Говорили мы до самого рассвета.

– Вот так история, – пробормотал Вител, когда я рассказала все, что знала. – Эк понапутано-то, не разберешь с ходу…

– Давайте-ка распутывать, – серьезно произнес Чарим, дергая себя за оба уса сразу.

– Мы? Ты кем себя возомнил?

– А кому еще, если у Ленни никого больше нет? Звери-то всяко в человеческих делах меньше нашего смыслят!

– А родня? Та, дальняя? – упирался Вител.

– До нее еще поди доберись, – нахмурился Чарим. – А пока доберешься, состаришься! Так что самим придется мух из меда вылавливать. Мы, поди, тоже не из коровьей лепешки слеплены, навидались-наслушались всякого, может, чего и придумаем все вместе!

– Ну давай начинай, а я послушаю, – хмыкнул его напарник, а я хлебнула воды из фляги: в горле пересох-ло, давно мне не приходилось говорить так подолгу.

Чутконосые бдели где-то поблизости, я их ощущала, но не видела. Поди угадай: валун это или зверь свернулся клубком? Глаза сверкнули или просто лунный свет отразился во льдинках?

– Сдается мне, Ленни права: началось все задолго до ее рождения, да и до рождения старого князя, – вдумчиво начал Чарим. – Невесть как, но род Керриск заработал проклятие, да этакое странное… Умирают законные сыновья, умирают законные мужья и жены, а девчонки да нагулянные мальчишки живы-здоровы. Знать бы еще, матери тех, нагулянных, живы ли?

– Да теперь у кого ж спросишь? – развела я руками.

– Их могли и того… чтоб не болтали лишнего, – сказал Вител.

– Угу… И вот князь Даккор зачем-то решает во что бы то ни стало женить сына на девочке Сайтор, будто узнал что-то или нашептали ему…

– Может, и нашептали, – вставил Мак. – Та ведьма!

– Не беги впереди лошади! – цыкнул на него Чарим. – До ведьмы дойдем еще… Почему на Сайтор? Любой ценой, во что бы то ни стало – именно на ней! И помните, Тайриль сказал: Райгор не знал истинной причины, старый Даккор запретил ему говорить? Отчего так?

– Ведьма условие поставила, – снова встрял Мак. – Они завсегда так, вроде выполнят, что обещали, да с подвохом!

– Погодите, – подняла я руку прежде, чем Чарим разразился ругательствами на непочтительного возчика, смеющего перебивать хозяев, – а ведь и верно, похоже, я и сама думала о том, что Даккор не знал всех условий сделки, в чем бы она ни состояла. Наверно, в обмен на его услугу ведьма обещала ему избавление от проклятия рода. А снять его можно, лишь если мужчина из рода Керрисков возьмет в жены девушку Сайтор, но…

Я взялась за голову, глядя в костер. Какая-то мысль билась на грани сознания, стучала в висках так, что от боли слезы наворачивались на глаза, но никак не могла пробить стену… стену огня… нет… не может быть…

– Ленни, Ленни, ты что? – Вител хлопал меня по щекам. – Ну, очнись! Чего это ты сомлела?

– А? – Я увернулась от очередной оплеухи. – Осторожней, убьешь же!

– Не рассчитал… – Он опустил руку. – Говорю, ты чего нас пугаешь? Сидела-сидела, за голову схватилась, вроде задумалась – и вдруг брык носом в костер! Еле успел за шкирку схватить, а то пожглась бы!

– Я сказала что-нибудь?

– Да, – сказал Чарим. – Ты бормотала «стена, стена», вот и все.

– Верно… – Я приложила ладонь к пылающему лбу. – Вот здесь – стена. Я не помню чего-то очень важного, а когда пытаюсь вспомнить… вы видели. И… так было уже!

– Когда? Говори, все подряд говори, что на ум взбредет! – потребовал Чарим. – Вдруг за что зацепишься?

Я прикрыла глаза и попыталась найти хоть какую-то зацепку, но кругом по-прежнему была глухая стена, глухая…

– Вспомнила? – спросил Вител, заглядывая мне в глаза.

– Не совсем, – ответила я. – Вот только когда я очнулась в княжеском замке, мне постоянно снились кошмары. Иногда обычные – пожар, крики, какой-то грохот, а иногда… странные. Там тоже был огонь до небес, целая стена без конца и края, и я точно знала, что из-за той стены меня кто-то зовет, я даже видела его глаза. И тогда меня поили чем-то… И скоро сны прекратились.

Мужчины переглянулись.

– Поили, значит… – Чарим снова принялся дергать себя за усы. – Неспроста, значит, поили. Знаю я такие настоечки – мать родную позабудешь, не то что глаза чьи-то! Скажи спасибо, вовсе беспамятной не осталась! Что до пожара-то было, помнишь?

– Да, прекрасно помню, – ответила я, растирая виски, в которых поселилась тупая, ноющая боль. – А сам пожар – нет. Вот ужин с родителями – а вот уже я в замке Даккора. А между – пустота.

Мы помолчали. Я по-прежнему смотрела в костер, пытаясь вызвать хоть обрывок воспоминаний, пускай даже снова будет больно! Ну хоть искру бы понимания!

Мак ткнул палкой в костер, и искры взвились ослепительным вихрем.

– Ведьма обманула Даккора, – сказала я, глядя, как они гаснут в холодном ночном воздухе. – Только я не могу понять, как именно. Она пообещала ему избавление от проклятия, он выполнил ее требование, и я даже догадываюсь, какое именно, но ни один не получил желаемого.

– Как так? – не понял Чарим.

– Ну как – Райгор на Ленни не женился, выходит, шиш ему, а не законный наследник, – фыркнул Вител. – А ведьма… что ведьме-то было нужно?

– Перевал, – ответила я.

– Так его же князь хотел заполучить с тобою вместе!

– Вы не поняли, – помотала я головой. – Не перевал, вот этот, на который мы поднимаемся, не камни и скалы, а… Перевал.

Воцарилось молчание.

– Я что-то совсем запутался, – произнес Вител, встал, пошарил на возу и принес непочатую флягу.

– Кажется, нам всем не повредит, – мрачно сказал он и пустил ее по кругу.

Из фляги пахло летом, спелыми ягодами и солнцем, и от одного глотка у меня вдруг прояснилось в голове, даже боль отпустила.

– Я вот тоже запутался, – прогудел вдруг Бурин. – Давайте-ка попроще. Я по порядочку скажу, как понял, а вы поправите потом. Дозволите?

– Ну давай, излагай, – пригласил Чарим. – Не торопись, мы перебивать не станем. Не станем, всем ясно?!

И то, готовящийся произнести речь молчун Бурин – зрелище небывалое!

– Значит, началось все, как в сказках сказывают, в стародавние времена, – обстоятельно начал он, прокашлявшись. – Заполучил тогдашний князь проклятие на себя и своих потомков. Кто проклял, почему – неведомо, однако род его выжил все ж таки. Но, надо думать, князьям то острей ножа было – на стороне детей приживать, а законных с женами вместе хоронить. Потому они и злые все такие, князья-то: знают, что каждому в свой черед придется так сделать, чтобы род вовсе не прервался…

Бурин перевел дыхание, снова глотнул из фляги и продолжил:

– Тайриль сказал: Райгор не должен был знать, что к чему с Альеной Сайтор. Ну, откуда она в замке взялась и почему непременно на ней жениться надо, так? Даккор сыну талдычил, мол, перевал им нужен, и точка. Женись да принимай хозяйство! А тот, видно, подумал: женюсь непременно, раз отец велел, наследника сделаю, а там хоть трава не расти…

– К чему ты клонишь? – не выдержал Чарим, успевший заплести правый ус в косичку.

– Не перебивай, сказал же, – нахмурился возчик. – Подумай лучше, почему Райгор не должен был знать про избавление от проклятия-то?

– Ведьма условие поставила, мы ж решили уже.

– То-то и оно! Знай он, он бы Ленни на руках носил, как старый князь, руки целовал и пылинки с нее сдувал, а он что?

– А он меня терпеть не мог, – честно сказала я.

– Ничего не напоминает, а? – серьезно спросил Бурин.

Мужчины переглянулись, я тоже ничего не поняла.

– Постой! – воскликнул вдруг Марон, чуть не выронив флягу. – Сказка же! Сказка про птицу с золотыми перьями! Старая-престарая, ее только древние бабки по деревням и помнят…

– Какая еще сказка? – нахмурился Чарим.

– Ты не знаешь, у вас таких не рассказывают, – отмахнулся Марон. – Погоди, сейчас… как там… Жила-была в диком лесу птичка-невеличка с золотыми перьями, песни пела, лесной народ веселила. Где пролетит, чего крылом коснется – то цветет полным цветом, ягоды-орехи зреют, грибы растут и всякое прочее… Подметил это один человек и стал птичку на свое поле подманивать: то зерна хорошего насыплет, то хлебных крошек, то просто слово доброе скажет или на дудочке сыграет. А ей что – прилетит, споет, крылом махнет – и колос встает в человечий рост, золотой, как ее перышки, а уж до чего полный – молотить не обмолотить! И корова доится, и телята на загляденье. И жену хозяин взял добрую, и детишки пошли один другого пригожее…

– У нас есть похожее, только… ты досказывай, досказывай! – сам себя перебил Чарим.

– А у того человека был сосед, куда как богаче, но сами знаете, есть такие – меры не знают. Он и приметил, что к первому-то человеку частенько золотая птичка прилетает, а к нему и клюва не кажет. И так он ее приманивал, и этак – не глядит в его сторону, хоть плачь! И тогда… – Марон помолчал. – Тогда богач позвал своих работников и велел им проследить, когда сосед птичке угощение вынесет, и насыпать вместо него пьяного зерна. А как она прилетит, наклюется и уснет, схватить и посадить в клетку, а все соседское хозяйство палом пустить, чтобы никто никогда секрета не узнал.

Я почувствовала, как у меня начинают дрожать губы, и прикрыла рот ладонью.

– Птичке много ль надо? Раз клюнула пьяного зерна, два – и обеспамятела. Тут-то ее в клетку и посадили и богачу принесли. Клетка большая была, золоченая, внутри, как полагается, и поилка, и кормушка, и чуть ли не пуховая постелька, – нараспев говорил возчик, покачиваясь в такт словам, совсем как наша дряхлая служанка в Сайторе: почти слепая, она доживала век в замке, а когда женщины шили, рассказывала сказки и были. – Только птичка петь перестала. Зернышко клюнет, воды попьет и сидит себе на жердочке, перья чистит – не золотые уже, серенькие, как обычно у птичек-невеличек. А у богача поля-то родят, колос в человечий рост, да зерна нет, солома одна, коровы телят не приносят и тела не нагуливают, молоко пустое, на овцах шерсти вроде много, а состригут – колтуны одни… Ну и однажды чистила служанка птичью клетку, забыла дверцу притворить, а птичка – порх! – и улетела в родной лес. Только серые перья остались, и те сразу в пыль рассыпались, а с ними и все нажитое добро богача-соседа…

– Это я, что ли, птичка? – Я невольно шмыгнула носом. – Скажи, ты это сейчас придумал, Марон?

– Да куда мне такое выдумать?! – испугался он. – Прабабка сказывала, давно уж, я под стол пешком ходил…

– У нас точно такая же сказка есть, – повторил Чарим, – только там не птичка, а змейка или ящерка, а еще, бывает, золотая кобылица, и не поля, а пастбища и табуны со стадами. Суть-то одна: в неволе такие не живут и удачи не приносят, хоть ты замучай их своей заботой! Если она не от сердца идет, не от любви, добра не жди.

– Но это же сказка! – произнесла я. – А я… я человек, я же не могу быть…

Я осеклась, вспомнив, как потускнели, а потом вовсе поседели мои волосы, когда я оказалась в княжеском замке. А еще слова старика Раве про пустые колосья и солому: он явно думал, что я понимаю, о чем он говорит… И эти возчики: Чарим сказал, что я приношу им удачу. А мне только и нужно было, что оказаться среди обычных людей, которые не заботились обо мне через силу, выгоды ради, просто приняли к себе нескладеху Ленни Тора… И вот поди ж ты – им везти начало, а у меня снова волосы завились, того и гляди зазолотятся!

Князю нужно было не только избавление от проклятия, но и богатство. Мадита сказала, никто из его семейства ничего другого не любил, и пусть Даккор заботился обо мне, он держал меня в клетке. Дорогой, удобной, просторной клетке… Он не получил ничего.

А как же отец? Богатство рода Сайтор… Я что же, была просто его золотым талисманом?!

– Ты говори, да не заговаривайся!

От подзатыльника Витела я едва не полетела носом в землю и поняла, что последние слова произнесла вслух.

– Думай, что несешь! Я твоего отца помню, да и других с перевала знавал… И ты вспомни: и родителей, и Ривона этого, и кормилицу свою, всех домочадцев, челядь, да хоть пастухов – они тебя по приказу любили, что ли? А ты их?

Я помотала головой.

– Я-то не знала, а они… много ли ребенку надо?

– Что, и мать твою силой тебя любить принудили? – прищурился Чарим. – И этих вот, острозубых?

– Это чутконосые, – непроизвольно поправила я, – острозубые живут выше в горах.

– Неважно! Они, по-твоему, тоже выгоды ради такое устроили? Людям не доверяешь, так хоть зверей не обижай!

Словно в ответ на его слова неподалеку раздался короткий вой – это перекликались сторожа.

– Ты потише, – хмуро сказал Чарим напарнику, – довел девку…

– Я?! А кто байки рассказывать начал?! – возмутился Вител и обратился ко мне: – А ты не реви, не реви, говорю, а то в ручей макну! Еще слово дурное о родителях скажешь – точно искупаю!

Но слезы у меня лились ручьем. Наверно, я за все годы жизни в княжеском замке столько не выплакала, там я всегда старалась держать себя в руках, а тут будто плотину в горах прорвало…

Вител все-таки отволок меня к ручью. Спасибо окунать не стал, вода уже была ледяной, просто умыл – широченная шершавая ладонь больно царапала мне лицо, но я терпела.

– У меня дочки – тебе ровесницы, немного помладше, – сказал он, за шкирку волоча обратно к костру, – тоже чуть что – в слезы. Да они-то просто дуркуют, возраст такой, а тебе вон как досталось… Как еще до сих пор держалась?

– Привыкла, – ответила я немного гнусаво – нос распух от слез. – А тут еще такие… сказки.

– На то они и сказки, что их как угодно понимать можно, – серьезно ответил Вител и усадил меня на место. – Ты вот что… Матушка твоя откуда родом была? Я ее видал раз или два – здорово вы с нею похожи, только статью ты в отца пошла. А так, помню, едем мимо, а она мужу с башни машет – и золотая грива по ветру стелется, будто княжеский штандарт…

– Было такое, – подтвердил Бурин. Кажется, он сам не рад был, что заговорил.

Мама в самом деле всегда носила волосы распущенными, прилично это или нет, только подбирала на висках, чтобы не мешали, а при гостях надевала покрывало или вуаль, да еще драгоценные венцы – их у нее было превеликое множество, и я обожала примерять их перед старинным зеркалом…

– Она родом из Ллаэн-Тагари, – ответила я. – Это за перевалом. Я никогда там не была, а она всегда сокрушалась, что навестить родню получается раз в три года, очень уж путь далекий. И ругалась в шутку на отца, мол, оторвал от родных корней, привез в горы, в которых былинка-то не вырастет, какие там деревья!

– Ругалась, значит?

– Ну да, особенно зимой, когда дрова берегли. А потом по весне расцветали верхние луга, и… – Я снова шмыгнула носом. – А осенью в долине леса почти такие же, как у нее дома, я помню, она говорила…

– А где это – Ллаэн-Тагари? – с трудом выговорил Мак. – Никогда не слыхал!

– Сказано же – далеко, – нахмурился Чарим. – Слушай-ка, Ленни, мы отвлеклись что-то с этими сказками. Пускай Бурин говорит дальше, что надумал?

Я кивнула. Лицо горело от холодной воды, а внутри что-то противно дрожало: ведь не могло же быть так, чтобы все кругом притворялись? Всю мою жизнь? Мама и отец любили и учили меня, заботились обо мне, кормилица ласково журила, Ривон сажал верхом и велел не плакать, если упаду и ушибусь, служанки смеялись моим «вракам» – и все это лишь бы не спугнуть удачу?..

Тут я почувствовала ледяное прикосновение и вздрогнула: это один из сторожей, почуяв, видно, что мне не по себе, подобрался поближе и сунул нос мне в ладонь. Я обняла чутконосого за мохнатую шею и вытерла слезы о густую шерсть.

– Конечно. Говори, Бурин!

Тот помолчал, потом продолжил:

– Со сказкой-то понятно… Ясно, князь тоже золота желал, да побольше. Но из замка ничего не взял, Ленни ж говорит, в подвалах ничего не оказалось, хоть они заперты были и не тронуты. Как так? Тоже все добро пылью пошло или ведьма забрала?

– Ведьме это ни к чему, – ответил Чарим. – Скорее уж оно обратно в землю ушло, не далось в чужие руки.

– Про такое у нас тоже рассказывают, – кивнул Вител, – станут два человека клад выкапывать, так одному он сам в руки прыгнет, а второй, хоть с головой заройся, ничего не найдет даже и на нужном месте, потому как золото не всякому дается.

– А что ж тогда ведьме нужно было? – спросил Бурин и сам себе ответил: – Я так думаю, хотела она извести род Сайтор до последнего человека.

– Так Ленни ведь жива.

– А выйди она за Райгора, стала бы уже не Сайтор, или я не прав?

– Прав, – ответила я. – Если бы я ушла в род мужа, то перевал остался бы бесхозным. Керрискам ведь одна дорога бы досталась. То есть Литтены заберут перевал под свою руку по праву ближайшей родни, но… пока до них дойдет весть, пока они явятся и разберутся, в чем тут дело… Может пройти не один год. Я думаю, они до сих пор не знают, что Сайтор сгорел!

– Это в какой же немыслимой дали они живут? – прошептал Марон, но вопрос его остался без ответа.

– А поближе у тебя родни нету? – спросил Вител, гладя бороду.

Я покачала головой.

– Есть, но еще дальше. Ну и Тагари, но с ними у нас нет родства по линии Сайтор.

– А с Литтенами есть? Ну-ка расскажи! – заинтересовался вдруг Чарим.

– Сестры моего деда вышли замуж в Тен-Аварим, Тен-Аравар и Фар-Ниварай, – без запинки перечислила я. – Вар – это владение, Тен – значит, принадлежит семье Литтен, а Фар – семье Фарран. С ними мы прежде не роднились. Они вторые в очереди.

– Да где это все?! – шепотом вскричал Вител. – Сколько лет по свету брожу, а никогда даже не слыхал!..

– Я же сказала – за перевалом, – повторила я, взглянув вверх. – Очень далеко, простой путник может забрести туда только случайно, но этого не случалось уже много лет. А без надежного проводника и думать нечего попасть в те края. Я там ни разу не была. Отец обещал взять меня в гости, когда я подрасту, но не успел…

Мужчины переглянулись. В отблесках пламени костра сложно было разобрать выражение их лиц, но я чувствовала неуверенность и даже страх, исходящие от них.

Чутконосый фыркнул и встряхнулся, когда в нос ему попал пепел, а я запустила озябшие пальцы в густой мех.

– Так ты что… о Заоблачной Стране говоришь? – до странного тихо произнес Чарим. – Это не легенда?

– Легенда? – не поняла я.

– Говорят, если забраться очень высоко в горы, так, чтобы облака оказались под ногами, то можно увидеть прекрасные замки, – пояснил он – Но добраться до них невозможно: никто не умеет прыгать по горным пикам, как по болотным кочкам, а если спуститься ниже, видения исчезают. Кое-кто, говорят, сумел попасть в те места, но их больше никто никогда не видел…

– Скорее всего, они попросту сгинули в горах. А видения эти оттого, что на высоте дышать тяжело и голова кругом идет, – добавил Вител.

– Наверно, это были отражения, – сообразила я. – Ну… помните великанов в тумане? Так и тени замков видны на облаках… Чуть свет иначе упадет – и все, не увидишь больше.

– А люди, бывало, годами искали дорогу в Заоблачную Страну, – встряхнул головой Чарим.

– Она существует, – сказала я. – Только, повторяю, без проводника туда не попадешь. И еще нужно, чтобы перевал был открыт, иначе вернешься туда же, откуда пришел, и это если повезет, а то можно так заплутать, что уже никогда дороги домой не отыщешь.

– Так вот что ты имела в виду! – хлопнул себя по лбу Вител. – Перевал… Перевал Сайтор ведет не только на ту сторону хребта, так, Ленни? А еще и…

– В другие места, – закончила я. – И князь этого не знал. Уверена, не знал! Он хотел заполучить лишь меня, а заодно удобный путь за горы и побольше золота! А вот ведьма… ведьме, наверно, нужны были иные пути.

– Но она не может ими пройти? – осторожно спросил Чарим.

– Нет. Никто не может ими пройти без позволения стража перевала, а он… – ответила я и осеклась.

– То есть твоего?

– Нет… нет! Сайтор – хозяева перевала, а страж… пока жив хоть один из рода Сайтор… – Я снова схватилась за голову. – Я не помню! Не знаю!.. Все сгорело!..

– Тихо, тихо, успокойся… – Вител облапил меня за плечи и покачал, как маленькую, не опасаясь даже чутконосого, который лизал мой подбородок. – Хозяева, страж, ишь понапутали… На что ж ведьма рассчитывала?

– А я тебе скажу, – ответил Чарим, разбирая правый ус по волоску. – Она нарочно не сказала Даккору, что девчонку надо не просто холить и лелеять. И не зря запретила говорить сыну правду. Райгору-то Ленни даром не сдалась, и, уверен, он уморил бы ее так или иначе, может, до свадьбы, может, сразу после. А даже родись у нее ребенок, он был бы уже Керриск, а не Сайтор, вот и все, и остался бы страж бесхозным… А что тогда, Ленни?

– А тогда случилась бы большая беда, – прошептала я, когда громко треснула головешка в костре – словно кто-то выбил доску, которой была забита дверь у меня в голове. – Хуже, чем когда сотряслась земля, хуже засухи и потопа… Стражу нужен хозяин, без него он сойдет с ума и откроет все дороги разом… И что может явиться с той стороны перевала, я даже представить не могу!

Повисла тишина, только костерок потрескивал, вздыхали лошади и волы да шумно, вывалив язык, дышал чутконосый – он чувствовал напряжение и тоже волновался.

– А пока Литтены узнают об этом, пока явятся, пока обуздают стража… если вообще сумеют сделать это… – Я помолчала. – И если захотят. Они всегда могут закрыть перевал со своей стороны. Без нас они не пропадут, это уж точно. Раньше же как-то жили, и неплохо. А мы…

– Говори, говори, пока слова идут! – подбодрил Чарим.

– Перевал – это как комната с тысячами дверей, – сказала я, подумав. – Одна открыта всегда – с этой стороны гор на другую, по ней может ходить кто угодно. Остальные – какие закрыты, какие заколочены, какие вовсе никогда не открывались. Чтобы попасть в тот же Тен-Аварим, нужно приказать стражу отворить нужную дверь, но с той стороны тоже должны повернуть ручку.

– У них тоже страж есть? – уточнил он.

– Конечно. А вот те, другие двери… Я не знаю, что… или кто за ними. Никто не знает. Может, прекрасные мирные края, а может, орды чудовищ из Запределья… – Я снова потерла виски. – И если они вломятся в комнату с тысячью дверей, а те будут открыты…

– Нам крышка, – заключил Вител и схватился за бороду. – Может, того ведьме и надо? Хозяин Сайтора с женой погибли, девчонка-несмышленыш тоже скоро… того… Подождать пару лет можно, ведьмам наши годы что дни, да и наблюдать забавно, наверно, все равно как нам – за тараканьими бегами!

– Похоже на то. Только зачем ей князь понадобился? Зачем такие сложности – порошок горючий, какой-то предатель! Почему б ведьме самой замок не обрушить, раз уж он ей так мешал?

– Она не могла войти в замок сама, – сказала я, неотрывно глядя в огонь. – Никто не мог без приглашения хозяина. А снаружи стены не возьмешь ни приступом, ни колдовством, не люди строили…

– А… ты не могла ее впустить? Ты же маленькой была, – неуклюже произнес Марон. – Вдруг тебя кто-нибудь обманул? Прикинулся гостьей, например?

– Нет. Нет…

Снова треснула головешка, а я вздрогнула и обхватила себя руками: несмотря на теплого зверя под боком, я все равно озябла, хотя никогда в жизни не мерзла по-настоящему. Этот холод шел изнутри.

– Погоди-ка, – Мак встал, принес одеяло и накинул мне его на плечи. – Так-то лучше будет! Ленни?..

«Так-то лучше будет», – слышу я знакомый голос, и тяжелый плащ окутывает меня с головы до ног, волочится по земле.

«А если кто заметит?» – шепотом говорю я.

«Да и пускай, ты же со мной! А гости пируют… Мы бегом, туда и обратно! Ты ведь хотела взглянуть на щенят?»

«Еще бы! Папа же мне обещал одного!»

«Ну вот, а эта глупая собака взяла да ощенилась под кустом у стены, нет бы в теплой конюшне… и не дает забрать своих сосунков, только посмотреть. Сейчас, только огонь высеку… А теперь идем скорее, Ленни!»

Я делаю шаг, и темнота захлестывает меня с головой, становится нечем дышать, и я падаю, падаю, чувствую еще, что меня несут на руках, слышу грохот в отдалении, крики, а потом – проваливаюсь в ничто…

– Это был Ривон… – прошептала я, зажмурившись. – Это он вывел меня из замка, он поджег фитиль. Он предал… но почему?! Как же так?..

Чутконосый тихо заскулил и лизнул меня в щеку, стирая слезы, и я снова схватилась за мохнатую шею.