про старков ходили только смутные слухи, а республика Ненасильников казалась процветающей и вечной.

На юге республики рос густой лес, куда обычные люди не очень-то заходили. В этой чаще расположились четыре деревни Древних. Все вокруг них было обложено коварными ловушками, а звери порой встречали чужаков почти как бешеные.

Деревни леса примерно равны по величине. В поселении около тысячи дворов. У каждого участок в две-три десятины, с биоценозом которого сосуществует семья, живущая во дворе. "Семьей" эту ячейку общества мы называем только потому, что для нее нет более подходящего слова в нашем языке. На самом деле это совокупность людей, связанных общей аурой, гармоничными взаимоотношениями между собой и со всем живым на их участке. Поскольку ауры членов семьи должны согласовываться, часто она включает несколько поколений предков и потомков, но это не обязательно. По той же причине мужчины и женщины примерно одного возраста в семье обычно живут как мужья и жены, и часто почти как семейные пары в нашем понимании, но никаких формальных правил по этому поводу нет. Отца ребенка Ненасильники легко определяют по ауре, даже если им оказался пришелец из другой деревни или из внешнего мира (для этих целей от каждого такого пришельца берут волосы, ногти, а еще лучше семя, и хранят год, на случай, если понадобится установить происхождение ребенка). Но отцовство само по себе никаких формальных обязательств или прав не дает. Впрочем, точно так же и материнство.

Вообще единственный принцип, которого Ненасильники придерживаются формально и без всяких исключений: недопустимость собственноручного насилия ни в какой форме. Все остальное оценивается по критериям гармонии с биоценозом во всех его формах (деревня и общество людей также считаются биоценозами) и удачи. Поэтому слова, которые говорят о морали или чести, Ненасильникам понимать труднее всего, и никогда нельзя быть уверенным в разговоре с ними, что они подставляют в них значения, хотя бы отдаленно похожие на смысл, который придают им обычные люди.

Деревня делится на хутора, состоящие из двух-трех дворов, расположенных по соседству, чьи участки почти соприкасаются. Между любыми двумя участками нейтральная полоса саженей в пятьдесят-сто, на которой жизнь из-за столкновения аур страдает легкой формой бешенства. Помимо дворов, в хуторе может стоять мастерская: кузница, гончарная, ювелир, плотник и так далее. Особенно ценятся продукты Древних поваров и виноделов. Некоторые из мастерских являются домиками наставников, приходящих из внешнего мира, чтобы передать свой опыт молодым Древним, которые не могут найти гармонии с биоценозами деревни и вынуждены отправляться вовне. Хутора соединены тропинками.

В центре деревни зеленая поляна, на которой собираются жители деревни для обсуждения разных вопросов и для того, что мы бы назвали судом. В центре этой поляны алтарь Невозгордившегося Руктура Удачливого. Рядом с полянкой стоит домик того или той, кому деревня доверила служить этому главному покровителю Ненасильников. На окраине площадь, вымощенная камнем, к которой ведет единственная дорога, в глазах внешнего наблюдателя соединяющая деревню с остальным миром. На ней стоит здание, которое государство, в данный момент времени владеющее деревней, считает деревенской управой. В этом доме живет тот, кого жители деревни в соответствии с его способностями и аурой поставили ответственным за сношения деревни с внешним миром, и та, которая служит Богу Единому и всем Невозгордившимся. Ее пришельцы обычно считают женой старосты. Тут же часовня Бога Единого и шесть алтарей в честь всех Невозгордившихся. И на этой же площади стоят два домика единственных из внешних людей, допускающих насилие, которые могут постоянно жить в деревне: цирюльника и хирурга, а также мясника, обитающих там вместе со своими подмастерьями и учениками, но без женщин. Для Ненасильника немыслимо отрезать что-то живое от человека или даже от высшего животного. Поэтому стричься и делать необходимые хирургические манипуляции приходится при помощи чужака.

Далеко на другом конце деревни часовня еще одного из покровителей: Калторпа Советчика. Рядом с ней тоже домик жреца.

Ненасильники считают своими покровителями тех из Сверхлюдей, которые не пожелали идти по пути насилия, вторгшись в небесные сферы, а остались на Родине. Их было примерно семьдесят, но почти всех уничтожили сбежавшие из первой же жестокой битвы Убоявшиеся. Если бы не возвращение Победителей, Невозгордившихся не осталось бы совсем. Победители уничтожили отвратительных для них Убоявшихся, как позор своего рода, а также их прислужников. Невозгордившиеся в глазах новых владык не потеряли чести, и, следовательно, права на жизнь. Увидев столь отвратительные последствия насилия, поняв, насколько страшны грехи, совершенные Победителями, и какой тяжелой и длительной службой они вынуждены их искупать, Невозгордившиеся окончательно пришли к убеждению, что ненасилие должно быть главным и абсолютным законом, не допускающим исключений ни при каких обстоятельствах. А уж из этого нужно выводить все остальное, что необходимо для жизни.

В деревне Оапатураэ во дворах было несколько поменьше людей, чем обычно, из-за страшной эпидемии чумы, поразившей почти весь Юг. В городах обычных людей смертность доходила до трех четвертых, в городах ненасильников и в деревнях людей до половины населения. А здесь (да и в других деревнях Древних тоже) жителям удалось быстро справиться с болезнью, но один из дворов сохранить не успели: все взрослые умерли, а выжившие дети еще не могли ни поддерживать ауру гармонии, ни представлять биоценозу новых поселенцев двора. Теперь священники каждые несколько дней отмаливали этот участок, но проклятие смерти (из-за которого живые существа начинают быть враждебными к людям, самые безобидные растения становятся ядовитыми) будет снято лишь через дюжину лет, и тогда двор смогут заселить те, кто найдут общий язык с биоценозом, тем самым образовав новую семью.

Деревня стояла в паре верст от моря, и несколько хорошо замаскированных тропинок вели к мангровым зарослям, где жители деревни ставили ловушки на рыб, которым не повезет в них попасться, собирали растения и планктон. Но этот промысел был для них вспомогательным, так же как и ловушки на диких зверей, ставившиеся на границах защитной зоны деревни, где биоценоз уже не был бешеным.

В одной из семей готовились к рождению ребенка. Уже было известно, что родится мальчик, и что его аура не враждебна ауре матери и семьи. А насчет ее согласованности с участком Судьба и счастье новорожденного покажут потом. Первое не слишком удачное, хотя и мелкое, событие случилось при родах. Все прозевали момент, когда мать, Эотею, начнет рожать, и пришлось не вести ее на Внешнюю площадь, а быстрее звать цирюльника. Пришедший подмастерье обрезал пуповину, а обработали и заклеили рану уже местные целители. Как и положено, подмастерью заплатили два медяка, накормили и напоили его, дали с собой продуктов и вина, а одна из женщин, почувствовав временную гармонию с ним, как следует обняла его на лужайке хутора (это уже не было обязательным, хотя и случалось довольно часто, особенно в ситуации, когда чужак проходил внутрь деревни, и гармоничнее всего было завалить его не относящимися к делу приятными впечатлениями). Старший семьи, почтенный старец НгелоЖлу, проводил полупьяного и полузадушенного чужака, качающегося от хмеля и от приятной усталости, до Внешней площади, попутно забалтывая его и отводя глаза, чтобы тот случайно не запомнил дорогу.

Еще в утробе матери ребенку, когда он начинал пинаться, пели успокаивающие песни, а если это не прекращалось, звали сельчан с хорошими духовными способностями. чтобы внушить ему отвращение к любому насилию. Кроме того, прислушивались к его ауре и совместимости с матерью. Ведь бывает, что ребенок сразу начинает иммунно, духовно или психически враждовать со своей родительницей, и, если такому ребенку повезет выжить и родиться, нужно будет как можно быстрее подобрать ему женщину, к которой он не испытывает несовместимости, чтобы она растила его как мать. Когда мать выходила на свой участок, она прислушивалась также к реакции биоценоза на новое существо внутри себя, и была рада тому. что высшие животные буквально льнули к ее животу, стремясь совместить свою ауру с аурой младенца. Так что здесь никаких проблем не предвиделось.

Но несколько настораживал всех небольшой дискомфорт, испытываемый многими из членов этого семейства при взаимодействии с аурой ребенка, когда тот был еще в чреве. Наибольшие неудобства испытывал почти постоянный партнер Эотею по половой гармонии ээтупу, которого обычные люди называли бы ее мужем. Причина выяснилась практически сразу после рождения. Отцом ребенка оказался не он. И ни один из трех соседей, с которыми временами мать имела взаимную телесную гармонию, а у Эотею хорошо совмещались психические и духовные ауры. Женщина сначала замерла в растерянности, а затем достала из хранилища скляночку с мужским семенем:

— Это семя наставника наставников Шакирунэ. Мне выпал шанс три раза чувствовать возможность гармонии с ним, ему тоже случалось трижды ощутить подобное же ко мне, и один из трех раз нам повезло, что эти ощущения удачно совпали и нашим телесным мелодиям стало возможно сойтись.

Односельчане — искусники по чутью ауры и наследственных колебаний (того, что мы называем генетической информацией) — потерли кожицу ребенка несколькими растительными растворами, прислушались с закрытыми глазами в темной комнате, улавливая вибрации, затем проделали ряд более жестких манипуляций с семенем, затем позвали самого Шакирунэ и вынесли вердикт: почти достоверно, что отец ребенка Шакирунэ.

— Оказывается, мне посчастливилось зачать с этого единственного раза, — сказала мать не совсем радостным голосом.

Народ Ненасильников практически все время говорит в терминах вероятностей. Это включает в себя оценку либо вероятности в смысле меры возможности события, либо (в тех же терминах) его желательности и субъективного ощущения как счастливого или несчастного. Примерная шкала от низшего к высшему: невероятно, влип, напоролся, не повезло, случилось, выпал шанс, возможность, повезло, удача, посчастливилось, достоверно. Эти выражения, конечно же, имеют несколько вариантов. Только об окончательно совершенном и никак не оцениваемом событии говорят без вариаций.

Ребенка назвали ХотЖэу. Это слово могло быть истолковано на языке Ненасильников лишь с большим трудом, но при создании имени прежде всего смотрели на гармонию его звучания с аурой ребенка, подбирая наиболее сочетающиеся с ней шесть или семь звуков, ни в коем случае не включающие встречающиеся в имени Князя внешнего мира, Господина Насилия, Кришны Безжалостного. На процедуре наречения присутствовал и его отец Шакирунэ. Еще год, пока он оставался наставником в этой деревне, он регулярно посещал ребенка и приносил дары семье, в которой он рос, говорил с ним на разных непонятных языках (немного известен из них внутри деревни был лишь агашский) и пел ему песни, тоже не своего народа. Уходя во внешний мир, Шакирунэ настоятельно посоветовал родителям учить мальчика языкам внешних народов:

— Ему посчастливилось, что у него прекрасные способности к этому, и такое умение дает возможность продвинуться во внешнем мире.

Сам Шакирунэ считался среди настоящих людей неудачником. В своей деревне он не подошел ни одной семье и даже такому простому биоценозу, как деревня целиком, и был вынужден отправиться во внешний мир. Там он тоже никак не мог найти себе биоценоз, но все время выкручивался за счет своей потрясающей удачливости, и в конце концов скатился до положения члена Совета Республики, куда попадали люди, очень удачливые, но ни на что более не пригодные. Менее удачливые из таких просто погибали на одном из этапов "карьеры". И там он оказался в дисгармонии. В итоге Шакирунэ был выдвинут на Координатора Республики, отбыл положенный год на этом посту и теперь передавал свой опыт общения со внешним миром, обучая премудростям взаимодействия с миром Кришны юношей и девушек, которые не находили места в деревне и должны были отправиться вовне, а также их наставников. Три года он прожил в Оапатураэ, и теперь по обычаям должен был перейти в другую деревню, если его вдруг не призовут вновь в Совет или для дипломатического поручения. Полученное им в результате похождений имя отражало его зараженность миром насилия: оно включало все звуки имени Безжалостного. По всем этим причинам ему нельзя было долго оставаться на одном месте в мире настоящих людей, чтобы не заразить их тоже.

А для внешнего мира Шакирунэ был одним из самых преуспевших и авторитетнейших членов непонятного сообщества Ненасильников. Еще бы: Координатор Республики, человек, которого почти наверняка повторно введут в состав Совета…

Лингвистические способности мальчика были настолько незаурядными, что он легко находил общий язык с высшими животными. Казалось, что он умеет говорить на их языках. ХотЖэу действительно прекрасно имитировал их звуки и понимал их сигналы, но основное на самом деле было его умение направлять животных, вступать с ними в духовный контакт. Ненасильники всячески избегали прямых действий. Даже животным считалось намного предпочтительнее не приказывать, а ориентировать их. Тем более нельзя было приказывать, если домашнее животное предназначалось к съедению или забою. Его просто направляли в сторону, где стояли взведенные ловушки, причем хозяева животного не имели права взводить свою ловушку и есть мясо выращенного ими зверя либо птицы. Им платили "справедливую цену" владельцы ловушки, куда влипла, скажем, свинья. А в другой раз уже этому двору везло на попадание чужого животного в их ловушку. Бывало порою, что хитрое животное избегало всех ловушек, тогда оно считалось везучим, отпускалось на волю и часто использовалось в качестве производителя либо матки. Везучесть Ненасильники развивали даже в своих животных. Если животному не везло и ловушка не убивала его быстро, звали мясника или его подручного совершить эвтаназию. Впрочем, он все равно был необходим, чтобы освежевать и разделать тушу.

Впоследствии Аориэу (под этим именем, заработанным в результате похождений в мире Кришны, он будет выступать в дальнейшем) вспоминал с нежностью свой надел и свою семью. Когда выяснилось его происхождение, аура мальчика быстро гармонизировалась с аурой остальной семьи. На участке все высшие животные ласкались к нему. Даже кроты ночью с удовольствием высовывали свои мордочки из ходов, чтобы он их погладил и попел им, и выносили ему в зубах вкусные корешки либо жирных и тающих во рту личинок. Правда, с насекомыми найти общий язык мальчику так и не удалось: здесь требовалось нечто другое. Его даже пару раз жалили пчелы и осы.

Участок с точки зрения европейского жителя выглядел слегка окультуренным уголком дикой природы. Поскольку многие деревья плодоносили, он казался смесью природного парка и сада. На самом деле почти все здесь использовалось. Если приглядеться, в траве среди всего прочего росли чрезвычайно видоизмененные за десятки тысяч лет селекции злаки и овощи. Да и другие растения шли в дело почти целиком, если их приходилось убирать ради поддержания гармонии, а в нормальном состоянии у них осторожно забирали часть самого ценного: молодые листья, цветы, корни или семена. Поскольку природные условия на разных участках различались, существенно расходился и набор культивируемых растений, и набор находящихся в симбиозе животных.

На сравнительно сухом и высоком участке родной семьи Аориэу урожай мелких зерен и мелких ягод убирали в основном муравьи и мыши. А люди затем, стараясь не разрушить, вскрывали их кладовые и доставали лишнее. Кроме того, собирали мед у пчел и медовых муравьев, личинок прирученных ос. Кошки таскали хозяевам лишних мышей и крыс. Кроты рыхлили и дренировали почву и собирали в свои кладовые корешки и съедобных гусениц. Словом, семья жила от того, что изымалось ради поддержания гармонии и равновесия. Птиц было относительно мало, в основном они служили санитарами от излишних гусениц. Жило также несколько змеек и ящериц, в основном гекконов и хамелеонов, тоже исполнявших роль санитаров и защитников от излишне расплодившихся насекомых. А у соседа часть участка была в болоте, и он вовсю использовал птиц, змей, земноводных и болотных насекомых.

Ежедневно два раза днем, а часто и один раз ночью, члены семьи обходили участок и следили за гармонией. С тропинок сходили лишь в необходимых случаях, удаляли растения, лишь если они очень мешали, а выходящих из гармонии животных стремились изгнать к нейтральной полосе, где стояли ловушки, либо натравить на них плотоядных обитателей. Правда, гусениц и слизняков порою просто съедали сами: ведь это столь низшие существа, что достаточно вечером помолиться и покаяться, а за едой попросить прощения у них, и все будет искуплено. Словом, вмешательство было в основном косвенным и минимальным. Конечно же, при такой системе хозяйствования многое зависело от удачи, но на самом деле надел Древнего обычно давал больше продукции, и намного более разнообразной, чем даже возделываемый несколько столетий подряд надел независимого и добросовестного старкского крестьянина.

Беда была в первую очередь в том, что у Древних люди не только были привязаны к своей земле, они зависели от своих взаимоотношений с созданным ими же биоценозом. Того, кого хотели принять в семью, приходилось представлять биоценозу участка. Легче всего он воспринимал детей от восьми до двенадцати священных лет. Именно в этом возрасте для большинства Древних подыскивали семью, в которой им чаще всего предстояло провести всю жизнь. Но не для всех находились в деревне биоценозы, готовые их воспринять. Такие неполноценные становились ремесленниками, жрецами, целителями, учителями. Именно из них по очереди выбирались (почти что жребием) представители деревни перед внешним миром, называвшиеся внешними людьми старостами. А если уж даже более примитивный биоценоз общества деревни не гармонировал с человеком, ему или ей предстояло идти во внешний мир, где законы гармонии намного грубее.

Исключительно редко (тысячелетия отбора и тренировки) происходили случаи нарушения основного и непреложного правила ненасилия. Мальчику пришлось самому столкнуться с таким. Когда ему было четыре года, девочка Юлэкуо из соседнего хутора повздорила с ним из-за игрушки и неожиданно стала его бить по лицу. Аориэу растерялся и закрыл голову руками, а взрослые запели успокаивающую песню и бережно оттащили от него бьющуюся в истерике девочку, говоря, что они делают это, чтобы та не повредила себя. Один день прошел, чтобы девочка пришла в себя и жители деревни успели "высказать" свое мнение по поводу случившегося чрезвычайного происшествия. Прямо никто ничего не говорил, Аориэу слышал какие-то странные рассуждения о том, что девочке не повезло быть зачатой подмастерьем мясника, что, вероятно, придется ей досрочно отправляться во внешний мир, а в этом возрасте ей придется быть исключительно везучей, чтобы там выжить.

На следующий день многие жители деревни собрались возле двора Юлэкуо. Девочка вышла в сопровождении своей семьи. Почтенный старик из числа наставников погладил ее по голове и весьма ласково, но настойчиво, предложил ей пойти по тропинке, в конце которой ее ждут лекарь, целительница и наставница, которые вылечат ее от духовного недуга и обучат тому, что ей будет нужно в новой жизни. Девочка хотела взять с собой мать, но мать отвернулась и осталась стоять. И Юлэкуо, взяв любимого игрушечного медведя, пошла по тропинке.

Не успела она отойти двадцать шагов, как хлопнул замаскированный и взведенный самострел с дротиком, отравленным ядом кураре. Девочка, раненая в поясницу, обернулась назад, но увидела стоящих непреклонных жителей деревни, и попыталась пойти дальше. Через несколько секунд яд подействовал, ее парализовало ниже пояса и она упала прямо на дорогу диких муравьев, пересекавшую тропинку. На вопли заживо поедаемой девочки жители лишь сокрушенно прокомментировали: "Исключительно невезучая. Попалась в первую же ловушку и влипла прямо на тропу муравьев." Все разошлись.

На следующий день жители дезактивировали свои ловушки и считали, сколько из них было взведено. Это в некотором смысле была форма голосования и вынесения судебного решения. Чем больше людей считало, что провинившийся заслуживает кары, тем больше западней взводилось. А дальше все решало уже счастье либо несчастье провинившегося. Если он либо она избегала смерти, значит, повезло, а везучими разбрасываться нельзя. Но из деревни таких все равно отправляли, и порою, что считалось самой тяжкой формой порицания, даже без предварительного обучения, как вести себя во внешнем мире.

А если чужаки пытались вторгнуться в деревню, взводились все ловушки. Поэтому такие попытки были исключительно редки.

Для Аориэу детство закончилось в четырнадцать лет. До этого он не сомневался, что останется в своей семье, и ему уже даже присмотрели девочку, которую начали вводить в биоценоз. Но тут у него стал ломаться голос, и он внезапно потерял контроль над высшими животными участка. Наоборот, они стали относиться к нему враждебно, как будто он их обманул. А отношения с низшими животными еще больше разладились.

И тут взрослые порадовались, что мальчика (теперь уже юношу) обучали языкам, хотя и считали это почти бесполезным: ведь он, как казалось, гармонировал со своим биоценозом. Поскольку юноша уже вышел из возраста, когда легко войти в биоценоз другого двора (там, возможно, его бы приняли, поскольку у животных не было связанных с ним обманутых ожиданий) пришлось срочно отправляться к наставникам и учиться методам выживания во внешнем мире Кришны.

Деньги все время ходили в деревне, поскольку каждый двор был в известном смысле специализирован и поэтому если и не нуждался в продуктах из других дворов, то все равно они были для него крайне желательны. Да и за попавшее в твою ловушку домашнее животное полагалось заплатить мертвыми деньгами, а не живыми продуктами. Но для Аориэу было удивительным, насколько Внешний Мир поклоняется деньгам. А дальше все стало элементарно: понятия теории вероятностей являлись базовыми в образовании детей-Ненасильников, а обучиться использовать статистику в двух направлениях: самому получать для себя выводы и наводить чужих на неправильные решения — было элементарно. Ясно было, и как ориентировать почитателей денег и насилия при помощи речи. Очень непривычно было иногда говорить безусловно, но это можно было преодолеть. А главное: как создавать положительную атмосферу вокруг желательного решения многократными повторениями повторениями зомбирующих фраз в разных вариантах — оказалось даже увлекательно.

Психология Насильников также в корне отличалась. Они использовали такие извращенные понятия, как вера, душа, честь, закон, справедливость, жалость. Первые из них просто пустые, а последние имеют какой-то смысл, но полностью искажены Насильниками. Ведь закон мертв по определению, а пытаются им регулировать жизнь! А справедливость — разве Случай справедлив? Поправлять Случай — это насиловать окружающий мир и общественные отношения. А что такое "жалость"? Уменьшить страдания невезучего существа часто полезно, но лишь тогда, когда это способствует достижению других целей. Увеличивать их — это уже насилие.

Среди обучающихся Аориэу был едва ли не самым старшим. Обучение женщин включало прежде всего гадание, привороты, отвороты, танцы, пение и сексуальную практику: они должны уметь соблазнить в случае необходимости любого насильника и не вызвать у него раздражения, если он во время соития начнет применять насилие, а заодно уметь ускользнуть от грубого насилия. Юношей учили в соответствии с ранее выявившимися их склонностями. Ученики имели право навещать свои бывшие семьи. Это было и гуманно, и целесообразно: они постепенно чувствовали, как все больше отдаляются от родных и от биоценоза участка, и исчезали дурацкие желания когда-то вернуться на свой участок.

Паренек Нгутэоэ очень быстро осваивал искусство присваивать то, что плохо лежит. Он иногда тренировался на своих односельчанах. Часто он навещал бывшую свою семью, и часто приносил им гостинцы, а на обратном пути столь же часто приносил кое-что наставникам и соученикам. Это не возбранялось, пока он не попадался: удачливость необходима! Как-то раз на пути домой он притырил у неосторожного соседа (тот по растяпистости своей уже не раз доставлял многообещающему вору добычу) баклагу прекрасного меда. Он выпил ее вместе с теми из семьи, кто был в доме (к счастью, их оказалось там всего четверо). Почувствовав себя плохо, семейство Нгутэоэ поняло, что попалось в ловушку соседа, но спасти выпивших уже не удалось. Семья как целое все-таки уцелела: участок оставшиеся могли удержать, и кандидаты на ее пополнение уже были.

Нгутэоэ и его родным не повезло, а поступок соседа неделю обсуждали, затем вызвали его на суд на Внешнюю площадь, оправдали, поскольку он не заставлял вора красть отравленную медовуху, и отправили к Советнику на другой конец деревни получить совет, как снять с себя невольный грех. По дороге сосед сразу понял, в чем дело, увидев на всех боковых тропках демонстративно вытащенные наружу и взведенные общедеревенские смертельные ловушки, активировавшиеся лишь в крайних случаях. Он обошел несколько ловушек, увернулся от нескольких других, но наконец ему не повезло. А из обсуждений Аориэу понял, что многие взвели свои ловушки не из-за того, что сосед подложил отравленную медовуху, а из-за того, что он подложил ее рано: если бы не повезло хоть всем обучающимся вместе с наставником, ущерба деревне почти не было бы, а так была опасность появления дикого участка.

На выходе из деревни юноше дали новое имя, содержащее одну букву из имени Князя, чтобы он не раздражал властителя внешнего мира: Хотиэу. Юноша отправился в столичный город вместе с караваном товаров из деревни, поскольку его лингвистические способности могли оказаться полезнее всего именно там, где собирается множество людей разных национальностей. В кошельке у него был один золотой и несколько медяков. Такова стандартная помощь деревни отправляемым во внешний мир.

В столице Аориэу быстро понял, что переводчиком ему не заработать, хотя он оказался одним из сильнейших лингвистов. Все выгодные места были уже расхватаны. Но он не зря проходил подготовку по косвенным путям. Зарывшись в библиотеку, он нашел там описание древней игры с мячом и вдруг понял, что это может быть использовано для гармонизации дисгармоничной экосистемы столичного общества. Наемники из многочисленных мелких народностей степняков и горцев все время заводили ссоры и драки между собой, часто переходившие в маленькие побоища и в лучшем случае в поединки. Почему им не предложить выяснять, кто круче, на пустыре с мячом? Аориэу (тогда еще Хотиэу) немного видоизменил правила, поскольку у этих народностей была очень популярна борьба, и уговорил две команды горцев, у которых были свои грубейшие и примитивные игры с мячом, но различные, попробовать счастья.

Суть игры состояла в том, что надо было приземлить овальный мяч за чертой города соперников либо забить его в ворота, имеющие вид буквы "Н", так, чтобы он пролетел над перекладиной. Забивать разрешалось всем, кроме ступней ног и кистей рук. Точно таким же таким способом разрешалось отправлять мяч вперед. А руками либо ступнями можно было лишь назад. Игрока с мячом нельзя было бить, но можно было таранить. Впрочем, таранить можно было и других игроков, но так, чтобы это казалось случайным (ну попался он на моем пути!) А после тарана допустимо было бороться.

Горцы страшно увлеклись игрой. Те, кто не бегали на поле, активно поддерживали своих. Вскоре каждая национальная община наемников, слуг и купцов имела свою команду, и на некоторое время стычки и поединки резко упали. А затем они приняли более организованный характер, вылившись в форму межнациональных счетов. Тем более что Аориэу держал контору по заключению пари на результаты игр, и, чтобы его не обвинили в жульничестве (чего, казалось, невозможно избежать, особенно если бы он на самом деле был честным), успешно создавал впечатление, что договариваются заранее о результатах игр сами команды. Да порою так и было на самом деле. Нажившись на этом, он, сохранив среди всех Насильников прекрасную репутацию компанейского и честнейшего Древнего, был отправлен Советом в деревню передавать свой опыт (прежде всего потому, что Совет почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля). Продемонстрировав умение управлять биоценозами Насильников и везучесть, он получил новое имя: Хориэу.

Возвращаться в свою деревню было нельзя. Аориэу провел полтора года как наставник в другой деревне, и опять, теперь уже с некоторым азартом и с большой охотой, вернулся во внешний мир. На сей раз он использовал свою репутацию исключительно честного Гадкого (как называли Древних Южные Насильники из числа грубых степняков и горцев) для того, чтобы завести торговлю. Он не обманывал людей примитивно, он создал систему перепродажи низкосортных товаров Древних, рассказывая всем на их собственных языках чистую правду, но с добавлением скрытых элементов модерации подсознания. Эти продукты действительно были абсолютно безвредны и благоприятно влияли на людей, но рассказ создавал у наивных Насильников впечатление исключительно сильных снадобий, повышающих иммунитет и половую функцию, защищающих от болезней и неудач.

Когда наш герой почувствовал, что репутация его среди Насильников стала чуть ли не самой высокой, он сам пришел в Совет и предложил направить его в качестве теперь уже Наставника с большой буквы в деревню, избегая тем самым возможных последствий зависти остальных Древних. А после того, как среди Гадких исчез единственный честный и благородный экземпляр, горцы и степняки образовали союз, пригласили агашского царя и восточные княжества: первого возглавить войско, а этих в качестве членов союза — и смели все три города Древних и три деревни: две приморские и одна в полустепной зоне. Эти поселения лежали на слишком открытых местах и Насильники, в жажде пограбить и понасиловать, их уничтожили, не считаясь с потерями. Остались целыми лишь шесть лесных деревень. В леса даже самые отморозки не осмелились сунуться.

То, что Аориэу ушел из города перед его разрушением, было воспринято в деревнях как еще один признак его исключительной везучести. Разрушение городов в деревнях восприняли как закономерное невезение из-за того, что зазнавшиеся и зажравшиеся горожане стали пренебрегать обычаем наставничества и оторвались от корней. А когда ученик Наставника отправился к возвращавшимся с добычей остаткам горцев, перессорил их между собой, но сам оказался невезучим и был убит, Наставника поблагодарили за прекрасную работу (отлично обучил и одновременно избавил от невезучего), дали ему имя Аориэу и после того, как он прошел по остальным уцелевшим деревням, передавая опыт, опять отправили во внешний мир, где как раз появилось новое племя: старки.

И закончим главу мы неприличной частушкой, сочиненной Древними, чтобы спровоцировать обычных людей на тщетные попытки их обмануть:

Нынче в городе своем все нас поздравляли:

Я с дружком моим вдвоем Гадких об. бали.