ГЛАВА 1

Пожилой служащий, к которому мистера Лайла направили наконец после его более чем четырёхчасовой беготни по департаментам, внимательно выслушал суть дела и сокрушённо покачал головой:

— Боюсь, сэр, что ничем не смогу быть вам полезен. Ведь речь, как я понимаю, идёт о человеке, служившем у нас примерно лет тридцать назад, притом это, как вы сказали, адвокат, а адвокаты в нашем офисе служат по договору, так сказать как консультанты, и их имена не входят в обычные списки служащих. Списки же консультантов и договорников мы не храним более положенного срока. Срок хранения этих дел давно вышел. Как вы говорите, имя вашего знакомого?

— Брейс Гендон. Это был перспективный молодой человек. — Герберт Лайл улыбнулся сдержанной улыбкой. — После службы у вас он служил частным адвокатом одной титулованной особы. Может быть, у вас ему давали характеристику?

— Ну... Наверное. Но кто её давал? Как теперь найти его! — воскликнул старый служащий. — Я-то в этом заведении уже тридцать четыре года, знаю всех и вся, но адвокатов, что нанимались к нам так давно, убейте меня, не помню... А впрочем, стойте-ка!

Старичок нахмурил лоб, и без того собранный в складку, походил по кабинету и воскликнул, хлопнув рукой по столу, от которого тут же поднялся прозрачный столбик пыли:

— Я знаю, сэр, кто может помочь вам! И как только я о нём сразу не вспомнил? Как раз в то время, двадцать восемь лет тому назад, к нам поступил на службу один молодой чиновник. Он заведовал именно наймом юристов-консультантов. Этот чиновник быстро продвинулся по службе, сейчас занимает какой-то высокий пост, уже не в нашем департаменте. Кажется, между нами, сэр, даже секретный пост. Блестящая личность, смею вас уверить. Ну, так вот, он у нас прославился тем, что сразу составил очень подробные списки всех консультантов, служивших за последние лет пять, то есть ещё и до его поступления к нам. Он вписывал туда тех, кого, по его мнению, следовало снова пригласить, вёл очень подробный учёт длительности службы. Сначала его упрекали в том, что, что он занимается лишней работой, потом поняли, что списки очень даже полезны. Но самое замечательное заключалось в том, что этот чиновник их не уничтожил, а оставил у себя на хранение. Этот удивительный человек хранит всё, что относится к его работе за все годы — он начал служить около тридцати лет назад в Южной Америке, в каком-то ведомстве, после этого приехал и поступил к нам с блестящими рекомендациями... Но это к делу уже не относится. Главное вот что: я убеждён, что в домашних архивах этого джентльмена хранятся и те, первые списки, которые он у нас делал, то есть там можно найти фамилии и характеристики тех адвокатов, которые у нас служили более тридцати лет назад, примерно с восемьсот шестьдесят четвёртого года, а то и раньше.

— Вы уверены? — решился прервать болтливого чиновника Герберт Лайл.

— Да, почти наверняка... Понимаете, около двух лет назад моему начальнику понадобилось уточнить что-то, касающееся договоров двадцатипятилетней давности. Он ломал-ломал себе голову, где взять их тексты, в ведомстве их давно нет. Ну и обратился к мистеру Холмсу, и у того...

— Как его зовут, вы сказали? — подскочил на стуле Лайл.

Чиновник поднял брови:

— Я вам его не назвал? Ну, и память у меня стала! Мистер Майкрофт Холмс, замечательная особа, уверяю вас. Почти уверен, что он вам поможет выловить вашего адвоката.

— У вас есть его адрес?

— О да! Вот что-что, а адрес мистера Майкрофта Холмса есть почти во всех департаментах, и почти все служащие помнят его наизусть. Пэл-Мэл, дом номер сорок восемь.

— Очень вам благодарен, сэр.

Герберт Лайл встал.

— Погодите! — остановил его старичок. — Только должен вас предупредить: нарушить распорядок дня этого господина, значит, сразу же вызвать его неприязнь. Он живёт, как часы на башне Большого Бена.

— И когда же можно взобраться на эту башню? — почти сердито спросил молодой человек.

— Со службы он приезжает в пять часов вечера, насколько я слышал. После файв-о-клока полчаса отдыхает, в семь часов или отправляется в какой-то закрытый клуб, или совершает небольшую прогулку. Вот, с шести до семи наши обычно к нему и ходят, поскольку в воскресенье он вообще никого не желает принимать. Он очень замкнутый.

Герберт вытащил из кармана часы:

— Хм! Сейчас без четверти три. Значит, сегодня я смогу к нему наведаться. Сердечно вам благодарен.

— И ещё одно, сэр! — старичок догнал гостя уже возле самого порога. — Вы ведь, насколько я понимаю, сыщик?

— Частный сыщик, — подтвердил Лайл.

— Вот-вот, частный, я так и подумал! Примите мой совет: не говорите мистеру Холмсу, кто вы.

— Почему?

Чиновник замялся.

— Ну... Это моё собственное соображение. Вы знаете, кто его брат?

Герберт поднял брови:

— Ещё бы! Фамилия говорит сама за себя. Если это не совпадение.

— Это не совпадение, сэр. А вы знаете, что случилось с его братом?

— Да, знаю.

— Ну вот. И мне кажется... кажется... Словом, я думаю, мистеру Холмсу не слишком приятно будет говорить с человеком такой профессии, как ваша, сэр!

— Что же мне отрекомендоваться душеприказчиком мистера Гендона или его внебрачным сыном назваться и сказать, что я желаю вырвать у отца часть наследства? — усмехнулся Герберт Лайл.

— Ну... Придумайте что-нибудь.

Молодой человек покачал головой.

— Боюсь, сэр, что этот джентльмен достаточно проницателен, и его не проведёшь такими глупостями. Но ничего, постараюсь поладить с ним, тем более что и просьба моя пустяшная. Ещё раз очень вам признателен.

До шести часов вечера у мистера Лайла было ещё достаточно времени, и он не преминул заехать к себе на Гудж-стрит. Ему хотелось немного изменить свой костюм и подготовиться ко встрече с важным чиновником.

Не то чтобы мистеру Лайлу изменила его обычная уверенность, но некоторые опасения у него имелись, ибо у него были весьма основательные причины не желать встречи с мистером Майкрофтом Холмсом.

Но выбора не оставалось.

Без четверти пять молодой человек вышел из своей спальни и подошёл к Генри, который старательно делал для него какие-то выписки из газет.

— Генри, ну как я? — спросил он.

Юноша поднял голову и критическим взором оглядел своего патрона:

— Великолепно! Всё в порядке, сэр.

— Ну, смотри же, Генри, на тебя я полагаюсь. Мне очень важно, чтобы он говорил со мной серьёзно, чтобы ответил на мой вопрос. Я пойду. Пожелай мне удачи.

В шесть часов ровно мистер Лайл позвонил у входной двери внушительного дома на Пэл-Мэл.

Ему открыл солидный пожилой слуга и, глянув на его визитную карточку, осведомился:

— Вы по делу к хозяину?

— Да, и по очень важному.

Слуга исчез, но затем вновь появился в громадной прихожей и провозгласил, точно церемонимейстер на королевском приёме:

— Прошу вас, сэр!

Герберт вдруг испытал желание перекреститься. Размеренным шагом он вошёл в гостиную, а из неё — в кабинет, отделанный тёмным дубом, заставленный резными дубовыми шкафами, украшенный громадным малиново-чёрным ковром, на котором, в довершение всего, ещё и лежала шкура леопарда, оскалив плоскую морду на высокий камин. В камине, несмотря на тёплую погоду, слегка тлели кровавые угли.

В кресле с высокой спинкой, боком к окну, сидел мужчина лет пятидесяти, большой и грузный, под стать своему кабинету и всей обстановке квартиры. Его мощное тело целиком заполняло кресло, и казалось, ему даже тесно в нём, а его холёные белые руки, лежавшие на резных ручках, будто вдавливали тяжёлое кресло в пол. Лицо, одновременно удлинённое и округлое, с очень развитым лбом, с мощным подбородком, выдавало волю и ум, тёмно-серые глаза смотрели пронзительно и властно, но некая еле уловимая слабость угадывалась в капризном изломе тонкого рта, в лёгком дрожании ноздрей, когда он вздыхал.

Герберт Лайл не стал особенно разглядывать мистера Майкрофта — ему уже доводилось видеть этого человека. Он поклонился и встал у порога, ожидая, пока хозяин заговорит с ним.

Мистер Холмс-старший несколько мгновений разглядывал гостя, затем произнёс неожиданно-мягким, приятным голосом:

— Добрый день. Чему обязан?

— Меня к вам направили ваши бывшие коллеги, сэр, — сказал Герберт. — Я хотел бы получить одну небольшую консультацию.

— Какого рода?

— Относительно одного... вернее, двух адвокатов, служивших в одном из наших департаментов. В том, где служили некогда и вы. Мне сказали, что вы храните у себя списки тридцатилетней давности.

Лицо мистера Майкрофта выразило некоторый интерес.

— Проходите и садитесь, — проговорил он, указывая гостю на второе кресло, но тут же спохватился: — А впрочем, я сюда сяду, а вы напротив — так вас лучше будет освещать свет из окна.

Герберта это совершенно не устраивало, но не подчиниться он не мог. Ему показалось, что хозяин поднялся со своего кресла с какой-то неестественной поспешностью, что при его грузности было довольно забавно, и очень быстро опустился, почти упал в кресло, стоявшее возле одного из шкафов.

— Ваше лицо кажется мне знакомым, — сказал мистер Холмс, буквально вонзив в Герберта свои пронзительные глаза. — Где же я мог вас видеть и когда?

— В ноябре месяце, сэр, в суде, — лаконично ответил молодой человек.

Губы мистера Майкрофта чуть дёрнулись.

— Понимаю. Профессиональное, так сказать, любопытство. Вы давно занимаетесь этим?

— Чем? — уточнил Лайл.

— Да вот этим.

И мистер Холмс-старший ткнул пальцем в лежавшую на столе визитную карточку, где было написано: «Мистер Герберт Лайл, частный сыщик».

— Недавно, — спокойно ответил Герберт. — И ваша помощь нужна мне именно ради одного очень сложного дела, которое я сейчас расследую.

— Дело тридцатилетней давности?

— Нет, девятилетней, но здесь замешан человек, который начал свою карьеру тридцать лет назад именно в этом департаменте. Мне важно установить, с кем вместе он служил.

Майкрофт чуть приметно усмехнулся:

— Ну-ну... Вон в том шкафу, будьте любезны, вторая полка. Жёлтая папка с надписью: «Резерв». Указано название департамента и годы: «1862—1868». Этот период вас интересует?

— Да. Спасибо. Вы позволите посмотреть? Прямо сейчас.

— Разумеется, — голос мистера Холмса выдал раздражение. — Ну, а когда же?

Лайл уселся с папкой назад в кресло, развязал тесёмки, за долгие годы пропитавшиеся пылью, и принялся листать конторские тетради, исписанные твёрдым почерком мистера Майкрофта Холмса. Вдруг сосредоточенное лицо сыщика напряглось, на лбу выступили капли пота. Волею судьбы две фамилии, которые он искал, оказались написанными почти одна за другой...

— Нашли? — спросил сухо Майкрофт.

— Да, сэр! — во взгляде Герберта Лайла, обращённом на хозяина, было такое торжество, такое неимоверное облегчение, что мистер Холмс изумлённо приподнял брови.

— И, похоже, это оказалась удачная находка?

— Да, сэр! Моя догадка превратилась в уверенность! Теперь я во всеоружии!

— Могу ли я узнать, в чём же заключается ваше дело и против кого я сумел вооружить вас этими пыльными бумагами? — спросил мистер Майкрофт уже с большим интересом.

Вместо ответа Лайл достал из кармана пиджака письмо Шерлока Холмса и подал Майкрофту.

— Я не хотел вам его показывать, но теперь вижу, что надо. Прочтите.

Холмс-старший, внешне сохраняя невозмутимость, пробежал глазами письмо, и на его величавом лице словно возникла каменная маска.

— Мне известно об этой сумасшедшей фантазии брата. Значит, Уотсон обратился с этим письмом к вам?

— Ко мне, — подтвердил сыщик.

— И вы верите всерьёз, что можно распутать это дело?

— Я распутал его, — просто сказал молодой человек. — То есть распутал его мистер Холмс, ваш брат, а я, следуя его советам, довёл расследование до конца. У меня в руках теперь почти все нити, последнюю я надеюсь получить нынешней ночью.

— Вот как? — глаза Майкрофта Холмса блеснули. — И вы верите, что найдёте эти самые сапфиры?

— Я нашёл их, сэр. Вот они.

И Герберт положил на стол перед Майкрофтом коробочку с «глазами Венеры». Едва он открыл её, как синий блеск камней наполнил сиянием и оживил сумрак тёмного кабинета.

Холмс-старший вскочил со своего кресла. Его халат распахнулся, открывая кружева тонкой голландской рубашки, схваченные бриллиантовой булавкой, — старомодная и изысканная привычка «мещанина во дворянстве», как за глаза, но лишь при самых близких людях, называл Шерлок Холмс своего брата.

— Боже! Так Шерлок был прав! — воскликнул Майкрофт. — Они существуют!

— Да, и Джон Клей невиновен в убийстве, — заключил Лайл.

В нескольких словах, очень быстро и сжато он рассказал мистеру Майкрофту о своих поисках, о том, как ему удалось получить показания Антонии Мориарти, и найденной в пруду коробке.

Майкрофт Холмс слушал внимательно, иногда кивая головой. Потом сказал:

— Шерлок сделал бы это быстрее... Но в общем, сделано блестяще! И всё-таки для пересмотра дела улик недостаточно. Показания миссис Мориарти — важное свидетельство, но сама она в суд не явится, значит, их подлинность под вопросом. Сапфиры налицо, но можно ли наверняка доказать, что их украл не Клей, что поддельные сапфиры не были им сфабрикованы для обмана полиции! Вы доказали, что убийца спрятал тело Леера в сейфе, а потом положил на ковёр. Так. Но на основании чего доказали? Того, что тёмное пятно девятилетней давности — не кровь. Станет ли суд всерьёз рассматривать такую древнюю улику? И, наконец, вы схватите самого убийцу. Ну, а если он не признается? Существуют ли прямые доказательства его вины? Старые слуги, которые, может быть, признают в нём садовника эсквайра Леера? А может быть, и не признают... Улики очевидны, но слабы. Наша юстиция не станет возиться на основании этих улик с делом Клея.

— Юстиция — да, — голос Герберта стал очень твёрд. — Но не забывайте ещё одного, мистер Холмс: Джон Клей — сын герцога Уордингтона, и я убеждён — законный сын.

Майкрофт вздрогнул.

— Господи, как будто мысли читают! — прошептал он. — Один у другого... Почему вы уверены в этом, мистер Лайл?

— Да потому, что нашёл биографию герцога в справочнике у мистера Холмса. Потому что наводил о нём справки, опять-таки по совету вашего брата. И вот только сегодня до меня дошло... Я проверю свою мысль, и если удастся доказать законность рождения мистера Клея, то есть лорда Кромуэла, я обращусь с прошением об отмене его приговора к самой королеве.

Это было сказано таким тоном, что мистер Холмс-старший вновь поднялся из своего кресла и уставился на Герберта взглядом, в котором изумление мешалось с возмущением, а возмущение — с восторгом.

— Вы обратитесь к королеве? К королеве? Ради каторжника? Вора?!

Герберт Лайл взял со стола письмо Шерлока Холмса и, найдя нужную строку, прочитал: «Спасти его, вернуть ему свободу — теперь вопрос моей совести, моей чести».

— А значит, и моей! — сказал молодой человек, в упор глядя на Майкрофта.

Тот в ответ глубоко вздохнул:

— Я вижу, вы избрали Шерлока своим кумиром, сэр. Это напрасно. Я всю жизнь старался понять, что заставляет его так жить, как он живёт, но ответа найти не мог и делал вид, что вообще нет этой проблемы. Но последние события убедили меня в том, что... Впрочем, это к делу не относится. Я не то хотел вам сказать. Каким образом, позвольте вас спросить, попадёте вы к её величеству? Путь к ней открыт лишь немногим.

— Знаю, мистер Холмс, — чёрные глаза Лайла упрямо сверкнули за стёклами очков. — Но я знаю, что вы, хотя и занимаете внешне довольно скромный пост, имеете большое влияние на британское правительство. Во всяком случае, оно часто пользуется вашими услугами.

— Кто мог вам это сказать? — резко спросил Майкрофт Холмс, и его громадное тело упруго напряглось.

— Какая разница? — в раздражении Герберт уже не старался скрывать того, что действительно слишком осведомлён. — Я знаю, что вы знакомы и даже близко знакомы с самыми могущественными людьми Англии. И, если очень захотите, сумеете добиться аудиенции у королевы.

Майкрофт сухо рассмеялся:

— Допустим. И что же? Вы воображаете, что я стану добиваться этой аудиенции ради вора и бандита, будь он сто раз сыном герцога? Я? Нет, мистер Лайл, вы плохо меня знаете.

— Я хорошо вас знаю! — воскликнул Герберт. — Я знаю, что вы не станете этого делать ради Джона Клея. Но что, если вам придётся просить не за одного этого человека, а за двоих? Что, если ещё один несправедливый приговор английского суда нуждается в отмене? Что если я предложу вам спасти человека, судьба которого вам, быть может, всё же не безразлична?

— О ком вы говорите? — голос Майкрофта вдруг стал глухим.

— О вашем брате, сэр. Он не совершал убийства.

Герберт Лайл встал и широким шагом прошёлся по комнате. Его щёки горели румянцем. Он снял очки, повертел их в руках и тут же снова надел.

Майкрофт Холмс тяжело облокотился на стол.

— Я знаю, — тихо сказал он. — Я сам это предполагал всё время. Шерлок взял на себя вину этой женщины... Но это недоказуемо. И вы не докажете этого.

— Докажу! — крикнул Лайл.

— Чёрт побери, как?!

Сыщик упал в кресло и, закинув руки за голову, сцепив пальцы на затылке, начал говорить, быстро и уверенно:

— Ваш брат, сэр, в тот роковой день, шёл в Степни, чтобы убить Годфри Нортона. Вы это понимаете?

— Да, — кивнул, нахмурившись, Майкрофт. — Но неосуществлённое намерение...

— Да, знаю, погодите! Он шёл в Степни явно не с пустым карманом. Вы ведь не думаете, что он собирался задушить Нортона? Само собой, нет. Едва ли он намеревался его и зарезать. При нём, конечно, был револьвер. Но и у миссис Нортон, тоже пришедшей в Степни с ужасной целью, был револьвер. На месте убийства было найдено одно оружие.

— Оно было в руках у Шерлока, — уточнил Холмс-старший.

— Совершенно верно, он вырвал его у миссис Нортон, как она и говорила на суде. При обыске ни у него, ни у неё другого оружия не было обнаружено. Куда, по-вашему, мог деваться второй револьвер?

— Я об этом думал тогда, — пожал плечами мистер Майкрофт. — Это просто. Там под окнами пруд. Незаметно, в суматохе подойти к окну, приоткрыть раму и выбросить оружие в воду — дело одной секунды. Не сообразить этого Шерлок не мог.

— Я знал, что вы так и скажете, — в голосе молодого человека прозвучало удовлетворение. — Значит, если найти в пруду этот самый револьвер, это могло бы послужить косвенным доказательством невиновности мистера Холмса?

— Ни в коей мере! — сердито отрезал Майкрофт. — А он возьмёт и скажет, что это Ирен выбросила в окно свой револьвер, вот и всё. И это тоже будет для суда неоспоримо.

— Блестяще! Великолепно! — Герберт Лайл ликовал. — Ну а если там, в пруду, под окном комнаты, в которой убит Годфри Нортон, лежали два револьвера?

Мистер Майкрофт повернулся к сыщику так резко, что широкой полой своего халата едва не угодил в камин, и на тлеющих углях взметнулись от возникшего ветра голубоватые язычки пламени. На лице чиновника появилось выражение, которое нельзя было назвать простым изумлением.

— Что?! — взревел он. — Два, вы сказали?! Два?!

— Я сказал это, ибо я сам сегодня на рассвете нашёл их там, — твёрдо проговорил сыщик. — Они лежали один против другого, на расстоянии фута друг от друга. А совсем рядом лежала коробка с сапфирами, судя по слою ила, выброшенная с ними в один день.

На лице Майкрофта выступил пот.

— Кто третий? — резко спросил он. — Вы знаете, кто третий?

— Тот, кто выбросил в окно сапфиры, — ответил Герберт. — Тот, кто не выбросил револьвера. Ещё сегодня утром я сомневался. Но все мои сомнения рассеяла вот эта запись, сделанная вашей рукой.

— Покажите! — закричал Майкрофт.

О, как не похож были сейчас мистер Холмс-старший на невозмутимого величественного человека, который встретил мистера Лайла полчаса назад!

Герберт молча протянул чиновнику старую тетрадь с его записями.

На одной странице, примерно в середине тетради, в разделе, относящемся к 1868 году, было записано: «С октября возобновляется договор с мистером Брейсом Гендоном на прежних условиях. Мистер Артур Блэк, мистер Кеннети Дрокуэл и мистер Генри Дарант прерывают договоры (расчёт согласно оговорённым условиям). Принимается на работу в качестве юридического консультанта мистер Годфри Нортон. Окончил Оксфорд в нынешнем году, год рождения 1848-й. Характеристики хорошие, деловые качества предстоит выяснить. Судя по всему, большие способности (в двадцать лет окончил университет, уже имеет практические познания)».

Лайл нервно рассмеялся.

— Ну?

— Господи помилуй, но это же прямая связь! — произнёс Майкрофт Холмс. — Но что за дикое совпадение? Как они оказались полгода назад в одном и том же доме? И Нортон... Ведь Шерлок установил, что этот человек был шантажистом! Вы думаете, Нортон узнал, что у Гендона находятся «глаза Венеры»?

— Я знаю, что он узнал это. Он перехватил письмо, посланное Гендону Антонией Мориарти.

— Ах, вот оно что! И, значит, сапфиры... Дьявол!

Мистер Холмс-старший зашагал по комнате взад-вперёд, потом остановился перед Гербертом и уставился на него так, будто хотел прожечь взглядом насквозь.

— Но я не понимаю одного, — произнёс он. — Где же он был? Куда он девался?! Из этой комнаты он никуда не мог уйти!

— А он и не ушёл из неё никуда, — спокойно сказал Лайл. — Убийство эсквайра Леера ведь тоже поражает этой самой дикостью: исчезнуть некуда, а убийца исчез. Но так ли уж некуда? Бархатные шторы в гостиной Леера дают ответ на вопрос, если допустить, что преступник был своим человеком в доме. Ну а там, в Степни? Помните комнату?

Несколько секунд Майкрофт раздумывал. И вдруг вскрикнул:

— Ах, я идиот! Но такое просто в голову не лезет! Это же фантасмагория!

— Но это истина, — засмеялся Лайл.

— И вы, — после минутного молчания проговорил устало Майкрофт, — вы можете... сможете доказать это всё? Простите, я вижу, как вы потрясающе талантливы, но в данной ситуации меня волнует не блеск вашей мысли, а возможность реально доказать невиновность моего брата. Всё, что вы сказали, ещё не содержит в себе прямых улик.

— Прямые улики, вероятно, будут у меня завтра или послезавтра, — сказал Герберт. — И вы сможете отправиться в Букингемский дворец и просить её величество об отмене приговора, вернее, двух приговоров. К этому времени доказательства, это я вам обещаю, будут представлены полиции.

И в нескольких словах Герберт Лайл обрисовал мистеру Майкрофту план, который созрел у него этим утром.

Когда он умолк, Майкрофт, всё это время стоявший возле стола в позе, выражающей самое напряжённое внимание, сделал какое-то неопределённое движение рукой, вдруг стукнул кулаком по столу, так, что дубовый стол застонал и затрещал, и, нагнувшись, неожиданно поцеловал молодого сыщика в лоб, причём от этого изъявления чувств, более возможного для каменной статуи, нежели для мистера Холмса-старшего, кресло вместе с Гербертом отъехало назад фута на три и остановилось, упёршись в ковёр.

— Что с вами?! — вскрикнул Лайл, вскакивая. — Никак не ожидал!

— Я и сам не ожидал, — пробормотал мистер Майкрофт. — Извините. Но вы... Вы и сами не понимаете, как много делаете для меня. Несколько часов назад я расстался с братом, думая, что теряю его навсегда.

— Что?! — Лайл пошатнулся и обеими руками вцепился в спинку кресла, чтобы не выдать внезапной слабости. — Он был у вас?! Он уже в Лондоне?

И тотчас взор молодого человека упал на сиденье кресла, в котором сидел и с которого поднялся мистер Холмс-старший. На светлой обивке он увидел тёмное, зловещего цвета пятно.

— Так вот, что вы прятали от меня! А в камине что жгли? А я-то думаю, для чего камин затоплен, ведь так тепло! Где он, сэр, скажите ради бога?

— Я не знаю, — голос чиновника был глух, он отвернулся. — Я не мог его удержать. Думаю, он уже в Уордингтон-хилле. Он ушёл от меня в одиннадцать утра. Некоторые подробности его прибытия есть в «Таймсе» под заголовком: «Преступник на борту «Адмирала Нельсона». Там речь идёт о Джоне Клее, но это был не Клей: Шерлок сознательно выдал себя за него, чтобы тот успел скрыться вместе с их сообщницей. Большего я не знаю, даю слово.

— Вы поссорились? — дрожащим голосом спросил Герберт.

— Нет, — покачал головой Майкрофт. — Просто он спешил. Спешил и потому ушёл. Его ведь ничто не остановит. Он идёт до конца и не себя спасает, а своего приятеля-висельника. Он поехал к герцогу Уордингтонскому и больше ничего не изволил мне сообщить.

Усилием воли Герберт подавил овладевшую им дурноту.

— Ещё только один вопрос, сэр, — тихо сказал он. — Ваш брат тяжело ранен?

Майкрофт потемнел.

— Будь он ранен тяжело, я бы силой запихал его в постель. Нет, у него нога ниже колена задета пулей. Неопасно. Сознаюсь, помогать ему в этой авантюре с герцогом я отказался, мне это всё не по душе... Но если вы действительно добудете твёрдые доказательства непричастности Шерлока к убийству, я обещаю вам попросить и за этого вашего Джона Клея. Вы надеетесь сегодня поймать убийцу?

— Сегодня или завтра, сэр. Завтра воскресенье, на пруду в Степни не будет рабочих, как нет их и сегодня. Преступнику это удобно.

— Что же, храни вас Бог!

Майкрофт Холмс вернул себе прежнее величавое выражение лица и спокойствие позы, и только лёгкое дрожание в кончиках пальцев выдавало его. Он вдруг посмотрел пристально на Герберта и спросил, уже провожая его к двери:

— Сэр, а вы... Скажите, вы были лично знакомы с Шерлоком?

— Нет, — ответил Лайл. — Никогда.

— Хм! Ну что же... Быть может, я вас познакомлю с ним. А быть может, и вы меня с ним познакомите. Как и мой брат, вы очень странный человек, но сейчас мне пришла в голову мысль... нелепая, сознаюсь. Мысль о том, что вы ещё более странны, чем стараетесь казаться.

— Всё может быть, мистер Холмс! — ответил Герберт, спокойно пожимая руку чиновника. — До свидания!

 

ГЛАВА 2

Уординггон-хилл не походил на обычные английские дворянские замки, с их традиционным полусредневековым обликом, с их мрачными стенами, с галереями и переходами, в которых днём печально свистит ветер, а ночью мерещатся привидения, с высокими залами, тонущими в полутьме, оживлёнными лишь бесконечной галереей родовых портретов.

Этот, действительно очень старый дворец, выстроенный в шестнадцатом веке на месте другого, выстроенного в одиннадцатом и принадлежавшего тому же роду Уордингтонов, был в восемнадцатом столетии значительно перестроен по приказу его тогдашнего владельца и являл собою замечательное произведение архитектурного искусства, выдержанное в изысканно-романтическом стиле. Огромные голландские окна со множеством сияющих стёкол, светлый камень стен и изящных угловых башен, мраморная лестница с дремлющими на ней львами, и всё это среди парка, выполненного в стиле «каприз», то есть имитирующего живую, нетронутую природу. Этот парк был украшен не клумбами, а причудливыми нагромождениями камней, среди которых бурно и волшебно росли цветы, не мраморными бассейнами, а прудами со склонёнными над зеркальной водой ветвями экзотических деревьев. В прудах плавали австралийские чёрные лебеди, чьи загадочные силуэты скользили бесшумно под шелестящей листвой, по лужайкам бродили павлины, резкие крики которых нарушали девственную тишину этого парка и рождали мысли о глухих дебрях леса, населённого эльфами и гномами.

Внутри замок тоже был выдержан в стиле прошлого века и вызывал не сдержанную робость и пугливое почтение, как обычные родовые гнёзда британской знати, но настоящее восхищение. Светлое дерево и бронза, позолота, хрусталь и мрамор, очаровательные китайские будуары, зимний сад, ротонды с греческими скульптурами, галереи, в которых картины лучших английских мастеров соседствовали с драгоценными полотнами прославленных итальянцев.

В Уордингтон-хилле было на чём остановиться глазу!

И Шерлок, шествуя за камердинером герцога по этому дворцу, искренно им любовался, хотя видел дворцы и роскошнее. Но едва отворились двери небольшой, обитой синим шёлком гостиной, и перед вошедшим предстал сам герцог Уордингтон, как всё померкло, и Холмс, глядя с изумлением на хозяина, подумал только одно: «Как же можно пытаться скрыть истину, когда она так очевидна?» Его светлость до того походил на Джона Клея, что при плохом вечернем освещении их, пожалуй, можно было бы спутать.

Высокого роста, собранный, изящный, с очень густыми волосами, наполовину каштановыми, наполовину седыми, с тонким лицом, в котором благородство соединялось с непосредственностью, губы, созданные для гордой улыбки, плавные кошачьи движения. И только глаза у герцога были не синие, а серые, холодные и невозмутимые.

На вид его светлости было лет пятьдесят пять, однако в его лице минутами ощущалась усталость, присущая куда более преклонному возрасту, казалось, что мысли герцога старше его плоти, и множество тонких поперечных морщин на высоком его лбу подтверждали это.

— Кто вы, сэр, и по какому делу желаете меня видеть? — спросил лорд Уордингтон, когда камердинер вышел, затворив дверь за гостем.

Шерлок подошёл к столу и поклонился так спокойно, будто явился выполнить некое будничное поручение, которое его самого вовсе не волнует и не касается.

— Доброе утро, ваша светлость, — проговорил он. — Спасибо, что согласились меня принять. Я опасался, что, не представившись слугам, не смогу проникнуть к вам официальным путём.

— Камердинер сказал, — сухо заметил герцог, — что вы производите самое благоприятное впечатление. И что, по вашим словам, можете оказать мне немалую услугу. Обычно меня не прельщают столь туманные предложения, но почему-то для вас я сделал исключение. Итак?

Гость слегка улыбнулся:

— Прежде всего, осмелюсь представиться, раз вы желаете знать, кто я. Меня зовут Шерлок Холмс.

Изогнутые брови герцога вскинулись, на желтоватом лице появился румянец, он отступил от стола.

— Вы хотите сказать, что вы.., — начал он.

— Я хочу сказать, что я в начале апреля этого года бежал из Пертской каторжной тюрьмы вместе с вашим сыном, милорд. И здесь я представляю его интересы, хотя представляю их более, чем неофициально. Мне нужна ваша помощь, и я надеюсь её получить.

Герцог Уордингтон облокотился на стол и вперил в Холмса изумлённый и негодующий взгляд.

— Это переходит все границы! — выговорил он с расстановкой. — Я позову полицию, если вы немедленно не уйдёте.

— Зовите, я не уйду, — невозмутимо ответил Шерлок. — Можно сесть? Я не спал две ночи, прошлую ночь плавал по Темзе под пулями полиции, а этой ночью рылся в бумагах. Мне необходимо восстановить справедливость, попранную много лет назад, поэтому я здесь. Вы даже не спросите, что с вашим сыном?

— Газеты пишут, что он жив, — глухо произнёс герцог, стирая мизинцем каплю пота, нечаянно проступившую на его переносице. — А вы знаете, где он сейчас?

— Думаю, что знаю, милорд, — не ожидая позволения, Шерлок уселся на стул и откинулся на спинку. — Но сейчас буду спрашивать я.

— О чём вы можете меня спросить?! — его светлость вышел из-за стола и остановился против сидящего, засунув правую руку за борт светлого сюртука, надетого для утренней верховой прогулки. — Я не видел моего несчастного сына более десяти лет и решительно ничего не знаю о нём.

Серые глаза Шерлока потемнели. Он усмехнулся:

— Термин «несчастный», который вы употребили по традиции, подходит к случаю больше всех других терминов. Да, вы сделали Джона несчастным, я утверждаю это, и этого вы не осмелитесь отрицать. А о том, что вы более десяти лет не виделись, я осведомлён, тем более что последние шесть лет Джон пребывал на каторге.

— Но ведь не по моей вине он оказался там, сэр! — резко произнёс герцог.

— Нет, по вашей, милорд!

Шерлок встал и прошёлся по гостиной, не замечая тупой боли в раненой ноге. Герцог смотрел на него, не отрываясь.

— Я не стану выяснять ваших взаимоотношений с Джоном, точнее говоря, с лордом Кромуэлом, ибо его следует называть именно так, — продолжал Холмс, останавливаясь. — Я знаю, что он законный ваш сын и законный наследник титула. Мне нужно знать другое: где может сейчас находиться ваш бывший адвокат, мистер Брейс Гендон?

Лорд Уордингтон вздрогнул, его румянец сразу же уступил место восковой бледности.

— Для чего вам нужен этот человек? — произнёс он с усилием. — Я давно уже порвал с ним.

— Но вы не можете совсем ничего не знать о нём, — сурово проговорил Холмс. — Слишком многое вас с ним связывает. Вы были дружны с ним много лет назад, это был ваш поверенный и, если хотите, сообщник.

— Сообщник?! — страшным голосом, ещё больше бледнея, повторил Уордингтон. — Вы отвечаете за свои слова, сэр?!

— Я сказал «сообщник», — повторил Шерлок. — А нужен мне этот человек потому, что он — убийца.

Герцог отшатнулся и едва не упал, но поспешно облокотился на стол.

— Вы... не можете этого знать! — прошептал он. — И это было двадцать восемь лет тому назад. Вы слышите, двадцать восемь лет назад, и я не имею к этому прямого отношения! Я этого не хотел! Я ему этого не приказывал!

Слова его светлости изумили Холмса, но он вовремя понял, что не следует показывать изумления, кроме того, при этих словах кое-что вдруг прояснилось в том вопросе, о котором он до сих пор имел довольно неясное представление. Когда герцог выпалил свою взволнованную тираду до конца, Шерлок сказал:

— О том, что произошло двадцать восемь лет назад, я пока вас не спрашиваю, хотя и об этом знаю достаточно. Я говорю о том событии, которое произошло девять лет назад в доме эсквайра Леера, и о том участии, которое вы приняли в ограблении и убийстве.

— Это ложь! — закричал герцог.

На тонких бледных губах Холмса заиграла язвительная, почти злая улыбка.

— Я собирался отправиться к вашей светлости вчера, едва прибыв в Лондон. Но мне пришло в голову для начала навести о вас кое-какие справки. И я обнаружил кучу любопытных деталей. Не зря провёл четыре часа в библиотеке над подшивками старых газет и над справочниками. То, что я узнал, заставило меня отправиться в особняк, который принадлежал эсквайру Лееру, и там я отыскал среди старых документов вот это.

И он положил на стол пожелтевший листок бумаги с оттеснённым сверху гербом герцога Уордингтона.

— Это рекомендация, которую вы выдали некоему Эдвину Блюму, садовнику, для поступления на службу к эсквайру Лееру. Леер отбирал слуг самым тщательным образом и не взял бы садовника без рекомендации титулованной особы. Кто такой этот Блюм, ваша светлость? Когда он работал у вас?

— Я не помню садовников, работавших у меня десять лет назад! — воскликнул Уординггон.

— Девять лет, ваша светлость, девять. Ну, так позовите управляющего, по-моему, он у вас служит уже пятнадцать... нет, семнадцать лет, он-то вспомнит и найдёт запись о найме садовника и о его расчёте в старой домовой книге. Не желаете? Понятно. Эдвин Блюм не служил у вас. И вот странное дело. Я показывал слугам покойного эсквайра вот эту фотографию. — Холмс вытащил из кармана кусочек картона и показал герцогу. — Двое из них узнали на ней этого самого садовника Блюма, который исчез на другой день после смерти хозяина, не получив расчёта. На это никто не обратил внимания. Но лицо, запечатлённое на старой фотографии, это лицо совсем не мистера Блюма, если у такового вообще есть лицо и он существует. Служащие нотариальной конторы на Брикстон-род, куда я зашёл после посещения особняка, опознали в этом человеке мистера Брейса Гендона, адвоката. Кстати, в вышеупомянутый период, то есть весной тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, в мае месяце, Гендон брал отпуск в конторе. Старик-управляющий имеет на этот счёт феноменальную память. Мистер Гендон брал отпуск ради того, чтобы честно послужить садовником у мистера Леера. Вы знали, устраивая его к эсквайру, что он собирается украсть знаменитые сапфиры коллекционера?

Герцог весь напрягся и расширенными глазами смотрел на Холмса.

— Когда... когда вы успели? — прошептал он. — За один день... Вы дьявол!!!

— За один день и за одну ночь, милорд. Да и трудно ли было установить, что в свои молодые годы вы решили поучиться в Оксфорде, поступили туда; что учась, сблизились со студентом по имени Брейс Гендон, которого потом, став уже не наследником герцога Уордингтона, а герцогом Уординггоном, приняли на службу? Трудно ли было установить, что в восемьсот шестьдесят шестом году у вас произошёл крупный разрыв с вашим отцом, и вы едва не были лишены наследства, и что в примирении активно участвовал ваш молодой друг, за что, очевидно, и получил потом ваше благоволение. Я установил также и то, что, учась в Оксфорде, вы женились...

Лорд Уордингтон сделал такое движение, точно собирался кинуться вон из комнаты, затем с перекошенным лицом схватил со стола бронзовое пресс-папье и замахнулся. Но тут же по его лицу прошла судорога, он опустил руку и выронил пресс-папье.

— Трудно, да? — продолжая улыбаться той же странной улыбкой, спросил Холмс. — Самому трудно. А Гендон далеко. Мне неясно только, сэр, что же произошло с вашей женой, леди Кромуэл. Она умерла? Или вы убили её? Ваш бывший дворецкий Майлс Остин, которого вы уволили пятнадцать лет назад и который работает теперь служащим на Чарринг-кросском вокзале, помнит о вашем увлечении очень хорошо. Вы думали, что ваше венчание осталось для слуг тайной, но он прекрасно о нём знает. Он и церковь мне назвал, я вот только туда ещё не успел зайти и уточнить имя, то есть девичью фамилию, леди Кромуэл. Так что же вы с ней сделали?

Герцог закрыл лицо руками и пошатнулся.

— Она покончила с собой, когда... когда я отнял у неё сына. Вы — сатана в облике человеческом. Как вы смеете лезть в мою душу своими железными когтями?! Кто вам позволил?! Я думал, что прошлое умерло вместе с ней, вместе с моей юностью, а вы!.. Как вы смеете?

— Как смею? — повторил Шерлок и побледнел сильнее герцога. — Я как смею? А вы, милорд, как посмели обмануть и бросить женщину, которую, верно, любили? Как вы посмели отнять у неё ребёнка, когда ваш наследник, родившийся в Южной Америке, умер на другой после рождения? Врач, принимавший его, сказал, что у вашей супруги, леди Элинор больше не будет детей. Врача-то найти совсем просто. Тем более что он англичанин и живёт в Лондоне. Именно в тот год, тридцать лет назад, умер ваш отец, и лондонская печать писала, что у молодого герцога Уордингтонского и герцогини леди Элинор, путешествующих по Южной Америке, родился наследник. Светская хроника поспешила. Он умер. И вы в отчаянии решили взять к себе того ребёнка, о существовании которого хотели забыть, сына первой вашей жены. Один только вопрос: вы, выходит, обвенчались с леди Элинор, будучи обвенчаны с другой женщиной, ещё при её жизни?

Лорд Уордингтон издал какой-то нечленораздельный звук и буквально упал в кресло, стоявшее возле его стола. Лоб его светлости был уже совершенно мокрый от пота.

— Теперь я понимаю, почему Гендон держал вас так крепко в своих руках! — воскликнул Холмс. — Он знал о том, что вы двоеженец, а наш закон суров к таким преступлениям. И так, вы написали своему дружку из Америки и попросили привезти вам ребёнка, перед тем уговорив вторую супругу, — вторую законную супругу — усыновить незаконного, как она думала, ребёнка. Вы женились на леди Элинор из-за её состояния, не так ли?

— Мы были в детстве обручены, а к моменту смерти отца наше состояние сильно подтаяло, — прошептал лорд Уордингтон.

— Ну, это-то я знаю. А потом, когда неожиданно и вопреки приговору врача леди Элинор родила сына, она потребовала, чтобы Джона отлучили от рода Уордингтонов. И вы сделали это! И после этого спрашиваете, как я смею?! Вы, с самого рождения раздавивший своего сына?! А когда Гендон убил Леера, подменил сапфиры и в убийстве обвинили Джона, вы что же, утешались тем, что Леер всё равно уже мёртв, а Джон всё равно уже стал вором?!

— Я не знал, что сапфиры подменены, — прошептал герцог. — Я только потом стал догадываться...

— Потому что до этого познакомили Гендона по его просьбе с ювелиром леди Элинор, мсье Кастеном, в Париже. Это у него он заказал подделку, привезя ему портрет миссис Леер с изображёнными в её ушах «глазами Венеры», Миссис Леер позировала художнику Флемингу за год до похищения сапфиров, портрет был куплен вами на аукционе, а потом куда он делся? Его нет в вашей галерее! Сами отдали Гендону, или он увёз у вас?

— Я ему подарил, — простонал лорд Уордингтон. — Но, клянусь Богом, я не подозревал, для чего протрёт нужен Брейсу. Уже потом у меня зашевелились подозрения, когда один знакомый рассказал, что видел в Италии, в театре, знаменитую миланскую красавицу с серьгами, очень напоминающими нашумевшую подделку. Я тогда и подумал... Но Джон уже был в Австралии.

— А о том, что Леера убил Гендон, а свалил всё на вашего сына, вы не догадывались?! — теряя самообладание, воскликнул Шерлок. — Вы не догадывались, что он навёл Джона, которого перед тем совратил и сделал вором, на эти самые сапфиры, чтобы свалить на него убийство?! Гендон не сам замыслил это виртуозное преступление, он был членом шайки профессора Мориарти. «Глаза Венеры» нужны были Мориарти, чтобы подарить их своей куртизанке-жене. Вы этого не знали?!

— Нет, нет, нет!!! — вскричал лорд Уордингтон. — Ради бога, чего вы хотите от меня?!

— И вы не знали, — продолжал Шерлок, — что именно за это несовершенное им убийство Джон был приговорён к смерти?! Или вас устраивала его смерть? Как же, позор вашего благородного рода!

Лорд герцог привстал в кресле, судорожно хватая ртом воздух.

— Я истратил пять тысяч фунтов на адвокатов, чтобы заменить приговор.

— Пожизненной каторгой? — теперь пошатнулся Шерлок, у него вдруг застучало в висках и мучительно заныла нога. — Вы хотели, чтобы он навсегда исчез, не так ли, милорд? Но, кажется, я зря всё это говорю. У вас же шерсть растёт на сердце!

— Что вам нужно? — снова заплетающимся языком спросил герцог.

— Мне нужно доказательство законного происхождения лорда Кромуэла, вашего сына. Мне нужно признание вами его прав на титул и наследство. Мне нужно, наконец, чтобы вы сказали мне, где искать вашего омерзительного сообщника. Вас я не трону, не бойтесь, я никому не покажу этой вашей рекомендации, данной лже-садовнику, не обнародую вашей связи с убийцей.

— Он охотно припутает меня, если дело дойдёт до суда! — воскликнул лорд Уордингтон.

— Конечно, только кто ему поверит? Не бейтесь, вашего соучастия в преступлениях Гендона не докажет ни один суд, а я сделаю всё возможное, чтобы тень не пала и на ваше доброе имя. Я делаю это не ради вас, милорд, вы мне отвратительны, но ради Джона. Верно, у его матери было чистое сердце.

— Да, удивительно чистое, — странно улыбаясь, прошептал Уордингтон. — А как... как вы собираетесь доказать невиновность Джона?

— По сути дела, она уже доказана, — Шерлок опять опустился на стул и, слегка сморщившись, сжал рукой левое колено. — Я вчера виделся с ещё одним человеком, милорд, с моим другом, доктором Уотсоном. Это было нелегко: доктор живёт сейчас в моей квартире на Бейкер-стрит, а там дежурит полиция. Но мне удалось его вызвать оттуда, мы поговорили, и я узнал, что почти все доказательства собраны, и подлинные сапфиры уже нашлись. Между прочим, они снова были у вашего друга, мистера Гендона, он украл их у вдовы Мориарти. Вы это знали?

— Нет.

— Я так и думал. Вас интересует, кто занимался расследованием, покуда я добирался сюда из Австралии? Я и сам мучился вопросом, найдётся ли такой человек, который окажется способен докопаться до истины, когда прошло столько лет. И нашёлся, милорд! Представьте! Возможно, это — второй Шерлок Холмс, хотя я сам же всегда утверждал, что второго быть не может. Как бы там ни было, мне осталось сделать немногое. Дело Джона будет пересмотрено, он не останется на каторге до конца жизни, а быть может, и я надеюсь на это, быть может, и не вернётся туда.

— Да благословит вас за это Бог, сэр! — воскликнул герцог.

Шерлок посмотрел на него с прежней печальной усмешкой:

— Теперь вам, возможно, и хочется этого. Вы все потеряли и хотите хоть что-то вернуть. Я не стану рассказывать Джону о том, что вы помогли Гендону украсть «глаза Венеры». Он и так много страдал из-за вашей жестокости. Попробуйте попросить у него прощения, быть может, он и простит. А сейчас мне нужны документы. Или вы все уничтожили?

— Нет, — лорд Уордингтон через силу поднялся с кресла. — Я ничего не уничтожал. Идёмте, вы всё получите.

Они прошли из гостиной в бильярдную, оттуда, через небольшой китайский будуар — в ротонду, где на стенах и вазах греческой работы бородатые сатиры гонялись за нимфами, а затем через ещё одну комнату вошли в спальню герцога.

Эта просторная комната, отделанная малиновым штофом, была погружена в сумрак, потому что бархатные портьеры на окнах были сдвинуты. Лишь отдельные лучи солнца просочились через узкие щели между половинками портьер, и там, где солнечные пятна падали на темно красный ковёр, поблескивали, казалось, лужицы крови. Стоявшая в глубине комнаты огромная старинная кровать с тяжёлым пологом напоминала пещеру или нору какого-то зверя, покинутую и тоскливую. Светлые ореховые стулья, светлый столик и панели орехового дерева, которыми стены были обиты внизу, не оживляли этой тревожной и печальной картины. Воздух здесь застыл, в нём словно повис запах, похожий на осенний дух опавшей листвы, хотя за окнами царило лето.

Лорд Уордингтон подошёл к столику, на котором стояли какие-то лекарства, графин и лежал высохший компресс. Отодвинув столик от стены, герцог вытащил из резной розетки крошечный ключ, вставил его в другую розетку, в которой искуснейшим образом была замаскирована замочная скважина, повернул ключик, затем самую розетку, и ореховая панель открылась, оказавшись дверцей потайного шкафа.

В шкафу лежали какие-то папки, а ниже, на другой полке, стояла шкатулка из красного дерева. Лорд Уордингтон открыл её другим маленьким ключиком и вынул оттуда большой конверт из плотной бумаги.

— Возьмите. Здесь моё свидетельство о браке. И её. Она отдала его Гендону по моей просьбе, и он настаивал на том, чтобы я его уничтожил, но я сохранил. Здесь и бумага, свидетельствующая о рождении Джона, это настоящее свидетельство, а не то, которое я привёз из Америки, то подложное. Здесь последние письма моей жены. Отдайте сыну, пускай прочитает, это всё, что я могу ему передать в память о его матери. И ещё вот это.

Он вынул из шкатулки и положил на столик книгу в красном сафьяновом переплёте с серебром. Один уголочек переплёта был слегка надломлен, и серебряная накладка в этом месте погнулась.

Увидев эту книгу, Шерлок, который до того сохранял спокойствие, вдруг тихо ахнул и отступил, как если бы увидел привидение.

— Лорд Байрон! — прошептал он, бледнея.

— Да, — ответил герцог. — Очень старое и редкое издание, этой книге лет пятьдесят. Но вы... вы её видели?

— Вашу жену звали Лилиан? — еле слышно спросил Шерлок.

— Да. Девичье имя Лилиан Роуз. Но откуда...

— Боже мой, Боже мой! Так вот кто её убил!!!

— Вы что-то знаете?! — руки герцога, державшие шкатулку, затряслись. — Вы... её знали?

— Да, я её знал, ваша светлость, — голос Шерлока вдруг опять стал спокоен. — Она умерла у меня на руках. И я знаю наверняка, что она не покончила с собой, а была убита. Брейс Гендон её застрелил, чтобы беспрепятственно забрать ребёнка. А быть может, она сама согласилась отдать его и вот это свидетельство. Она любила вас и не хотела вам перечить, боялась вам повредить... В таком случае он её убил просто для того, чтобы быть спокойным, вернее, чтобы вы были спокойны. Вы ведь ему щедро заплатили, не так ли?

Лицо герцога исказилось.

— Зверь!!! — крик его сорвался, перейдя в хрип. — Зверь! Она вам сказала? Назвала его?!

— Нет, не назвала, — покачал головой Холмс. — Я же сказал, милорд: она вас любила, она не хотела выдавать вас. Она и с меня взяла тогда клятву, что я не стану искать убийц, и я, дурак, осёл, дал такую клятву и сдержал её! Разоблачи я вас тогда, найди я убийцу — и судьба маленького Дэвида сложилась бы по-иному. Он никогда не стал бы «незаконным сыном». И мистер Гендон не развратил бы его оскорблённую душу.

Герцог некоторое время с тупым отчаянием смотрел на Холмса. Потом в его глазах мелькнуло сомнение:

— Сколько вам лет? Вы сами тогда были ребёнком.

— Мне было семнадцать. Чуть больше. И я любил Лили и Дэвида любил, как своего сына. А вы убили её и погубили мальчика!

Лорд Уордингтон закрыл лицо руками.

— Я догадывался, я боялся думать об этом, но у меня были подозрения. Я из-за этого выгнал Гендона.

— Знаю, — сказал Шерлок. — Но потом вы продолжали ему помогать. Вы боялись его. И своей жены боялись. И не трудно вам было жить с таким страхом в душе? А Джон? Вы совсем его не любили?

Герцог покачал головой.

— После смерти Лили, клянусь вам, я никого не любил, кроме него. Но я был бессилен перед Элинор, я не мог открыть ей правду, это погубило бы меня. Но потом... я не мог простить Джону. Он меня опозорил! Мой сын — вор!

— Ужасно! — скривив губы в презрительном смешке, воскликнул Холмс. — Вор в роду Уордингтонов! Какое пятно! Убийца — ещё куда ни шло!

Лорд Уордингтон поставил шкатулку с документами на столик и закрыл потайной шкаф. Его губы тряслись.

— Судите меня, как хотите, мистер Холмс! — прошептал он. — Даже легче от того, что всё раскрылось. Я любил Лилиан, это была единственная в моей жизни любовь. Я просил у отца позволения жениться на ней, но он не хотел и слышать. И тогда мы обвенчались тайно. Я верил, что мы будем счастливы и просил Лили только подождать. Но потом... потом узнал, что состояние отца подтаяло, что имение может быть заложено. А у меня были такие планы... Отец настаивал на скорейшей свадьбе с леди Элинор. Она была очень богата. И Гендон советовал исправить ошибку юности!

— И вы её исправили! — сказал Холмс. — Точнее, мистер Брейс Гендон исправил её для вас.

Глаза герцога мрачно сверкнули. Мгновение он колебался, затем протянул Холмсу ещё одну небольшую бумажку:

— Здесь вот адрес женщины, у которой я с ним иногда встречался. Если за нею проследить, она вас выведет на Гендона. Накажите этого мерзавца, сэр, прошу вас. Я хочу увидеть его на виселице! Но имейте в виду, он дьявольски осторожен.

— Знаю. — Холмс спрятал листок в карман. — Поэтому я почти уверен, что он не попадётся в ловушку, которую готовит ему мистер Лайл. Но я поймаю его с помощью этого адреса. Будьте покойны.

— А вы? — вдруг спросил Уордингтон. — Для вас что сделать? Могу я вам чем-то помочь?

— Мне? — Шерлок удивлённо пожал плечами. — Мне ничего не нужно. Я вернусь в Австралию, когда закончу это дело. Я должен отбыть там ещё шесть с половиной лет. В отличие от вашей светлости я не пытаюсь уклониться от причитающегося мне наказания.

И небрежно поклонившись, он вышел из спальни герцога.

 

ГЛАВА 3

— Вот так в настоящее время обстоят мои дела, и быть может, всё обернётся к лучшему, но нельзя быть в этом уверенным. Надо мною висит дамоклов меч, Лора.

— А я уверена, что всё будет хорошо! Я уверена, что мистер Холмс вам поможет. Такой человек...

— Человек удивительный. Знать бы ещё, где он сейчас и что с ним?

Этот разговор мистер Джон Клей и леди Лора Рэндолл вели, сидя в небольшой лодочке, давным-давно вросшей носом в берег под густым шатром раскинувшейся во все стороны громадной серебристой ивы.

Маленькое озеро, над которым эта ива росла, располагалось неподалёку от домика Лоры, вернее, её верной старой няни, миссис Проуденс, в местечке Норбери.

Это местечко мало чем отличалось от деревушки, хотя от него было совсем недалеко до Лондона. Здесь царила тишина, настоящая, не нарушаемая ничем, кроме пения птиц и шелеста листьев.

И, окунувшись в эту тишину, Джон почувствовал вдруг какое-то непонятное смятение, точно гулкие удары его сердца слишком больно отдавались в груди.

Окутанная туманом утренняя Темза, чёрные призраки пароходов и барж, крики, плеск, хлопки выстрелов остались позади кошмарным сном. Он помнил, как пальчики Лоры сжимали его плечо, как он сам обнимал её талию и тащил её, тащил против течения, к берегу. Потом они бежали куда-то между каких-то строений, тёмных и бесформенных, потом прятались в пустом доме, и он уговаривал Лору уйти и расстаться с ним, ибо он — опасный спутник. Но она отказалась наотрез. У них с Шерлоком было условлено, что Клей отправится к Лоре в Норбери и там будет ждать известий от своего друга, но ведь он мог добраться до деревушки и один. Однако Лора твёрдо сказала:

— Слышать ничего не хочу! Мы поедем вместе.

Они долго ехали в кэбе, и Джон позабыл почти сразу, что наврал кэбмену по поводу их мокрой одежды. Потом был поезд, потом этот домик и строгая пожилая женщина в чепце и кружевной накидке. Она ничего не стала спрашивать, только ахнула, увидев растрёпанную Лору, без вещей, во влажном платье, и очень ласково поздоровалась с Джоном, когда леди Рэндолл сказала, что он спас ей жизнь, что никто не должен знать о нём, и что он ей очень-очень-очень дорог...

Потом его уложили спать на широком диване в комнатке наверху, но он не спал, а пребывал в каком-то бреду, его мучила тревога за Шерлока, так спокойно и отважно вызвавшего на себя пули полицейских. Но они не убили его, он был почему-то в этом уверен.

И вот прошла ночь, наступил новый день, и тревога Джона превратилась в страх, а страх — в мучительное напряжение. Он испытывал искушение покинуть спасительное убежище и кинуться в Лондон, пойти в полицию, выдать себя, только бы что-то поскорее узнать о своём друге.

И одно лишь удерживало его здесь. Лора.

Уже в ту секунду, когда она голубым лоскутком полетела в мутную холодную воду Темзы, он понял, что это маленькое существо ему так дорого, что для её спасения он прыгнул бы и в огонь.

Сейчас, сидя под колыхавшимися на тихом ветру ветвями ивы, он вспоминал о пережитом ужасе и снова с нежностью, которой и сам не знал названия, смотрел на девушку.

— Лора, почему вы уверяли меня и Шерлока, что вы прекрасно плаваете? Вы же совсем не умеете плавать.

— Совсем не умею. — Лора рассмеялась. — Но если бы я вам это сказала, вы с мистером Холмсом ни за что бы не согласились на мой план. А разве можно было придумать что-то лучше?

— И у вас хватило отваги прыгнуть в воду? С такой высоты?

Молодой человек взял руку леди Лоры и ласково заглянул ей в лицо. Она порозовела, но руки не отняла и не отодвинулась на узком сиденье лодочки, хотя их колени почти соприкасались, и её платье складками ложилось на его вытянутую вперёд ногу.

— Я должна была это сделать, Джон, — опуская голову, сказала девушка. — Я была уверена, что вы... что у вас... что вы не могли сделать ничего очень плохого. И вот видите, вы сейчас мне рассказали всё, как есть, и я вижу, что была права!

— Но я многого вам и не рассказывал! — воскликнул Клей. — Разве вы не видите и не понимаете, кто я?

Её пальцы слегка сжались на запястье молодого человека, потом она смутилась ещё больше.

— Джон... Мне можно называть вас Джоном? Я деревенская жительница, здесь, в Норбери, прошла большая часть моей жизни, и я привыкла к простоте обращения. Джон, скажите: если... Ну, словом, самое большое, вы сколько ещё можете просидеть в тюрьме?

— Шесть лет, — уверенно ответил молодой человек. — Шесть с небольшим. Мне могут и меньше дать, если признают меня невиновным в убийстве, но... Не знаю, поймёте ли вы меня. Мне не хотелось бы оставлять там Шерлока.

— А могут вас вообще выпустить? — голос леди Лоры таил хрупкую надежду.

— Шерлок уверяет, что могут, — пожат плечами мистер Клей. — Но в это трудно поверить, и на это трудно надеяться...

Лора глубоко вздохнула. Её милое личико стало за эти два дня как-то взрослее, взгляд ясных глаз, прежде таких весёлых, стал задумчив и глубок.

— Ну, хорошо, — помолчав, тихо проговорила девушка. — Хорошо. Пусть шесть лет. Это мне будет... Двадцать три с половиной. Ну, двадцать, четыре. Это не так много, правда?

Джон улыбнулся и поцеловал её руку.

— О чём это вы. Лора?

— Я думаю... думаю... Я боюсь только одного, Джон: что вы за эти годы меня совсем забудете.

— Забуду? Я? — он привстал, и лодочка, много лет неподвижная, дрогнула, тонкие, как паутина, круги пошли от неё по невозмутимой зеркальной поверхности озерца. — Я вас забуду, Лора? Да ведь вы... Нет, не думайте, что это из-за вашего прыжка в Темзу! Хотя мне стыдно, что это было так, а не по-другому. Вы рисковали жизнью из-за нас, из-за меня!

— Но и вы рисковали жизнью, когда меня спасали! — возразила леди Лора. — А может быть, мне хотелось, чтобы вы стали меня спасать? Знаете, ещё когда мы с вами разговаривали на палубе, танцевали, бродили по Лиссабону, я всё время думала: как было бы хорошо, чтобы что-то такое произошло, и вы бы меня спасли. Только чтобы от этого сами не пострадали. Видите, какая я глупая?

— Не вижу тут глупости, — он опять взял её за руку и почувствовал, что эта рука неестественно горячая.

— Леди Лора, — тихо, очень тихо спросил Джон, — вы поверите, если я скажу вам, что никогда уже не буду тем, кем был прежде? Шерлок поверил. Ещё раньше, чем я сам это понял!

Лора вскинула голову, их глаза встретились. В чёрных зрачках Лоры Клей увидел два своих крошечных отражения.

— Я знаю, что вы всегда будете порядочным человеком, Джон, — сказала девушка и свободной рукой сама взяла его безвольно опущенную руку. — Вы же и не были непорядочным.

— Был!

— Ну значит, теперь это прошло и уже никогда не вернётся. Бывают же несчастья. Всякое может случиться.

— А вы могли бы полюбить человека с таким прошлым? — голос Джона не дрогнул, но глаза выразили всё смятение, которое он испытывал.

Леди Лора пожала плечами:

— Зачем вы спрашиваете, могла бы я или не могла бы, если я уже полюбила вас? Вы же видите это.

Властный порыв заставил их наклониться друг к другу, но свежесть детских губ, доверчиво рванувшихся ему навстречу, смутила Джона, и он только слегка коснулся их своими губами и отстранился.

— Вы леди, а я незаконнорождённый! — прошептал он.

— Это разве так важно теперь? — Лора улыбалась.

— В Англии важно, — сказал Клей.

— Ну, так уедем из Англии! С вами я поеду куда угодно! Только бы вы не забыли меня.

Невольно он тоже улыбнулся.

— А если я не буду оправдан? А? Если мне придётся навсегда?..

— Нет, нет! — Лора ладонью закрыла ему рот. — Нет, Джон! Вы будете оправданы! Мистер Холмс всесилен.

— Нет, Лора, — печально возразил Клей. — Он только человек.

— Да, но он человек, посвятивший жизнь свою и свой великий разум одному только добру. Я знаю, я много слышала о нём. Такие люди всесильны, когда идут до конца, и если правду возможно отыскать, они её отыскивают, если же нет, гибнут. Но он не погибнет, и вы не останетесь на всю жизнь на каторге! Я знаю.

Уверенность Лоры, основанная только на её наивной детской вере в справедливость, вдруг передалась и Джону, хотя сам он давно не заблуждался относительно торжества справедливости. Ему стало легче, хотя сомнения продолжал шевелиться в его душе.

— И всё же, Лора, — сказал он, — вы должны быть готовы к тому, что мы расстанемся навсегда. Я не хочу быть обманщиком.

Леди Рэндолл покачала головой:

— Навсегда мы на расстанемся, Джон. Если случится самое худшее, вы снова убежите, и мы вместе исчезнем. Да и убегать не надо будет. Мистер Холмс сообщит нам, если доказать вашу невиновность окажется невозможно, и тогда мы решим, куда уехать. Есть много мест на Земле, где нас никто никогда не найдёт. Не качайте головой! Я ничем не пожертвую. У меня же ничего в мире нет, кроме моей любви, и никого в мире нет, кроме вас.

— Лора!

Он прижал её руки к губам и целовал их, не отрываясь, пока голова у него не закружилась, и не пришлось откинуться назад, чтобы не упасть на колени Лоре.

— Что с вами? — спросила девушка.

— С головой что-то... Простите. Я влюблён первый раз в жизни.

— Вы обманываете меня! — воскликнула леди Лора. — Все мужчины так говорят девушкам. Сколько вам лет?

— По-настоящему тридцать, но считайте, что двадцать четыре. Шесть лет каторги не в счёт, там не было женщин, и я позабыл, как они выглядят. В двадцать четыре многие ещё не бывают влюблены. Многие мужчины. Мы взрослеем позже вас, женщин!

— Я знаю, — засмеялась Лора.

— Значит, принимаете мои доводы! — воскликнул Джон. — Верите мне теперь?

— О, Джон, зачем вы спрашиваете? Вы же видите, я поверю каждому слову, которое вы скажете. Почему вы такой бледный? Вам ещё плохо?

— Голова! — он тронул рукой затылок. — Просто смешно. Можно голову к вам на колени?

— Да, принц! — рассмеявшись ответила Лора, вспомнив ответ Офелии на вопрос Гамлета.

Он лёг на дно слегка качнувшейся лодки и опустил голову на мягкий светлый миткаль лориного платья. Она робко коснулась рукой его каштановых с золотым отливом волос, окунула пальцы в их густую массу и стала ерошить и ласкать их, в то время как молодой человек закрыл глаза и целиком отдался блаженству, которого не испытывал ещё ни разу в жизни.

Трудно сказать, сколько просидели они так. Но внезапно чья-то тень легла на воду возле лодки, под чьей-то неосторожной ногой хрустнул сучок, и тотчас Лора испуганно вскинула голову, а Джон открыл глаза и привстал.

— Добрый день, леди! Здравствуйте, милорд! Сожалею, что помешал вам!

Этот слегка сорванный, будто ломающийся голос был незнаком ни Лоре, ни Клею. Но как ни странно, раздавшись прямо у них над головой, он не особенно напугал их. Оба сразу же посмотрели туда, откуда он исходил, и увидели человека, отбросившего тень на ровную поверхность озерца.

Он стоял возле ствола громадной ивы, почти совершенно заслонённый прозрачным шатром её гибких ветвей, потому-то тень его и была виднее, чем он сам. Но вот он выступил вперёд, подойдя к самому краю берега. Это был молодой человек среднего роста, в светлом костюме и летней светлой шляпе, из-под которой красиво выбивались пышные вьющиеся волосы. Впрочем, шляпу он тут же снял и поклонился, улыбаясь молодой паре.

— Кто вы такой и что вам нужно? — спросил Джон, придя в себя после первого удивления.

— Меня зовут Герберт Лайл, милорд, — ответил незнакомец. — Честь имею представиться вам и леди Рэндолл.

— Мы счастливы знакомству. — Клей осторожно встал в лодке во весь рост и подал руку Лоре, чтобы и она тоже встала. — Но, по-моему, меня вы с кем-то путаете.

— Уверен, что нет, — мистер Лайл отступил, чтобы дать возможность Лоре и Джону выйти из лодки. — Уверен, что не путаю. Я говорю с лордом Джоном Дэвидом Клиффордом лордом Кромуэлом.

Молодой человек слегка побледнел, но ответил достаточно невозмутимо:

— Это не моё имя, сэр. Вы обознались.

Герберт Лайл улыбнулся:

— Вы не верите мне, милорд, и правильно делаете. Но у меня есть для вас верительная грамота.

Он вытащил из кармана и протянул Клею конверт.

Джон лёгким прыжком выскочил из лодки, помог выйти леди Лоре и, не спеша, уже никак не выдавая своего волнения, взял конверт из рук Лайла. Адрес на конверте и почтовый штемпель отправления заставили его, однако, вздрогнуть.

— Из Перта доктору Уотсону! — прошептал он.

— Совершенно верно. Оно опередило вас на две недели. Это я по просьбе мистера Шерлока Холмса веду, вернее говоря, вёл расследование вашего дела, милорд.

— Да какого, в конце концов, дьявола вы зовёте меня милордом?! — вскипел Джон.

Лайл пожал плечами:

— Зову, потому что вы — законный сын герцога Уордингтона. Это мнение высказано мистером Холмсом в письме, и я нашёл тому подтверждения. Вы — лорд Кромуэл. Как же вас называть?

— Как вы нашли меня? — спросил Джон. — Вы видели Шерлока? Что с ним?

Герберт нахмурился:

— Мистера Холмса я, к сожалению, не видел. Его видел Уотсон, но это было вчера, и где ваш друг сейчас, я сказать вам, увы, не могу. А найти вас было нетрудно. Я же не из полиции. Я узнал подробности происшествия на «Адмирале Нельсоне», взял в портовом управлении список пассажиров этого парохода, ехавших из Мельбурна, отыскал фамилию леди, с которой произошёл несчастный случай.

— Вы сразу поняли, из-за чего он произошёл? — спросила леди Лора.

— Да, леди Рэндолл, почти сразу. Но оказалось, я зря проделывал всю эту работу. Когда, вернувшись из порта, я встретился с доктором Уотсоном, он просто передал мне ваш адрес, ему назвал его мистер Шерлок Холмс.

— Значит, Шерлок хочет, чтобы я покинул это убежище? — спросил Джон Клей.

Лицо Герберта Лайла выразило некоторое сомнение.

— Милорд, я не знаю, для чего он мне сообщил, где вы находитесь. Надо полагать, решил довериться моей сообразительности. Если это так, я могу гордиться тем, что сделал.

— А что вы сделали? — быстро спросила Лора, во все глаза глядя на сыщика. — Вы доказали невиновность Джона? Да?

— Да, леди Рэндолл, — сказал Лайл и посмотрел на девушку взглядом, в котором читалось нечто большее, чем просто уважение.

— Вы доказали?! — голос Лоры звенел, как серебряная струнка. — Да?!

— Это, собственно, не я доказал, — краснея, уточнил Лайл. — Это мистер Холмс. — В письме всё есть. Я только использовал общие выводы мистера Холмса. Вы прочитали письмо, милорд?

Джон, пробежавший глазами мелко исписанные листки, поднял взгляд на сыщика и прошептал чуть слышно:

— Неужели это можно было доказать? Через девять лет?

— Можно, — кивнул Лайл.

— А сапфиры? Он пишет, что существуют настоящие, неподдельные. Он и там мне это говорил. И они...

— Вот они, лорд Кромуэл.

Герберт Лайл вытащил из внутреннего кармана коробочку и раскрыл её. В солнечном свете два огромных сапфира вспыхнули и замерцали, посылая в воздух тысячи голубых, зеленоватых и розовых искр.

— О, Господи! — вырвалось у Джона.

— Чудо какое! — не удержалась Лора.

— Да, это чудовища из самых красивых, — засмеялся сыщик. — Я и сам смотрю на них не без восхищения. А ведь это — убийцы.

— Дайте до них хоть дотронуться, — попросил Джон. — Они погубили мою жизнь!

— Они же и спасут её. — Герберт закрыл коробочку и протянул её лорду Кромуэлу. — Возьмите.

— Для чего?! — в глазах Джона появилось изумление.

— Для того, чтобы передать их в полицию.

— Вы в полицию его увезёте? — Лора в испуге схватила Джона за руку.

— Ему необходимо быть в Лондоне, — голос Лайла стал решительным и твёрдым. — Полиция уже в курсе дела. Думаю, вас не арестуют, милорд, во всяком случае, до окончательного выяснения дела. А осталось всего только арестовать настоящего убийцу. Его вина доказана, расследование закончено.

Джон раздумывал всего несколько секунд.

— Если нужно, я поеду с вами в полицию, мистер Лайл.

— Нет, — возразил сыщик, — не со мной, мне нужно заехать в другое место. Мы вместе доедем до Лондона, но в Скотленд-Ярд вы отправитесь раньше меня. Отдадите «глаза Венеры» и передадите записку от меня инспектору Лестрейду. Я предупреждал его, что, вероятно, вы приедете.

У Клея вырвался почти истерический смех:

— Это уже чёрт-те что! Вы мне предлагаете отвезти в полицию камни, которые стоят сто тысяч фунтов?! Мне?!

— Но, милорд! — возмущённо воскликнул сыщик. — Я же не могу таскать их с собой по всяким подозрительным местам! И так они болтаются у меня в кармане слишком долго. Да и для вас это — лишнее доказательство добровольной явки в полицию. Берите же, ну!

— Сэр, — тихо сказал Джон, сжимая коробочку в кулаке, который мгновенно вспотел. — Если я не довезу их до Скотленд-Ярда, можете не сомневаться, что меня нет в живых.

— Вы повезёте их не через стан неприятеля, — пожал плечами Герберт. — И не смотрите так на меня. Если Холмс вам верит, то верю и я.

Неожиданно Лора Рэндолл кинулась к Лайлу, оплела руками его шею и звонко чмокнула в щёку.

— Спасибо! — воскликнула она. — О, спасибо!

Лайл смутился, но, пожалуй, значительно меньше, чем после горячего вчерашнего поцелуя мистера Майкрофта Холмса. Он улыбнулся девушке и проговорил ласково:

— Спасибо, милая леди!

 

ГЛАВА 4

В девять часов вечера инспектор Лестрейд уже не находил себе места. Он бегал по своему кабинету, и то смотрел на часы, то кидался к окну. Широкая улица перед полицейским управлением уже опустела. Только одинокий экипаж стоял возле самых ворот, ожидая отправления.

— Ну, и где же он, чтоб ему сейчас икалось?! — восклицал Лестрейд через каждые две-три минуты. — Сколько же можно его ждать?!

При всей своей сдержанности доктор Уотсон наконец сорвался:

— Да сядьте же, инспектор, Господи ты боже мой! Вы можете всех вывести из терпения. Если мистер Лайл сказал, что будет в четверть десятого, то и будет, что вы волнуетесь?

— Я волнуюсь, что без нас там дело сорвётся! — резко ответил Лестрейд, останавливаясь и наливая себе пятый или шестой стакан воды из графина. — Вчера этот негодяй-ворюга не изволил явиться, это понятно: он знал, что сегодня воскресенье и пруд чистить не будут, как и вчера не чистили — рабочие там бывают через день. Но сегодня-то он непременно явится, ведь завтра понедельник... Это будет самая крупная добыча полиции в нынешнем году.

— Полиции... Хм! — воскликнул доктор и забарабанил пальцами по столу.

— Да, да, мистер Уотсон, а что? — вскипел маленький сыщик. — Я знаю и не собираюсь ни от кого скрывать, что вывели его на чистую воду мистер Холмс и мистер Лайл, но возьмёт-то его полиция! Без нас, куда вы денетесь? Кстати, Холмс так и не появлялся?

— Нет, — покачал головой Уотсон. — Очевидно, он считает, что ему ещё рано передавать себя в ваши руки.

Лестрейд усмехнулся, вспоминая встречу с Холмсом на берегу Темзы и думая, что Уотсон ничего не знает о ней. Но Уотсон отлично всё знал и потому тоже усмехнулся, испытав к маленькому сыщику прилив искренней нежности. Он недолюбливал Лестрейда, зная прежнее снисходительное отношение к нему Шерлока, однако теперь инспектор был для него уже не просто полицейским...

Часы показывали десять минут десятого, когда на лестнице послышались быстрые шаги и в кабинет Лестрейда ворвался Герберт Лайл.

— Я не опоздал? — весело спросил он, поправляя на носу очки.

— Нет, сэр! — ответил Лестрейд, отрывая ото рта очередной стакан. — Но я уже нервничал. А нервничать, перед тем как садишься в засаду, самое паршивое дело.

— Самое паршивое дело перед тем, как садишься в засаду, это пить воду, инспектор, — подал голос Джон Клей, до сих пор молча сидевший на стуле в глубине кабинета. — Вы выпили столько, что не усидите и двух часов. Придётся вам поёрзать.

— Помолчите, сэр! — инспектор так и подскочил. — Или, милорд, как вас там теперь следует называть? Может быть, вы думаете, что если я несколько нарушаю существующий порядок и не сажаю вас под замок, то вы можете позволять себе оскорбления в адрес полиции?

— Так посадите меня под замок, я же не сопротивляюсь, — беспечно ответил Джон и обернулся к Лайлу: — Сэр, как дела?

Лайл махнул рукой.

— Я не видел его. На Бейкер-стрит лежит записка, неизвестно, как туда попавшая, ибо миссис Хадсон не видела, кто и когда её подсунул под дверь. В ней говорится, что Холмс был в Уординггон-хилле, и что всё в порядке. Там так и написано «всё в порядке».

— Это нам известно, — важно произнёс Лестрейд. — В полицию присланы документы, удостоверяющие происхождение мистера... лорда Кромуэла. Но куда подевался сам мистер Холмс?

— Хотел бы и я это знать! — устало развёл руками Герберт. — Но у нас с вами нет времени, джентльмены. Нам надо взять зверя. Едем!

Полчаса спустя экипаж остановился в нескольких кварталах от злополучного дома в Степни. Лестрейд, одетый в штатское, доктор Уотсон, Герберт Лайл и Джон Клей, коего теперь уже все именовали лордом Кромуэлом, прошли задними дворами и вышли к дому с той его стороны, которая была противоположна пруду. В темноте они проскользнули в одно из парадных и, поднявшись по чёрной лестнице на второй этаж, вошли в пустующую комнату, большую и унылую, с серыми влажными стенами, на которых обои висели клочьями. В углу этой комнаты стоял кожаный диван, из его прорванного во многих местах широкого сиденья победно торчали пружины, а в углу пристроился констебль, держа между колен потайной фонарик с закрытым стеклом. Угадав в темноте очертания невысокой фигурки своего начальника, он вскочил.

— Всё тихо? — спросил Лестрейд.

— Совершенно тихо, инспектор, — гудящим шёпотом ответил полицейский. — Мы весь день наблюдали, как и вчера. Днём приходили двое рабочих, один тут же и ушёл, другой чуточку покопался в помпе и убрался. Коробочка лежит, где и лежала.

— Отлично, — произнёс Лайл. — Спасибо, констебль Стоун. А где ваши люди, инспектор? Внизу?

— Всё, как условлено, — ответил Лестрейд. — Двое в кустах, трое — в другой пустой комнате, на первом этаже, почти под нами. Четверо за углом.

— «Вся королевская рать!» — засмеялся лорд Джон. — Сколько же, по-вашему, их явится за этой коробочкой, что на них выпущено столько гончих?

— Чем больше, тем лучше, — заметил Герберт Лайл. — Гончих много, но и заяц больно уж прыток. Кстати, милорд, если понадобится, вы прыгнете со второго этажа?

— На загривок-то Гендону? — глаза Джона засверкали в темноте недобрым блеском. — И с пятого прыгну! Тем вернее сверну ему шею.

— Нельзя ли потише, джентльмены? — зашипел на них сыщик Скотленд-Ярда. — Уже десять часов, он может вот-вот явиться. Наблюдайте в окно за прудом, но вплотную к окну не подходите.

Лестрейд встал сбоку от окна и замер, слегка пригнув голову, отчего сразу стал похож на скуксившегося в своём гнезде сыча. Уотсон, вытащив револьвер и спокойно проверив курок, присел на край дивана, рядом с полицейским. Лайл встал по другую сторону окна, лорд Джон остановился шагах в трёх от грязного оконного стекла.

Внизу было темно, только с другой стороны пруда едва дотягивались тусклые лучи одинокого газового фонаря, да свет из окон разных этажей пятнами падал на грязную лужу, на заросли кустов, на чёрный силуэт помпы, похожей на спящего возле пруда странного зверя.

Постепенно одно за другим окна стали гаснуть, темнота сгущалась, и стало видно, что на той стороне, в четырёхэтажном домике, тоже светятся отдельные огоньки, но и они вскоре погасли.

Лестрейд всё сильнее нервничал, однако старался не показывать своего волнения. Заволновался и Герберт Лайл, и Уотсон — первому было особенно важно взять свою добычу, второй видел и понимал, что последний этап трагедии будет самым необычайным, и его шестое чувство подсказывало: откроется нечто удивительное, небезразличное им всем. Он ничего ещё не знал об открытии Герберта, однако догадывался, что этот страшный дом должен преподнести свою последнюю, самую невероятную тайну.

Джона обуревали самые противоречивые чувства. Желание увидеть человека, погубившего его много лет назад, желание отомстить этому человеку мешалось с тревогой за собственную судьбу, ибо она окончательно решалась в эти самые минуты. И ещё он думал о Лоре, о том, на сколько же лет его могут разлучить с нею, и вправе ли он требовать, чтобы она его ждала. Впрочем, он понимал: требовать не надо, она будет ждать, и это всего хуже, ибо её чистое беззащитное сердечко больше всего страшится одиночества, а он может оставить её одинокой на долгие годы.

Снизу, с первого этажа, донёсся еле слышный свист, и Лестрейд поднял палец:

— Кто-то идёт! — прошептал он.

Все, вытянув шеи, стали смотреть вниз. Уотсон встал с дивана, сжимая револьвер.

И вдруг все услышали, да, да, не увидели, а услышали... Из глубины дома доносились шаги. Доктору тотчас вспомнилось, как два с лишним года назад они с Холмсом караулили в пустом доме преступника, и тот вместо того, чтобы стрелять с улицы, забрался в этот самый дом и в ту же комнату, где были и они. Благодаря этому им тем вернее удалось схватить его, но и охота была куда опаснее.

Кажется, на сей раз должно было повториться то же самое. Шаги, тяжёлые, уверенные шаги сильного, мощного человека раздавались всё ближе, потом они замедлились, и вдруг с тихим скрипом начала открываться дверь. Герберт и Лестрейд вскинули револьверы, у доктора он давно уже был нацелен на дверной проём.

И вот на грязно-сером фоне стены прорисовался чёрный прямоугольник, а в нём возник ещё более чёрный силуэт. Его громадные размеры и неожиданное появление могли бы устрашить сидевших в засаде, если бы они не были готовы встретить пришельца. Однако тревогу ощутили все, и у всех сразу возник вопрос: «Почему же он вошёл сюда, а не подошёл к пруду? Что ему здесь надо?»

Вошедший остановился посреди комнаты и произнёс негромко и совершенно невозмутимо:

— Мистер Лайл, вы только не пристрелите меня, ради бога. Это было бы нежелательно и для меня, и для вас тоже. Сколько вас тут?

— О Господи! — вырвалось у Герберта. — Это ещё что за явление? Как вы попали сюда?

— Кто такой? — прошипел Лестрейд.

— Мистер Майкрофт Холмс собственной персоной, — отрекомендовал пришедшего Лайл. — Но как объяснить его приход, я не знаю, джентльмены.

— И в самом деле, это уже из ряда вон! — вскричал Уотсон, лучше других знавший, что сдвинуть Майкрофта с места не способно и землетрясение, а уж затащить его среди ночи в дальний конец Лондона, в пустой дом, в компанию полицейских и частных сыщиков, может разве что мировая катастрофа.

— Прошу прощения за вмешательство, — произнёс Холмс-старший. — Но мне очень хотелось узнать окончательный результат ваших розысков, мистер Лайл. А высчитать, где именно вы устроите засаду, было не так уж сложно — такое место здесь одно.

— Понимаю, — кивнул Герберт, — понимаю. Очень вам признателен. Нам может понадобиться помощь. Правда, стрелять, бегать по закоулкам, прыгать со второго этажа вы, разумеется, не станете, но не исключено, что в этом деле ещё многое нужно будет додумать, а моя голова...

— Свою голову не браните, она выше всех похвал, — усмехнулся мистер Майкрофт. — Что же касается лишнего дружеского совета, то могу дать вам его уже сейчас: боюсь, что вы ждёте напрасно.

Лестрейд от этих слов невольно вздрогнул, Уотсон изумлённо посмотрел на Майкрофта, а у Джона яростно сжались кулаки. Но Герберт Лайл остался спокоен.

— Я понимаю, о чём вы, — сказал он. — Да, я тоже подумал об этом, мистер Холмс. Здесь крутились какие-то двое рабочих. Но приманка на месте. И если даже приплывёт не та рыба, на которую я закидывал крючок... Тс-с-с! Вот он!

Разговаривая с Майкрофтом Холмсом, Герберт ни на секунду не спускал глаз с окна. И теперь он сделал шаг вперёд, боком прижался к стене и, вытянув шею, впился глазами в тусклое стекло. Лестрейд, Уотсон, лорд Джон и констебль одновременно тоже ринулись к окну и возле него едва не столкнулись головами.

Высокая тень, крадучись, кошачьими шажками, двигалась к пруду. Призрачный свет фонаря искажал очертания этой фигуры, но видно было, что это рослый мужчина, широкоплечий и достаточно мощный.

Он подошёл к самой кромке обмелевшего пруда, нагнулся, закатал брюки, правый рукав и осторожно шагнул в мутную лужу.

— Внимание! — прошептал Лестрейд.

Пройдя несколько шагов, незнакомец наклонился, окунул руку в воду и начал шарить по дну, затем сделал ещё шаг, опять пошарил, потом шагнул в сторону.

Нагнувшись к самому уху Герберта Лайла, лорд Джон чуть слышно прошептал:

— Это не Гендон!

— Знаю, — ответил молодой сыщик. — Это, кажется... Ага!

В этот момент незнакомец выхватил из воды какой-то предмет, поднял, отряхивая с него воду и, спотыкаясь, точно охваченный внезапной дрожью, зашлёпал к берегу.

Резким толчком плеча Лестрейд распахнул раму. Внизу, на первом этаже, залился пронзительный полицейский свисток, и такой же свист ответил из-за дома.

Преступник весь съёжился. Но на один только миг. Затем он сунул свою находку в карман широкого пиджака и молниеносно выхватил из кармана револьвер.

— Руки вверх! Сдавайтесь! — раздался голос полицейского.

Бандит выстрелил в направлении голоса и метнулся к другому углу дома. Оттуда навстречу ему ударили лучи фонарей. Тогда он кинулся в пруд, помчался, вздымая фонтаны грязи, к противоположному берегу и уже хотел вломиться в кусты, окаймлявшие этот берег, но тут из кустов показались спрятанные там констебли, и беглец резко остановился. Он опять выстрелил, повернулся и огромными шагами ринулся прямо к дому. На ходу он потерял в грязи один из своих ботинков, однако даже не заметил этого и резко выскочил на берег. Из окна нижней комнаты уже бежали ему наперерез двое полицейских.

— Не стрелять! — загремел в окно Лестрейд. — Его надо живым взять! Живым!

Бандит подскочил к самому дому, увидел, что из-за другого угла тоже бегут полицейские, и вдруг с разбега ринулся к одному из нижних окон и громадным прыжком, прямо с места, влетел в него, осыпав газон под окнами целым дождём битого стекла.

— Ах, дьявол! — вырвалось у Лестрейда.

— На лестницу! Отрезать ему путь! — закричал Лайл. — Быстро!

И первым метнулся к двери.

С нижнего этажа донёсся женский визг, треск высаженной двери, грохот. Очевидно, вторжение преступника в чужую комнату обошлось без жертв, но не осталось незамеченным хозяевами.

На лестничной площадке было совершенно темно, однако констебль направил вниз луч своего потайного фонарика, и в этом луче мелькнула, промчавшись по нижней площадке, фигура с револьвером. Затем опять зазвенело разбитое стекло.

— На улицу выскочил! — крикнул Лестрейд. — Скорее все вниз!

Констебль и доктор кинулись вслед за маленьким сыщиком к лестнице. Лорд Джон уже собирался последовать за ними, но тут увидел, как Герберт Лайл пересёк площадку, промчался по небольшому коридорчику, отходившему от чёрной лестницы в боковое крыло дома, и, вскочив на подоконник узенького и низкого окна, согнувшись, коленом вышиб стекло из рамы.

— Куда вы?! Прямо ему под пули!

Джон понимал, что своим возгласом не удержит Лайла. Тот уже прыгнул.

— Ах ты, сумасшедший! — прошептал лорд Кромуэл и, больше не думая ни о чём, бросился вслед за сыщиком к разбитому окну.

Прежде чем прыгнуть, он успел увидеть пустынную улицу, освещённую далёким фонарём и слабым светом трёх-четырёх ещё не потушенных окон. По щербатой мостовой мчался высокий мужчина, полы его пиджака развевались, точно боевой плащ. За ним, вскинув револьвер, бежал Герберт, и больше на улице не было ни души — Лестрейд со своими спутниками ещё только одолели первый лестничный марш, все полицейские оказались по другую сторону дома.

В тот момент, когда Джон, выскочив из окна, тоже оказался на тротуаре улицы, из-за угла, к которому мчался бандит, показался констебль, и за ним — второй. Беглец выстрелил, один из констеблей пошатнулся, но второй наугад пальнул по ногам бегущего и рванулся вперёд. Тогда бандит развернулся и побежал, но не назад, а к противоположной стороне улицы, где в облезлой стене двухэтажного домика чернела пасть проходного двора.

— Уйдёт! — пронеслось в голове у лорда Кромуэла, и он уже приготовился выстрелить, но тут увидел, как Герберт Лайл с отвагой безумца ринулся наперерез бандиту, преграждая ему путь к воротам.

Дальнейшее произошло с фантастической быстротой. Беглец выстрелил почти в упор, но в ту краткую долю мгновения, пока он спускал курок, молодой сыщик упал ничком и кубарем подкатился прямо под ноги бандиту. Тот кувырнулся через него, вскочил было на ноги, рыча, точно дикий зверь, однако Герберт, бросив своё оружие, обеими руками вцепился ему в левую ногу. Неизвестный снова упал, забился, изворачиваясь и приставляя дуло револьвера к кудрявой голове сыщика. И вот тут подоспевший лорд Джон придавил преступника сверху и вывернул ему руку.

Сила у бандита была дьявольская, он сопротивлялся, проявляя к тому же необычайную ловкость, но Джон сжимал его кисть, как клещами. Больше всего он боялся, что его противник снова направит револьвер на Герберта.

— Бросьте, милорд! — задыхаясь, прохрипел Лайл. — Пускай стреляет... У него нет больше ни одного патрона. Я считал!

В подтверждение этих слов бандит щёлкнул курком, и револьвер действительно не выстрелил. Тогда в ярости преступник ухватил зубами руку Джона, и молодой человек невольно вскрикнул от резкой боли, но пальцев не разжал.

Тут с двух сторон к барахтающемуся человеческому клубку подскочили Лестрейд, доктор Уотсон и двое констеблей. Маленький сыщик схватил бандита за шиворот, констебли вцепились в него с двух сторон.

Однако ярость вселила в пойманного нечеловеческую силу. В какой-то миг он едва не стряхнул с себя всех насевших на него людей. Но Лестрейд сумел защёлкнуть на нём железные браслеты, и тогда лорд Джон выпустил наконец его руки, которые с невероятным трудом сумел на миг свести вместе. Бандит заревел, последним усилием вскочил и метнулся в сторону, ещё надеясь вырваться. И тогда чей-то тяжёлый, точно мельничный жёрнов, кулак опустился ему на макушку. Он тотчас обмяк и мешком повалился на державших его констеблей.

— Не волнуйтесь, я его не убил, — проговорил мистер Майкрофт Холмс, брезгливо отряхивая руку. — Я подумал, что он вас слишком утомит. Каков, однако...

— Весьма своевременная и полезная помощь! — профыркал Лестрейд, выпрямляясь и одёргивая свою измятую широкую накидку.

— Лорд Кромуэл, вы, кажется, ранены? — с тревогой спросил доктор Уотсон.

Джон взглянул на своё окровавленное запястье и рассмеялся:

— Не ранен, а укушен. Если не заболею бешенством, то всё обойдётся, благодарю вас. Но вот мистеру Лайлу по-моему, нехорошо.

Герберт поднимался с земли смертельно бледный, шатаясь, растерянно ощупывая голову и лицо, точно боялся не обнаружить у себя ушей или носа.

— Вы сильно расшиблись! — с тревогой сказал Джон. — Или... он попал в вас?!

— Нет, нет, — слабым голосом ответил молодой человек. — Это пустяки. Очки! Где мои очки?

— Вот они, сэр, — сказал Майкрофт и подал молодому человеку покривлённую золотую оправу. — Но стёкла, увы, разбиты.

— Ничего, — молодой человек растерянно повертел оправу в руках и сунул в карман жилета. — Я не так уж плохо вижу и без них.

— Вы применили удивительно редкий приём, сэр, — заметил между тем Лестрейд. — Я только слыхал о таком: бац, и под ноги преступнику, покуда он не успел выстрелить! Кто вас этому научил?

— Я как-то раз видел это, — пояснил Герберт, разглядывая между тем пойманного бандита. — И решил, что это может мне когда-нибудь пригодиться. Ну, и что за рыбу мы поймали?

Один из констеблей направил луч фонарика на лежащего. Это был здоровенный детина лет сорока пяти, могучего сложения, но вместе с тем жилистый и гибкий, как леопард. У него было довольно выразительное смуглое лицо, тёмные волосы с проплешиной на затылке, выпяченный вперёд подбородок — признак упрямого, злого характера.

Открыв глаза и увидев вокруг себя полицейских, арестованный разразился площадной бранью.

— Советую замолчать, — мягко сказал ему Майкрофт Холмс. — Не то снова стукну. Не все здесь хотят вас слушать, мистер громила.

Вокруг пойманного бандита собрались уже все констебли. Приковылял, опираясь на руку товарища, и тот, которого он ранил.

— Чудесно! Выстрел в полицейского! — возопил Лестрейд, уверившись, что рана констебля не опасна. — Это вам зачтётся, мистер... Как прикажете вас называть?

— Могу вам его представить, — сказал Герберт Лайл, ибо арестованный угрюмо молчал, искоса поглядывая на Майкрофта. — Это мистер Роджер Броулер, бывший американский гангстер, бывший слуга и доверенное лицо покойного профессора Мориарти, бывший любовник его овдовевшей супруги, нынешний сообщник мистера Брейса Гендона, который не пожелал сам явиться за своим сокровищем.

— Сколько у него достоинств! — воскликнул доктор, занятый в это время перевязкой раненого полицейского.

— Разнюхал, лягавая сволочь! — прохрипел Броулер в лицо Герберту и сплюнул на мостовую. — Какого дьявола ты прицепился ко мне? Чего тебе надо?! Пули не зарабатывал, ищейка? Погоди — заработаешь!

— Потише, дружок! — прервал бандита Лестрейд. — А ну-ка, ребята, отведите его в дом, в ту комнату, где вы прятались, на первом этаже. Там, помнится мне, есть стулья, стол и лампа. Я хочу уже сейчас побеседовать с этим субъектом.

В доме Броулера обыскали и из кармана пиджака вытащили злополучную серебряную коробку. Когда её водрузили на стол, лицо бандита исказилось бешенством.

— Подавитесь, мерзавцы! — прошипел он.

Герберт Лайл внимательно осмотрел коробку, усмехнулся и открыл её.

И все ахнули. В коробке лежали два ровных серых камешка. Речная галька.

 

ГЛАВА 5

Все, кто обступил грубый сосновый стол в полупустой комнате, испытали изумление. Невозмутимыми остались только двое: Майкрофт Холмс и Герберт Лайл. Оба, казалось, были готовы к такому сюрпризу.

Что касается Броулера, то с ним поделалось нечто невообразимое. Его лицо выразило сначала тупое недоумение, затем сомнение, точно он перестал верить собственным глазам. Потом рот его перекосился, щёки побагровели, глаза налились кровью и совершенно вылезли из орбит. Он вдруг как будто сошёл с ума.

— А-а-а! — вырвался у него вопль. — Что это?!!!

— Камни, — спокойно ответил Лайл. — Да не те. Видно, ваш сообщник умудрился провести и вас, и нас.

— А-а-а! — опять взревел Броулер. — Базилио!!! Подонок!!! Украл! У меня!!! Обманул меня, подсунул лягавым!!! Он знал, что здесь будет засада, догадался!!! И выудил их раньше своим идиотским магнитом! А я-то думал, для чего ему магнит?

— Какой магнит, ничего не понимаю? — удивился Лестрейд. — Ведь коробка серебряная.

— Петли и замок железные, — сказал Майкрофт. — Да это, очевидно, уж и не та коробка, а точно такая же.

— Даже и не точно, — усмехнулся Лайл. — Она ведь была под водой, видно её не было. Преступник, сообщник мистера Броулера, переоделся рабочим, пришёл сюда, сначала с ним вместе, ведь так, Броулер, да? Вы вдвоём проверили и убедились, что пруд по-прежнему не осушен до конца. Но вы знали, что за ним следят, за прудом этим, и коробку не тронули, ушли. Ну а ваш друг Базилио потом вернулся и умудрился под носом у полицейских наблюдателей вытащить свой клад. Он знал, что главные ищейки пожалуют сюда только ночью.

— Каков мерзавец! — вскричал Лестрейд.

— Га-а-ди-на! — выл Броулер, раскачиваясь на стуле и вперив отупелый взгляд в раскрытую коробку. — Мразь!!! Ему сто тысяч, а мне тюрьма?!!! Га-а-а-дина!!!

Лайл и Лестрейд перемигнулись, затем Герберт поднёс палец к губам и подошёл ближе к арестованному.

— Вы вместе украли когда-то эти сапфиры? — спросил молодой сыщик.

— Кто?! Я?! — бандит вскинул на Лайла безумный взгляд. — Я их прежде и не видел, только в ушах у Антонии, когда профессор их подарил ей. Базилио украл! Он!!! Профессор придумал, а он тяпнул!

— План разрабатывал Мориарти? — спросил доктор Уотсон.

— Кто бы ещё додумался? — бросил Лестрейд и, в свою очередь, обратился к бандиту: — Так вы утверждаете, Броулер, что похищение сапфиров, известных под наименованием «глаза Венеры», было осуществлено человеком по имени Брейс Гендон, кличка коего в шайке Мориарти была «Базилио»?

— В шайке! Антония ему дала такую кличку! — Броулер всё ещё смотрел на коробку с речной галькой, и его глаза медленно наполнялись слезами. — Да, он украл их! Он! Копии с них сделал, ювелир ему какой-то делал, француз, имя я его забыл. Потом он садовником устроился к этому старику-коллекционеру, чокнутому. Работал у него, а сам тем временем пронюхал, что за камешками Клей охотится. Слышали о таком?

— Слышали, — сказал Герберт Лайл.

— Ещё бы вам не слышать, ищейки! — фыркнул Броулер. — Да он давно уже на каторге, чего там... Базилио навёл его на камешки, подсказал, когда брать лучше, они ведь знакомы были: когда этот самый Клей жил при папеньке-герцоге, Базилио там же в адвокатах подвизался. Ну, в назначенный день Базилио шлёпнул старикашку из духового ружья, труп в сейф затолкал, а сам им же переоделся и как будто бы в клуб уехал... Эй, вы чего не пишете, лягавые? Вы пишите, я хочу, чтоб вы изловили его и повесили, тварь этакую!

— Записано, — подал голос из угла комнаты молодой полицейский, который действительно сидел и старательно строчил на разложенном поверх сумки листе бумаги.

— Ага! — налитые кровью и слезами глаза бандита сверкнули торжеством — Да, вот беда, вам не изловить его! Но, может, потом когда... Так вот, Базилио, переодетый коллекционером, уехал, а потом вдруг вернулся. А там как раз Клей в сейфе ковыряется, да не в том отделении, где покойник, а в верхнем: он-то знал, что камешки сверху лежат. Ну, Базилио разыграл его, начал было там за оружие хвататься или звонить, что уж точно, я не помню. Тот и выпалил. Да не в него, мимо, чтобы пугнуть. Клей людей не убивал, Базилио это знал, подлюка! Есть же воры, которым кровь пустить — хуже, чем в тюрягу сесть. Джентльмены. Я бы, вот вам крест, на месте Клея кишки бы ему выпустил и по комнате развесил, а он...

Следом за этой тирадой раздалось гнусное ругательство.

— Не смейте! — рявкнул Майкрофт Холмс, второй раз проявляя удивительную нетерпимость.

— Это в мой адрес, — сказал лорд Джон. — Ничего, я потерплю.

— При чём тут вы, сэр, милорд, кто вы там? — через плечо бросил арестованный. — Я про идиота Клея. Базилио ему верёвку на шею надел, а он и не заметил. Ну, Базилио хлопнулся после выстрела, будто бы в обморок. Дурень Клей хвать стекляшки вместо сапфиров — и бежать. Слуги его увидели, давай вопить. В комнату вбежали, а там — труп уже валяется. Базилио покойника из сейфа на пол вытащил, сам — за штору, грим свой снял, пока там все туда-сюда бегали, в комнате народу полно, он и шасть из-за шторы. А его все знают. Вот так-то! И ведь не успокоился, гад! Как профессора не стало, так снова начал подбираться к этим ста тысячам. У Антонии их хватанул и смылся. Я за ним поехал, так и думая, что они у него: Антония так бы не послала, хоть и скрыла от меня, кошка этакая! Базилио признался, обещал мне, что деньга поделим пополам. А тут ещё нелёгкая дёрнула его пришить одного типа. Вот он и спрятал камни в пруд, просто в окошко выкинул. И говорит: ты достань их, а после встретимся и уедем отсюда подальше.

— Кого именно убил ваш сообщник? — спросил Лестрейд, снова обменявшись быстрым взглядом с Гербертом Лайлом.

Броулер выпрямился на стуле, и его лицо приняло более спокойное выражение.

— Кого, это не важно. Про камни, я вам рассказал и про старикашку, а это уж дело неважное.

— Почему? — резко спросил Лайл. — Потому что вы — соучастник?

— А не ваше собачье дело! — прорычал бандит. — Не до-ка-же-те!

— Докажем! — спокойно возразил молодой сыщик и посмотрел на Майкрофта Холмса, который в это время уселся на стул и делал вид, что ему безразлично происходящее и слушает он из чистого любопытства.

— Вы обещали, мистер Лайл, представить нам какого-то свидетеля, который живёт поблизости, — сказал Лестрейд. — Мы, собственно, из-за этого здесь и задержались.

Молодой человек кивнул и повернулся к двери, за которой давно уже слышались возбуждённые голоса и шарканье ног: жильцы злополучного дома пробудились от криков и выстрелов и, сдерживаемые констеблями, пытались проникнуть в необитаемую комнату, дабы узнать, что же произошло.

— Не велите впускать эту публику, инспектор, — попросил Лайл. — Мы на часок здесь ещё задержимся, ибо джентльмен, которого я вам обещал, дальше ста шагов от своего дома никуда не пойдёт. Я иду за ним, мне придётся поднять его с постели, а это дело нелёгкое, попрошу его незамедлительно придти к вам, а сам, с вашего позволения, задержусь: тут поблизости у меня ещё есть дело. Но я вернусь к концу вашего разговора.

С этими словами мистер Лайл открыл дверь и вышел, вызвав в коридоре настоящий взрыв вопросов, возгласов, восклицаний. О чём его спрашивали и что он отвечал, никто в комнате не расслышал.

Лестрейд, не торопясь, проверил записанный полицейским рассказ Броулера и сравнил его с показаниями Антонии Мориарти, которые по просьбе Герберта захватил с собой Уотсон. Все подробности совпали.

— Вы уверены, Броулер, что всё было так, как здесь написано? — спросил полицейский сыщик у арестованного.

— Всё как есть! — безразличным голосом ответил Броулер. — Я сам не видел, но как они всё это придумывали, слыхал и запомнил. Профессор меня тогда при себе держал всё время, я и в Италию, к этой ведьме с ним ездил. При мне они сочиняли, и рассказывал Базилио, как всё это обтяпал, тоже при мне.

— Подпишите показания, — потребовал Лестрейд.

Броулер подписал, отвернулся от сыщика и вновь вперился в стоящую на столе открытую серебряную коробку.

— Я могу вас утешить, — заметил Лестрейд небрежно. — Ваш сообщник остался с носом так же, как и вы. Он, как паук, запутался в собственной паутине, это у пауков, знаете ли, бывает.

— Это как это? — с надеждой спросил бандит.

— Да уж так. То, что он подменил, тоже не «глаза Венеры». Он утащил из пруда ту самую подделку, которую когда-то подложил в сейф эсквайра Леера. И, очень возможно, сам ещё не обнаружил обмана.

— Да вы что?! — арестованный так и подскочил. — Это правда?!

— Ручаюсь вам, — проговорил Уотсон, до тех пор хранивший молчание. — Мистер Лайл при мне заменил в этой коробочке, вернее, в той, что прежде была в пруду, настоящие камни поддельными.

Броулер вскочил и запрыгал на месте, пытаясь хлопать в ладоши, чему, однако, мешали наручники.

— У-р-р-а! Ай да лягавый! Ну и здорово! Ну, Базилио, сожри!!! Меня надуть собирался, скотина! А вот и сам надулся, да ещё и как! Так-то его!!!

Полицейские, не выдержав, начали хохотать, наблюдая эту пляску удовлетворённой мести. Лестрейд ухмылялся, губы лорда Джона покривила презрительная гримаса, и только Майкрофт Холмс оставался безучастен. Однако его сдвинувшиеся густые брови выдали тревогу.

— Что-нибудь случилось? — тихо спросил его Уотсон.

— Пока нет, — ответил Майкрофт и проговорил, обращаясь словно к самому себе: — Но выйдет ли?.. Боже, помоги!

Лестрейд между тем подошёл к лорду Кромуэлу и сказал ему шёпотом:

— Теперь вы полностью оправданы, милорд. Такие доказательства убедят кого угодно. Поздравляю вас!

— Спасибо, — так же тихо ответил лорд Джон, и дрожь в его голосе заменила все остальные слова благодарности. — Инспектор, а вы не знаете, на сколько я ещё сяду?

— Затрудняюсь сказать, — пожал плечами Лестрейд. — Я полицейский, а не судья. Но, полагаю, вас могут и совсем освободить от дальнейшего наказания, учитывая, что вы оказали помощь полиции при отыскании краденого и поимке преступника.

Лорд Джон не успел ничего сказать, а Броулер не успел ещё прекратить свою сумасшедшую пляску, как вдруг дверь снова приоткрылась, и на пороге появился старичок в чёрном, почти до пят макинтоше, в шляпе с полями необъятной ширины. Из-под полей вылезали седые до плеч, жидковатые волосы. Старичок был сухощавый и длинноносый, с небольшим кожаным чемоданчиком в одной руке и толстой, с набалдашником палкой — в другой.

— Я здесь могу отыскать мистера инспектора полиции Лестрейда? — спросил старикашка, так сильно нагибаясь вперёд, что у всех создалось впечатление, будто он собирается упасть к их ногам.

— Я Лестрейд, — не без удивления разглядывая вошедшего, ответил инспектор. — А вы и есть, видимо, мистер Сток-Род?

— Я самый, — ответил старик со странной фамилией.

Затем, шаркая увесистыми башмаками, он подошёл к столу и уселся на подставленный сыщиком стул:

— С вашего позволения, я живу в доме напротив, вон там, за прудом... Ко мне сейчас опять заходил этот ваш потешный юноша, мистер... Лейк!

— Лайл, — поправил Лестрейд.

— Ну, Лайл. Ну, и вот он сказал, что мне непременно нужно одеться и зайти сюда вот и найти мистера Лестрейда. Я и пришёл.

Голос у мистера Сток-Рода был высокий и дребезжащий, совершенно немужского тембра, но в нём иногда слышались скрипучие упрямые нотки, и это убеждало, что сей джентльмен и в самом деле с характером, и если не хочет уходить дальше ста шагов от своего дома, то и не пойдёт.

— Что же, мистер Сток-Род, перейдём сразу к делу, раз уж мы вас потревожили. — Лестрейд сел напротив старика и раскрыл записную книжку. — Скажите: вам знаком этот человек?

И сыщик Скотленд-Ярда указал на Броулера.

Мистер Сток-Род сощурил свои тёмные слезящиеся глаза и воскликнул:

— Этот вот? Как же, как же... Я его видел. Он убил человека.

Броулер, созерцавший старика с выражением пренебрежительного любопытства, так и подскочил на месте.

— Чего? Да что ты лепишь, старый хрыч?!

— Замолчите! — резко оборвал его Лестрейд. — Каким образом, вы, сэр, можете утверждать, что этот человек совершил убийство?

— Я это видел, — заявил старичок и уверенно выпятил свой длинный подбородок, украшенный жиденькой бородёнкой, в которую стекали совершенно белые, ещё более жиденькие усы.

— Как и когда вы стали свидетелем убийства? — задал новый вопрос сыщик.

— В середине ноября минувшего года, вот в этом самом доме вот этот джентльмен (тут мистер Сток-Род вытянул вперёд тощий палец в кожаной перчатке и указал на ошалевшего Броулера), вот этот джентльмен застрелил другого джентльмена, d комнате на четвёртом этаже, окном выходящей на пруд.

— Ты с ума спятил, перец сушёный?! — заорал бандит и попытался вскочить, но сзади его удержали руки констебля.

— Как могли вы увидеть то, что произошло в этой комнате? — с непередаваемым изумлением воскликнул инспектор Скотланд-Ярда. — Вы были в этой комнате? Вы это утверждаете?!

— Я там не был, сэр, — чванливо возразил старичок. — Я вообще не имею обыкновения ходить по чужим квартирам. Но убийство я видел.

Лестрейд провёл рукой по вспотевшему лбу:

— Давайте уточним. Двенадцатого ноября прошлого года в этом доме, в комнате на четвёртом этаже, был убит выстрелом из револьвера в затылок адвокат Годфри Нортон. Других убийств здесь совершено не было. Вы утверждаете, что видели, как был убит мистер Нортон?

— Я не знаю, как его звали, и меня это не касается, — пожевав губами, заявил мистер Сток-Род. — Я вообще не любитель лазать в чужие дела. Но я видел, как произошло убийство.

— Ради бога, расскажите! — закричал, не выдержав, Уотсон.

От волнения у него голова шла кругом. До него лишь сейчас начал доходить смысл происходящего, он понял, что два револьвера, найденные Гербертом Лайлом в пруду, рядом с серебряной коробкой, имеют отношение не только к судьбе лорда Джона, но и к судьбе Шерлока Холмса.

— Я же и рассказываю, а меня перебивают! — капризно произнёс старый джентльмен. — Вас удивляет, что я видел событие, произошедшее так далеко от моей квартиры? Ну, так вы не знакомы с достижениями науки, господа. Извольте. Вот. Мой старинный друг.

С этими словами старичок водрузил на стол свой чемоданчик, раскрыл его и вытащил оттуда громадных размеров подзорную трубу, изготовленную, очевидно, столетие назад.

— Я человек, больной подагрой, — заговорил мистер Сток-Род, ласково поглаживая трубу. — Я редко выхожу из дому. Но мне интересно созерцать жизнь людей. Мой небольшой домик, то есть домик, в котором я снимаю комнату последние восемь лет, стоит по ту сторону этого пруда, и этот вот громадный дом находится напротив. Я живу на четвёртом этаже, стало быть, четвёртый этаж этого дома как раз на уровне моих окон. И вот уже много лет я скрашиваю одиночество тем, что в мою подзорную трубу наблюдаю за тем, что происходит в этих многочисленных окнах.

— Ничего себе развлечение! — вырвалось у лорда Кромуэла.

— Развлечение не хуже прочих, молодой человек! — сварливо отпарировал старичок. — Я же не по карманам чужим лазаю.

Джон поперхнулся и надолго потерял охоту вмешиваться в разговор. А мистер Сток-Род продолжал:

— И вот я привык запоминать то наиболее интересное, что иногда открывается моему взору за этими окнами... А тот случай был чрезвычайно интересен. Согласитесь, джентльмены, что убийства происходят не каждый день. Помню, в ту ночь я не спал, меня ломала подагра. Встал я с постели, сел у окна и стал скучать, ибо было ещё темно, и ни одно окно напротив не светилось. А созерцать освещённые окна особенно интересно: при дневном освещении стёкла дают сильный отблеск и мешают смотреть, ну а освещённое окно абсолютно прозрачно. И вот вдруг одно из окон, точнее, шестнадцатое окно от северного угла на четвёртом этаже дома напротив, осветилось. Я мигом взял мою трубу и стал смотреть. Сперва ничего интересного не было. Джентльмен в халате ходил по комнате, потом сел за стол, взял что-то, коробку какую-то и открыл. И смотрит на неё. Джентльмена этого я в окне и раньше видел, он там жил давно, недели две уже. Вдруг дверь позади джентльмена открывается, наверное, очень тихо, потому что он даже не обернулся, и входит вот этот самый человек, — старик опять указал на Броулера. — А в руке у него — револьвер.

— Врёшь!!! — выдохнул Броулер. — Путаешь! Это был не я!

— Нет вы, сэр! Я помню ваше лицо! — воскликнул старикашка своим резким высоким голосом. — Вот... вот... Я сбился. Погодите, сейчас вспомню, как всё было дальше. Ага! Он подошёл сзади к тому джентльмену и выстрелил ему в затылок. Тот упал.

— А дальше? — с трудом выговорил Лестрейд. — Дальше?

— Дальше было ещё интереснее, — Сток-Род потёр руки в перчатках. — Дальше убийца вдруг засуетился, револьвер бросил, схватил эту самую коробку со стола, приоткрыл окно и кинул коробку в пруд. А потом он исчез. Я полагаю — под стол влез.

— Под стол?! — вытаращил глаза Лестрейд.

— Да, да, я уверен — под стол. Там стол такой, покрытый зелёной бархатной скатертью: в окно он тоже хорошо виден. И тут же дверь открывается, и входит леди.

— Леди? — переспросил доктор Уотсон.

— Да. Высокая такая. Брюнетка. Думаю, убийца потому и спрятался, что услыхал за дверью её шаги, а то с чего бы. Ну вот, она вошла, встала посреди комнаты и руками всплеснула. А смотрит вниз. На убитого, значит, больше ей не на что было смотреть. Потом нагнулась и револьвер подняла. И опять дверь открывается, и вбегает мужчина. Тоже брюнет, высокий такой, худой. Револьвер у леди отнял, кричит ей что-то. Потом за руку её схватил и к двери тащит. Однако она первой дверь открыла. Да тут же опять захлопнула. И потом, ну, секунд через двадцать, в дверь стали входить люди, много людей. Некоторых я знаю — видел в других окнах. И вот что интересно. Они там толкаются, убитого разглядывают, а этот, высокий, протиснулся к окну и незаметно так его приоткрыл. Смотрю — он что-то кидает в воду, что-то блестящее. Кажется, револьвер. А потом, ну, минуту спустя, и леди тоже в окно револьвер выкинула (тут-то я точно видел, что именно револьвер!), и тоже так, чтобы никто не видел. Потом какой-то невысокий рыжеватый господин встал спиной к столу, и всех мне загородил. А из-за его спины, совершенно очевидно, что из-под стола, и вылез этот вот... Ну, то есть убийца, и со всеми смешался. Никто, очевидно, и не понял, что его в комнате сразу не было: они там устроили такую толчею — и удивляться нечему! Вот такое событие я видел в мою верную подзорную трубу, джентльмены!

— Путает он всё! — с ужасом и отчаянием закричал Броулер, вновь обводя обезумевшими глазами лица полицейских и свидетелей. — Путает чёртов хрен! Не я убил!!!

— Нет, вы, Броулер! — грозно сдвинув брови, рявкнул Лестрейд. — Вы. Вы убили адвоката Нортона, и убийство было списано на другого человека.

— Инспектор! Не я убил! — бандит вскочил и неистово перекрестился двумя руками, ибо одной рукой не мог — мешали наручники. — Старик всё говорит, как оно было, но он спутал... Это я потом вошёл и стол заслонил. А под столом сидел Базилио! Это он пришил адвоката! Вспомни же ты, старая песочница: рыжеватый стрелял, а я потом вошёл!

— Н... не знаю! — заколебался старый мистер Сток-Род. — Обычно я не ошибаюсь. Но прошло много времени...

— Лестрейд толчком усадил Броулера обратно на стул и навис над ним, сжав рукой его плечо:

— Быстро рассказывайте, как всё было, Броулер! Не увиливайте. Не то помните: виселица давно вас ждёт!

— Меня вешать не за что! — крикнул бандит. — Не за что! Этот ваш Нортон был шантажист, тварь, каких мало. Он выследил Базилио, или Гендона, зовите его, как хотите, у него кликух ещё с пяток наберётся. Нортон знал за ним грязные делишки ещё, когда тот в Оксфорде с ним вместе учился. А тут случайно в одном доме они поселились, ну Нортон и стал за ним шпионить. И письмо перехватил, которое Антония ему послала. Ну и узнал, что у Базилио сапфиры эти... Вы записываете? Записывайте, смотрите, не то я вас знаю! Словом, Нортон стал его пугать, как-то там шантажировать и заставил отдать ему камешки. Сами понимаете, Базилио решил так этого не оставлять. Мы ведь уже смываться хотели. Я прихожу к Базилио и чуть шею ему не свернул, как узнал, что клад наш уплыл. А он мне: «Не бойся, я его шлёпну!» Ну, то есть Нортона. Я думаю: ладно, шлёпай, а только я поблизости буду, не то ты его — к праотцам, камни в карман и бежать, а я с носом... Вот утром рано мы вместе на четвёртый этаж поднялись, а Базилио на третьем жил. Там в коридоре, почти напротив той комнаты, одна комната пустовала. Я в ней спрятался. Думаю: не упущу напарничка! А Базилио вроде даже доволен, что я рядышком. Сказал: так, мол, вернее. Мало ли что, может, помощь моя понадобится? Ну, он, вижу, входит в комнату, дверь-то отмычкой тихо-тихо открыл, а там, за дверью, свет, мошенник проклятый не спит уже. Секунд двадцать тихо было, потом шлёп — выстрел! Я жду — когда он выйдет, Базилио-то, ведь смываться надо... И вдруг по лестнице топот. Мне в щёлку лестница не видна, а дверь нортоновской комнаты видна. Вижу: женщина подбегает. Дёрг дверь — и туда. Думаю: сейчас её тоже шлёпнет Гендон — а что ж ему делать? Нет, тихо. Но по лестнице опять кто-то тарахтит. Вижу: мужчина бежит. Опять дверь открывает и туда. Там что-то вроде говорили они, но мне-то не слышно. Потом во всём доме уже шорохи, шум: выстрел слышали ведь. Дверь открылась было, женщина выскакивает, мужчина за ней, да тут она назад кинулась — на лестнице уже людей полно, бегут отовсюду. Я думаю: а где же Базилио? Кто кого уложил? Он Нортона или Нортон его? Ну, в комнате слышу, уже табун гудит. Я тихонько вышел из своей каморки и тоже туда. А что? В доме людей что муравьёв. Кто поймёт, кто я такой, откуда взялся? Сразу-то меня там не было. Вошёл. В комнате все толпятся. На полу Нортон мёртвый лежит, в затылке — дыра. А женщина с мужчиной эти вовсю спорят: он кричит: «Это я убил!» А она: «Нет, я убила!» А ведь ни он, ни она не убивали... Потеха! Но я на них плевать хотел. Я Базилио ищу и шкатулку высматриваю. Вижу вдруг: что-то скатерть на столе к самому полу стянута. И вроде колышется как-то. И вот тут я понял: там он и сидит. Под стол залез, когда дама эта в комнату уже входила. Я и встал спиной к столу, заслонил его, сколько можно было. Слышу: выползает Базилио. Мне даже смешно стало: и никто ведь не видит! Но кому там дело до него: покойник валяется, целых два убийцы под руками, а что там под столом, какая разница? И ведь кто оказался этот самый, который вину на себя взял! А! Сам Шерлок Холмс! Из-за бабы-то! А! Он думал, это она шлёпнула Нортона, а она думала — он. Ха-ха-ха! А мы с Базилио потолкались там, потоптались да и выползли со всеми вместе, полиция ведь стала лишних людей выгонять... Я потом к Базилио подступил: «Где сапфиры?» А он их, оказывается, со страху-то, в окно, в пруд...

Бандит перевёл дыхание, ещё раз скользнул глазами по лицам обступивших его людей и, поняв, что ему, кажется, готовы поверить, заговорил уже спокойнее:

— На том бы история и закончилась — достали бы мы камушки из пруда, и всё шито-крыто. Но нам с Базилио пришлось из Лондона смыться: у нас на хвосте шпион Антонии повис и стал гоняться за нами. Она, должно быть, смекнула, у кого теперь её серёжечки. Мы и отложили их извлечение. Базилио, конечно, всё это время думал, как оставить меня в дураках. Ну, вот и сам остался! Мне тюрьма, а верёвка — ему! Леера убил он, и Нортона — он. Он! Я тут так же ни при чём, как ваш Холмс, которого вы, господа лягавые, на каторгу загнали!

— Замолчите, Броулер, — сурово воскликнул Лестрейд. — Ошибки иногда не поздно бывает исправить. Ваш рассказ похож на правду, тем более что полиции стало известно о давней связи Гендона с Нортоном, они действительно ещё в юности вместе учились. А вы, мистер Сток-Род, продолжаете утверждать, что убийца — этот человек?

— Да опомнись же, хрен сушёный! — возопил Броулер. — Да скажи же, что не я! Ведь не я!

— Возможно, я чуть-чуть спутал, — угрюмо пробурчал старый джентльмен. — Возможно, убийца — рыжеватый, а у стола, спиной к окну, стоял этот. Вероятно, этот. Всё окно мне загородил. А тот, пожалуй, поуже в спине.

— Довольно! — Лестрейд выпрямился со вздохом облегчения. — Как ни невероятно то, что мы услышали, это подтверждено фактами. Версия мистера Лайла полностью подтвердилась.

— Слава богу! — крикнул вне себя от радости Уотсон. — О, почему я не знал этого вчера?! Я бы сказал Холмсу!

— Вчера утром мистер Лайл сам не знал этого наверняка, — бесконечно усталым голосом проговорил мистер Майкрофт. — И если бы не его блестящий ум... Мой брат обязан ему навеки.

— Чей брат, кому обязан? — спросил любопытный мистер Сток-Род. — Позвольте, а что здесь делают штатские?

— Не распоряжайтесь здесь, сэр! — прервал старика инспектор. — Констебли, уведите арестованного и пусть посидит в экипаже, под охраной. Нам ещё надо дождаться мистера Лайла — и можно ехать. Фу-у-у! Голова идёт кругом!

— Я ничего не понимаю! — прошептал лорд Джон Кромуэл, когда полицейские увели Броулера. — Так это Гендон убил Нортона?! Так Шерлок тоже будет оправдан? Господи боже мой!

— Выходит, милорд, — констатировал Лестрейд. — Выходит, он невиновен. Вы удивлены?

— Я? Нет, — покачал головой Джон. — Я знал, что не он убийца. Но ведь он думал... и мне сказал... Ах, какой ужас!

— В чём же ужас? — быстро спросил Майкрофт Холмс.

— Да ведь он почти полгода пробыл на каторге из-за этой твари! — воскликнул лорд Джон. — Почти полгода!!!

— Но если бы его там не было, — спокойно произнёс Майкрофт, — то вы остались бы там навсегда.

— Джентльмены, о чём всё-таки речь? — настойчиво спросил мистер Сток-Род. — Кто был на каторге? За что?

— А вы бы помолчали! — вдруг вскипел полицейский сыщик. — Полиция вам очень благодарна за помощь в раскрытии преступления, но поведение ваше по-настоящему отвратительно и недостойно. Вы видели убийство, вы были единственным его свидетелем и не потрудились сразу же дать показания. А вы читаете газеты? Вы знаете, что один из достойнейших членов нашего общества был отправлен на каторгу за это самое убийство, которого он не совершал? Вы же настоящий укрыватель, мистер Сток-Род, и я по совести должен был бы арестовать вас, а не благодарить. Однако я обещал мистеру Герберту Лайлу обойтись с вами учтиво. Но, в самом деле, где же мистер Лайл? Мне не терпится сообщить ему, что всё закончилось так благополучно. Благополучно, если не считать того, что убийца удрал.

— Лайл сказал, что скоро вернётся, — заметил Уотсон, взглянув на часы.

— Будем ждать его, — согласился Лестрейд.

— И долго вы намерены его ждать? — раздался совсем рядом голос Герберта.

Полицейский сыщик ахнул. Уотсон схватился рукой за стол, лорд Джон чуть не сел мимо стула. Один только Майкрофт Холмс смеялся весёлым беззвучным смехом своего брата.

— Что это значит?! — выдохнул Лестрейд.

— Это значит, — ответил Герберт Лайл, аккуратно снимая шляпу, седой парик, отклеивая седые усы и бородёнку и отлепляя накладные подбородок и нос, — это значит, что иногда годятся и фальшивые свидетели, если это помогает развязать язык свидетелям подлинным. И если мистер Сток-Род действительно помог следствию, то моя вольность допустима и не осудима законом. Как бы там ни было, комедия окончена, джентльмены!