1.

После снежной зимы наступила прохладная весна, а за ней дождливое лето. Будто стремясь наверстать упущенное в прошлом году, природа разверзла небесные хляби, и прогулки мои то и дело приходилось откладывать. Затем я подумал, что этак все лето просижу взаперти, заказал себе зонт попрочнее, наисовременнейшие водонепроницаемые сапоги и дождевик и продолжил смущать взоры обитателей Блумтауна и окрестностей, разгуливая по округе в любую погоду.

Ларример ворчал, мол, я уже не мальчишка, чтобы бегать по лужам: этак можно нажить ревматизм, подхватить воспаление легких или что похуже, — но я отмахивался.

В один из таких пасмурных дней, когда тучи низко опустились над Блумтауном, а в воздухе висела мелкая морось, я привычно вышел из дома. На сей раз по делу: мне нужно было на вокзал. Так-то бы я с удовольствием прошелся пешком, но мои гости вряд ли оценили бы прогулку в таких условиях с багажом наперевес.

Мелкий дождь перешел в тропический ливень. Я ехал медленно, не ожидая встретить никакой помехи на дороге, а потому удивился, когда мне навстречу вдруг показался автомобиль. Серебристый капот, медленно выдвигавшийся из пелены дождя, казался бесконечным, он походил на блестящую спину громадного обитателя глубин, поднявшегося из морской пучины с приливом…

Заглядевшись, я едва успел затормозить — капоты разделяло буквально несколько дюймов. Вот это, я понимаю, была бы сенсация для блумтаунской прессы: на совершенно пустом вследствие непогоды перекрестке столкнулись два лимузина!

Кстати, чей бы это мог быть «роллс-ройс»? Вроде бы визита особ королевской крови мы не ожидали…

Тут кто-то в дождевике с поднятым до ушей воротником постучал в стекло, и я опустил его.

— Вик, ты, может, сдашь назад? — произнес Сирил, ухмыляясь во весь рот. — Иначе мы тут не разъедемся.

Хорошо, что рядом не было дам: от неожиданности я высказался совсем не куртуазно.

— Ты откуда взялся? — пораженно спросил я, хотел было выскочить из автомобиля, чтобы пощупать кузена и убедиться в его материальности, но вовремя вспомнил о дожде. Нет, я не опасался промокнуть, просто не желал ехать встречать гостей, напоминая водяную крысу.

В итоге картина нашей трогательной встречи оказалась немного подпорчена зонтами (с ними в руках несколько затруднительно обниматься и хлопать друг друга по спинам) и галошами.

Сирил выглядел… думаю, не преувеличу, если скажу — сногсшибательно. Он будто помолодел лет на пять, куда-то пропало немного капризное выражение лица, а еще кузен сбросил пару десятков фунтов, не меньше, и заметно загорел. (Не как я в былые годы, конечно, но более чем заметно для британского джентльмена.) Вдобавок он был одет с иголочки, не со столичным, а прямо-таки заграничным шиком. Одна булавка для галстука стоила, навскидку, больше, чем Сирил мне задолжал за последние пять лет (а он не стеснялся занимать без отдачи).

— Ты что, все-таки ограбил банк? — сумел я наконец выговорить.

— Не совсем, — еще шире улыбнулся Сирил. — Да, поздоровайся с Мирабеллой!

Задняя дверца серебристой машины приоткрылась, и мне помахали сразу две руки — побольше и поменьше.

Я подошел поближе, чтобы лучше видеть спутниц Сирила.

— Добрый день, миссис Ва…

— Кертис, — с обворожительной улыбкой поправила она. — Рада снова вас видеть… и, кажется, вы называли меня по имени?

— Ах да…

— Познакомьтесь — это Ванесса, моя дочь.

— Очень приятно, — выговорил я, дотронувшись до девичьих пальчиков. — Виктор Кин.

— Рада встрече, — прощебетала она, — наслышана о вас, мистер Кин!

Девочка (да какая девочка, почти девушка уже, ей, если мне не изменяет память, должно быть лет четырнадцать) оказалась очень похожа на мать. Ох, чувствую, лишится блумтаунская молодежь сна и покоя, когда Ванесса начнет выезжать!..

— Но когда вы… как и где? — довольно понятно сформулировал я вопрос, снова повернувшись к Сирилу. — И почему сбежали?

— Начну по порядку, — сказал кузен, поудобнее перехватив зонт. — Для начала… Вик, ты помнишь мамину свадьбу с полковником?

— Разумеется.

— Ты бы желал себе подобного?

— Боже упаси! — искренне ответил я.

— Вот и я не желал.

— А как же Мирабелла? — я покосился на нее.

— А я уже однажды прошла через эту пытку, — весело ответила она, — и не видела смысла повторять. Вам, мужчинам, проще, а нам… После бессонной ночи — всё думаешь, всех ли пригласили, кого положено, хватит ли угощений и шампанского, не подведет ли кто, не испортится ли погода, — с утра мучаешься то с прической, то с платьем… Потом сама церемония, все эти поздравления… и к вечеру ты мечтаешь уже только о том, чтобы упасть и уснуть. Желательно, в купе поезда, уносящегося куда-нибудь подальше от родственников и знакомых…

— Мы решили сократить цепочку и сразу перешли к свадебному путешествию, — пояснил кузен. — Это намного более практично. И приятно.

— Ты что, мерзавец, — прошептал я уголком рта, вернувшись к кузену, — всё приданое супруги спустил?

— Вовсе нет, — проявила остроту слуху Мирабелла. — Мои средства остались при мне. Мы, знаете ли, заключили брачный контракт… для общего спокойствия.

— Тогда за чей счет весь этот… — я обвел рукой лимузин и кузена заодно. — Вся эта роскошь?

— Ты еще роскоши не видел, — заверил Сирил, ухмыляясь. — За нами едет караван с подарками, а я решил прокрасться в город под покровом непогоды, незаметно… И надо же было с тобой столкнуться!

— Это судьба, — твердо ответил я. — Ты не увиливай от вопроса.

— Я и не увиливаю. О чем ты спрашивал-то?

— Ну, к примеру, где вы сочетались браком? — уточнил я, потому что сам забыл, с чего начал.

— В Гран-Суэрте, — застенчиво ответил Сирил и прикрылся зонтом. — Там женят кого угодно без лишних вопросов, документ вполне официальный, мы уже подтвердили его, как полагается. А что такого? Мы совершеннолетние, дееспособные, никаких препятствий к заключению брака не имеется…

Я пропустил это мимо ушей, зацепившись за название — эта деревушка на границе Мексики с Америкой, после того, как там прошла железная дорога, буквально за несколько лет разрослась в огромный город. А славился он прежде всего игорными и питейными заведениями!

— Понятно, ты не мог миновать Гран-Суэрте, — протянул я.

— Конечно, не мог, — вздохнул кузен. — У меня оставался соверен, как тут было не попытать удачу?

— И?..

— Я поставил на зеро, — сказал он.

— И?!

— Сорвал банк, — гордо ответил Сирил и приосанился.

Я еще раз окинул взглядом автомобиль, драгоценности Мирабеллы, припомнил слова о караване с подарками и мысленно присвистнул.

— Надеюсь, у тебя хотя бы хватило ума не потратить весь выигрыш разом?

— Ты бы лучше спросил, хватило ли у меня соображения еще пару раз проиграть, потом потихоньку уйти с деньгами и в тот же день сбежать из Гран-Суэрте в неизвестном направлении!

— Ну, судя по тому, что вы оба живы и здоровы — хватило…

— О да, — мечтательно произнесла Мирабелла. — Это было прекрасно! Изображать беспечных молодоженов, когда кругом гостиницы все прибывает вооруженных громил… Спешно переодеваться в мужское платье, стащенное у коридорного и уходить черным ходом среди ночи… Ночевать в товарном вагоне, а потом спрыгивать с поезда на ходу… И все это с четырьмя громадными чемоданами денег и ценных бумаг!

— Пятью, — подала голос Ванесса.

— Ах да, я забыла про твой крохотный саквояж, — улыбнулась Мирабелла, а я в очередной раз лишился дара речи.

— Постойте, вы что, и ребенка с собой взяли в этот… свадебный вояж по злачным местам?

— Ну да, а что такого? — удивился Сирил. — Между прочим, Ванесса отлично стреляет, Мирабелла сама ее обучала.

— И не только этому, — кивнула та.

— А что, в банк деньги положить было нельзя? — печально спросил я.

— Можно. Но слишком ненадежно, — пояснил Сирил. — И так две трети добычи пришлось зарыть в подвале той самой гостиницы, мы бы столько не унесли.

— Но мы всё забрали, — добавила Мирабелла. — Вернулись, загримировавшись — из Ванессы получился очаровательный мальчик, — переночевали и уехали на этот раз уже спокойно. Так забавно: никто даже не заподозрил, что деньги спрятаны буквально у всех под носом!

Я помолчал. Да-а-а… Похоже, Сирила действительно томила некая неосуществленная авантюра: недаром же он спьяну порывался ограбить банк! Тут, правда, обошлось без грабежа, зато приключений хватило вдосталь…

— Вы, главное, тетушке об этом не говорите! — спохватился я.

— Я не самоубийца, — ответил кузен. — Для мамы у нас заготовлена вполне благопристойная версия. Да и в любом случае она будет так рада тому, что я разжился небольшим состоянием, что не станет вдаваться в подробности. Хотя бы поначалу. Кстати, Вик, ты стоишь в луже.

— Спасибо, я уже заметил, — вздохнул я, взглянув вниз. В волнении я зачерпнул воды галошей, а это неприятно. — Что ж… Рад за тебя! За вас, я хотел сказать.

— И не забудь добавить что-нибудь поучительное на тему «легкие деньги до добра не доводят» или «легко пришло — легко ушло», — фыркнул он, — это очень в твоем духе! Нет уж, Вик, я зарекся играть. Единственный раз выпала такая удача — и довольно, незачем искушать судьбу…

— Я за этим прослежу, — добавила Мирабелла.

«Неужели я слышу разумные речи!» — восхитился я, но тут же вспомнил об их безумной эскападе и взял непроизнесенные слова обратно.

— А теперь, — сказал Сирил, — мы должны с триумфом явиться домой. Увидимся, Вик!

— Непременно, — я взглянул на часы и заторопился. — Удачи с тетушкой!

Надо же, в кои-то веки Сирил не попросил взять огонь на себя! Хотя… теперь он может себе это позволить, подумал я, поглядев кузену вслед.

Как хорошо, что он вернулся! На фоне его возвращения мои гости, полагаю, останутся незамеченными…

Дело в том, что я давно уже зазывал к себе Фрэнка Диггори, но он всё никак не мог выкроить немного времени, чтобы добраться до Блумтауна. Казалось бы, до Лондона рукой подать, ан нет, всегда находились дела поважнее: когда Фрэнк оказывался в городе, то, немного передохнув, немедленно начинал подготовку к следующей экспедиции, изыскивать средства на экипировку и тому подобное. А там, глядишь, уже паровоз стоит под парами, шхуна поднимает паруса, лайки рвутся с привязи, ревут верблюды — и Фрэнк исчезает в очередной дали, неважно, морской ли, снежной или пустынной.

Если так рассудить, то… чего он не видел в нашей провинции, милой, но бесконечно скучной для того, кто привык покорять неведомые земли? С другой стороны, и я таким был в молодости, однако же со временем научился находить особенную прелесть в простых сельских пейзажах! С третьей стороны, мы с Фрэнком ровесники, но он пока не проявляет тяги к оседлой семейной жизни, несмотря ни на что.

Однако в жизнь моего старого друга вторгся новый фактор — юная супруга, а она считала, что неприлично тянуть с ответным визитом. Я ведь побывал в Мексике, в Кампочите и даже познакомился с отчимом Хуаниты, а они с Фрэнком не могут не то что океан пересечь ради дружеского визита, а даже потратить пару часов в поезде! Одним словом, исход был предрешен — после очередного (уже дежурного) приглашения в письме я получил телеграмму с кратким «Встречай» и датой и временем прибытия.

Собственно, потому я и не удивился, вынув сегодня с утра руну лагуз: воды кругом было предостаточно, а кем могла оказаться активная и непослушная женщина, кроме как Хуанитой?

Я полагал, что волноваться мне совершенно не о чем. А надо было бы мне запомнить, что именно в моменты такой уверенности жизнь и выкидывает какой-нибудь невообразимый кульбит?

Поезд запаздывал, и я уж забеспокоился: как бы пути не размыло из-за этого нескончаемого дождя!

Ждать пришлось довольно долго, и в этом был лишь один приятный момент: ливень прекратился. Гул приближающегося поезда я расслышал издали, но дыма над трубой не увидел — вдалеке всё заволокло серой мглой, должно быть, там еще продолжался дождь.

Когда же локомотив вылетел из-за холма на равнину, тучи внезапно разошлись, и поезд победно ворвался на станцию в облаке пара, ослепительном блеске мокрого металла, будто окутанный солнечным сиянием…

— Виктор! — услышал я, и на перрон, едва дождавшись, пока проводник разложит лестницу, выскочила Хуанита, нимало не смущаясь тем, что шляпка у нее сбилась набок, а подол пришлось подобрать слишком высоко. — Я привезла тебе солнце!

— В самом деле, привезла… — просипел я, когда она повисла у меня на шее.

Для такой миниатюрной девушки весила Хуанита порядочно, да и силой ее природа не обделила, поэтому она едва не задушила меня в порыве родственных чувств.

Разумеется, она знала, кем я ей прихожусь, но мы давно уговорились называть друг друга по имени. Для окружающих Хуанита была супругой моего друга, только и всего, а что до нашего с нею сходства… оно слишком отдаленное, чтобы кто-то смог заподозрить в нас ближайших родственников.

— Виктор, у меня потрясающая новость! — выпалила Хуанита, с чувством расцеловав меня в обе щеки. — Ты скоро станешь дедушкой!

Я на мгновение замер, не зная, как реагировать («Дедушкой? В моем возрасте? Какой ужас!» — мелькнуло в голове), потом сказал:

— Это… это замечательно, дорогая, поздравляю! А где Фрэнк?

— О, у него, как всегда, в самый последний момент обнаружились срочные дела! — гневно фыркнула Хуанита и принялась поправлять мне галстук, который только что сама же и сбила на сторону. Про шляпу я уж молчу — она улетела в лужу, где и дожидалась сиротливо, пока я ее подберу. — Поэтому… адиос, дорогая, Виктор о тебе позаботится, я прибуду позже. И почему я до сих пор терплю такое обхождение?

— Понятия не имею, — я все-таки подобрал шляпу. — Ты сама выбрала Фрэнка, так что…

— Ну конечно! Всего лишь минутная девичья слабость, которой воспользовался зрелый мужчина, зато теперь можно попрекать меня этим до второго пришествия! — Хуанита картинно закатила глаза, но тут же прекратила ломать комедию и принялась деловито распоряжаться носильщиками, имевшими несчастье попасться ей на глаза.

— Послушай, но что же Фрэнк, отпустил тебя одну? В… гм… твоем положении? — спохватился я.

— Разумеется, нет, — ответила Хуанита и повернулась ко мне. — Во-первых, он еще ничего не знает, я собиралась сделать этому негодяю сюрприз. Сообщить не на бегу, а в кругу семьи и друзей или, еще лучше, с глазу на глаз, на милой сельской лужайке, поросшей ромашками… У вас есть такие лужайки?

— Должны быть, если не смыло, — кивнул я, изо всех сил стараясь сохранять серьезное лицо.

— Во-вторых, когда он узнает, то завернет меня в вату и станет бояться лишний раз на меня дохнуть, будто я стеклянная, — добавила она.

— Иногда это оправдано.

— Ах, какая разница! Сам видишь, супруг мой предпочитает каких-то унылых поставщиков обществу любимой жены! — вскинула руки Хуанита в жесте отчаяния. — Сколько раз я говорила ему: Фрэнк, оставь дела тем, кто разбирается в них лучше тебя, скажи моему управляющему, что тебе нужно закупить, в каких количествах и к какому сроку, и увидишь — всё будет готово прежде, чем ты выговоришь слово «деньги»! Но нет, ему нужно проконтролировать лично…

— Твой управляющий может не знать некоторых тонкостей, — попытался я немного унять этот тайфун, — а даже от мелочей может зависеть судьба экспедиции!

— О да, да, Фрэнк твердит то же самое… — она тяжело вздохнула и понурилась.

Вся ее изящная фигура олицетворяла смирение и покорность судьбе, но сцена эта длилась лишь пару мгновений: Хуанита тут же встрепенулась и принялась с интересом разглядывать вокзал.

— Ты ехала одна? — постарался я вернуться к теме разговора.

— Ну разумеется, нет, — досадливо ответила она, — с телохранителем!

— Снова твои шутки?

— Нет, я говорю совершенно серьезно… — Хуанита огляделась. — Вот он. Фрэнк, иди к нам, я вас представлю…

— Фрэнк? — уточнил я, глядя на высокого стройного молодого человека, по виду креола, направившегося от вагона в нашу сторону.

— Да, представляешь, так удобно, что его зовут, как моего дражайшего супруга, — рассмеялась Хуанита. — Нас без вопросов могут поселить в одном номере… Познакомься, Виктор, это Франциск Суарес дель Гата, наш с Фрэнком друг. Мы познакомились еще в Мексике: Фрэнк… я имею в виду, Франциск, родом из Аргентины, был у нас по делам.

— Очень приятно, — сказал я, пожав руку новому знакомцу.

На мой пристрастный взгляд, для мужчины он был чересчур хорош собой: гордый профиль, доставшийся от предков-конкистадоров, большие черные глаза с ресницами, которым позавидовала бы любая девушка, чувственный (так и напрашивалось определение из романа — «порочный») рот с тонкими, будто нарисованными усиками над прихотливо изогнутой верхней губой. Одет он был фатовато, а еще носил трость с серебряным навершием в виде звериной головы — явно для красоты, а не по необходимости.

Мне закрались нехорошие подозрения: что этот красавчик делает возле Хуаниты? Откуда он взялся? Хорошо, допустим, они в самом деле познакомились еще за океаном, но что принесло этого хлыща в Британию? Только лишь дела или же прелести Хуаниты? Молодой и весьма обеспеченной женщины, которая замужем за человеком намного старше нее, вдобавок вечно пропадающим в экспедициях? Хуанита ведь скучает, а когда она скучает…

Однако мне не хотелось омрачать встречу: говорить об этом следовало наедине, подальше от чужих ушей, и я предложил пройти к машине. Багажа оказалось на удивление много (хотя о чем это я, Хуанита же должна потрясти Блумтаун своими туалетами!), да еще я совершенно забыл о горничной… Одним словом, пришлось нанять еще и такси.

Усаживая Хуаниту на переднее сиденье, я постарался украдкой посмотреть, что из себя представляет нежданный гость: я уже неплохо научился видеть человеческие намерения, а потому… А потому был крайне удивлен, не разглядев в де Луне вообще ничего! Не в том смысле, что он не таил коварных планов, а в том, что я вовсе не видел его ауры, ни дурной, ни хорошей. И что бы это могло означать?

Дель Гата же, перехватив мой взгляд, едва заметно улыбнулся краешками губ, словно разгадал мои намерения. Хм… может быть, он тоже умеет что-нибудь этакое? Как знать…

2.

По счастью, Блумтаун был настолько ошарашен резкой сменой погоды, что горожане не спешили высыпать на улицы. Хотя, возможно, им просто мешали текущие по мостовой реки? Всем, только не мальчишкам: эти уже носились взапуски, разбрызгивая грязь, и упоенно пускали кораблики в стремительных потоках.

— Поразительно, столько воды! — сказала Хуанита, с детским любопытством наблюдая за ними. — У нас такие дожди бывают хорошо, если раз в сезон, и то всё мгновенно высыхает.

— А как же знаменитый колдовской ливень, что не прекращался семь дней и семь ночей? — спросил дель Гата. Голос у него был с хрипотцой (должно быть, он курил, хотя запаха табака я не ощущал).

— Ну так на то он и колдовской, — дернула плечиком Хуанита и покосилась на меня с намеком. — Вдобавок это случилось впервые за столетие и вряд ли повторится.

Я сделал вид, что полностью поглощен дорогой — на мокрой мостовой следовало быть поосторожнее. Да еще мальчишки — некоторые выскакивали чуть ли не из-под колес, и я вел автомобиль с такой скоростью, что нас обгоняли даже кораблики в сточных канавах.

— Это твой дом? — живо спросила Хуанита, когда я остановился у тротуара. — Ну и мрачная же громадина!

— Насколько я помню, твоя асьенда намного больше, — обиделся я за родовое гнездо.

— Да, но там всегда жило много народу, — возразила Хуанита. — Семья, слуги, а еще всегда приезжали гости и жили подолгу — так рассказывают. А ты писал, что живешь совсем один, гостей не принимаешь, а слуга у тебя всего один… феноменально!

— Отнюдь, просто я не чувствую потребности в большем. Ларример вполне справляется со своими обязанностями, еще у меня есть приходящая кухарка, а ее мужа я нанимаю, когда нужно сделать что-то такое, что Ларримеру не по силам.

— Все это оправдания, Виктор, — вздохнула она. — Уверена, всё дело в отсутствии женской руки!

Должно быть, я слишком заметно содрогнулся, потому что Хуанита звонко рассмеялась и добавила:

— Ну, ну, не пугайся так, я помню, что ты убежденный холостяк!

— Вот-вот, — проворчал я и выбрался из машины, чтобы открыть ей дверцу. И перенести через лужу, потому что Хуанита была в легких туфельках — совсем не по погоде.

Дель Гата вышел сам, едва замочив щегольские блестящие ботинки. Когда мы входили в дом, я обратил внимание, что трость ему все-таки нужна не для красоты — дель Гата немного прихрамывал, — но моё впечатление о нем ничуть не изменилось. Я даже подумал: уж не повредил ли этот щеголь ногу, будучи застигнут мужем очередной прелестницы и неудачно выпрыгнув с балкона?

Тут нас нагнало такси, и воцарилась некоторая суета: Ларример изо всех сил старался не ударить в грязь лицом перед гостями, его даже не выбило из колеи известие о том, что состав означенных гостей несколько изменился.

— О, сэр, — сказал он мне вполголоса, когда Хуанита и Франциск удалились в отведенные им комнаты, а я спросил, где разместили горничную, — не беспокойтесь. Я ведь в курсе, что леди всегда возят с собой собственную прислугу… если могут себе это позволить, разумеется, и лишь удивился, что горничная всего одна.

Я подумал, что две служанки — перебор даже для Хуаниты, но развить эту мысль не успел, Ларример сообщил:

— Обед готов, сэр. Я подам на стол, как только прикажете.

— Благодарю, — искренне ответил я и спохватился: — Представляете, Ларример, Сирил вернулся!

— О! — воскликнул он и расплылся в широчайшей улыбке. — В самом деле, сэр? С ним всё в порядке?

— Более чем, — заверил я. — Но, судя по тому, что вы ничего не сказали о звонке от тетушки Мейбл, Сирил еще не показался ей на глаза. Либо она настолько потрясена, что не нашла времени позвонить мне.

— Вскоре узнаем, сэр, — довольным тоном произнес Ларример. — Как славно, вся семья в сборе! Гм, прошу простить мою несдержанность, сэр.

Я только рукой махнул: в холл как раз выпорхнула Хуанита, переодевшаяся из дорожного платья в… хм… ну, пусть будет «домашнее».

— Я думала, у вас окажется намного холоднее, — сказала она, оглядевшись. — Но нет, летом вполне можно жить. А вот зимой… зимой приходится кутаться. Было бы сухо — еще ничего, но при вашей влажности…

— Говорят, влажный воздух полезен для кожи, — заметил Франциск, тоже показавшийся из своей комнаты.

Я поднял на него взгляд… и лишился дара речи, мог только хватать ртом воздух, как любимая рыбка Ларримера (сам он, к слову, сохранил полнейшую невозмутимость).

— Здорово мы тебя разыграли? — звонко расхохоталась Хуанита, вдоволь налюбовавшись выражением моего лица.

— Э-э-э… — только и смог выдавить я, глядя, как незнакомка спускается к нам. К слову, трость по-прежнему была при ней — дама немного прихрамывала.

— Франческа Суарес дель Гата, — представила ее Хуанита, и та царственным жестом подала мне руку.

— Мы знакомы, — ляпнул я. — То есть… ну… одним словом…

— Прошу к столу, господа, — спас положение Ларример.

Пропустив дам вперед, я немного задержался и шепнул ему:

— Вы что же, догадались?

— Разумеется, сэр, — удивленно ответил он, — потому и удивился, что горничная лишь одна.

— Но почему мне-то не сказали?!

— Я был уверен, сэр, что вы в курсе, — вздохнул Ларример.

— Не лгите. Подобное… нонсенс! Ни за что не поверю, будто вас не шокировала дама в мужском платье!

— Не без этого, сэр, — согласился он, зачем-то оглянулся и добавил шепотом: — Но разве это… хм… не пикантно?

Я хотел сказать пару ласковых старому греховоднику, но вовремя прикусил язык (он был чертовски прав!) и поспешил к гостьям. Уверен, это была затея Хуаниты, но вот зачем она устроила маскарад? И как сеньора дель Гата согласилась участвовать в нем? Вопросы, одни вопросы…

— Виктор, ну куда же ты запропал? — встретила меня Хуанита. — Я сгораю от нетерпения: ты же писал, что у тебя готовят блюда старинной английской кухни! Прикажи же подавать на стол!

— Ларример… — подал я знак, и пиршество началось.

Вообще-то, я рассчитывал на Фрэнка, а памятуя о том, как он любит поесть, велел Мэри наготовить всякой всячины. Фрэнк не приехал, но, должен отметить, прекрасные дамы и без него неплохо справлялись.

— Вас что, совсем не кормили по дороге? — не удержался я, поглядев опустевшие блюда.

— Отчего же, кормили, и недурно, — ответила Хуанита. — Но я отчего-то зверски голодна! Наверно, теперь придется есть за двоих, если ты понимаешь, о чем я. Ну а Франческа только что с парохода, а там….

— Морская болезнь? — посочувствовал я.

— Отвратительная кухня, — вздохнула она. — Я не страдаю от качки, мистер Кин.

— Вам повезло, — вежливо сказал я.

— Франческа — бывалая путешественница, — пояснила Хуанита. — По-моему, она объездила уже полсвета, а?

— Намного меньше, — ответила та, — но я не намерена останавливаться.

— Ах да, ты же собиралась посмотреть Европу, если не ошибаюсь?

— Именно, и уже начала. Но планы немного изменились: теперь я взгляну на Британию, потом двинусь через пролив… и дальше.

— А… прошу прощения… вы не опасаетесь путешествовать в одиночку? — ухитрился вставить я реплику в их явно отрепетированный диалог.

— Виктор, я же тебе сказала, что Франческа — телохранитель, — напомнила Хуанита. — И это истинная правда, разрази меня гром, если я вру!

Она выдержала паузу и довольно сказала:

— Вот видишь, не вру.

— Я сопровождаю одиноких дам и девиц, — пояснила сеньора дель Гата. — В зависимости от обстоятельств могу изображать дуэнью или же родственника.

Подумав, я решил, что в нашем случае дуэнья точно не будет лишней: траурное платье сеньоры говорило само за себя, должно быть, она недавно овдовела. А в компании вдовы (пусть даже молодой и привлекательной) другой женщине путешествовать не зазорно. И жить в доме холостяка — тоже. В самом деле, будь здесь Фрэнк, у меня не болела бы голова о блумтаунских сплетницах, но сейчас… Будем надеяться, им хватит такого вот соблюдения формальностей!

— Я сразу подумала о Франческе, когда Фрэнк заявил, что не сможет поехать со мной, а присоединится позже, — сказала Хуанита. — Эти ваши британские правила приличий… Впрочем, у нас не лучше. Одним словом, я решила, что вдвоем нам всяко будет веселее, и отправила ей телеграмму.

— Да, я была в Португалии и как раз успела на пароход.

— А если бы не успела, пришлось бы и мне отложить поездку, — заключила Хуанита, — чтобы не компрометировать бедного одинокого джентльмена.

— Понятно… — сказал я. — Но для чего, позвольте спросить, вы устроили это костюмированное представление?

— Я же сказала, что иногда для сопровождаемой выгоднее, если с ней рядом окажется не дуэнья, а родственник — брат, кузен, племянник… Как по-вашему, мистер Кин, я достаточно убедительно играю эту роль? — поинтересовалась сеньора дель Гата.

— Д-да, но я, прошу извинить, принял вас за какого-то… гм… альфонса, — сознался я.

— О, не вы первый, — улыбнулась она. — Привлекательного молодого человека часто не принимают всерьез, а зря.

— Я просто хотела тебя разыграть, — добавила Хуанита. — И ведь получилось! И еще — я была уверена, что Франческа тебе понравится!

Я застонал про себя.

— У Франчески с собой настоящий арсенал, — с гордостью за подругу продолжала Хуанита. — Ну, всякие там ножи и револьверы я даже и не беру в расчет, а вот прочее… Покажи!

Та вздохнула и протянула руку за тростью. Как я и подозревал, в ней скрывалось лезвие — серьезная угроза в умелых руках, а сама трость, скорее всего, немало весила.

— Классический стилет за корсажем, с вашего позволения, я демонстрировать не буду, — произнесла она и подняла руку. — А вот это…

Блестящие темные волосы были сколоты на затылке большим черепаховым гребнем тонкой работы, и вот его-то Франческа и вытащила из прически… Ан нет, так только казалось: пряди не рассыпались, гребень остался на месте, а в руке женщина держала что-то… что-то похожее на кастет, к которому приделали острые стальные когти — до сей минуты они таились в костяном футляре. Я невольно вспомнил легенду о племени людей-ягуаров.

— У нас это называют «дикой колючкой», — невозмутимо произнесла Франческа. — А у соседей — «кошачьей лапой». Изуродовать таким приспособлением очень просто, особенно если противник не ожидает нападения от слабой женщины.

— Которая на самом деле вовсе не слабая, — закончила Хуанита и хихикнула.

Пожалуй, она права, решил я, повнимательнее взглянув на Франческу. Неудивительно, что я не заподозрил подвоха, увидев ее в мужском платье: она была не ниже Сирила ростом, а он нормального для мужчины роста, даже высокого (хотя и не настолько, как я). Пиджак с подкладными плечами, специальный крой — вот и очертания мужской фигуры…

Дамский же черный наряд с обилием оборок придавал фигуре видимость хрупкости, но что-то мне подсказывало: Франческа дель Гата — далеко не нежный тепличный цветок, а именно что… дикая колючка!

— Но что за странное занятие для дамы — телохранитель? — поинтересовался я.

— Вовсе не странное, мистер Кин. Не каждая женщина в минуту опасности — неважно, реальной или мнимой — рискнет довериться даже знакомому мужчине, что уж говорить о наемном охраннике! — был ответ.

— И сможет ему заплатить, — вставила Хуанита.

— И это тоже, — согласилась Франческа. — Ну а я достаточно обеспечена, чтобы не думать о подобных мелочах. Вдобавок я люблю путешествовать… Чаще всего риска никакого и нет, но ожидание опасности держит в напряжении и приятно щекочет нервы.

Я подумал о том, что большинство знакомых мне женщин предпочитали нервы успокаивать, и даже легкое переживание способно было уложить их в постель на несколько дней. Эта же сеньора являлась полной их противоположностью!

Еще мне пришло на ум, что в дамском наряде можно спрятать в разы больше оружия, чем в мужском. Одни длинные юбки чего стоят — под ними можно ружье носить! Стилет, как уже было сказано, легко спрячется за корсажем (а корсет со стальными пластинами при случае сыграет роль кирасы), кинжалы можно укрыть в карманах и складках платья, метательные ножи — в рукавах, «дикую колючку» — в прическе, длинное лезвие — в трости или рукояти зонтика (тут я представил стреляющий зонтик и чуть не поперхнулся)… Сумочка с револьвером или кастетом внутри — отличное оружие сама по себе, а ее ремешком, ожерельем или шелковым шарфом можно душить или связывать. И это я не перечислил еще и десятой доли возможностей современного дамского туалета!

— И как же вам пришло на ум заняться этим? — спросил я, чтобы не молчать.

— Случайно, — пожала она плечами, вернув гребень на место. — После гибели супруга мне захотелось развеяться, и я отправилась в небольшое путешествие, а по пути… Впрочем, это длинная и не слишком интересная история. Главное, в итоге я поняла, что могу облегчить жизнь другим женщинам, а заодно неплохо развлечься. Конечно, я не занимаюсь этим на постоянной основе, но стараюсь не упускать подходящего случая.

— Да, имя Франчески передают из уст в уста, — сообщила Хуанита. — Во многих домах молятся за ее здоровье!

— Однако… никоим образом не хочу умалить ваших достоинств, синьора, — не удержался я, — но все-таки мне не кажется, что женщина в одиночку сможет противостоять задумавшим дурное мужчинам, особенно вооруженным.

— Если желаете удостовериться, мистер Кин, я к вашим услугам, — невозмутимо ответила она, — но не рекомендую устраивать проверку после плотной трапезы. Если я ударю вас в солнечное сплетение, вы рискуете расстаться с обедом.

А ведь самом деле, подумал я, ведь не всякий мужчина воспримет женщину как равного противника. И не каждый поднимет на нее руку! А она может воспользоваться хотя бы секундным замешательством…

— Я росла вместе с шестью братьями, — добавила сеньора дель Гата, — и делала всё с ними вместе — тянулась за старшими и помогала младшим. Отец считал, что женщина — в особенности красивая, — должна уметь постоять за себя, если некому окажется встать на ее защиту. Он оказался прав, а его наука пошла мне впрок.

— О, вот как… — сказал я, потому что не знал, что бы еще такое придумать. Разговор явно не клеился.

— Франческа осиротела, а потом овдовела, — пояснила Хуанита, — и я думаю, Виктор, не нужно объяснять, что такое богатая молодая вдова!

Я кивнул.

— Должно быть, родственники вашего покойного супруга стремились наложить лапу на его наследство?

— Нет, как раз они — не пытались, — ответила сеньора дель Гата. — Знали, что не следует пытаться урвать кусок себе не по размеру. Они получили свою долю, не сомневайтесь, но не моё приданое и то, что мне причиталось от Мигеля. Хватало, впрочем, других охотников за легкой поживой.

— Несчастные! — фыркнула Хуанита.

— О да… — протянула та, загадочно улыбнувшись. — Но я выходила замуж по любви и второй раз не совершу подобной глупости.

— В смысле? — не понял я.

— Не свяжу себя узами брака.

— Люди считают, что Франческа сжила мужа со свету, — пояснила Хуанита.

Я подумал о том, что вокруг что-то слишком дам, овдовевших при подозрительных обстоятельствах: сеньора дель Гата, миссис Грейвс (то есть теперь Хоггарт), осужденная за убийство всей семьи; подобные же слухи тянулись за миссис Вашингтон (то есть уже Кертис)…

Кстати, надо спросить у тетушки Мейбл, как правильно именовать женщин в подобном случае. Не «миссис Такая-то, в девичестве миссис Сякая-то», это точно. «Такая-то по первому мужу»? Нужно выяснить, чтобы не попасть в неловкое положение, вот что.

— Доказательств нет, — говорила тем временем сеньора дель Гата. — Это просто деревенские слухи, падре так и заявил, а его уважают.

— А сам падре очень любит деньги, — добавила Хуанита и хихикнула. — Впрочем, это такие мелочи!

— Такие обвинения не редкость в моей семье. Мою пра-пра-пра… прародительницу, словом, сожгли на костре по обвинению в ведьмовстве, — преспокойно сказала та. — Разумеется, дело было вовсе не в колдовстве, а в том, что эта прабабка имела несчастье быть слишком красивой. Вдобавок, она, как и я, носила траур своему покойному мужу. Она отказала одному влиятельному человеку, принудить силой он ее не сумел, вот и…

— Печально, — пробормотал я, припомнив, как меня осудил весь Блумтаун, поверив слухам. Дважды.

И это в наше цивилизованное время! Дай миссис Ходжкин волю, она бы не отказалась сжечь меня на сырой соломе, уверен.

— Весьма. Сына она успела спрятать у добрых людей, — продолжала сеньора дель Гата. — Он вырос в мать — редкостным красавцем и обернул это себе на пользу. Очаровывал богатых дам, вдовых и замужних и обирал их до нитки. Ну а когда понял, что вот-вот окажется в темнице, а то и на виселице, сбежал со всеми накопленными богатствами в Новый Свет, где и представился благородным идальго. От него я и веду свой род.

— Вот как, — пробормотал я. — Но что все-таки сталось с вашим супругом?

— Страшное несчастье, — вздохнула она и возвела очи к потолку. — Те три года были богаты на них. Сперва погиб мой старший брат. Затем пропал без вести второй — его нашли спустя полгода в ущелье, он попал под оползень…

— Мои соболезнования, — неуклюже сказал я.

— Благодарю. Когда погиб третий брат, не успев даже жениться, я подумала о проклятье, преследующем наш род! Старшие ведь не оставили потомства…

— Разве это по-христиански? Я имею в виду подобные суеверия.

— Разумеется, нет, — удивленно взглянула на меня Франческа, — но я долго не могла отыскать другого объяснения происходящему. А затем… Бедный Мигель, он так любил кактусовую водку! Я, видите ли, готовлю ее особенно хорошо… Ну а мой муж никогда не умел остановиться вовремя, хотя сам же себя казнил за то, что выбалтывал лишнее в таком состоянии…

— Он отравился? — предположил я.

Некоторые кактусы содержат не только галлюциногены, но и яды, хотя… это сколько же нужно выпить кактусовки, чтобы ими отравиться?

— Представьте, нет, — с некоторым сожалением произнесла она. — Железного здоровья был человек, мог выпить галлон и ничуть не опьянеть. Правда, после этого его тянуло на подвиги, вот и…

Сеньора дель Гата положила себе еще паштета и продолжила:

— Судя по всему, он решил поохотиться в горах. Кто-то сказал ему, что видел черную пуму, вот Мигель и загорелся идеей добыть ее во что бы то ни стало. Ах, несчастный!

— Что же с ним случилось?

— Остается лишь гадать, — без особенной скорби в голосе ответила она. — Тело так и не нашли, только шляпу, окровавленный шейный платок и ружье, из которого явно стреляли. Должно быть, он все-таки встретил черную пуму, только вот незадача — она оказалась более удачливым охотником. Либо же он просто промазал спьяну.

Сеньора дель Гата помолчала, потом добавила:

— Правда, подранить ее Мигель все-таки сумел — кровь нашли и на горном склоне. Однако пума все-таки скрылась с добычей, и больше ее в наших краях никогда не видели. С тех пор минуло уже семь лет.

Она с чувством перекрестилась.

— Это ваши братья помогли вам отстоять наследство? — предположил я.

— Мы оборонялись вчетвером, мистер Кин, — невесело улыбнулась она. — Оставшиеся в живых младше меня. Теперь, впрочем, всё в порядке, двое счастливо женаты, третий помолвлен. Род наш не прервется.

— Вы до сих пор носите полный траур, — впечатленно произнес я. — Ваша скорбь так глубока?

— По моим погибшим братьям — да, — ответила сеньора дель Гата, помолчала и добавила: — А еще мне очень идет черное.

И тут я с ужасом осознал, что она мне действительно нравится…

* * *

Ночь прошла спокойно, а вот наутро снова зарядил дождь, и я оказался заперт в доме с двумя молодыми дамами. Сюжет для романа ужасов, как по мне!

Я даже позвонил тетушке Мейбл и невинным тоном осведомился, как дела. Всё оказалось в порядке, о Сириле же она не обмолвилась и словом. Может, он в самом деле еще отсиживался у Мирабеллы? Что они там задумали? Чего ожидали? Наверно, прибытия каравана с дарами, чтобы задобрить тетушку… Жаль, им я позвонить не мог: телефонные барышни непременно заинтересовались бы, зачем это мне связываться с домом, хозяйка которого в отъезде, а там… слово за слово, снова придумают невероятную историю. Скажем, о том, что я сам положил глаз на Мирабеллу, потому и сплавил кузена в Америку. Да, а ее держу взаперти у себя в подвале, не иначе. И это ведь соседи еще моих гостий не видели!

«Скорее бы Сирил объявился, — подумал я. — Не всё же мне вызывать огонь на себя, его очередь».

Заняться в моем доме было нечем. Да, имелся кабинетный рояль (Хуанита попробовала сыграть на нем и тут же заявила, что он безобразно расстроен), обширная библиотека, еще я мог бы предложить дамам партию в бридж… Но ведь не за этим они ехали в наши края?

— Мы можем прокатиться по округе, — предложил я за завтраком.

— Под этим унылым дождем? — вздохнула Хуанита и уставилась в окно. — Спасибо, что-то не хочется… О, Виктор, а Фрэнк упоминал, что у тебя вроде бы есть оранжерея! Правда?

— Да, есть, но я не думал, что вам будет интересно.

— Ну это всяко занятнее, чем листать старые пыльные книжищи и подшивки журналов столетней давности, — она вскочила. — Покажешь свои сокровища?

Что мне оставалось делать?

На мое счастье, несколько кактусов как раз цвели, не самые ценные экземпляры, зато очень нарядные — дамам понравилось.

— Каждый раз удивляюсь, когда вижу хотя бы опунцию, — сказала сеньора дель Гата, когда я закончил импровизированную экскурсию. — Этакая нелепая колючая штуковина — и вдруг на ней распускается прекрасный цветок!

— Говорят, хозяева похожи со своими собаками и лошадьми, — ввернула бестактная Хуанита, — так и Виктор: вылитый же кактус. На виду одна грубая шкура и колючки, а ковырни его как следует — внутри он очень даже сочный!

Мне это сравнение не слишком понравилось. Нет бы сказать: с виду он неприступен, но душа его прекрасна, как цветок кактуса? Но увы, Хуанита была отнюдь не поэтической натурой.

— Увлечения многое могут сказать о человеке, — произнесла сеньора дель Гата и коснулась Ferocactus acanthodes кончиком пальца. И укололась, разумеется, не зря этого красавца называют «чертовой игольницей»!

— Например? — спросил я, порадовавшись хотя бы тому, что из-за пустяковой ранки не разыгралась драма. — Что вы можете сказать о кактусоводах?

— О всех — ничего. Но некоторые, — ответила она, промокнув алую каплю белейшим носовым платком, — так яростно защищают своё одиночество, что порой забывают, зачем им вообще это понадобилось.

Я не нашелся с ответом.

3.

Этот день я кое-как пережил, а к вечеру, к моей величайшей радости, дождь прекратился, и природа порадовала нас великолепной двойной радугой и прекрасным закатом — все это отлично было видно из мансарды.

— Что ж, — сказала Хуанита, поглядев на умытые дождем крыши Блумтауна, поля и рощи, — теперь округа выглядит уже не так паскудно, как нескончаемый дождь. Завтра посмотрим на всё это поближе и убедимся… или разочаруемся.

Но назавтра она наотрез отказалась куда-либо ехать, заявив, что чувствует легкое недомогание, а потому лучше отсидится в тепле, на кухне.

— А вы езжайте, езжайте, — Хуанита буквально выталкивала нас из дома. — Нет, Виктор, со мной все в полном порядке, но лучше поберечься — климат у вас все-таки отвратительный! И нет, я не заскучаю, твоя кухарка обещала научить меня готовить настоящий пудинг и еще что-то, я забыла, что именно, но пахнет это очень аппетитно…

Она уже успела напугать Мэри до заикания, когда накануне вторглась на кухню, чтобы продегустировать готовящиеся блюда, и засыпала бедную женщину вопросами. Я искренне надеялся, что Мэри не подведет и действительно чему-нибудь научит Хуаниту. Или та ее. Главное, чтобы кухня осталась цела, а в кладовой после их подвигов сохранились хоть какие-нибудь припасы, не то придется ехать обедать в город!

Тут я вспомнил наше с Сирилом вынужденное голодание и невольно развеселился. Кстати, вот и тема для непринужденной беседы со спутницей: историй о своем кузене я знал столько, что их должно было хватить надолго. А если не хватит, расскажу о своих путешествиях. Тех, что обошлись без последствий, разумеется.

Утром после дождя Блумтаун выглядел замечательно. Я, правда, зевал украдкой: Хуанита подняла всех ни свет ни заря, а на мои возражения пояснила:

— Ничего не могу с собой поделать, Виктор! Ты же знаешь Мексику: все дела нужно сделать с утра, иначе ничего не успеешь. Ну или вечером, после сиесты, но это уже совсем не то. Гулять в сумерках по вашим лугам не слишком-то приятно — здешние комары намного хуже наших кровососов!

Пришлось подчиниться, и я повел автомобиль прочь от города.

— Далеко вы направляетесь? — спросила сеньора дель Гата.

— Я думал прокатиться в Илкли, там прекрасная кофейня, — ответил я, вспомнив, как это заведение снилось мне в кошмарах.

— Но что интересного в обычной кофейне? — удивилась она. — Я бы лучше взглянула на округу. Есть здесь какие-нибудь достопримечательности? Кроме церкви, разумеется. Например, старинный замок?

Я с огорчением вынужден был признать, что ничего подобного в округе не имеется. Кладбище, правда, очень старое, но не приглашать же даму на прогулку среди могил? Я не Хоггарт, в конце концов!

И вдруг меня осенило.

— Замка нет, он давно разрушен, — сказал я, — но я могу показать вам развалины. Выглядят они величественно, а главное — там когда-то обитали мои предки. Мои и лорда Блумберри — они были друзьями и соратниками.

— О, вот это уже звучит интересно, — сверкнула улыбкой сеньора дель Гата.

Сегодня она была одета совсем просто, но стоила такая простота больших денег (уж настолько-то я в дамских нарядах разбирался). Никаких украшений я не заметил: ни колец, ни серег, ни даже цепочки на шее… Довольно сильно открытой шее, должен отметить. Хорошо, что я слеп именно на левый глаз, иначе рисковал засмотреться и въехать в кювет!

— Туда нельзя проехать, — спохватился я. — Не возражаете против небольшой прогулки?

— Напротив, всячески ее приветствую.

Я не стал спрашивать, сможет ли сеньора дель Гата идти по не слишком ровной земле — очевидно, легкая хромота ей не слишком мешала, в доме она могла обойтись без трости. Ну а спрашивать, как она обзавелась столь досадным изъяном, было попросту неприлично. Хотя, что греха таить, это меня очень интересовало! Может, это следствие ее совсем не женского занятия? Оружие оружием, умение им пользоваться — тоже, но ведь крупному мужчине достаточно сильно толкнуть женщину, чтобы отбросить в сторону. А неудачно упав, вполне можно повредить себе что-нибудь…

— Здесь очень славно, — отвлек меня от раздумий ее голос. — Но слишком уж спокойно.

— Поэтому-то мне и нравятся эти места.

— В самом деле?

— Разве иначе я жил бы здесь?

— Вас, британцев, не поймешь, — ответила она. — Обычно говорят: «дом там, где твое сердце». Дом ваш здесь, а сердце разве на месте?

— Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду, — сознался я. Ненавижу подобные беседы!

— Прекрасно понимаете, мистер Кин, — сеньора дель Гата улыбнулась, как обычно, уголками губ. Глаза ее при этом оставались непроницаемыми. — Впрочем, я вижу, разговор вам неприятен. Оставим это. Расскажите лучше о развалинах: вы упомянули о своих предках? Как вам удалось выяснить, что это именно их владения?

Честное слово, лучше бы мы и дальше вели куртуазную беседу ни о чем! Не о призраках же ей рассказывать, в самом-то деле…

Я начал издалека, рассказал забавную байку об археологах (вместо призрака легионера пришлось придумать эксперта, разгромившего их теорию в пух и прах), затем сочинил историю своих изысканий в архивах и коллекционирование местного фольклора… От необходимости как-то конкретизировать всё это меня спас лорд Блумберри собственной персоной — он неожиданно появился из-за изгиба обомшелой стены. Ей-ей, я был готов его расцеловать!

— Кин? — удивился он. — Доброе утро. А вы что тут… О!

Я представил его сеньоре дель Гата. Сложнее всего было объяснить, кем она мне приходится: подруга супруги моего друга, кошмар какой-то… Впрочем, лорд Блумберри не заинтересовался этим, его волновало что-то иное.

— А вы-то что тут делаете, милорд? — спросил я. — И почему у вас веревка в руке? Лошадь сбежала? Отчего тогда вы сами ее ловите?

— Сколько вопросов, Кин, — вздохнул лорд. — Мой Чертополох смирно стоит по ту сторону развалин, а я… Да, я ищу лошадь, только не свою.

— В конокрады решили податься, в вашем-то возрасте? — не удержался я.

— Да ну вас с вашими шуточками, Кин, — притворно рассердился он. — Всё проще. Понимаете, чья-то лошадь повадилась на мои поля. И мои, и арендаторов… Топчет, скотина такая, валяется — сплошной убыток. Сколько сторожей ни ставили — никто ее не видел!

— Если сторожа вроде тех, что на фестивале…

— Да уж получше нашел! Пинкерсон — и тот караулил с приятелем своим, репортером, ничегошеньки они не увидели, — гневно фыркнул лорд. — Но следы остаются, да… И сдается мне, это кто-то из Илкли развлекается!

— Почему вы так решили, сэр? — поинтересовалась сеньора дель Гата.

— О, говорю же — следов предостаточно, — пояснил лорд. — И они уходят в ручей, тот самый, что разливается… помните, я говорил, Кин?

Я кивнул.

— Должно быть, кто-то приезжает ночью по руслу ручья, отпускает коня порезвиться, а потом уезжает тем же путем, — развивал он мысль. — Всякий раз спускается к воде и поднимается примерно в одном и том же месте, да только вот беда: там негде устроить засаду, всё, как на ладони.

— Но сейчас-то вам зачем веревка понадобилась? — вернул я его к своему вопросу.

— Да на всякий случай, — буркнул лорд. — Еще рано, вот я и думал: вдруг да застигну мерзавца! От Чертополоха он бы не ушел, ручаюсь! Но нет…

— Ручей ведь совсем в другой стороне, — напомнил я.

— Да, но… — он забавно засмущался. — Я приехал сюда… гм… как бы это выразиться…

— Скажите прямо: испросить благословения предков, — перебила сеньора дель Гата и пояснила, видя его недоуменный взгляд: — Мистер Кин поведал мне о славной истории этих развалин.

— О, вот как! — лорд успокоился. — Да-с… Кто его знает, вдруг поможет? И вообще… Слышите?!

Я, если честно, ничего не различал, только лягушка квакала в какой-то канаве да птицы чирикали на разные голоса, но сеньора дель Гата вдруг сказала:

— Кажется, я слышала лошадиное ржание.

— Где, где?

— Там, — она махнула рукой в сторону ручья. Точнее не вышло бы, даже если бы я уже показал ей эту, с позволения сказать, топографическую примечательность.

— Точно! Ну всё, он от меня не уйдет! — лорд свистнул в два пальца, раздался топот, и верный конь встал рядом с ним. В самом деле, выдрессировал его хозяин отменно, как и обещал. — За ним, Чертополох!..

Жеребец взял с места в карьер — только брызги полетели с росистой травы, а мы переглянулись.

— Ваши землевладельцы все такие странные? — поинтересовалась сеньора дель Гата.

Капли росы на ее волосах сверкали, словно бриллианты, в лучах утреннего солнца. Банальное сравнение, знаю, но при взгляде на нее сразу вспоминались старинные придворные портреты испанских королев и инфант в алмазных сетках на черных косах.

— Я близко знаком только с одним, и он вполне нормальный, — заверил я. — Обычно. Однако мне не нравится эта его затея… Как знать, что там за всадник с такими забавами?

— Может быть, местный Стрелок? — не без намека спросила сеньора дель Гата.

— Да, знаете ли, ничто не предвещало его появления, — ответил я. — Вы не возражаете, если мы проедемся до ручья? Дорога идет параллельно ему, можно будет хоть издали взглянуть, что там творится.

— Лорд Блумберри обгонит нас, он же скачет напрямик.

— И все-таки…

— Вам решать, — пожала она плечами, и я увлек ее к автомобилю.

Да, подъехать к самому ручью я бы не рискнул: на злополучном поле (в этом году оставленном пустым для сельскохозяйственных экспериментов) образовалось настоящее болото, как и предрекал лорд Блумберри, и я опасался завязнуть. Однако я подобрался как только мог близко: коня видно было издалека… двух коней! И лорда тоже…

— Что это он делает? — встревоженно спросила сеньора дель Гата, приглядевшись против солнца.

— По-моему, пытается подманить ту лошадь… — я сощурился. — На ней нет сбруи, даже недоуздка… Не иначе, удирает у кого-нибудь, а потом потихоньку возвращается, хитрая тварь!

— Да, человека она явно не дичится, — кивнула она. — Может быть, подойдем поближе?

— Тут грязи по колено, — предостерег я, но она уже открыла дверцу машины, не дожидаясь, пока я помогу ей выйти, выбралась наружу и невозмутимо сказала, посмотрев себе под ноги:

— Нет, всего по щиколотку будет. Но вы увязнете глубже, вы тяжелее.

И надо ли упоминать о том, что сеньора дель Гата подобрала юбки (в самом деле, не пачкать же их в этой грязище) намного выше, чем то допускалось приличиями? Примерно до колен, если быть точным, так что я имел удовольствие полюбоваться стройными ножками в шелковых чулках…

— Если вы спугнете эту лошадь, лорд вам не простит, — прошептал я, попытавшись взять ее под локоть (поскользнется еще на кочке!), но она отмахнулась тростью, едва не заехав мне по плечу.

— Кажется, он ее загипнотизировал. Взгляните сами.

Действительно, животное стояло, как вкопанное, уставившись на лорда. Я невольно залюбовался: уж на что я не лошадник, но даже мне было ясно, что красавец Чертополох рядом с этим конем — все равно что водовозная кляча рядом с призовым рысаком! Могу представить, что чувствовал лорд Блумберри — такой красавец на расстоянии вытянутой руки…

Вот лорд сделал крохотный шаг вперед… и еще… Он что-то бормотал, видимо, успокаивая коня, и тот не спешил удрать. Правда, заметив нас, прянул в сторону и встряхнул головой. Лорд взглянул назад и скорчил страшную гримасу, мол, вас тут только и не хватало!

— Странно, почему грива насквозь мокрая? — негромко спросила сеньора дель Гата. — И хвост…

— В ручье он валялся, что ли? — пробормотал я, присмотревшись. — Шерсть тоже влажная… или он просто начищен до блеска?

— Тогда и грива была бы расчесана, а она вся в колтунах и тине, сами же видите.

Я покосился на сеньору дель Гата. Лицо ее было до странного серьезным и напряженным, губы сжались в тонкую линию, а брови сошлись на переносице.

— Это очень странная лошадь… — едва слышно выговорила она и покрепче перехватила трость. — Что-то с ней не так.

От этих ее слов меня ни с того ни с сего пробрал озноб, хотя утро выдалось теплым, и солнце стояло довольно высоко.

Я присмотрелся получше… и ахнул. Лорд стоит на расстоянии вытянутой руки от этой зверюги и действительно не замечает, что у этой зверюги не лошадиные глаза?! Да что там — не лошадиные, я вообще не знаю, у какого существа на этом свете зрачки могут быть горизонтальными! Ну, кроме коз, но это явно не коза!

А… а зубы? И грива — вовсе не грива, а будто осклизлые черные водоросли или потеки грязи, достающие до земли! А копыта? Копыта задом наперед!

— Это же…

Я не договорил — не до разговоров было, лорд уже протянул руку к страшной оскаленной морде! Конечно, он не понимает, кто перед ним, это же я — наследник шамана, видящий, а не он…

Кажется, я никогда в жизни так не бегал, особенно по скользкой грязи и травянистым кочкам. Каким чудом я не упал, не представляю, но все-таки удержался на ногах — секунда промедления была гибели подобна! И выкрикивать предостережения не было смысла: поняв, что мы догадались, кто перед нами, тварь могла бы схватить лорда…

Она и так почти это сделала — рука его была уже в полудюйме от сочащейся черной слизью морды, — но я успел первым: налетел на него сзади и сбоку и отбросил в сторону, подальше от чудовища. И даже ухитрился устоять сам, надеясь, что сеньора дель Гата сегодня не оставила свой арсенал дома и хотя бы револьвер у нее найдется!

Вот только зря я отвлекся на нее — что-то коснулось моего плеча, что-то очень тяжелое, холодное… а когда я повернул голову, то встретился взглядом с жутким желтым глазом с зрачком-щелью.

Я рванулся было, но тщетно — тварь положила голову мне на плечо, как это делают лошади, и сбросить ее я не мог, как ни пытался. Хуже того, рука моя чуть не по локоть вошла в тело твари, как в очень жидкую и очень вязкую грязь…

Чудовище утробно то ли булькнуло, то ли вздохнуло — такие звуки раздаются по ночам из трясины, — развернулось и с неожиданной скоростью ринулось к ручью. Ну и я с ним вместе — повторяю, я прилип к нему, как жадные люди в сказке к золотому гусю… Только я вдобавок все глубже и глубже увязал в склизкой туше, уже ничем не напоминавшей лошадиную. Казалось, еще немного, и я целиком скроюсь в ней, и…

Прежде захлебнусь, понял я, когда в глаза и уши мне хлынула вода — это чудовище нырнуло в ручей. Как ухитрилось, хотел бы я знать? Он, хоть и разлился, но все равно лошади по брюхо, а меня захлестнуло с головой. Казалось, дна под ногами нет вообще! Тварь тащила меня всё глубже и глубже, и я по-прежнему мог видеть желтый глаз и приоткрытую пасть — хищник радовался добыче и собирался попировать всласть…

Я боролся из последних сил, но, знаете ли, очень сложно бороться с гигантским куском плотного студня, в котором увяз наполовину, и который вдобавок норовит утопить тебя и сожрать! Не помню, было ли мне страшно… Кажется, я больше всего боялся потерять искусственный глаз — нелепость, но в таких ситуациях почему-то плохо думается о вечном.

А потом воздух в легких закончился, вышел последними пузырьками… Какое-то время я еще терпел, но легкие горели, а инстинкт требовал вдохнуть, вдохнуть немедленно!

«Хорошо, что я заранее написал завещание», — успел я подумать, когда взор мой заволокла тьма, и я хлебнул мутной ледяной воды.

Правда, утонуть спокойно мне не дали: что-то обрушилось на спину чудовища, а дальше я запомнил только бурлящие потоки воды, жуткий рёв на пределе слышимости (вот не думал, что можно рычать под водой), какие-то черные кляксы, растекающиеся кругом… Но, возможно, это были просто галлюцинации от недостатка воздуха. Больше я не помню ничего…

4.

В себя я пришел от жгучей боли в спине и плече, а еще от того, что меня выворачивало наизнанку. Не представлял, что столько воды может поместиться в одном человеке!

— Кин, Кин, вы живы?! — взывал лорд Блумберри, норовя похлопать меня по щекам. К счастью, я лежал животом на чем-то твердом, и доступ к моей физиономии был несколько затруднен.

— Жив, — уверенно сказала сеньора дель Гата. — Мистер Кин, вы закончили? Нога у меня не железная.

Я булькнул в том смысле, что не имею представления: у моего организма явно имелись скрытые резервы. И вроде бы не так уж я наглотался…

Тут я сообразил, чье колено безжалостно давит мне на живот, и от неожиданности выкашлял остатки воды и даже сумел самостоятельно сесть.

— Г-г-где оно? — выдавил я.

— Туда… нырнуло… и всё, — с запинками объяснил лорд. — А что это было?!

— Кэлпи, — выдохнул я. В горле саднило, во рту поселился устойчивый запах тины, а от песка мне явно предстояло отплевываться еще неделю, не меньше. — Такая… водяная лошадка. Сядешь — уже не слезешь…

Вот о чем предупреждала лагуз, а вовсе не о женском коварстве! В этом случае следовало понимать всё буквально — опасность исходила от воды.

— Я думал, это сказки… — выговорил лорд. Губы у него были совершенно белые. — Вот почему Чертополох заартачился… И следы… Копыта задом наперед! Где ж тут догадаться…

Я в целом понял, что он имеет в виду: кэлпи выходил из ручья, а не входил, хотя потом входил, поэтому искали его не там… тьфу ты, какая разница! Ловить таких тварей — себе дороже!

— А как я… это вы меня вытащили?

— Какое там! — лорд утер лоб грязной трясущейся рукой. — Я помогал, да… но это она за вами прыгнула!

— Сеньора… вы?! — я повернулся к ней. Сеньора дель Гата сильно напоминала утопленницу, с нее лило ручьем. — Но как?..

— Подобные создания не могут утащить того, на кого уже предъявил права кто-то более могущественный, — невозмутимо ответила она. — Главное, успеть им об этом напомнить.

Более могущественный? Она имеет в виду мой дар, доставшийся от Многоглазого? Как шаман, он ведь принадлежал своему божеству, но я-то не посвященный! Или… я вспомнил, как сеньора дель Гата до крови укололась о кактус в оранжерее. Уверен, нарочно — до того она обращалась с ними вполне уверенно. И я не вижу ее ауру, так может…

— Господа, если вы соблаговолите отвернуться, я разденусь — одежда мокрая насквозь, — перебила она мои мысли. — И вам, Виктор, рекомендую. Простудитесь, чего доброго.

Я лишился дара речи, но довольно быстро обрел его и сказал:

— Милорд, в моей машине есть два пледа и фляжка… Вас не затруднит?..

— Никоим образом, — встрепенулся лорд. — Но, может, лучше в дом?.. Раз машина тут…

— Я вести не смогу, — отказался я, — а из вас шофер никакой, вы сами говорили, я помню.

— Я умею водить, но в мокрой одежде никуда не поеду, — добавила сеньора дель Гата. — Лучше немного обсохнуть на солнце, уже достаточно тепло.

Лорд Блумберри не стал спорить, рысью помчался к моей машине, оскальзываясь на кочках, а я покосился на свою спасительницу.

— Раздевайтесь, — велела она. — Не то непременно схватите воспаление легких!

Я повиновался и не без труда стянул мокрый пиджак, затем, поколебавшись, рубашку, вылил воду из ботинок и нерешительно взялся за брюки… Не удержался и снова краем глаза посмотрел на сеньору дель Гата. Она времени даром не теряла и успела уже разоблачиться до… до… Одним словом, одета она была лишь в собственные распущенные волосы, которые непостижимо быстро сохли на летнем солнце. Я успел заметить шрам у нее повыше колена — явно след пулевого ранения, — и поспешил отвернуться. К счастью, тут подоспел лорд Блумберри с пледами, и я смог, наконец, избавиться от противно липнущего к телу мокрого белья.

Фляжка тоже пришлась как нельзя кстати — горло обожгло, зато перестало трясти, будто в лихорадке.

— Кин, — сказал лорд Блумберри, приложившись к спиртному. — Я ваш должник. Не в первый раз вы меня выручаете, но такое… такое…

— Не меня благодарите, — мотнул я головой. — Сдается мне, если бы не сеньора дель Гата, кэлпи закусил бы нами обоими.

— Франческа, — поправила она.

— Это кэлпи так зовут? — неуклюже пошутил лорд и нервно хихикнул.

— Меня так зовут, — невозмутимо ответила она. — Я полагаю, после подобного испытания можно отбросить некоторые условности.

— Куда уж больше! — невольно вырвалось у меня. — Не каждый день у нас пикник на лужайке в духе… хм-м-м… древних греков.

— Тем более.

— Ого! Кин, то есть Виктор, вас будто кошки подрали, — заметил вдруг лорд. — Это вас кэлпи так?..

Я подтянул сползший плед и ответил:

— Наверно, за какую-нибудь корягу зацепился, когда вы меня вытаскивали.

— Обработать бы надо, — сказал он, стянул плед обратно и щедро полил мои ссадины виски. Не завопить мне удалось исключительно усилием воли. — Погодите, у меня в седельной суме еще фляжка имеется… одной маловато будет.

Он отошел к Чертополоху — тот подошел поближе к хозяину, видимо, больше не чуял опасности, а я сказал:

— Франческа… Не знаю, что вы сделали и как именно, но… спасибо вам.

— Право, пустяки, — светски ответила она. — Не забывайте, я же телохранитель.

— Да, и как это я позабыл?

— Кстати, Виктор, — сказала Франческа после паузы, — вам явно нужно согреться…

— Да мне и так тепло, — заверил я.

— Я вижу. И слышу, как вы зубами дробь выбиваете, так что посмотрите на меня.

— Я и так смотрю.

— В другом смысле. Вы же пытались при первой нашей встрече, не так ли?

— А… а вы… в этом смыслите? — с трудом сформулировал я вопрос.

— Кое-что, — был ответ. — Ну же!

Я не заставил себя долго упрашивать — посмотрел. Чуть не ослеп еще и на внутреннее око, да…

— Понятно теперь, почему вы закрываетесь, — выговорил я, когда перед глазами перестали плавать цветные круги. — Случайного человека так и убить можно!

— Ну что вы, — без лишней скромности ответила Франческа, — случайный этого и не заметит, а видящие встречаются чрезвычайно редко. И вот им-то как раз следует помнить, что смотреть на солнце в упор слишком опасно. Даже это вот, — она подняла руку, указывая на небо, — ваше бледное северное светило.

Я не нашелся с ответом. Мне было хорошо, я наконец-то согрелся, и точно не от пары глотков виски — меня грело огромное, яркое, раскаленное добела южное солнце… Но виски тоже подействовал, иначе бы я не задал следующий вопрос:

— Франческа, вы рассказывали о своем муже… Он ведь не просто так пропал в горах, верно? Он был как-то связан с гибелью ваших братьев?

— Совершенно верно, — ответила она. — Знаете, Виктор, ведь я действительно любила Мигеля. Я принесла ему богатое приданое, я готова была светить для него одного… Но этого ему показалось мало.

— Вы наследовали бы за братьями, если бы у них не было сыновей, так? То есть в итоге всё досталось бы вашему мужу?

— Именно. Жаль, я поняла это слишком поздно… — она покачала головой. — Не хотела верить. Слишком любила его… Ну а когда поверила… вы-то уж знаете, каким бывает солнце в наших краях, верно?

— Рад бы забыть, да не могу…

— Вот оно и выжгло мою любовь.

— А как вы… — я осекся.

— Это не имеет никакого значения, — сказала Франческа и едва заметно улыбнулась. — Он получил своё. Жаль, что так просто… Я предпочла бы залить ему в глотку расплавленное золото, которого он так жаждал!

Я счел за лучшее промолчать. Как раз и лорд Блумберри с добавкой вернулся…

О том, как мы добирались до дома, тоже лучше умолчать. Пришлось дожидаться, пока просохнет одежда (не знаю, каким чудом нас никто не заметил), а потом под покровом сумерек пробираться в поместье Блумберри. Оттуда я позвонил домой и заверил, что с нами все в полном порядке (Хуанита сказала, что и не сомневалась в этом, передавая меня в надежные руки Франчески, и посоветовала гулять подольше, негодяйка). Затем нас отмыли, накормили — не за общим столом, разумеется, мы не желали пугать леди Блумберри. Рассказывать ей о кэлпи было бы неосмотрительно, а если бы услышали дети… С них сталось бы попробовать изловить водяное чудовище, а только этого и не хватало!

Я настоятельно порекомендовал лорду Блумберри связаться с его ветеринаром, О'Ши — тот, в ком текла кровь фэйри, знал о повадках таких тварей побольше нашего. Франческа, правда, уверяла, что кэлпи не вернется, во всяком случае, в ближайшее время, но я предпочитал перестраховаться. Лорд тоже — о сущности милейшего О'Ши он не подозревал, считая его просто гениальным звериным доктором, но поверил мне на слово. Трудно было не поверить, знаете ли, после таких приключений…

Мы вернулись в Блумтаун уже за полночь. В дом пробирались через черный ход — я опасался, что Ларримера хватит удар, если он увидит нас в таком виде: одежду нашу было не спасти, так что слуги лорда подобрали нам кое-что на смену. В итоге мы напоминали парочку актеров погорелого театра, причем в прямом смысле слова: в поместье частенько устраивали домашние спектакли, и Франческе пришлось впору платье цыганки; на мой же рост ничего подходящего не нашлось, и я щеголял в безразмерных клетчатых штанах по щиколотку и чересчур тесном лиловом сюртуке на матросскую фуфайку.

— Тихо, — прошептал я, снимая ботинки в холле. — На лестнице скрипит третья, пятая и седьмая ступеньки, а еще в коридоре пол…

— Я заметила, певучий, — таким же шепотом отозвалась Франческа и тоже разулась. — А кого, собственно, вы опасаетесь разбудить?

— Хуаниту и Ларримера, разумеется.

— Хуаниту из пушек не разбудишь, — просветила Франческа. — А ваш дворецкий разве ночует не на половине слуг?

— Да, и правда, — немного расслабился я. — Но все-таки не станем шуметь, хорошо?

— Конечно.

— И рассказывать об этом, с позволения сказать, приключении, тоже не стоит.

— Хуанита все равно поинтересуется, чем мы с вами занимались вдвоем столько времени, — резонно заметила Франческа, — а памятуя о ее настойчивости…

Об этом я не подумал.

— Можно сказать, что мы ездили в Джосмит, это достаточно далеко. А там… поломка в моторе, вот и пришлось задержаться.

— Она прекрасно знает, что там нет никаких достопримечательностей, а провинциальные городки сами по себе меня не привлекают.

— Ну и прекрасно, вы будете не в духе, и…

— Почему я буду не в духе? — не поняла Франческа.

Мы как раз миновали коварную лестницу, и здесь наши пути должны были разойтись.

— Я только возьму что-нибудь почитать, — сказала она, не дождавшись ответа. — Все равно не усну.

— Я вас провожу, — кивнул я. — Я там всё наизусть знаю, и…

— Вы боитесь зажечь лампу в собственном доме?

— Да нет же! Просто спичек у меня при себе нет, а искать их…

— Боитесь нашуметь, — заключила Франческа и тихо засмеялась. — Все-таки британцы — очень забавная нация. Сперва вы храбро кидаетесь наперерез легендарному чудовищу, а затем опасаетесь разбудить гостью и слугу!

— Да, вот такие мы противоречивые, — буркнул я, пропуская ее вперед.

Должно быть, днем Хуанита была здесь — пытала рояль или искала что-нибудь почитать, — и не задернула шторы. Бледный свет луны широкими квадратами лежал на полу, дверцы книжных шкафов и тиснение переплетов едва заметно, таинственно поблескивали.

Вот Франческа оказалась точно в лунном луче — с головы до ног в лунном серебре, и мне на мгновение померещилось, будто кроме этого призрачного одеяния на ней и вовсе ничего нет. Я даже руку протянул — проверить, глазам я уже не доверял, причем обоим…

Опомнился я, когда что-то треснуло, а рояль издал приглушенный стон, врезавшись в стеллаж. Сверху обрушились тяжеленные тома, и я едва успел выдернуть Франческу из-под книгопада.

— Останусь при своем мнении, — выговорила она, отдышавшись, — британские джентльмены умеют удивить!

— Польщен, — ответил я, окинув взглядом разрушения. — Но все-таки мне кажется, что рояль… гхм…

— Слишком хорошо отполирован, — заключила Франческа и увлекла меня…

Куда-то увлекла, одним словом. Как вскоре выяснилось — в мою же собственную спальню, и я позволю себе опустить занавес милосердия над тем, что творилось там до рассвета…

* * *

Надо отдать должное Хуаните: ей хватило тактичности не спрашивать, где нас носило весь вчерашний день и почему мы не спустились к завтраку. Она лишь поинтересовалась, чьи ботинки валяются на лестнице, что за табун диких мустангов бесновался в библиотеке, и что цыганская юбка делает на люстре. Я будто помнил, как она туда угодила…

На мое счастье, еще через день приехал Фрэнк, и я смог выдохнуть с облегчением. С преогромным облегчением: его приезд совпал со знаменательным событием — официальным возвращением блудного Сирила. Как раз прибыл обещанный караван с подарками (кузен не шутил, спасибо, верблюдов не нагрузил, ограничившись автомобилями), и молодоженов предъявили обществу.

Тетушка Мейбл (подозреваю, последовав совету по-военному прямолинейного супруга) не стала устраивать спектакля. Она просто явилась в воскресенье в церковь со всем своим семейством, включая юную Ванессу, ну а новенькие обручальные кольца на пальцах Сирила и Мирабеллы говорили сами за себя.

Мы тоже были на этой службе, но не удостоились внимания публики: оно было приковано к совсем другим персонажам, и я был искренне этому рад. Конечно, я представил гостей и тетушке с семейством, и прочим знакомым, но, повторюсь, ничто не интересовало окружающих сильнее, чем побег и тайная женитьба моего беспутного кузена. Я уж молчу о внезапно свалившемся на него состоянии! Разговоров об этом должно было хватить надолго: девицы и их матери рвали на себе волосы — прежде Сирил не считался завидным женихом, мужчины предрекали ему скорое разорение… На этом фоне какие-то там гости просто померкли, и слава всему сущему!

Жаль только, визит долго не продлился: Фрэнку нужно было готовиться к отъезду, Хуанита желала лично проконтролировать его экипировку и взгреть управляющего, если придется, ну а Франческа… Франческу ждала Испания — она желала взглянуть на те места, откуда были родом ее предки.

Мы прощались на вокзале — Фрэнк и Хуанита уже заняли свои места в вагоне, а я все никак не мог сказать что-нибудь приличествующее случаю: на ум шли либо глупости, либо пошлости, либо глупые пошлости.

— Думаю, я еще вернусь в Британию, — сказала Франческа, видя мои терзания. — Не одним же Блумтауном она богата! Я хотела бы побывать в Ирландии и Шотландии, непременно увидеть Стоунхендж…

— Представляете, — сконфуженно произнес я, — он ведь совсем недалеко от Лондона, а я, хоть объездил полмира, ни разу его не видел!

— Какие ваши годы, Виктор, еще наверстаете, — Францеска улыбнулась и добавила: — Из Испании я двинусь в Италию… я надеюсь, вы понимаете, о чем я?

— Да, кажется, понимаю, — осторожно ответил я. — Только как вас разыскать?

— Очень просто, — ответила она. — Просто следуйте за солнцем!

Миг — и она исчезла в вагоне, а я остался стоять на перроне. Вот, значит, как… Ну что ж, Франческа права — какие еще мои годы! Я, пожалуй, еще не намертво прирос к Блумтауну, так что прокатиться в Европу ненадолго… отчего бы и нет?

— О, мистер Кин, — услышал я, повернул голову и увидел Пинкерсона. Он был задумчив, в петлице у него торчала ромашка. — Гостей провожаете, да?

— Да, инспектор. А вы тут по службе?

— Нет, тоже провожаю, — ответил он и яростно замахал кому-то.

— Позвольте, угадаю… мисс Ламберт?

— Ее самую, — Пинкерсон вздохнул. — Но это ненадолго. Она, знаете, нашла хорошее место в Илкли, а до него рукой подать. А там, глядишь, и у нас что-нибудь подвернется! Жаль только…

— Что?

— Джерри уезжает, не навсегда, конечно, но надолго — ему тоже предложили работу в Кардиффе. Далековато, но платят лучше, так что… Опять я один куковать буду!

— Привыкли к соседу? — поддел я. — Теперь снова одному за квартиру платить?

— Ничего, я другую нашел, — фыркнул Пинкерсон, — даже и получше этой, и подешевле. Не стыдно даже и хозяйку привести… ну это потом… когда-нибудь… А что от участка подальше — так я за рулем, да и прогуляться полезно, буду с вас пример брать, вот…

— Вы поаккуратнее с этим, — не удержался я. — А то догуляетесь.

— Нет-нет, мы осторожно! — выпалил он и забавно покраснел. — Гм… да. А еще… это не мое дело, мистер Кин, но только до того непривычно вас с дамой видеть! А она… ну… в смысле…

— Что нас связывает, вы хотите спросить? Пожалуй… — я задумался, потому что это было не так-то просто сформулировать. — Скажу вам так, инспектор: её кактус занял почетное место в оранжерее моего сердца!

— О!.. — только и смог выговорить Пинкерсон. И добавил восторженно: — О! Разрешите, я запишу?

— И мне дайте листок, — попросил я, — сам запишу для подходящего случая, а то забуду ведь. А с комплиментами у меня… не очень!

ИНГУЗ

Ингуз — первый из викингов

взгляд обратил на восток,

его колесница мчит по волнам,

и люди его нарекают героем.

(Древнеанглийская руническая поэма)

1.

Время бежит незаметно, особенно в таких местах, как Блумтаун. Казалось, только вчера тетушка вторично вышла замуж, отшелестели слухи об этой свадьбе, потом городок всколыхнулся после бегства и триумфального возвращения Сирила и опять утих.

У меня в доме ничего не меняется, разве что прибавилось колючих питомцев. Уедешь на месяц-другой-третий — я взял за обыкновение такие маленькие путешествия, а то зимой в наших краях солнца, бывает, и не видишь, — вернешься, а всё по-прежнему. Всех перемен — Ларример сделался самую чуточку лысоват, а его племянница обзавелась многочисленным потомством. Я, каюсь, опасался, как бы она не оставила наш дом, но нет! Мэри ревностно несла службу до родов, после и даже во время (незабываемое впечатление). Они с мужем поселились неподалеку, а я никогда не запрещал ей в свободное время сбегать домой и обиходить детей. Единственное — не разрешал приводить их на кухню, никогда и ни под каким предлогом. Мне проще было дать Мэри выходной, чем думать о том, что несмышленый ребенок может вывернуть на себя кастрюлю с огненным варевом или угодить в очаг. Ну и платил я ей достаточно, чтобы она могла нанять соседку присмотреть за малышами, пока сама занята у меня на кухне.

Я проглядывал утренние газеты, когда передо мной вдруг возник Ларример.

— Сэр, — сказал он довольно мрачно.

— Что такое?

— К вам посетитель, сэр.

— Кто таков? Он назвался?

— Да, сэр. Это некий мистер Боунс, душеприказчик. У него для вас письмо, и он настаивает на том, чтобы передать его лично в руки.

— Очень любопытно… — я сел прямо. — Пригласите его, Ларример.

— Как прикажете, сэр.

Через пару минут в кабинете объявился высокий, худой и унылый до крайности господин. Такие обычно служат клерками до скончания дней своих, а если очень повезет, выбиваются в младшие партнеры. Этому, судя по всему, не повезло.

— Мистер Виктор Кин? — уточнил он прежде всего.

— К вашим услугам, — кивнул я, поднимаясь, — мистер…

— Боунс. Джон Боунс, — отрекомендовался он.

— Чем могу быть полезен? — спросил я, указывая ему на свободное кресло. — Вроде бы все мои родственники живы и здоровы… ну, те, о которых я знаю, конечно!

Появление еще какого-нибудь неучтенного дядюшки, кузена или племянника было бы некстати, пришло мне в голову. Ладно еще по линии Кинов, а вот если объявится кто-то из Кертисов… Впрочем, в этом случае Боунс явился бы к тетушке Мейбл, я-то к ее первому супругу отношения не имею. И слава всему сущему.

— У меня для вас послание. Вот, — он протянул мне пухлый конверт. — Простите, мистер Кин, но согласно условиям завещания моего клиента я вынужден просить вас ознакомиться с содержимым письма в моем присутствии. Более того, я должен дождаться вашего ответа.

— О, как интересно… — протянул я, гадая, кто же мог устроить мне такой сюрприз. Сирил? Но он более чем жив, я видел его вчера вечером! — Тогда располагайтесь, мистер Боунс. Ларример, подайте чаю… или, может, вы желаете чего-то покрепче?

— Чая более чем достаточно, мистер Кин, — вежливо произнес он. — Благодарю.

Ларример отправился за чаем, а я вскрыл конверт. Какие-то официального вида бумаги, потом рассмотрю… А, вот и письмо.

Почерк показался мне смутно знакомым. Крупный, немного угловатый, буквы далеко отстают друг от друга… Никаких завитушек и росчерков, как у тетушки Мейбл, это послание на первый взгляд смотрелось грубовато. Где я мог видеть подобное?

Я вспомнил, как только прочитал первую строчку.

«Мой дорогой Виктор», — гласила она, и я невольно прикусил губу. Да, верно. Она давала кому-то автограф, и я видел ее почерк. Это он. Ничуть не изменился!

«Мой дорогой Виктор, — прочитал я снова. — Знаю, я не имею права называть вас так, ведь мы были знакомы совсем недолго. Так мне казалось тогда, так я думала все эти годы… А теперь мне чудится, будто я знала вас целую вечность. Представляете, Виктор? Две недели кажутся мне вечностью… И с какой радостью я отдала бы последние годы, лишь бы еще раз оказаться там, на побережье, еще раз подставить лицо солнцу и вдохнуть неповторимый запах моря! И увидеть вас: вы с таким серьезным видом подавали мне оброненную шляпку…»

Я взглянул на мистера Боунса. Он чинно пил чай, аккуратно откусывая от печеньица, а на меня не смотрел вовсе.

«Простите, Виктор, — читал я. — Я пишу не за тем, чтобы предаться ностальгии. Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет среди живых».

— Что?.. — вырвалось у меня. — Мистер Боунс, она…

— Умерла, — кивнул он, и длинное его лицо вытянулось еще больше.

— Но в газетах…

— Она потребовала, чтобы официального некролога не размещали, — пояснил мистер Боунс. — Да даже если и разместили бы… Последний год она не появлялась на сцене, о ней никто бы и не вспомнил. Сигрид Штайн! Когда-то это имя гремело, а теперь… Те, кто ценил ее талант, вряд ли читают раздел некрологов, а остальным это имя ни о чем не говорит. Даже если поставить заметку на первой полосе…

Он был прав, как это ни печально. Слишком много красивых и талантливых актрис, всех не упомнишь! Но Сигрид!

«Я уже ничем не напоминаю прежнюю себя, — продолжал я читать, — а потому я потребовала, чтобы хоронили меня в закрытом гробу, принято это здесь или нет. Не хочу, чтобы кто-то увидел меня такой. Но это все ерунда, Виктор.

Хуже всего то, что на бесполезное лечение ушли почти все мои средства. О нет, я далеко не бедна. Нищее детство приучило меня к экономии, я скопила достаточно средств, но оказалась бессильна перед ударом судьбы. Теперь у меня мало что осталось. Мой супруг покинул меня: в этой стране еще предостаточно юных перспективных актрис, и он вовсе не желает сидеть у моего смертного одра. Я могу его понять, я ведь тоже вышла за него замуж лишь корысти ради».

Так я и знал, Сигрид никогда не любила этого плюгавого сморчка!

Я продолжал читать, и мертвая актриса исповедовалась мне с очередного листа…

«Виктор, мне стыдно до слез, но как ни напрягаю я память, кроме вас я не могу вспомнить ни единого человека, которого могла бы попросить о подобном. Меня многие любили, иные покупали, кто-то боготворил, а вы — вы единственный — обращались со мной как с простой земной женщиной».

Как так, поразился я. Я же считал ее богиней! Или у меня и богини не такие, как у всех? Гм… Да, пожалуй, так и есть.

«Именно поэтому я пишу вам, Виктор. Дело в том, что меня остался сын. Муж мой отказался не только от меня, но и от него, поэтому я дала ребенку свою фамилию, настоящую, ведь Штайн — это сценический псевдоним. Оставшихся у меня средств достаточно для того, чтобы оплатить его обучение в не самом дорогом закрытом пансионе, и я отдала соответствующее распоряжение. Я прошу лишь об одном: не сочтите за труд хотя бы раз в год узнать, что с моим мальчиком, как он себя чувствует. Ему придется тяжело — ну что ж, сама я пробивалась с самого дна, ему уготована даже более легкая участь!

Как вы понимаете, я не могу отправить его на родину. Что ждет его там, в нищей рыбацкой деревушке? Тяжелый труд от зари до зари, к которому он непривычен? Побои? Вечный голод? Я помню все это, Виктор… И как бы ни был плох пансион, там сумеют вбить в голову моего сына достаточно знаний, чтобы он сумел хоть как-нибудь устроиться в жизни.

Еще раз прошу, заклинаю вас теми безумными днями у моря: моему сыну не нужно ничего сверх того, что я могу завещать, он сумеет все сделать сам, я знаю, но пока он еще ребенок — не оставьте его своим вниманием, Виктор. Вы единственный человек, которому я могу доверять, пусть я и не знаю вас толком. Я осознала это только теперь. Очень многое видится иначе, когда ты прикована к постели… Вы никогда не лгали мне, никогда не давали ложных обещаний… Эта просьба — последняя. Больше я вас никогда не потревожу.

P.S. Спасибо вам за белые розы, Виктор. Я не засушиваю цветы на память, но могу перечислить все спектакли, после которых мне подавали ваши букеты».

Я положил исписанные крупным почерком Сигрид листы на колени и прикрыл глаза. Не знаю, что с ней случилось, что за болезнь подкосила железное здоровье этой валькирии, но это уже не важно. Ее больше нет.

— Где ее сын? — спросил я у мистера Боунса. Тот чуть не подавился чаем у неожиданности.

— Сейчас — в приюте святой Марии в Джосмите, — ответил он. — У нее ведь нет родни в Англии, взять мальчика было некому. Но, согласно завещанию, скоро он отправится в пансионат святого Гилберта, очень достойное заведение, должен вам сказать, пусть нравы там и суровые!

— Могу я сам отвезти ребенка в эту… хм… школу? — спросил я.

— Разумеется, мистер Кин, ведь именно вас мадам Штайн назначила опекуном! Ну, — стушевался вдруг Боунс, — не то чтобы опекуном… попечителем, так будет вернее!

— Допивайте чай, — сказал я, поднимаясь. — Мне нужно отлучиться ненадолго.

Я поднялся вверх и вытянул из заветного мешочка одну руну. Задумчиво посмотрел на лежащую на ладони ингуз и кивнул. Руны были со мной солидарны: мальчику нужна забота, теплота и дом. Что ж, значит, так тому и быть…

2.

Приют св. Марии выглядел… как классический приют. Унылое серое здание, множество детей, тут же прилипших к окнам, когда во дворе остановился мой роскошный автомобиль… И дети все, отметил я, явно недокормленные. У нас в Блумтауне подобного бы не потерпели! Представляю, что бы устроили дамы из попечительского комитета, допусти их сюда… Кстати, это идея! Надо натравить наших скучающих матрон на окрестные городки, а то шахтерских вдов и сирот они уже обустроили, и теперь страдают от безделья. Правда, Джосмит не близко, но кто разберет этих женщин, они же способны добраться куда угодно! Особенно тетушка — после того, как научилась водить машину…

— Сюда, мистер Кин, — указал Боунс. — Прошу к директору!

Директору было явно не до нас, он писал какой-то важный отчет, поэтому живо сплавил меня к заместителю. Заместитель, нервный и тощий, вызвал дежурного воспитателя, тот послал за служителем… Машина делопроизводства завертелась.

— Вот, сэр, — сказал, наконец, служитель, втолкнув в комнату для посетителей мальчика лет десяти, может, чуть старше.

— Оставьте нас, — махнул я рукой, и тот повиновался.

Я же уставился на мальчишку. Обычно дети-сироты стараются не поднимать глаз, прикидываясь скромными, но этот смотрел на меня, упрямо вскинув подбородок. Недавно из дома, понятно… Глаза у него оказались синими, как у Сигрид, и он был очень высок для своего возраста.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Витольд Ингварссон, сэр, — ответил он, чуть прищурившись. Где я видел эту гримасу? Не у Сигрид, это точно.

— Красивое имя, — кивнул я. — Послушай, Витольд… Я был достаточно близко знаком с твоей матушкой…

— У мамы было очень много близких знакомых, — отчеканил мальчишка. — Но вас я не помню… сэр.

Признаюсь, я опешил, но все-таки пояснил:

— Я познакомился с нею еще до твоего рождения.

— И что с того, сэр? — Витольд изогнул бровь в точности, как тетушка Мейбл, когда та подозревала, будто ее обсчитали в магазине.

— Да ничего! — с досадой ответил я. Я-то надеялся, что мальчишка расскажет мне хоть что-нибудь о Сигрид, но он явно не шел на контакт. — Я твой попечитель. Скоро ты отправишься в пансион, а там, думаю, не пропадешь.

— Я тоже так считаю, — серьезно сказал мальчик и добавил не без издевки: — Сэр!

— Да, ты явно сын актрисы, — устало произнес я. И стоило ехать за столько миль, чтобы наткнуться на упрямого мальчишку? Что, собственно, я рассчитывал от него узнать? — Талант. Несомненный талант… Ладно, Витольд. Мне пора ехать, иначе придется ночевать в дороге. Вот моя визитка, и если кто-то посмеет хоть пальцем тебя тронуть, пиши мне. До встречи!

Я развернулся и пошел к выходу.

— Мистер Кин! — остановил меня мальчишечий голос. — Вы — тот самый мистер Кин?

— Какой — тот самый? — не понял я.

— Ну тот, у которого стеклянный глаз, — шепотом сказал Витольд совсем другим тоном. — Мама про вас часто рассказывала. Особенно когда этот… муж ее… новую актриску находил! А она уже в возрасте была, огорчалась, я к ней, она обнимет — и рассказывает про море, солнце… И про вас тоже, мистер Кин. То есть она никогда имени не называла, только один раз проговорилась, почти заснула уже. Виктор, говорит, Виктор… Я сперва подумал, что ослышался, что это она меня по имени зовет, а она повторила. А теперь… — он помолчал. — Увидел вашу визитку, все и сошлось. Виктор Кин. Она вас звала?

— Не представляю, — честно сказал я. — Не могу сказать наверняка. А… как она умерла, Витольд?

— Тихо, — ответил он, понурившись. — Ну, вы видели, она такая крепкая была, большая… А потом в полгода ее не стало. Даже я, наверно, смог бы ее поднять, кости одни… Доктор приходил все время, лекарств целая тумбочка осталась… Это ее муж присылал.

— Ты все время говоришь — «ее муж», — заметил я. — Но он же твой отец!

— Он сказал, что отказывается от меня, когда уходил, — нахмурился Витольд, и опять гримаса показалась мне до боли знакомой. — Что не знает, с кем там мама гуляла, мол, я на них обоих совсем не похож! А я ему вообще не нужен. Был бы нужен, разве оказался бы здесь?

— Нет, конечно, — пробормотал я. Господи, да даже и пасынка сдать в приют — у кого рука поднимется? Ан находятся все-таки люди…

— Так что он мне не отец, — подытожил мальчик. — Он меня никогда не любил. И маму тоже. Она из-за него плакала, я помню.

Что могло довести до слез железную Сигрид, я даже представить не мог. И не хотел представлять.

— Значит, она умерла во сне? — зачем-то спросил я.

— Почти, — ответил Витольд и закусил нижнюю губу. Потом справился с собой и прибавил: — Лекарства же, мистер Кин. Она почти все время спала. Только под конец очнулась, велела меня позвать и…

Я никогда не умел успокаивать детей. Особенно мальчиков. Особенно таких. Мне даже племянников никогда не доверяли, у меня на руках они расходились еще пуще, впадая в форменную истерику! Вот и Витольд плакал навзрыд, а я уже понимал: ни в какой пансионат я его не отдам.

— Куда!.. — спохватился привратник, когда я забросил рыдающего мальчишку в машину.

— Не ваше дело, — грубо ответил я, надавив на газ. Обернулся и крикнул выбежавшему на шум мистеру Боунсу: — Завтра заезжайте! Надо кое-что обговорить!

Миль через десять у Витольда закончились слезы, зато пробудилось любопытство, и он перебрался на переднее сиденье.

— Ничего не трогай, — сказал я, — если не хочешь убиться сам и меня заодно угробить. Водить машину я тебя научу, когда ногами до педалей достанешь.

— Ага… — тихо сказал он и высунул голову в окно. Ох, и тощий же… — А мы куда едем, мистер Кин?

— Ко мне домой, — ответил я. Представил выражение лица Ларримера и чуть не прыснул со смеху. — Не смущайся, но веди себя прилично, очень тебя прошу. Иначе…

— Пансионат, — понятливо кивнул мальчик. Его каштановые волосы взлохматил ветер, и сейчас он очень напоминал пони после долгой скачки. Ну разве что не в мыле! — Мама говорила, что оплатила… за несколько лет вперед.

— Казарма, — презрительно сказал я, вспомнив отцовскую интонацию. — Все мои предки, да и я сам обучались дома. И, знаешь ли, преуспели в жизни.

— Я же не ваши предки, — фыркнул Витольд. — И не вы. Я просто… сын актрисы. Я знаю, что это такое.

— Посмотрим, — туманно ответил я, с визгом покрышек тормозя у своего дома. — Вылезай. Пойдем.

— Да, сэр, — хмуро откликнулся мальчик.

— Ларример! Ларример, куда вы запропастились? — взывал я, раздеваясь. Хорошо еще, на Витольде даже пальто не было. Лишь бы не простудился по пути! — Ларример!

— Сэр! — появился дворецкий. — Простите, сэр, я, должно быть, стал туг на ухо…

— Сходите к доктору, — велел я. — Так. Обед готов?

— Скоро будет, сэр, Мэри придумала что-то необыкновенное, — кивнул Ларример и только тут заметил Витольда. — Сэр?..

— А! Это со мной, — я положил руку на плечо тут же напрягшегося мальчишки. — И, я так полагаю, здесь он и останется, так что проветрите мою бывшую детскую и перестелите постель.

— Сэр! — с непередаваемым выражением произнес Ларример. — Но…

— Ну что такого? — пожал я плечами. — У меня нет своей семьи и определенно уже не будет, так почему я не могу взять ребенка из приюта?

— О, сэр… — простонал дворецкий и удалился.

— Он что, обиделся? — шепотом спросил Витольд.

— Ни капли, — таким же шепотом ответил я. — Просто он помнит меня ребенком, а потому временами пытается воспитывать. Не вздумай его дразнить, он злопамятный! Мне-то ничего, а ты…

— А я никто, — понятливо кивнул мальчик. — А вы, мистер Кин…

— Виктор, — поморщился я.

— Вы… правда меня забрали? Или завтра меня обратно вернут?

— Не вернут, — хладнокровно ответил я. — Не беспокойся. И идем ужинать, я смертельно проголодался!

Мэри, как обычно, расстаралась: стряпня ее вызывала восторг, восторг и ничего, кроме восторга.

— Вот это да… — облизнулся Витольд. Я отметил, что со столовыми приборами он обращается, как подобает. — Даже у мамы никогда такого не подавали…

— Мэри — наше сокровище, верно, Ларример? — покосился я на дворецкого.

— Так точно, сэр, — хмуро ответил он.

— Я иду спать, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Ларример, не сочтите за труд, проводите этого юного джентльмена в его комнату. Витольд, я надеюсь, мы можем рассчитывать на твое благоразумие? Никто не проснется в пять утра от грохота, потому что ты решил покататься по перилам?

— Я знаю, что такое приличия, сэр, — ответил он с достоинством и удалился вслед за Ларримером.

— Однако, — сказал я сам себе и почесал в затылке.

— Какой худенький мальчик, — зашептала Мэри, собирая посуду.

С годами она прекратила от меня прятаться, стала помогать дядюшке накрывать на стол и прибираться, но все равно почему-то никогда не повышала при мне голоса. Напоминать о том, как она при мне рожала, я не рисковал, пускай считает меня галлюцинацией.

— Будто совсем его не кормили! — продолжала она. — Прямо как вы: сколько ни едите, а впрок не идет, кожа да кости…

— Я вас умоляю… — поморщился я. — Он же растет! В этом возрасте все мальчишки, как жеребята — одни мослы на виду. Мэри?

— Да, сэр?

— Будьте добры, приготовьте к завтраку что-нибудь сладкое, — сказал я. — Я не разбираюсь, так что вы сами решите — печенье, сдобу какую-нибудь… Это несложно?

— Ничуть, сэр! — обрадовалась она. Я нечасто заказывал десерт. — Если вы разрешите взять из кладовой абрикосовый джем, то…

— Берите, что хотите, — отмахнулся я. — Если нужно, купите. Благодарю, Мэри, ужин удался на славу!

— Спасибо, сэр! — улыбнулась она, а я погрузился в свои мысли.

Ну и что я натворил? Даже если завтра я верну мальчишку в приют или сам отвезу в пансионат, слухи все равно пойдут. А главная проблема в том, что отдать сына Сигрид в этот клоповник я не могу. Я не люблю детей, я не умею с ними обращаться, но в то же время чувствую: поступив так, я предам ее память. Память женщины, которой не видел много лет и которую знал всего-то две недели.

Две прекрасные солнечные недели на морском берегу…

3.

Устав после поездки, я мгновенно уснул, а поутру все произошедшее показалось мне дурным сном. Ну не мог же я в самом деле…

Мог, понял я, войдя в столовую. Витольд, аккуратно причесанный на косой пробор, чинно сидел за столом, сложив руки на коленях. Мэри хлопотала вокруг, разливая чай, подсовывая тосты и какие-то душистые булочки, накладывая в вазочки джем. Ларример мрачно возвышался чуть поодаль, и на лице его читалось невыразимое страдание.

— Доброе утро, — сказал я, усаживаясь и придвигая к себе чашку. — Как спалось?

— Спасибо, сэр, — ответил Витольд. — Не спалось.

— Хм… — тут только я обратил внимание на то, что глаза у него обведены густыми тенями. — Плохо засыпаешь в незнакомых местах?

— Нет, сэр. Просто не спалось.

— Ну тогда налегай на завтрак, — сказал я. Ясно было, что в объяснения мальчик вдаваться не желает. — Мэри божественно готовит!

— Ну вы и скажете, сэр, — едва слышно хихикнула она и принялась подкладывать Витольду лакомые кусочки.

— Это правда, — сказал он.

«Налегать», однако, не стал, вел себя более чем сдержанно. Впрочем, манеры его я оценил еще вчера, только пока не разобрался: Витольд в самом деле таков или просто старается произвести на меня благоприятное впечатление?

Я же за завтраком раздумывал о том, что следует предпринять в первую очередь. Нужно оформить документы, вчера я начисто об этом забыл! Придется снова ехать в Джосмит, будь он неладен… Но это ерунда, с этим я справлюсь. А вот как сосуществовать с ребенком, я, честно говоря, представлял крайне смутно. Я привык к тишине, размеренному ритму жизни, а теперь придется менять весь уклад… И, кстати, нужно найти Витольду учителей. Как это делается, интересно? У кого бы разузнать?

Я так погрузился в свои мысли, что Ларримеру пришлось окликать меня дважды.

— Сэр! К вам посетитель, сэр!

— А, зовите его сюда, — рассеянно сказал я и почти не удивился, увидев мистера Боунса, еще более унылого, чем вчера. — Доброе утро! Чему обязан визитом?

От меня не укрылось, что Витольд вжался в спинку стула и начисто забыл о булочках с абрикосовым джемом.

— Вы забыли документы, мистер Кин, — сказал тот и присел, когда я пригласил его жестом. — Как-то вы вчера так быстро уехали, что я не сумел вас догнать, решил, что лучше зайду утром. Директор приюта был в бешенстве!

— А ему-то что? — нахмурился я. — Меньше заботы…

— Да, но вы недооцениваете размах бюрократии! Сколько нужно заполнить бумаг по одному лишь воспитаннику — это же кошмар… Но я взял это на себя. Вы ведь человек занятой, зачем вам лишний раз ездить в Джосмит?

— Ваши старания будут должным образом вознаграждены, мистер Боунс, — кивнул я, поняв намек. — Так значит, все формальности улажены?

— Да, мистер Кин. Этот молодой человек передан на ваше попечение, и вы можете лично отвезти его в пансионат, как и собирались.

По-моему, взглядом Витольда можно было плавить металл.

— Я передумал, — легкомысленно произнес я и попробовал-таки булочку. И вправду божественно!

— То есть, мистер Кин? — не понял мистер Боунс. — Вы намерены отказаться от бремени ответственности? Это ваше право, но вам придется подписать…

— Нет, вы не поняли, — мотнул я головой. — Я передумал отдавать Витольда в пансионат.

— И… что? — опасливо спросил он.

— Я его усыновлю, — брякнул я.

Ларример чуть не уронил поднос. Мэри, притулившаяся в углу, округлила глаза и зажала рот руками. Ну вот, к вечеру весь Блумтаун будет в курсе этой новости, подобное не удержится даже за ее зубами…

— Только я плохо представляю, как это нынче делается, — добавил я, — так что, мистер Боунс, не сочтите за труд, подготовьте необходимые документы. Разумеется, вам будет выплачен соответствующий гонорар.

— Никаких проблем, мистер Кин! — сказал он, оправившись от изумления. — Сию же минуту и приступлю, с вашего разрешения. Позвольте откланяться…

— Всего доброго, — сказал я и взял было чашку, но тут мистер Боунс вернулся.

— Простите, мистер Кин, я совершенно забыл сказать: я привез вещи мальчика, они в прихожей.

— О, благодарю, — искренне произнес я, и он наконец исчез.

Да, о вещах я совершенно позабыл, а ведь у Витольда есть только то, что на нем надето! Кстати, с этим надо разобраться…

— Ларример! — ласково позвал я, и дворецкий вышел из ступора. — Будьте так добры, пригласите моего портного, пусть снимет мерки с этого юного джентльмена. Я хочу, чтобы он выглядел достойно.

— Д-да, сэр… — выговорил Ларример и удалился деревянной походкой.

Мэри живо собрала посуду и испарилась. Она прекрасно чувствовала, когда следует скрыться с глаз долой.

— Сэр, — осторожно произнес Витольд, кроша остатки булочки. Видимо, непроизвольно, потому что прежде он ел исключительно аккуратно. — Вы… вы всерьез это сказали?

— Да, — ответил я, потому что отступать было уже поздно. — Но если ты против и желаешь отправиться в пансионат…

— Я не против! — быстро сказал мальчик. — Я… я… Спасибо, сэр. Наверно, мама радуется сейчас на небесах.

— Очень может быть, — хмыкнул я, подумав, что с ее образом жизни Сигрид вряд ли попала в рай. Хотя кто знает? Быть может, страдания искупили все ее прегрешения? Никогда я не был силен в богословии! — Так что уж постарайся не разочаровать ее, Витольд.

— Мама называла меня Толли, — произнес он, глядя в стол. — Я же не взрослый, чтобы… ну…

— Толли так Толли, — согласился я. — Ладно… пойдем-ка разберем твой багаж. Одежду я тебе закажу новую, но, наверно, у тебя там еще что-то имеется?

Он кивнул, а я не стал расспрашивать. Мало ли, какие у мальчишек бывают секреты? Захочет, расскажет сам, я настаивать не собирался. Только думал о том, что взвалил на себя непосильную ношу, отказаться от которой уже не могу…

Вещей оказалось совсем немного: кое-какая одежда (сгодится, пока не пошьют новую), безделушки, фотография в рамке, которую Витольд немедленно водрузил на прикроватный столик — это был портрет Сигрид в одной из лучших ее ролей, и я поспешил отвернуться, — и несколько детских книг.

— Любишь читать? — спросил я между делом.

Он кивнул.

— На втором этаже библиотека, — сказал я. — Только я не уверен, есть ли там детские книги. Раньше были, но что-то я отдал племянникам, а куда засунул оставшиеся, уже не помню. Хочешь, поищи, только ставь потом на место, а то там и так беспорядок.

— Спасибо, сэр, — ответил Витольд серьезно. — Я эти вот уже по несколько раз перечел, а на новые не было денег.

— Вот уж чего-чего, а книг в этом доме предостаточно, — усмехнулся я. — Послушай, может, ты скажешь мне все-таки, почему не спал ночью? Боишься темноты? Или дело в чем-то другом?

— Темноты? А чего ее бояться? — недоуменно взглянул на меня мальчик. — Нет… Просто… ну… Тут очень тихо. Я привык, что в доме всегда шумят: у мамы часто бывали гости, они оставались чуть не до утра. Потом тоже… Там дорога была рядом, машины гудели допоздна, а рано-рано приходила сиделка и начинала звякать, шуршать… А здесь вообще ничего не слышно!

— Это Блумтаун, — пожал я плечами. — Привыкай. В доме только я да Ларример, шуметь некому. А снаружи… Все укладываются спать достаточно рано, это ведь респектабельный квартал.

— Я постараюсь привыкнуть, сэр, — серьезно сказал Витольд.

— Ну и хорошо. Скоро явится портной. Вот это, — кивнул я на разномастные одежки, — тебе больше не пригодится. Да ты и вырастешь скоро из всего…

— Угу, мама ворчала, что я слишком быстро расту, — вздохнул он, — никакой одежды не напасешься!

— Ладно, — решился я. — У меня кое-какие дела, а ты занимайся, чем хочешь. Можешь в библиотеку пойти или дом осмотреть… только, очень тебя прошу, не суйся в мансарду без меня. Обещаешь?

— Да, сэр, — кивнул Витольд.

— И на улицу один не выходи, — спохватился я. — Пока не стоит…

Дальше все вроде бы шло неплохо: сперва явился портной, снял мерки и пообещал, что одежда для мальчика будет готова в ближайшее время (а слухов станет еще больше, я по этому поводу и не волновался уже), потом приехал мистер Боунс с кипой документов, над которыми мы просидели довольно долго. Хорошо еще, не пришлось никуда ехать, он все уладил за меня… Разумеется, я оплатил его услуги и записал адрес: такой деловой человек мог когда-нибудь пригодиться.

Нужно было еще разобраться с оплатой пансионата, которую Сигрид внесла вперед, но это могло подождать. В общем-то, я мог махнуть рукой на эти деньги… С другой стороны, логичнее было бы положить их в банк на имя Витольда, лишними не будут.

Мальчик вел себя настолько безупречно, что я снова начал нервничать. Спасали меня только мои крошки — после общения с ними я обретал душевное равновесие.

Ларример бродил по комнатам со скорбным видом, в беседы со мной не вступал, а лишь изливал свою горечь Атенаис Седьмой. Еще больше он разобиделся, когда я заявил, что присматривать за шустрым мальчишкой ему будет тяжело, и самым гнусным образом переманил мужа Мэри, Сэма, у его нынешней хозяйки. Тот согласился с радостью: и жена рядом, и плату я предложил вполне приличную, и не нужно было терпеть выходки сварливой вдовы с целой сворой капризных левреток и прайдом злющих сиамских кошек. По сравнению с этим служить камердинером при Витольде было настоящей синекурой, и Сэм был искренне мне благодарен.

Мэри тоже не унывала, готовила роскошные блюда и шепотом рассказывала о том, что Блумтаун всколыхнулся, как море во время шторма. Я не часто баловал местных жителей эксцентричными выходками, этим славился Сирил, но на сей раз я, кажется, обскакал кузена. Чего доброго, люди решат, что у нас с ним родственное соревнование!

— Ваша корреспонденция, сэр, — похоронным тоном произнес Ларример, и я не глядя сгреб с подноса стопку писем.

Это в камин, это тоже… О нет! Письмо от тетушки!

С тех пор, как тетушка Мейбл вышла замуж, писать она стала намного реже, телефон же ее не устраивал — она не любила, когда кто-нибудь подслушивал на линии, а телефонистки частенько не могли удержаться. Теперь тетушка предпочитала являться в гости без предупреждения, лихо руля новеньким синим «тиккером» и распугивая пронзительными гудками клаксона замешкавшихся пешеходов. Супруг ее обычно восседал рядом, ухмылялся в усы и казался совершенно довольным жизнью. (А я, кстати, понял, откуда у кузена такая отвратительная манера водить машину — он был один в один тетушка Мейбл!)

К счастью, на этот раз она предпочла сперва написать… От негодования буквы прыгали, и я с трудом разбирал написанное. В общем и целом, тетушка была крайне обижена на меня за то, что я предпринял столь ответственный шаг, даже не подумав посоветоваться ни с нею, ни с матушкой, вообще ни с кем! Нет, разумеется, усыновление — дело богоугодное, но как я мог так поступить? Следовало осмотреть несколько приютов, ознакомиться с историей тамошних обитателей, узнать, не были ли их родители больны, не привлекались ли к суду… Ну а уж потом на семейном совете можно было решить, какого именно сиротку взять в дом! Но нет, мне взбрела в голову очередная блажь, и теперь неизвестно, во что все это может вылиться. Слухов уже, во всяком случае, предостаточно… Словом, она приедет такого-то числа, и тогда мне не поздоровится!

Что ж, явись тетушка сразу, я мог бы и не пережить такого напора. Теперь у меня хотя бы было время подготовить некоторые встречные аргументы… Впрочем, у меня их не имелось: не мог же я рассказать ей о некоторых щекотливых деталях моей биографии. Весьма многочисленных деталях…

— Мэри, — сказал я кухарке. — Моя драгоценная тетушка приедет в гости послезавтра. Вы уж расстарайтесь, а? От вашей стряпни она впадает в экстаз и забывает, за что собиралась меня отругать.

— Конечно, сэр, — кивнула она и улыбнулась. — Как прикажете.

— Толли, — обратился я затем к мальчику. — Моя тетушка — это… гхм… Нет, она очень хорошая. И муж ее — прекрасный человек. Только, очень тебя прошу, не вздумай устроить при них что-нибудь этакое и придержи характер. Словом, будь паинькой, иначе она нас обоих со света сживет!

— Хорошо, сэр, — серьезно ответил Витольд. — Я умею вести себя в обществе. Меня этому научили.

— Вот и прекрасно, — кивнул я. — Поэтому — лучший новый костюм, идеальная прическа… и великолепные манеры. Искренне надеюсь, что ты справишься, потому что иначе…

— Ваша тетушка сживет нас со свету, — закончил он все так же серьезно, без тени улыбки. — Я буду стараться вести себя безупречно, сэр.

— Вот и прекрасно, — вздохнул я. — Будем надеяться, все обойдется…

Оставшееся до визита тетушки Мейбл время я провел как на иголках. Ларример портил мне настроение скорбной миной и явным нежеланием разговаривать, Мэри развела бурную деятельность, прибираясь в столовой и гостиной (по ее мнению, приходящая горничная манкировала своими обязанностями), заставила Сэма натереть паркет до зеркального блеска, вычистить ковры, надраить перила, начистить столовое серебро, а сама между делом изобретала какие-то невероятные блюда. Ну а я мог только уединяться в оранжерее и, включив граммофон, полностью отдаваться заботе о своих малютках…

4.

О приезде тетушки я узнал заблаговременно: с улицы донесся визг покрышек, скрежет, и только потом раздался звонок в дверь. Хм, хорошо еще, что не последовало характерного «бум!», а то тетушка имеет обыкновение тормозить в столб. Или в чужой автомобиль. Или в витрину магазина.

Суперинтендант Таусенд чуть ли не со слезой вспоминает времена, когда самой большой его головной болью были перепалки со мною из-за езды в темноте или по скверной погоде… Увы! У тетушки Мейбл со здоровьем полный порядок, и запретить ей что-либо нет никакой возможности.

— Виктор… — зловеще произнесла она, воздвигнувшись на пороге. На зонтик тетушка опиралась, как на двуручный меч, а то, что она назвала меня полным именем, не сулило ничего хорошего.

— Добрый день, — радостно произнес я. — Полковник, рад видеть…

— Взаимно, — Стивенсон тряхнул мою руку. — Представьте, по пути мы даже никого не задавили!

— Это прогресс, — серьезно кивнул я. — Пройдемте же к столу, сегодня Мэри превзошла самое себя.

— Обожаю вашу кухарку, — сказал полковник, поправляя усы. — В смысле, ее стряпню. Вот бы переманить ее к нам…

— Не пойдет она к вам, — хмыкнул я. — У нее четверо детей мал мала меньше, муж у меня теперь служит… Ну куда она подастся?

— В том-то и дело…

Наша болтовня немного разрядила обстановку, но тетушка все еще хмурилась. Ларример же, принявший у нее зонтик, пальто и шляпку, просиял: видимо, он надеялся, что меня приструнят, и все вернется на круги своя.

Мы уселись за стол, обменялись еще парой ничего не значащих фраз, и наконец тетушка Мейбл не выдержала.

— Виктор, и где же твой… хм… воспитанник? — поинтересовалась она, постукивая пальцами по столу.

— Да-а, уж от вас я никак не ожидал! — встрял полковник. — Ну и отчудили же вы, Вик! Зачем вы это? Женились бы, и вся недолга… Вы же молодой совсем, обеспеченный, опять же, за вас любая с радостью пойдет!

— Любая мне не нужна, — вежливо улыбнулся я. — Да и вообще я не намерен терпеть в своем доме посторонних женщин.

— Ага, зато вы согласны терпеть посторонних детей!

— Ничего, от мальчика никакого беспокойства, — ответил я и попросил: — Ларример, попросите Сэма его позвать.

Тот тяжко вздохнул и удалился, а через несколько минут явился, конвоируя Витольда: видимо, не доверил Сэму столь важную миссию. Ну, мальчик не подвел: насколько я помню, столь аккуратно я не выглядел никогда в жизни, даже если надо мною долго и усердно трудилась матушка.

— Вот, тетушка, — сказал я, — это и есть Витольд Ингварссон.

— Что за варварская фамилия? — удивился полковник.

— Не более варварская, чем ваша, — не удержался я, видя, как нахмурился мальчик. — Но, думаю, когда я улажу все формальности, ее можно будет сменить. Если, разумеется, Витольд не будет против. Тетушка?

— Да-да… — как-то странно произнесла она, разглядывая ребенка. Тот тоже внимательно смотрел на нее, не опуская глаз и чуть склонив голову к правому плечу. — Подойди сюда, мальчик!

— Да, мэм, — отозвался он и приблизился.

— Сколько тебе лет? — спросила тетушка Мейбл.

— Скоро исполнится восемь, мэм, — невозмутимо отозвался Витольд.

— Обучен ли ты грамоте?

— Да, мэм, — лаконично ответил он.

— Тетушка, — вмешался я, — Витольд вполне бегло читает, я вчера едва отобрал у него «Робинзона Крузо». Считать тоже умеет, и недурно для его возраста, а за остальным дело не станет.

— Даже за иностранными языками? — ядовито улыбнулась она.

— Bien sûr, madame, — неожиданно выдал мальчик. — Ce n'est pas compliqué.

— Гхм… — откашлялся я. — Ну, как видите, с этим нет никаких проблем, верно, Витольд?

— Ikke noe problem, — согласился он, а я понял, что тетушка, кажется, проиграла.

Но я рано обрадовался: она тут же снова ринулась в бой.

— Вик, — о, уже просто «Вик», это прогресс, — ты хотя бы представляешь, какие невероятные слухи ходят о тебе в городе?

— Ну уж не страшнее тех, что распускали инспектор Деверелл и миссис Ходжкин, — хмыкнул я. — Витольд, присядь…

Он кивнул и взобрался на стул. Поданные Мэри кушанья источали соблазнительные ароматы, но пока всем было не до еды.

— Но Вик… — простонала тетушка Мейбл. — Неужели ты в самом деле не мог жениться? Зачем тебе нужно было так поступать?

— Насчет женитьбы я уже все сказал полковнику, — ответил я. — А тут… ну, по велению сердца. И вообще, это был знак судьбы. Уж вы-то, тетушка, должны бы понимать, что это такое!

— Вик, прекрати поминать мне то дурацкое увлечение спиритизмом, — рассердилась она. — Я же говорила тебе, это была лишь дань моде!

— Да-да, а Сирил тогда чуть не надорвался, завывая на чердаке…

— Вик!

— Молчу, молчу, — рассмеялся я. — Тетя, ну что такого страшного произошло? Ну посудачат в городе неделю-другую, мне к этому не привыкать. А Витольд — очень смышленый мальчуган, уверяю, он вам понравится…

— Хм… — произнесла она и взялась за вилку.

Первый раунд остался за мной.

Явно проголодавшийся полковник с энтузиазмом набросился на еду. За отсутствием руки пользоваться ножом он не мог, но в семейном кругу ему прощалась некоторая неаккуратность.

Витольд же демонстрировал самые изысканные манеры и вообще напоминал мальчика из образцовой семьи, воспитанного строгим гувернером. Воистину, сын актрисы!

— Вик, — снова начала тетушка, когда подали десерт, — и все-таки я должна сказать, что…

— Если вы беспокоитесь о наследстве, — сказал я, — то тревоги ваши беспочвенны. Вы же знаете, что дом и земля достанутся Сирилу. Да он и так теперь более чем обеспечен! Что до прочего… Матушка и сестра, разумеется, получат свои доли, ну а остальное я волен завещать, кому угодно. Вон хоть Мэри.

Та вздрогнула и чуть не выронила стопку тарелок.

— Вик, у меня и в мыслях не было… — смешалась тетушка, а я перебил:

— Ну а раз так, давайте не будем больше возвращаться к этому вопросу. Я сделал то, что сделал, и решения своего не поменяю. Вы лучше посоветуйте, где найти учителей для Витольда! Я ничего в этом не понимаю.

— Господи, как ты вообще собираешься воспитывать ребенка, если представления не имеешь, насколько это сложно! — воздела она руки.

— Ничего, — хладнокровно ответил я. — Он уже вполне воспитан, начинать с нуля не требуется. Вот с вопящим младенцем я бы точно не справился, а так… Ну и, разумеется, у меня всегда есть к кому обратиться за помощью, дорогая тетя!

Она немного оттаяла и засыпала меня ворохом ценных советов. Я внимал, кивал, а сам краем глаза следил за мальчиком.

— Извините, тетушка… — остановил я поток важных сведений. — Витольд, если ты покончил с трапезой, можешь идти к себе. У нас взрослый разговор.

— Да, сэр. Благодарю, — отозвался он, слезая со стула. — Мэм… сэр…

— Ларример, проводите, — велел я, и дворецкий, насупившись, повел мальчика прочь. — Бедняга, он никак не привыкнет!

— Ничего! — сказал вдруг полковник, успевший разделаться со своей порцией и потребовать добавки. — Скоро вспомнит, как вы были маленьким… Одолеет его ностальгия, а тогда только следите, чтоб он мальчишку не избаловал.

— Благодарю за совет, — серьезно сказал я, а тетушка продолжила свой монолог.

Они уехали довольно поздно (стартовала тетушка Мейбл с таким же визгом покрышек, с каким финишировала) и, честно говоря, порядком вымотали мне нервы. Ну какое кому дело, усыновил я ребенка или нет? Увы, на правах близкой родственницы тетушка никак не могла пустить дело на самотек, и я уже понял, что мне придется писать ей еженедельные отчеты о состоянии дел.

— Ларример… — слабым голосом воззвал я. — Где Толли?

— Я проводил его в детскую, сэр, — полным осуждения тоном ответил дворецкий.

— Хм… — произнес я, заглядывая в комнату. — Но его тут нет! И куда же он подевался?

— Не могу знать, сэр! — встревожился Ларример. — Наружная дверь заперта, на кухне Мэри, так что уйти через черный ход он не мог!

— Значит, он где-то в доме, — подытожил я. — Может, в библиотеке?

Но нет, и в библиотеке Витольда не оказалось. Мы обшарили оба этажа, но не нашли мальчишку. Этого еще не хватало!

И тут меня осенило…

В два прыжка я вознесся в оранжерею. Что может сотворить любознательный ребенок с моими малютками, я даже представить боялся!

Дверь была приоткрыта. И ведь это я сам ее не запер, когда услышал, что явилась тетушка! Прежде мне не от кого было запираться, а поменять привычки я не успел…

Я осторожно заглянул внутрь. Следов разгрома не заметно, все стоит на своих местах. Разве что вот Конно-идея и Милли развернуты немного иначе, чем прежде, я оставил их в другом положении.

Я на цыпочках пробрался в следующее помещение и остановился на пороге. Да, Витольд оказался здесь. Он осторожно прикасался пальцем к ощетинившемуся колючками Echinocactus grusonii, а тот, честное слово, вовсе не думал колоть нахального мальчишку, хотя тот же Ларример регулярно напарывался на эти длиннющие иглы.

— Сэр? — Витольд, вздрогнув, обернулся. Видимо, я выдал себя каким-то звуком. — Я…

— Я же просил не заходить сюда, — сказал я.

— Простите, сэр, — понурился мальчик. — Я… ну… В комнате было так… ну… И я не знал, что вы решите с вашей уважаемой тетушкой…

— Толли, ради всего святого! — рассердился я. — Решения в этом доме принимаю я, а если тетушке угодно поворчать, так что тут поделаешь? Ты лучше скажи, как тебя сюда занесло?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Внизу вы разговаривали, в библиотеку не хотелось… А тут я еще не бывал. И дверь оказалась открыта. Я просто зашел и… Сэр, я ничего дурного не сделал! Только смотрел, честное слово!

— Да я вижу, что все в порядке, — пробормотал я. — Не переживай ты так. Не укололся?

— Н-нет, — удивленно ответил Витольд. — А должен был?

— Ну, Ларример сюда иначе как в перчатках не заходит, но это не всегда его спасает, — усмехнулся я. — Ладно, пойдем. Тетушка уехала, можно не прятаться.

— Хорошо, сэр, — с облегчением вздохнул мальчик. — Простите, что я без спросу… Но я так удивился, когда увидел!

— Что?

— Я думал, кактусы не цветут, — выдал он. — А тут…

Я покосился на пышно расцветшую в очередной раз опунцию и усмехнулся.

— Они, знаешь ли, — сказал я Витольду, — крайне загадочные растения! Если хочешь, я тебя с ними познакомлю.

— Конечно, хочу! — выпалил он, забыв прибавить «сэр», что меня устраивало как нельзя больше.

— Ну тогда смотри: вот этого красавца, который ты только что трогал, зовут Тимоти… — Я покосился на мальчика. На его месте я бы отошел подальше от странного джентльмена, именующего кактусы человеческими именами, но если он и был удивлен, то виду не подал. — Латинское его название я тебе потом скажу, сходу их все равно не запомнишь.

— Рад знакомству, — совершенно серьезно сказал Витольд кактусу, и я окончательно понял, что мы с ним уживемся…

5.

Мои испытания на этом не закончились. Не прошло и двух дней, как в гости снова заявилась тетушка Мейбл, на этот раз одна. (От ее автомобиля немного пострадал пожарный гидрант. Впрочем, это происходило регулярно, все давно привыкли.) Формальным поводом для визита явилось ее желание узнать, как себя чувствует мой воспитанник, уделяю ли я ему достаточно внимания, нашел ли уже учителей или даже не начинал, ну и прочее, прочее, прочее…

Я отчитался по всем пунктам, после чего тетушка допросила Витольда и вроде бы осталась довольна результатом. (Он отвечал исключительно вежливо, но крайне лаконично, а если не желал о чем-то говорить, то вытянуть из него хоть слово было решительно невозможно. Я мельком подумал, что из него мог бы получиться отличный разведчик, и если мальчик со временем проявит интерес к королевской военной службе, я возражать не стану.)

После этого тетушка Мейбл велела Витольду идти в его комнату, а сама решительно поднялась и скомандовала:

— Вик, пройдем в твой кабинет!

Я пожал плечами и проводил ее, куда она просила, недоумевая, чем тетушку не устраивает гостиная. Правда, скоро это я понял: войдя, она немедленно заперла двери (от кого, спрашивается?) и уставилась на меня, не мигая.

— Что такое? — удивился я.

— У меня к тебе серьезный разговор, Вик, — ответила тетушка, опускаясь в кресло.

Я сел напротив, снова теряясь в догадках: понятно, что говорить она будет о Витольде, но что именно? Казалось бы, мы все выяснили… С первым я угадал, со вторым, как скоро понял, дал маху.

— Речь пойдет о твоем воспитаннике. Скажи мне, где ты его нашел?

— В приюте святой Марии в Джосмите, — ответил я.

— И каким же ветром тебя занесло в Джосмит? — приподняла она бровь.

— Деловая поездка, — пожал я плечами. И заметьте, я не солгал!

— Хм, ну, допустим, у тебя действительно были какие-то дела в этом городке. Но с чего бы вдруг тебе пришло в голову посетить приют?

— Я просто проезжал мимо…

— И тебе внезапно захотелось усыновить сиротку, — скептически закончила тетушка. — Вик, я знаю тебя с рождения, кого ты пытаешься обмануть? Ты никогда не действуешь под влиянием момента… Ну разве что изредка, когда нет другого выбора. Так что…

Я промолчал.

— Вик, скажи мне, кто мать этого мальчика?

— Сигрид Штайн, — вздохнул я. Отпираться было бессмысленно, из тетушки вполне мог бы получиться дознаватель… Впрочем, что тут скрывать?

— Сигрид Шта… — Тетушка вдруг умолкла на полуслове и посмотрела на меня округлившимися глазами. — Та самая?!

— Не знаю, кого имеете в виду вы, а я говорю об актрисе, — сказал я.

— Боже… Постой, Вик, но раз мальчик оказался в приюте, выходит, что она…

— Умерла, — подтвердил я.

— Но как же так?! — воскликнула тетушка, привстав из кресла. — Нигде не было ни слова об этом, а мы ведь выписываем лондонские газеты! Я бы непременно заметила некролог!

— Некролог не стали печатать согласно ее требованию, — пояснил я, дивясь такой бурной реакции.

— Господи, она ведь была совсем молодой…

— Тетя, по-моему, вам нужно успокоить нервы, — решил я, встал и налил ей за неимением бренди немного коньяка. Кажется, помогло. — Да, страшная несправедливость судьбы… К сожалению, такое случается.

— Верно… — Тетушка нахмурилась. — Однако это не объясняет того факта, что мальчик оказался у тебя. Только не говори мне, что из нескольких десятков детей ты выбрал именно сына знаменитой актрисы, а узнал об этом только потом, я все равно не поверю! Кстати, почему у него другая фамилия?

— Потому что Штайн — сценический псевдоним, — пояснил я. — А ее муж ушел к другой. Она и дала мальчику свою девичью фамилию.

— Ты подозрительно осведомлен, Вик! Здесь что-то нечисто… Может, соизволишь объясниться?

— Да не в чем мне объясняться, — вздохнул я. — М-м-м… Просто Сигрид попросила меня удостовериться, что с ее сыном все будет в порядке — из приюта он должен был отправиться в пансионат, обучение она оплатила. Я и поехал взглянуть, что там к чему. А потом подумал, что жаль оставлять такого славного паренька сиротой, вот и…

— Попросила? — с непередаваемой интонацией произнесла тетушка. — То есть ты был с нею знаком, и достаточно близко, не так ли? К посторонним людям с такими просьбами не обращаются!

— Тетя! — воскликнул я, понимая, что крепко влип. — Я именно что посторонний, поверьте! Да, я был знаком с Сигрид, но очень недолго. Я встретил ее на курорте лет восемь тому назад, мы очень мило пообщались… Но с тех пор я ни разу с ней и словом не перемолвился, а она вскоре вышла замуж за своего импресарио…

— Что не мешало тебе посещать ее спектакли, — заключила она, тактично не став уточнять, как именно мы с Сигрид общались на курорте. — Я не была уверена, что видела именно тебя на премьере «Сокровища Нибелунгов»: мало ли высоких мужчин, а сидела я достаточно далеко… Все хотела спросить, да забывала! Но теперь сомнений не осталось, это был именно ты.

— Ну, допустим, — согласился я.

Вот уж не ожидал, что тетушка Мейбл — заядлая театралка! А если бы я столкнулся с ней, скажем, в холле? Впрочем… что в этом предосудительного?

— Она была прекрасной актрисой, — добавил я. — Согласитесь, в роли Брунгильды равных ей не было?

— О да, она… Так, Вик, не отклоняйся от темы! — рассердилась тетушка. — Ты утверждаешь, что был едва знаком с этой дамой, однако почему-то именно тебя она просит принять участие в судьбе своего сына!

— Не принять участие, а просто проследить, чтобы он получил то, что ему причитается, — поправил я. — Если вы намекаете на то, что она просила усыновить Витольда, можете быть уверены — это не так. Можете расспросить ее поверенного, он покажет вам ее завещание, и вы убедитесь: обо мне там не сказано ни слова.

— То в завещании… — протянула она. — Но, я полагаю, было еще что-то? Письмо, должно быть?

— Письмо, — согласился я. — Но я вам его не покажу, это достаточно личное… Впрочем, нет, могу показать фрагмент, в котором Сигрид просит меня присмотреть за Витольдом. А почему именно меня… Ну, право, представьте, каким было ее окружение! Разве таким людям можно доверять? Муж — и тот сбежал, когда узнал, что она неизлечимо больна. На ребенка ему явно было наплевать.

— Да, и это очень любопытно, — кивнула тетушка, нехорошо прищурившись. — Значит, ты говоришь, она вышла замуж вскоре после вашего знакомства?

— Именно. Впрочем, к этому все шло, — покривил я душой, — она ведь делала карьеру и не стеснялась говорить об этом прямо.

— Да-да, я помню газетные заметки… Потом, кажется, она отбыла в свадебное путешествие, а по возвращению, как ни в чем ни бывало, вернулась на сцену?

— Именно так.

— А о том, что у нее есть сын, в газетах не писали, я бы запомнила…

— Тетушка, ну ведь она была актрисой, — вздохнул я. — Муж — это еще куда ни шло, это никогда не останавливало поклонников. А вот ребенок — дело другое. Она просто не афишировала этого, вот и все. Подозреваю, у многих других дело обстоит точно так же! А еще я слышал — кстати, от Сигрид, — один актер, по которому вздыхают все британские девицы, давно и прочно женат, но супругу свою и детей старательно прячет, потому как если об этом станет известно широкой публике, он сразу потеряет львиную долю очарования. Одно дело — одинокий красавец-ловелас, и совсем другое — примерный семьянин!

— Очень, очень прочувствованная речь, — кивнула она. По-моему, будь тетушка судьей, мой монолог бы ее точно не убедил. — Думаю, все это очень близко к истине. Однако, Вик, как ты намерен объяснить тот факт, что Витольд — твоя копия?

— Что?..

Должно быть, вид у меня сделался глупее некуда. Оставалось только рот разинуть, чтобы сделаться похожим на окончательного идиота. Или на Атенаис Седьмую.

— Вик! — воскликнула тетушка. — Только не говори мне, что ты не… — Она замолчала, присмотрелась ко мне и кивнула. — Ты действительно не заметил. Ох уж эти мужчины! Ничего не видят дальше собственного носа!

— Этого не может быть, — убежденно сказал я. — Ничего общего…

— Вик, я же сказала, что помню тебя с рождения! Если поискать, можно найти твои фотографии в возрасте Витольда — тогда ты убедишься, что я права! Вот разве что глаза у него другого цвета и волосы светлее, но постепенно они могут и потемнеть…

— О боже, — сказал я и налил себе коньяка. Все это не укладывалось у меня в голове. — Но…

— Никаких «но». У него даже повадки твои, — отрезала тетушка. — Он на меня в прошлый раз смотрел в точности как ты, по-птичьи. А поскольку мальчик прожил с тобой всего несколько дней… вряд ли он успел так быстро перенять эту твою манеру.

— Но я так делаю потому, что левым глазом не вижу!

— Вик, ты так делал и тогда, когда нормально видел обоими глазами, — загнала она меня в угол. — Просто внимания не обращал, а сейчас это более заметно, потому что ты сильнее наклоняешь голову.

Я окончательно удостоверился, что тетушке следовало поступить на службу в полицию.

— Ты по-прежнему будешь отрицать очевидное?

— Но я понятия не имел… Тетушка, клянусь, я говорю правду!

«И чего стоит этот хваленый артефакт Всевидящее око, если я и впрямь не заметил очевидного?» — пронеслось в голове.

— Верю, — вздохнула она и отобрала у меня бутылку. — Я ведь говорю: вы, мужчины, не видите дальше собственного носа.

— А она ни разу даже… И в этом письме…

— Вик, — ласково произнесла тетушка. — Я должна сказать, что, по-моему, Сигрид Штайн была порядочной женщиной. Я допускаю, что поначалу она могла и не знать, чей именно Витольд сын, но с возрастом-то сходство стало очевидным. Однако она не обращалась к тебе за каким-либо вспомоществованием, насколько я понимаю…

Я кивнул.

— Ну а попросить присмотреть за ребенком, у которого нет других родственников… Это нормальный для любой женщины поступок, — задумчиво продолжила она. — Подозреваю, она надеялась, что, увидев Витольда, ты все поймешь, но увы! Вот что бы ты без меня делал?!

— Но я же все равно забрал его из приюта! — воскликнул я.

— А если бы не забрал? Если бы решил, что такая ноша тебе не по плечу?

Я только вздохнул. Внезапно меня осенило.

— Тетушка, а как же Ларример? Он ведь тоже помнит меня ребенком! Неужели он не заметил сходства? И Мэри… если, как вы говорите, женщины наблюдательнее мужчин… Она тоже не обратила внимания?

— Может быть, и обратила, но она хорошо воспитана, а потому не позволяет себе задавать хозяину подобные вопросы, — отчеканила тетушка. — Впрочем, стоит блумтаунским дамам увидеть тебя с мальчиком, все и так всё поймут. А что до Ларримера… Кажется, его настолько потряс твой поступок, что он в Витольда просто не вглядывался. Тем более, за тем смотрит этот твой новый камердинер, как бишь его?

— Сэм, — подсказал я. — Ну, допустим, все именно так и есть. И… что дальше?

— По-моему, ты собирался усыновить мальчика, — напомнила она серьезно. — Теперь, когда многое прояснилось, ты просто обязан это сделать… раз уж дал зарок не жениться. Все-таки судьба к тебе благосклонна, Вик! Никто и помыслить не мог, что ты все же обзаведешься наследником… пусть даже не слишком законным.

Я снова вздохнул. Что уж тут говорить! Жениться на Сигрид я бы не смог — слишком велика разница в общественном положении. Да и, скорее всего, будь она жива, я бы о Витольде никогда и не услышал.

— И еще, — добавила тетушка, — тебе придется потрудиться, чтобы ввести мальчика в право наследования. Я слышала, это довольно утомительная процедура.

Я опешил.

— Постойте, но ведь я уже сказал, что Сирил…

— Сирил прекрасно обеспечен, ты сам это сказал, — отрезала она. — Других детей у меня уже точно не будет, поэтому без наследства он и мои внуки не останутся. А твой родной сын должен получить все, что полагается ему по праву, Вик. Подумай над этим.

С этими словами она поднялась, похлопала меня по плечу и величаво удалилась, прихватив коньяк (можно подумать, у меня в кабинете всего один тайник). Я проводил тетушку взглядом, слишком ошеломленный, чтобы сделать хоть что-нибудь. Так вот, выходит, что означала ингуз!

Слегка придя в себя, я задумался. Итак, усыновление и сопутствующие формальности. Тетушка Мейбл слышала, что это «утомительная процедура». Где она могла об этом услышать? Скорее уж, навела справки, от нее всего можно ожидать! Все-таки она не перестает меня удивлять…

Но это ерунда, куда сложнее было привыкнуть к тому факту, что Витольд — не только сын Сигрид, но и мой тоже! Господи, что поднимется в Блумтауне… Да уже ведь поднялось! Может, уехать куда-нибудь ненадолго? Впрочем, ненадолго в данном случае может означать лет этак десять, а я не могу покинуть своих крошек… Кстати, вот еще одно доказательство: отношение Витольда к кактусам и кактусов к нему. Они ведь его не кололи, а я еще удивился… Что значит наследственность!

Поняв, что в мыслях у меня царит полный сумбур, я все-таки открыл тайник и плеснул себе еще коньяку. И что прикажете делать дальше? Сказать мальчику правду или нет? Мужа Сигрид он отцом не считает, так что, по идее, должен принять новость достаточно легко… С другой стороны, он может поинтересоваться, почему обо мне не было ни слуху ни духу все эти годы, и поверит ли он в то, что я не подозревал о его существовании, неизвестно. Письмо Сигрид может его убедить, конечно, но… Нет, пока лучше промолчу. Со временем станет ясно, как себя вести. Ну а пока… пока действительно надо заняться бумажной волокитой, и как можно быстрее!

Приняв такое решение, я почувствовал себя намного лучше и уселся за письмо мистеру Боунсу: просил его заняться моим делом как можно скорее и уточнял некоторые детали касаемо формальных процедур, каковые успел порядком подзабыть за эти годы. Я все-таки не практикующий юрист!

И только где-то в глубине сознания трепыхалась паническая мысль: только бы тетушка повременила писать матушке… Что произойдет, когда та узнает, я даже предположить боялся! Несмотря на ангельскую внешность, моя родительница может дать фору огнедышащему дракону. И, кстати, нужно сочинить для нее подходящую легенду на тот случай, если она окажется столь же наблюдательна, как тетушка Мейбл!