1. Инопланетянин.

Читатель уже, наверное, предполагал, что к концу первой части главного героя заметут. Потому что так было в первой книге.

Правда, возникла маленькая неувязочка. В третьей реальности Виктору Сергеевичу Еремину не поверили. И теперь он сидел на стуле, на окраине не нашей Бежицы образца 1938 года, в кабинете жандармерии, и ждал, что скажет штабс-капитан Ступин, в руках которого теперь находилась его судьба.

— Так что же теперь у нас с вами получается? — повторил штабс-капитан. — У нас нет другого выхода, как создать вам легенду. Вы ученый, прибыли с неизвестной нам планеты в составе научной экспедиции. Что-то случилось, корабль за вами не прибыл, вы частично потеряли память и вышли к людям. Понятно?

— Не совсем. Отчего я потерял память?

— Откуда мы знаем вашу инопланетную физиологию?

— Понял. Но все равно, как-то похоже на… на фантастику из популярных журналов.

— Люди скорее поверят всякой белиберде, замешанной на привычных представлениях, чем истине, недоступной их пониманию.

— То-есть, если я правильно понял, вы мне все же верите?

— Нет. Вы, например, можете быть дезинформатором, засланным к нам абвером. Но вам, господин Еремин, чертовски повезло. Вы попали к нам в такой момент, когда не столь важно, кто вы, откуда, тот ли, за кого себя выдаете и прочее. Важно, что вы, пришелец из будущего, инопланентянин, шпион или аферист, существуете реально.

"Значит, я для чего-то им нужен. Причем более серьезного, чем просто прогнозы. Ладно. Терять все равно уже нечего."

— Скажите, а в нашей истории, ну, хотя бы не такой давней, были события, которые происходили как бы неожиданно, нелогично?

Ступин перестал ходить и внимательно посмотрел на него.

— Вы хотите сказать, что были в нашей истории и изменили ее? И поэтому она другая?

— Нет. Но кто-то другой случайно мог. Мне известен такой случай. Правда, не в этой реальности, и не в нашей.

— А еще и третья есть? — Виктор вдруг почувствовал, что штабс-капитан на самом деле волнуется еще больше него. Ну шутка ли, в любой момент в любую точку может вывалиться неизвестно кто неизвестно с чем. И не какой-нибудь лох, а профессиональный агент или диверсант, оснащенный такой техникой, которую и представить невозможно. Ничто так не пугает людей, как неизвестность.

— Может, и больше, — равнодушным тоном ответил он, — мне пока известны только три, включая вашу. Две из них на более высоком техническом уровне развития. Да, и ракетно-ядерное оружие у них есть.

Пусть поволнуется, думал Виктор. Мало ли, вдруг сюда за гражданином России ввалится разбираться корпус быстрого реагирования.

— Занятно. Если, конечно, это не блеф.

— Так как насчет непредвиденных поворотов истории?

— Знаете… Есть один интересный момент. Осенью семнадцатого в Россию через Германию должна была проехать группа активистов большевистской партии, и, в частности, господин Ульянов, известный по подпольной кличке "Ленин". Господин довольно интересный, хорошо эрудированный, гроссмейстер внутрипартийной интриги, умеет владеть толпой и производить впечатление фанатика идеи, но в то же время внутренне глубоко прагматичен. Если бы он оказался в это время в Питере — уверен, наша история, да и мировая история во многом пошли бы по-другому. Не берусь предсказывать, лучше или хуже, но мир был бы другой. Вдруг перед самым отправлением кайзер лично и категорически запрещает проезд. Хотя Германии в тот момент было чрезвычайно выгодно пропустить в Россию революционеров, взорвать изнутри старое государство, армию, органы охраны порядка. Более того, по нашим данным, с этой группой большевиков была даже заключена договоренность о том, что, придя к власти, они пойдут на перемирие с Германией, что существенно облегчит войну на западном фронте. Хотя — кто знает… Ульянов, сядь он в кресло диктатора, обвел бы вокруг пальца всех. Хитрый, расчетливый и отчаянный политик. Он бы сначала заключил мир, потом нашел, как его нарушить, и, даже согласясь сперва на территориальные уступки, все равно потом оставил бы кайзера с носом.

— В нашей истории так и произошло. В октябре была революция…

— У нас тоже была. Она не могла не быть. Это был план консерваторов — скинуть обанкротившегося болтуна Керенского, который выпускал медальки со своим ликом и надписью "Отец народов", а сам открыто вел к развалу империи. Распад России на части должно было узаконить Учредительное собрание. Однако убрать Керенского должна была какая-нибудь малочисленная группировка, за которой не пойдет большинство народа, которая публично опозорится, погрузит страну в анархию и хаос, и после этого любой диктатор, поставленный фабрикантами и банкирами, будет принят как священный спаситель. Лучше других на эту роль подходили анархисты, не останавливающиеся перед террором, большевики, опиравшиеся на небольшой слой фабричных мастеровых, и часть эсеров — левые эсеры, которым сочувствовали разоряющиеся мелкие собственники; а, надо сказать, когда мелкий собственник теряет ту скудную, нажитую многими годами долю, в которой он видел смысл всей своей жизни, его не остановят ни закон, ни религия, ни мораль.

Зазвонил телефон. Ступин снял трубку.

— Жандармерия. Да, штабс-капитан Ступин. Да, мадам, он у нас. Сущие пустяки, мадам. Господин Еремин является свидетелем вчерашнего происшествия на Саратовской. Увы, никаких исключений. Тайна следствия, мадам, так что придется потерпеть, пока полиция чего-нибудь не обнародует. Никаких интервью, никаких публикаций. Надеюсь на ваше понимание. Могу только обещать, что если что-то будет для прессы — в первую очередь вам. Ну что вы, не стоит благодарностей. Вам также непременных успехов.

— М-да, — продолжил он, — недооцениваем мы возможности журналистов. Краснокаменная уже знает, что вы здесь. Надо теснее работать с редакцией, использовать таланты на благо отечеству… На чем, собственно, остановились: дальше, как теперь говорят, дело техники. Наши магнаты поставили леворадикальные партии в такую ситуацию, когда они должны были либо немедленно ждать власть, либо в условиях нарастающего промышленного кризиса их ждал неминуемый военный переворот и разгром Советов. Корнилов был, так сказать, первыми цветочками.

"Прямо как с ГКЧП" — подумал Виктор. "В 1991 году демократы создали ситуацию, когда у кого-нибудь из Политбюро наверняка не выдержали бы нервы. Но если ГКЧП был собранием трясущихся бездарей, то Ленин и товарищи неожиданно оказались профессиональными игроками и сделали всех."

— Вот в итоге и пришло: чай Высоцкого, сахар Бродского, власть Троцкого. Лев Давидович, надо признать, был человеком прытким: возглавил партию большевиков, с которой, верно, лет пятнадцать воевал, вождь революции, вождь мирового пролетариата… Знаете, бывают такие люди: талант ухватить власть, а вот распорядиться ею… Короче, когда Троцкий продул Царицын, стало ясно, что новая власть не жилец. И вот незадолго до этого кайзер делает еще один странный шаг. На Украине немцы тогда поставили прогерманское правительство сепаратистов и могли получать оттуда хлеб и уголь. Казалось бы, чуть пересидеть — и нах Москау, опережая Колчака. И тут, накануне успеха, кайзер выводит войска с Украины, объясняя это тем, что хочет предотвратить революционный пожар в самой Германии. Сепаратисты остаются висеть в воздухе. Правда, Троцкий этим воспользоваться не успел — на Украину вошли польские легионеры, поддерживаемые англичанами, а сами англичане и французы высадились в Крыму и Одессе, создав ту самую Речь Посполитую, рухнувшую во время Великого Голода. Ну, консервативные круги тут же обвиняют кайзера в измене, и все это скоро кончается правым переворотом. Германию, это, правда, не спасло, в том же восемнадцатом она признала свое поражение, но дальше начинается самое интересное. Удалось установить, что в семнадцатом, когда немцы рвутся ко граду Петрову, кайзер вдруг приказывает тайно разрабатывать — что бы вы думали — план действий после поражения Германии в войне. Ни в какую логику это не укладывается. И вот по этому плану, представьте себе, находят какого-то неудавшегося художника, каковых толпы на Деснянском проспекте в базарный день, по фамилии Гитлер, внушают ему маниакальную идею, что он вождь нации, натаскивают говорить речи, проталкивают его во власть, и теперь вся Германия готова целовать ему пятки, носится с ним, как девицы за Лемешевым и Козловским…

Штабс-капитан подошел к стоящему в углу "Блаупункту" и повернул ручку. Виктор вздрогнул — из динамика громко вырвалась немецкая речь, тот самый голос, который был знаком ему по десяткам документальных и художественных лент. "Хайль!" — ревела толпа в ответ оратору, и Виктору вдруг стало жутковато оттого, что это прямая трансляция. Ступин убавил звук.

— Вы хотите сказать, что это все ваш пророк устроил?

— А знаете, похоже… В нашей реальности Ленина пропустили в Петроград, он в конце концов отодвинул Троцкого на второй план, войска кайзера прогнали с Украины, причем успели их частично распропагандировать, и в Германии революцию сделали красные, правда, они не удержались тогда. А в России большевики победили, хотя и с большими трудностями, в стране были разруха и голод… Кстати, а почему Колчак не пошел на Киев?

— Ну так союзнички поставили условием поддержки признание независимости Финляндии, Прибалтики, Украины, Кавказа и Средней Азии. Говорят, Колчак противился, но толку с этого… Разве что Дальний Восток не сдал. Так что пришлось фачистам исправлять его ошибки. Разве что до Прибалтики и Финляндии руки не дошли, хотя… Все в руках божьих, Виктор Сергеевич.

— А дальше в нашей реальности в Германии к власти пришел, — и Виктор кивнул в сторону "Блаупункта".

— Интересно, — сказал Ступин, — то-есть, вроде как бы у нас кайзер, встретившись с человеком из будущего, счел поражение Германии фатальным и направил все действия против распространения коммунизма?

— Наверное.

— Интересно, — повторил Ступин, — есть одно только "но": эту историю легко придумать, просто исходя из попытки объяснить действия кайзера. Объяснение — не факт.

— А это не факт? — с этими словами Виктор расстегнул барсетку и протянул Ступину мобильник.

— Может быть. Но здесь должны сказать слово эксперты. Не возражаете?

— Нет. Только пусть не сломают. Ковырять элементы на плате внутри нельзя. Его по меньшей мере как электронный калькулятор использовать можно, как фотоаппарат для скрытой съемки и диктофон.

— Идеальная шпионская аппаратура. Насколько я понимаю, данную технику можно использовать для шифровки и дешифровки сообщений.

— Естественно. Она же по цифровой технологии.

— Если это подтвердится, то объяснит охоту за вами.

— И с вашей стороны тоже? Слишком уж гладко все складывалось.

— Вы догадливы. К нам в руки попали данные, что абвер направил "Хуммеля" с заданием перехватить человека, явление которого произойдет в малопримечательном поселке Бежицкой губернии, двенадцатого июня, и тайно вывезти его в Германию. Видимо, утечка этих данных произошла и в британскую разведку. Отсюда два варианта: либо в данное время и данном месте появится некто, крайне важный для рейха, а следовательно, и для Российской империи, либо это провокация, и нам подбросят дезинформатора — если утечка спланирована самим абвером. Естественно, в день Святой Троицы опергруппа была на месте, самое простое, что пришло в голову — это просто подвезти вас в Брянск.

— Как же тогда опергруппа не заметила конкурентов?

— Она и не должна была их искать. Если вы дезинформатор — "Хуммель" должен был знать, что вы в Бежице и предпринять какие-то действия, чтобы мы вас задержали, если нет — он должен найти возможности влиять на вас, например, шантажировать, или вывезти вас силой. Товстопят на этом и погорел — когда он спешил из Соловьев проявлять пленку с компроментирующими снимками, за ним уже следили. После происшествия на Саратовской не привезти вас в жандармерию под каким-либо предлогом выглядело бы вовсе странным… Кстати, а во второй реальности что с вами делали, когда задержали? Вас же не могли не задержать?

— Во второй реальности меня в конце концов отпустили, — сказал Виктор, — пустили слух, что я не тот человек, что я специально подставленная приманка для агентов германских спецслужб. Дело в том, что предполагалось, что германская разведка хочет убрать меня телепатическим оружием.

— Потрясающе. И там тоже абвер?

— Тогда он уже вошел в состав РСХА.

— И телепатическое оружие. Просто сюжет фантастического романа.

— Атомная подводная лодка тоже хороший сюжет. Адамов здесь не пишет "Тайну двух океанов?"

— Это который "Победители недр?" Можем узнать.

— Если пишет, пусть термопары заменит на ядерный реактор и оснастит лодку, кроме ультразвукового излучателя, баллистическими ракетами большой дальности, стартующими из-под воды. Есть шанс обрести мировую известность.

— А что, это интересная мысль, — ответил штабс-капитан, — насчет выпустить вас. Если вы дезинформатор, деваться вам некуда, вы же не выполнили задания, да и большая вероятность, что вы у нас перевербованы. На дезинформатора, который вошел в доверие, вы тоже не похожи — ну что за дураки в жандармерии, что столь ценному феномену позволяют шляться где попало, особенно после вчерашнего? Если тот, за кого себя выдаете — действительно, для "Хуммеля" и Купера вы похожи на топорную провокацию жандармерии. Вы все время контактировали со мной, разыскивали меня в губернской управе, вам делают рекламу в газете так, что в Бежице вас только слепой не заметил. Вы получаете от жандармерии деньги в конвертах и кладете их в банк, при попытке полиции задержать вас за нарушение опять-таки вмешиваемся мы. Товстопят вас сфотографировал, и его тут же взяли. Люди Картуза пытаются вас похитить — и они мертвы, а заодно и мадам Галун. Во что поверят их хозяева — в то, что произошло на самом деле, то-есть они так удачно друг друга угробили, или в то, что похоже на правду, то-есть и тех, и тех перестреляли на месте оперативные агенты из засады при попытке задержания? Люди склонны верить не в правду, а в то, что больше похоже на правду, даже шпионы. По всем статьям вы у нас для отвода глаз, а настоящего феномена без шума взяли на месте явления и скрытно вывезли в Москву, или, скажем, на Урал. Возможно, так и поступим, и постоянный паспорт вам сегодня выдадим.

— Спасибо. А что у вас здесь за проблема такая, что вам даже неважно, кто я?

— Да есть одна маленькая. Как вы оцениваете сейчас положение России?

— По сравнению с СССР 1938 года — не так уж плохо. Энтузиазма, конечно, меньше, но экономика растет так же быстро, благосостояние народа из-за менее продолжительной гражданской войны и иностранных инвестиций явно повыше. Политическая система обладает широкими возможностями для мобилизационных мероприятий в случае войны.

— Это на ваш взгляд?

— Да.

— Либо вы очень хитрый, либо… либо действительно из будущего. Россия на самом деле в полной дыре — экономической, политической и военной.

2. Канун всемирного потопа.

— Наша экономика действительно быстро поднималась последние годы за счет германских вложений и германских технологий, — продолжал штабс-капитан, — вопрос в том, на каких условиях осуществлялся германский вклад. Когда немцы открывали у нас производства, они более всего заботились о том, чтобы они оказывались зависимы от поставок каких-либо важных деталей из Германии, производство которых в России оказывалось невозможным. Кроме того, германские дельцы принимали меры к тому, чтобы, насколько можно, уменьшить число российских инженеров-конструкторов. Это и предоставление готовых решений — зачем, дескать, тратить время и деньги, если все уже изобретено, и есть качественный немецкий продукт. Это и работа прогерманского лобби в прессе, чтобы всячески скомпрометировать и очернить российских инженеров и ученых, внушить обывателю, что они ни на что не способны, и только даром едят хлеб. Еще с двадцатых годов систематически велась пропаганда, что все созданное в России — это копирование устаревшей западной техники, внушалось, что патриотизм — это спекулятивная идея государства, что государственных интересов вообще не существует, а есть только мелкие животные инстинкты обывателя, важнее и святее которых ничего нет. Вообще любые разговоры о русском приоритете в чем либо подвергались осмеянию. И, кстати, подобные моральные уступки являются одним из условий предоставления инвестиций.

— Поэтому изобретатель в рассказе не может быть русским?

— Именно. Но это мелочи. Главное в том, что в один прекрасный день Гитлер поставил условие — либо Россия участвует на стороне Германии в будущей войне против Англии, Франции и США, либо Германия прекращает техническое сотрудничество и поставки машиностроительной продукции в Россию. И тут выяснилось, что экономика России, работа российских фабрик и заводов до такой степени зависит от продукции германских предприятий, что срыв этих поставок приведет к тяжелейшему всеобщему кризису промышленности. И исправить это положение весьма трудно, поскольку зачем заводчику держать конструкторов, если дают готовую разработку и надо только машины собирать? Отупели наши дельцы, дух изобретательства порастеряли, да и кадры поуволили, а вместо них набрали самоуверенных торгашей, кичащихся своим умением провернуть сделку с европейским партнером. Хотя военная промышленность была под полным контролем государства, но и ее это коснулось — скажем, орудия мы можем сами создавать и выпускать, а танки или самолеты — нет. Хотя и спохватились, и новые кадры на военные заводы понабрали, а опыт-то где? Это же не дворников нанять.

— Понятно, — согласился Виктор.

— В итоге выходит, что при отказе России, как я говорил, начинается промышленный кризис, нарушается торговля хлебом и продовольствием, потому что крестьянин теперь продает хлеб за машины и сельхозтехнику, нарушаются финансы, потому что Германия отказывается платить за нефть нынешнюю цену. Дальше массовая безработица, города без продуктов, массовые бунты, сепаратизм подымает головы, наконец — революция и распад империи. Понятно?

— Я очень хорошо это понимаю. Вам скажут, что вы зря прожили свою жизнь, зря отдали столько лет служению отечеству, что вы теперь никто, а жулики и предатели, разграбившие Россию, станут святыми. Вас, защищавшего жизнь и покой российских граждан, назовут кровавым палачом, каждый час будут науськивать на вас невежественную толпу, выставлять вас виновником всех бед и требовать над вами расправы…

— Вы служили по нашей части?

— Нет. Но видел как это делается, — ответил Виктор, вспомнив, как в Эстонии судили Арнольда Мери.

— Значит, вы понимаете нашу позицию. Но вся беда и в том, что если Россия соглашается участвовать в войне, то результат будет тем же. Страна будет истощена длительным мобилизационным напряжением и жертвами, начнется финансовый кризис, а поскольку цели войны далеки от нужд обывателя, он не будет настроен долго переносить тяготы. Конечно, благодаря социальным планам наша нация менее расколота на богатых и бедных, чем в первую мировую, да и купчиков сейчас можно заставить в случае войны не раздражать публику показной роскошью. Но пока у нас есть относительная свобода частного капитала — а это ставят непременным условием германские промышленники и финансисты, вкладывающие в Россию марки — наша система устойчива, только пока она растет. Короче, даже если мы с Германией победим Англию, следующим шагом Гитлер слопает ослабевшую Россию.

Приглушенная толпа в "Блаупункте" снова взревела "Хайль!". Ступин поморщился и покрутил ручку настройки. В кабинет ворвался английский фокстрот "Пол-двенадцатого ночи в субботу"; зачирикали беззаботные скрипки, четкий, озорной ритм труб так звал танцевать, им вторил голос певца — "тот веселый пляс погрузил нас в транс…" Простой сменой волны приемник перешел из одной реальности в другую — и обе, собственно, были иллюзиями.

— Что же, собственно, требуется от меня?

— Информация. На основании которой мы можем выбрать сценарий, который оставляет нам больше шансов.

— А если я дезинформатор?

— Дезинформация — та же информация, если понять, что в ней искажено. И какую информацию она должна скрывать.

— А если мы попробуем повысить наши шансы?

— Хотите изменить историю? Кайзеру этого, по сути, не удалось. Германия войну проиграла.

— Ну, он нам ее изменил. Тоже погнался за мировыми проблемами, борьбой с коммунизмом, а не за интересами нации. Может, ему фанатика надо было найти, вроде Гитлера, и объявить тотальную войну.

— Хорошо, что не нашел. Как вы себе представляете дальнейшие действия?

— Чтобы не распыляться, начнем хотя бы с танков, раз эту тему вы сами затронули, а там и дальше посмотрим, что у вас можно пропатчить.

— Можно что?

— Ну, пофиксить… тьфу, исправить. Исходя из ситуации и возможностей. Да, кстати, тразисторы вы получите еще только лет через десять — не хватает теоретического задела и технологий. Попробуйте пока освоить стержневые лампы. Они не только для компьютеров, но и для армейских раций пригодятся.

— Подождите, я сменю пленку.

Ступин нагнулся и открыл тумбочку под "Блаупунктом". Из-за дверец показалась панель шоринофона с лампочками. Щелкнув защелкой, штабс-капитан снял большую черную бобину с широкой, как для фотоаппарата, пленкой, и засунул ее на нижнюю полку, а вместо нее поставил другую.

— Все, теперь можно продолжать.

— Только сперва одна просьба — церковь должна начать разъяснения, что есть плохой свинг и хороший свинг. Отвечающий православным ценностям.

— Условия здесь будем ставить мы! — жестко отрезал Ступин.

— Условия вам ставит Гитлер.

У штабс-капитана заходили желваки. "Сейчас ударит".

— …победа над которым стоила нам двадцать миллионов жизней, — продолжал Виктор. — Вы говорите о вариантах? У нас два варианта: хороший — победить Гитлера, и очень хороший — не допустить нападения Гитлера, нарастив военную мощь.

— Вас пугает возможное уничтожение евреев, цыган и коммунистов?

— Уничтожение всей России. Думаете, фашисты — это люди? Это марсиане! Марсиане с треножниками, которые будут удобрять свои поля пеплом аборигенов, шить абажуры из человеческой кожи и набивать матрасы волосами убитых. Я могу показать место под Мальцевской, там будет концлагерь, где замучают сорок тысяч русских пленных. Могу показать овраг недалеко от Покровской горы, где расстреляют несколько тысяч. Могу показать на карте деревни, которые сожгут вместе с жителями. Можете сказать, что я сумасшедший, но через несколько лет сможете это сами увидеть. Если сможете, потому что в нашей реальности захваченных сотрудников госбезопасности немцы расстреливали на месте.

— Значит, фашисты — это марсиане. Вы видите перед собой марсианина?

— К счастью, в России не фашизм, а одно название. Спасение царского режима элементами социализма.

— Смело сказано.

— После победы над Германией можете за это репрессировать.

Ступин вздохнул.

— После победы… Трудный вы человек, Виктор Сергеевич. Вы всерьез считаете, что Россия в ее нынешнем положении сможет объявить войну Германии и разгромить ее? И зачем? Разве вы не видите, что наши страны экономически нуждаются друг в друге?

"Запутывает? Ловит на противоречиях?"

— Зачем объявлять войну Германии? Она и сама нападет, причем без всякого объявления. Когда почувствует, что Россия — колосс на глиняных ногах. А военный союз — одна из тактик Гитлера. Риббентроп перед захватом Польши тоже предлагал Беку совместный поход на СССР…

— На СССР?

— Ну да, у нас и во второй реальности победили большевики и установили контроль над территорией примерно в границах Российской империи, государство называлось — Союз советских социалистических республик, сокращенно СССР.

— Кто в вашей реальности руководил жандармерией в это время?

— Сейчас июнь… значит, сейчас Ежов, потом Берия.

— Ежов ушел на пенсию?

— Его сняли за злоупотребления, потом расстреляли. Да, жандармерия и полиция были объединены в НКВД. Полиция называлась милицией, слово "жандармерия" вообще не использовалось.

— Зачем вам эти музыкальные вопросы?

— Это вопрос психологической войны. Если мы займем позицию пассивной обороны, то проиграем. Наша эстрада должна быть наступательной, молодежь Германии и США должна ловить по приемнику нашу музыку, подражать нашим героям, воспринимать с их образами наши ценности. Значит, мы должны быть на пике молодежной моды.

— Для чего вы запустили шлягер с призывами пьянства и легкомыслия?

— Создать ситуацию, когда надо переходить от пассивных запретов к наступлению, создавать нашу свинговую культуру, проповедующую наши ценности. Вы же сами выпустили джина из бутылки продажей массовых приемников. А на Запад закинем движение хиппи и рок в борьбе за мир. Надеюсь, жандармерия занимается созданием в других странах групп влияния?

— Рокк в движении пацифистов?

— Не Марика Рокк, конечно. Это музыкальный стиль, основанный на возможностях электрогитары и преобразованиях звука электрическими фильтрами, думаю, технически это уже осуществимо, остается найти музыкантов — новаторов. Как раз можно использовать в мирных целях отечественных любителей свинга.

— То-есть вы предполагаете, что будущие войны будут иметь тотальный характер и вестись даже между прямыми военными столкновениями? С помощью манипуляций не только умами и даже не на уровне примитивных инстинктов, но и ощущений, физических функций? Но это же может вообще привести к расстройству человека, как вида живых существ?

— Увы. Наши противники не будут ограничивать себя в средствах. Какую бы линию политики не вели, а на российские богатства всегда будут зариться другие страны. Нефтегазоносные месторождения в Сибири, якутские алмазы…

— Что?! — Ступину, кажется, изменила профессиональная сдержанность.

— Простите, с этого, наверное, мне надо было начинать. В Сибири найдут нефь и алмазы. Правда, тамошняя нефть по качеству хуже, чем грозненская, зато много. Крупнейшие запасы в мире. И природный газ, без которого Европа, задыхающаяся от загрязнения окружающей среды, через несколько десятилетий не сможет существовать.

— То-есть вы считаете, что гипотезу Губкина и этих, как их…

— Простите, я тоже не помню, как их звали. Знаю, что нефть сейчас, то-есть у нас, добывают в Тюмени, в Ханты-Мансийском округе… как их там, Самотлор, Березовское… да, Уренгой, Надымское, Ямбургское… когда-то много писали…

— Несмотря на то, что это в медвежьей глуши, а под боком осваиваются богатейшие месторождения Волго-Уральского района? Кстати, тоже не без помощи немцев.

— Это сейчас они богатейшие. Но по сравнению с Сибирью или тем, что под Арытау в Казахстане…

— Еще и в Казахстане?

— Да.

— Алмазы, говорите, в Пермской области?

— Да нет, какая Пермская… Там была глухая тайга, об этом даже кино сняли, где геологи нашли алмазы, а потом все погибли… А, вспомнил — на реке Малой Потоубуе трубку "Мир" нашли. Не трубку мира, это назвали так кимберлитовую трубку. Потом в бассейне Далдына, Мунском районе. Там не сразу нашли, там нашли по этим, как их… пириты… нет, вот: пиропы. Что это такое — не знаю, просто читал.

— Кто такой Лазер и какое излучение он открыл?

— Это не фамилия, это сокращение английских слов. Усиление света вынужденным излучением. Называется также оптическим квантовым генератором. В настоящее время… тьфу, в нашей реальности используется от противоракетного вооружения до станков для резки стальных листов, сварки, микрозаписи информации, связи и так далее. Очень грубо говоря — определенное вещество возбуждают сильным светом снаружи, оно испускает параллельный луч определенной частоты, который не расходится. Когда у нас в семидесятых посылали луноход…

— Можно ли у нас делать лазеры?

— Ну, у вас основы теории есть, только до оптической накачки и резонаторов не додумались… Может быть, даже в лабораторных условиях можно что-то простенькое соорудить, на органических красителях или азоте. Хотя стальные листы вы этим резать еще не будете, и потыкаться много придется, прежде чем заработает.

— Болезни будут уничтожены?

— Ха, если бы… Но к сорок второму у нас начали пенициллин выпускать, из плесени Пенницилин Крустозум, это спасло жизни многим бойцам и не только. Если в России работают над антибиотическими препаратами — надо обязательно создать условия, если нет — надо начать разработки.

— Хорошо, разберемся… Какие тенденции в моде?

— К концу шестидесятых дамы будут носить платья выше колена, как сейчас на теннисных кортах… А насчет меня здесь тоже предсказание было, как во второй реальности, что вы спрашиваете случайным образом? Там тоже меня так спрашивали, потом сказали, что я должен предотвратить гибель человечества в ядерной катастрофе… Я, понимаю, что, наверное, выгляжу, как сумасшедший…

— Нет, — ответил Ступин, — скорее, это я начинаю чувствовать, что схожу с ума.

Он нажал кнопку звонка под крышкой стола. Виктор было подумал, что штабс-капитан вызывает конвой, чтобы увести его в камеру, или что-нибудь хуже, но вместо этого в комнату вошла официантка в темно-синем платье с белым передничком и кружевным кокошником в волосах.

— Натуля, — обратился к ней Ступин, — принесите нам, пожалуйста, кофейный прибор на двоих и булочки.

— У нас в этом году ввели американский обычай использовать кофе на работе для остроты ума, — пояснил он Виктору, — хотя сами американцы приучились к кофе по чисто политическим соображениям, чтобы бойкотировать импорт английского чая. Можете не бояться, у нас не подмешивают скополамина. Во всяком случае, использовать кофе для таких вещей нерационально, тем более, в этом случае. Представляю, что вы тогда наговорите…

Раздался стук в дверь; официантка принесла на подносе две чашки кофе, кофейник и тарелку с пончиками.

— Последнее швейцарское изобретение, — продолжил Ступин, — моментальный кофе того же вкуса, что и молотый. Называется "Нескафе". Слышали?

— Еще бы.

— Незаменимо для нашей службы. Только добавить кипяточку — и готово. Да, греки научили меня, — Ступин взял стоявший на тумбочке кувшин, — перед кофе выпивать стакан воды. Промывает рот и тогда лучше чувствуется вкус. Незаменимо, если опасаетесь, что к кофею что-то примешивают. В Одессе их много живет, в смысле, греков. Вам налить?

— Нет, спасибо. Я вам доверяю.

Кофе по вкусу оказался похожим на "Нескафе", что доставали в советское время в Москве, а пончики были свежими и теплыми.

— Ну как?

— Как в нашей реальности и даже лучше.

— Никогда не мечтали стать тайным агентом государя императора?

— Нет. Честно, нет.

— А придется. У нас нет другого способа оформить вас на постоянную работу. Нынешнее же ваше положение человека без определенных занятий себя изжило.

— А как же вы устроите меня без паспорта?

Ступин полез в стол, вынул оттуда новенький паспорт и протянул Виктору.

— Кофеем только не залейте. Это настоящий.

— Сейчас принесут и служебное удостоверение.

— Так запросто?

— Подумайте лучше над конструкцией квантового генератора. В общем, допивайте кофе, и вас отвезут обратно на квартиру. Оставшуюся половину дня сегодня будете отдыхать. Днем ходите по городу, только старайтесь по людным местам. Ночное время лучше проведите дома. Завтра с утра за вами заедут и займемся танками, потому что по ним уже задание утверждено. Свое новое место работы можете расшифровать перед посторонними. Только не перед каждым встречным, а то кто же тогда поверит, что вы тайный агент.

— Т. е. "Хуммель" должен узнать, что я у вас работаю?

— Полагаю, уже знает. Об остальном не волнуйтесь, а то вы любите соваться во все дырки. В редакции за вас будут писать рассказы — не забудьте их читать, а то читатели будут расспрашивать. Фабрикантам копий пластинок подыщем технолога из числа амнистированных бытовиков, направленного в Бежицу по запрету проживания в столицах. Со свингом, полагаю, Синод поймет ситуацию. Какие еще проблемы?

— Пока никаких. Такое впечатление, что вы все можете…

— Жандармерия может почти все. Но это не значит, что она должна во все вмешиваться. Не правда ли?

— Вам виднее. Да, в каком состоянии, хотя бы по зарубежным источникам, создание ядерного оружия?

— В прошлом году в Россию приезжал господин Бор…

— Нильс Бор?

— Ну да, Нильс Бор, выступал с лекциями о строении атомного ядра. В частности, говорил, что если бы не существовало рассеяния энергии, то был бы возможен лавинообразный взрыв, именно за счет энергии ядра. Но поскольку рассеяние есть, то… В общем, идей практической реализации, как он говорил, пока не существует.

— Через шесть-семь лет надо если не иметь такое оружие, то быть готовыми к возможности применения потенциальным противником отдельных зарядов мощностью, равноценной взрыву от единиц до десятков тысяч тонн тротила, по крупным городам с целью массового устрашения, либо уничтожения политического руководства страны и нарушения управления государством и вооруженными силами. По крайней мере, иметь какой-то асимметричный ответ в запасе.

— Почему такой срок?

— В этом году немцы Ган и Штрассман откроют выделение большого количества энергии при делении ядер урана от бомбардировки их нейтронами. В следующем году во Франции Жолио-Кюри сделает вывод, что по этому явлению возможна та самая цепная реакция, о которой говорил Бор, и это приведет к началу разработок атомной бомбы.

— Тогда объясните, пожалуйста, такую простую вещь. Если, как вы предполагаете, кайзер встречался с человеком из будущего, то немцы должны начать работу над бомбой раньше. Но этого нет. Почему?

— Контактер мог не сказать о бомбе из убеждений. Все-таки это считается бесчеловечным оружием. Мог плохо знать физику или не представлять, что там за чем идет. Мог дать какую-то информацию, но в ней не разобрались, пока наука не достигла определенного уровня, и она валяется, засекреченная, в каком-нибудь сейфе. Кто-нибудь закупал большие партии урановой руды?

— Нет. Вы, к счастью, в своей записке обронили слово про уран. Пока никто не закупал.

— В нашей реальности через два года закупит США у Бельгии.

— Как изготовить такую бомбу?

— Вы считаете, что государство делает такие знания общедоступными? Могу начертить общую схему, рассказать о принципе действия, некоторых опубликованных особенностях технологии создания. Скажу сразу, просто поручать на основании этого инженерам изготовить бомбу бесполезно. Ученым придется заново раскрыть ее секрет, разве что мы исключим какие-то совсем уж грубые ошибки.

Виктор сразу же ждал дальнейших вопросов о том, что ему известно о ядерном оруии, но вместо этого Ступин устало провел рукой по лбу и сказал:

— Вы, кстати, правильно поступили, что не стали орать, что вы носитель критически важной информации и требовать встречи с шефом жандармерии, а то и самим государем императором. Если бы вы знали, сколько у нас ломится всяких изобретателей и ученых с заявлениями, что они перевернули мир и им нужна аудиенция с императором… Девять десятых таких идей — полный бред, из оставшегося девять десятых — маниловщина. Даже здравая, но преждевременная идея может оказаться обреченной. Допустим, вы знаете новый закон природы, который откроют в будущем. Вы рассказали государю императору об этом. К кому государь должен обратиться?

— К ученым, наверное.

— К ученым. А они, на основании своих данных, своей работы, еще не готовы это понять, их изыскания убеждали в другом, и они в два счета докажут государю, что вы или невежа, или проходимец.

— Но ведь можно проверить?

— Так ведь они, батенька, все настаивают проверять, испрашивая невозможные средства. Начиная с Липпиха, который в войну с Наполеоном обещал боевой цеппелин. Красивая идея, верно? А ведь ничего бы не вышло. Нужны, например, мощные двигатели внутреннего сгорания.

"Канал забит помехами? Или просто хочет, чтобы вся информация шла через него? С другой стороны, это же не случайный следак. Ему поручили выяснить, что это за человек, за которым гоняются две разведки. И полномочиями с допусками наверняка обеспечили. Так что он не допустит, чтобы что-то шло через его голову. И, видимо, об этом мягко предупреждает."

— Да… Трудная у вас задача.

— Для нас сейчас самый главный военный секрет в том, что атомные заряды могут быть созданы и применены не раньше чем через пять лет.

Он поднял трубку телефона.

— Дайте четырнадцатого. Это седьмой. Заходите.

Отворилась дверь, и дама в форме занесла папку с документами.

— Распишитесь в принятии на службу и получении удостоверения.

— Ну вот, — сказал Ступин, когда формальности были закончены, — с этим удостоверением вас отсюда выпустят без пропуска. Машина вас ждет на улице, тот же самый "Опель". Так что на сегодня все, если, конечно, у вас нет информации о столкновениях с кометой, всемирном потопе или очередном ледниковом периоде.

3. Кубинос партизанос.

В машине Виктор рассмотрел выданное ему удостоверение. Показалось оно ему каким-то несерьезным, еще более декоративным, нежели "гражданский эксперт" из второй реальности. Действительно, а почему не эксперт? Хотя, возможно, в жандармерии просто не предусмотрено гражданских экспертов, только состоящие на военой службе.

В графе "род службы" было черным по белому прописано "тайный агент" и больше ничего, т. е. никаких должностей или званий. Все это выглядело как-то по-детски и вызывало в памяти старый анекдот: "- Кубинос партизанос! — А почему без бороды? — Тайнос агентос". Хотя, если задуматься, это было ничуть не глупее, чем специальность "оператор персональных компьютеров". Если компьютер персональный, то на кой ему операторы…

На квартире его встретили двое молодых, спортивно сложенных человека в светлых костюмах с большими накладными карманами на пиджаках и аккуратными проборами.

— А ко мне тут родственники приехали! — пояснила Катерина, — ночью в гостиной на походной койке спать будут. Знакомьтесь.

Родственники представились как Валентин и Антон, не называя фамилий. Виктор не стал уточнять, забрал в своей комнате пакет с оставшейся бутылкой марочного и закуской и пошел в редакцию. А то Татьяна будет в жандармерию названивать, мало ли на какие неприятности нарвется.

Она оказалась в редакции — просматривала через настольную лупу одну из отснятых и проявленных пленок. Увидев Виктора, она смущенно засияла.

— Татьяна Михайловна, — забеспокоился лаборант, — у нас парааминофенола что-то маловато осталось. Да и метабисульфита калия не мешало бы заодно в запас иметь. Я схожу в лавку?

— Конечно, конечно… Посмотрите, может они фильтровальную бумагу хорошую получили… и что там новое из лабораторной посуды, может есть…

— Я мигом! — пообещал лаборант и тут же испарился, оставив после себя закрытую дверь.

Тарелка на стене негромко выводила приятную мелодию "Когда цветут фиалочки".

— Все в порядке? — Татьяна привстала, щеки ее начали розоветь.

— Разумеется. Мне разрешили тебе сообщить… только это между нами, — сказал Виктор и показал удостоверение.

— Так вчера… это было задание? — ахнула Таня.

— Никаких вопросов.

— А я-то чуть было не подумала… — и она, стремительно подойдя, обвила его шею руками; ее раскрытые алые губы приблизились, Виктор прижал ее трепещущее тело к себе, уста сомкнулись и они слились в жарком, бесконечном поцелуе. Его пальцы скользнули по шелковистой глади маркизета; дыхание Татьяны стало неровным и прерывистым, сквозь тонкую ткань чувствовалось, как она начинает стремительно млеть, она оторвала губы и непроизвольно замотала головой, раздувая ноздри.

— Господи, что я делаю… — Она чуть подалась назад, присев на край стола, — это безумие, безумие, правда…

Теплый ветер чуть шевелил желтые занавески и упавшие на пол снимки; невидимые трубы выводили какую-то сладковато-терпкую, чуть тревожащую мелодию следующего танго.

"Как все просто…"

— Зеркальце подай, пожалуйста… Вот там, на стеллаже…

Таня еще сидела на столе; она поправила локоны и аккуратно стерла остатки помады.

— Никогда не думала, что буду так неравнодушна к агенту. И так все хорошо… Ты тоже все понимаешь и не задаешь лишних вопросов.

— Например?

— Например, насчет фамилии. Ты знаешь, что все евреи при соборниках должны носить русскозвучные фамилии, говорить только по-русски, не ходить в синагогу, не отмечать обрядов… Тебя не смущает, как, что, кому скажет, все это чепуха при твоей службе. И это прекрасно, мне можно быть самой собой.

— Тебя тяготит необходимость говорить по-русски? Но иначе понадобится переводчик.

— Нет, — она упрямо встряхнула головой, — не тяготит. Просто иногда забавно: нас просто нет. В Германии по другому, там переселяют в гетто, но там хоть остаются сами собой…

— Не останутся.

— Что?

— По нашим данным, осенью этого года в Германии готовятся массовые погромы, будет много жертв. А дальше… нацистская верхушка готовит планы полного уничтожения.

Татьяна ахнула. Ее глаза были расширены от ужаса.

— Это… это правда?

— Я ничего не говорил. Ты ничего от меня не слышала.

— Да, да, конечно… что же это…

— Не паникуй только. Есть же у кого-то родственники, чтоб предупредить. Потом — а почему так безразлична диаспора в Америке? Это безумный фанатик не остановится, дойдет и до них. Вы же слышали о "Майн кампф"?

— Да… Только не все же ожидали, что такими средствами?

— Ну не будет же он прямо писать, что он кровавый палач.

"Правильно. Стравить Гитлера с Америкой нафиг. А то сдал дядюшка Сэм вместе с Англией и Францией всю Европу."

— Слушай, Тань, у тебя есть стаканы?

— Есть… а зачем?

— Так ведь я приходил отметить успешную победу над преступным миром, — сказал Виктор, вынимая из пакета оставшуюся бутылку и шоколад, — и выглядеть будешь естественно.

По лицу ее скользнула улыбка.

— Ты добрый. И не похож на жандарма или чиновника.

— Я инженер-механик.

— И писатель. Я знаю. Будем пить за победу?

— Будем пить за твои большие прекрасные глаза.

Она отпила половину; соскользнув со стола, она подошла к Виктору, обняла его левой рукой и положила голову на грудь.

— Жаль, что это все ненадолго.

— Почему?

— Я чувствую.

— А я не знаю. Может, надолго. Давай, налью еще вина? Оно легкое.

— Да, хорошее. Чувствуется букет. Сейчас кавказские тоже лучше стали, и даже коньяки.

— Надо было коньяк принести?

— В такую жару? Нет, конечно. Почему ты так пристально рассматриваешь мои глаза?

— У тебя глаза мировой знаменитости.

— Не надо комплиментов. Ты мне нравишься простой и естественный.

— Хорошо. У тебя глаза одной мировой знаменитости.

— Ты с ней был знаком?

— Видел по ТВ.

— Значит, местная. По тридцатистрочному глаза не разглядишь.

— Я не здесь видел.

— Я уже начинаю привыкать, что ты мой. И не хочу с кем-то делить. Ты работал в Америке?

— С чего ты взяла?

— Ти-Ви. Компьютер. Джаз. Ты слушал свинг так, как будто знаешь его с детства.

— Угу. Джаз, бокс, энд секс.

— Все шутишь.

— Не надо спрашивать об этом.

— Поняла.

За окном засигналила машина. Виктор подошел к окну и посмотрел из-за занавески: на улице возле "Опель-Олимпии" стоял Ступин и махал ему рукой.

— Это меня. Ничего не поделаешь.

— Сейчас, — Таня отодвинула шпингалет и открыла окно, — береги себя! Я буду ждать.

— Все будет отлично, — с этим словами Виктор спрыгнул на улицу прямо из окна, благо первый этаж, и пошел к машине.

"Она придумала себе Джеймса Бонда. Хотя почему нет? Во всяком случае, что-то таинственное и романтическое в ее личной жизни, которую она, по видимому, считает полностью загубленной".

— Вот какой вопрос, — сказал Ступин, когда Виктор сел в машину, — для людей техники, с которыми предстоит встреча завтра, версия инопланетянина вряд ли будет убедительна.

— Ну что ж, если я инопланетянин, то это тоже надо скрывать от инженерной общественности, верно? Зачем раскрывать контакты империи с другими цивилизациями?

— Очень остроумно. Какие есть идеи будущего на сей предмет?

— Есть одна. От вашего коллеги, майора МГБ Ковальчука. Из второй реальности.

— Суть идеи?

— На Урале был создан сверхсекретный институт по созданию видов вооружения далекого будущего. В одной из лабораторий… эээ… по созданию взрывчатых веществ огромной мощности произошел взрыв и уничтожил поселок. Я случайно выжил, и был обнаружен спасателями в состоянии эмоционального шока, приведшего к частичной потере памяти. Меня вывезли в Брянск, и после психологической реабилитации от меня надеются получить сведения о результатах различных работ, утраченных вследствие катастрофы.

— Хороший сюжет для Беляева. Думаю, поверят. Рядом с вами лежит кожаный портфель. Там собраны материалы по состоянию работ над новыми танками. Можете работать с ними на квартире, не вынося за ее пределы. Впрочем, вынести их не дадут, украсть тоже. Наших "родственников" вы, наверное, уже видели, кроме них, в других квартирах дома несколько "постояльцев". Желаю успеха!

4. Проверка на всхожесть.

Знакомство с делами повергло Виктора в некоторое уныние. Дела в здешней танковой промышленности оказались еще хуже, чем в нашей.

Танковая промышленность, которая начала развиваться еще перед Великим Голодом, к 1937 году была посажена в полную задницу, несмотря на строительство новых заводов. Скороспелые попытки заводов на ходу модернизировать "Виккерсы" и "Кристи", не проверяя толком заложенных решений, привели к тому, что на новеньких танках, поступавших в войска, стали в массовом порядке сыпаться трансмиссия и ходовая часть. В итоге среди менеджеров и инженеров пошли аресты, волна которых была любезно подогрета германской разведкой, а маршал Эрлих-Кричевский, который до этого имел имидж великого полководца, и который лоббировал рост выпуска модернизированых машин, оказавшихся металлоломом, был расстрелян за измену.

Новые модели танков тоже было создавать не из чего. Прежде всего, не было дизеля, который ставили на прославленную "тридцатьчетверку". Точнее, проект и опытные образцы были, но достигнутые надежность и долговечность были настолько низкими, что ни о каком запуске в производство речи идти не могло, да и производственной базы для серийного выпуска фактически не существовало, прежде всего для топливной аппаратуры — ее пришлось бы заказывать в Германии. Но же самое было и со 180-сильным дизелем. На Коломенском заводе срочно экспериментировали с паровой машиной для танков аж на 600 л. с… Оно, конечно, было весьма заманчивым, особенно если учесть возможности ремонта и применения самого разного топлива, но когда это чудо доведут до серийного выпуска, было неясным. Фактически, можно было рассчитывать на три двигателя — 75-сильный от грузовика "Опель", массовый, легкий и дешевый, на который немцы полностью передали технологию, старый 90-сильный для танков Виккерса, попытки модернизировать который окончились ничем, и, наконец, авиационный движок БМВ, который в авиации считался устаревшим, но широко выпускался, был более-менее надежным и в танковом варианте был форсирован до 500 лошадиных сил, что, в общем-до было практически то, что нужно. Правда, он был весьма прожорливым.

Что касается брони, то в массовом производстве в ближайшее время можно было рассчитывать только на простую в изготовлении гомогенную, то-есть, однородную броню, которая уступала броне с насыщением поверхности углеродом и кремнием. Точнее, листы такой брони выпускали, хотя и обходилось это дорого, но соединять их можно было только на болтах из-за кучи проблем, возникавших при сварке. В результате толщина брони у танка должна была быть раза в полтора выше. С поверхностной закалкой по методу Круппа тоже научились делать только толстую броню для морских судов. И вообще при сварке толстой брони, хоть какой, почему-то шли трещины и, несмотря на аресты, сделать с этим ничего не могли.

Но самым ужасным было то, что и 76-миллиметрового орудия, которое ставили на прославленную "тридцатьчетверку", тоже не создали. Точнее, такое орудие было вроде как бы создано Путиловским заводом, но на оборудованных им танках вдруг обнаружились странные разрывы тормозного цилиндра. Фактически выбирать приходилось из двух танковых орудий: 45-миллиметрового, которое к середине войны окажется беспомощным против немецких танков, и 85-миллиметрового системы Грабина, созданного под так и не появившийся на свет тяжелый многобашенный танк прорыва "Святогор". Выбрать последнее было очень заманчиво, но в месте с ним и противоснарядной броней танк тянул аж на 45 тонн и ни о какой подвижности его на поле боя не могло быть и речи.

Выбрать из готовых проектов что-то подходящее и дать замечания тоже не удалось. Хотя число спроектированных и построенных в виде опытных образцов машин исчислялось десятками, после отбрасывания провалившихся вариантов осталось всего три.

Первым был довольно неплохой на общем фоне "Вепрь", который при массе около 30 тонн нес 60-миллиметровую цементованную броню, защищавшую его от противотанковых орудий вермахта. Танк был построен и прошел испытания. Однако вооружен он был опять той же "сорокапяткой", скорость развивал всего тридцать и то по шоссе, а самое печальное — был весьма сложен в производстве. Корпус замысловатой формы собирался на болтах и заклепках, а дизель никак не могли запустить в производство.

Вторым, что понравилось Виктору, был "Ополченец", и понравилось в основном то, что это танк можно было делать на любом автозаводе, используя освоенные узлы, а массовое производство в годы войны — великая вещь. Однако, кроме простоты и дешевизны, в "Ополченце" было смотреть не на что в прямом смысле этого слова. Противопульная броня всего в десять миллиметров и крупнокалиберный пулемет делали его просто большой танкеткой. Снайперов гонять или нести охранение.

Ну и наконец, третьим танком, по иронии судьбы прозванным "Пантерой", был близок к ранним проработкам знаменитого Т-34. Только для него не было фактически не создано ни пушки (в проекте была 57-миллиметровая), ни дизеля, так что опытный образец завис на стадии изготовления. Толщина брони была заложена всего тридцать пять миллиметров, что лишь немного превосходило немецкие. Кроме того, к проекту были подшиты документы с горестными воплями технологов о том, что танк, по разным причинам, и, в частности, из-за сложности изготовления бронелистов и высоких требований к их обработке, к производству крупной серией негоден.

Слепить что-нибудь общее из этих трех проектов было явно нереальным. Принятие предложения немцев собирать танки из германской комплектации казалось единственно верным решением.

"Ну вот и приплыли," — решил Виктор. "Хорошо другим по альтернативной истории шляться, приходя на готовенькое. Поковырял в носу и сказал — а вот люк в лобовой броне повышает уязвимость. И вообще хорошо быть умным, глядя из будущего."

Он сел на кровать и почесал в затылке.

"Интересно, а что со мной здесь сделают, если не справлюсь? Расстреляют, наверное. И правильно сделают. Потому что люди будут тысячами в хреновых танках гореть. Или же беззащитную пехоту будут давить гусянками. За такое надо расстреливать. Потому как нафиг все эти знания будущего, если для своего народа их применить не умеешь."

В дверь постучали.

— Ужинать с нами идите! — позвала Катерина. — А я как раз ленивые голубцы сделала!

Несмотря на жару, ужинали не на веранде, а в гостиной, правда, при открытых окнах. Фольксэмпфенгер мурлыкал какой-то английский блюз — видимо по просьбе родственников, с которых спрашивать не будут.

— А давайте по чуть-чуть! Ради приезда! — Катерина доставала из буфета знакомую наливку. Надо полагать, нынешние временные неудобства были ей с лихвой компенсированы, например, тем же амнистированным бытовиком, будущим технологом аудиопиратского бизнеса.

"Что-то слишком часто стал появляться повод для алкоголя" — подумал Виктор, возвратясь после ужина в свою комнату. "Надо уже самоограничиваться. Хорошо во второй реальности — там система. Кому-то нравится, кому-то нет, но в целом естественная для здоровой жизни. Режим санатория-профилактория."

Он снова открыл папку и начал перелистывать документы.

Надо посмотреть, есть ли в нашей ситуации положительные моменты, сказал себе он. А они есть. Во-первых, не надо доказывать, что колесно-гусеничные и многобашенные машины — это тупик, а плавающие несвоевременны. Это уже поняли, глядя на немцев. Во-вторых, мы не связаны конструкцией танка, уже запускаемого в производство, и изготовленной для него оснасткой. Значит, можно выбирать любые конструктивные решения. Ну, и, наконец, 85 миллиметров — это очень, очень, хорошо. Это, пожалуй, поставит крест не только на третьем, но и на четвертом "панцере", и заставит нашего стратегического союзника лепить сложные и дорогие "тигры" и "пантеры". "Тигр" вообще рабочей лошадкой войны быть не может, его даже по железной дороге возить проблема. Вот только как это мощное орудие со всем остальным совместить? Должно, должно быть решение…

Да, и еще — как у них с кадрами-то? Армия растет, значит, опытных экипажей мало, и они будут быстро выбиты в первые месяцы войны. А обстреляный, слаженный экипаж — самая главная часть танка. Так, подумаем, где у нас в будущем из развитых стран было плохо с качеством брони и с возможностями мобилизации личного состава. СССР? Нет, у нас как раз наоборот. США? Ну, им в принципе наемного контингента хватало. ФРГ? Пожалуй, тоже. Может, пойти другим путем и на стороне трактористов набрать? А где? В США? В Европе? Оттуда только евреи от геноцида сейчас побегут… а вот, кстати, в Израиле людские ресурсы страны как раз и ограничены. Берем на заметку. Чего у них там? "Меркава", она себя тем и зарекомендовала, что не горит и не взрывается. Блин, да у нее же вес тонн под семьдесят. Ни один движок не потянет. Вот гадство, не понос так золотуха…

Потом главный вопрос — ну, допустим, будет решение, а как это все в производство запускать? Останавливать завод для освоения нельзя — армейцы будут требовать технику на замену планово списываемой. Новый завод строить? Когда, где, сколько это займет денег и времени?..

…Ночью за окном шумел дождь, без грозы, но крупные капли стучали по стеклам. Почему-то в эти дни дождь шел в основном ночью. Случайность. Сегодня шестнадцатое, четверг. Всего пять дней в этой реальности. Завтра пятница, если верить приметам, плохой день. Ну что ж, если ничего не выйдет, то расстреляют, наверное, в понедельник, а это целых два дня и, при нынешней насыщенности жизни событиями, еще много чего может произойти. А может, в понедельник еще только судить будут.

Утро пятницы не отличалось от других дней ничем. Бежица была промытой и наодеколонненной жасмином. После завтрака в гостиной — на этот раз без спиртного — с улицы раздался гудок "Опеля". В машину Виктор сел в сопровождении обоих "родственников", с портфелем в руках; за рулем сидел все тот же Быгов, свежий и довольный, и рассказывал о том, что вчера вечером на Десне был хороший клев.

Машина на этот раз поехала на Городище через деревянный мост, и довольно долго катила по буграм нагорной части будущего Советского района.

— Можно было у Соловьев срезать, — пояснил Быгов, — но там дорога через лес, лучше не рисковать. Мало ли.

На Покровской горе они спустились вниз к Деснянскому проспекту мимо Горне-Никольской церкви; дореволюционные деревянные домики, облепившие склоны, еще не выглядели ветхими, были аккуратно покрашены и смотрелись какой-то милой исторической декорацией, а самому Виктору снова показалось, что его снимают в каком-то кино. Дальше "опелек" покатил по Деснянскому, мощеному здесь булыжником, в сторону Черного моста к вокзалу; мимо мелькали утонувшие в зелени подновленные и надстроенные купеческие домики. Поворот там, где сейчас стоит пушка — памятник артиллеристам — Виктор сразу узнал, а дальше дорога, обсаженная невысокими деревцами, сворачивала влево у места нынешней автозаправки и шла в сторону Моршколы, вместо которой и стоял высокий деревянный мост. Там они проехали через переезд между новым депо и уже виденным Виктором красным кирпичным вокзалом на другую сторону, протряслись по еще дремлющей слободе. Виктор думал, что на Фокинке он будет прекрасно ориентироваться, но сквозь покрывшиеся густой дорожной пылью боковые стекла узнал только пивзавод — машина шла вовсе не по будущему троллейбусному маршруту, да и куски еще нетронутого леса оказывались здесь в совершенно неожиданных местах. К тому же отвлекали массово попадающие по пути телеги, с одной из которых они чуть не столкнулись — возница при обгоне другой телеги выехал на встречную полосу. Собственно, полос тут еще, как таковых, не было, а сама проезжая часть была чуть шире одной полосы, так, чтобы только можно было разъехаться.

В конце концов они подъехали к какому-то забору в густом лесу. У ворот с орлами Быгов предъявил пропуск, и их быстренько пропустили внутрь. Сквозь стоявший в "Опеле" бензиновый аромат Виктор уловил, что запахло сосной и угольным дымком. Машина пискнула тормозами и заглушила мотор.

Где-то неподалеку свистнул паровоз и лязгнули буфера. "Станция, наверное", — поддумал Виктор, выбираясь из тесного гнезда заднего сиденья "Олимпии". Он оглянулся по сторонам — и ахнул.

Вдоль проезда, на путях замаскированных лесом, стояли самые настоящие бронепоезда.

5. Стальная фора.

Только тут Виктор понял смысл слов песни о бронепоезде, стоящем на запасном пути. Не где-нибудь на станции, а здесь, между старых сумрачных елей, эти зеленые ухоженные коробки выглядели величественными и грозными. Из круглых клепаных башен высовывались здоровые, как телеграфные столбы, стволы стомиллиметровых орудий. Виктор нагнулся и заглянул под вагон — на соседнем пути стоял еще один стальной монстр, за ним еще и так чуть ли не до самого горизонта. "Сколько же их тут?" — подумал он. Путь между проездом и отстоем был свободный; по нему, тяжело урча, прокатился длинный, низкий, похожий ка крокодила, самоходный броневагон с толстой противоснарядной броней, парой литых восьмиугольных башен, из которых торчали слоновьи хоботы тех самых 85-мм орудий, и башенкой со спаркой зенитных крупнокалиберных пулеметов. На зеленых пятнах камуфляжа борта раскинул крылья белый орел.

— Есть все-таки на Брянском заводе конструктора, — Быгов кивнул на броневагон, — сейчас обкатывают. На стрельбах отлично себя показал.

— С этими орудиями?

— С этими. Умеем, когда захотим…

"Интересно, не он ли автор этой исторической фразы?" — подумал Виктор. Они прошли немного пешком, вошли в двухэтажное кирпичное здание и поднялись на второй этаж. В коридоре их встретил Ступин и какой-то мужик лет под сорок, в сером костюме, похожий то ли на нынешнего средней руки бизнесмена, то ли на "конкретного пацана": крепко сложеный, с гладко выбритой головой, чуть выступающим подбородком и добродушным взглядом из-под низких бровей.

— Знакомьтесь, — сказал Виктору Ступин, — это Александр Александрович, один из специалистов, что будет рассматривать ваши предложения по танкам. Между прочим, тоже из Бежицы. А это Владимир Сергеевич, о котором я вам сейчас рассказывал. Думаю, вы найдете общий язык.

"Да я его вроде как где-то уже видел, причем в Бежице. Интересно, когда?"

— Добрый день. Еремин.

— Добрый. Морозов.

"Е-мое! Да это же то Морозов, которого бюст у ДК БМЗ. Мировая знаменитость, создатель лучших в мире танков. Только на бюсте он постарше."

— Вы так внимательно смотрите — может, мы раньше с вами где-то встречались?

— Наверное. Бежица же не такой большой город.

— Ну давайте, проходим в кабинет. Не будем терять времени.

В кабинете Виктора встретил сорокалетний мужчина с квадратным лицом.

— Михаил Ильич.

"Все. Приплыли. Кошкин. Живая легенда. Это что же, я сейчас двум самым знаменитым нашим конструкторам буду рассказывать, как танки проектировать? Разве еще только Фердинанда Порше не хватает для полного комплекта. Ну ладно. В конце концов, Кошкин не только конструктор, но и менеджер, а его апрельское предложение чисто гусеничного танка в этой реальности зарубили в угоду инофирме, так что мы друг другу нужны. Главное — держаться уверенно."

— Знаете, придется начать с одной вещи, которая сама по себе к устройству танка не имеет отношения, но без которой современный танк невозможен. Это сварка. Сварка толстых броневых листов. Судя по имеющимся данным, это одно из самых слабых мест.

— Верно, — согласился Ступин, — трещины появлялись в массовом порядке. Отрабатывались версии саботажа и диверсионной деятельности, но, в общем, безрезультатно. Победные рапорты о выявлении шпионов и троцкистов оказались попыткой выдать желаемое за действительное.

— Шпионы здесь ни при чем.

— Вы хотите сказать, что нашли причину? — на лице штабс-капитана отразился самый неподдельный интерес.

— Хочу сказать, что нашел.

— Не тяните. Вы не представляете, что это значит.

— Нужна новая технология сварки, методом электрошлакового переплава.

— Но такой сварки нет, — удивился Кошкин. Ступин остановил его жестом.

— Что Вы можете рассказать о ней?

— Не во всех тонкостях, но что знаю…

Виктор достал схемы и изложил то, что когда-то в БИТМе им читали по металловедению.

— Не густо, — констатировал штабс-капитан, когда он закончил, — при практической реализации возникнет масса вопросов. Насколько эта идея опережает время?

— Минимум лет на пятнадцать, — ответил Виктор, а про себя добавил "причем опережает СССР, где это изобрели".

— Время есть, не будем терять… — Ступин покрутил ручку телефона и вызвал неизвестного Виктору офицера в синей форме.

— Сделаете копии эскизов и последней бобины, все это в самолет и незамедлительно в Киев, в институт сварки, прямо Евгению Оскаровичу, пусть разбираются. Будет просить людей — любого, кого нужно, вышлем, попросит ассигнования на лабораторию — соглашайтесь на все, им там не так уж много и надо. При вероятности один процент успеха все это принесет золотые горы. Извините, Виктор Сергеевич, что прервал. Продолжайте, пожалуйста.

— Теперь, когда вопрос изготовления бронекорпусов из толстой брони проясняется, перейдем, собственно, к танкам. Насколько я понял из представленных документов, одной из основных проблем является не только, да и подчас не столько рациональных выбор конструкции танка, сколько болезненного процесса перехода от уже созданных и запущенных в производство узлов и агрегатов, на которые уже есть техпроцессы и оснастка, к новым, освоение которых потребует времени. В этой связи я могу, например, понять позицию Александра Александровича, когда он, работая над модификациями танков системы Кристи, стремился к максимальной унификации узлов трансмиссии с уже освоенными производством…

Морозов едва заметно кивнул. Взаимопонимание продолжалось.

— Таким образом, для того, чтобы облегчить переход на новую модель, необходимо вначале рассмотреть конструкцию танка-заменителя, который может выпускаться на автомобильных заводах и поступать в войска в то время, пока на танковых идет переоснащение производства. Среди ранее созданных конструкций была неплохая идея — танк "Ополченец" с автомобильным двигателем. К сожалению, из-за малой мощности мотора на этом танке не удалось достичь достаточного бронирования и вооружения. Поэтому предлагается поставить два мотора от грузовика "Опель", доведя общую мощность до ста пятидесяти лошадиных сил…

Он развернул эскиз компоновки.

— Условно этот проект назовем "Скорпион". По предварительным прикидкам вес танка примерно десять тонн. Лобовая броня низ — сорок пять миллиметров, верх — тридцать пять миллиметров. Двигательная установка размещена в передней части танка и служит дополнительной защитой командира танка и в, части случаев, водителя, в случае пробития брони. То-есть, осколки не поражают экипаж и не вызывают детонации боекомплекта.

— Но ведь бензиновый двигатель пожароопасен, — заметил Кошкин.

— Правильно. И этот недостаток мы компенсируем системой газобаллонного тушения, которая срабатывает автоматически. Вот здесь баллоны, они заполнены смесью бромистого этила и углекислоты. Огонь гасится, экипаж эвакуируется через люки в корме, не подставляя себя под огонь противника. Ну я понимаю, что дизель лучше, но где его взять?

— Ну что ж, если только как временная мера, то довольно интересно…

— Место механика-водителя для обеспечения обзора также находится в носовой части. Поэтому двигатели расположены вдоль корпуса и смещены вправо. Это, конечно, вызывает вопросы с равномерностью распределения нагрузок по правым и левым каткам, ну и расположение ведущих колес переднее, что несколько повышает уязвимость. Экипаж — два человека. Механик-водитель и командир — башенный стрелок. В башне установлены пулемет и 45-миллиметровая пушка от танка Кристи, которую надо модернизировать, доведя длину ствола с сорока шести до шестидесяти восьми калибров, и это позволит пробивать пятидесятимиллиметровую броню на расстоянии до километра. Плюс зенитный пулемет Дегтярева на башне.

— Мне кажется, у водителя будет не совсем хороший обзор через перископы на люке.

— Зато не будет люка на лобовом листе, ослабляющего броневую защиту.

— Хм… однако, не лишено оригинальности и остроумия… в целом…

— Да, лобовая броня впечатляет. И с этими двигателями по шоссе, пожалуй, будет сорок пять — даже очень недурная подвижность для суррогата. Корпус простой и технологичный.

— Подвеска тоже. На торсионах решили?

— Да. Лучше освоить торсионную, это себя оправдает.

— Ну хорошо, а что будем делать потом, когда заводы переналадят? Есть ли смысл выпускать еще одну машину и запчасти к ней только на период подготовки производства основных моделей?

— Есть, — Виктор торопливо вытащил еще несколько листов, — потому что это не просто танк, а целое семейство боевых машин, которые будут использоваться, когда этот танк устареет, и производство которых оправдает постановку на конвейер. Первое — это легкое самоходное орудие, несущее новейшую трехдюймовую дивизионную пушку системы Грабина.

— Это позволит использовать имеющиеся огромные запасы снарядов от пушки образца 1902 года. Но ведь пушка Грабина — не танковая, и ее переделка требует времени.

— А мы обойдемся без переделок. Орудие устанавливается в неподвижную рубку, вместе с гидравлическим тормозом отката, накатником и прочее. Артсамоходы в наступлении поддерживают танки и движутся позади них, так что вертеть башней не надо — противник будет впереди и борьба с ним будет вестись на средней дистанции. Для снижения действия отдачи на шасси танка пушку Грабина надо оснастить дульным тормозом, и к ней нужно наладить выпуск подкалиберных, а затем и кумулятивных снарядов.

— Про кумулятивные — мы в курсе, — согласился Кошкин, — насколько можно понять, вы пересматриваете не только конструкцию, но и тактику применения танков. Даже, пожалуй, переносите центр тяжести вопроса с повышения ТТХ, по которым нам трудно догнать Германию, на высокую организацию взаимодействия различных видов вооружения. У нас нет абсолютного оружия, но под рукой всегда есть то, что мы противопоставляем оружию противника.

— Верно.

— А как наши военные сумеют освоить игру на таком "рояле" с кучей клавиш?

— Господа, это уже наша забота, — вступился Ступин, — тем более, что немцы как раз совершенствуют свою тактику в направлении этого, как вы говорите, "рояля". Так что стать виртуозами придется, а иначе немцы нас будут просто бить. Продолжайте.

— Следующее изделие на базе "Скорпиона" — установка залпового огня с 80-миллиметровыми реактивными минами. Точность попадания каждой мины низкая, что компенсируется большой плотностью огня и внезапностью. Например, при обстреле позиций противника все мины будут выпущены раньше, чем солдаты противника успеют добежать до укрытий. После залпа машины тут же покидают позицию, противник может утюжить это место сколько угодно. Разновидность установки — реактивный огнемет. Здесь ракет в два раза меньше, они снаряжены зажигательной смесью или боеприпасами объемного взрыва и помещены в кассету из противоосколочной брони. Используется как для навесного, так и для настильного огня, например, по огневым точкам долговременных бетонных укреплений противника.

— Линия Маннергейма?

— Ну… мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути, — процитировал Виктор и кивнул в сторону окна.

— А, кстати, не настолько уж и отстает "Скорпион" от немцев, — задумчиво промолвил Морозов, — у "панцер драй" модификации Е лобовая броня всего тридцать. Но у них есть возможность ее увеличить вдвое, а наш на пределе.

— Ну так противостоять новым танкам будет другая машина, а выпуск этой будет продолжен в основном в виде этой модификации, — и Виктор развернул очередной лист.

— Это называется "боевая машина пехоты", сокращенно бэ-эм-пэ. Толщина брони уменьшена до противопульной, поскольку машина движется позади танков, корпус удлинен и в нем размещается пехотное отделение, если считать механика и стрелка. В наступлении личный состав находится в БМП до рубежа спешивания, который выбирается за складками местности, защищающими его от стрелкового оружия, а саму БМП — от огня противотанковых средств противника. Удаление рубежа спешивания до переднего края обороны противника где-то не менее трехсот метров. Вооружение — спаренные пулемет и 20-миллиметровая авиационная пушка в командирской башне. Пушка — для подавления огневых точек противника за легкими укрытиями — кирпичной стеной, бревнами, мешками с песком. Заманчиво бы, конечно, эту машину еще и плавающей сделать, но это потом, пока не надо распыляться… Ах да, еще вот, забыл — зенитная самоходная установка с двумя 12,7-мм пулеметами, а позднее — с разрабатываемой сейчас 37- мм автоматической пушкой. И все это — на базе одних и тех же агрегатов переходного танка.

Кошкин и Морозов углубились в изучение эскизов компоновки; Кошкин тут же что-то подправлял на них своим карандашом. Виктору эти эскизы казались сейчас жалкими и убогими: так, студенческие фантазии, из которых сделать машину — начать и кончить.

— Ну что, по моему, тут ничего нереального нет… логично, и в производстве быстро осваивается, — размышлял Кошкин, — кормовое расположение боевого отделения непривычно, конечно, но сокращает длину… знаете, такое впечатление, что все это давно напрашивалось. Бродили как-то вокруг этой идеи… А бронекорпус какой простой. Ну, конечно, так и хочется на бортах еще наклон сделать.

— А зачем? Борт и так мало выступает над гусеницами. Если он только будет борта подставлять…

— Конечно, в башню хорошо бы двух человек. Но не получится. Габариты машины увеличатся, за ней вес и двигатель не потянет.

— Так я и говорю — резервов не имеет, но по сравнению с проектами последней модернизации Кристи…

— Да о чем мы вообще говорим? Сейчас самое важное — это выиграть время! Довести дизель, 57- миллиметровое орудие, технологии сварки брони, и тогда мы можем предлагать что угодно.

— Господа, ну что, перерыв сделать, или продолжим?

— Конечно, продолжим! Чай пить сюда, что ли летели?

— В таком случае, — продолжил Ступин, — меня, например, интересует такая вещь. Массовое производство танка "Скорпион" и боевых машин пехоты вызовет, в свою очередь, нехватку моторов "Опель", которые, в частности, используются и для армейских грузовиков и тягачей. Все-таки на каждый танк идут по два мотора. Какие у вас есть предложения?

— Вы знаете, в представленных вчера документах по возможности промышленности я обнаружил, что сейчас в России довольно развито производство локомобилей и паровых тракторов для села, которые работают на местном топливе. Даже были попытки создавать паровой двигатель для танка. Но для танков его использовать бесперспективно из-за большего веса и габаритов, что приводит к общему росту веса машины, а вот для всяких артиллерийских тягачей, тяжелых грузовиков паровая машина вполне сойдет.

— Назад к паровозам?

— Все равно значительную часть автомобилей во время войны придется переводить на газогенераторы из-за нехватки бензина. А так часть тяговых средств может работать на местном топливе.

— А раз речь зашла про Финляндию, там и танки хорошо бы на паровую тягу. На дрова. Никаких забот с топливом. Но это уже шутка, конечно.

— Следующее предложение, — Виктор от волнения проглотил слюну, — основной боевой танк, условное название "Горыныч". Тоже переходная модель, на время, пока у нас нет надежного дизель-мотора.

Он зашуршал листом бумаги; один из углов все время хотел завернуться и пришлось придавить его пепельницей.

— При компоновке этого танка пришлось в первую очередь исходить из необходимости обеспечить значительную свободную часть машины для размещения мощного вооружения, 85-миллиметровой пушки системы Грабина, с обслуживающим персоналом в три человека, включая командира танка, и боеприпасов к нему. К сожалению, другого готового орудия у нас пока нет. Поэтому пришлось также пойти на носовое расположение двигателя и трансмиссии. С другой стороны, у нас орудие не выступает сильно за габариты танка и не может уткнуться в землю, большая часть экипажа может эвакуироваться через задний люк, достаточно места для размещения боекомплекта, боевое отделение имеет вращающийся полик. Из-за временных проблем с дизелем двигатель пришлось использовать БМВ на пятьсот лошадиных сил, освоенный отечественной промышленностью. Естественно, предусмотрена автоматическая быстродействующая система пожаротушения.

— Я бы еще добавил вот что, — заместил Морозов, — при переднем расположении МТО усложняется ремонт двигателя и трансмиссии. Правда, двигатели БМВ достаточно надежны, а ремонт их в частях налажен. Условия работы механика-водителя тоже будут тяжелые, особенно в жару. Так что где-нибудь летом в пустынях Монголии может и удар хватить.

— Ну у японцев тяжелых танков нет. Зато здесь при весе до тридцати пяти тонн мы можем довести толщину лобовых листов брони до девяноста миллиметров при угле наклона в тридцать процентов, борт — до семидесяти, ну и корма — сорок. Соответственно, лоб башни сто двадцать миллиметров, борта и корма семьдесят пять. Броня тоже первоначально гомогенная, потом с переходом на листы с поверхностной закалкой.

— При такой броне основного танка тяжелые выпускать, получается, уже не надо? Так выходит?

— Как и разведывательных — их роль выполнят "Скорпионы".

— Ну вот и дополнительные мощности для выпуска, господа! Причем этот, как вы сказали, основной танк, легче тонн на десять, чем последние проектные разработки по танкам прорыва. Скорость тоже выйдет по шоссе не менее сорока пяти, а если форсировать двигатель — то все пятьдесят. — подытожил Морозов, поигрывая остро отточенным карандашом. На лице его виднелось явное удовольствие.

— И к тому же если учесть дороговизну их производства, — добавил Кошкин, — а здесь, заметьте, все сделано под массовость. Простой корпус — коробка, простое соединение листов, башня тоже простая, как гайка, со стержнями при формовки проблем не будет, песок особый не нужен, особо квалифицированных макетчиков… Получается надежный пролив, процент брака низкий, равномерность остывания опять же. Даже машинную формовку, пожалуй, можно использовать. А командирскую башенку лучше вварить.

"Во дает", подумал Виктор, "не зря я на сферическую башню не повелся, как у послевоенных. Как чувствовал."

— Вот только надо решить вопрос с карусельным станком для нарезки зубьев венца диаметром более тысячи шестисот миллиметров. Поможет нам жандармерия уговорить судостроителей?

— Михаил Ильич, голубчик, вы меня втравливаете в лоббирование ведомственных интересов… Конечно, поможет, запишите, какой нужно. А вы продолжайте, пожалуйста.

— Из другого вооружения — спаренный с пушкой танковый пулемет Дегтярева и крупнокалиберный зенитный пулемет.

— Вот тут военный заказчик будет возражать. На средние танки они требуют два-три пулемета, а то и все пять.

— Этот танк действует совместно с боевыми машинами пехоты, — возразил Виктор, — и в случае контакта с пехотой противника плотность пулеметного огня и вообще огня стрелкового оружия будет достаточной. Кроме того, БМП ликвидируют различие между танками общевойскового и оперативного типа, так как пехота не будет отставать от танка.

— Ну а вообще, господа, — заметил Ступин, — этот танк не кажется несколько избыточным? Нет впечатления, что он несколько опережает свое время?

— У меня лично пока складывается впечатление, что это, как вы говорите, избыточность — результат отсутствия того, что нам нужно, — ответил Кошкин. — Грабин начинал проектировать 76-миллиметровое орудие, но работы были остановлены. Надо дать в Нижний задание на продолжение работ. Но это тоже время, значит, пока оставляем 85. К тому же нет худа без добра — будет пушка с меньшим калибром — поставим, а так — есть что противопоставить проектируемому в Германии тридцатитонному танку "Леопард". По данным разведки, немцы собираются там использовать броню до восьмидесяти миллиметров. Два двухсотсильных двигателя Порше, 75-миллиметровое орудие. Но они пока с ним не спешат — нет боевых задач, разве кроме прорыва линии Мажино. Думаю, в ответ на "Горыныч" они форсируют это направление, причем начнут спешно переделывать проект для усиления брони до ста миллиметров и установки более мощной пушки 105 миллиметров.

— Так это и хорошо, — сказал Виктор, — пусть дергают конвейеры и чехардят. А мы в ответ на их зверинец дадим вот это. Самоходное орудие на базе "Горыныча" со 100 — миллиметровым орудием по баллистике морского орудия Обуховского завода, в неподвижной рубке.

— Оно ведь даже еще и как корабельное не доведено.

— Так и у немцев "Леопард" только в проекте. Вот, пока будут доводить, и у нас созреет. А это опять заставит немцев дергаться, перестраивать конвейеры, снижать темпы выпуска, наконец, переходить на все более и более материалоемкие танки, исчерпывая лимиты по металлу. При усилении "Леопард" вылезет за пятьдесят тонн, потом и до семидесяти дойдет. А в рейхе даже с черными металлами туговато. Да и с бензином, а тяжелые танки больше его жрут.

— Интересно, — заметил Ступин, — вы строите тактику не только на достижении технического превосходства над противником, но и на экономическом его изматывании, истощении естественных ресурсов. Вы привыкли видеть ее, как тотальную.

— Да, пожалуй.

— Изучали труды Свечина?

— Нет… не помню такого.

— Ну ладно. С самим танком вроде разобрались. Какие машины предлагаете на его базе, кроме САУ?

Виктор разложил на столе эскизы, среди которых была зенитная установка со счетверенной 37-миллиметровой пушкой, штурмовое орудие с морской шестидюймовкой для разрушения дотов, тяжелый БТР с 37- миллиметровой автоматической пушкой и крупнокалиберным пулеметом, мостоукладчик, минный трал, ремонтный танк, инженерная машина разграждения и пусковая установка для тактической ядерной ракеты.

— А, это как в статье Королева в "Физике для юношества"? — спросил Морозов, пододвинув к себе чертеж пусковой установки.

— Да, — подтвердил Ступин, — но давайте не отвлекаться от собственно бронетехники и вопросов, которые она создает. У меня, например, возник такой вопрос. В варианте с броней тридцать пять миллиметров объект "Пантера" весил около двадцати тонн. В предложении господина Еремина толщина брони увеличена в два с половиной раза, стоит более тяжелое орудие и башня, а вес вырос лишь раза в полтора, может чуть больше. Вы полагаете, что это реально? Здесь нет ошибки в расчете?

"Интересно", подумал Виктор, "вроде не инженер, а наблюдательный". За свои цифры, он, однако был уверен и хотел показать прикидки, но тут его упредил Кошкин.

— А здесь нет ничего удивительного. Господин Еремин в своем предложении делает высоту танка как можно ниже, а каждый сантиметр высоты облегчает танк, как если бы мы его укоротили на семь сантиметров. Прежде всего это удалось ему добиться за счет бензинового авиадвигателя, который не только легче, но и меньше по габаритам, плюс более плотная компоновка — как уже говорилось, это ухудшает работу мехвода, ну и у карбюраторного двигателя выше расход топлива.

— Расход топлива, — как-то странно усмехнулся Ступин, — но, извините меня, у вас в этом варианте была броня тридцать пять, а здесь девяносто! Вот и прикиньте, какой у вас выйдет вес танка при компоновке под дизель, чтобы удобно было его ремонтировать, сколько при этом весе дизель будет расходовать топлива и где, собственно говоря, эта обещанная экономия. Не говоря уже о том, что дизель сам стоит дороже. Не кажется ли вам, что с дизелями у нас несколько поторопились?

"Ну, не хватало, чтобы еще кого-то посадили за вредительство. Хотя формально все и очень логично."

— Извините, тут я немного вступлюсь за дизель. Он действительно перспективен, и в будущем будет использоваться именно он или газотурбинная установка. Просто начальные условия для проектирования "Пантеры" были заданы несколько другие, они сразу предопределили, что надо ставить дизель, когда он еще не совсем доведен, это потянуло за собой все компоновочные решения. Откуда конструктор может сразу во всех деталях увидеть будущее?

— Кстати, появилась одна идея насчет дизеля, — вмешался Морозов, — попросить разработчиков перенести воздухоочиститель из развала цилиндров к борту, а на место вентилятора поставить маховик. Тогда дизель мы монтируем на низкой подмоторной раме, и… и… его вообще можно развернуть поперек корпуса, освободив место для боевого отделения. Где-то треть метра выигрываем.

— То-есть по весу два метра длины танка?

— По весу, да.

— Дизелисты будут пищать. Скажут, что шатуны прицепной группы обрывать будет.

— Не будет! — чуть не заорал Виктор. — Можно довести дизель, так что не будет!

— Ну вот, и господин Еремин имеет сведения, что можно.

— МТО тогда обратно в корму, при носовом расположении боевого отделения башню сдвигаем назад, на подбашенном листе появляется место для люка механика. Ну и колебания орудия в середине корпуса меньше. Бронекорпус в основном берем очертаниями, как у "Горыныча", толщину брони за счет укорочения корпуса накинем еще миллиметров по десять на лоб и борта. Очертания литой башни, если повозиться, можно сделать более рациональными, яйцевидными, доведя толщину брони на вертикальных участках до двухсот миллиметров. Ставим то самое перспективное 100-миллиметровое орудие, и противотанковых самоходок нам уже не надо. Вот примерно так это будет выглядеть…

Под карандашом Морозова появилось нечто, очень похожее на Т-54.

"Черт!!! Это же насколько мы обогнали историю? А вообще-то ненамного — лет на восемь. Как раз уйдет на доводку".

— Так вы считаете, что мы и это сможем? — удивился Ступин. — С броней сто миллиметров?

— Так это еще когда будет. На доводку надо лет пять минимум. Двигатель, орудие, трансмиссию новую… Вот "Горыныч" и даст нам фору.

— Тем более, что на перспективный дизельный танк надо будет еще приборы ночного видения, защиту от радиоактивной пыли, броню с полимерным подбоем, надбоем и динамической защитой.

— Не все сразу. А то получится, как у Гротте.

— Ну что же, в таком случае, полагаю, можно и прерваться на обед, — сказал Ступин голосом, каким в телешоу обычно объявляют рекламную паузу, — а после составить план работ с учетом высказанных мнений.

6. Силикатные джунгли.

В офицерской столовке с общепитом было все в порядке, хотя и без излишеств. Большая тарелка наваристого борща (советская "полная порция"), жаркое с вареным картофелем, который был полит топленым животным маслом ("ишь ты, натуральное" — подумал Виктор, "не то, что нынешние маргарины") и компот из сухофруктов, то-есть сушеных яблок и слив. Но вкусно. Калорийность рациона явно в расчете на тяжелую физическую работу. Так можно и лищний вес набрать. Гантели, что ли купить? Если их тут, конечно, где-то достать можно. Как тут со спортом в сравнении с Советами?

Репродуктор в углу столовки мурлыкал блантеровских "Слона и рыбку" в исполнении джазгола, из-за несовершенства акустики треть слов было не разобрать, но в целом было прикольно. В этой реальности из творческого наследия Матвея Исаковича почему-то пока довелось слышать лишь танго и фокстроты с простенькими текстами, причем многие совсем даже не известные, а вовсе не патриотические песни, которыми он прославился в СССР. Видимо, здесь было больше заказов на разную попсу. "Отсюда ясно, весьма опасно иметь сверкающий наряд… бр-бр-бр-м-пок!".

А вообще разговор получился интересный. Виктор ждал, что Кошкин и Морозов разнесут его жалкие каракули в пух и прах, а тут поди ж ты… Как будто сами рассматривали и этот вариант. Ну так до Т-54 Морозов и сам додумался, а ведь в его, Виктора, статье таких подробностей не было, только характеристики и все. А что мешало в нашей реальности ему додуматься? Во-первых, Морозов в 1938 году, естественно, не знал опыта боевого применения танков с 1941 по 1945 год. И никто не знал, включая немцев. Во-вторых, цейтнот. Надо было что-то срочно запускать в производство, а в производство тогда приняли бы то, что считают перспективным. А что сделан он, Виктор? Предложил неправильное решение, временное, дырку заткнуть, чтобы выиграть время, тот же дизель довести. Сделал так, как никто не делает. "Это неправильные пчелы и они делают неправильный мед…"

"Кстати, потом за этот неправильный мед не расстреляют? Хотя и за правильный могут расстрелять. И вообще, какая мерзость думать о собственной шкуре, когда в случае твоей ошибки будут гореть заживо тысячи людей! До чего же в нас крепко вбит гаденький, подленький обыватель. Общество, созданное привыкшими дрожать за себя и лезть по чужим головам, и ни за что, ни за что не отвечать. Кто у нас ответил за нищету, за падение производства, за войны из-за распада державы, за мародерское растаскивание общественного добра? За рабочих, объявлявших голодовки, потому что нет зарплаты? Никто. Главное мерило успешного деятеля — прогадить все дело и тут же устроиться на другое хлебное место. Краснокаменная-Ротштейн таки права: кто-то должен отвечать! И вообще, что ты сейчас можешь им предложить? В танках кое-как разобрался, у тебя образование техническое. А насчет устройства общества — что? То, что у нас сейчас? Так они тут же устроят второй Великий Голод, а может, и хуже, например, войну с отделившейся при новом распаде империи Украиной забодяжат. Война же здесь привычная вещь. В этом году Гитлер забирает Чехословакию, в следующем — Польшу, еще пара лет — и Россия…"

— Горчички не передадите? — обратился к Виктору с соседнего стола молодой майор с короткой, как ежик, прической.

— Пожалуйста, — ответил Виктор, и, отложив себе немного горчицы деревянной лопаткой, протянул белую фарфоровую посудинку.

— Спасибо…

"Сейчас надо помочь им отбиться. Потом пусть сами решают со своим императором и со своей соборностью. В конце концов, это их реальность. Главное, чтобы здесь осталось, кому решать, а не только пепел на удобрения полей рейха."

Репродуктор, шипя и потрескивая, перешел на позитивный минор. "Сердце дано, чтобы милых любить, губы — чтобы их целовать…". Мягкая эротика. Какое гламурное время. Парочки на лодках в тихих заводях под сенью ив. Девушки с алыми цветами в белых платьях. Запах жасмина — о, этот запах жасмина, всепроникающий, властный аромат родного города! "Снова в сад весенний, под ветками сирени…" Как упоительны в России вечера.

Послеобеденный сейшн прошел более буднично. Плоды обсуждения облекались в форму заданий и планов. К линейке машин по ходу добавился гусеничный БТР на базе "Скорпиона" для полковой рации и САУ с модернизированной трехдюймовой полковой пушкой 1927 года на том же шасси. На радийный БТР Виктор предложил засандалить спарку крупнокалиберных пулеметов.

— Авиация за такими машинами будет охотиться, — пояснил он, — надо, чтобы цель с зубами была.

На рациях для танков остановились более подробно. Вопреки опасениям Виктора, все как-то сразу согласились, что рации должны быть на каждой единице бронетехники. Видимо, почитали Гудериана.

— Предварительно выскажу такое соображение, — заявил Ступин, — немцы собираются ставить на собираемые у нас танки свои рации для работы в десятиметровом диапазоне, дальность работы телефоном, симплексом — невелика: всего два километра. Предлагается скопировать и выпускать у нас подобную, одновременно разработать свою в том же диапазоне. Вариант: взять за основу рацию для истребителей, коротковолновую, по проведенным опытам дальность на земле двадцать километров.

— С четырехметровой антенной двадцать километров?

— Да.

— Создавать УКВ станцию в диапазоне немецкой, повышать мощность.

— Почему?

— Потому что часть наших танков будут с немецкими рациями в десятиметровом диапазоне. А коротковолновые, наряду с УКВ — для командирских танков. Для связи рота-батальон, батальон-полк. Танковая рота наступает, — тут Виктор с благодарностью вспомнил институтскую "военку" советского времени, — на фронте до километра, на участке прорыва — триста метров…

Кошкин хотел что-то сказать, но Ступин сделал жест рукой.

— Немцы, полагаю, исходят из тех же соображений при организации связи. Кроме того, надо учесть, что большое число радиостанций, установленных на танках, БМП, САУ и прочая не должны мешать друг другу, и что на УКВ, особенно при частотной модуляции, меньше помех, чище связь.

— Остальное уже можно обсудить с радистами. Сейчас отметим, что на каждой машине надо предусмотреть установку рации…

Как только со связью покончили, Виктор рассказал об устройстве и принципе проектирования резинометаллического шарнира для неизнашивающейся танковой гусеницы. Сам шарнир забодяжить в России уже могли без особых трудов, зато тут же вылез вопрос о качестве и объемах производства натрий-бутадиенового каучука, жаростойкости имеющейся резины, противоминной стойкости новинки, возможного сброса таких гусениц…

— Резина у нас применялась еще в кегрессах и гусматиках, — заметил Кошкин, — однако когда на поле боя надо преодолевать очаги пожаров, она, попросту говоря, разваливается. Кроме того, противник может использовать ампулы с зажигательной смесью или огнеметы. Здесь резина защищена от огня траком, однако надо исследовать, какой может быть в боевых условиях нагрев трака, и из чего это все делать. Ну и наконец, такая мелочь, как отработка технологии замены трака такой гусеницы в полевых условиях.

То же самое вышло и с рассказами про гиростабилизатор орудия и приборы ночного видения. Более того, оказалось, что приборами ночного видения в России уже занимались, но для них надо было радикально модернизировать электровакуумную промышленность.

Короче, моментального апгрейда девайсами будущего танковых войск не выходило, несмотря на остроту проблемы. Зато с большим интересом выслушали про такую неожиданно всплывшую мелочь, как право командиров подбирать себе механиков-водителей, и еще пары подобных вещей, которые можно было сделать прямо сейчас и без всяких затрат.

… Когда "Олимпия" неспешно запылила обратно через Привокзальную слободу, в голову Виктора вновь полезли разные мысли, далекие от полученного задания.

Во-первых, огорчило то, что по заповеднику бронепоездов полазить так и не дали. Еще лучше было бы, конечно, пощелкать весь этот Клондайк мобилой и выпустить в своей реальности иллюстрированный альбом, но в эпоху шпиономании об этом невозможно было даже мечтать.

Во-вторых, был непонятен выбор специалистов для работы. Морозов и Кошкин здесь еще не стали супер-звездами, более того, в связи с остановкой работ по "Пантере" их можно было скорее отнести к неудачникам. Поразмыслив, Виктор пришел к выводу, что их привлекли, скорее всего, потому, что они будут говорить то, что думают, а не заглядывать в рот представителю цивилизации, по наивности считающей себя высшей. По-простому говоря, он не сумел бы им забить мозги. А раз так, то проведенный сейшн, помимо получения информации есть еще и способ его, Виктора, проверки.

В-третьих, и способы получения информации в жандармерии Виктору показались немного странными. Попав сюда, он ожидал, что в случае провала он либо попадет к какому-нибудь тупому следаку, который начнет выжимать признание в шпионаже в пользу Британии, либо, если повезет, из него начнут непрерывной чередой допросов выкачивать все, что он знает. А вместо этого с ним цацкаются, возят, устраивают творческие встречи с историческими знаменитостями и соблюдают восьмичасовой рабочий день. Даже браунинг вернули. Хотя, если поразмыслить, в этом была своя логика. Выжимать информацию тогда продуктивно, когда знаешь, какая информация нужна. А здесь это не работает. Взять те же танки: выложит, к примеру, им контактер все по лучшему в мире танку Т-34, плюс ИС-3, которого Запад боялся, плюс немецкий "Тигр" — они же их делать не будут. Им не нужен сейчас Т-34, они его сами зарубили на корню, потому что он лучший в определенных условиях, а они здесь другие. И послевоенные им не нужны, они сами могут додуматься. А что нужно, что окажется самым полезным, они не знают, и, выкачав массу информации, они самого нужного могут так и не найти. Информация ничего не стоит, если нет механизма ее обработки. Вот он, Виктор, и стал таким механизмом, работающим под конкретную задачу. Творческим. А творчески человек работает только по своей воле, даже в "шараге". В "шараги" попадали разными путями, но ни одного туда не загнали только для того, чтобы мозги быстрее работали.

Вообще за технику будущего хвататься надо очень осторожно. Вон фон Браун в конце войны, по сути дела, занимался вредительством. Отвлекал массу ресурсов рейха на крупносерийное производство баллистических ракет, которые принесли бы фюреру победу только с ядерной боеголовкой. А в это время Германия нуждалась в зенитных ракетных комплексах, которые бы порушили тактику союзников летать на бомбежки плотным строем. И, самое интересное, требовали эти комплексы того же уровня технологий.

— Если хотите, можете здесь выходить, — сказал Быгов возле переезда на Почтовую, — портфель оставьте, вам доставят на квартиру. С другими документами.

Виктор поблагодарил и вышел.

"По Бежице, значит, ходить действительно можно. Ну что ж, и то пока хорошо."

Из окна гостиницы долетал старый добрый фокстрот "Он лучший парень из тех, что есть". Задорное кряканье тромбона перемежалось с гудками со станции, шелестом листвы молоденьких деревьев, высаженных по улице, неизменным запахом угольного дымка. Мимо процокала лошадка — это неспешно следовал конный полицейский в парадной форме, с большими, лихо закрученными усами — Виктор чуть не назвал их буденновскими, но тут же подумал, что здесь их назовут как-то по другому. Полиции на лошадях Виктор еще не видел. "Праздник, опять, что ли…"

Какое-то массовое мероприятие в Бежице точно прошло — в этом Виктор убедился в следующую же секунду, потому что навстречу ему по Парковой со стороны Преображенской строем маршировали пионеры под горн и барабан. Точнее, не совсем пионеры — галстуки у них были желтые, что вместе с белыми блузками и черными штанишками и юбочками составляло цвета имперского триколора. Рядом с отрядами шли мадемуазель-вожатые, более вольно относящиеся к дресс-коду: фактически постоянным у них был только желтый галстук. Они следили за строем и давали замечания.

— В ногу, в ногу! Пантиков, не отставай! Не отвлекайтесь! Размяхина, не смеши подруг! Серьезнее!

В это время на Виктора чуть не наскочила девушка, которая, идя навстречу, махала рукой своей подруге на другой стороне улицы, очевидно, не надеясь перекричать хрипатый горн. Виктор, отвлекшись на желтогалстучное шествие, тоже заметил ее в последний момент, и только инстинктивно успел вытянуть руки вперед, чтобы она на него не упала.

— Ай! Извините!

Виктор посмотрел на нее и чуть не раскрыл рот: перед ним была Вэлла! Правда, в белой блузке и желто-коричневой клетчатой юбке, ну и прическа, конечно, другая.

— Вы? — в унисон произнесли они оба.

"Как, она тоже попала? Или она там была отсюда? Или может… Может, это связная из реальности-2? Или, наоборот, агент жандармерии в той реальности?"

Простите, вы…

— Веселина. Вы, наверное, видели меня на собрании собсомола?

— Собрании, простите, чего?

— Собсомола. Соборный Союз Молодежи. А вы писатель Еремин? Вы сегодня вечером свободны?

— Хм, ну, смотря в какое время… — Виктор не ожидал столь откровенного вопроса.

— У нас в шесть в общежитии института литкружок, потом танцы. Вам непременно надо выступить. Ваш последний рассказ о покорителях глубин вызвал бурю вопросов.

"О покорителях глубин? А я его не читал. Ступин прав — надо интересоваться собственным творчеством. Хотя можно просто чего-нибудь рассказать. О глубинах."

— Я еще не знаю, где буду в шесть часов… Но такому горячему и искреннему предложению трудно отказать. Если смогу вырваться, обязательно буду.

— Обязательно приходите. Сейчас время научных открытий и подвигов. Каждый собсомолец должен шагать в ногу со временем, а для этого надо заглядывать вперед, в будущее, где нас ждут новые чудеса.

— Естественно! А вы с митинга? — Виктор кивнул на очередную колонну детей цвета имперского триколора.

— Шутите! Сегодня слет юнармейцев и митинг. Красиво, правда? Земля-золото-серебро. Цвета формы, в смысле. Раньше, при плутократии, дети с младенчества вовлекались в тяжелый труд, сейчас они ходят в школы, и важно, чтобы они не болтались по улицам, особенно на каникулах, а организованно делали добрые дела.

"Юнармейцы — типа пионеры или скауты. Даже запомнить просто. Хотя у нас юнармейцами называлось немного другое."

— Вы знаете, что у нас, в Бежице, лучший поход юнармейцев среди центральных провинций?

— Неужели? Молодцы. А вы на кого учитесь?

— На технолога литейного производства. Сейчас новый большой завод мартеновского литья построили, там можно быстро продвинуться по службе. И вообще литейщики теперь везде нужны — на паровозном, в Радице, на Арсенале. А то можно и на Урал поехать, там жалование приличное обещают.

— По путевке собсомола?

— Бюро института не дает путевок. Лучшие собсомольцы получают рекомендательные письма хозяину для устройства на приличное место — если, конечно, оно по специальности вуза. Не зря же партия и господь тратят столько денег на обучение молодых кадров?

"Господь тратит деньги? Ну да, это, примерно, из той же оперы, что и "партия тратит деньги". В жизни общие фразы часто представляют собой глупости, а когда проваливаешься в другую реальность, это как-то сразу бросается в глаза."

— Да, а вот с точки зрения человека вашего поколения, кто из композиторов лучше сочиняет фокстроты — Дунаевский или Блантер?

"Блантер так и остался Блантером? То-есть меняют фамилии все-таки не все? Элиты это не касается?"

— Знаете, мне нравятся произведения и того и другого, и вообще, в фокстроте главное — очаровательная партнерша.

— Это верно… — чуть смущенно согласилась Вэлла-Веселина, — ну мы вас ждем. А я побежала, — и она удалилась в сторону Почты.

Виктор машинально отметил, что у здешней версии Вэллы манера говорить немного иная, чем у Вэллы из реальности-2: более сдержанная, без излишней экзальтации, и даже где-то чуть казенная. Другое поколение. Собсомол, первая возможность для молодых людей почувствовать себя не просто зеленью, а людьми государевыми…

В редакции Татьяны снова не было. Жаль. После напряженного дня Виктору хотелось куда-нибудь ее пригласить. Тем более, что знакомых в этой реальности особо нет. С другой стороны, оно и к лучшему, а то так можно друг другу надоесть. Делать было нечего, и Виктор решил пройтись в сторону паровозного: может, удастся увидеть какой-нибудь реликт, а то и те самые немецкие танки российской сборки.

Окна дома были раскрыты, как пасти собак в жару, и из какого-то доносились звуки патефона. Мелодия оказалась знакомой — фокстрот "Все, что я делаю ночь напролет — это мечтаю о вас", из "Поющих под дождем", который они с Зиной смотрели на Сталинском проспекте в предыдущей реальности. Только темп помедленнее и на немецком. Культурная экспансия налицо. Интересно, а что бы слушали с СССР в тридцать восьмом, если бы свободно продавали западные записи? Наверное, немецкую, французскую и итальянскую эстраду, поляков, того же Эмброуза. Хотя это бы все приелось лет за десять, и в сороковые уже брали бы советских — там же ясно, о чем поют, а у нас, в России, мало просто музон слушать, надо, чтобы еще и для души…

Размышления Виктора прервал резкий гудок сзади. Он обернулся. Прямо на него по тротуару пер сине-голубой двухместный "мерс"-кабриолет, сверкая хромом радиатора.

— С дороги! — заорал водила, приподнявшись из-за лобового стекла. — Слепой, что ли!

"Тормоза у него, что ли отказали?" — подумал Виктор и сошел на газон.

— С тормозами проблема? — спросил он, когда машина медленно подкатила поближе.

— С хермозами! Все… в стороны! С дороги! — продолжал разоряться водила, — а тебе чего надо? Чего тебе надо вообще?

Он остановил "мерс", приоткрыл дверцу и начал вылезать с очевидными намерениями разборки.

"Чего, типа крутой? Типа новый русский? Так и задавит кого-нибудь. А может, он тоже до фига в партийную кассу жертвует?"

Браунинг оттягивал карман и провоцировал к действию. Виктор протянул к нему руку — "для начала, стрельнем по колесам". Движение старым новым русским было понято и истолковано верно.

— Городовой! — истошно заорал он.

— Ты резких движений не делай. Я нервный.

— Городовоо-ой!

Городовой буквально материализовался из воздуха возле машины. Виктор сошел с газона.

— Кто звал?

— Вот, — купчик кивнул в сторону Виктора, — ограбить пытался.

Городовой начал продвигаться в сторону Виктора.

— Документы папррашу!

— Да он пьяный.

— Папрашшу!

Стрелять в представителя власти в планы не входило.

Виктор достал удостоверение и показал в развернутом виде. Городовой как-то моментально сменился в лице, вздрогнул и даже икнул.

— Ик! Чего соблаговолит приказать господин агент? — произнес он драматическим полушепотом.

"Ничего себе! Это что же, вроде визитной карточки Ким Ир Сена тут котируется? Воспользуемся…"

— Господин агент соблаговолит интересоваться, почему у вас машины ездят по тротуарам.

— Так это… сей минут выясним!

— Выясняйте. Вас я больше не задерживаю, — ответил Виктор, повернулся и спокойно пошел дальше.

Все-таки в тоталитаризме бывают свои маленькие плюсы.

Все-таки в тоталитаризме бывают свои маленькие плюсы, думал Виктор. В нашей реальности автоурод может отметелить пешехода бейсбольной битой и смыться. А здесь и автоуроды не такие наглые, и коррупция не беспредельна. И поэтому маленький человек в нашем обществе, пока он не защищен законом, будет мечтать о браунинге в кармане и об удостоверении тайного агента. Ну, и, конечно, о вожде, который все это ему, маленькому человеку, даст. В джунглях без своего племени и вождя никак.

Из распахнутого окна кухни на первом этаже пахнуло жирными наваристыми щами. Где-то пилили на скрипке упражнения и шумел примус. Интересно, здесь тоже, как у Ильфа и Петрова, заводят примус, когда целуются или звукоизоляция?

Прогулка к паровозному несколько разочаровала Виктора. Если что-то и было, то стояло за деревянным забором, лезть через проходные, у которых прогуливалось что-то вроде ВОХР, не хотелось даже с его удостоверением. На заводе давно началась вторая смена — зычный гудок был слышен даже с бронепоездной базы, незадолго до отъезда. Коптили кажущиеся невысокими трубы, и только старый цеховой корпус по Базарной, со знакомыми с детства цифрами "1914" на фасаде стиля псевдорусский модерн в лучах клонящегося к закату солнца навевал какую-то тихую ностальгическую грусть. Виктор заметил, что на здании пожарного депо, где на его памяти было что-то вроде башенки с будкой, торчит высокий деревянный шатер каланчи, крытый красным кровельным железом, а многогранная угловая башня бани увенчана огромной пузатой маковкой.

Рынок был уже закрыт, работали только магазинчики, что разместились в двухэтажных, обложенных кирпичом бревенчатых домах, что выходили фасадам на Базарную. Рубленые буквы на вывесках напомнили о виденных в Инете журналах 20-х. За высоким забором из деревянных штакетин заметал мусор бородатый дворник в сером картузе, штанах в бело-синюю полоску, заправленных в старые порыжелых сапоги, с черным передником, словно сошедщий с картинки из детских книжек. По другой стороне, за кварталом "колонок", где Виктору помнились послевоенные двухэтажные "болгарские" дома, тянулись в сторону Мало-Мининской тоже двухэтажки, но только деревянные, обложеные кирпичом. По верху на стенах этих домов тянулись лозунги, выведенные славянской вязью; ближайший из них гласил: "Будущее в Святой Руси!" Откуда-то со стороны Бежич возвращалась группа ломовых извозчиков, с телегами на дутых шинах; в стук копыт по булыжнику влился гудок встречного грузового "Опеля", с кузовом под брезентом.

— Извиняюсь, табачком не богаты? — спросил Виктора шедший навстречу молодой щеголеватый подпоручик с артиллерийскими знаками отличия.

— Увы! — развел руками Виктор. — Я вообще не курю.

— Я вот тоже собираюсь бросить. Церковь учит, что это вредно и не угодно господу. Вы, верно, тоже так считаете?

— Ну, если церковь учит, какие могут быть возражения?

— Понятно… Извините. Мое почтение!

"А у меня, похоже, здесь развивается паранойя", подумал Виктор. "Стоит остаться наедине с мыслями, и в голову лезет всякая чепуха. Например, почему меня не выспрашивают о численности ВС РФ, количестве и расположении ядерных ракет. Конечно, с практической точки зрения здесь это спрашивать глупо, но ведь это должен быть у них вроде как естественный интерес? Или о тактике боя, стратегии… ну, хотя бы о крупных сражениях за последние полвека. Ступин сразу намекнул, что видит во мне человека сугубо гражданского, но, тем не менее, подкинул танк проектировать. А хорошей конструкции танка только знанием шестерен не сделаешь. Его в бою видеть надо, опережающим отражением, так сказать. Штабс-капитан знает, что у нас было много фильмов про войну? Мемуаров, военно-исторических форумов? Но откуда? Тут ничего подобного нет. В СССР перед войной куча фильмов, как будем супротивника громить, здесь — тишь да гладь. Ну да, здесь же войну неизбежной не считают. Гитлер у нас союзник. Может, Ступин полагает, что с нашим опытом войн наше поколение стопудово готовили к очередной? А откуда он знает про весь наш опыт войн? Да и история наша ему как-то до фонаря. Или все еще впереди? Я просто комплексую. Я просто комплексую, потому что сейчас тридцать восьмой, и я думаю, что война обязательно будет в сорок первом. Интересно, где ее встретит тот подпоручик? На границе? Погибнет в первые дни? Сколько вокруг меня вообще ходит народу, что безвременно погибнут через три-пять лет? Может, это подпоручик, может, те девчонки, что крутят скакалку во дворе не нашего дома, может, это Таня или Веселина. Может, это Зина, которая учит в школе про пестики-тычинки и мечтает стать врачом на полярной станции. Может, это Ковальчук, который сейчас в уральском поселке в чижа играет, и смотрит, как геодезисты забивают колышки для будущего завода. Они же все, все здесь, и из второй реальности, и из первой, и мои будущие родители, и их тоже могут убить, и тогда меня в этой реальности никогда уже не будет. Ни-ко-гда."

Перед Виктором стояла колонка. Старая добрая чугунная колонка с изогнутой ручкой. Он подошел и нажал ее привычным движением — в недрах земли что-то заклокотало, и из изогнутого хобота, брызгаясь, вырвалась тугая холодная струя. Виктор подставил ладонь и смочил себе лоб.

"Стоп. Надо прийти в себя. Отвлечься. Занять себя чем-нибудь. Сходить за продуктами к общему столу, например, Катерина на всех готовит, надо и ей что-то приносить. Да, и насчет сугубо штатского тоже вопрос. Могу, например, им присоветовать для солдат разгрузку сделать — простая вещь, а додумались поздновато. Или, вот, сапоги. Судя по дворнику, до кирзы еще не додумались? А армия в чем ходит, пехота? Ботинки с обмотками? Непрактично. Надо кинуть идею. А к зимнему обмундированию — финские шапки и теплые хабе…"

По пути он еще вспомнил, что надо купить зонтик.

7. Страсть от имени и по поручению.

— Сейчас каникулы, и большинство поразъехалось, — суетилась Веселина, — остались только те, кто подрабатывает в городе. В городе проще с заработком, а в семестр можно найти только такую, которая неполный день, да и в основном работников нанимают на дневную, а днем занятия.

Клубный зал рядом с холлом серого прямоугольника первой и пока единственной общаги института был, впрочем, полон, кое-кому даже пришлось тащить табуретки. Сам зал напомнил Виктору аудиторию большой грифельной доской на стене; впрочем, остальная обстановка была отнюдь не аудиторная, по одну сторону от доски в углу стояли иконы с рушниками и лампадкой, а в углу по другую сторону — большая телефункеновская радиола. Сверху, над доской, красовался лозунг на голубой материи с золотыми старославянскими буквами, в виде трехстиший в две колонки:

Господь всегда живой,

Господь всегда с тобой,

В горе, надежде и в радости.

Господь в твоей мечте,

В каждом счастливом сне,

Господь в тебе и во мне.

"Где-то я это уже слышал", подумал Виктор, и спросил Веселину, обязательно ли креститься на иконы в красном углу.

— Не будем формалистами, — уверенно ответила она, — Христос учил молиться всевышнему в сердце своем.

— Точно. А еще он храмы от торгашей зачищал и раздавал гуманитарную помощь.

Веселина захихикала и ухватила Виктора за рукав.

— С вами не соскучишься! А как объявить тему вашей лекции? Ну, выступление же ваше сначала будет, потом вопросы пойдут. Все обычно так делают. Какая у вас тема будет?

— Э-ээ… Назовем так: "Цифровые технологии в современном… современном нашим потомкам мире".

— Здорово! Будем глядеть на мир глазами будущего! Я пошла объявлять. Вы волнуетесь?

— Нет.

— А я всегда волнуюсь. Пожмите мне руку на счастье. Вот так. Ну я пошла.

Веселина вышла на середину перед доской и замахала рукой.

— Тише, господа и дамы! Ну, не шумите!

"Как-то немного искусственно тут звучит — "господа и дамы". "Товарищи" куда как ближе. Или "ребята". Наверное."

— Сегодня у нас радостное событие, — продолжала Веселина несколько кокетливым тоном, каким обычно выражались актрисы в довоенных звуковых фильмах, — сегодня к нам на встречу пришел известный писатель Еремин! Он здесь, в зале! Прошу вас!

Виктор понял, что надо выходить; его встретили аплодисментами. Глядя в зал на веселые физиономии, он вдруг ощутил тот давно позабытый задор, когда он когда-то, в актовом зале еще не построенного здесь Нового Корпуса, выходил на сцену читать свои стэмовские миниатюры. Ну что ж, пусть будет, как в СТЭМе, нашем добром старом СТЭМе…

— Я раскажу вам о мире, который вам предстоит увидеть через много лет. Мире, в котором цифры научились говорить, петь, играть музыку, показывать кино, работать телефонистами, водить космические корабли и предсказывать погоду. Пусть этот мир придет к вам, как долгожданный: смело осваивайтесь в нем, покоряйте его и завоевывайте в нем свои места под солнцем…

И тут Виктор понял, что для здешней публики будет мало чисто внешнего описания. Все-таки люди технически грамотные, и описание для чайников их не устроит. А если объяснять, то надо разъяснить, что такое процессоры, оперативная память, интерфейсы, и вообще, что такое программа и двоичная система… К счастью, в памяти у него всплыла заметка из "Юного техника" за тридцать лет вперед, как пионеры-артековцы решили изобразить ЭВМ, строясь в шеренги и поднимая руки: поднятая рука, это единица, а опущенная — ноль. Заменив пионеров гимнастами, Виктор начертил на доске порядок построения в этом живом процессоре, кто куда должен ходить и что делать, чтобы это работало. Похоже, что это произвело впечатление — в аудитории повисла мертвая тишина, и Виктора просто поедали глазами, ловя каждое слово. Общая архитектура ЭВМ и сетей и перевод раззнобразной информации в цифровую форму пошли уже как по маслу.

— …Ну, наверное, после этого рассказа у вас будет много вопросов, задавайте, пожалуйста, только по очереди, — завершил выступление Виктор, втайне надеясь, что вопросов не будет. Он ошибся. Первым поднялся с задних рядов пацан атлетического телосложения.

— Вот, пожалуйста, объясните, — пробасил он, — вот вы объясняли на примере гимнастов, а если вместо человечков использовать триггер Бонч-Бруевича на лампах, это будет работать?

— Да, конечно. Да собственно, его и… можно назвать основным схемным решением будущей машины.

— Почему основным? По-моему, реверсивную декаду можно забацать на тиратронах тлеющего разряда, — раздался голос с места.

— Можно… забацать… В устройствах с небольшой скоростью счета, до десятков килогерц. Да, можно такой счетчик объединить в одной лампе, называется — декатрон…

"Как хорошо знать старую электронику…"

Дальше вопросы уже посыпались, как из мешка.

— Если я правильно поняла, важнейший принцип компьютера — это принцип программы, хранимой в линейной памяти?

— Вы рассматриваете информацию как некую неизменную субстанцию и предлагаете измерять ее наименьшим целым числом, логарифм которого положителен?

— Можно ли считать, что человеческое мышление тоже можно свести к последовательности элементарных действий? И если да, то когда машины станут мыслить, взбунтуются ли они против людей?

— Господа, мне кажется, что если сделать вроде такой вот матрицы из колец на трансформаторном железе и реализовать процесс считывания-записи…

— А почему бы не использовать телетайп для ввода-вывода?..

— Подождите, я сейчас наглядно нарисую, — какой-то парень в круглых очках выбрался к доске, взял у Виктора мел и начал чертить какую-то схему. Веселина хотела было призвать к порядку, но Виктор сделал успокаивающий знак и подошел к ней.

— Пусть спорят, обмениваются мнениями, — шепнул он ей на ухо, — в конце концов, это их будущее и они в нем хозяева.

"Пожалуй, тут мне и дополнять скоро нечего будет. Разве что про маршрутизатор CISCO".

Второй частью культурного мероприятия были танцы. Взбодренная спорами молодежь начала расставлять стулья вдоль стен, а к Виктору подошел какой-то седой старичок, видимо, из преподавателей. Он ухватил руку Виктора и начал трясти.

— Спасибо вам! Доцент Кирпенский, веду высшую математику. Представляете, я никак не могу найти способ показать этим оболтусам, как важно изучать целочисленные методы решения дифуравнений, а вы на примере человечков, так и так… Спасибо! Я обязательно буду использовать эту находку в своих лекциях.

— Очень, очень удачно! — вторила ему дама лет немного за сорок, с крупной рельефной мускулатурой. — Габлинцева, кафедра физкультуры. Не жмите мне руку, она у меня тяжелая. Знаете, вот это, — и она помахала руками в воздухе, — мы обязательно покажем на очередном физпразднике от института. Самолет все показывают, а вот арифмометр — мы будем первые в губернии.

— Да, выйдет эффектно, особенно на стадионе… А вы, наверное, бодибилдингом занимались?

— Нет, двухпудовиками. Раньше в цирке с французской борьбой выступала, да вот как колено повредила, пришлось сюда на службу устроиться.

Возле радиолы суетились девчонки, оживленно споря и выхватывая друг у друга черные диски пластинок. Громко и сочно вступил джаз — чувствуется, немцы вкладывали душу в акустику. Под заводную мелодию фокстрота "Малютка" в клубном зале весело закружились пары; соседство с иконами в красном углу смущало народ не более, как какой-нибудь барельеф Ленина в красном уголке общаги не мешал в семидесятых крутить диско под самодельную цветомузыку на тиристорах. Виктор и Веселина вышли из общежития и направились по дорожке к воротам. Старые деревья, что были посажены еще до революции на участках у деревянных домов, были сохранены при сносе. Их кроны заслоняли свет единственной лампочки на одном из столбов с осветительными, телефонными и радиопроводами, что в избытке были расставлены во дворе и служили для привязывания веревок для сушки белья. У самой тропинки бушевали джунгли из кустов сирени.

— А что же вы не остались танцевать?

— От имени и по поручению первичной ячейки я должна вас проводить. Еще натанцуюсь. У нас радиолу постоянно заводят. А вы танцевать любите?

— Конечно, только наверное, это бы здесь странно выглядело.

— Ничего странного, тут у нас и преподаватели заходят. Иные поют романсы под гитару и фортепиано — видели там, за стульями, сзади стоит? У некоторых очень красивый голос. Вы не поете?

— Чего нет, того нет. И на пианино не научился играть.

— Зато вы очень интересно про все рассказали. Представление устройства в операционной системе в виде документа…

"Как она быстро, однако, все ухватывает. И вообще все остальные. А может… Может, их всех, специально готовили? Ступин говорил о создании института. Так, а возраст юных дарований? Где-то на глаз курс пятый, хотя черт их знает, они все тут выглядят старше своих лет. То-есть, мы — моложе. Собрали способную молодежь основывать компутер сайенс и пригнали сюда натаскивать? А может, наоборот, в качестве экспертов? Разобраться в том, что несет пришелец? Или то и другое? И вообще — теперь в мире будет не "компутер сайенс", не "информатИк", а калькуляциология или счетоведение… "

Их ослепил яркий свет фар. Веселина резко стянула его с дорожки в кусты. Где-то справа за ветками сирени, урча, неторопливо проехала машина, видимо, к одному из подъездов длинной блокированной двухэтажки преподавателей в шотландском стиле.

— Что это, Бэрримор? — машинально пробормотал Виктор.

— Тс-с… — прошептала Веселина, — обнимите меня немедленно, тогда на нас не обратят внимания! Вот так. Теперь целуйте!

— Кто не обра… — начал Виктор, но тут их губы сомкнулись, и он почувствовал, как пылают щеки и лицо его новой знакомой.

"Вот это соборная молодежь! Или… Это провокация? Хуммель и компания еще в городе, и этот, типа Сиднея Рейли…"

Веселина висела у него на шее, крепко обняв обеими руками. Виктор сильно прижал ее к себе левой рукой за талию, а правой залез в карман, вытащил браунинг и выставил его в темноту. Тут до него дошло, что он стоит спиной к дорожке и на него могут напасть сзади, а оружие его, направлено, собственно, в деревянный столб радиосети. Он резко повернулся, как в танце, крутнув партнершу вокруг себя; но теперь выходило, что он прикрывает себя девушкой, а это как-то некрасиво. Под звуки оркестра Эмброуза, доносившиеся из раскрытых окон клубной комнаты, Виктор в ритме квикстепа затянул Веселину за столб и прижал к нему; теперь столб прикрывал их обоих. Подобраться к ним сзади не давал большой старый куст сирени.

— Какой вы пылкий! Целуйте же меня, целуйте, осыпайте своими жаркими ласками мое лицо…

"Вообще-то, скорее, шею…"

— Продолжайте, продолжайте… Ай! Этого пока не надо. Мы еще слишком мало знакомы…

— А когда будем хорошо знакомы?

— Сейчас не надо об этом… Не останавливайтесь, пусть будет сто, тысяча поцелуе… ммм…

С той стороны, где остановилась машина, донеслись крики.

— Так это что, жандармерия? Кого-то забрали?

— Какого-нибудь преподавателя, какая разница… Будьте же решительны, не смущайтесь ваших порывов… в пределах порядочности…

Может, я зря усложняю, подумал Виктор. Лемешева тут нет, бегать не за кем. Зато теперь можно будет небрежно ронять в разговоре с подругой что-нибудь этакое: "Писатель Еремин? Да, конечно, знаю. У меня был с ним роман. Он клялся мне в любви среди цветов белой сирени. Такой страстный мужчина… А потом я его бросила. Разлюбила."

Веселина стонала в такт своему порывистому дыханию, широко раскрыв глаза, справа, со стороны блокированного дома, раздавались крики и женский плач, слева духовые и ударные весело и сладкозвучно выводили "Все хорошо, милая", шуршала упершаяся в спину ветка сирени, со станции долетали гудки паровозов. Для полноты картины не хватало соловья где-нибудь сзади.

— Надеюсь, вы не принадлежите к людям, которые хвастают своими легкими победами над девушками?

Они уже вернулись на дорожку. Жандармерия уехала. В клубном зале звучало танго и Утесов пел про нежные чувства. Светила луна в тон сюжету шлягера. Сирень тоже цвела, правда, соловей в эту ночь сюда так и не прилетел.

— Конечно, не хвастаюсь. Зачем?

— Правильно. Вам в какую сторону?

— Знаете, я несколько старомоден, и как-то привык к тому, что мужчина провожает женщину, а не наоборот. Так что если вы пойдете сейчас провожать меня, то потом я пойду провожать вас обратно и мы будем ходить туда-сюда всю ночь.

— Да, наверное, это будет странно выглядеть… Мы еще увидимся. Только, пожалуйста, не делайте сразу далеко идущих выводов.

— Естественно. Зачем забегать вперед? А танцевать, вы, наверное, тоже очень любите.

— Очень. Но я не жалею, что не осталась. До свидания.

— До свидания, Веселина!

Она упорхнула; мотылек ее блузки мелькнул в свете фонаря и исчез, шорох шлака под ее туфельками утонул в звуках джаза. Виктор улыбнулся и пошел к воротам, которые уже собрался запирать дворник.

8. На пороховой бочке.

Как ни странно, но по дороге по ночной Бежице на Виктора никто не нападал и не пытался похитить. Спокойно дойдя домой и поздоровавшись с Катериной и "родственниками", он уединился в своей комнате и предался размышлениям. Абсолютный пофигизм здешнего общества к репрессиям, с которым он сегодня столкнулся во второй раз, казался ему несколько неестественным.

"Ну как можно спокойно предаваться ласкам и танцевать, когда кого-то забирают?" — думал он, глядя на звезды в полуоткрытом по случаю жары окне. "Там же все-таки люди. Здесь все такие индивидуалисты? Не похоже. Или тех, кого забирают, не относят к таким же людям? Наверное, второе. Они для них уже другие. Фашистские… нет, здесь большевистские вампиры, враги народа, выродки… стоп, выродки — это у Стругацких. И когда фашисты — в смысле, не эти, а которые гитлеровские — сюда придут, они не будут считать за людей нас, и могут нас уничтожать, оставаясь в душе порядочными. Вот что значит недемократичное общество. Хотя, а далеко ли демократичное-то от него ушло? Если наши попы менторским1 тоном вещают о страшном грехе богоотступничества, может ли человек в нашем обществе спокойно и открыто сказать "Бога нет", то есть то, что пишут на трамваях во второй реальности? И не дойдем ли мы до такого состояния, что людей, отказавшихся от религии, будет убивать слепая толпа, как в позднее средневековье, и всем будет все равно, потому что вставших с колен перестанут воспринимать, как людей? Или просто все пойдет по еще одному кругу, и на святое писание будут смотреть столь же безразлично, как Геннадий Хазанов на материалы очередного съезда КПСС? Да, кстати, материалы. Надо посмотреть, что же снова на дом задали."

В портфеле оказалось что-то вроде досье по организации, именуемой Оркобюро.

Виктор протер глаза и еще раз перечитал название в формуляре на коленкоровом переплете: Оркобюро.

"Это что, уже гоблинский перевод пошел?" — подумал Виктор и на всякий случай понюхал папку. Папка пахла пылью, бумагой, копировальным аммиаком, коленкором, фотоэмульсией и клеем, что явно свидетельствовало о ее реальности. Он развязал тесемки стал знакомится с документами.

К оркам, как выяснилось, эта контора не имела никакого отношения, а расшифровывалась как "особое ракетное конструкторское бюро". Основано оно было тем же самым Эрлих-Кричевским, и не удивительно, ибо он был поставлен руководить чем-то вроде миноборонпрома. Институт своевременно финансировался, а для работы в нем были приглашены, в частности, такие известные Виктору личности, как Лангемак, Клейменов, Королев и Глушко. После осуждения Эрлих-Кричевского нагрянула комиссия и откопала убийственный и грамотно обоснованный компромат. Снаряды "катюш" улетали с направляющих по самым невероятным траекториям. Некоторые из них шлепались на землю в нескольких метрах от пусковой установки, спустя секунды оживали и летели куда угодно, в том числе и в направлении самой установки. Заключения военных по целой куче разработанных ракетных снарядов на твердом топливе были единодушны — системы созданы в отрыве от реальных потребностей армии, боевое применение неясно, результаты стрельб совершенно неудовлетворительные, а само оружие крайне опасно в обращении.

По жидкостным ракетным двигателям, то-есть, по тем, что занимались Королев и Глушко, ситуация была еще более беспросветной. Начинаний была масса — баллистическая ракета, морская реактивная торпеда, зенитные ракеты, крылатые ракеты и реактивный самолет, — но ни по одному из направлений добиться какого-либо положительного результата не удалось. Опытные образцы постоянно взрывались, системы управления отказывали, эксперты убедительно отмечали невозможность обслуживания установок с ЖРД в полевых условиях. Как итог, деятельность Оркобюро была признана подрывной, и направленной на растрату казенных средств. В конце прилагался список осужденных сотрудников.

Бегло взглянув на список, Виктор вскочил с кровати и пулей вылетел в гостиную, где "родственники" уже ставили раскладушки.

— Мне надо связаться со Ступиным! Срочно!

Антон невозмутимо вытащил из-за шкафа полевой телефонный аппарат, покрутил ручку и передал трубку Виктору.

— Слушаю, — раздался знакомый, и уже несколько сонный голос штабс-капитана.

— Это Еремин говорит.

— Я понял. Что случилось?

— Я по поводу Королева, Глушко, Лангемака и еще ряда сотрудников Оркобюро. Их надо немедленно освободить!

— Уже. Как только ознакомились с вашей "статьей". Точнее, пока мы их привлекли для участия в оперативной деятельности. Пересмотр дел, сами понимаете, потребует времени, да и чтобы настоять на нем, нам нужны основания.

— Какие основания? Это же Королев!

— Это у вас там Королев — это Королев, а у нас он пока не Королев! — жестко отрезал штабс-капитан. — Вот найдете способ, как из того, что они насоздавали, выжать хотя бы какую-то пользу, тогда будем добиваться пересмотра, нет — извините, а чем и кому я докажу, что они случайно попали в этот поток прохиндеев и растратчиков? Вы вообще знаете, что закупки вооружения за тридцать седьмой год сорваны? Деньги ушли, кому ушли, куда ушли — ничего найти нельзя, все формально неподсудны! Это что, жандармерия виновата, что в России жулья, что дерьма за баней? Что вы тут сделаете с презумпцией невиновности, когда у вас из под носа все уворуют! Вы из будущего, вы больше знаете, вот и дайте завтра мне карты в руки, чтобы я мог ходить и доказывать! Другие вопросы есть? Нет? Тогда до завтра!

"Подловил таки", подумал Виктор, вернувшись в свою комнату. Машинально он подметил, что до сих пор не разобрался в тонкостях здешней системы силовых структур. По тому, что он видел, получалось, что жандармерия занималась всем, что было отнесено к вопросам национальной безопасности, а полиции был отдан криминал, дорожное движение, хозяйственные преступления и все такое подобное, причем полиция была как бы случаем не земской. Это было не совсем похоже на то, что было в дореволюционной России, где жандармерия была прежде всего чем-то вроде военной полиции, но имело свою логику, и в чем-то было даже менее расплывчато, чем советские названия "ОГПУ" или "НКВД". И еще у них есть какой-то Синод, который "поймет ситуацию".

Было ясно, что штабс-капитан в какой-то мере использует Королева, Глушко, Лангемака и прочих ракетчиков, как заложников, чтобы побыстрее добиться от него, Виктора, пути выхода из тупика с разработками. С другой стороны, если штабс-капитан, наоборот, хочет освободить репрессированных специалистов (а он не дурак и понимает, что ракетное оружие без них не создать), то опять-таки все упирается в него, Виктора. Добро и зло как-то причудливо переплелось.

"Ну вот и миссия Руматы Эсторского: спасать ученых…"

…Погода с утра оказалась ненастной. Было не жарко, небо было сплошь затянуто какими-то однообразными шинельно-серыми тучами, из которых лениво сыпал мелкий дождик, какой раньше обычно называли "ленинградским". Дворники, скрипя и щелкая, лениво размазывали капли по лобовому стеклу "опеля", из-под колес встречных машин летела грязь. Сквозь забрызганные этой грязью боковые стекла мимо проплывали потемневшие домики Городища. Виктора радовало, что он вчера успел взять зонтик — недорогой зонтик из черной материи с деревянной рукояткой. Не синтетика, так что надо обязательно сразу сушить, а то ткань погниет.

— Во субботу, день ненастный, нельзя в поле работать? — спросил его Ступин, куривший в ожидании на крыльце здания на базе бронепоездов, под козырьком, с которого стекали на землю прохладные струйки. — Может, отложим до понедельника? И фигуранты отдохнут с дороги.

— Полагаю, они предпочли бы не томится неизвестностью. Поговорить есть о чем, думаю, не нужно затягивать.

— Ну что ж, с вашего позволения, я только докурю. Самому интересно, как вы сумеете обернуть эту ситуацию. Немцы-то занимались ракетами вынужденно, чтобы обойти ограничения, навязанные Антантой после войны.

— Кстати, а почему такие встречи проводятся здесь, на военной базе, а не в министерстве оборонной промышленности или как оно у вас там? Решения-то кто будет принимать?

— В министерстве? — Ступин сделал неторопливую затяжку. — После казни Эрлих — Кричевского в министерстве выискивают врагов империи и пишут доносы друг на друга. Там обсуждение может уйти в сторону, далекую от техники. Это во-первых. Во-вторых, в министерстве еще надо объяснить, почему вопрос обсуждается с участием лиц, осужденных за государственные преступления, и коим положено находиться на каторге. Например, по сегодняшней теме. В-третьих, пока не установлено окончательно, кто есть вы, а действовать надо. Не волнуйтесь, я не собираюсь втягивать вас в какую-нибудь дворцовую интригу или использовать в каких-то личных или кабинетных играх. По мере выяснения истины вы выйдете на лиц, имеющих практически безграничные полномочия. Ну, разумеется, если вы действительно оттуда.

Штабс-капитан бросил бычок в стоящую рядом урну.

— Кстати, у меня для вас хорошая новость: Синод благосклонен к вашей идее интеграции свинга в среду православной молодежи. Такое впечатление, что эта идея там давно бродила в умах, и нужен был только человек, который решится высказать ее открыто. Правда, все это пока неофициально, но для Синода неофициальное благоволение куда важнее канцелярских бумажек.

— Простите, а что такое Синод и чем он занимается? Я еще не успел глубоко изучить вашу политическую систему.

— Синод… Ну, в вашей реальности церкви есть? Не разгоняют?

— Да, есть разные зарегистрированные конфессии. Церковь отделена от государства, но официально празднуются различные религиозные праздники, официально признается положительная роль церкви в различных аспектах общественной жизни… Вот так как-то.

— Это плохо. Если государство благоволит церкви, оно обязано следить за ней и направлять, а то она начнет вымогать у государства разные блага. Вот Синод у нас и направляет. Именно благодаря нему сейчас под эгидой церкви находятся ночлежные дома, колонии бывших малолетних беспризорников, поселения освобожденных из мест заключения. Тысячи священников работают в тюрьмах и каторжных лагерях, в туберкулезных и психиатрических диспансерах, идут к страждущим и обремененным. Если священник не пройдет этой тяжелой и грязной работы среди людских страданий, он никогда не сможет рассчитывать на приличное место в церковной иерархии. Так что не считайте уж нашу церковь опиумом для народа.

— Да я и не считаю. Тем более, куда со своим уставом в чужой монастырь…

…Королева он узнал сразу. По характерной М-образной волне зачесанных назад волос, открывавшей высокий лоб и прищуренным глазам.

Их было трое, в приличных немецких серых костюмах в полоску по размеру, в одинаковых, подобранных в тон, рубашках и галстуках. Королев, Глушко и Лангемак. Похоже, что перед встречей над ними хорошо поработали в парикмахерской и салоне красоты.

— Здравствуйте… — Виктор слегка замялся, растерянно думая, как же их назвать, чуть не сказав привычного "товарищи". "Господа"… а у них к заключенным так обращаются? В СССР "товарищами" не называли, может и здесь так? Если "граждане", то есть ли здесь вообще такое обращение? Республику-то того… И вообще, по какой легенде он, Виктор, с ними работает? Инопланетянина? Жертвы техногенной катастрофы? Тоже мне, агент…

— …коллеги.

— Здравствуйте… — коллеги, по-видимому были растеряны не менее, и немного стеснительно обменялись рукопожатиями.

Господи, он только что пожал руку самому Королеву, немеркнущей славе нашей Родины. С ума сойти. Хотя, собственно — а что, Глушко меньшая величина? Двигатели-то его. И кто знает, как бы был знаменит Лангемак, если бы не погиб во время репрессий? А еще интересно — неужели в нашей реальности деятельность РНИИ со стороны смотрелась таким же отмывом бабла, как здесь — работа Оркобюро? Наверное… Тут только специалисту разобраться. Тогда судьбу науки и техники решали не имеющие технического образования следователи, сейчас, в нашей реальности — не имеющие технических знаний манагеры, которые формируют мнение, ужравшись до блевоты на каком-нибудь бизнес-форуме в Сингапуре… И если у следователя хоть видно, что технического диплома нет, эти предъявят целую колоду — дипломы можно заказать по Инету с доставкой на дом. Сейчас любую липу можно заказать по Инету, вплоть до трудовой книжки с записью о стаже работы Президентом РФ. Та же эпоха репрессий, только более благообразная.

И, кстати, когда же Королев писал статью в "Физике для юношества", о которой говорил Морозов? До ареста? А Морозов хотел таким макаром намекнуть ему, Виктору, насчет Королева? "Давайте не отвлекаться от собственно бронетехники…" Ладно, теперь уже не важно.

— Ну как, готовы к моменту истины? — спросил Ступин.

— Вполне, — ответил за всех Королев, — вначале думали, что на виселицу отправят, смертников хорошо кормят, потом, что на императорский бал. А к выяснению истины мы всегда готовы, это наша профессия. И где-то даже судьба.

Он широко улыбнулся, и от уголков рта и краев глаз разошлись вееры ранних морщинок.

"Он еще и шутит про виселицу… Как-то это не вяжется с образом. Подменили? Нет, ну почему так сразу… Человек летал на фанерных планерах, получил ранение при взрыве ракеты 212… должен был получить в этом году… короче, что такое виселица для ученого, смотрящего в лицо смерти ради первого шага в межпланетное пространство?"

— Ну что ж… Тогда начнем с выяснения по результатам работ Георгия Эриховича, если возражений нет.

Лангемак, сорокалетний лысоватый мужчина с высоким лбом, немного заерзал от волнения.

— Если позволите, я по порядку…

— Немного погодите. Самоотчета пока не нужно. Основная проблема у вас была в использовании для первых опытных образцов сначала пироксилиновых, а затем пироксилинотротиловых порохов. С одной стороны, это выглядело разумно, поскольку в России по настоящее время выпускаются в основном пироксилиновые пороха, однако как ракетное топливо они перспектив не имеют — ограничена длина шашек и прочее. Вместе с тем в России велись работы и по более пригодным для РДТТ так называемым баллиститным порохам, однако из-за разобщенности этих тематик получалось, что РС никого не интересуют из-за низких результатов, а для баллиститного пороха не оказалось крупных заказчиков именно потому что не выпускались РС, такой вот замкнутый круг. В итоге мы имеем на данный момент только опытный Югоукраинский завод, на котором изготавливается баллиститный нитроглицериновый порох, близкий к нашему НГВ…

— К вашему НГВ?

— Да, были опыты весьма удачные, к сожалению, при катастрофе почти все погибло. Но, главное, есть аналог. Плохо то, что на заводе низкая культура производства, высокая аварийность из-за незнания многих технологических тонкостей.

— Это верно, — устало подтвердил Лангемак, — мы начали экспериментировать с зарядами из баллиститного пороха, но брак… Понимаете, здесь влияют даже такое, как, ну вот, кто поставщик коллоксилина.

— Тем временем в Германии производство баллиститных порохов прекрасно отлажено для ствольной артиллерии, причем твердотопливные ракеты их интересуют мало — все отдано на программы фон Брауна, а реактивные снаряды пытаются до сих пор делать на черном порохе. Возможно ли закупить у них завод, технологию, чтобы их специалисты все отладили и обучили? Повод — создание резервных мощностей в России для поставок в Германию. Мы ведь все-таки союзники и потенциальные товарищи по оружию.

— Хм, вот вы как, — Ступин потер рукой лоб, — трудно сказать, насколько они пойдут на создание производство полного цикла. Вы же знаете их тактику.

— Ну так объясните… проведите через агентов влияния мысль, что пороховые заводы в Германии уязвимы для авиации союз… бывших союзников Антанты и опасны для немецкого населения, а в России эта пороховая бочка будет далеко, да и черт с ними, с этими русскими, если взорвутся, пусть прямо так и объясняют. В конце концов — ну неужели жадность фраера не погубит? Подкинуть им идею природного газа. Представляете, в Германии больше никакого угля, никакой копоти, чистые немецкие городки, идеал высшей расы. Все на экологически чистом топливе.

— Заманчиво. А откуда они возьмут столько газа и при чем тут мы?

— Как при чем? А шестнадцать триллионов кубометров на Уренгое?

— Где-где? — спросил до этого момента молчавший Глушко.

— Господа, вы понимаете, что все, что вы здесь услышите — сведения совершенно секретные. Не будем уходить от темы. Раз завод нужен — купим, легально, нелегально, выкрадем секреты, завод будет. Продолжайте, пожалуйста.

— Использование баллиститных порохов позволит нам получить не только реактивные снаряды для установок залпового огня, но и создать двигатели для баллистических ракет малой дальности, примерно где-то километров пятьдесят, ракеты воздух-воздух и воздух-земля с кумулятивными зарядами для штурмовиков и зенитных управляемых ракет против высотных бомбардировщиков. По последним будет на данном этапе наиболее эффективной командная система наведения.

— Извините, перебью, — вмешался Лангемак, — но рост выпуска боеприпасов потребует и рост выпуска сырья для баллиститного пороха, а у нас в России всего один завод централита. Понимаете, его вводят в состав пороха для стабилизации его химической стойкости. Из-за сложности изготовления централита, да, впрочем, и основного сырья для его производства, это самый дорогой компонент, да и выпускают его мало.

"Черт, это же что-то читал… Во время войны было, завод там эвакуировали, снарядов для "катюш" не хватало. Думай, думай…"

— Знаете, кажется, были опыты по замене централита, как стабилизатора, окисью магния, и вроде результат положительный. Надо попробовать.

— А это не из-за этого…

— Нет, это другая тема.

— Все-таки замечу, что и баллиститные пороха не позволяют добиться того увеличения дальности стрельбы, которое дадут жидкостные двигатели даже на высококипящих компонентах, — нетерпеливо заметил Королев, — и если мы не хотим останавливаться на пятидесяти километрах…

— Простите, Сергей Павлович… ("Господи, кого я перебиваю? Самого Королева!") Мы обязательно перейдем к ЖРД, только сперва закончим с твердотопливными. В полевых условиях стартовые комплексы ракет с ЖРД действительно трудно обслуживать, готовить ракету к пуску долго, и такие комплексы весьма уязвимы для противника. РДТТ позволит нам делать комплексы мобильными. Однако Вы правы — для ракет средней и большой дальности потребуется уже другое твердое топливо. Были сделаны успешные эксперименты с топливами под условным названием "смесевые", состоят в осном из окислителя, горючего и связующего. Окислитель — это перхлорат аммония, стабилизированный нитратом калия, чтобы заряд не растрескивался. Как заменитель, можно нитрат аммония, но он похуже, и еще перспективно использование динитрамида аммония, хотя он дорогой. Горючее, оно же связующее — это различные каучуки, синтетические смолы, нитрополимеры. В них добавляют примерно на четверть порошки металлов, алюминия или магния. В качестве еще одного дополнительного компонента горючего можно использовать октоген или гексоген, но не больше четверти, а то растет опасность детонации. До трети массы — это пластификаторы, катализаторы, например, хромит меди, отвердители, и… и, к сожалению, это все, что мне известно. Основные тонкости уже придется выяснять в ходе исследований.

— И какие же результаты это дает?

— Можно получить удельный импульс до трех тысяч метров в секунду. Ракеты на таких топливах могут иметь дальность порядка сотен километров. А в перспективе и тысяч километров.

— А больше ничего не можете вспомнить по этим топливам?

— Так я же сам ими не занимался. Могу только добавить, что компонентов может быть до дюжины, и… вот еще важно, двигатель изготавливался заливкой, и при этом сразу формируется внутренний канал горения. При этом корпус двигателя дополнительно защищен от горячих газов слоев топлива.

— Вот это существенно. Значит, есть возможность создать двигатель со временем работы в десятки секунд. Химиков надо собирать, пусть копают в этом направлении.

— И металлургов — искать материалы и покрытия для сопловых блоков…

"Ладно, теперь у нас есть двенадцать лет форы по сравнению с американцами", думал Виктор. "Времени на поиски достаточно"

— …Теперь переходим к ракетам с ЖРД. Идей было много, но из-за ограниченности ресурсов немного распылились. Например, самолет с ЖРД в ближайшие 15–20 лет не будет иметь практического значения…

— Но позвольте, — перебил Глушко, — мы уже в ближайшее время можем получить самолет со скоростью тысяча километров в час! Полторы тысячи! В то время как двигатели фирмы БМВ развивают тягу втрое меньшую. Мы делаем большую ошибку, пренебрегая идеей ракетоплана! Ну скажи хоть ты ему! — обратился он к Королеву.

— Подожди, — ответил тот, — пусть человек доскажет. Нас пока тут слова никто не лишал.

— Вот вечно ты так. Идешь на компромиссы с ретроградством и невежеством. Оттого и загремели из-за твоего соглашательства.

— Слушай, знаешь что… — Королев начал багроветь.

— Стоп! — гаркнул Виктор. — То, что я скажу, вас помирит. Сосредотачиваться сейчас надо на перспективных целях. Баллистическая ракета средней и большой дальности, способная нести ядерный заряд в любую точку планеты. Политическое оружие, которое предотвратит большие войны. Если его не создать, это оружие появится к середине сороковых у Германии или США, И тогда гибель Помпеи покажется детским фейерверком. Поэтому предлагаю прекратить все ссоры. На карту поставлена не какое-то правительство, возможна гибель всего человечества. Александр Семенович! Покажите вы им мобильник!

— Подождите… — Королев выглядел растерянным, — вы что, из будущего? Это там катастрофа?

— Я был в вероятном будущем. Которое можно изменить. Это от вас зависит, будет катастрофа или не будет. Будет ли вообще человек, как биологический вид, или останутся тараканы, которые устойчивы к радиации. В Сибири, кстати, тоже не укрыться. Будет ядерная зима и ледниковый период.

— А если мы не справимся, — Лангемак нервно разминал руки, — нас казнят?

— А если не справитесь, погибнем вместе. Погибнут близкие, знакомые. Должны же мы попытаться что-то сделать?

— Да… Вы правы.

— Вы что-нибудь знаете о ракетах будущего?

— Немного удалось.

— Ну я же говорю — не надо перебивать. Может, по двигателям что присоветует.

— Да я что… Кто же знал-то… Всем подряд доказываешь — никто не слышит…

— Ладно, ладно…

— Ну. значит… — Виктор начал речь с этих слов-паразитов "ну, значит", чтобы как-то снова уложить в памяти то, что от собирался сейчас говорить, — как вы считаете, что главное в ракетостроении?

— Странный вопрос. Двигатель, конечно.

— Уточню. Материалы двигателя, теория, технологии.

— Многое. Корпус, система управления, топливо…

— В общем верно, все это так… и не так. Главное в ракетостроении, это — качество. В современной индустриальной системе каждый рабочий, каждый инженер приучен к тому, что есть некий допустимый предел ошибок, брака который безнаказанно можно допустить. Этот предел — небольшая величина. Но в таком сложном и критичном к дефектам изделии, как ракета, эти небольшие пределы в итоге дают вероятность общего отказа, близкого к единице. Тем более, что в создании и производстве ракеты будут заняты сотни заводов и КБ. Отсюда вывод, нужно изменить сознание работника, поставить его в такие условия, когда целью его работы станет не допустить брака вообще…

Виктор вкратце разъяснил основы Саратовской системы управления качеством 50-х годов, как достаточно простой и легко встраиваемой в вероятные рамки производственной бюрократии. Он заметил, что Королев слушает его необычайно внимательно.

— Вот! — воскликнул он, когда Виктор закончил, — вот то, что я все время говорил! Нас все время резало опытное производство. Не столько в конструкции дело, сколько в мелочах, которые лезут из каждой дырки. Кустарщина и малограмотность — вот ваши диверсанты. Здесь нужен не только новый станок — нужен новый рабочий, с сознанием ученого, с фанатической готовностью преодолевать себя. Тогда мы чего-то достигнем. А вы знаете, сколько пришлось всех убеждать использовать при планировании работ графики Гантта?

— Это сетевое планирование, что ли? Мощная штука, только надо дополнить методом анализа критического пути, лучше по методу ПЕРТ, там четыре длительности работы, оптимистичская, пессимистическая наболее вероятная и средневзвешенная, и метод критической цепочки, который учитывает наличие ресурсов…

…Автор безжалостно опускает дальнейшую часть беседы до обеда. В конце концов, сейчас это можно найти в учебниках. А вы думали, разговор пойдет о форме камеры сгорания? Ничего подобного. Чтобы строить ракеты, надо сперва создать новое производство, новых работников, новые методы управления. А иначе выйдет, как обычно у нас бывало, когда прекрасная идея так и оставалась на уровне опытного образца.

9. Лишь бы киношники не напутали.

— Неплохой у них рыбный суп. Что они такое, кроме укропа, добавляют?

Штабс-капитан аккуратно отложил кость на край тарелки. Кроме него и Виктора, за столиком сидели Королев и Глушко; Лангемак оказался за соседним, и ему девушка как раз подносила второе. Вчерашние каторжники ели, не торопясь; видимо, за эти дни их уже успели подкормить. Репродуктор на стене неторопливо пережевывал такты слоуфокса "Сильнее смерти".

— А эта вещь у Блантера, пожалуй, несколько однообразна, — продолжал Ступин, — даже если сравнить с балладами в честь Киевского похода. "Знамя императора по ветру шумит…"

"Знамя Щорса красное по ветру шумит" — отметил про себя Виктор. "Можно новые тексты писать. Интересно, а какой текст для нашего времени будет и про что?"

— А вот это, кстати, чья — "Расцветали яблони и груши…"

— Так это его же. Церковь чего-то придиралась насчет мелодии.

— Зря придиралась. Во всем мире ее будут считать русской. Кстати, и в Германии понравится.

— Неужели эти простенькие куплеты смогут быть знамениты на весь свет?

— Абсолютно. У меня на это чутье.

— Ну, если не шутите… Придется утрясти и согласовать.

Закончив обед, они вновь направились по коридору к кабинету. Штабс-капитан на мгновение задержал Виктора.

— Наши вчерашние знакомые интересуются, нет ли все же каких-то идей насчет ускорения работ по дизелю. Это не только пожароопасность, это вопрос топлива. Немцы в случае войны с Россией могут использовать синтетические бензины, с ними у них будет проще, чем с дизтопливом. У нас своя нефть, так что двигатели на соляре и газойле помогут сэкономить дефицитный бензин.

— Ну они же в общем-то сами знают. Производственная база для такого изделия слаба, нужно новое оборудование, по сути дела — новая технологическая линия. С концентраторами напряжений у вас сами разобрались. Хотя это, в общем, достаточно элементарная вещь, для учебников сопромата…

— Подозреваете вредительство?

— Подозреваю результат чморения конструкторов в национальном масштабе, в том числе и морального. Человек должен верить в свои силы, видеть перед собой положительные примеры великих инженеров и изобретателей. А когда ему внушают, что все лучшее создано за бугром, а у нас умеют только копировать, что он создаст? Стрельба со сбитым прицелом…

— Ну, а что-нибудь для поправки прицела присоветуете? Что-нибудь из исторического опыта на полвека вперед?

— Ну, насчет тех же концентраторов… Изучать картину напряжений в деталях на моделях из оргстекла в поляризованном свете.

— Оргстекло?

— Ну да… акрил… такой полимер прозрачный…

— А, плексиглас? Который на стекла для самолетов идет?

— Точно.

— Как закончим с ракетчиками, задержитесь, надиктуете, что знаете?

— Конечно. Не вопрос.

— Еще такая вещь: Королев Сергей Павлович, на Ваш взгляд, насколько предан России?

— Ну, то, что он не шпион и не вредитель…

— Это понятно. Насколько он способен сохранять верность отечеству, если у него будет возможность остаться за рубежом?

— Хотите послать в Германию по обмену опытом?

— Хотим. Вы подали интересную мысль насчет важности организации ракетного дела.

— Во всяком случае, в диссидентстве замечен не был, несмотря на то, что в нашей реальности попадал на Колыму и чуть не погиб. Это Сахаров был диссидентом.

— Сахаров… тоже ракетчик?

— Нет, отец водородной бомбы. Андрей Дмитриевич.

— Которая мощнее ядерной?

— Да. И то не сразу, а как сошелся с Еленой Боннер. А она была ярой антисоветчицей.

— Очень занятно. Выходит, ваши органы проглядели?

— Ну, не станут же они его, как в старину, женить без согласия. А убрать Боннер — это тоже даст противоположный эффект…

— Ну, Виктор Сергеевич, зачем так… Это вопрос техники. Так какие гарантии можно создать для Королева, чтобы его не перевербовали? Его интересы, связи… вы понимаете?

— Хороший вопрос… Он смел, имеет твердый характер и фанатично предан идее освоения космоса. Из страха он вряд ли будет на кого-то работать… ни на вас, ни на немцев. А вот ради того, чтобы его ракеты первые полетели в космос, чтобы запустить первый спутник, вывести первого человека на орбиту, опередить конкурентов — американцев или в данном случае немцев… Космос — это его жизнь. Даже сами по себе баллистические ракеты, для него, пожалуй, не столько щит. Скорее, возможность, которую военные дали для полета в космос.

— Спасибо. Это совпадает с нашими данными и вообще весьма характерно для настоящего ученого. Но предположим худшее. Кто может в этом случае заменить у нас Королева по баллистическим ракетам? Только не говорите, что никто, подумайте.

— Янгель, Михаил Кузьмич. Он, кстати, в вашей реальности сейчас не в командировке в США?

— Кстати, в командировке. Но он ведь не ракетчик. Он авиаконструктор.

— Сможет стать ракетчиком. Королев ведь тоже с планеров начинал.

Они остановились у двери в кабинет.

— Да, у меня к вам тоже один вопрос, только из истории. Вот Колчак… как же он вдруг стал республиканцем? Он ведь по взглядам был скорее ближе к Муссолини. Возводил войну в культ, ненавидел пацифизм, парламентаризм. Высказывал и Тимиревой писал…

— Да-да. Министресса просвещения Тимирева, конечно, помним, — хмыкнул штабс-капитан, — кто не помнит ее новации с перестройкой образования на американский манер. Чуть академическую школу не загубили. Вот что касаемо Колчака… Скажите, Виктор Сергеевич, а разве у вас, в вашей реальности не было так, что политик, бывший истым — ну, как это у вас называется, ленинцем, наверное? — бывший истым ленинцем, вдруг становится ярым республиканцем, демократом или там либералом? Если он обязан властью каким-нибудь дядюшкам из богатой колониальной державы?

— Пожалуй, были такие.

— Ну вот видите. Демократ — это условия найма. А почему? Ничто не стоит так дорого и не продается так легко, как демократия.

Виктор хотел возразить, но подумал, что с жандармским штабс-капитаном спорить об этом было бы большой ошибкой. И вообще сейчас главное вытащить Королева и прочих на свободу.

"…Ну почему я не читаю на досуге учебников по проектированию ракет и ракетных двигателей? И не беру их в День Независимости в поездку почитать? Как бы это все сейчас пригодилось…"

Вопросы после обеда задавал в основном Ступин. Ракетчики внимательно слушали.

— Запуск первых "Агрегатов-5" в Грейфсвалдер-Ойе намечен на осень этого года. Без автопилотов. Немцы решили не ждать.

— Почему полигон решили сделать на острове?

— Легче обеспечить режим секретности, безопасность населения при авариях ракет. Кроме того, в одном месте размещаются все необходимые сооружения, испытательное оборудование для исследовательских и конструкторских работ, опытное производство. Короче место, где можно начать с исследований, а закончить созданием ракеты, которую можно выпускать серийно.

— Где можно расположить такой в России?

— Например, в Казахстане…

— Туркестане?

Да. Удаленное пустынное место и ближе к экватору. Малодоступно для дальних бомбардировщиков других держав.

— Далековато. Слишком много средств уйдет на обустройство, завоз в такую глушь всего подряд, включая дерево и воду. Поближе нельзя?

— Ну… Тогда, например, в районе волжских степей. Примерно сорок восемь с половиной градусов северной широты и сорок пять с половиной восточной долготы.

— Недалеко от Царицына. Ну что ж, уже лучше. И водным путем можно пользоваться. Немцы собираются использовать "Агрегат-5" в военных целях?

— Нет, для этого будет "Агрегат-4". Будет выпускаться серийно. Если, конечно, ничто не помешает.

— Что может помешать?

— Смещение тех, кто покровительствует проекту. Например, фон Браухича. Хотя это только замедлит работы.

— Как, по-вашему, относится Гитлер к ракетчикам?

"Почему он это спрашивает? Почему интересуется этим, а не техническими деталями? Понял, что я по специальности не ракетостроитель? И ищет способы сорвать создание Агрегата-4, он же Фау-2?"

— Гитлер… пожалуй, с некоторой осторожностью. Недоверчивость малообразованного человека, подозревает, что ему парят мозги.

— Как ракетчики парят мозги тем, кто приезжает?

— Показывают огневые испытания двигателей. Обычно это впечатляет.

— На Гитлера это способно произвести впечатление?

— По крайней мере, он не подаст вида.

— Что он скажет?

— Нет информации.

— Хорошо… Можно ли улучшить Агрегат-4?

— Да. Сделать боеголовку отделяющейся. Это увеличит дальность. Баки должны быть несущими, это снизит вес. Еще у немцев проблемы с топливной аппаратурой.

— Ясно. Может, у специалистов есть вопросы?

— Скажите, вы не могли бы нарисовать геометрию камеры сгорания, или хотя бы размеры? Как охлаждается? — Глушко сгорал от нетерпения.

Виктор развел руками.

— Увы. Если бы я был специалистом по ракетной технике…

— Но ведь Лангемаку вы дали почти готовый рецепт!

— Что есть, то есть. Как будто я специально знал, что тут понадобится?

— Ладно, все понятно, — примирительно сказал Королев.

— Ну что понятно? Что тебе понятно? — раздосадованно сетовал Глушко.

— То, что придется самим открывать. Что, не сумеем, что ли?

— Сумеем, не сумеем… Сумеем. Вот когда только?

— Ну а тебе сразу все готовое. Скажи спасибо, что доказывать не надо, что жидкостные ракеты — это не вредительство. Да, вы вот такое скажите, — обратился он уже к Виктору, — Оберт предлагал использовать ракеты, чтобы из космоса исследовать неизученные районы земли. Это найдет какое-нибудь применение в будущем?

"Действительно, человек бредит космосом… Стоп, чего я туплю? Как раз можно всех развести по понятиям."

— Применение? Да. Только прежде всего в виде спутников-шпионов.

— Спутников кого? — встрепенулся штабс-капитан.

— Спутников тире шпионов. То-есть запускаем искусственный спутник Земли, на нем фотокамера с телеобъективом. Он пролетает над заданной территорией сопредельного государства, фотографирует, что надо и приземляется в заданном районе. Вот, допустим, тот же ракетный полигон заснять.

— И… и что можно рассмотреть с такой высоты?

— В перспективе — вплоть до номеров автомобилей. Подводные лодки под водой тоже хорошо видно. Да, еще можно спутники связи. Чтобы агенты выходили на связь через спутник направленной антенной на ультракоротких волнах, и их не запеленгуют.

— Так-так… Сергей Павлович, а вы что скажете?

— Абсолютно верная идея! Российской империи просто надо иметь такие спутники раньше враждебных государств! А дальше — послать на орбиту пилотируемые корабли и сделать постоянные платформы для боевого дежурства, чтобы при необходимости сбивать спутники противника и ракетные снаряды дальнего действия с помощью управляемых ракет или лучевых концентраторов…

"Это как? Это будущий Главный Конструктор уже предлагает программу звездных войн? Хотя… Ну это же в данном положении уникальная возможность выбить деньги на космос"

— …При спуске на крыльях в атмосфере мы можем сделать аппарат многоразовым…

— Сергей Павлович, считайте, что вы меня убедили. Помимо непосредственного военного значения, первый вывод космического аппарата будет иметь и огромное моральное воздействие на политические элиты других держав. Полагаю, что именно вам, как первопроходцам, и следует поручить подготовку звездных экспедиций. Остается только отстоять ваши кандидатуры перед руководством. Не вижу радости. Вы, наверное, не верите?

— Ну… если честно… знаете, просто как-то это все так неожиданно. С Колымы и…

— Виктор Сергеевич! У вас есть что — нибудь такое убедительное для Сергей Павловича?

— А, знаете, есть. Компоновка его космической ракеты.

— Простите, вы сказали…

— Вашей космической ракеты. Вы ее создадите в будущем. А уважаемый господин Глушко создаст к ней двигатели. Здесь мы частично возвращаемся к последовательной схеме…

"Только бы киношники ничего не напутали… Только бы не напутали… Это же все-таки не сегодняшняя халтура от канала BBC…"

— Ну что скажет главный конструктор?

— Вынос мозга…

— Вот. Он уже на языке господина из будущего заговорил. Как идея-то? То, что мои двигатели и первой и второй ступени включаются на старте — я за.

— Что идея… Гениальная идея. Вы не шутите, это вот именно я предложу?

— Именно вы. Ваша идея, никому не отдавайте. Она еще в двадцать первом веке бороздить космос будет. Если атомной войны не случится, конечно.

— Но, конечно, не следует думать, что вот по этой схеме сразу сделаем ракету и выведем спутник… Идея хорошая, но ракету надо еще начать и кончить.

— Вот и начнете, господа ракетчики, — резюмировал штабс-капитан, — и вы же закончите. А оставшееся на сегодня время попробуем выяснить, какие еще наиболее важные детали этого дела могут быть известны господину Еремину…

…Вечер был душноват. От дождя в первой половине дня везде стояли парящие лужи. Неожиданно жаркое солнце медленно ползло над крутобережьем в сторону Бежич, и новенький гостиничный вентилятор, подвешенный вчера под потолком, плохо помогал. Штабс-капитан позвонил, чтобы в кабинет занесли новый сифон сельтерской и ведерко со льдом.

— Задержитесь, пожалуйста, — сказал он Виктору после того, как отпустил ракетостроителей, — есть небольшой разговор. Точнее, полтора разговора.

"Спросить у него что ли, в какой гостинице в Бежице можно снять безопасно номер? Не тащить же Татьяну в дом с "родственниками", а тем более не идти же в ее коммуну…"

— Всегда ваш.

— Тогда начнем с половины разговора. Завтра устраиваем выходной или хотите поработать?

— А кто дальше на очереди?

— Да это не так срочно. Конструктора по стрелковому оружию прилетели. Можно и на понедельник перенести.

— А кто прилетел?

— Дегтярев, Шпагин, Судаев. Хотели Симонова и Токарева, но у них испытания новых моделей винтовок.

— Давайте завтра. Если конструктора не против.

— Они не против. Вам не повредит?

— А война в сороковых мне не повредит?

— То-есть, вы исключаете, что Германии тоже можете понадобиться живым и здоровым?

— Это говорите мне вы?

Ступин пожал плечами.

— Я не предлагаю переходить на сторону Германии. Но вы ведь не наивны и понимаете, что ваши знания им нужны. И почему-то считаете, что в войну обязательно погибнете. Не скажете, почему?

— А мне не нужна такая жизнь! Хватит с меня и в одной реальности разгромленных лабораторий и заводов, сводок о сокращении населения и… Я не шкура и не сволочь. Завтра работаем. Простите, если лишаю вас отдыха. Может, вас кто-то другой подменит.

— Пустое. Такова наша служба. Тогда, если не возражаете, перейдем к собственно разговору. — Ступин налил стакан сельтерской и кинул в него кусочек льда. — Только как его начать, не знаю даже я.

10. Свято место пусто не бывает.

— В чем же трудность? — спросил Виктор.

— В том, что это ваше личное дело. Сугубо личное. И в том, что мы обязаны если не помогать вам в этом незнакомом мире во всех вопросах, то хотя бы давать информацию, чтобы вы могли сориентироваться.

"Личное. Что же у меня тут личное-то?"

— Если правильно понял, вы собираетесь показать досье на мадам Краснокаменную?

— Нет. Точнее, досье у нее в порядке. И вообще никакого, как у вас говорят, компромата, даже наоборот.

— Если наоборот, я очень рад. Значит, трудностей нет.

— Ну, если вы так считаете… Дело в том, что к ней благорасположен один вполне приличный господин, бакалейщик. Держит лавку недалеко от Литейной. Пару лет назад он овдовел, трагический случай — бедняжка подхватила простуду, перешедшую, кажется, в крупозное воспаление легких. Остались двое детей — мальчик и…

— И еще мальчик?

Ступин удивленно взглянул на Виктора.

— И девочка. Почему вы так решили?

— Вспомнил. Одного знакомого.

— Может быть. Характеризуется положительно, имеет серьезные намерения связать свою судьбу… правда, несколько стеснителен.

— И что?

— И, собственно, все. Это, собственно, не наше дело, и если бы не уникальный случай…

— То-есть, вы хотите, чтобы я не наделал глупостей?

— Естественно.

— Ну я же не пацан двадцатилетний.

— Ну… чего только не приходилось видеть. Спасибо.

— За что?

— За экономию порошков аспирина от мигрени.

"С гостиницей вопрос снят. Татьяне нужна семья, а не гастролер из Российской Федерации. Хотя… откуда я знаю, насколько здесь просижу? В точках перехода местная наука не петрит. Правда, если это все-таки задание из реальности-2, они должны были предусмотреть возвращение. Должны были предусмотреть… Черта с два, никому они ничего не должны. Если только не планируют следующего задания. И, кстати, а смысл этого? Прокачать здешнюю Россию? То, что я сейчас делаю? А может, я делаю не то? Может, меня послали совершить социалистическую революцию? А может, они вообще не знали, что здесь делать и послали разобраться на месте?"

— Во всяком случае, вечером сегодня постарайтесь отдохнуть. Поспите или пройдитесь по воздуху. К сожалению, не могу рекомендовать прогулку на реку или в лес. Возможно, это организуем несколько позже…

Вечерние фабричные гудки перекликались между районами. Вот издалека, из Бежицы, зычно, долго, запел паровозный. Вот поближе, хрипловатый — с Радицкого вагонного, и эхом ему в тон откликнулся Арсенал, а где-то там, совсем уж далеко, на высоких нотах проголосила Фасонка.

"Ну вот и сыграли в дона Румату" — размышлял Виктор, трясясь на заднем сиденье "Олимпии". "Сунул Королева из огня да в полымя. А ну как его гестапо раскусит? Хотя, с другой стороны, чем для такого человека лучше каторга?"

Он вдруг ясно понял, что Королев стопроцентно предпочтет пойти на опасное задание, лишь бы выведать тайны создания ракет. А он, Виктор, будет спокойненько кататься под охраной и обсуждать качество котлет в офицерской столовке. И от этого становилось как-то неудобно перед остальными.

Он снова вышел возле переезда на Почтовую. Дворник подметал мостовую перед двухэтажной гостиницей, желтевшей свежей штукатуркой. Виктор снова почувствовал себя разрушителем чужих судеб.

Татьяна оказалась на месте.

— Привет! — она вспорхнула со стула и чмокнула Виктора. — Не забываешь еще?

Она на минуту выскочила с какими-то снимками, пообещав вернуться через минуту. Виктор оглядел комнату. Царил творческий беспорядок, и на открытой форточке весело трещали нарезанные из засвеченной фотобумаги ленточки от мух. В углу немного отставали обои, а на столе, выпятив пузо в лиловых разводах, лежало на боку стеклянное пресс-папье. Все эти незаметные мелочи быта ушедших времен вызывали у Виктора какое-то чувство умиления.

— Не скучаешь тут?

На ней была легкая блузка из зефира в полоску — без вычурных деталей, но стильная, подчеркивала стройность силуэта, и великолепно сочеталась со строгой юбкой из колумбии.

— Ничуть. А тебя можно поздравить?

— С чем? Вроде бы ничего не произошло.

— Ну… например, налаживается личная жизнь.

— Всегда говорила, что Бежица — это деревня. Все про всех знают. Ты уже ревнуешь?

— Напротив, я рад за тебя.

— Ну да. Ты желаешь мне счастья, я приглашаю на свадьбу… Не спеши. Я еще ничего не решила. И только не задавай вопросов вроде "Он тебе нравится?". Я не знаю, как на них отвечать.

— Насколько я знаю, он человек серьезный.

— Ты его уже знаешь? Ну да, странный вопрос, конечно. Ну, тогда ты знаешь, что он просто прислал мне цветы и предложил отужинать вместе. Сегодня. Мне остается только задать тебе глупейший вопрос: мне идти?

— Почему нет? Это реальный шанс.

— Шанс на что? Его детей нянчить?

— Ты не любишь детей?

— Люблю. Люблю… в том-то и дело. Господи, что вы все вдруг меня за него сватаете? Подруги, редакция, теперь ты… "Вы идеально подходите… Подумай, такой случай раз в жизни…" Я не хочу, чтобы за меня решали.

— Да это ты решила. Я только тут спутал карты.

— Понятно. А тебе я больше не нравлюсь.

— Ты нравишься массе мужчин. Одним больше, одним меньше. Не ломать же тебе судьбу из-за этого.

— Потрясающе. С таким мужским благородством я точно останусь одна.

— С твоей красотой — не останешься.

— И тем не менее…

— А если завтра будет задание? Далеко отсюда, и, может, я вообще сюда не смогу вернуться? Ведь ты же мечтаешь не о вечной дороге, а о семейном счастье с человеком, который тебя любит, о доме, где звенят детские голоса.

— Тогда уходи. Решил уйти — уходи.

— Прости.

— Не за что. Это я тебя увлекла и это я тебя отпускаю. И на память ничего не дари. Чтобы ничего сердце не царапало. Удачи!

— Тебе удачи. И счастья. Будь счастлива, как может быть только счастлива женщина.

Виктор взялся за ручку двери.

— Подожди! Помни, что я еще ничего не решила. А теперь иди.

На улице Виктор зашел в сквер напротив собора, который в его бытность был сквером Камозина, и сел на лавку в тени ракиты. Мотаться по жаре и духоте никуда не хотелось. В песке дорожки купались воробьи. Откуда-то из городского сада слышались звуки духового оркестра, и Виктор вспомнил, что сегодня воскресенье. Минут через десять он увидел, как из дверей редакции вышла Татьяна, решительным жестом остановила извозчика, и, раскрыв над головой светлый кружевной зонтик от солнца, покатила в сторону Губернской.

"Ну вот, все и решилось" — подумал Виктор. Как ни странно, эта мысль не огорчила его и не доставила облегчения; хотелось просто сидеть и наблюдать за верхушками деревьев, окрашенных багровым заходящим солнцем, слышать из городского сада старинные вальсы и ни о чем не думать.

— Господин Еремин?

Виктор обернулся. Рядом с ним на скамейке сидела дама лет тридцати двух-тридцати трех, довольно высокая для людей этого времени, худощавая, с большими вьющимися темно-каштановыми волосами; лицом она чем-то напоминала Ларису из довоенной "Бесприданницы". Одета она была в светло-сиреневое платье из сатина, майи и вольты; уложенные волосы прикрывала надетая наискось, как у довоенных кинозвезд, светлая шляпка. Дама раскрыла большой ридикюль и в руках у нее тут же мелькнуло голубое удостоверение жандармерии.

— Серпикова Елена Васильевна. Отдел московской жандармерии двенадцать-прим, тайный агент. Прикомандирована сюда по запросу господина Ступина, с которым вы знакомы. Он ввел меня в курс дела, так что объяснять, кто вы и откуда, не нужно.

Виктор на всякий случай внимательно изучил удостоверение и сравнил со своим.

— Если есть сомнения, можете попросить городового позвонить по столбу.

— Документ вроде в порядке… Очень приятно. Виктор Сергеевич. В московской жандармерии все такие красивые агенты?

Елена улыбнулась.

— Это государственная тайна. У вас какие планы на вечер?

— Пока никаких. А у вас?

— А я решила, если не возражаете, не терять времени до завтра. Отдел двенадцать-прим создан для помощи в расследовании явлений, необъяснимых с точки зрения науки. Вы в своем будущем слышали об Анненербе?

— Разумеется. У нас о нем только и говорят.

— По-моему, в Анненербе занимаются ерундой. Я материалистка. Пожалуй, даже атеистка. Не удивляйтесь, это положительное качество для нашей работы.

— Не удивляюсь. И что предстоит делать?

— Я буду изучать вас и то, как вы сюда попали.

— Если бы я сам это знал… Есть определенная точка и время перехода.

— Это вы уже сообщали. У вас возникали какие-то ощущения при этом, как вы называете переходе? Что-нибудь в вас изменялось?

— Ничего. Даже не замечал. Вначале думал, что это мне кажется…

— Ничего не замечали? Ну а внезапные изменения температуры, ветра, шума вокруг, времени суток, года?

— Знаете, Елена…

— Зовите меня просто Лена. Не хочется быть слишком официальной.

— Да, так вот, Лена, то ли я не обращал внимания, то ли совпадало так, но того, что бы выходило за пределы обычной случайности, подметить не удалось. То ли был ветерок то ли не был. А насчет времени — так ведь в одно и то же время переносило и день.

— В одно и то же? Интересно. И чем вы это объясняете?

— Ничем. Я же говорю, я не могу это объяснить. И во второй реальности ученые что-то знали, но мне ничего не сообщили. Они предсказывали точки перехода.

"Надо рассказывать. Черт их знает, может, эти тоже найдут, как меня вернуть".

— Вы вернулись тоже благодаря их помощи?

— Да. Дважды.

— В то время и день, когда уходили из их реальности?

— Нет. К исходной точке.

— То-есть, они получаются вроде как попарно? Вход и выход? Через определенный срок?

— Ну… вроде как бы так и выходит.

— То-есть вроде выходит, как будто их кто-то сознательно создает для выполнения какого-то действия?

"А вот об этом я не подумал. Интересный ход мыслей."

— Не знаю. Не представляю себе, как во второй реальности могут этим управлять. Тем более, они не знали точно, что я приду.

— А неточно? Вас ждала жандармерия примерно к прибытию, искала? Или что-то в этом роде?

— Что-то в этом роде. Мое появление подсказал какой-то Цванцигер из Германии… Ну, потом он оказался у советских спецслужб, как — я уж не уточнял. Предсказатель.

Лена наморщила лоб.

— Цванцигер, Цванцигер… Нет, никогда не слышала. Может, он позже появится?

— Наверное. Или здесь он навел "Хуммеля". Так что не похоже, чтобы во второй реальности могли этим управлять. Или управляют очень неточно… но тогда непонятен точный возврат в момент перехода.

— Может, это все и природное явление. Пока еще ничего не известно. А про переход сюда они вам говорили?

— Во всяком случае напрямую — нет.

— Думаю, не могли ли они вас и сюда забросить. В вашей же реальности этот феномен неизвестен?

— Во всяком случае, научно не признан.

— Либо засекречен всеми странами. У вас нет соображений, с какой целью в этом случае вас могли послать сюда?

— Есть. В порядке гуманитарной помощи.

Лена чуть не рассмеялась, но тут же сдержала себя, стараясь показаться серьезной. Как школьница, которая отвечает урок у доски, и видят, что с задних рядов ей строят рожи.

— А как вы полагаете, точки перехода они находили с помощью точной науки или… или им помогали прорицатели, ясновидящие?

— Не знаю. Кстати, а вы не записываете? В блокнот там…

— Нет. У меня великолепная память, а блокнот можно потерять или выкрасть. Ладно. Надо прожевать то, что вы поведали. Сегодня карнавальная ночь в городском саду, я афишу видела. Не хотите сходить?

— Я хочу пригласить вас, но не знаю, согласны ли вы.

— А я согласна! — неожиданно весело воскликнула Лена. — Давайте пойдем и отвлечемся. А мозг тем временем будет работать.

Примечания.

1. В записях В.С. Еремина было написано "ментовским". Автор полагает, что это опечатка.