1.

— Вик, — спросил меня Сирил из-за номера «Джеральдтаун Геральд», который читал за завтраком, — а ты когда-нибудь поднимался на воздушном шаре?

— Я, по-твоему, похож на самоубийцу? — ответил я вопросом на вопрос.

— Есть немного, — честно ответил кузен, сложив порядком измятую газету.

— А с чего вдруг тебя разобрал интерес к воздухоплаванию?

— Да вот, — он ткнул пальцем в фотографию на передовице. — Скоро пройдет фестиваль воздушных шаров, совсем недалеко от нас. Мама очень заинтересовалась, к слову.

— Надеюсь, ей не пришло в голову прокатиться на этом приспособлении? — без особенной надежды спросил я, просмотрев текст.

Да, в списке развлечений значилось не только наблюдение за аэростатами, но даже и катание на них. Разумеется, за порядочную сумму и при наличии справки от врача о том, что пассажир не страдает сердечными и нервными заболеваниями. Я бы еще добавил в список психические расстройства.

— Мелькнула у них с полковником такая идея, — вздохнул Сирил. — Да и Мирабелла что-то призадумалась… Но ей я сказал, что она не имеет права так собой рисковать, у нее дочь, в конце концов! А если так хочется выбросить деньги на ветер, причем в прямом смысле слова…

— Она может просто отдать их тебе, — закончил я фразу и налил себе еще чаю.

К счастью, Сирил все-таки примирился с миссис Вашингтон, вернее, она с ним. Признаюсь, мне частенько закрадывалось страшное подозрение: она в самом деле влюблена в моего непутевого кузена, иных причин подобной снисходительности я придумать не мог. Его легкомысленное поведение, глупые шутки, чрезмерная любовь к противоположному полу (Сирил как-то во время семейного чаепития в саду сослался на научные исследования, доказавшие, что мужчина по своей природе полигамен, за что был бит неразлучным зонтиком тетушки Мейбл)… Я уж молчу об азартных играх, в которых кузену никогда не везло (он уверял, что это плата за удачу в амурных делах, в которых ему, правда, тоже не везло), нежелание утруждаться хоть какой-то полезной деятельностью, отсутствии собственных средств в прекрасном сочетании с мотовством… Сирил — завидный жених, не правда ли?

Конечно, многие незамужние леди благосклонно поглядывали в его сторону, но тетушка Мейбл придирчиво рассматривала каждую кандидатуру, и всякий раз что-то ее не устраивало. Полковник Стивенсон как-то признался мне по секрету: тетушка понимает, что все эти девицы (а более того — их матушки) намного более заинтересованы мною и моими капиталами, Сирил же на этом фоне котируется намного ниже. Однако кузен — мой наследник, а значит, его супруга почти наверняка с нетерпением станет ожидать моей безвременной кончины и грядущего богатства. Может быть, даже поторопит события, такие случаи отнюдь не редки! А тетушка меня любит пусть и меньше, чем сына, но тем не менее…

Я тогда искренне возблагодарил всех известных и не известных мне богов за прозорливость тетушки Мейбл.

Миссис же Вашингтон одобрение потенциальной свекрови не слишком волновало (полагаю, равно как и одобрение нашего провинциального общества), вдобавок она была более чем обеспеченной особой, а потому не походила на охотницу за наследством. Я на всякий случай навел справки о ее благосостоянии — всё было в полном порядке, пыль в глаза миссис Вашингтон не пускала, а дело, прежде принадлежавшее ее супругу, процветало благодаря хорошим управляющим и приносило стабильный доход в дополнение к имеющимся средствам.

К услугам миссис Вашингтон, дамы молодой и красивой, были самые завидные холостяки не только нашей округи (исключая меня), но и Лондона, однако она почему-то остановила благосклонный взгляд на Сириле. Помолвку, правда, разорвала, когда он окончательно вывел ее из себя, но это было прошлой осенью, и она уже сменила гнев на милость.

Таким образом, вывод мог быть только один — это любовь! Вот если бы еще кузен вел себя пристойно и ценил такое везение…

— Вик! — кажется, уже не в первый раз повторил Сирил и пощелкал пальцами у меня перед носом. — Ты что, уснул?

— Нет, — ответил я и отвел его руку. — Что за дурные манеры!

— Не вилкой же тебя тыкать, чтобы очнулся, — пожал плечами кузен. — Хотя… ты прав, следовало опрокинуть на тебя горячий чай. Хотя тогда ты обвинил бы меня в неуклюжести.

Я только вздохнул: Сирил неисправим.

— Так о чем ты говорил?

— Я спрашивал, поедешь ты смотреть парад воздухоплавателей или снова отсидишься в своей оранжерее? Скажешь, что тебе и оттуда будет неплохо видно?

— Полагаю, я тебе нужен исключительно для того, чтобы сдерживать самоубийственные порывы тетушки?

— И для этого тоже, — согласился он. — Правда, я надеюсь, ее в гондолу не возьмут. Перевес, понимаешь ли…

— Сирил, это неприлично, — нахмурился я. — Обсуждать женщину в подобном ключе… Впрочем, ты ведь печешься исключительно о ее благе?

— Именно! Я беспокоюсь о ее здоровье и благополучии, — воздел палец Сирил. — И о своём тоже. Ты представь только: если с мамой, не приведи боже, что-нибудь случится, я ведь останусь один на один с полковником…

Я представил и вздрогнул.

— И, чтобы как-то пережить утрату, переселюсь к тебе, — закончил кузен, — не смогу оставаться там, где всё будет напоминать мне о дорогой маме… Одним словом, Вик, в твоих же интересах сделать всё возможное для того, чтобы с нею ничего не стряслось! Мирабеллу она не очень-то слушает, сам понимаешь, да и полковника тоже, меня — тем более, а вот ты можешь пригодиться.

— Ну хорошо, — мрачно сказал я. — Так и быть, поеду с вами. Надеюсь, тетушка никогда не узнает о том, что мы успели ее похоронить и оплакать.

— А это идея, — обрадовался Сирил. — Надо сказать ей, что мне кошмар приснился: воздушный шар лопнул или загорелся, или трос оборвался, и ветром его унесло в открытое море…

— Какое море?! До него далеко, забыл?

— Ну и что, на высоте ветра сильные, — парировал кузен, — и вообще, можно приврать драматизма ради. Так вот, воздухоплаватели разбились… что смешного, Вик, это трагедия!

Я усилием воли изгнал видение, в котором тетушка плавно спускалась с недружелюбно нахмурившихся небес на своем неизменном лиловом зонтике с ручкой в виде головы попугая. Кажется, планировать ей помогали пышные юбки, а зеваки стыдливо отворачивались, чтобы не глазеть на ее панталоны.

— Лучше, если такой сон увидишь ты, — добавил Сирил. — Мне мама скажет, что я выдумщик, а ты… Ну, она давно догадывается о том, что ты умеешь всякое-разное.

— Что именно?

— Не знаю, мы специально не обсуждали, так, в разговоре мелькнуло, а я не стал заострять на этом внимание, — ответил он уже серьезно. — Передо мной-то можешь не притворяться, я же в курсе… гм… твоих потусторонних знакомств. Кстати, а может, этих твоих призраков попросить что-нибудь вытворить? Чтобы мама испугалась и уж точно не захотела полетать?

— Право, не стоит, — покачал я головой. — Тем более, у них только-только семейная жизнь наладилась, нехорошо мешать. Да и опасно, Сирил. Так вот попросишь их пошутить, но… ни я, ни ты в этом воздухоплавательном оборудовании не разбираемся, они тем более, так и до аварии недалеко. И люди могут пострадать, и сами аппараты… а они ведь дорогие, я слышал.

— Убедил, — вздохнул кузен. — Справимся собственными силами… я надеюсь. В крайнем случае приготовься дать взятку этим аэронавтам, чтобы соврали насчет перевеса. Уговорю их я сам, но денег у меня нет, так что… Как тебе идея?

— Намного лучше, чем диверсия, — вздохнул я, решив, что жизнь тетушки Мейбл и семейное благополучие дороже десятка и даже сотни фунтов.

Пожалуй, нужно захватить наличные, а то выписывать чек на глазах у изумленной публики — это уж чересчур. Ну а незаметно сунуть купюры в карман или за обшлаг — проще простого, такое мне по силам. Нужно только немного потренироваться вон хоть на Сириле, проверить, не утратил ли я этот полезный навык — давно ведь не использовал.

— Но так все-таки скучно, — сказал вдруг кузен.

— А сколько можно ребячиться? Посмотри на себя в зеркале — у тебя уже виски седеют, а ты все мальчишкой себя считаешь! — не удержался я, зная, что наступаю на больную мозоль.

— Ты сам уже сивый, — буркнул он, приходя в скверное расположение духа.

— Я значительно старше, забыл?

— Мама сказала, Кины вообще рано седеют, — внезапно ожил Сирил. — Даже она… только я тебе этого не говорил! Кстати, надо выяснить, чем она красит волосы…

— Не надо, — предостерег я. — С твоим везением ты в лучшем случае купишь поддельную краску или что-нибудь неправильно смешаешь, а в результате позеленеешь.

— А в худшем? — с интересом спросил Сирил.

— Облысеешь.

— Н-да, выбор… — протянул он. — Но лучше уж благородная седина, чем лысина!

— Рад, что ты это осознаешь, — я демонстративно посмотрел на часы. — Тебе, кстати, не пора… куда-нибудь?

— Нет, до субботы я совершенно свободен, — заверил кузен и взял следующую газету. — Но если я тебя стесняю, то, конечно, уеду… Глядишь, к концу недели мама и меня уговорит покататься на воздушном шаре, она убедительная, ты же знаешь.

Я подавил вздох. Сирил заявился ко мне вчера, якобы проведать, остался на ужин, заговорился, спохватился, что час уже очень поздний, решил заночевать… А я, очевидно, расслабился и забыл о коварстве кузена! Судя по тому, что тетушка не обрывала телефон в поисках блудного отпрыска, Сирил заранее предупредил ее о том, что останется у меня. И, подозреваю, даже протащил в свою комнату чемодан с одеждой: моя, к счастью, была ему велика и к тому же слишком консервативна.

— Живи уж, — разрешил я. — Только учти: если явишься сильно подшофе и разбудишь кого-нибудь, я лично отвезу тебя домой прямо среди ночи и сдам с рук на руки полковнику!

— Пред лицом такой угрозы я должен бы затрепетать и поклясться тебе сделать всё возможное, дабы такого не случилось, — пресерьезно ответил негодяй Сирил, — но не стану. Ибо сказано — не клянись!

— Ну хоть что-то ты запомнил из проповедей, — сказал я после паузы. — В таком случае просто имей в виду мое обещание.

— Ты поленишься, — заверил кузен и закрылся газетой.

И что ты с ним будешь делать? Перевоспитывать поздно, остается только смириться…

2.

Лето в этом году выдалось жарким, а осень — на удивление сухой и теплой. Не к добру, говорили старики и предрекали одновременно пожары, наводнение, ураганы и лютые морозы. Ну и голод с эпидемией заодно, видимо, по привычке. Конечно, в этих пророчествах можно было отыскать рациональное зерно, обратившись к народным приметам, но мне, если честно, было лень.

Фестиваль воздушных шаров приурочили к традиционной осенней ярмарке, а место для его проведения любезно предоставил лорд Блумберри, выделив один из своих обширных лугов. Что и говорить, пространства требовалось много: следовало разместить не только сами шары и все необходимое оборудование, но и соорудить трибуны для публики, выделить место для экипажей, организовать продажу напитков и съестного… Я подозревал, что к окончанию фестиваля луг будет представлять собой вытоптанную пустошь, и недоумевал по поводу того, кто и как ухитрился сподвигнуть лорда на такой поступок. Впрочем, это можно было выяснить у него самого, если он посетит это увеселение.

Мы приехали, пожалуй, слишком рано: тетушка настояла на этом, желая занять лучшие места, а мы не стали спорить — всё равно бесполезно. Разумно поступила миссис Вашингтон: попросила занять ей местечко, а появиться собиралась не раньше официального начала фестиваля, до которого оставался еще добрый час.

Наблюдать за происходящим на лугу было довольно интересно: еще не надутые шары, распростертые на скошенной траве, напоминали складчатые шкуры каких-то чудовищ, зачем-то надежно привязанные к вбитым в землю кольям. Вот один задергался, затрепыхался и начал потихоньку наполняться, а там и приподнялся над землей. Аэронавты принялись проверять крепления гондолы и что-то еще — я, повторюсь, ничего в этом не понимал.

— Как-то ненадежно выглядит, — дрогнувшим голосом проговорила тетушка Мейбл, присмотревшись.

— Да, просто-таки птичье гнездо, — поддакнул Сирил, вспомнив о своем прошлогоднем увлечении орнитологией (теперь он перешел на энтомологию и регулярно пугал тетушку жуками и гусеницами). — М-м-м… совсем как у горлицы, напросвет видно. Нет бы взяли пример с зяблика!

— Это для облегчения корзины, — авторитетно заявил полковник. — Чем меньше вес, тем выше сможет подняться шар, да-с.

— А для чего, в таком случае, они грузят мешки с песком? — не поняла тетушка, и он пустился объяснять ей тонкости применения балласта (не иначе, специально подготовился).

— Не понимаю логики, — сказала она, выслушав. — Сперва взять на борт лишний вес, а потом сбрасывать его?

— Дорогая, если этого не сделать, а шар нужно будет срочно облегчить, скажем, для преодоления препятствия, придется сбрасывать вообще всё лишнее. Или даже кого-то из команды, — пояснил полковник, и тетушка глубоко задумалась. — Надеюсь, сегодня до этого не дойдет, шары ведь будут не в свободном полете, а на привязи.

— А еще высоту можно регулировать, спуская воздух из оболочки, — припомнил Сирил, и они углубились в тонкости, о которых я, признаюсь, и не слышал вовсе.

Зато я подготовился иначе: прочитал всё, что нашел в библиотеке о крушениях воздушных шаров, в особенности экспериментальных моделей, поэтому мог присовокупить свое ценное мнение к обсуждению.

— Будем надеяться, обойдется без падений и пожаров, — пробормотала тетушка наконец, нервно поглядывая на луг, уже покрывшийся разноцветными шарами, будто поляна грибами.

Наверно, сверху это так и выглядело, подумал я. Любопытно было бы взглянуть! Может, какой-нибудь отважный корреспондент рискнет подняться в воздух и заснимет открывшуюся панораму?

— Да, при аварии шара шесть лет назад на ярмарке в Квинсборо были жертвы, — машинально произнес я. — Он вспыхнул, а ветром горящие куски обшивки швырнуло прямо на публику. Особенно пострадали дамы — юбки и зонтики превосходно горят, я уж не говорю о шляпках и прическах.

Тетушка Мейбл сглотнула и подобрала подол. Сирил исподтишка сделал мне знак, мол, продолжай в том же духе.

— Я гляжу, тут позаботились о безопасности, — успокаивающе произнес полковник, указывая на кучи песка и водовозные телеги.

Даже пожарные машины из Блумтауна и Илкли были здесь, что я всецело одобрял. С другой стороны, если полыхнет на высоте, толку от этих машин окажется немного.

— А еще в такой толпе удобно орудовать карманникам, — сообщил Сирил, широким жестом обведя прибывающую публику. — Все будут таращиться в небо и оставят кошельки без присмотра.

— Поэтому здесь столько полиции, — басом произнес за нашими спинами суперинтендант Таусенд. — Добрый день.

— Вы уверены, что полицейские будут достаточно бдительны и не отвлекутся на представление? — скептически спросил полковник, когда все обменялись приветствиями, а тетушка Мейбл заговорила о чем-то с миссис Таусенд. (Они, к счастью, все-таки помирились, во многом благодаря Мирабелле, насколько я понял.) Энн (чета Таусенд и ее прихватила с собой) в полном восторге уставилась на тетушкину Наоби — она никогда не видела чернокожих людей, — и вскоре обе девочки о чем-то зашушукались. Должно быть, и Линн вертелась где-то поблизости, и опекающая ее чета Хоггартов, но на солнце их толком не видно, а я поленился приглядываться.

Наконец началось представление. По счастью, обошлись без гонок на воздушных шарах — во-первых, учредители фестиваля решительно запретили такое сумасбродство, во-вторых, ветра почти не было. Чинно и мирно аэростаты по одному и попарно, и даже группами поднимались в воздух, какой выше, какой ниже, демонстрировали себя во всей красе, затем опускались, чтобы дать место следующим участникам. В конце, я слышал, будет соревнование на высоту подъема среди наиболее известных воздухоплавателей (мне их имена ни о чем не говорили, если честно), а затем уже катание для особо безрассудных зрителей.

Сирил о чем-то потихоньку спорил с миссис Вашингтон (она явилась как раз к началу), кажется, убеждал ее поставить на огромный лиловый шар, испещренный плакатами с рекламой и увешанный гирляндами и флажками. Она же явно склонялась к другому, поменьше, ярко-красному в синюю и белую полосу. Чета Таусендов вела светскую беседу с тетушкой Мейбл и полковником, а я решил прогуляться — смотреть на воздушные шары мне наскучило, это все-таки было достаточно однообразное зрелище.

Судя по всему, не один я заскучал: вскоре я столкнулся с лордом Блумберри, вежливо раскланялся с ним, но не успел сказать ни слова, как он первым начал беседу.

— Мои мальчишки в восторге от этого безобразия, — кивнул он на луг. — А вы что скажете, Кин?

— Многие полагают, что за воздухоплаванием будущее, — ответил я.

— Ха! То же самое говорят и об автомобилях!

— Но это действительно так, — осторожно произнес я. Лорд Блумберри питал некоторую неприязнь к машинам, и я догадывался, почему. — Их становится все больше, они делаются совершеннее, и не за горами тот день, когда…

— Когда автомобиль вытеснит лошадей, вы это хотели сказать? — прищурился он и тяжело вздохнул. — Да… Увы, как ни прискорбно это осознавать, но всё к тому идет. Слыхали? Давно уже придуман… как его… трактор!

— Я читал о чем-то подобном, — припомнил я, — но не интересовался деталями.

— А зря, — наставительно сказал лорд. — Перспективная штуковина, да-с… будет, когда его сделают поменьше и научат ездить побыстрее. И работать не на пару, а на бензине, как порядочный автомобиль. Я слыхал, над этим работают, да всё никак…

— Отчего вы вдруг заинтересовались механизмами?

— Надо же знать, что нас ждет в самом ближайшем будущем, — ответил он и посмотрел на парящие над лугом воздушные шары. — Держать, так сказать, руку на пульсе событий… Хм… Кин, как вы полагаете, можно приспособить эти штуковины, чтобы следить с них за стадами, к примеру?

— Думаю, вполне можно, только это влетит вам в кругленькую сумму. Опять же, ночью или в проливной дождь, да еще с сильным ветром, толку от такого наблюдателя будет маловато. И потом, — добавил я, — у нас же не бескрайние прерии! Проще уж вышки поставить, честное слово…

— Пожалуй, — кивнул лорд. — А вот если бы эти аэростаты были управляемыми, можно было бы с них разбрасывать удобрения над полями! Я слышал, что-то такое уже строят, но как это будет действовать…

— Боюсь, грузоподъемность маловата, — забраковал я идею, — сами посмотрите, сколько они берут балласта! И еще нужно минимум два человека — управлять агрегатом и собственно сбрасывать… компост или что там еще?

— Можно сделать дно гондолы откидным, — серьезно сказал он, но тут же засмеялся. — Ладно, это всё пока фантазии, вроде полета из пушки на Луну. Если воздухоплаванию суждено развиться во что-то стоящее, думаю, мы успеем увидеть это своими глазами, а, Кин?

— Если протянем еще пару десятков лет, то вполне успеем, — дипломатично ответил я.

— Маловато вы что-то себе отводите, — покачал головой лорд. Кажется, он пребывал в отличном расположении духа. — Я намерен дождаться правнуков, вот что!

— Думаю, вам это вполне по силам, — заверил я. — Может, кто-нибудь из них станет известным авиатором?

— Отчего бы и нет? Любовь к риску у нас в крови, — тут он явно вспомнил явление предков и ухмыльнулся, — а что необъезженный жеребец, что непокорный летательный аппарат — всё едино!

— Да, в самом деле…

— Но это еще когда будет, — вернулся лорд с небес на землю. — А вот трактор — уже реальность. Я слежу за разработками, думаю, нужно будет завести себе парочку, когда их доведут до ума.

— Милорд, но вы же не любите автомобили! — воскликнул я, не сдержавшись.

— Я не люблю их как средство передвижения, — воздел он палец, — в них нет души! А как рабочий механизм — вполне ценю.

— Думаете, ваши арендаторы согласятся пересесть на тракторы?

— Отчего нет? Я видел выкладки — содержание такой штуковины может обойтись дешевле, чем пары рабочих лошадей или волов. Трактор что — поставил в сарай, он и стоит, есть не просит, навоз за ним убирать не нужно…

— А ремонт? А топливо?

— Это не то же самое, что лечить и кормить животное, — отмахнулся лорд. — Машину ведь нужно заправлять только перед поездкой, а не ежедневно. Вдобавок на тракторе можно пахать хоть день напролет!

— Думаете, выдержит? — скептически спросил я.

— Отчего бы и нет? В любом случае, он от этого не падёт. А если перегреется, так остынет и дальше поедет, — отрезал он, явно захваченный перспективами.

— Но как же лошади? — воззвал я к его рассудку.

— А что с ними? Лошади как были, так и останутся, — заверил лорд. — Верховые и упряжные, для истинных ценителей красоты… И да, для тех, кто способен обеспечить им подобающие условия содержания!

Я подумал, что в возрасте лорда Блумберри пора бы перестать витать в облаках и строить воздушные замки, но промолчал. Хочется ему экспериментировать — сколько угодно, раз средства позволяют.

— Как ни жаль осознавать, — развивал он мысль, — на дорогах лошадь тоже рано или поздно уступит место автомобилю. Это случится еще не скоро, я надеюсь… но прогресс неостановим. И чем пытаться стать у него на пути, рискуя быть раздавленным, лучше оказаться на нем верхом и взять вожжи в свои руки!

— Вы имеете в виду, что готовы материально поощрять изобретателей? — перевел я эту тираду на человеческий язык.

— Отчего бы нет? Но не этих, — махнул лорд рукой в сторону воздушных шаров. — Красиво, величественно, но… что-то не то. Если человек и покорит воздух, то, скорее всего, на чем-то вроде автомобиля с крыльями — прочном и быстром. И, главное, управляемом! Пускай даже первые такие аэромобили и лошадь не обгонят, рано или поздно… — он вздохнул, — и до Луны доберутся, уверен.

— В самом деле? — выдавил я.

— Конечно. Эти писатели-фантасты много чего предсказывают, — уверенно ответил он. — Ну а уж до мысли приделать мотор к воздушному змею или крылья к автомобилю любой дойти может… Помяните мое слово, Кин, мы еще доживем до летающих машин! До полета на Луну вряд ли, а так вот, к соседу в гости наведаться… запросто.

— Буду ждать с нетерпением, — заверил я. — Это было бы очень удобно, особенно, если эти ваши аэромобили окажутся быстрее поезда. Да и моря на них пересекать, наверно, удобнее… если запаса хода хватит.

— Вот! Вы уловили идею, Кин, — лорд приобнял меня за плечи и повлек в сторону, туда, где гости фестиваля оставили свои экипажи. — Представьте будущее: всё небо будет испещрено летающими скоростными экипажами… Час — и ты в Париже, два — в Оттаве! Эх, жаль, что мы этого не увидим, но вот потомки…

«Потомков жалко», — мысленно согласился я.

— Ну а лошадь… — продолжал он. — Лошадь — это для души. С собаками вон тоже охотится не так много людей, однако же держат их и в домах, и даже в маленьких квартирках…

Я действительно уловил его идею и подивился: надо же, как человек может изменить мнение! Но, по правде говоря, это нравилось мне больше, чем если бы лорд Блумберри вступил в ряды ретроградов и изо всех сил противился надвигающемуся прогрессу. Право, обуздать и приручить его — намного более здравая мысль, чем делать вид, будто в мире ничего не меняется, и жить по заветам пращуров… Главное, при пращурах этого не ляпнуть, а то они буйные. С другой стороны, им наверняка бы понравилось, уверен!

— Милорд, — вспомнил я, — позвольте поинтересоваться, как же вы согласились сдать в аренду этот луг? По-моему, он безнадежно испорчен!

— Он и без того был безнадежно испорчен, — ухмыльнулся он, придя в еще более хорошее расположение духа.

— В самом деле?

— Кин, зачем бы мне вас обманывать? Вы в этом не разбираетесь, вам простительно, а мне приходится… — лорд тяжело вздохнул. — Во-первых, когда строили ветку железной дороги, перекрыли русла нескольких ручьев, а другие отвели не туда, куда надо бы по уму. В итоге этот луг заболотился.

— Разве? — я ковырнул дерн каблуком.

— Не тут, подальше, — указал он. — По такой суши не слишком заметно, хоть и сыро, но вот весной сможете убедиться своими глазами — там будет настоящее болото. Там придется как следует осушать… ладно, это детали. А с этой стороны вырубили рощу, кое-что построили… теперь тут слишком сухо. И дорога близко, животные пугаются. Вдобавок много недоумков, которые норовят позабавиться: собак на овец спускают или вроде того…

— И что же? — заинтересовался я. — Вы хотите продать эту землю? Раз уж она сделалась непригодна для использования по прежнему назначению?

— Вот еще! — возмутился лорд. — Нет уж, я ее восстановлю. Технологии шагнули далеко вперед, Кин, вот их я и опробую! Придется пожертвовать частью луга, но там я высажу деревья и кустарники — это будет ветрозащита, да и от шума заодно убережет. А с подтоплением придется повозиться, но у меня есть кое-какие идеи на этот счет, нужно только всё как следует рассчитать!

— Удачи, — искренне сказал я и оглянулся — распорядитель как раз приглашал желающих пощекотать нервы и подняться над лугом на воздушном шаре. — Прошу извинить, мне пора.

— О, вы тоже решили прокатиться? — обрадовался он и хлопнул меня по спине. — Что же вы раньше не сказали? Я как раз искал напарника! Супруга отказалась наотрез, дети бы и рады, но она сказала, что они будут кататься только через ее труп… Ну что же я, в одиночку в гондолу полезу? Идемте скорее, Кин! Уверен, вам понравится!

Отбиться я не сумел, лорд Блумберри умел быть крайне убедителен. Вернее, он попросту не слушал моих возражений, хотя я пытался объяснить, что всего лишь хотел приглядеть за тетушкой… Какое там!

В итоге я смирился. Ну подумаешь, воздушный шар. Вон, уже несколько человек прокатилось — и ничего. Правда, визг их наверняка был слышен в Лондоне, а то и где подальше, но вдруг они визжали от восторга?

«Вряд ли», — мелькнуло в голове, когда земля ушла из-под ног. Я покрепче вцепился в хлипкий борт гондолы (корзинка, с которой Мэри ходит на рынок, выглядит покрепче) и постарался не смотреть вниз. Как бы не так…

— Глядите, Кин, глядите! — радовался рядом лорд Блумберри. — Всё как на ладони! Вон моя усадьба… смотрите же! Эй там, поднимите выше!..

Я все-таки рискнул взглянуть. Луга и поля расстилались под ногами, как лоскутное одеяло (где-то я видел это сравнение, и оно было весьма уместно), дома, люди и экипажи казались игрушечными. Вдалеке дымил трубой крохотный паровозик.

В лицо неожиданно повеяло холодным ветром, и я понял, что мы поднялись заметно выше, чем предыдущие зрители. Какая-то ошалевшая птица (Сирил бы ее точно опознал) метнулась в сторону от воздушного шара, перепугавшись насмерть… Кругом было только небо, осеннее, высокое и прозрачное, и я вдруг ощутил удивительную свободу — так бывало когда-то, когда я забирался высоко в безлюдные горы и смотрел вниз с высоты. Оказывается, я почти забыл это чувство! А уж когда к нему добавилось ощущение полета, пустоты вокруг… Вот так лететь бы и лететь по воле ветра!

— Хорошо-то как… — мечтательно произнес лорд Блумберри, а я неожиданно согласился:

— Замечательно!

На земле нас ждали.

— Виктор, как ты… как ты мог? — выпалила тетушка, пробившаяся в первые ряды зрителей. — После всех разговоров…

— Я должен был убедиться, что это в достаточной мере безопасно, — невозмутимо ответил я, обменявшись заговорщицким взглядом с лордом Блумберри.

— Ты же обещал… — прошипел Сирил, взяв меня за локоть.

— Я не сумел предотвратить это безобразие, — прошептал я в ответ, глядя, как тетушка с миссис Вашингтон и миссис Таусенд совещаются на тему состава следующего экипажа. — Пришлось присоединиться к возглавившему.

— Сирил! — раздался клич тетушки Мейбл. — Иди сюда, нам нужен балласт!

— Надеюсь, меня не будут скидывать с высоты? — сглотнул он.

— Думаю, она просто неверно употребила термин, — утешил я и добавил: — Не переживай, тебе понравится.

3.

День на свежем воздухе — это прекрасно, ночью я спал как убитый и, кажется, впервые с детства летал во сне: у меня были фанерные (а может, жестяные, если судить по грохоту) крылья и моторчик на спине. Правда, мне всё время казалось, что мотор дымит, и я подозрительно принюхивался. Приземлился я, однако, благополучно — прямо на свою кровать, с удовольствием потянулся, умылся и спустился к завтраку.

Телефонный звонок раздался неожиданно, и я насторожился: что могло случиться с утра пораньше? Тетушку мучили кошмары после воздушной прогулки? Или, что вероятнее, Сирил так активно лечил пострадавшие нервы возлияниями, что пришел в некоторую негодность? Но будто они без меня не знают, как с этим справиться!

— Сэр, — полушепотом произнес Ларример, на цыпочках входя в столовую. — Сэр, вас к телефону…

— Кто?

— Лорд Блумберри, сэр, — еще тише прошелестел мой дворецкий и встал навытяжку.

Час от часу не легче — этому-то что понадобилось? Я искренне понадеялся, что лорд всего лишь хочет поделиться со мною новыми идеями по поводу развития воздухоплавания (кажется, он принял меня за единомышленника).

— Кин у аппарата, — сказал я, устроившись в кабинете.

— Доброе утро, — произнес лорд. Голос у него был мрачный. — Слыхали новости, Кин?

— Какие именно? — не понял я.

— Плохие, — был ответ. — В утренние газеты они попасть не успели, в вечерних выпусках точно будут. А может, и в экстренных.

— Милорд, а не могли бы вы выражаться более конкретно? — попросил я.

— Не мог бы. Потому что кое-кто… — последовала выразительная пауза, а мне послышалось шуршание и чье-то сопение, — а именно мисс Меган Льюис с телефонной станции наверняка слушает наш разговор и немедленно раззвонит о нем по всей округе.

— Неправда! — возмущенно пискнуло в трубке, и я невольно ухмыльнулся.

— Я же говорил, — удовлетворенно произнес лорд. — Словом, Кин, собирайтесь, я заеду за вами через полчаса. По дороге расскажу, в чем дело.

— Милорд, но почему я?! — выпалил я, но он уже повесил в трубку. — Чудеса…

Зная решительную натуру лорда Блумберри, я поспешил собраться в дорогу. Вряд ли он намеревался умыкнуть меня куда-нибудь на болото или в непроходимую чащобу, во всяком случае, я искренне надеялся, что рыбацкие сапоги мне не потребуются…

На всякий случай я вытащил из мешочка руну — хотелось знать, что уготовала мне судьба. Судьба была загадочна: мне выпала эваз. Интересно… неостановимый прогресс — уж не на новое увлечение лорда Блумберри намекают руны? Только вот эваз выпала перевернутой, а это могло означать некое препятствие, впрочем, преодолимое. Интересно!

Лорд Блумберри явился вовремя, к счастью, не верхом, а в пролетке. Едва я забрался внутрь, он велел кучеру погонять на пожар и повернулся ко мне.

— Вы, должно быть, имели в виду «как на пожар»? — уточнил я на всякий случай.

— Нет, вообще-то я имел в виду «на пожарище», — мрачно ответил он.

— Однако… а что сгорело и какое вы имеете к этому отношение?

— Самое прямое, Кин, — лорд вздохнул. — Пожар случился на моей земле, ущерб нешуточный.

— Гм… я вам потребовался в качестве юриста? — предположил я. — Но вы же знаете, я не практикую.

— Нет-нет, юрист у меня свой имеется, — отмахнулся лорд.

— Тогда я не вполне понимаю…

— Кин, — прямо сказал он, — мы с вами давно знакомы, я вам доверил достаточно деликатные обстоятельства, если помните, и вы показали себя с лучшей стороны, это во-первых. Во-вторых, я наслышан о вас и ваших расследованиях… хотя бы от суперинтенданта. А в городе, я знаю, вас вовсе считают частным сыщиком!

— Это только слухи! — запротестовал я.

Ну всё, если эта выдумка просочилась в массы, о спокойной жизни я могу забыть…

— В-третьих, — не слушая, продолжал лорд, — О'Ши отзывался о вас с большим уважением, а это дорогого стоит. Помните его?

Еще бы я не помнил этого ветеринара, фейри-полукровку… (Полагаю, о происхождении звериного доктора лорд Блумберри и не подозревал, а ценил его лишь за феноменальные способности врачевателя.) Надо же, «с уважением», с чего бы вдруг? Хотя… накуролесили мы тогда знатно, он мог об этом слышать. Должны же быть у подобных О'Ши нелюдей свои каналы обмена информацией, слухами и сплетнями, наконец! Скажем, какой-нибудь еженедельник «Под холмом» или «Потусторонний вестник»…

Однако я отвлекся.

— Милорд, — осторожно произнес я, — я был бы вам крайне признателен, если бы вы прямо сказали, помощь какого рода от меня требуется.

— Я сам пока не знаю, Кин, — развел он руками. — Но вы человек, насколько я могу судить, со своеобразным опытом, наблюдательный и не закосневший в предписаниях и инструкциях, как наш старый добрый суперинтендант. Возможно, свежим взглядом вы сумеете увидеть что-то, что прольет свет на это происшествие!

Я невольно потрогал искусственный глаз. О нем лорд вроде бы ничего не знал, хотя… поди угадай, какие именно слухи до него докатились.

— Лучше обратиться к инспектору Пинкерсону. Вот уж кто точно… не закоснел.

— О, думаю, он непременно прибудет, — вздохнул лорд. — Но, как я понимаю, он склонен к фантазиям, а вы более уравновешены. В любом случае, одна голова хорошо, а две лучше! И вот что, Кин, я ничего не стану вам рассказывать, сперва сами поглядите и послушайте. Думаю, полиция уже на месте, но я просил не начинать опрос свидетелей без нас.

— Как скажете, — покорно ответил я и посмотрел по сторонам. — Постойте-ка, мы, случайно, едем не на тот луг, где вчера фестиваль проводили?

— Именно туда. Сейчас свернем, и…

И я увидел.

Там, где еще вчера высились трибуны — их не стали разбирать, видимо, думали сделать это сегодня, — остались лишь горелые доски, да пара покосившихся почерневших столбов торчала из земли. Сам луг был черным — сухая трава, должно быть, вспыхнула мгновенно… А пожарных машин уже не было поблизости. И некому было забросать огонь песком… А это что за обломки?

Я, видимо, задал этот вопрос вслух, поскольку лорд Блумберри ответил:

— Оборудование аэронавтов. Вчера не все успели увезти до темноты, собирались сегодня с утра…

— А сторожа не оставили, что ли? — тут же спросил я. — Я читал, всё это очень дорого стоит, по-хорошему, хозяева сами должны были тут заночевать. Ну как вы возле племенных лошадей, к примеру.

Лорд крякнул и ответил:

— Они собирались. Это моя вина, Кин: я пригласил их на ужин, заверил, что всё будет в полном порядке, никто не покусится на их имущество… И пожалуйста!

— А заночевали они у вас?

— Ну да. Засиделись, заболтались за полночь… Какой смысл возвращаться? Всё же упаковано, подводы должны были прийти к восьми утра, вот я и предложил людям кров. Места достаточно, а они неприхотливые.

— Как же сторожа? Неужели никто ничего не видел и не слышал? Или, может, это они жгли костер, и уронили искру? Или окурок кто-то не потушил? По такой суши наверняка всё вспыхнуло в мгновение ока!

— Кин, я ведь не дряхлых полуслепых дедов тут оставил, — мрачно произнес лорд и похлопал кучера по плечу, приказывая остановиться. — Пойдемте.

На лугу было людно: кто-то потерянно бродил на пепелище, вороша горелые обломки — должно быть, владельцы погибшего оборудования.

— Ну что сторожа, так и не проснулись? — мрачно спросил лорд Блумберри у одного из своих людей.

— Никак нет, ваша милость, — ответил тот, долговязый пожилой мужчина в выдающихся размеров кепке. — Доктор велел их в больницу отправить, желудок промыть. Сказал, может, и не поможет, но вдруг? И Марти что-то плохо выглядел, хрипеть начал, будто душит его кто.

— Час от часу не легче…

— Доктор сказал, должно быть, их чем-то опоили. Вот, бумагу оставил для вас… в смысле, для полиции. Извольте, ваша милость.

Лорд взял листок, исписанный неразборчивым почерком, пробежал его глазами, вздохнул и отдал мне. Я, признаюсь, тоже мало что понял в этой латыни (юридические термины я помню назубок, но вот медицина для меня — темный лес).

— А полиция-то где? — спросил лорд Блумберри.

— Вон они, милорд, улики ищут, — указал человек в кепке.

Я повернулся в ту сторону и безошибочно опознал Пинкерсона: сейчас он как никогда напоминал грача, вышагивающего по свежей пашне в поисках поживы. За ним семенил еще кто-то, помощник, должно быть, а суперинтендант Таусенд, заметив нас, поспешил навстречу.

— Виктор? Какими судьбами? — спросил он, поздоровавшись.

— По моему личному приглашению, — ответил лорд Блумберри, не дав мне и рта раскрыть. — Вы не возражаете, я полагаю?

— Гхм… Нет, разумеется, но…

— Что-нибудь удалось найти? — перебил лорд.

— Ничего, — ответил суперинтендант, явно решив ничему не удивляться. — Пинкерсон, правда, не сдаётся, но… Дерн плотный, его еще и утоптали вчера. Следов — море, но по ним невозможно понять, днем приезжал кто-то или ночью.

— Собак пытались пускать? — спросил лорд Блумберри все у того же хмурого типа в кепке.

— Точно так, ваша милость. Только они не понимают, какой след брать, — сказал тот и сплюнул в сторону. — Мистер Таусенд правильно говорит, всё перепутано. Да и откуда его брать, тоже поди пойми!

— Что скажете? — обратился тот к суперинтенданту.

— Изначально я ставил на неосторожное обращение с огнем, — задумчиво ответил Таусенд. — Эти двое сторожей жгли ночью костер, курили, опять же.

— И наверняка пили, — вставил я.

— И пили, — согласился он. — Причем что-то очень забористое и наверняка крепкое. Не сидр, не пиво… Джин, возможно.

— Угу, коктейль «Лунное сияние», - буркнул лорд. — Разило за милю!

— Но фляжка при себе была только у одного, — добавил Таусенд, — и в ней еще плескалось не меньше половины старого доброго виски.

— То есть версию о неосторожности вы уже отбросили? — поинтересовался я.

— Почему вы так решили?

— Ну как же: сторожа пьяны в хлам, хотя фляжка не опустела, доктор пишет, что, вероятно, им подмешали какое-то снотворное или наркотик… Да даже если бы они выпили столько, чтобы проспать до сих пор, где то, из чего они пили? Никаких осколков не нашли?

— Ничего подобного, ни бутылок, ни фляг, — вздохнул Таусенд. — И вы правы, Виктор, вряд ли их небрежность могла стать причиной этого пожара. Костровище в отдалении, во-он там, и дерн предусмотрительно сняли, рядом стоит ведро с песком, и кто-то — сами сторожа или некто третий — озаботился засыпать угли. Вряд ли они долго жгли костер — не из чего. Только то, что они принесли с собой да какой-нибудь горючий мусор.

— А нашли их где? Рядом с костровищем?

— Да, они спали прямо на земле, даже не расстелив одеяла. Окурков нет, скорее всего, сторожа бросали их в костер.

— Сдается мне, — проворчал лорд Блумберри, — этот некто побоялся взять грех на душу и сжечь двоих ни в чем не повинных людей заживо.

— Там только трава кругом, вряд ли бы они…

— Они бы не пострадали или отделались парой ожогов, если бы не спали непробудно! — перебил он. — А в таком вот скотском состоянии, подозреваю, им можно пятки поджаривать, они не сразу проснутся! Так что они виноваты, конечно, — в том, что надрались невесть с кем и забыли о своих обязанностях. Но за это я с них спрошу отдельно!

Я осмотрелся, отошел в сторону, поглядел на унылый черный луг и вернулся к собеседникам с вопросом.

— А почему сторожа развели костер так далеко? Что бы они увидели в темноте, если бы кому-то вздумалось шастать по лугу?

— Так ночь была ясной, — пояснил лорд, — луна светила. Любая фигура на лугу как на ладони, спрятаться негде. Ну разве что под трибунами, но что там брать? Мусор? Доски воровать? Так их без шума не оторвешь, сколочено на совесть.

— Это точно был кто-то, кого сторожа знали, — изрек Таусенд. — Я имею в виду того, кто угостил их выпивкой.

— Логично, — согласился тот. — Они не из пропойц, которые хоть керосина, хоть ослиной мочи хлебнут, если им предложат задаром. Да и не стали бы пить невесть с кем! Как это вообще выглядело бы? Пришел кто-то среди ночи… а тут и жилья поблизости нет, значит, с дороги или через луга, и предложил выпить? Смешно представить!

— Ерунда получается, — пробормотал я. — Что же, этот таинственный отравитель… ладно, усыпитель не понимал, что сторожа проспятся и вспомнят, кто их угощал? И ни у кого не хватит соображения сложить два и два?

— Ох, мистер Кин, вы бы знали, до чего преступники наивные бывают! — выпалил рядом Пинкерсон, заставив меня вздрогнуть. И когда он умудрился подкрасться?

Инспектор был чумаз до невозможности, а в руках держал пучок горелой травы, мятую рекламную листовку и обрывок грязной тряпки.

— Вот как сейчас помню одного карманника, — сказал он, — стащил часы у хозяина паба, а потом к нему же пропивать их явился! А вы говорите — на шаг вперед подумать…

— Пинкерсон… — страдальчески произнес Таусенд. — Что это у вас?

— Улики, — совершенно серьезно ответил инспектор и вытер взмокший лоб сгибом локтя, оставив на коже черный след.

— И о чем вам говорят эти улики? — совсем уж обреченно спросил суперинтендант. — Кстати, а это кто? Кто допустил?

Он имел в виду щуплого паренька, который таскался за Пинкерсоном и безостановочно строчил в блокноте.

— А? Это со мной. Джерри Ламберт, начинающий репортер, — сказал инспектор. — Его, понимаете ли, посылают описывать случаи… ну там, лиса кур подушила или еще что. А тут настоящее дело, о котором взрослые коллеги еще не пронюхали!

— Пинкерсон… — простонал Таусенд, закрыв лицо рукой.

Ламберт испуганно улыбнулся и попятился. Если Пинкерсон напоминал грача, то этот субъект более всего походил на тощего воробья: маленький, ростом едва по плечо инспектору, черты лица мелкие, носик остренький, глазки темные, быстрые, усики едва заметные, сам взъерошенный — рыжевато-соломенные волосы торчат из-под картуза во все стороны, тонкая, действительно птичья шейка свободно болтается в воротнике поношенного пиджака, а мешковатые штаны держатся, по-моему, только за счет подтяжек.

Да уж, настоящий птичий двор, невольно развеселился я. Длинноносый голенастый Пинкерсон, воробей-репортер и я с моей вполне птичьей манерой смотреть на собеседника одним глазом. (Надо, кстати, изжить эту привычку, она мешает, как я недавно убедился.)

— Без согласования он даже не чирикнет, — заверил инспектор, и я ухмыльнулся. — Так вот, джентльмены, улики! Во-первых, трава. Поглядите сами…

Он сунул нам под нос пучок горелой стерни.

— И что в ней такого? — не понял Таусенд.

— На ней след! — воскликнул Пинкерсон. — Смотрите… неужели не видите? Вот же… и вот…

— Это просто земля.

— Нет, джентльмены, это не просто земля, это глина! — торжествующим тоном произнес инспектор. — Где вы видите вокруг глину? Милорд, скажите вы, вы лучше знаете свою землю!

Тот присмотрелся, нахмурил брови, пожевал губами, потом сказал:

— Это не глина. Больше похоже на спекшийся от жара ил.

— А вы ведь говорили о том, что там, дальше, этот луг заболочен, — вспомнил я. — Инспектор, вы хотите сказать, что преступник пришел с той стороны и принес на обуви этот ил?

— Именно!

— С тем же успехом наследить могли сторожа, — скептически сказал Таусенд, — если шли напрямик от поместья.

— Нет, они были на велосипедах, — покачал головой лорд Блумберри, — а там не больно-то проедешь, по кочкам. Если даже и так, там должны были остаться следы шин, а на шинах, на спицах…

— Следы ила! — радостно воскликнул Пинкерсон и устремился к лежащим поодаль старым велосипедам. — Нет, господа, взгляните сами! Тут только пыль, рыжая, ничего общего с илом! И велосипеды явно не протирали… Надо будет узнать, какие следы на брюках и ботинках сторожей, что ж я сразу-то не посмотрел, болван…

— Пинкерсон! — призвал его Таусенд к порядку. — Хорошо, допустим, следы оставил преступник. А эта бумажка и тряпка? Они что символизируют?

— Бумажка лежала во-он там, — махнул рукой Пинкерсон. — Ее явно отнесло ветром.

— Во-первых, ветра почти не было, — напомнил лорд Таусенд. — Во-вторых, она могла улететь когда угодно!

— А вот и неправда ваша, — радостно произнес инспектор. — Глядите, на ней жирные пятна. От селедки, можете сами понюхать, если не верите. А вот крошки табака пристали. И еще она измята…

— То есть ее кто-то носил в кармане? — остановил я полет его мысли.

Репортер строчил, как заведенный, и я с интересом отметил, что он владеет стенографией, причем уверенно. Надо же, какие таланты, а с виду и не скажешь…

— Совершенно верно, мистер Кин! Я уверен, ее выронил преступник!

Мы с Таусендом переглянулись и тяжело вздохнули, но Пинкерсон не намерен был останавливаться.

— Вы скажете, что выронить ее мог кто угодно, — продолжил он, — а я покажу вам эту тряпицу… понюхайте ее, джентльмены, как следует понюхайте!

— Керосином пахнет, — удивленно произнес лорд Блумберри, потянув носом, а я подтвердил. — Слабо, но отчетливо.

— А теперь понюхайте листовку! — возликовал Пинкерсон, и мы вынуждены были признать, что помимо жареной рыбы бумага пахнет еще и керосином. — Убедились? Эти вещи выпали из одного кармана, уверен! Должно быть, преступник, воспользовавшись керосином, чтобы поджечь ящики и трибуны… правда ведь, просто от загоревшейся травы они бы так не полыхнули? Так вот, он вытер руки этой тряпкой и сунул ее в карман, где уже лежала смятая листовка. А потом полез туда за табаком — отсюда крошки, — и вытряхнул это наземь, но не заметил!

— Это блестящая гипотеза, но что толку в ваших находках? — вздохнул Таусенд. — Собака по этой тряпке и бумажке след не возьмет, от них керосином несет. Разве только поискать следы там, куда огонь не достал, но этак мы неделю будем луга прочесывать, ища невесть кого…

— Собака! — осенило меня. — У сторожей была собака?

— Да, вон она, — лорд Блумберри кивнул в сторону.

В тени под телегой лежала некрупная пегая дворняжка с грустной мордой. Опустив голову на лапы, она следила взглядом за проходящими мимо и настораживала уши, когда рядом заговаривали.

— Да уж, знатный охранник, — проворчал Таусенд. — Как гавкнет — любой вор испугается.

— Вот именно брехать она горазда, сэр, — встрял все тот же мужчина в кепке. — За то Марти ее и держал. Да и штаны порвать Пегаш может, бывало такое. Горазд за ноги кусать, выше-то ему не допрыгнуть.

— Наш злоумышленник не озаботился тем, чтобы избавиться от собаки, — произнес Пинкерсон, — а она, видимо, спокойно подпустила его и потом дала уйти. Точно, знакомый. Если даже пес к нему подбежит, никто не удивится. Вдруг они с этим Марти приятели?

— Все может быть, но это может оказаться абсолютно любой. Или даже любая, — хмуро сказал лорд. — Подлить что-то в выпивку — это больше женская манера, как мне кажется.

— Да уж, — в один голос ответили мы с Таусендом, вспомнив мисс Гейт, Черную Вдову, жертвой которой пал не один состоятельный мужчина.

— Облить ящики и трибуны керосином и чиркнуть спичкой — много сил не нужно, — добавил я. — Думаю, тут одной канистры хватило бы. Доски сухие, занялись быстро, да и ткань шаров прекрасно горит…

— А я читал в «Полицейском вестнике», — сказал Пинкерсон, — что у всех людей разные отпечатки пальцев, и это может пригодиться для опознания преступников. А у нас, смотрите, что есть!

Он показал на роскошный жирный отпечаток пальца (по всей видимости, большого) на листовке.

— Его мог оставить кто угодно. Например, продавец рыбы, — мрачно ответил Таусенд. — И даже если эта ваша теория верна, вы что, предлагаете взять отпечатки у всех в округе?

— Эх… такая версия пропала… — вздохнул инспектор.

— И даже если бы вы нашли владельца этого пальца, — утешил я, — это вряд ли смогло бы стать доказательством. Нет такой практики.

— Когда-нибудь непременно будет, уверен, — упрямо сказал он.

Мы помолчали.

— Обычно говорят — ищи, кому выгодно, — произнес, наконец, Таусенд, — но я что-то пока не вижу зацепок. Я бы мог понять, если бы кто-то уничтожил перспективную разработку конкурента, а чтобы замести следы — заодно сжег и остальные… но все равно остались бы чертежи. Вдобавок, насколько я понимаю, большинство авиаторов — не собственники этих летательных аппаратов.

— Да, это очень дорогое удовольствие, — кивнул лорд Блумберри, — поэтому почти все строят аэростаты на деньги меценатов или же крупных компаний.

— Мы видели, сколько было рекламы! — вставил Пинкерсон.

— Тяжелее всего, пожалуй, вон тем двоим, — указал лорд на молодых людей, которые рассматривали какую-то закопченную железяку. Видимо, пытались понять, сгодится ли она еще в дело, или ей прямая дорога в утиль. — Элисон и Брайт, партнеры. Эти всё делали на свои. В долги, к счастью, не залезли, но теперь… — он покачал головой, — остались на мели. На новый аэростат у них средств не хватит, а желающих прилепить себе на борт рекламу и без них достаточно.

— Печально… — протянул я.

— Не настолько печально, как может показаться, — неожиданно воодушевленно произнес лорд Блумберри и приосанился. — Все эти аппараты были застрахованы, это во-первых. Во-вторых, поскольку несчастье произошло на моей земле, я возмещу убытки. Стоимость аренды луга их не покроет, ну да я добавлю.

— Как это благородно с вашей стороны, милорд! — пискнул репортер, о котором мы как-то позабыли.

— Ничуть, молодой человек, — строго сказал он. — Я пекусь о собственной репутации.

— Хотите сказать, вас могли попытаться подставить? — тут же включился в беседу Пинкерсон. — Да-да, именно, вы же известный консерватор… Вы обманом заманили бедных аэронавтов на фестиваль, а ночью, злобно хохоча, прокрались на луг и совершили акт вандализма!

Мы с Таусендом закашлялись, скрывая смех: очень уж забавно выглядел лорд Блумберри. Должно быть, вообразил, как крадется в ночи с канистрой керосина наперевес.

— Понятно, почему сторожа ничего не заподозрили и выпили за ваше здоровье, — развивал мысль Пинкерсон, — а собака тем более отнеслась к вам благожелательно.

— Вы что, всерьез полагаете, будто в такую чушь кто-то может поверить? — сдавленно произнес лорд.

— Да будет вам известно, милорд, — назидательно ответил инспектор, задрав нос, — люди способны поверить в самую невероятную ложь, если она приправлена щепоткой правды. А правда в том, что вы — консерватор и не раз признавались в своей нелюбви к автомобилям!

— Я могу свидетельствовать, что милорд с большим теплом относится к покорителям воздуха, — перебил я.

— Не пойдет, вы лицо заинтересованное, — отмахнулся Пинкерсон. — Ну а возмещение убытков разрисуют как… да как плевок в лицо беднягам-воздухоплавателям!

— Запросто, — подтвердил репортер. — Это очень легко обосновать.

— Так, я надеюсь, вы сейчас не этим заняты? — спохватился Таусенд.

— Нет-нет, — заверил Ламберт, — ни в коем случае!

Лорд Блумберри подержался за голову.

— Так, — сказал он. — Таусенд, может быть, попробуем еще раз пустить собак по следу? С того места, где Пинкерсон нашел след?

— Давайте, — кивнул суперинтендант. — Только их уже увели.

— А мы Пегаша пустим, — предложил Пинкерсон, воспрянув духом. — Эй, собачка, иди сюда!

Так началась охота на крупную дичь…

4.

Следуя Пинкерсоном с дворнягой на сворке, я позавидовал лорду в его сапогах: после прогулки по горелой траве мои туфли и брюки приобрели неописуемый вид. Ну а когда земля пошла под уклон, и под ногами зачавкало, я понял, что обувь пропала.

Позади сдержанно ругался себе под нос Таусенд, лорд Блумберри размашисто шагал рядом с Пинкерсоном, а Ламберт едва поспевал за нами, подпрыгивая на кочках.

Я сжалился и убавил шаг, чтобы репортер мог меня догнать. Похоже, ему только этого и надо было.

— Мистер Кин, — пропыхтел он, — скажите, можно взять у вас интервью?

— У меня? Но я ничем не знаменит.

— Ну как же! — воскликнул Ламберт и уставился на меня снизу вверх, придерживая картуз, чтобы не свалился. — А ваши путешествия? И приключения?

— Какие еще приключения? — поразился я.

— Сэр, — сказал репортер, — мне рассказала о вас мисс Колхаун…

— Можете не продолжать, — обреченно произнес я. — Что она вам наговорила? И откуда вы ее знаете, кстати?

— Я брал у нее интервью — у первой женщины, вступившей в ряды Королевского географического общества! — гордо ответил Ламберт.

— Так-таки и вступившей? — усомнился я. — Я, конечно, писал сэру Келли, а он даже обещал пригласить мисс Колхаун к обеду, но…

— Да-да, он это сделал, — заверил репортер, — и мисс Колхаун была в полном восторге!

В этом я не сомневался: я настоятельно просил коллег оказать девушке самый радушный приём! В нашем понимании, разумеется…

— Правда, послушав рассказы бывалых путешественников, она усомнилась в том, что хрупкая девушка в одиночку сумеет повторить их маршруты, — добавил Ламберт. — Да еще без должной подготовки и солидного финансирования.

— Это верно, экипировка стоит недешево, а уж провиант, проводники… — махнул я рукой. — Так что, мисс Колхаун отказалась от мысли стать первопроходчицей?

— Увы… такая жалость!

— А она передумала после белого медведя или снежного человека? — с интересом спросил я.

Шуточки с этими чучелами производили неизгладимое впечатление на неподготовленных людей. На подготовленных, впрочем, тоже, я тому примером.

— Она говорила что-то об анаконде и гигантском льве, — сообщил Ламберт, и я понял, что коллекция пополнилась. — Анаконда была живая. Футов тридцати длиной, хотя, возможно, мисс Колхаун преувеличила…

«Пожалуй, стоит пока воздержаться от визитов в Общество», — подумал я. Кто это у нас змеями увлекался? Не припоминаю.

— Но вы сказали, она вступила в ряды… — напомнил я.

— Да-да! Всё так, — закивал Ламберт, уронил картуз и снова надел его немного набекрень. — Просто мисс Колхаун послушала о трудностях с финансированием, снабжением, организацией переездов… и решила заняться именно этим!

— Любопытно, — выдавил я.

— Сэр Келли предложил ей должность заместителя секретаря Общества, — добавил репортер, — а по факту она будет ведать вышеперечисленным. Она сказала, что пускай дамам пока что не по силам исследовать новые земли, зато они могут обеспечить первооткрывателям надежный тыл! Ведь были же случаи, когда экспедиции приходилось возвращаться с полпути из-за проблем со снабжением?

— Было дело, — кивнул я. — Со мной такое однажды слу…

— Вот вы и проговорились, мистер Кин! — радостно воскликнул Ламберт. — Ну пожалуйста, можно взять у вас интервью?

— Ламберт, я не привык афишировать эту часть своей биографии, — сказал я сквозь зубы. — Почему бы вам не поехать в Лондон и не расспросить кого-нибудь из действующих путешественников?

Тяжкий вздох был мне ответом.

— Не давите на жалость, Ламберт, не поможет.

— Но, может, вы хотя бы дадите мне рекомендательное письмо к кому-нибудь из ваших знакомых? — попросил он. — Чтобы меня с порога взашей не погнали…

— Хорошо, письмо, так и быть, дам, — сдался я. — Но ловить этих джентльменов будете сами.

— Конечно, сэр! Премного благодарен, сэр!

Я ускорил шаг — вот так и делай добрые дела! Помог мисс Колхаун, так теперь меня все коллеги проклянут: этим леди только дай возможность вмешаться в мужские дела, потом не обрадуешься… Нет, я верю, что она сумеет наладить снабжение и добыть финансирование, она показалась мне весьма пробивной особой, но… придется ведь отчитываться! Чего доброго, не удастся на полпути поменять маршрут на более интересный, потому что он не согласован…

С другой стороны, время путешественников-одиночек мало-помалу сходит на нет. Транспорт становится все быстрее, добираться до той же Африки придется не три года, а намного меньше. Потом, того и гляди, авиаторы что-нибудь придумают, и мы сможем рассматривать джунгли и охотиться на полярных медведей с борта огромных воздушных шаров… В этом, наверно, тоже будет своя романтика!

«Всё течет, всё меняется, но что ни делается, всё к лучшему», — заключил я. Эта фраза частенько меня выручала.

— Милорд, мне кажется, или Пегаш ведет нас к вашему поместью? — окликнул запыхавшийся Пинкерсон.

— Вам не кажется, — ответил тот. — Прибавьте-ка шагу, что вы еле плететесь?

Инспектор, к счастью, промолчал, но и торопиться не стал. И то, было даже слишком тепло для этого времени года. Таусенд уже снял пальто и вытирал лоб платком — видно, ему давно не приходилось отмахивать таких концов пешком по пересеченной местности. Я, к счастью, еще не успел раскиснуть после мексиканских каникул, а потому наслаждался прогулкой. Надо, кстати, взять за правило если не каждый день, то хотя бы пару раз в неделю устраивать такой променад! Может, даже собаку завести, чтобы не скучно было прогуливаться в одиночестве…

Пегаш, вывалив язык от усталости, привел нас в точности к поместью, и мы переглянулись.

— Может ли статься, что это был кто-то из слуг? — вслух подумал лорд, окинув взглядом службы. — Или работников?

— С тем же успехом кто-то из них мог прийти посмотреть представление прямиком отсюда, — вздохнул Таусенд, — может, даже не один. Отсюда и следы. Их связь с поджигателем не доказана.

— Всё, он потерял след, затоптали, наверно, — с сожалением сказал Пинкерсон и наклонился погладить пса. — Пить хочешь, а? Где б тебя напоить?

— Отпустите его, он тут не потеряется, — велел лорд Блумберри. — А выпить чего-нибудь прохладительного я и сам не откажусь. Идемте, джентльмены!

В доме я бывал не раз, как и Таусенд, а вот Пинкерсон с репортером жались на пороге малой гостиной, внезапно оробев.

— Будет вам стесняться, — сказал им лорд Блумберри, позвонив. Явился слуга, высокий и тощий, с непроницаемым длинным лицом, выслушал распоряжения и исчез, чтобы через пару минут появиться с подносом и бокалами. — Гм… Миллисент, надо думать, отдыхает, прошу извинить. А вот куда запропали мои сорванцы… Джек, вы не видели мальчиков?

— Да, милорд, видел, — кивнул тот, разливая холодный чай. — Они были на конюшне, затем во дворе, а незадолго до вашего прихода вернулись в дом.

— Ну так пришлите их ко мне, — велел лорд. — Кажется, еще не все джентльмены знакомы с моими наследниками.

Я только знал, что сыновей у него двое, видел их издалека, но повода познакомиться как-то не возникало. Симпатичные оказались мальчишки: старший, Мэтью, очень походил на отца, а младший, Айвор, больше черт взял от красавицы-матери. Вырастет — станет грозой для девушек, тут и гадать нечего!

После церемонии знакомства лорд хотел было отослать сыновей, сославшись на взрослый разговор, и Мэтью тут же спросил:

— Папа, вы будете говорить о пожаре?

— Совершенно верно, — кивнул лорд. — Уже наслушались сплетен?

— Не совсем, папа, — Мэтью посмотрел в сторону. — Мы… мы хотели рассказать…

— О чем? — насторожился Пинкерсон. — Вы что-нибудь видели? Или слышали? Милорд, велите мальчикам рассказать!

— В чем дело? — нахмурился лорд Блумберри. — Мэтью? Начал говорить, так договаривай!

— Это мы виноваты, — тоном приговоренного к казни произнес Айвор и даже зажмурился.

Воцарилось молчание.

— Ничего не понял, — сказал наконец лорд. — Объяснитесь, сделайте милость!

— Мы просто хотели убежать в Америку… — тихо сознался Мэтью, и мы переглянулись.

— На воздушном шаре? — зачем-то уточнил Таусенд, и мальчики закивали. — Надо же, какие фантазии…

— Полагаю, вы и детям рассказывали о будущем, когда можно будет за пару часов пересечь океан? — шепотом спросил я, и лорд удрученно кивнул, вслух же произнес:

— Разве я мог подумать, что они воспримут это настолько буквально? Мэтью! Ладно — Айвор, он еще мал, но ты… взрослый ведь мальчик, почти юноша, и туда же! Я был лучшего мнения о твоем здравомыслии, но, вижу, ошибался…

— Папа, Мэтью говорил, что ничего не получится, — вступился за брата Айвор, — но я очень просил, и вот…

— Что — вот? — нахмурился тот. — Давайте-ка по порядку, юные джентльмены! Мэтью? Мы внимательно слушай, излагай!

Мальчик тяжело вздохнул, потом сказал:

— Мы читали «Вокруг света за 80 дней», и Айвор удивился, почему мистер Фогг не использовал воздушные шары для путешествия — так ведь было бы намного быстрее! Я убеждал, что ветер может поменяться совершенно непредсказуемо и занести шар куда угодно, а мы даже не умеем с ним обращаться и можем погибнуть, но Айвор заупрямился…

— И предложил повторить маршрут мистера Фогга? — серьезно спросил лорд.

— Да, папа, — вздохнул Айвор. — Ну, почти: мы не собирались огибать земной шар, мы хотели добраться до Америки и там сделаться охотниками на диких мустангов! Ты же хорошо выучил нас ездить верхом, правда? И мы бы прославились и заработали много денег!

— Если он что-то вобьет в голову, это оттуда даже лошадиным копытом не выбьешь, — пожаловался нам лорд. — Гхм… Мэтью, полагаю, ты решил подыграть брату?

— Да, папа, — кивнул тот. — Он бы иначе не угомонился, а у тебя были гости… Я подумал, что если показать Айвору, что все шары уже сложены, он угомонится.

— И вы посреди ночи отправились на тот луг?

— Ну да. А что в этом такого? — удивился Мэтью. — Луна светила, как фонарь, всё было прекрасно видно. Правда, Айвор чуть не потерял ботинок в иле — там правда сильно раскисло, хоть погода и сухая…

— Вот откуда следы! — радостно перебил Пинкерсон. — И собака унюхала именно мальчиков!

— Выходит, так, — кивнул лорд. — И что же было дальше, Мэтью?

— Мы добрались до луга, и я показал Айвору, что шаров нет.

— Да, их убрали, — подтвердил тот. — А они такие большущие, что нам бы ни за что с ними не справиться! И еще там были сторожа.

— А вот с этого момента поподробнее, — насторожился Пинкерсон. — Они не спали? Вы их видели?

— Только силуэты у костра, — отозвался Мэтью, — мы не подходили близко.

— Мы ползли, как настоящие следопыты! — гордо добавил Айвор.

— Надеюсь, вам уже попало за испорченную одежду? — осведомился лорд. — Если нет, я это исправлю, но немного погодя. Итак, вы видели силуэты, а слышали что-нибудь?

— Они о чем-то разговаривали и громко смеялись, — был ответ. — Собака иногда гавкала, но не на нас, она бы нас не учуяла. Так… ну как будто с ней играли, и она от радости взлаивала.

— Значит, вы убедились, что угнать шар не выйдет, и?..

— И вернулись домой, — вздохнул Мэтью.

— Прекрасно… — протянул лорд. — А почему ты сказал, что это вы виноваты в пожаре?

— У нас был с собой фонарь, просто на всякий случай, — пояснил тот. — Вдруг бы луна скрылась? Мы бы не заблудились, но в темноте все-таки неуютно.

— Керосиновый?

— Нет, обычный, со свечой. Я задул ее, когда мы вышли на тот луг, а на обратном пути снова зажег. И, наверно, уронил искру и не заметил…

— Да ну, ерунда, — уверенно сказал Пинкерсон, — если бы пожар начался издалека и пошел по траве, сторожа бы заметили. Они же еще не спали, так выходит? Успели бы засыпать песком.

— А если тлело потихоньку, тлело, а к тому моменту, как разгорелось и добралось до ящиков, сторожа уже уснули? — предположил Таусенд.

— Да не загорелись бы ящики от этой несчастной травы! — возмутился инспектор. — Там стерня-то была коротенькая, а там, где люди толпились, всё утоптано, чему гореть-то?

— Пожалуй, — кивнул лорд, — у нас все-таки не африканская сушь, иначе бы и от костра могло загореться… Так, молодые люди… с вами я еще не закончил. Неужто вам не пришло в голову, что брать чужое нельзя?

— Папа, но я же знал, что мы ничего трогать не будем! — возмутился Мэтью. — Даже если бы шары были готовы к полету, я бы не подпустил к ним Айвора!

— А ты что скажешь? — повернулся лорд к младшему сыну.

— Я подумал, что мы просто одолжим… а потом вернем, — наивно ответил тот. — А если хозяин будет возмущаться, ты просто ему заплатишь, вот и всё. Как в тот раз, когда наши овцы потравили чужое поле.

Лорд Блумберри схватился за голову.

— Вот за это, — произнес он ледяным тоном, — за «папа просто заплатит» я тебя накажу отдельно. Чтобы я не слышал больше подобного! А почему… я тебе объясню наедине, ясно? Ты у меня неделю сидеть не сможешь, негодяй!

— Может, не нужно так сурово с ним, милорд? — подал голос репортер.

— Нужно! — рявкнул лорд. — Откуда взялась эта… эта гадость? Прятаться за чужой спиной! Нет уж, набезобразничал — будь готов отвечать! А если ты приводишь в пример ту потраву, то припомни: овцы забрели на чужое поле потому, что работник плохо закрыл ворота, и за это я его уволил, если ты позабыл… Пусть скажет спасибо, что просто уволил, а не заставил отрабатывать убыток!

Айвор уже спрятался за старшего брата — видимо, лорд нечасто так гневался, и сыновья его заметно испугались.

— Подите прочь с глаз моих! — приказал он. — Чтобы до ужина я вас не видел и не слышал, ясно? Вашей матушке я сам скажу, за что вы наказаны!

— Да, папа, — вразнобой ответили они и испарились.

— Вы суровы, — сказал Таусенд.

— Разве? В любом случае, строгость в воспитании мальчиков необходима, в противном случае есть большая вероятность получить кого-то вроде… гхм…

— Договаривайте уж, милорд, — вздохнул я. — Вы ведь имели в виду моего кузена?

— Да, Кин, уж не в обиду вам будет сказано… — он повернулся к вошедшему слуге. — Что такое, Джек?

— Милорд, звонили из больницы, — сообщил тот. — Мартин Дейл скончался.

Мы переглянулись.

— Однако… — произнес Таусенд. — А что стало причиной смерти, установлено?

— Не могу знать, сэр, — отозвался слуга.

— Судя по записке доктора, это могла быть передозировка опийной настойки, другого снотворного или какого-то наркотика, — напомнил я. — В сочетании с алкоголем это может быть смертельно опасно.

— А второй, Дэвид, жив? — спросил лорд.

— О его смерти не сообщали, милорд, — невозмутимо ответил слуга. Ларримеру понравилась бы его выучка!

— Будем надеяться, он очнется и все-таки расскажет нам, как было дело… Вот что, Джек! Подите-ка на двор, погромче позовите кого-нибудь и велите сбегать к жене Дейла, нужно же ей сообщить, что Марти умер.

— Будет сделано, милорд, — поклонился тот и вышел.

— Что вы затеяли? — с интересом спросил Пинкерсон.

— Ничего особенного. Но если сработает…

Лорд Блумберри не договорил: с улицы донесся какой-то шум, потом крики «Держи, держи его!», грохот… Мы недоуменно переглянулись.

Наконец снова явился Джек и церемонно сообщил:

— Том Дэвис спрыгнул в колодец, милорд.

— Надеюсь, его достали? — нахмурился тот.

— Его успели перехватить до того, как он испортил воду, милорд, — был ответ.

— А зачем это он решил утопиться?

— Он кричит что-то о грехе и возмездии, милорд, — сказал Джек, пошевелив бакенбардами, совсем как Ларример. Может, они родственники? Или мой дворецкий давал ему уроки? — Работники связали его канатом и отливают холодной водой — Том похож на припадочного.

— Скажи, чтобы не доконали его, — велел лорд Блумберри. — Мы сами на него взглянем. Идемте, джентльмены?

Мокрый Том, обмотанный канатом, в самом деле смахивал на умалишенного. Был это тощий плюгавый человечек в простой одежде, которая сейчас пребывала в полнейшем беспорядке, с редкими светлыми волосами — они жалко облепили намечающуюся плешь на макушке, и с редкостно пронзительным голосом.

— Не я это, не я! — завывал он на одной ноте, запрокинув голову. — Это всё она виновата, она-а-а!..

— Том, что это с тобой? — спросил лорд Блумберри, остановившись перед ним. — Никак, перебрал?

— Не пью я, ваша милость! — отозвался тот и пару раз стукнулся затылком о стену сарая, к которой его прислонили. — Всё она заставила, слово даю…

— Кто она и что она сделала? — поинтересовался Пинкерсон, нацелившись длинным носом на несостоявшегося утопленника.

— Мать моя, — хлюпнул тот носом, — а я послушал, болван, теперь век не отмолить…

— А конкретнее? Что вы сделали? — включился Таусенд.

Я отошел в сторону: не хотелось смотреть, как Том, давясь соплями, выкладывает, что натворил. Слышно было и так.

Да, это он подлил в крепкое пойло снотворного, которую принимает его матушка. Она сама ее и готовит из опийной настойки, каких-то травок и аптечных порошков — быка уложить можно! Бессонница у нее на старости лет разыгралась, вот и приходится изобретательствовать…

Это он пришел к Марти и Дэйву, сторожам, якобы принес гостинчик, чтобы им не скучно было коротать ночь. И посидел с ними, как же без того: одну бутылку, ту, что без снотворного, они втроем усидели, вторую он им оставил, а сам якобы отправился домой. На самом же деле — укрылся под трибунами, дождался, пока сторожа заснут, затушил костер, забрал бутылку, потом облил ящики и трибуны керосином (канистру он спрятал неподалеку, просто положил наземь — если не приглядываться, в темноте не увидишь) и поджег.

А зачем… Матушка заставила, уверял Том. Это она, едва узнав о фестивале и воздушных шарах, ночей не спала даже с виски и своим зельем, все твердила о происках нечистого, об искушении. И о том, что негоже людям замахиваться на божеское — по небу летать! Это, мол, всё дьявольский промысел, и все, кто приобщился к этим богопротивным забавам, сгорят в геенне огненной…

Много чего она говорила, пока в голове Тома — а он был не слишком-то смышлен, как подтвердили собравшиеся работники — не утвердилась мысль о том, что надо бы помешать проискам Сатаны! Как это сделать, мать ему и посоветовала, он и подлил ее настоечку приятелям… только не учел, что старуха-то давно привыкла запивать свое адское зелье виски, а для человека неподготовленного это может оказаться ядом. И, в общем-то, план удался, если не считать одного: Том думал, что парни просто заснут, а если им влетит… ну так не повесит же их лорд! Но Марти все-таки умер, а что сталось с Дэйвом, еще не ясно… Вот тут Том и понял, что натворил.

— Ты что ж, дурень, не подумал, что они на тебя укажут, когда проснутся? — пораженно спросил лорд, но внятного ответа не добился. — Нет, джентльмены, он не вовсе идиот, но близко к тому!

— Тем не менее, ему придется проехать с нами в участок, — хищно произнес Пинкерсон. — На умалишенного он не похож, значит, должен ответить по всей строгости закона и за поджог, и за непредумышленное убийство. Верно я говорю, сэр?

— Да, — кивнул Таусенд. — Однако… А как быть с его матерью?

— Я слыхал о ней, это полоумная старуха, — ответил лорд, нахмурясь. — Том ее единственный сын. Нет, не так — единственный из детей, кто остался с ней жить, остальные давно сбежали кто куда. Вот она вполне тянет на умалишенную с этой своей геенной огненной!

— Чрезмерная религиозность, — вздохнул Таусенд. — Плюс старость, выпивка и эти ее настойки… похоже, у нее в самом деле непорядок с головой. За подстрекательство ее вряд ли удастся осудить, а вот определить в дом призрения, пожалуй, получится. Мы займемся этим, с вашего позволения.

— Конечно, — кивнул лорд Блумберри, — я прикажу запрячь вам экипаж. Кин? Вы поедете с ними?

— Нет, пожалуй, воздержусь, — покачал я головой. — Надеюсь, вы одолжите пролетку?

— Разумеется, — вздохнул он. — Так, надо еще послать кого-нибудь за моим экипажем…

— Милорд, скажите, а вы были уверены, что преступник где-то поблизости? — спросил вдруг Ламберт. — Что, если этот Том не услышал бы Джека? Или сумел бы сдержаться и не привлечь внимания? Что тогда?

— Ну, тогда пришлось бы придумать что-то еще, — ответил лорд. — Но мы уже догадались, что преступник не больно-то умен, поэтому он вполне мог выдать себя. Я решил попробовать и, как видите, угадал!

— Но почему вы решили, что он именно из ваших работников?

— Да просто потому, что постороннего тут за милю видно. И потому, что он явно был знакомым Марти с Дэйвом. Ну а если бы Том просто подался в бега с перепугу, это все равно бы стало известно. Вряд ли ему удалось бы далеко уйти.

— Понятно, спасибо, милорд, — кивнул Ламберт, строча в блокноте. — Вы не будете возражать, если я опишу этот случай для газеты? Разумеется, текст будет согласован с вами!

— Конечно, — ответил лорд. — Кин, на что вы уставились?

— На собаку, — указал я на Пегаша. — Он остался без хозяина, а я, знаете, как раз думал, не завести ли пса, вот и…

— Нет, Кин, не стоит, право, — понял он мою мысль. — Эта псина не годится для лежания возле камина. Она привыкла целыми днями бегать за хозяином, жить на воле… А если вы опасаетесь, что Пегаш пропадет, так нет же: он пойдет домой. Ну или здесь останется, не объест уж меня!

— Ясно, — кивнул я. — Вы правы. Жаль Марти… кто-нибудь позаботится о его вдове?

— Конечно, уж найдется, кому, — вздохнул лорд Блумберри. — Не оставим. Вот и ваш экипаж, Кин. Благодарю, что составили компанию!

— От меня не было никакого проку, — покачал я головой.

— Это вам так кажется, — загадочно ответил он. — Ну! Извините, что не приглашаю к ужину, дел еще много… С одной компенсацией сколько возни — с Тома ничего не возьмешь. Ну да ладно, разберусь… До встречи!

— До встречи, милорд.

— На будущий год фестиваль снова состоится, — пообещал он, — или я буду не я, так и запомните, Кин!

Улыбнувшись, я сел в пролетку и попросил отвезти меня к тетушке Мейбл — давно ее не видел, это во-первых, во-вторых, она обидится, если не узнает эту историю из первых уст. Ну и ее благотворительный комитет пригодится…

Я обернулся — Тома грузили на подводу, полицейские и репортер рассаживались в еще одной пролетке. Присмотревшись к Ламберту обоими глазами, я ухмыльнулся: воистину, прогресс неостановим…

И это прекрасно, черт побери!