Наутро (а по правде говоря, ближе к полудню) мне передали распоряжение князя Райгора: готовиться к отбытию в обитель. Сам он умчался по делам: траур ли, гости ли, а все же он предпочитал своими глазами видеть, что творится в округе. Вот это было нам как нельзя более на руку: князь собирался отсутствовать не меньше трех дней, а то и больше, и сказано было, что к его возвращению меня уже не должно быть в замке.

Во всеобщей суете, пока служанки под руководством Мадиты носились туда и сюда, перетряхивая мои пожитки и укладывая их в сундуки, несложно было пробраться в зал трофеев – он ведь не запирался, любой гость мог войти и подивиться отваге и могуществу князей рода Керриск!

Мне, правда, некогда было заниматься подобным, я лишь обошла горномогучих – в прошлый раз не успела запомнить все до единого знаки, – а потом в нерешительности остановилась перед масками среброликих. Их в самом деле было очень, очень много, и даже если бы я захотела, то не смогла бы унести с собой больше десятка – не такие уж они легкие, как кажется!

Рассудив, что, даже если среброликие вспомнят давно ушедших, совсем старые маски вряд ли отзовутся, я взяла еще две из добычи прадеда Райгора и его предшественника. Я до сих пор не была уверена, что маска, присвоенная мною первой, сможет превратить меня в юношу, так что решила на всякий случай взять мужскую. Что же до второй женской… Была у меня одна мысль. Если все получится, то, может, мне и удастся скрыться незамеченной… хотя бы ненадолго.

– Мадита, – сказала я, вернувшись к себе, – сможешь раздобыть такого болвана, на которого портнихи платья примеряют? Скажи, мне много чего нужно подогнать, не стану же я стоять день-деньской с руками врастопырку!

– Смогу, конечно, госпожа, только ведь портниха сама придет. Эти их куклы денег стоят, неужто даст просто так?

– Ясно… Тогда попроси Динка сделать чучело из мешков и сена, чтобы на человека походило, понимаешь? Голова, руки-ноги, коса из пакли, а платье мое наденем. Ну и скажи, чтоб оно не вовсе мягкое было, пусть прутья какие-нибудь внутрь засунет, что ли?

– Ага, – деловито произнесла она. – Вроде поняла. Сейчас сбегаю!

К ночи чучело оказалось у меня в комнате, и право, Динк расстарался на славу. Не знаю уж, что наплела ему Мадита, но соломенная девушка, наряженная в мое повседневное платье, если посадить ее возле зеркала да отойти подальше, в сумерках вполне могла сойти за меня!

– Выезжать будем до света, – сказала Мадита, явно поняв мои мысли. – Темно еще, все сонные, глаз не продрали, да вдобавок холодно… Хотите, чтоб я вас – то есть эту вот куклу – взяла и в карету посадила? Лицо закроем вуалькой, плащом закутаем… поди пойми, перебирает пугало ногами, а я его обнимаю, расставаться не хочу или попросту несу?

– Именно так, – кивнула я. – Только, если получится, как я задумала, особенно притворяться и не придется.

– А вы будто колдовать умеете, госпожа? – опасливо спросила она.

– Нет. Но хочу попробовать. – Я вынула женскую маску. – Даже если ничего не выйдет, она останется на чучеле, вот и доказательство…

– Госпожа, но тогда вас уже не просто так искать начнут, а… а как зловредную колдунью!

– А кому я причиню вред этим вот обманом? Только Райгору – как же, невеста от него сбежала! Но вот увидишь, он об этом болтать не станет, и в обители все языки узлом завяжут, как ты выражаешься… А вам с Динком лучше убраться из замка, пока хозяина нет, – добавила я. – Не то и тебя обвинят в пособничестве колдовству.

– Это уж точно, госпожа, – серьезно ответила она, – ну да мы с ним уже потолковали. Как вас проводим, так и пойдем куда глаза глядят. У нас, поди, сундуков с добром не нажито, что на себе унесем, того и хватит.

– И куда ваши глаза глядят?

– Далеко, отсюда не видать, – проворчала Мадита, почему-то очень не любившая вопрос «куда», но пояснила: – Динк по молодости в лесах промышлял, потом старому князю попался… Тот смилостивился, на первом же суку вешать не стал, приказал отработать. Ну так Динк давно отработал тех зайцев с тетеревами! Силки он ставить не разучился, так что с голоду не помрем, да и вообще, он говорит, в лесу пропа́сть – это постараться надо. А до зимы еще далеко, уж найдем крышу над головой.

– А ты леса-то не боишься, после того… – я осеклась.

– Странно сказать, госпожа, не боюсь, – серьезно ответила она. – Наоборот, будто тянет туда. Вот про крышу над головой заговорила, так чуть не добавила: мол, если не найдем – берлогу обустроим да перезимуем как-нибудь! Но, сдается мне, до первого снега мы успеем убраться подальше.

– Это если Райгор облаву не устроит.

– Так сперва он вас искать станет, а о нас еще когда вспомнит!

– А кто может знать, куда я подевалась? Кто со мной с утра до ночи был? Ты первая на подозрении и окажешься. Наизнанку ведь вывернут, если станут допытываться, не слышала ли ты от меня хоть полслова о том, в какую сторону я подалась…

– Значит, попадаться княжеским людям мне не резон, – преспокойно заявила Мадита и сверкнула темными глазами. – И не говорите, госпожа, мол, если б не вы, жила б я мирно да спокойно, за Динка вышла… Нет! Права была госпожа Вианна!

– О чем ты?

– О том, что невмоготу мне в четырех стенах, – серьезно ответила она, – что в обители, что здесь… Тесно, дышать нечем! В лесу вот другое дело – над головой небо да кроны древесные, кругом чудо чудное, что зимой, что летом… Я, госпожа, иногда думаю: может, я вовсе и не из крестьян, а из каких-нибудь лесовиков? То-то и одежа на мне была незнакомая…

– Что за лесовики? – не поняла я.

– Да есть такие, живут себе в самой глуши, подальше от княжеских людей, не враз их найдешь. Издали заметят, а то зверье лесное им просвистит-пролает, что чужаки идут, так они подхватятся – и ищи-свищи по чащобе да болотам-то! – пояснила она. – Охотятся они, мед собирают, пушнину добывают, опять же. Из дерева хорошо режут, корзины плетут и всякое такое, украшения даже делают, а потом меняют на зерно и прочее… Я даже тут на ярмарке таких видала, и не раз, да вот, голова дурная, не сообразила подойти спросить, не пропадал ли у них кто?

– Думаешь, мало детей в лесу теряется? – вздохнула я.

– А вдруг бы кто вспомнил? – упрямо повторила она. – А так или иначе, в замке я не останусь. Динк по лошадям скучать будет – привык уже, ну да ничего, пса охотничьего заведет! Он говорил, был у него такой, умник-разумник, волчьих кровей, росли они вместе… А когда Динка поймали, то пса подстрелили, он защищать кидался… Так он и не знает, остался ли тот жив, смог ли уползти?

– Даже если и так, лет уж сколько прошло? Собаки столько не живут, – сказала я, подумав, что если это был потомок чутконосых, то мог и дождаться хозяина.

– Ну да. А он все равно верит, что жив его Волчок… – Мадита утерла глаза, шмыгнула носом и спросила: – Может, мы вместе ушли бы, госпожа? Говорю ведь, в лесу не враз сыщут, даже и с собаками. Динк знает, как следы путать, уж не пропадем!

– Я бы рада, – тихо ответила я, – но мне нужно совсем в другую сторону. Туда…

Я взглянула за окно: сейчас горы были вовсе не различимы, скрытые низкими серыми облаками, еще и дождь зарядил мелкий-мелкий… При таком на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядишь, а думаешь лишь о том, как бы поскорее оказаться под крышей. Погоды лучше и придумать нельзя!

– Когда меня отправляют? – спросила я.

– Завтра на рассвете, госпожа, – ответила Мадита. – Я пыталась сказать, мол, то да се не готово… Говорят, ничего, позже пришлют, да и зачем вам в обители столько добра? Чай не на балах красоваться едете!

– Ясно. Тогда проверь засов. Попробую, получится ли… И не вздумай закричать!

Я взяла свою маску (надо же, привыкла именовать ее своей) и приложила к лицу. Мадита испуганно ойкнула, но тут же умолкла.

– Что ты видишь? – спросила я, повернувшись к ней. – Вернее, кого?

– Так вас же, госпожа…

– А теперь?

Мадита прижала руки ко рту и округлила глаза, когда лицо мое начало меняться. Черты его заострились, подбородок стал тяжелее, нос из прямого сделался ястребиным, глаза стали карими, густые брови легли над ними тяжелыми дугами…

– Вылитый… – прошептала Мадита. – Только глаза, как у старого князя, а еще уши…

– Что – уши? – не поняла я.

– Уши у него не такие. У вас они маленькие и прижатые, а у него оттопыренные, и мочки крупнее.

– Надо же, я и не замечала! – поразилась я. – Гляди, так похоже?

– Да, да! И еще, госпожа… – Мадита хихикнула в кулак. – Еще кое-что забыли!

– Что?

– Так у парней же кадык есть!

Я едва не выругалась вслух и подправила внешность. Надеюсь, штаны с меня никто снимать не будет, потому как изобразить такое отличие маска вряд ли способна!

– И кожа должна быть погрубее, – продолжала Мадита. – Князь бороду с усами не носит, это нынче не принято, но щетина-то у него давно растет…

– Точно, – кивнула я. Еще не забыть бы, что растет она, может, и не быстро, но постоянно, а в пути не до бритья. – Похоже?

– Ага, ага… так лучше и оставить, поди разбери, два дня путник в дороге или больше, – поняла она мою мысль. – У юнцов все ж не так борода кустится, как у мужиков постарше, а у светловолосых она еще и пореже будет.

Я вспомнила одного из отцовских друзей, Расти, – это был могучий солнечно-рыжий здоровяк с такой бородой, под которой я, когда мне было лет пять, могла спрятаться целиком! По обычаю своего народа он замысловато заплетал и ее, и буйную гриву по пояс тоже, и, право, таким косам позавидовала бы любая девица…

– Мадита, – спохватилась я, – а голос-то?

– Голос девчачий, – удрученно ответила она. – Но, может, вам прикинуться простуженной, сипеть да кашлять?

Как же я об этом не подумала? Лицо лицом, фигура моя сойдет за мальчишескую, но голос у меня все равно девичий! Вряд ли маска умеет и его менять… Хоть немного бы пониже и погрубее, чтобы сойти за юношу, у которого голос недавно переломался!

– Если только так, но долго ли я смогу притворяться? – вздохнула я, и Мадита опять ойкнула. Да я и сама услышала: сперва я заговорила ломким баском, а в конце дала петуха.

– Выходит, долго, – засмеялась она. – Вы сейчас в точности как князь говорили, когда у него голос менялся. Сурово так отчитывает кого-нибудь, а потом на комариный писк срывается!

«Хорошо, – решила я, снова взглянув в зеркало, – нужно запомнить этот облик. Конечно, не Райгор один в один – он пошире в плечах и массивнее, но если особенно не приглядываться… И та же Мадита говорила: мало ли таких княжат кругом живет-поживает?»

Мне показалось, на маске вспыхнули искры в тех местах, к которым я прикоснулась, чтобы снять ее, но, должно быть, это был отблеск свечей.

– А знаете, госпожа, – сказала Мадита, опасливо разглядывая серебряную личину, – сдается мне, я такие уже видела.

– Конечно, видела. Их в зале трофеев полным-полно.

– Нет, я туда и носа не кажу, разок на пороге постояла да и пошла восвояси, больно уж жутко, – покачала она головой. – И я неправильно сказала. Не такие. Не серебряные, уж во всяком случае, те не блестели. Да, верно… из коры они были, вместо волос – ветки, вместо бород – мох да трава…

– Ты о чем, Мадита? – встряхнула я ее за плечо.

– Сама не знаю, госпожа, – обескураженно ответила она, помотав головой, словно только что проснулась и пыталась избавиться от сонной одури. – Как будто картинки в голове появились: дремучий лес, деревья в три обхвата, на поляне костер большой-пребольшой, а вокруг него пляшут так, что земля гудит, палая листва вихрем завивается, и шишки с веток валятся. И все в личинах из коры и лыка, и мужики с парнями, и девки с бабами – тех по венкам отличить можно, а одежда одинаковая. Рядом дичь жарят, пекут что-то, а еще ягодное вино льется, духовитое – малина, ежевика, брусника, черника с земляникой… На весь лес запах стоит! И я тоже пляшу со всеми вместе, и до того мне весело!..

Мадита помолчала и добавила:

– Неужто я и впрямь, когда заблудилась, на лесных хозяев набрела? Говорят, они могут так закружить, что и имя свое позабудешь, вот прямо как я!

– А что после было, вспомнить можешь? – осторожно спросила я.

– После… – Она задумалась. – То ли птица крикнула, то ли волк взвыл, и по деревьям вдруг гул пошел, сучья затрещали, и сразу веселью конец: костер засыпать начали, куда-то все подевались… А потом засвистело, застучало, загудело, и огонь поднялся выше самой высокой ели, до небес… По ней и поднялся… А после ничего не помню. Нет… – Мадита сжала голову руками. – Помню… Яма какая-то. Там тепло было, зверем пахло, и что-то такое большое ворочалось. Потом я проголодалась и пошла куда глаза глядят. А потом были люди… те, что в обитель меня отвели. Их я уже хорошо помню. Это что же такое, госпожа?!

– Ты, наверно, в самом деле из лесного народа, – ответила я. – То, что ты описала, похоже на праздник урожая или перелома года, у нас почти так же его справляли – с плясками, масками, угощением и кострами до небес…

– А что ж случилось?

– Видно, вас нашли. Ты сказала – птица прокричала или волк взвыл. Предупреждали, значит. Но такое веселье враз не свернуть, вот, наверно, промешкали, тут-то охотники и налетели… Ель загорелась… Сама понимаешь, в лесном пожаре тебя могли попросту потерять. А если родители погибли… – Я умолкла, потом добавила: – После, наверно, ты в чьем-то логове пряталась. А что память отшибло – немудрено, от испуга-то. Я старше тебя была, а тоже не помню, что случилось! Только огонь… И старый князь еще удивлялся: что в Сайторе могло так гореть? Камень ведь, не лес…

– Почему же я теперь-то вспомнила? – шепнула Мадита.

– Откуда мне знать? Ну разве… Динк о лесе, наверно, все уши тебе прожужжал, ты сама о нем заговорила, о лесовиках мне рассказала, а как маску увидела, все одно к одному и сошлось, – предположила я.

– Вон оно что… – протянула она. – Ну, раз так, значит, нас с ним судьба свела и дорожка наша – прямиком в дремучий лес! Его, дремучего, теперь поискать, конечно, много свели, но Динк места знает… Глядишь, впрямь какая-нибудь родня отыщется, не моя, так его! А нет, и вдвоем не пропадем.

– Праздник урожая на той неделе, – напомнила я, – ты сама говорила, что лесовики приезжают на ярмарку. Подождите их где-нибудь, может, удастся столковаться, прибьетесь к их обозу…

– Да какие у них обозы, госпожа! – зафыркала Мадита. – Все на своем горбу тащат, откуда в чащобе вьючная скотина? Зимой, Динк говорил, можно собак в санки запрячь, но много ли они увезут? А то еще, он слыхал, где-то оленей приучают в упряжи ходить, но это не в наших краях, а много севернее, где лошадь вовсе не прокормишь.

– Это смотря какую лошадь, – пробормотала я, вспомнив мохнатых горных скакунов. – И не придирайся к словам. К обозу не к обозу… главное, если к их компании пристать, меньше внимания привлечете. Считает их кто-то, что ли? Оденетесь, как они, и…

– Попробуем, госпожа, – кивнула она и покосилась на маску. – И как вы не побоялись эту штуку надеть?

– Райгор велел, – ответила я. – Пошутить хотел. А я сообразила, как можно ее использовать. А теперь помолчи, я хочу испробовать кое-что, вдруг все же получится?

Сперва я хотела просто надеть вторую женскую маску на чучело, но потом подумала: а как я объясню, какой облик принять? Надо было сперва снять отпечаток своего лица, так же как мастера, – тут я невольно поежилась, – отливают посмертные маски для надгробий, для князя Даккора тоже сделали такую. Сперва воск и глина, потом металл и чеканка, я слышала, как это обсуждали…

Вторая маска на ощупь была такой же ледяной, как первая, но повиновалась столь же охотно. «Застынь, – попросила я мысленно, увидев в зеркале свое отражение, – сохрани мои черты! Не меняйся, не показывай мешковину и солому вместо лица, побудь мной хотя бы недолго!»

Когда я сняла ее, маска по-прежнему казалась металлической, но стоило примерить ее на чучело…

Мадита тихо взвизгнула и зажала себе рот руками, когда соломенная кукла вдруг обрела мое лицо – не отличить от настоящего! Разве что неподвижное, но этого, как она сама и сказала, под вуалью видно не будет.

– А говорите, колдовать не умеете, – прошептала она.

– Умела бы, давно бы сбежала отсюда, – ответила я, растирая замерзшие пальцы. – Это не я, Мадита, это маски. Их хозяева могут притвориться кем угодно, и, видишь, у меня получилось использовать их наследие… Похоже вышло?

– Не отличить! Если б еще моргала… – Мадита осторожно коснулась лица чучела кончиком пальца, как когда-то – платья куклы. – Холодная какая…

– По такой погоде немудрено замерзнуть, да и не будет меня никто за лицо хватать. Так, плащ, перчатки, давай, помоги… Надо ее закутать, чтобы никто ничего не заметил!

В четыре руки мы живо управились, а потом Мадита еще уложила для меня вещи Райгора. Она, умница, принесла его дорожные костюмы, уже не новые, но еще крепкие, и несколько смен белья, а вот обувь мне пришлось надевать свою – у меня нога была намного меньше.

– Я, значит, сейчас вас провожу, госпожа, – тихо сказала она, удостоверившись, что я ничего не забыла, – а утром вот ее, куколку нашу, отправлю. Покручусь-поверчусь на глазах, потом вроде как пойду в ваших покоях порядок наводить, а то после отъезда все разбросано, беда просто… А как все своими делами займутся, мы с Динком и уйдем, даже и не таясь особо. Он уж наши пожитки перетаскал в одно укромное местечко, оттуда мы в ночь дальше двинемся.

– А долго ли ехать до обители?

– В карете как раз до вечера колыхаться придется, особенно по такой слякоти, – ответила она. – Ох… Госпожа, говорить-то эта ваша маска не умеет?

Я покачала головой.

– А ну как спросят, не надо ли вам чего, попить или там…

– Тут уж ничего не поделаешь, – вздохнула я. – Да и вряд ли сразу пристанут. Утро раннее, карета, как ты говоришь, еле колышется, вот я и уснула. Если я не прикажу остановиться, не станут ведь?

– Не должны, кому охота лишнее время тратить? Поскорее бы до места добраться, согреться, обсохнуть!

– Тогда, будем надеяться, до самой обители никто ничего не заметит. А если слуги и увидят по пути, что госпожа Альена молчит и не дышит… как думаешь, что сделают?

– Ничего, – сразу ответила Мадита. – Скажут, что госпожа велела не беспокоить и задремала, они и не беспокоили. Хотя, конечно, влетит им…

– За что? Они ко мне пальцем не притронулись, слова лишнего не сказали… Не должны их наказать.

– А и накажут, не особенно жалко, – фыркнула она, – с вами такую охрану отправляют из любимого отряда князя, чтобы, значит, ничего с его невестой не приключилось… Проморгают – так им и надо! Да они отбрешутся, госпожа, на колдовство все свалят, будьте уверены.

Я кивнула и принялась переодеваться. Костюм Райгора был мне почти в самый раз, разве что в плечах и поясе великоват. Ну да велико не мало: подпоясаться потуже, плащ накинуть, и сойдет.

– Поди посмотри, все ли уже спят, – попросила я. – Скоро полночь, пора.

– Иду…

Мадита выскользнула за дверь, а я напоследок присела перед зеркалом… И сообразила вдруг: а коса-то! Ни я, ни Мадита об этом не подумали, а хорош был бы юноша с косой до пояса!

– Тебе привяжем, – сказала я чучелу, сидевшему на моей кровати, и вынула нож, небольшой, мне по руке, очень острый: Динк раздобыл, да не один, в дороге всякое случается.

У Райгора были волосы чуть ниже плеч, они красиво вились на концах, девушкам нравилось. В дорогу, конечно, он собирал их в хвост. Вот и я перевязала косу пониже затылка крепким шнурком, примерилась и отхватила волосы ножом… Ну как отхватила – пришлось едва ли не пилить, наверняка вышло неровно, но было уж не до таких мелочей.

Коса легла мне в руки: толстая, тяжелая и холодная, как змея, а вернее как пук прошлогодней слежавшейся соломы. Я уже хотела примерить ее чучелу вместо той, из пакли, как вдруг пальцы мои что-то защекотало.

Это мои волосы рассыпались в прах у меня в руках, будто горели невидимым огнем, и невесомый пепел просеивался меж пальцев… Миг – и ничего не осталось, ни пылинки на руках, на одежде, на полу, будто и не было у меня никогда косы!

– Значит, так тому и быть, – шепотом сказала я, спрятала нож и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, и впрямь похожа на юношу.

– Кругом тихо, госпожа, можно идти, – это Мадита проскользнула в комнату и опять ойкнула. – Простите, все не привыкну, как вы это…

– Что ж… – Я встала и накинула плащ. – Значит, пора.

– Госпожа, а может, когда я пугало в карету посажу, маску-то снять? Чтоб вовсе никакого следа не осталось? – спросила вдруг она. – В самом деле, кто к вам по дороге сунется? А так, если найдут эту штуковину, то…

– Могут опять начать охоту на среброликих, – сообразила я. – Хотя кто еще на кого охотиться станет… Нет, Мадита, не надо рисковать. Если мне удастся добраться до перевала, я их предупрежу, чтобы были настороже.

Наклонившись, я дотронулась до лица чучела – своего лица – и подумала: «Вот бы не сам оборотень мог рассыпаться снежной пылью, а маска! Этак доберутся до обители, откроют дверцу кареты – а внутри только соломенная кукла. А еще лучше вышло б, если бы она сгорела у них на глазах, исчезла бесследно, вот как мои волосы!» Показалось мне или невидимые сейчас линии рисунка на маске на мгновение вспыхнули алым? Наверно, просто свеча мигнула…

– Госпожа, и вот еще, возьмите на дорожку, – Мадита сунула мне глухо брякнувший мешочек.

Я на ощупь, да и по весу поняла – это деньги.

– Ты с ума сошла? Где взяла?

– Где-где… приданое себе копила, да в лесу на кой эти монеты? – преспокойно ответила она. – И Динк отдал, что у него было. Себе оставили маленько, чтобы хлеба купить, и довольно, прочее добудем. Ну и из даров хозяйке обители я кое-чего успела подцепить…

– Мадита! Ты…

– И не спорьте, госпожа! – перебила она. – Мы с Динком взрослые уже, рукастые да выносливые, на работу всегда наняться можем, с голоду уж точно не помрем. А вы… девчоночка еще, едете невесть куда совсем одна, да без единой монетки… Нельзя же так!

– Ты тогда хотя бы мои украшения возьми, – вымолвила я, переждав спазм в горле. – Они приметные, да, но можно переплавить и тогда уж обменять.

– Себе оставьте, – нахмурилась Мадита. – Мало ли, пригодятся! А мы с Динком, говорю же, не пропадем – ни в лесу, ни в деревне. А вот куклу вашу я возьму, раз вы ее мне подарили.

– Хороша ты с ней будешь в чащобе! И тяжесть лишняя…

– Так-то оно так, госпожа, – ответила она без улыбки, вытряхивая кукольные вещички из увесистого сундучка и увязывая их в узелок вместе с самой игрушкой, – да ноша невелика, а оставлять ее жалко, выбросят ведь… А так, глядишь, и впрямь мои дочки поиграют, а нет – другим девчонкам радость будет! Вот…

– Дело твое, – кивнула я, а она вдруг вытащила из кармана вышитый платок.

– Это вот еще возьмите, госпожа. Я еще в обители вышила, как умела, чтоб не позабыть знаки, которые на моей одежде были. Теперь-то уж не забуду, накрепко затвердила, а это рукоделие на память осталось. Пригодится хоть нос утереть!

– Спасибо, – искренне сказала я, взяв подарок.

– Ну что, готовы?

Я кивнула.

Уж как Динк вывел Серебряного за ворота так, чтобы стража даже не шелохнулась, даже и не знаю, а расспрашивать было некогда. Впрочем, когда Райгора не было, за порядком следили вполглаза, а судя по винному духу, исходившему от храпящего стражника… Не удивлюсь, если в бочонок был подлит отвар какой-нибудь лесной сон-травы!

Так или иначе, конь уже дожидался меня и ласково зафыркал, учуяв.

– Серебрушки его я, как мог, подкрасил, чтоб не так в глаза бросались, – негромко сказал Динк, – и гриву тоже. Оно, конечно, от дождя скоро снова облезет, но несколько дней должно продержаться… А там, если повезет, вы уже далеко будете, где этого коня и не видели поди, а не видели – не вспомнят. Но краску все ж возьмите, мало ли…

– Ты еще и конокрадством промышлял? – спросила Мадита.

– Всякое бывало.

– Тогда точно не пропадем, – усмехнулась она и обняла меня. – Берегите себя, госпожа… А может, лучше все же с нами пойдете, а? Дождетесь утра вон в той рощице за оврагом, а потом уж мы потихонечку, полегонечку да утечем подальше…

Я покачала головой и тоже покрепче обняла ее.

– Это вы – лесные жители, – шепнула я. – А меня горы зовут. Спасибо тебе, Мадита, и тебе, Динк. Может быть, еще когда-нибудь свидимся!

– Да не может быть, а точно, – невозмутимо ответил конюх, теперь уже бывший.

Вот сейчас я видела, что он точно не из горожан и не из крестьян, а из вольного народа, уж неведомо, какого именно: старые повадки проявились, будто Динк скинул личину, под которой прятался столько лет! И движения сделались другими, плавными и быстрыми, и смотрел он иначе, и даже принюхивался совсем не так, как это делал бы обычный конюх, а совсем по-волчьи!

Да и Мадита как-то изменилась на вольном воздухе. Обычно такая милая и уютная, теперь она почему-то напоминала мне медведицу: та с виду тоже мягкая, пушистая и неуклюжая, только не вздумай ее разозлить: не убежишь – догонит, а уж если попадешься в когти – пиши пропало…

– Езжайте, госпожа, – Мадита вытерла глаза тыльной стороной кисти. – И не забывайте…

– Я вас не забуду.

– Да не нас! А про кадык и щетину! – фыркнула она, и я тоже засмеялась, поцеловала ее на прощанье, а Динку крепко пожала руку.

Миг – и я в седле, и Серебряный пошел сперва ровным шагом, потом все быстрее и быстрее…

Я не стала оборачиваться – примета дурная, и знала, что Мадита с Динком не смотрят мне вслед по той же причине.

Теперь нужно было надеть маску и не забывать, что отныне она должна стать моим лицом. Я больше не девушка по имени Альена Сайтор, я юноша Ленни Тор. А вот почему мы так похожи с молодым князем Райгором… Это уже совсем другая история, и я, быть может, расскажу ее любопытным, но не задаром!

– Вперед, – шепнула я Серебряному, – до утра нужно убраться подальше отсюда…

Конь коротко проржал – дескать, ясно – и двинулся походной рысью. Он сам менял аллюр, как привык, наверно, за много лет службы, а шаг у него был таким ровным, что хоть спи в седле.

Мне, однако, было не до сна, я размышляла, как быть дальше. Ясное дело, когда Райгор поймет, что пташка упорхнула, все пути к перевалу будут перекрыты, и случится это очень скоро: ведь он наверняка рассудит, что я помчусь именно туда. Прорваться на всем скаку? Так ведь и там, и на дорогах полным-полно княжеских людей! И пусть я знаю кое-какие тропы, могу позвать чутконосых (уж узнают они меня, наверно, даже в маске?), шансов пробраться в Сайтор незамеченной слишком мало.

Добраться до моей дальней родни, Литтенов, не минуя перевал, невозможно, если, к примеру, поехать кружным путем. Да я и не слишком хорошо представляю, как их искать: ни разу там не бывала! Остается только рыцарь Раве, а я даже не знаю, жив ли он еще! Но если нет, его наследники приютят меня, однако до них путь тоже неблизкий… И там тоже будут искать, как только Райгор вспомнит старика – видел же его на том балу. Но, может, не обратил внимания? Не стала бы я на это рассчитывать он памятливый…

Однако выбирать не приходилось, и я повернула Серебряного прочь от перевала, на восход, вдоль горного хребта. Владения Раве располагались в предгорьях, и добраться туда нужно было до того, как ляжет снег: если заметет дорогу, одинокий путник уже не проберется, а обозы туда ходят нечасто, особенно зимой.

Я рассчитывала успеть до первых заморозков: зима, судя по всему, не торопилась. Но если не выйдет… на что жить? Денег, судя по весу мешочка, было не так уж много, припасов у меня с собой лишь столько, сколько может увезти путник… А Серебряного ведь тоже нужно кормить и обихаживать! Пока еще не сошла трава, но он же не горная лошадка, чтобы жить на одном лишь подножном корму, а овес нынче дорог…

Если я застряну где-то, подумала я, придется продать коня. Либо уж влезть в долги у хозяина какого-нибудь постоялого двора, а потом удирать темной ночью не расплатившись!

– Надеюсь, до этого не дойдет, – вздохнула я и похлопала Серебряного по шее. Он ответил коротким согласным ржанием и прибавил шаг.