Полгода спустя, в один из декабрьских дней накануне Рождества, к дому № 221б по Бейкер-стрит подкатила карета, запряжённая парой лошадей.

В этот день, впервые за год, приударил лёгкий морозец, и окно, в которое глянула, услышав стук копыт, миссис Хадсон, оказалось не прозрачным, а полупрозрачным, подернутым хрустальной сеткой дивного тонкого рисунка. Зима сделала на стекле свой первый набросок.

Карета, которую квартирная хозяйка всё-таки разглядела сквозь ледяную вязь, оказалась простым, но изящным экипажем, и опытный взор миссис Хадсон заметил даже небольшой, неброско нарисованный герб на её дверце.

Карета с гербом! Что же, хозяйку это не удивило. За долгие годы к этому скромному подъезду подкатывали бог знает, какие экипажи, побывала здесь и тиснёная золотом английская королевская корона, и короны других королевств, а уж кто выходил из карет, украшенных этими коронами, гербами, вензелями... О! Если бы только верная миссис Хадсон имела право посплетничать с дальними родственницами или знакомыми о посетителях своей квартиры, она легко доказала бы всему Лондону, что августейшие и царственные особы так же часто попадают в неприятные и безвыходные положения, так же часто теряют голову от страха и тоски, как любой торговец, клерк или башмачник. Но эта милая женщина была не болтлива и не глупа, и свой негласный долг, долг молчания выполняла свято.

Не удивившись появлению кареты, она сочла, тем не менее, необходимым, встретить высокого гостя и, накинув большую шерстяную шаль, пошла отпирать двери.

Между тем дверца с гербом распахнулась, и из кареты выскочил на тонкий ковёр свежевыпавшего и свежеутоптанного снега молодой человек в изящном светлом пальто с меховым воротником и в сверкающем цилиндре. Он распахнул дверцу ещё шире и подал руку даме, одетой в шиншилловое длинное манто с капюшоном. Дама высунула из-под серебристого меха ручку в лайковой перчатке, ступила на снег и, обернувшись, сказала кучеру:

— Питер, если мы не выйдем минут через десять, то не войдём очень долго. Тогда вы прогуляйтесь, а то сидеть и ждать холодно. Часа три можете гулять. Отсюда карету не украдёт никто.

Кучер кивнул головой, из-за толстого шарфа поглядывая на табличку с названием улицы и усмехаясь.

Джентльмен в цилиндре между тем протянул руку к звонку, но дверь сама отворилась ему навстречу.

— Добрый вечер, миссис Хадсон, — сказал он и снял цилиндр.

— Боже мой! — вскричала хозяйка. — Как неожиданно! Милорд герцог! Леди Лора!

— Простите за внезапный визит, — улыбнулся герцог Уордингтонский, пропуская вперёд себя жену и заходя следом. — Но мы знаем, что сюда можно явиться и без предупреждения. А они?..

— Дома, дома!

Миссис Хадсон повернулась к лестнице и крикнула, задрав голову:

— Мистер Холмс! Миссис Ирен! К вам гости.

— Гости или клиенты? — донёсся сверху женский голос, и через несколько мгновений грациозная фигура в тёмно-сером шёлковом платье появилась на верхней площадке прихожей.

— Гости! Я так и знала! Здравствуйте.

К простому, но изящному наряду миссис Холмс как-то не очень подходил плотный холщовый передник и пробирка из толстою стекла, в которой бурлило и переливалось что-то оранжевое.

— Здравствуйте, Ирен! — запросто, по-дружески лорд Джон взял её левую руку (в правой была пробирка) и пожал почти по-мужски. — Как вы хороши, ей-богу! Я сказал бы больше, но рядом моя жена.

— Говори, я не слушаю! — рассмеялась леди Лора. — Нет, миссис Холмс, вы действительно... Вы стали ещё красивее. Но что такое у вас в руках?

Ирен вздохнула:

— Неудавшийся опыт... Я знаю, что женщины — плохие химики, но сама вот увлеклась. Миссис Хадсон терпит, однако скоро, кажется, не выдержит!

— Да если бы хоть кто-то один занимался этим! — всплеснула руками хозяйка. — Вдвоём вы скоро весь дом взорвёте. Дайте мне эту пакость, миссис, я её вылью. Гости ведь у вас.

— Да-да, пожалуйста. — Ирен улыбнулась, снимая фартук и представая наконец во всём блеске своего тонкого, почти девического изящества. — Идёмте же наверх. Раздевайтесь и проходите.

— Если мы не вовремя, — нерешительно начал Джон, — то...

— Друзья не бывают не вовремя. — Ирен решительно потащила герцога наверх и остановилась только перед вешалкой. — И как раз сейчас нам ничто не помешает наконец поговорить. Стыдно сказать, мы не видели вас, Джон, со дня вашей свадьбы, а прошло ведь уже почти три месяца. Шерлок! — возвысила она голос.

— Кто там? — донёсся из гостиной голос, так хорошо знакомый лорду Уордингтону.

— Его светлость, с супругой! Так что придётся тебе переодеваться.

— Сию минуту! — ответил голос, в котором прозвучала радость. — Проходите в гостиную, я к себе.

Миссис Холмс толкнула дверь, и гости вошли в комнату, которую Джон видел до того один раз, вскоре после драматических событий, произошедших в июне, а леди Лора вообще никогда не видела. Однако это была комната, прекрасно знакомая им обоим по облетевшим всю Европу рассказам доктора Уотсона.

Герцог окинул её пристальным взором, ища заметных перемен, тех неизбежных изменений, которые вкрадываются в жильё холостяка, когда он перестаёт быть холостяком. Но, к удивлению Джона, гостиная совсем не изменилась за прошедшие шесть месяцев и ничем не отличалась от запомнившегося с детства описания, не раз приведённого Уотсоном. Всё было, как раньше: химический стол, обожжённый кислотами, да ещё и с двумя дымящимися колбами на штативе, следами неудачного опыта Ирен, коллекция трубок возле камина, на стене — персидская туфля с носком, полным крепкого табака, ведёрко для угля с сигарами, шкафы с картотекой и различными справочниками, всевозможные реликвии, раскиданные по всей комнате. Быть может, лишь некоторый, едва заметный порядок появился в расстановке мелких предметов на каминной доске, да ковёр перед камином не был больше засыпан пеплом. Но в остальном вид комнаты не изменился.

— Миссис Ирен, я вижу, вы терпите всё это! — расхохотался герцог, — указывая глазами на ведёрко с сигарами и знаменитую персидскую туфлю. — Вы ангел.

— Вовсе нет, — Ирен пожала плечами. — Но меня это не раздражает. Это ведь его комната. Он здесь работает. Не могу же я мешать ему работать? А без этого сумбура у него будет не то настроение. Он так привык. Порядок я навела в других комнатах, и уж там...

— И там мне самому больше нравится теперь, чем прежде, — сказал Шерлок, появляясь в дверях спальни в безукоризненном смокинге, изящный и элегантный, точно прирождённый аристократ. — Джони, я думал, ты забыл, где я живу.

— Я не хотел мешать тебе — слышал, что ты был очень занят, — оправдываясь, воскликнул Джон. — Газеты писали...

— Оставь свои газеты! Если бы здесь не было леди Лоры, я сказал бы «ко всем чертям»! Миледи, моё вам почтение.

Шерлок поцеловал руку герцогини и затем безо всяких церемоний заключил в объятия его светлость.

Полчаса спустя вся компания уселась за стол, накрытый миссис Хадсон по-праздничному. Она подала вина двух сортов, припасённые к Рождеству, жареных цыплят, рыбу под белым соусом, ветчину и устриц.

Самым неожиданным образом к сборищу присоединился ещё один гость, которого, впрочем, в этом доме никогда не считали гостем. Это был, кончено же, Уотсон, старый друг и помощник не только мистера Шерлока Холмса, но и мистера Герберта Лайла, в память о котором Шерлок водрузил на каминную доску среди прочих реликвий тонкую золотую оправу очков с разбитыми стёклами и никому не позволял убирать её оттуда.

Доктор вместе с искорками снега на цилиндре и на своих белокурых волосах принёс разные новости, касающиеся его многочисленных пациентов или же ими рассказанные. Рассказал он и о препирательствах с издателем, у которого в последнее время печатал свои мемуары. Он по-прежнему скромно именовал их «отчётами».

— Этот любитель дешёвых эффектов тянет из меня какую-нибудь кровавую драму, в пошлом бульварном стиле, — негодовал доктор. — Он говорит, что в газетах когда-то-де читал, что мистер Шерлок Холмс расследовал и весьма жуткие преступления. А я ему объясняю, что такие вещи печатать не следует: это развращает вкусы читателей и вместо проповеди борьбы со злом сует им проповедь насилия, пускай даже преступник и бывает наказан.

Ну а этот слон только помигивает глазками и гнусит: «Да, да, вы, безусловно, правы, но для разнообразия один-то рассказик!» Ни одного такого не получит!

— Тем более, что страх у читателя вызывает далеко не обилие крови, — заметил лорд Джон. — Я с детства полюбил рассказы доктора именно за их интеллигентность. Жуткие и мерзкие подробности он опускает. Правда, Лора?

— Да, — согласилась герцогиня. — Есть рассказы просто изящные. Скажем, «Союз рыжих».

И она очаровательно опустила вниз свой вздёрнутый носик. Джон рассмеялся:

— О, здесь изящество достигается за счёт интеллигентности преступника, моя дорогая.

— И за счёт блистательного замысла преступления, — добавил Шерлок, чокаясь с лордом герцогом. — Однако, Джони, гораздо блистательнее мне представляется твой замысел с интернатом. Я читал в «Таймсе». Ты уже начал строить эту школу?

— Да, с ноября она строится, — ответил Джон, польщённый похвалой друга. — Я думаю, в наших местах это будет не лишнее. Кроме того, дело-то полезное. Там смогут учиться мальчики из очень небогатых семей, за сравнительно невысокую плату. Вместе с тем плату учителям я назначаю солидную, и таким образом, в школе будут работать хорошие преподаватели, и дети получат настоящее образование. На будущий год начну строить такой же интернат для девочек. Не то жена меня разлюбит.

— Хорошее применение вашим капиталам, — заметила Ирен. — Ну а то, что вы, милорд, сами собираетесь преподавать в вашем интернате — сплетня?

— Нет, — краснея, возразил Джон, — хочу попробовать. Я ведь юрист как-никак. Если смогу, то попытаюсь читать право в Оксфорде. Без дела не могу, вот Шерлок меня знает.

— О да! — кивнул головой Холмс. — Только мой тебе совет — преподавать не право, а криминалистику.

— Так меня же соберутся слушать все английские мошенники, дабы достичь совершенства! — печально воскликнул лорд Джон.

И все сидящие за столом расхохотались.

— Доктор, — спросила леди Лора Уотсона, когда смех затих. — Я хотела вас спросить... За последние месяцы вышли четыре ваших рассказа, отчёты о самых последних делах мистера Холмса. А почему вы нигде не упомянули миссис Ирен?

Шерлок и Ирен переглянулись, а Уотсон пожал плечами:

— Я бы не стал скрывать от читателя её существования, но только всё дело в том, что она сама попросила меня ни в коем случае и ни в одном рассказе не упоминать о ней.

— Но почему? Ирен, почему? — удивлённо спросил Джон.

Миссис Шерлок Холмс улыбнулась, и в тёмных глубоких её глазах появилось какое-то странное выражение, похожее сразу на лукавство и на нежность.

— Видите ли, Джон, — она запнулась, но продолжала: — Дело в том, что Шерлок... он уже не просто человек. Для лондонцев, для всех англичан, он теперь герой, наполовину литературный, наполовину легендарный, ну как Робин Гуд, что ли... И поэтому я берегу отношение к нему читателей, непосредственность этого отношения.

Согласитесь, что неженатый герой всегда популярнее женатого. Да и к тому же у читателя меньше возможностей о нём сплетничать, если он холост. Ведь герой, хотя и легендарный, но живой. Для чего сообщать читателю подробности его частной жизни? Это одна причина, по которой я не хочу фигурировать на страницах мемуаров доктора.

— Ну а вторая? — спросил лорд Джон.

— Вторая... Видите ли, если в рассказе присутствует герой, он так или иначе должен иметь отношение к действию. Я же очень редко принимаю какое-то участие в делах Шерлока, а если и пытаюсь помогать ему, то в самых банальных вещах, как вот эти, скажем, химические опыты. Моё присутствие не внесёт ничего в рассказ, совершенно ничего.

— Неправда! — возмутился Шерлок. — Ты часто помогаешь мне и советом, выслушиваешь меня. Это очень много.

— Да, много для тебя, Шерлок, но не для внешнего хода расследования, а именно этот внешний ход и преподносится читателю, — проговорила Ирен. — Не может же доктор заставить твоих горячих поклонников проникнуть в тайное тайных твоей мысли.

— Я сам никогда гуда не проникну! — рассмеялся Уотсон.

— Так что мне незачем вторгаться в увлекательные приключения, которые читает весь Лондон, вся Англия и ныне, наверное, весь мир, — заключила Ирен. — Я буду в них лишней. Даже в этой квартире я занимаю меньше практически места, чем сия знаменитая картотека.

— Но миссис Холмс! — вырвалось у Джона.

— Что же касается того места, которое я занимаю в сердце Шерлока, — продолжала Ирен, заглядывая в помрачневшее от обиды лицо мужа и нежно улыбаясь ему, — то здесь я не желаю ни с кем делиться, никому открывать истины. Сердце моего Шерлока пусть останется открытым только для меня и для самых близких друзей, и в отведённое мне царство я никогда никого не пущу!

Шерлок улыбнулся в ответ на улыбку жены, и щёки его чуть заметно порозовели.

— Ты упрекаешь меня, Ирен, хотя и притворяешься, что это не упрёк. Начинай поскорее снова выступать в концертах, я не буду чувствовать себя виноватым. А царство твоё неприступно, и я даже тебе самой не в силах сказать, как оно громадно.

Лорд Джон налил до краёв свой бокал, поднял его, сверкающий, как громадный рубин, и воскликнул с непосредственностью, которая в любом другом человеке показалась бы театральной, а в нём была естественна:

— За вашу любовь!

— За вашу любовь! — подхватила леди Лора.

А доктор, тоже долив себе вина до краёв и, в свою очередь, высоко вскинув руку с бокалом, произнёс тихо и почти грустно:

— За вечную вашу молодость! Не смотрите на меня так, Шерлок, кажется, я впервые вас называю просто по имени, но мне так хочется... Да, вы вечно молоды и даже не потому, что влюблены. Мы вот говорили о читателях. Они вас знают с моей скромной помощью больше двадцати лет, а спроси любого из них: сколько лет вам? Ведь никто не скажет! Вы для них уже лишились возраста, уже никогда не состаритесь. Пройдёт целый век, вас не будет на свете, а для многих и многих вы будете оставаться вечно молодым Шерлоком Холмсом, одиноким рыцарем добра. А миссис Ирен, даже если я не напишу о ней больше ни строчки, вечно будет вашей единственной леди, ибо только её вы назвали «этой женщиной», и об этом я, к счастью, уже написал.

— Перестаньте, Уотсон! — крикнул Холмс, вскакивая из-за стола и широким шагом отходя к окну. — И ты, Джон. Хватит вам! Вы что, сговорились вывести меня из нормального состояния? Будет. На лесть я падок, а если это не лесть, то это чересчур для меня хорошо. Ирен, скажи им, в самом деле, что не надо...

Никто не успел ответить Шерлоку.

Снизу донёсся резкий, дико дребезжащий звонок.

— Кто это может быть? — удивился доктор.

— Майкрофт, может быть? — высказала предположение Ирен.

— Невозможно, — возразил, оборачиваясь от окна, Шерлок. — Он был у нас в начале той недели. Такие частые визиты для него — это уж слишком. И так мы теперь каждый месяц видим его, а за всю прошлую мою жизнь в этой квартире я в ней только дважды видел Майкрофта, и то один раз он явился по важному делу. Да и не станет он звонок отрывать.

Внизу в это время послышалось испуганное восклицание миссис Хадсон, в затем по лестнице затарахтели чьи-то стремительные шаги, и в комнату влетел человек в распахнутом обтрёпанном пальто, покрытом снегом, в грязных разбитых ботинках и некоем подобие шляпы, надвинутой на самые глаза.

Чего ни повидала гостиная на Бейкер-стрит, но такой визит даже для неё был довольно оригинален.

Нежданный гость не задержался на пороге. Едва узрев Холмса, он ринулся к нему и выпачканными в грязи и в какой-то трухе руками отчаянно вцепился в отвороты его аристократического сюртука.

— Шерлок! — завопил он. — Слава богу, что я тебя застал! Кроме тебя, надеяться не на кого! Выручай, ради бога, не то я снова загремлю в каталажку, и на сей раз — ни за что!

— Это ещё что за явление? — ахнул Холмс, всмотревшись в красное, помятое лицо гостя. — Ринк! Откуда вы взялись? Здравствуйте.

— Здравствуй! То есть я хочу сказать, добрый вечер, сэр! Не думай, я не сбежал из Перта, будь он проклят... я просто вышел до срока. Гилмор добился сокращения срока на год для всех, кто помог ему выпутаться из той истории с золотишком. А что? Год свободы мне нелишний, а сдать Лойда — не грех. Сволочь он и дрянь!

— Тихо ты! — подал голос, подходя сзади к маленькому Ринку, лорд Уордингтон. — Здесь дамы — выбирай выражения, приятель.

— Простите, сэр! — Ринк обернулся, и его взгляд упёрся в сияющую фрачную машинку. — У вас тут ужин, а я и не заметил. Простите, СЭР!

— Я не сэр, я — милорд, — возразил герцог. — Но ты, свинья этакая, мог бы называть меня по старой памяти и просто «Джони».

— Ринк вскинул глаза и застыл на месте.

— Что же я, одурел, что ли? Джон Клей?

— А ты думал, кто? — лорд Джон засмеялся. — Я-то тебя сразу узнал, хотя ты и не в самом лучшем виде. Леди Лора, это мой бывший товарищ по заключению Эдвард Ринк. Ринк, это моя жена.

— К чести леди Лоры, она не показала своего потрясения. Молодая женщина спокойно вышла из-за стола и протянула руку бывшему каторжнику, однако тот испуганно попятился:

— Что вы, миледи, что вы, у меня руки чёрт-те в чём... Я сперва в телеге какой-то ехал, потом по городу переулками пробирался, через крыши лез. У меня фараоны на хвосте!

— Значит, едва вышел на волю, как сразу за старое? — со вздохом спросил герцог. — А бросить не хочешь ли? И если уж не бросаешь, так зачем же сразу и попадаться?

— Клянусь, я как раз решил бросить! Я бросил! — чуть ли не со слезами воскликнул Ринк. — Ведь только вернулся в родные места. Тётку свою разыскал. Она меня приняла, слова худого не сказала. Думал, поживу у неё, работу себе найду. Я же ведь прежде много чему обучался — столярничать умею, в кузнице работать. Размечтался!

А тут подонок какой-то у вдовы Ломборн обчистил родовой особняк. Гобелены какие-то стянул и столового серебра тысячи на четыре. Я ж раньше тоже по особнякам... Ну, инспектор Брэдли из Суссекса сразу и решил, что раз я объявился, то и работа, стало быть, моя. А я ведь уж было устроился в столярную мастерскую, я ведь уже и забыть хотел про свою собачью жизнь. Не веришь, Джони? Да вот тебе крест! Шерлок! То есть мистер Холмс! Ну, что ж это такое?! Спасибо, предупредили меня. Я и помчался. Подумал, что, кроме тебя... вас... А не то меня опять на каторгу и уж не на шесть лет!

— Тихо, тихо, не тараторьте! — прервал Шерлок Холмс и решительно схватил Ринка за руку, чтобы прервать поток его красноречия. — Я должен знать все подробности, выслушать всё по порядку. Садитесь. Выпейте глоток вина, не то вы так и трясётесь, съешьте что-нибудь и рассказывайте. Миссис Хадсон! Пожалуйста, ещё один прибор! А гости меня извинят.

— Извиним! — вскричал лорд Джон. — И даже сами охотно послушаем.

— Шерлок... Я тебе испортил рождественский ужин! — подавленно произнёс бывший каторжник, только теперь заметив богатое убранство стола.

— Не вы первый, не вы последний! — Шерлок улыбнулся и знакомым всем присутствующим довольным жестом потёр руки. — В конце концов, я начинал уже скучать: неделю ничего интересного. Уотсон будет рад, Ирен тоже. А что касается Джона, то ему как будущему профессору юриспруденции это будет только на руку. Остаётся леди Лора. Вам, миледи, не будет скучно?

— Что вы! — герцогиня даже покраснела. — Я всем смогу рассказывать, что своими глазами видела Шерлока Холмса за работой.

— Тогда начнём! — и Холмс решительно придвинул к столу своё любимое глубокое кресло, покрытое полосатым пледом.

И гостиная на Бейкер-стрит, против обыкновения, ярко освещённая и полная гостей, выслушала ещё одну невероятную и трагическую историю о совершённой несправедливости. Выслушала невозмутимо, ибо стены её привыкли ко всему.