Метагалактика 1993 № 4

Изосимов Дмитрий

Конеев Виталий

Остроухов Михаил

Дмитрий Изосимов

 

 

Хищное небо

Фантастическая повесть

I

В помещении было сумрачно и холодно. Антон подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и поискал дверь. Дверь находилась в дальнем углу и была полуоткрыта. У самой крыши белел пунктир маленьких окон, похожих на прожектора, и слабый свет отражался на голых высоких стенах.

Сзади, царапаясь и скрипя, откатилась трехметровая и ребристая половина ворот, и Сергей закрыл вход. Антон поглядел по сторонам, поправил на плече футляр камеры и уверенно пошел в конец ангара.

За дверью чернел мрак и пахло резиной. Подошел Сергей, заглянул туда и включил фонарик. Яркий круг света застыл, освещая ржавые металлические конструкции, потом переместился влево и запрыгал по стенам. Сергей перешагнул гнутый, словно оплавленный порог и огляделся — коридор был длинный. Антон шагнул вслед за ним и тихо сказал:

— Лестница в конце коридора. Пошли.

Коридор казался нескончаемым. По крайней мере для Сергея. Антон успел побывать здесь еще вчера и хорошо освоился, выучив первый этаж и лестницу лабиринта. Они поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь было светлее, чем внизу. Свет просачивался сквозь рваные отверстия на потолке и был жестким, по-зимнему холодным и неуютным. На железном полу блестели пупырышки, мокрые от снега. Сергей зачем-то посветил в сквозные отверстия и, удовлетворенный, стал наблюдать за Антоном, который медленно и осторожно открыл дверь с ржавым механизмом замка и заглянул внутрь.

Внутри он увидел широкий зал, разделенный мшистыми кирпичными переборками на комнаты. Антон еще ни разу не был здесь и поэтому с любопытством и недоверием оглядывал помещение. Сергей обошел все комнаты, но не нашел там ничего, кроме кирпичного мусора.

— Ну? — спросил Антон, вынимая из футляра камеру.

— Нет там ничего, — мрачно отозвался Сергей.

Они прошли еще три таких зала. Антон все это записал на кассету и остался недоволен. Этого было мало. Стены, комнаты, переборки… Все это вряд ли могло заинтересовать Нортона, но Антон был аккуратным человеком и старался заснять все, что намекало на присутствие органической жизни. Вполне возможно, что все это сделали киберы, но ведь где-то должны быть их хозяева…

Кончился новый коридор и уперся в арочный мостик, переброшенный через гигантский цех. Под потолком неподвижно застыли толстые провисшие кабели; с них свешивался вниз какой-то мусор, похожий на водоросли: не то пакля, не то лопнувшая изоляция. Справа пространство от пола до потолка было заполнено разномастными трубами и цветными запечатанными резервуарами. Слева было относительно свободно, только на мокром полу стояли низкие редкие контейнеры и мятые баки. Освещение было искусственным; на потолке тускло светили большие круглые лампы. Несомненно, без рук местных жителей здесь не обошлось. Камера щелкнула и зажужжала, и Антон направил видоискатель на струю пара, бьющую из черной трубы.

Пока Антон снимал цех, Сергей оперся на тонкие перила и посмотрел вниз. Там он увидел железные дырчатые опоры, намертво сросшиеся ржавчиной крепления, разбитые лампы. Он дошел до конца моста, заглянул в пустой дверной проем и позвал Антона. Антон выключил камеру.

— В чем дело?

— Подойди сюда.

Они стояли на краю гигантского цеха, гораздо большего, чем предыдущий. На потолке зияло огромное отверстие, и через него проникал сюда вместе со снегом яркий свет и освещал круглое пространство на полу, вогнутое, как чаша, с множеством многогранных ячеек. В полосу света попадались также длинные цепи, болтающиеся на помятой ферме, сама ферма и штабель железных балок около стены. Где-то лилась вода.

Антон присел, чтобы сменить кассету, вставил новую, заработала камера.

— Стартовая площадка… — бормотал Сергей, разглядывая ячеистую поверхность круга. — Ну конечно же! Только вот цепи…

— Что ты говоришь? — спросил Антон.

— Я говорю: похоже на стартовую площадку. Весьма примитивно, конечно, но…

— Возможно.

— Ты кончил?

— Нет еще. Сейчас… — Антон еще раз обшарил объективом цех.

Они подошли к противоположной стене. Двери не было. Была высокая прямоугольная арка, ведущая в неизвестность, которая вяло светилась и молчала. В темноте чертыхнулся Сергей, загремела, падая, железная палка.

— Что там? — спросил Антон.

— Тут много железных прутьев, — сказал Сергей.

— Ты там, Сережа, поосторожнее.

— Ладно…

Антон не видел, но знал, что Сергей отмахнулся. Сергей всегда реагировал на подобные вопросы одинаково. И отвечал тоже. «Что он все время отмахивается? — раздраженно подумал Антон. — Ведь опять начнутся неприятности. И все из-за него.»

Арка кончилась и расширилась в круглую высокую комнату, в центре которой стоял колодец в метр диаметром, огороженный тонконогой решеткой. Сергей подошел к решетке, перегнулся через шаткие перила и крикнул в темноту:

— Э-эй!

Темнота дыхнула на него запахом горевшей резины, гнилых растений и погребом. Получив в ответ слабое: «Э-эй!», Сергей включил фонарик и посветил внутрь. Стены колодца были каменными, гладкими, уходили вниз, насколько позволял фонарик, и пропадали. Сергей оглянулся и не увидел Антона. Он посмотрел вокруг, ища другой выход, нашел открытую настежь дверь и перешагнул через высокий порог.

Он увидел просторное помещение, пол которого был равномерно покрыт темными квадратами шахт.

— Ну что?

— Я насчитал тридцать две шахты. Странно, да?

— Что странного?

— Да шахты. Ровно тридцать две. Раманостру вчера удалось забраться на третий этаж.

— Ну?

— Там тоже тридцать две шахты. И все покрыты копотью, как от ракетных двигателей.

Сергею захотелось спрыгнуть и осмотреть их. Он нагнулся, держась за ржавые перила, глянул на пол. Было высоко — метра четыре, не меньше. Сергей почистил руки от ржавчины.

— Все, — сказал Антон, вынимая кассету. — На сегодня хватит.

Они пошли обратно. Опять промелькнул огороженный колодец, арка, потянулись навстречу арочный мост, трубы, по которым что-то с урчанием лилось, краны, неподвижные шестерни, отсеки… Все это напоминало часовой механизм, съеденный от времени ржавчиной — целыми и невридимыми остались только отдельные части.

Антон остановился, упаковывая камеру и кассеты в черный кожаный футляр. Сергей ухватился за ребро правой воротины, откатил ее в сторону и на время ослеп от света, больно ударившего в глаза. Холодный ветер толкнул в грудь, на щеках стали таять большие и мягкие снежинки. Антон недовольно поморщился, встал, щелкнув замочком футляра, вышел из Павильона и стал закрывать ворота. Загрохотало железо, поползло, гулко ударилось и затихло.

Пурга была настолько сильной, что не было видно антиграва — только смутно темнели впереди округлые контуры. За время их пребывания в Павильоне здесь намело порядочный сугроб, и им пришлось идти по колено в рыхлом снегу.

Антиграв стоял недалеко, в двадцати метрах от ворот. Сергей дошел первым, разблокировал замок и поднял гладкий широкий фонарь из прозрачного оргалита. Антон постучал ногой о борт, выбивая налипший снег, сел в кресло, и Сергей закрыл фонарь. Сергей в кресле пилота почувствовал себя на своем месте, вновь деятельным и разговорчивым. Он включил систему отопления, под жужжание крошечных электродвигателей расстегнул куртку и повернулся вместе с креслом к Антону. Антон молча смотрел в пространство перед собой, потирая красные от мороза руки, и о чем-то думал. Обоим хотелось говорить. Сказывалось напряженное молчание в Павильоне.

— Странно, — сказал Сергей. — павильон-то, оказывается, действует.

— Да, — согласился Антон. — Непонятно только, где они берут энергию? — Они?

— Мне так кажется. Такую махину трудно бросить просто так

— Значит, были причины.

— Какие? Назови мне хотя бы одну и объективную.

— Например, эпидемия. — Сергей загнул палец. — Отравление ядовитыми газами. Радиация, наконец. Ты видел, сколько там труб?

— Видел. Но все эти причины очень нестойкие, слабые. Если бы была эпидемия или отравление, мы бы нашли тела. (Сергея передернуло.) А насчет радиации… Мы вчера проводили тестирование. Результат — ноль целых, ноль-ноль-ноль и так далее.

— Н-не знаю, — неуверенно сказал Сергей. — Мне почему-то кажется, что здесь ничего нет. Я имею ввиду белковую жизнь. А если и была, то давно погибла.

— Возможно, — сказал Антон. — Все возможно. Сергей включил двигатель, вытащил антиграв из сугроба

и полетел вперед, наращивая скорость и высоту. Антиграв сделал прощальный круг над Павильоном. Прямоугольный Павильон медленно повернулся, показывая четыре ровные стены, просел вниз и исчез за плотным снежным облаком.

Видимость была отвратительной. Снежинки лепились на поверхность фонаря и соскальзывали. Впереди весьма неопределенно проступила темная серповидная кромка. Сергей посмотрел это место на экране. Внизу был действительно кратер, Антиграв спикировал вниз и едва не зацепился за край ледяного нароста. По корпусу пробежала дробь и щелканье, как град. Антиграв перевалил через ограду ледяных зубцов и направился туда, где был корабль.

«Единорог» лежал в центре пятикилометрового кратера. Сначала это была просто точка. Потом она вытянулась в длину, выросла, и корабль понемногу стал принимать свои обычные формы.

Это был обычный звездолет среднего класса, уже два года носивший свое имя под эгидой научных исследований в созвездии Лиры. Десятки подобных звездолетов Земля отправляла за миллионы километров от Солнечной системы; сотни добровольцев осваивали планеты, чужие миры, где в каждом углу таится смертельная опасность. Некоторые возвращались в запаянных гробах, иные не возвращались вообще. Внеземелье не хотело принимать человека как равного.

Сергей опустил рукоятку руля. Антиграв резко прижался к снежной поверхности плешивого дна кратера, развернулся боком и осторожно сел в снег рядом с антигравом Нортона и Раманостра.

Антон вылез первым и спрыгнул вниз, прижимая футляр камеры. Скрипнул, прогибаясь, наст, и вокруг сразу же возник крутящийся смерч снежной пыли. Пока Сергей закрывал машину, Антон постучал по поверхности корабля. Многолепестковая диафрагма раскрылась, Антон вошел и подождал Сергея. Тот быстро заблокировал замок и, подходя к раскрытому настежь люку, сказал:

— Пошли. Они, наверно, уже там.

Сергей пересек фотоэлемент, и диафрагма свернулась, загерметизировав люк.

В кают-компании было по-домашнему тепло и уютно. Психологи и дизайнеры заботились, чтобы в помещении корабля всегда было удобно и астронавт чувствовал комфорт. Антон сейчас сразу же почувствовал этот комфорт после ненастья и сел в мягкое, как шерсть, кресло.

Нортон сидел в самом тихом и незаметном месте, рядом со шкафом и настенной картой, на которой угадывался рельеф прозондированного участка. Антон сначала не заметил его, а потом увидел, что Нортон спит. Бледность смуглого лица, дрожащие веки, взъерошенные волосы и усталая поза указывали на то, что он вымотался за день и все оставшееся время будет нелюдим и молчалив.

Сергей сел рядом с Антоном, закрыл глаза и шумно вздохнул. На некоторое время в кают-компании установилась тишина. По комнате циркулировал теплый воздух. Сергей, не раскрывая глаз, сказал:

— Жарко!

Он снял куртку и небрежно бросил на соседнее кресло. Вошел Раманостр, высокий, подтянутый, как спортсмен перед соревнованием. Темные густые волосы после душа наполовину высохли и слегка вились. В руках Раманостр держал какие-то книги.

— Ну как? — спросил он, выкладывая книги на стол.

— Все нормально, — сказал Сергей и потер висок. — Засняли второй этаж. А вы?

— Потом, потом. Всему свое время. Вот проснется капитан…

— Я не сплю, — неожиданно сказал Нортон и открыл глаза.

Все посмотрели на него.

— Может, начнем сейчас? — предложил Сергей.

— Не возражаю, — сказал Нортон и потянулся.

— А может, сначала чайку? — подал голос Антон.

— Отчего же нет? Можно и чайку, — согласился Раманостр и взял книгу.

— Согласен, — сказал Нортон.

— Я сейчас. — И Сергей убежал на кухню.

Через несколько минут команда пила чай, и он был необычайно вкусным и горячим. Так умел заваривать только Сергей. Положив сахар, Раманостр спросил:

— И много вы наснимали там, в Павильоне?

— Много, — ответил Сергей и зажмурился — сделал сильный глоток. — Горячий, черт!

Антон достал из футляра блестящие плоские кассеты с фирменной наклейкой и положил на стол. Снежинки на полиэтиленовом покрытии куртки давно растаяли и испарились. Антон снял куртку и спросил:

— Ну что. Начнем?

— Пожалуй, начнем, — сказал Нортон и допил из пластмассовой кружки.

— Кто уберет?

— Я приносил, — напомнил Сергей. Все посмотрели на Раманостра.

— Почему я? — деловито осведомился Раманостр.

— Ты сегодня дежурный, — сказал Антон. Раманостр взял поднос и, уходя, крикнул:

— Без меня не начинайте!

Когда Раманостр вернулся, он выключил свет (так было лучше смотреть) и вставил кассету, которую принес с собой. Экран ожил, задергался и на нем застыло изображение высокого холма, на вершине которого темнело пятно леса.

— Итак, — сказал Раманостр, — мы с капитаном обследовали северную часть холма. На этой стороне находится лес. Причем это характерно для всех холмов — я посмотрел сверху несколько холмов подряд, и на северном склоне каждого есть лес. Небольшой, километра два в длину и примерно столько же в ширину.

Раманостр умолк и посмотрел на экран. Картина холма сменилась изображением леса «изнутри». Большими хлопьями медленно падал снег. По краям широкой просеки росли кривые и необычайно толстые деревья, вокруг которых на снегу лежала хвоя. Толстые корявые корни, выбившиеся из-под сугроба, напоминали пальцы болотного рогача с системы Лардо. В основном было тихо, только в сумрачной лесной глубине трещали под тяжестью ветки и доносилось эхо, похожее на смазанные расстоянием хлопки выстрелов.

На экране мигнуло. Деревья вроде бы остались те же, тот же падающий снег, сугробы, но что-то изменилось.

— Это просека с другого конца, — пояснил Раманостр. Изображение вздрогнуло, медленно поползло влево, прочь с экрана, и повернулось другой стороной. Послышался слабый визг, усилился и замер, словно что-то воткнулось. Разлапистая нижняя ветка ближайшего великана отскочила от ствола, уронив вниз порядочный сугроб, и упала в мягкий ровный снег. Камера приблизилась к дереву, и они увидели, что свежий срез ровный, аккуратный, будто сделан острым палашом.

На экране снова появился холм, несколько увеличенный, следом за ним множество заснеженных бугров с зелеными пятнами на северной стороне и над всем этим низкое зимнее небо, переходящее над горизонтом в розовую полосу. Раманостр выключил экран.

— Это все.

— Все? — спросил Антон.

— Ну, могу добавить, что все леса однородны по составу пород деревьев, животных…

— Животных?

— Да. Я видел следы.

В кают-компании сразу стало тихо. Упоминание о следах породило неловкое смятение.

— Ну что ж, давайте посмотрим вашу работу, — после недолгого молчания предложил Нортон.

Антон занял место Раманостра и прокомментировал съемки.

— Мне кажется, — сказал он в конце, — что Павильон заслуживает большего внимания и нам в нашей работе следует сделать акцент именно на него.

— Почему? — спросил Раманостр.

— Потому что Павильон — дело рук разумных существ, а это немаловажное свидетельство…

— Мне почему-то не верится, что здесь есть разумные существа. Или были. Два года мы изучаем эту систему и нигде не обнаружили даже следов присутствия разума.

— Да, но согласись, раз существует Павильон, а мы знаем про него очень мало, — вероятность встретить цивилизацию существенно повышается. Взять хотя бы диаграмму Вандарова…

— Так, — сказал Нортон, Все замолчали. — работать будем так же, как работали до этого. Антон и Сергей — Павильон, я и Раманостр — лес. Но… Мы здесь всего вторые сутки. Мы ничего не знаем про здешних обитателей. Мы мало изучили растительность… В общем, вы меня понимаете. Пожалуйста, без самодеятельности. Это все.

«Все» — подумал Антон с непонятным раздражением. Сказал, как отрезал, как будто так и надо. Как поразительно здесь меняются люди. Особенно такие, как Нортон. Черствеют, становятся твердыми, как гранит. Теряется незащищенность к эмоциям, а без нее человек — не человек, а камень. Иногда появляется скептицизм. Как у Раманостра, например.

Антон вышел из кают-компании последним и направился в библиотеку. Хотелось немного расслабиться после нервного напряжения в Павильоне. Антон еще раз представил цех с путаницей труб и баков. Нет, ничего у него не получится. Он слишком мало знает, чтобы строить определенные выводы. Слишком мало.

В библиотеке уже сидел Раманостр и что-то читал. Рядом на столике лежали те книги, которые он приносил в кают-компанию. Антон сел в кресло и спросил, беря книгу.

— Что читаешь?

Он перегнул стопку страниц и быстро перелистал книгу. Замелькали диаграммы, графики, рисунки. Антон посмотрел на корешок Книга называлась «Жизнь в системах красных карликов».

Антон посмотрел на другие книги. Странные это были книги, весьма далекие от профессии Раманостра. Штурман никогда этим не занимался, да и не мог. Антон прочитал несколько названий. Тут был первый том «Общей биологии», огромный, как инкунабула, «Млекопитающие системы Лардо» и так далее.

Раманостр положил книгу на стол, и Антон увидел, что страницы нещадно исчерканы карандашом.

— Рам, с каких это пор ты стал увлекаться биологией? — спросил Антон и подбородком указал на карандашные записи.

— С сегодняшнего дня, — резко ответил Раманостр. Потом добавил, невесело усмехнувшись: — Не сердись. Понимаешь, я тут заинтересовался лесом… — Он странно на него посмотрел и вдруг стал серьезным. — Антон, ты можешь мне помочь?

«Что это с ним сегодня», — подумал Антон. Раманостр волновался. Пальцы обеспокоенно теребили переплет книги, крутили карандаш.

— Как? — спросил Антон.

— Нет, ты скажи: можешь или нет?

— М-могу, — неуверенно ответил Антон. Странно было видеть Раманостра, который разнервничался из-за пустяков. Это Раманостра, с его-то стальными нервами!

— Тогда пошли, — быстро сказал Раманостр и засуетился. — Где моя куртка? А, вот она. Идем прямо сейчас.

— Куда?

— Потом расскажу.

— Это связано с лесом?

— Я же сказал: потом.

Антон поднялся. Они вышли из библиотеки и пошли по коридору вдоль стен, усеянных несколькими рядами крошечных плафонов ламп, настенных информаторов внутренней связи, мимо толстых переборок. У выхода Антон вспомнил, что оставил куртку в кают-компании, сбегал за ней и по просьбе Раманостра захватил камеру.

Пурга исчезла. Вместо нее с низкого серого неба сыпались снежные хлопья и прикрывали лужу на голой черной земле, там, где находился край огромной ямы, выжженной фотонным пламенем под звездолетом. Он же прикрывал скрюченные тонкие листья каких-то растений, чудом оставшихся в живых.

Антон вышел из люка. Жужжа, свернулась диафрагма, и люк закрылся.

II

Раманостр торопился. На то, чтобы долететь до леса и обратно, уходило полчаса. Да еще плюс время, нужное ему для своих дел. По вполне понятным причинам он нервничал, слишком резко двигал рукоятку руля, и антиграв каждый раз встряхивало и валило набок.

На этой высоте дул сильный боковой ветер и стаскивал антиграв в сторону. Экраны заднего и нижнего вида показывали однообразную белесую муть. Наверно объективы забило снегом. Антон включил графический режим. Муть сменилась схематическим изображением кратеров, горных цепей, похожих на треснувшие рубцы, складок, которые медленно сползли вниз экрана и едва заметно подергивались.

Впереди сквозь снежную завесу проступали первые холмы, поросшие густой щетиной деревьев. За ними, насколько хватало глаз, тянулась холмистая долина, а над горизонтом низко висело красное, с размытыми краями, солнце, похожее на опухоль.

Холм медленно приблизился, и отчетливо стала видна большая снежная шапка, накрывшая деревья. Когда спустились пониже, Антон увидел просеку, широкую и длинную, насквозь пробившую лес.

— Это и есть та самая просека?

— Да.

Антиграв опустился на снег и по инерции прокатился несколько метров на гладком днище, с хрустом подминая наст. Позади осталась темная давленая борозда. Раманостр сразу же побежал куда-то, оставив Антона осматривать окрестность. Антон увязая по колено в снегу, направился к деревьям.

Деревья были те же, что и на экране в кают-компании. Кора, толстая и сморщенная, как шкура слона, была холодной и вызывала странное ощущение: как будто прикасался к замерзшему человеку. Антон вспомнил это давно забытое ощущение и почувствовал себя опустошенным. Как там, на Обероне. Неподвижные скалы льда, рытвины, камни, впадины, бугры, — все покрыто слоем ледового панциря. А в центре огромной ямы лежит скафандр. Прозрачная часть гермошлема разбита вдребезги, по краям торчит зубчатая кайма осколков. И лицо, Алешкино лицо, спокойное, безмятежное, уже покрытое твердой прозрачной коркой… Еще одна дань, взятая природой. Когда Антон увидел его, сразу подумал: почему он? Почему не я или не Сергей? А ведь хороший был парень…

Все это походило на кошмар, дурной сон, только от него не просыпаются, он остается на всю жизнь. Антон постарался прогнать это воспоминание, но ничего не получилось, осталась тоска.

Идти было трудно — мешали корни, скрытые снегом. Дальше, углубляясь в лес, деревья мельчали, становились уродливее. На коре появились бугры и складки, и ствол напоминал оплывшую свечу. Часто попадались широкие ямы, будто выжженные огнем, с заледеневшими краями и скрюченным кустарником на дне. Антон посмотрел по сторонам и увидел следы.

Это были глубокие, четкие отпечатки трехпалых конечностей, как следы динозавров в Гоби. Несомненно, они принадлежали здешнему хищнику-гиганту. Непонятны были только полосы взрывного снега и сбитая кора. Антон пригляделся и только сейчас заметил когти, а точнее, следы когтей, длинных и загнутых, и сразу почувствовал эти когти у себя в животе. Антону это не понравилось. Вспомнились слова Нортона о «самодеятельности». Сзади подбежал Раманостр.

— Пошли, Антон, поможешь, — громко сказал он и шумно выдохнул.

— Сейчас, сейчас. Это недалеко?

— Тут, рядом.

Антон развернулся и пошел обратно. Идти теперь было уже легче, и вскоре они вышли на просеку. Раманостр подбежал к антиграву, залез внутрь и оттуда крикнул:

— Антон, садись!

— Ты же сказал: недалеко.

— Понимаешь, я ошибся. Это не совсем здесь. Это километрах в трех отсюда.

— Так. Значит недалеко, да? Может, ты все-таки объяснишь?

— Хорошо, только ты садись ради Бога.

Антон опустил фонарь и сел в кресло пилота.

— Понимаешь, Антон, когда мы с капитаном исследовали эту часть холма, я ненадолго поднялся на антиграве и приметил на севере большое черное пятно. Пятно имело правильную форму эллипса и, как мне показалось, дымилось. В бинокль я действительно увидел, что оно дымилось. Получше отрегулировав бинокль, я разглядел, что это за пятно. Это вода, Антон, небольшое озеро воды. Может, мне показалось, может, нет, но по-моему там что-то шевелилось.

— Может недалеко гейзеровые источники? — предположил Антон.

— Может быть, может быть. Но это надо проверить.

— Ладно. Но поведу антиграв я.

Антон поднял антиграв в воздух, машина вздрогнула и стала плавно набирать скорость.

Лес остался далеко позади и растворился в морозном тумане. Впереди белела гряда холмов. Антон перемахнул через иззубренную ледяную вершину и направился, прижимаясь к самой земле, в сторону темного пятна.

Пятно оказалось лужей, не до конца наполнившей воронку на дне огромной ямы-проталины. Жидкость была вязкой, густой и черной, как битум. На поверхности через определенные интервалы времени раздувался сверхъестественных размеров пузырь, протяжно вздыхал и громко лопался, оставив густое облако пара. Вокруг жидкость пенилась и клокотала, как на сковороде, чувствовалась вонь сгнивших листьев и болотных испарений. Около болотца, на мокрой земле торчали сплетения красных растений с омерзительным слизистым налетом. Растения сползали в воду, образуя настоящие заросли, и там становились гуще, а краски ярче. Вздулся шар черной жидкости, обдал Антона жаром, осел вниз, и во все стороны разбежалась волна, раскачивая растения и выплескиваясь на бережок.

— Почему они так блестят? — спросил Раманостр, глядя на заросли.

— Не знаю. Какая-то слизь…

— Антон, возьми, пожалуйста, камеру и внимательно следи за болотом.

— А ты?

— Я возьму образцы.

Антон сбегал и принес камеру. Раманостр аккуратно спустился на край воронки и подошел к растениям. Рубчатые следы быстро наполнились водой и белыми подвижными микроорганизмами. Он достал из сумки на поясе перчатки из мягкого пластика, прозрачную банку и стал собирать красную «зелень». Ветки были гибкими, скользкими, плохо отрывались, и из многочисленных пор сыпался белый порошок семян.

Было очень неудобно стоять, потому что спину холодило, а лицо обдавало жаром. Антон подошел к болоту поближе и увидел, как поверхность жижи заволновалась, подернулась рябью, вверх толчками забил волдырь.

— Пошли отсюда, — сказал Раманостр и стал выбираться из ямы на поверхность, но от волнения руки скользили и срывались.

Болото неожиданно успокоилось. Раманостр, держа грязные руки как хирург, смотрел в сторону воронки. На поясе болталась запотевшая банка с образцами. Жидкость прогнулась и со свистом швырнула на край ямы черный, дымящийся мешок. Антон вскочил.

Жирно блестели и топорщились длинные редкие волоски. Мешок не двигался и был похож на человеческий мозг. Антон повидал всякого и встретил это, как и подобает настоящему Искателю: призвав всю свою волю и с немигающим взором. Вниз с мешка сочилась болотная жижа пополам с какой-то зеленой мерзостью и наводила ужасную вонь.

Антон медленно, очень медленно стал подходить к Раманостру, но тот остановил его.

— Стой и не шевелись.

— Почему?

— Это животное или нет?

— По-моему нет.

— А по-моему наоборот. Посмотри на него повнимательнее. Оно дышит.

Действительно, кожа животного едва заметно колыхалась.

— Кожное дыхание… — сказал Раманостр. — Что ты думаешь насчет этого?

— Я стараюсь о нем вообще не думать. Пойдем отсюда, Рам. Мы еще не знаем, что это такое, и вообще не наше это дело.

Мешок зашевелился и повернулся острым концом в сторону Раманостра.

— Почему не наше? — спросил Раманостр шепотом.

— Давай я объясню тебе это на корабле. — тоже шепотом предложил Антон.

— Подожди.

Раманостр взялся за длинный красный стебель, росший рядом, выдернул его вместе с бело-желтым корнем и сделал шаг в сторону животного.

— Что ты делаешь?

Раманостр отмахнулся, осторожно вытянул руку и дотронулся до кожи зверя концом стебля. Кожа мгновенно сморщилась, словно рябь на воде, животное издало утробное урчание, сжалось и отодвинулось.

— Рам, ну что ты ведешь себя как ребенок? — шепотом возмутился Антон и сделал попытку отобрать у него стебель, успевший уже побелеть и увянуть.

— Это обыкновенное животное, — настаивал Раманостр. — Агрессивное, правда, но ничего.

Животное вдруг неприятно задвигало острым концом, как хоботом и глянуло на Антона бельмами глаз. Раманостр засуетился, Антон помог ему выбраться из ямы, и они увидели, как из болота выскочила длинная и гибкая оранжевая конечность и мгновенно обернулась удавом вокруг животного. Волосатый мешок заверещал, задергался, конечность слизнула его с края воронки и исчезла.

Ребята молча смотрели на болото, где часто лопались пузыри, и на зеленоватую гадость на месте, где лежало животное. Дувший в спину ветер стаскивал в сторону пар над болотом. Становилось холодно.

— Я ничего не понимаю, — честно признался Антон.

— В смысле?

— Павильон и лес… Болото и животные… Никак это не вяжется в общую схему.

— Какую схему?

— Я пытаюсь получить логическую цепочку доводов, объясняющих, что такое Павильон, лес, как все это возникло…

Антон говорил еще что-то, потом повернулся. Раманостра нигде не было. Потом он появился, спускаясь с вершины высоченного бугра, подошел к Антону и устало сказал:

— Там еще несколько болот. И в каждом растет это… — Он показал на растения.

— Они расположены в правильном порядке, по прямой, пунктиром. Я не знаю, как это объяснить, — добавил он и пошел дальше, где стоял антиграв.

Раманостр прав, подумал Антон. Прав относительно того, что это трудно объяснить. В голове такой сумбур, а ведь приходится принимать решения. Решения… И самое главное, не знаешь от чего оттолкнуться. Не знаешь, что взять за основу. Трудно.

— Антон, поехали! — крикнул Раманостр и включил двигатель.

Да, надо ехать. А то нас заждались, наверное. Антон залез в теплый антиграв, развернулся и полетел по прямой, по пеленгу «Единорога».

— Я же сказал: никакой самодеятельности! — Нортон в упор посмотрел на Антона, потом добавил мягче: — Вы поймите меня правильно, если что-нибудь с вами случится — мне за это отвечать. К чему этот неразумный, а точнее, глупый риск?

У Нортона были красные глаза и вообще он выглядел неважно. Вот если бы командиром был Сергей или, скажем, Раманостр, он, Антон, возразил бы, что, мол, мы давно вышли из детского возраста и каждый может подумать о себе сам. Но Нортону говорить этого не хотелось. Не то, что он будет неумолим или даже жесток, а таким все-таки приходится быть, просто… Ну, в общем, не хотелось. Да и нужно ли это? А вот Алешка, например, обязательно возразил бы. И сказал бы, что нечего им сидеть, спасаясь (от кого? чего?) за прочными стенами корабля, когда их ждут открытия, когда вокруг столько нового и неизведанного… Алешку трудно было убедить когда либо. Наверное, из-за этого он погиб…

Раманостр задумчиво смотрел на прыгающее пламя электрокамина и расстегивал и застегивал «молнию» на куртке. Получалось очень неловко. Нортон им поверил, понадеялся на них, а они… Не следовало, наверное, лететь туда.

— Что вы там нашли? — спросил Нортон, усаживаясь в кресло.

— Там болота, — сказал Раманостр. — Много болот. Там мы видели животных…

Он подробно рассказал о происшедшем. Когда он описывал мешкообразного обитателя, Сергей внимательно слушал его, а Нортон сидел, закрыв глаза, и на лбу у него лежала задумчивая складка.

— Может, этот мешок — разумное существо? — высказал свою мысль Сергей после недолгой паузы.

— Вряд ли, — сказал Антон. — Да и не в этом дело.

— А в чем?

— Сама природа этих болот мне кажется странной и до невероятности запутанной.

— Почему запутанной?

— Ты все понял?

— Почти, — сказал Сергей. — Все очень просто. Планета эта не сказать, чтобы старая, но и не молодая. Условия здесь вполне подходят для того, чтобы возникло хоть что-то похожее на цивилизацию. Доказательство этому — Павильон. Дальше. Лес, хоть и выглядит старым, на самом деле дело рук тех же строителей Павильона. Деревья посажены в четкой последовательности — это видно на экране. Так же и болота. Они ведь расположены по прямой?

— Да, — согласился Раманостр.

— Ну и отлично! — воскликнул Сергей. — И я вообще не до конца понимаю, что вы ищете.

— Все это конечно хорошо, — сказал Нортон, по привычке не раскрывая глаз. — Но как ты объяснишь появление болот? Так сказать, сам процесс?

— Н-не знаю, — смутился Сергей, но тут же оживился. — Подземные воды. Гейзеры, наконец!

— Да нет, — сказал Раманостр. — Ну какие тут могут быть гейзеры?

— Самые обыкновенные…

— Подожди, Сережа, не перебивай. Если бы гейзеры существовали, они бы растопили снег метров на сорок вокруг если не больше. А проталины в лесу и на равнине значительно меньше.

— Ну тогда я не знаю, — решительно заявил Сергей.

— Это, наверное, природные явления.

— Это наверняка природные явления, — сказал Антон. — Что может быть еще?

— Переброс энергии в пространстве, — напомнил Раманостр.

— Да. Только кому здесь сворачивать пространство? Да и зачем?

— А зачем существует Павильон?

— Откуда я знаю?

Дискуссия достигла своего апогея, когда Сергей предположил, что никаких болот нет, и все это просто им привиделось. Раманостр стал немедленно возражать, размахивая банкой с растениями, образцы которых затвердели и катались, стуча как горошины. Вид засохших веточек охладил разгоряченного Сергея.

— Не знаю, — сказал он в конце. — Если мы не умеем принимать правильные решения, нам здесь нечего делать. Не в первый же раз мы исследуем новую планету.

— А что думает об этом капитан? — у всех спросил Антон.

Ребята посмотрели на Нортона.

— Я внимательно вас слушал, — тихо сказал он, — и решил: будем наблюдать. Будем, как и прежде, заниматься биофизическими данными планеты. И будем соблюдать максимум осторожности.

Никто не нашелся что сказать. Все молчали.

— По-моему, подошло время ужинать, — сказал, наконец, Сергей и посмотрел на часы.

Ужин прошел в полном молчании. Не было слышно привычных шуток Сергея; как-то за один миг исчезла атмосфера радушия и доброжелательности. Антон знал это состояние. Те же хмурые лица, недружелюбная тишина, и не хочется ни на кого смотреть — прощальный и последний (для Антона) ужин на Обероне, через три дня после катастрофы…

После ужина экипаж занялся кораблем. Сергей отправился в моторное отделение, прихватив сумку с приборами, Раманостр ушел в рубку чинить экран противоастероидных пушек.

Антон помогал Нортону. Они сидели в тесном коридорчике энергоблока и чинили стабилизаторы, которые выбило при посадке. В углах находились разноцветные пучки труб и вели за новой массой. За дверью находился главный реактор — сердце корабля, сильное и неистощимое.

Нортон сидел на коленях около поднятого, как козырек, кожуха и что-то делал наощупь, сунувшись головой и плечами в плотный непробиваемый мрак На стенах слабо, будто покрытые пылью, горели лампочки. Нортон чем-то щелкнул и попросил:

— Антон, включи, пожалуйста, свет.

Антон включил верхнее освещение, и сразу стало все видно.

— Спасибо, — поблагодарил Нортон.

Антон посмотрел на настенный экран, где на координатной плоскости быстро двигались зеленые волны, сливаясь в скрученный орнамент.

— Нортон, как ты думаешь, здесь есть люди? — неожиданно спросил Антон.

Нортон высунулся из-под кожуха и посмотрел на Антона.

— Не знаю, — ответил он. — Ты имеешь ввиду разумную белковую жизнь?

— Да.

— Что ж, возможна, наверное, раз существует Павильон. А почему ты спросил?

— Да так, интересно… Кстати, почему он Павильон?

— Спроси Сергея. Это он так назвал.

Эта манера Нортона отвечать трафаретно-лаконичными, прямоугольными словами без окраски раздражала Антона. Наверное поэтому он не так часто обращался к нему, как остальные. Нортон был капитаном, а это ужасно трудно — быть человеком, отвечающим прежде всего за других. И в два раза труднее быть капитаном и одновременно человеком, когда приходится подчинять недовольных, энтузиастов. Какая же я свинья, подумал Антон. Ведь не просто так он говорил…

— Антон, проверь сеть красных кабелей, — попросил Нортон.

Антон изучил графическую схему на экране и сообщил:

— Все в норме.

Нортон положил рядом сумку и стал копаться в кармашке. Выбрав длинную и многоногую, как гусеница, микросхему, он достал из сумки паяльник.

— Сегодня тринадцатое, — сказал он. — Среда. У него день рожденья, Антон.

Антон резко сжал пальцы в кулак.

Нортон был одним из первых, кто обнаружил Алексея Неверова. И первый сообщил на базу, где расположено место взрыва. Он тоже был другом Алешки, но Антон не знал его. Не знал до того самого времени, когда это случилось. Нортон был тогда вторым пилотом «Гефеста», и Антон познакомился с ним в спортзале. Оказалось, оба работают астронавигаторами и оба знают Алексея. Нортон был на пять лет старше Антона, но разницы в возрасте почти не чувствовалось. После катастрофы Антон стал реже видеть Нортона, потом не видел его шесть лет. И вот теперь снова вместе. Но между обоими появилась взаимная неприязнь, странная и непонятная. Антону все время казалось, что капитан обвиняет пилота в его, Алешкиной, гибели…

— Я помню, — сказал Антон и стал упрямо смотреть перед собой.

— Как ты думаешь, мог он спастись?

— Нет, — ответил Антон, голос его был тихий и казался чужим.

— Экспертами было установлено, что он погиб от подземного заряда.

— У него не было выбора.

— Ты был рядом в момент взрыва?

— Да.

— И ты ничего не смог сделать? Господи, за что?!

А вот сейчас придется оправдываться сотый раз перед ним и сто первый раз перед собой. Мог ли Антон помочь Алексею? Нет. До того места было далеко, и Алексей отключил связь. Перед глазами живо возникла картина: темная фигурка в скафандре спускается в кратер, поскользнулась, но не упала, а идет дальше, и даже не реагирует на крики Антона, бегущего к кратеру с северной стороны. Фигурка приближается к опасной точке, и резко, внезапно лед вскидывается вверх, и на месте кратера вырастает гриб ледяной крошки, в эпицентре которого извивается и пропадает пучок разлохмаченных зеленых молний.

Подземные заряды уничтожили не одну машину оберонской базы, и в первый раз — человека.

— Нет, — отрешенно сказал Антон.

Белый луч паяльника сделал свое дело и погас.

— Готово, — сказал Нортон, сложил инструменты в сумку и опустил кожух.

Они вышли из энергоблока и разошлись по каютам. Антон лег на кровать. А ведь если хорошо подумать, то можно понять Нортона. Работа капитана, да еще личные переживания — ведь он все-таки человек.

Подошло время выпускать киберов. Антон вышел из корабля и помог Сергею расставить капсулы. Капсул было шесть и они должны были стоять на вершинах правильного шестиугольника. Астронавты разложили их на снегу недалеко от «Единорога»; Сергей провел провода и подключил их к аккумулятору. Антон сразу же почувствовал тепло и вместе с Сергеем отошел на безопасное расстояние.

Антон в детстве очень любил смотреть на огонь и, не отрываясь, видел сейчас, как темно-серая оболочка стала быстро краснеть, нагреваясь; зашипел снег, превращаясь в пар, стал прогибаться, и скоро капсулы прожгли шесть метровых ямок. В быстро наступающих сумерках раскаленные капсулы были похожи на чьи-то злые вспученные глаза, лицо Антона приняло яростный оттенок. Когда капсулы стали вытягиваться, пришлось отойти еще подальше — жара стояла нестерпимая. С вытянутой верхушки намечающегося робота посыпались искры; по снегу запрыгали тени.

Скоро оболочка лопнула, и Антон увидел Шестерых «новорожденных». На черных островках земли шестиугольником стояли роботы на гусеничном ходу, трехметрового роста, с полным набором приспособлений для исследования грунта и энергий на десять часов. На не остывших еще манипуляторах розовел металл, и сыпалась на снег окалина.

Когда они были готовы к работе, Антон их проверил, обойдя с датчиком каждого. Все шестеро были в порядке, без дефектов. Сергей на портативной ЭВМ составил для каждого кибера и ввел программу действий и велел им приступать к работе. Киберы с готовностью мигнули сигнальными лампами и не спеша покатили к ближайшим ледяным скалам, набираясь впечатлений.

Стало совсем темно. На корабле зажглись огни. В небе одна за другой появились звезды; над краем исполинского кратера опасно повис серп огромной розовой луны. Не падал больше снег, не дул ветер. Было тихо.

Антон увидел, что стоит здесь один, и пошел к кораблю. Уже находясь в тамбуре, он высунулся, держась за кромку люка, и посмотрел вокруг. В темноте, около скал, ворочались угловатые тени киберов и изредка озарялись вспышками: брали пробы на анализ. Небо перечеркнул метеорит и исчез за острым выступом на краю кратера. Наступила ночь.

III

Антон вошел в рубку. В темноте мигали разноцветные точки индикаторов и на панелях отражалось голубоватое мерцание экранов. Антон нащупал клавишу переключателя, включил свет и сел в кресло с высокой спинкой. Сегодня его очередь быть на вахте. Он настроил мониторы на разные каналы и увидел изображение кратера с разных точек корабля.

Дежурить было очень сложно, и каждый раз вахта сильно выматывала Антона, как, впрочем, и всех астронавтов. Нужно было постоянно, насколько возможно, следить за экранами на случай землетрясения, обвала, метеоритного дождя, за всеми капризами природы вплоть до гибели планеты. И ни минуты отвлеченности, даже если смертельно устал, если накануне произошли неприятности, да мало ли что еще!

Антон помнил, чем обошлась им минутная оплошность, когда грузовой танкер совершил вынужденную посадку на Таире. Ночью сейсмографы сошли с ума, вычерчивая немыслимые кривые, и стенки корабля стали дрожать, а снаружи доносился гул и рокот. И когда первый пласт земли вздыбился перед носовой частью, капитан Грачев — спасибо ему за это огромное! — поднял звездолет в тот самый момент, когда земля под ними треснула и разошлась, обнаружив красно-желтый ад. Сверху сыпались тонны шлака и пепла, пемза клочьями стыла на поверхности танкера, а повсюду клокотало кольцо пламени и яростно билось в закопченые иллюминаторы. Настоящая библейская сковорода! Грешникам на этот раз повезло, и они благополучно покинули огнедышащую и злобную Таиру.

Запищал сигнал внутренней связи. Антон посмотрел на экран и увидел сонное лицо Нортона. Нортон долго смотрел на него, как лунатик, потом с силой провел ладонью по лицу и спросил:

— Как дежурство?

— Нормально, — ответил Антон.

Нортон помолчал, словно ожидал продолжения, и сказал:

— Если сильно захочешь спать, вызови меня. — И экран погас.

Разговор с Нортоном несколько озадачил его. Ведь знает же, что не вызову. А может, это для самоуспокоения, что мол, вахтенный Антон Лебедев не дремлет, внимателен, значит все спокойно и нечего волноваться. И для самого вахтенного тоже польза — капитан вызвал, поинтересовался и ушел спать, а ты в большей степени почувствовал себя ответственным за жизнь экипажа. Ведь при первом отклонении от нормы все во многом зависит от того, кто первым оценит ситуацию.

Он скользнул взглядом по экранам. Все было в порядке. У подножия обрывистой льдины копошились киберы, поворачивая лопатообразные головы, и с удовольствием катались по чистому снегу, оставляя мозаику следов; над выступом, густо заросшем бородой сосулек, неподвижно висела большая и круглая, как апельсин, розовая луна; справа от нее висела вторая, бледно-желтая, тощая, и обе луны равнодушно смотрели на иззубренные края кратера и неглубокие ямки. С самой высокой точки корабля был виден горизонт и необъятная равнина, распахнувшаяся неимоверно широко.

Что-то щелкнуло внутри пульта и из щели приемника упал в кармашек белый листок. Антон нагнулся, достал листок и пробежал глазами текст радиограммы.

«РАДИОГРАММА НОМЕР N32012. 22:00 БОРТОВОГО ВРЕМЕНИ. КАПИТАНУ „ЕДИНОРОГА“ РОБЕРТУ НОРТОНУ. СООБЩИТЕ НА СТАНЦИЮ РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЙ И ПРОВЕРКИ АСПЕКТА ВТОРОГО ДИАГРАММЫ ВАНДАРОВА. КАК НАСТРОЕНИЕ У ЭКИПАЖА? РАДИРУЙТЕ В 21.00 ЗЕМНОГО ВРЕМЕНИ ПО ЧЕТВЕРТОМУ КАНАЛУ.»

Антон положил радиограмму на приборную доску и еще раз перечитал. Может, разбудить капитана? Нет, пусть человек выспится.

Радиограмма сразу подняла настроение Антона. Пришла весть от других людей — значит, ты не один, значит, твоя работа нужна и тебя не забывают (а ведь бывало и такое). Он прислонил листок к стенке, чтоб его сразу заметили.

Снова засветился экран вызова и снова Антон увидел заспанного Нортона. Ну почему он себя не бережет?

— Почему не следишь?

Антон действительно не следил, издали рассматривая индикаторы на противоположной стене.

— Пришла радиограмма, — сказал он.

— Дай мне прочитать, пожалуйста.

Антон взял листок и подержал его перед экраном.

— Спасибо, Антон.

Нортон снова с силой провел по лицу ладонью.

— Ты чего не спишь? — спросил Антон.

— Да какой тут сон. С этой диаграммой…

— А что?

Нортон ничего не сказал, попросил быть повнимательнее и исчез. Антон добросовестно просидел полчаса, потом задействовал автоматику слежения и прошелся по рубке. Конечно, когда ты уже три дня на неизвестной планете, ничего нового и страшного не обнаружил и ничего подобного не предвидится, контролировать обстановку трудно, и приходится надеяться на автоматику. Но если что-нибудь произошло, положиться на нее нельзя, в такие минуты вычислительные системы бездарны перед логикой пилота, даже самые лучшие, быстрые, мудрые. Единственное, что они могут подсказать — это вероятность того, что ты выживешь, и парочку довольно дохлых вариантов спасения.

ЭВМ не берет во внимание то, что человек может растеряться, забыться, запаниковать и наделать массу глупостей. С точки зрения машинной логики человек всю жизнь последователен, логичен, лишен нервов и страха. А они, люди-то, такие несовершенные…

Антон вернулся на место и заметил, что что-то было не так. Вроде те же скалы, ледяные и снежные бугры, те же луны, холодные и пустые… автоматика молчала. Это несколько успокоило Антона, и он еще раз внимательно просмотрел виды кратера и горизонта. Вот-вот, горизонт… Что-то здесь не то. Антон включил широкоформатный экран, спроецировал на него изображение с верхней точки корабля и увидел огни.

Вдоль горизонта, у подножия далекого горного хребта протянулась ровная цепочка огней — желтый, синий, красный, потом снова желтый, синий… Они заметно неровно светились и, как показалось Антону, равномерно колыхались из стороны в сторону. Но нет, это иллюзия, просто налетел порыв ветра и верхний объектив, естественно, закачался. Потом ветер спал, и все успокоилось.

Огни крохотными точками стали множиться, собираясь в ряды. Количество цветов увеличилось: добавились зеленый, красный, оранжевый и фиолетовый.

Скоро они превратились в разноцветные пунктиры, которые поделили равнину на сеть квадратов. Было впечатление, будто Антон стоял на краю высокой горы, а внизу лежал огромный город. Антон увеличил изображение. Квадраты огней поползли на экран, ширясь и разрастаясь; обозначились дома, высокие небоскребы, редкие и намного выше небоскребов шпили телебашен. Между домами проходили автострады, по которым, сверкая в блеске уличных фонарей и неоновых ламп, проносились гладкие приземистые машины.

По тротуарам, залитым теплым желтым светом, шли люди в летнем, громко смеялись, разговаривали, шутили, спешили по неотложному делу, заходили и выходили из многочисленных кафе. В центре каждого квартала находился парк, и в нем тоже были люди. Они танцевали, ели мороженое в уютных кафе, просто сидели на скамейках или в беседках.

Антон увидел прекрасный город, большой, могучий, с древней и мудрой цивилизацией и счастливыми людьми. Это немного напоминало Землю, только здесь стояли громоздкие и неудобные телебашни да неправдоподобно, не поземному светились луны.

С городом что-то произошло. Дома стали оседать, прогибаться и проваливаться внутрь. Люди исчезли. Трескались и рушились башни. Разрушился бело-синий небоскреб и расплющил обломками несколько машин, в которых, похоже, кто-то был. А может, просто показалось. Дома превратились в безобразные остовы с оплавленными краями. Желтая легковая машина, визжа тормозами, вылетела на тротуар, перевернулась, ударившись о стену, и ткнулась в догорающий грузовик, подняв факел искр.

Издалека послышались взрывы. Над городом до самого неба вырос лохматый гриб, и зеленый свет атомной вспышки задрожал на неровных низких облаках.

Антон почувствовал, что корабль вздрогнул, и с силой ткнул ладонью в большую красную кнопку общей тревоги. По коридорам, отсекам, пустующим каютам прокатился зловещий вой и затих в энергоблоке. Потом снова, снова… Сейсмографы отметили небольшие толчки. Антон активировал двигатели и включил разогрев.

Когда вся команда была в сборе, Сергей и Раманостр следили за приборами, Нортон внимательно слушал Антона и с сомнением поглядывал на обзорный экран, где в призрачном свете разрывов и огней погибал город, и все это было странно и непонятно.

Потом неожиданно все успокоилось. Исчезли толчки, далекие взрывы. На экране в темноте светились огни и чуть заметно таяли.

— Все, — сказал Сергей. — Нет больше города.

— С чего ты взял, что это город? — спросил Раманостр. — Может, это галлюцинации? Или просто сон?

— Или массовый гипноз? Скажешь тоже…

— А это что такое? — спросил Антон.

В центре экрана вспыхнула и ровно засветилась яркая белая точка.

— До нее около двух километров, — сообщил Сергей, глядя в окуляры телескопа.

Все теперь смотрели на капитана. Каждому хотелось лететь, но никто не говорил этого вслух. Сергей попросил:

— Капитан, можно, я пойду?

Возникла долгая пауза. Нортон думал, рассматривая кнопки пульта. Антон хотел что-то сказать, но Нортон уже принял решение.

— Хорошо. Пойдешь ты. Но постоянно держать связь — будешь докладывать обстановку, и без геройства.

Сергей кивнул и быстро вышел из рубки. Было слышно, как раскрылась и закрылась диафрагма, на секунду впустив холодный свежий ветер.

Через минуту радио щелкнуло и голос Сергея сказал:

— Направляюсь в сторону точки. Вижу ее на визуальном сканере.

В рубке все молчали. По экрану ползла желтая точка — антиграв Сергея — и приближалась к белой.

— Правее, Сережа, — посоветовал Антон.

— Вижу какое-то строение с прожектором, — сказал Сергей. Его голос слегка сглаживало мягкое гудение двигателя и слабый треск помех.

— Сергей! — через минуту, казавшуюся часом, позвал Антон.

— Антон! — крикнул Сергей. — Это второй Павильон!

Шум помех сделался сильнее и это беспокоило Антона.

Он расправил руку и подержал ее на весу ладонью вниз. Пальцы дрожали. «Нервы, нервы…» — подумал он. Только бы они не подвели.

— Опустился метрах в двадцати от Павильона, — говорил Сергей. — Ребята, тут был сильный взрыв.

Экран мигнул, и Антон увидел дрожащие высокие тени, падающий снег и яркий свет прожектора — это камера записывала изображение и передавала его на корабль.

Второй Павильон был очень похож на первый. Те же формы, маленькие окошки, двери… Только крыша и часть стены провалилась внутрь и из темноты торчали перекрученные решетки, развороченные баки, часть мостика с гнутыми опорами. Снег вокруг почернел от копоти и обугленных обломков, а на металлических балках остывали раскаленные розовые пятна.

Изображение ритмично задергалось и покрылось мелкими полосками. Сергей пошел в обход Павильона и остановился около пролома. Было неприятно смотреть на изуродованные останки, отверстия с оплавленными краями и почти остывшее железо, которое злобно и раздраженно шипело от падавших на них снежинок.

Сергей сделал шаг вперед, но Нортон попросил:

— Сергей, не ходи туда.

— Хорошо. Все сидели как на иголках.

Раманостр нервно постукивал пальцами по панели, Нортон сжал пальцы в кулак, а другой рукой с силой сжимал подлокотник кресла, где сидел Антон. Антон чувствовал напряжение во всем теле, как перед стартом, но к этому ощущению примешивалось неприятное чувство безысходности, предугаданной и ужасной.

Сергей с трудом пробрался к стене, где намело целые снежные барханы, заглянул камерой вглубь первого этажа, отошел и направил видоискатель вверх, на крышу. Там, среди замысловатых нагромождений, среди башенок и сетчатых опор торчали круглые параболические антенны и смотрели вверх, на невидимое пятнышко красного карлика.

— Антенны… — как-то разочарованно сказал Раманостр.

— Они-то как сюда попали?

— Подожди, — резко оборвал его Антон и обратился к Сергею:

— Сережа, уходи отсюда, слышишь? Там опасно, понимаешь?

— С чего ты взял? — с деланным удивлением спросил Сергей.

— Эти антенны…

— Перестань, Антон, что ты прямо я не знаю! Не в первый же раз…

На стенах и внутренностях Павильона появился розовый отсвет. Задергался свет прожектора, по экрану забегали ломаные кривые. Хуже передавался звук Розовое мерцание осветило дальний конец этажа и проломленный потолок Нортон громко и четко сказал:

— Сергей, немедленно садись в антиграв и улетай.

— Пожалуй, действительно надо…

Сергей не договорил и выключил камеру. Трансляция кончилась.

Все выбежали из корабля и замерли в ожидании. Сзади с шелестом раскрылись двери и роботы один за другим заехали в грузовой отсек Снежинки лениво падали на трех людей, вечно неспокойных и чего-то ищущих, падали, как и миллион лет назад, и им было безразлично, что люди вступили в противоборство с маленькой, но коварной планетой и им теперь трудно, очень трудно…

В небе появилось белое пятнышко, выросло, и антиграв, опустившись в кратер, с разворотом упал в сугроб, подняв облако снежной пыли. Сергей, выключив кормовые огни, спрыгнул в снег и подошел к товарищам.

— Лихо ты, однако… — только и смог сказать Антон.

Потом они сидели в кают-компании и просматривали кассету. Антон который раз спрашивал себя, что это могло быть, и не находил ответа. Розовый свет внутри Павильона номер два, антенны… Как все сложно и запутано!

Когда все ушли спать, он вернулся в рубку. Цепочка огней вдоль горизонта медленно гасла, потому что, оказывается, прошло больше четырех часов и наступило время восхода красного карлика.

IV

Спал Антон урывками. Так всегда бывало после долгой ночной вахты, и Антон не высыпался. Однако ему удалось заснуть, когда они с Сергеем летели в сторону Павильона № 2, и Сергей старался вести антиграв ровно, без рывков.

Утром все было по-прежнему. Как и прошлой ночью, на плоской белой равнине стояла темная коробка Павильона № 2. Шел густой снегопад и оставлял за каждой стеной волны барханов. Наверное, так было всегда, еще за сотни лет до того, как люди научились искривлять пространство.

Сергей посадил антиграв недалеко от верхушки низкого холма, на гладком заснеженном склоне. Антон пошевелился, но не проснулся, а только устроился поудобнее.

— Да, Тошка, не повезло тебе сегодня, — вздохнул Сергей и стал распаковывать новые кассеты для съемки.

Антиграв чуть накренился. Через внешнюю акустику было слышно, как скрипнул и просел наст. От толчка проснулся Антон.

— Поспал? — спросил Сергей, скомкал яркую пеструю обертку в плотный комок и выбросил его в горловину приемника. Заработал конвертер и антиграв мелко задрожал.

— Да… — Антон безнадежно махнул рукой. — Какой тут сон.

Конвертер жадно проглотил мусор и подзарядил аккумулятор. Антиграв кончил дрожать. Антон зябко поежился, представляя холод снаружи, откинул фонарь и спрыгнул наружу.

Они решили не открывать ворота, а идти прямо через место взрыва. Обойдя угол Павильона, Антон увидел то же, что вчера на экране: искореженные железные части какого-то механизма, припорошенные снегом, гнутые прутья из разломов на стенах, беспорядок. Антон первым шагнул в пролом и почувствовал нерешительность — обычное человеческое чувство, когда мозг давят сомнения и пугает их превосходство над логикой и рассудком. Может, они ничего не найдут. Может там, за поворотом, таится смертельная опасность, и кто-нибудь обязательно погибнет.

Может… Тысячи «может», и ни в одном не уверен, и не можешь сказать «да» или «нет». Скверное чувство.

Пол был скользкий и, несмотря на подошвы из пористой пластмассы, было трудно идти. Антон остановился и посмотрел вверх. Через развороченную крышу сюда сочился тусклый небесный свет и были видны черные проемы этажей, разрушенные перекрытия, кирпичные стены со ступенчатыми краями, строительный мусор вокруг. Было неудобно и хотелось уйти.

Антон вошел в коридор напротив и услышал невдалеке частое ритмичное постукивание. Он позвал Сергея и пошел вперед, мимо холодных ободранных стен, исполосованных трещинами, мимо тонких и длинных ламп вдоль всего коридора по углам, которые ярко светились, и красные блестящие пятна отражались на потолке.

Как и в Павильоне № 1, было немного жутко. Некоторые лампы басовито гудели, мигали, иные не работали, образуя мерцающую перспективу трасс, смыкающихся в белом квадратике выхода. Лампа в правом верхнем углу лопнула и разлетелась веером искр и осколков. Антон остановился. Сергей тоже остановился и спросил:

— Пойдем дальше?

Антон посмотрел на него. Антон немного нервничал.

— Пойдем. Должны пойти. Надо во всем разобраться.

Сергей кивнул головой, и они пошли дальше, медленно, осторожно. Выход становился все ближе, и было отчетливо слышно тарахтение, как у испорченного эскалатора. Около порога Антон почувствовал, как сильно и часто вздрагивают артерии на шее. Он тяжело сглотнул и вышел из коридора.

Первое, что он увидел, это был конвейер. Он стоял посреди просторного и душного помещения, и один его конец держался над горловиной глубокой металлической воронки. Дробно стучали скрипучие колесики, в такт им дергалась лента конвейера и тянулась из соседней комнаты; там на нее сыпались обломки труб, стержней, шестеренок, перемещались через окошко в стене и с лязганьем и громом сыпались в жерло воронки, в котором каждый раз ухало и клокотало косматое пламя.

— Что-нибудь подобное я ожидал увидеть, — признался Сергей.

— Почему?

— Не знаю. Предчувствие.

Антон посмотрел себе под ноги и заметил на полу множество врезанных крышек. Одна из них резко откинулась, выдохнула горячую и длинную струю пара, и мгновенно захлопнулась.

— По-моему, мне все ясно, — сказал Сергей.

— Что именно?

— Все очень просто. Это настолько старо и примитивно, что я не хочу рассказывать. Это даже не интересно.

— Ну?

— Смотри, — Сергей оживился. — Павильон № 2 своего рода электростанция. Отработавшие свой век механизмы дробятся и поступают сюда, а затем попадают в конвертер. — Он показал на горловину. — Оттуда уже энергия нуль траспортируется в Павильон № 1. И, наверное, Павильоны эти здесь не единственны.

Это было похоже на правду. Молодчина, Сергей! Все или почти все сходится. Неисправности в трансформаторе или лопнул кабель — получился вчерашний взрыв. Но повреждение незначительное — ничто не замкнуто, утечка энергии перемещается во всех направлениях с определенной частотой. Образуются новые болота. А раз они были обнаружены раньше, чем произошел взрыв, значит эта электростанция не единственная. Что ж, неплохо.

— Теперь я понял, — сказал Антон.

— Наконец-то! — вскрикнул Сергей, взмахнув руками.

— Только я боюсь, как бы не лопнула твоя теория.

— Не лопнет.

— Ладно, давай за работу. — Антон дружественно похлопал Сергея по плечу, потом оглянулся. — А где анализаторы?

— Ты уж прости, Тошка, только я их забыл взять, — сказал Сергей. — Они в сумке, в багажнике. И захвати заодно перчатки! — заорал он, когда Антон уже шел по коридору.

Антон принес сумку с приборами и, одев перчатки, стал помогать Сергею закреплять анализаторы на полу и стенах. Через пять минут все было готово. Теперь осталось ждать.

Железки на конвейере стукались друг о друга и глухо звенели, и каждый раз, когда они сыпались в горловину, Сергей вздрагивал от грохота. Потом он привык и перестал вздрагивать, только раздраженно поводил плечами.

— Антон, потом пойдем наверх? — спросил он.

— Не спеши, — посоветовал Антон. — Мы еще здесь не кончили.

Сергей подошел почти к самому краю воронки и взялся за край конвейера. Рядом с ним резко раскрылась крышка и паровая струя, пахнущая железом и дымом, ударила Сергею прямо в лицо. Сергей отшатнулся и взмахнул руками. Камера упала на блестящий склон воронки, треснул углепластиковый корпус, и она кувыркнулась вниз. Тотчас из недр пресловутого конвертера вылетел горячий сполох пламени.

— Все, — потерянно и грустно сказал Антон. — Нет больше камеры. Зато энергии хватит еще на одно болотце.

Сергей только махнул рукой.

Они записали данные и собрали приборы. Антон, положив анализатор в сумку, посмотрел на часы. Было около десяти.

— Ну, пошли.

Сергей неудобно вывернул руку и зафиксировал время. Сергей всегда носил часы на запястье — он так привык. Где-то наверху прокатился низкий гул и застрял в развороченных внутренностях верхних этажей. Антон поторопил Сергея, и они вышли, оставив за спиной тарахтение конвейера, свист пара, и грохот железных чушек, сыплющихся в черную пасть горловины.

Когда ребята снова очутились возле пролома, за стенами опять завывал ветер — начиналась ежедневная пурга. После тепла в закрытом помещении здесь было холодно и слегка знобило. Антон чувствовал, как покрывается гусиной кожей.

Слева и справа было по две галереи и Антон не знал, куда идти, чтобы выбраться на крышу, но потом он решил, что ему в конце концов без разницы, что это больше надо Нортону и Сергею. А я свободно могу обойтись без этого, ну какое мне дело что там наверху? Просто я знаю, что там стоят антенны, и Сергей об этом знает и ему сильно хочется рассмотреть их вблизи, может быть даже потрогать. И все-таки Нортон их попросил…

— Нам, наверное, туда, — сказал Сергей и указал на левый коридор, где маячили смутные желтоватые пятна.

Они шли по нему, освещенному круглыми тусклыми плафонами с прилипшей коркой грязи, потом свернули вправо, потом по лестнице на второй этаж. Лестницы здесь были громоздкие, сваренные из железных прутьев и дырчатых полос. Освещение было скверное, и в каждом углу, в зловещей темноте слышались подозрительные шорохи и перестукивание.

На крышу поднимались очень долго. Лестницы петляли, уходили в стороны, возвращались неведомо как, и все время Антона не покидало ощущение, будто за ними кто-то следит. Один раз ему даже показалось, что низкая горбатая тень перебежала освещенное пространство и скрылась в закоулках; он странно задышал, и Сергей стал допытываться, что произошло. «Нет, нет, ничего, — сказал Антон. — Просто показалось.» На третьем этаже Сергей оступился и ударился коленом об острый край ступени. Как будто Павильон нарочно не хотел пускать их наверх и специально расставил в беспорядке лестницы, запутал коридоры, связал их в тугой узел лабиринта и наполнил его призраками.

На самом верхнем этаже Антон увидел квадратную шахту, ведущую наверх. Шахта была длинной, узкой, и было очень неудобно подниматься по ржавой приставной лестнице, приваренной вертикально к стене. Гулко отдавались шаги, и Сергей, шедший за Антоном, раздраженно жмурился и мотал головой, когда сухая грязь с подошв сыпалась ему в глаза. Антон уперся в круглую крышку руками, попробовал поднять. Сергей поскользнулся, выронил фонарик и чертыхнулся. Эхо полетело вниз вслед за фонариком, ударяясь в темноте о стены и считая ступени, потом шлепнулось на пол и разбилось, звеня разлетевшейся стеклянной крошкой.

— Что там? — спросил Антон, глядя вниз.

— Фонарик выронил, — ответил Сергей. — У тебя есть другой?

— Нет. — Антон крякнул и откинул тяжелую крышку. Крышка ужасно завизжала, так, что от скрипа заныли зубы, и мягко упала в снег.

Волна холодного воздуха дунула в лицо и просочилась вниз, на дно шахты. Антон оперся о края люка, подпрыгнул и посмотрел вперед.

Крыша была широкая и длинная, как автострада, густо засыпанная горбатым снегом. Около краев, огороженных хлипкими тонкими бортиками, гулял ветер, срывался вниз и крутил снежные столбы. Антенны стояли рядом и были огромными до безобразия, метра четыре в диаметре. Сергей встал на цыпочки и попробовал на прочность торчащий штырь. Антенна зашаталась и заскрипела, как старые качели. Антон провел ребром ладони по грязной зеркальной сетке, и на расчищенной полоске отразился он с Сергеем — две изломанные фигуры в сером.

— Им, наверное, лет сто, — сказал Сергей. Антон счистил приставшую грязь с ладони и пальцем на антенне написал: «Здесь был Антон, человек с Земли». Потом через много лет, если выдержат антенны, здешние представители внеземного разума будут долго мучиться, пытаясь разгадать эти иероглифы. Антон попытался представить аборигенов и не смог. Ему почему-то мерещились бородатые маститые старцы, одетые в длинные черные одежды, сидящие за дубовыми столами в кельях, а на столах — свитки из пергамента. Антон мысленно пожалел их. Да, ребята, трудно вам придется.

Может, стереть? Нет, пускай остается. Сергей ушел далеко вперед. Он стоял на краю провала развороченной крыши и заглядывал вниз. На каркасе болтались листы, облепленные снегом, и медленно качались. Что у него за привычка: смотреть вниз с большой высоты? Это тебе не антиграв. Тут в два счета можно свалиться. Отошел бы.

Но Сергей и не думал отходить, а только смотрел на свои следы внизу, на дне широкого столба света, и сбрасывал туда комочки снега — баловался. Комочки распадались, сеялись искрящейся пылью.

— Сережа! — позвал Антон.

Теперь оставалось расставить анализаторы, записать данные и возвращаться. Но, кроме как около или на антеннах, ставить их было негде, поэтому пришлось расчистить немного места. Сергей нашел где-то лист фанеры и все, наконец, устроилось.

Антон, протерев присоски, стал прикреплять приборы к железному настилу. Сергей тем временем достал маленький полевой бинокль и стал, как полководец, осматривать окрестности. Увидев что-то из ряда вон выходящее, он неестественно громко сказал:

— Антон, смотри! — И показал на темную подвижную точку.

Антон взял бинокль и увидел человека, который бежал в сторону ближайшего холма. Он был одет в серый комбинезон и бежал, нелепо размахивая руками, выбрасывая их как в танце, абсолютно босые ноги увязали в снегу. Увеличив резкость, Антон рассмотрел лицо человека, бледное, изможденное, с глубокими ссадинами и царапинами. Из левого уголка рта бежала кровь. Человек спотыкался, падал лицом в сугроб, быстро поднимался и бежал дальше, только смахнув с лица таявший снег, смешанный с кровью.

— Быстрей! — крикнул Сергей и метнулся клюку.

Он первым добежал до люка и исчез в черном отверстии. Антон бежал за ним, слышал впереди его напряженное дыхание и все повторял про себя: только бы не упасть, только бы не споткнуться, только бы не упасть…

Он в спешке обогнал Сергея, первым добежал до антиграва. Откинув фонарь, он упал в кресло, включил двигатель, взялся за штурвал, посмотрел на приборы. Все это произошло так быстро, что когда он увидел Сергея, тот только выбегал из Павильона.

— Быстрей!

Сергей перемахнул через борт, закрыл фонарь, и антиграв метнулся вперед.

Сначала двигатель неприятно взревывал и завывал, но потом Антон опомнился, уменьшил подачу энергии, постарался сосредоточиться. Антиграв летел слишком низко и зацепил днищем за верхушку ледяной глыбы, подняв тучу ледяной крошки и снега. По правому борту ужасающе заскрежетало, машину подбросило вверх, и у Антона лязгнули зубы. Выровняв антиграв, Антон поискал человека.

При таких условиях невооруженным глазом его просто невозможно было найти. Сергей включил поисковый локатор и задействовал терморежим. На экране, пульсируя, появились разноцветные пятна, в зависимости от теплоизлучения. А вот и человек. Антон спикировал вниз, обогнул невысокий холм и увидел в метре от носовой части искаженное лицо.

Антон сжался, но ничего не произошло. Антиграв просто остановился и повис в полуметре над сугробом. Он ожидал чего угодно, только не этого. Ему казалось, что сейчас раздастся тупой удар, холодный хруст, и брызнет кровь, А вместо этого — тишина. И ветер снаружи.

Сергей сразу же вылез из антиграва и стал осматривать повреждение. Вдоль всего днища справа тянулась глубокая и неприятная царапина. Правый габарит был разбит и смотрел лохмотьями красной пластмассы. Но самое главное — человека нигде не было.

Сергей сел в кресло. Антон совсем тихо спросил:

— Он… там?

— Нет там никого. Я тоже сначала испугался — думал, сбили…

— Тогда где он?

— Не знаю.

Антон выглянул за оргалит фонаря и увидел человека на вершине далекого холма. Тот кричал, прыгал и размахивал руками, как на необитаемом острове. Сергей тоже его заметил.

— Посмотри. — Он показал на экран. Локатор его не воспринимает. — Его там нет, понимаешь? Не должно быть.

Незнакомец стал бледнеть, таять, испаряться, пока не исчез совсем.

— Вот такие-то дела, а? — загадочно произнес Антон. — Что же это такое?

— Ерунда какая-то получается, — говорил Сергей, когда они возвращались к Павильону. После пережитого волнения очень хотелось говорить. — Что? Где? Откуда? И этот незнакомец… Ты заметил, как он одет?

Они опустились на крышу Павильона. Антон молча собрал анализаторы, записал данные и все рассыпал. Дрожали руки. Антон сжал пальцы в кулаки, разжал и спрятал лицо в ладонях,

— Антон, все в порядке? — спросил Сергей. — Может, мне сесть за штурвал?

Антон посмотрел на него и кивнул.

— Пожалуй ты прав, — тихо произнес он.

Обратно летели на полной скорости. Сергей прижимал антиграв к земле, взметая легкий искрящийся снег, ловко огибал рытвины, холмы. Иногда он забирался вверх, в клубящееся облако пурги, и снег тянулся за ним четкой белой полосой.

Почему я так устал, спрашивал себя Антон. Что произошло? День только начался, и я уже никуда не годен. Ведь не случилось ничего сверхъестественного. Это же моя работа! Ну, увидел человека. Боже мой, о чем я думаю! (Антон прикрыл глаза рукой.) Рассуждаю, как циник, как скептик на Ученом совете, как будто каждый день доводится видеть босоногих и брошенных людей на чужих планетах. И тупая боль в голове. Сергей вот нисколько не кажется усталым? Или это только внешне? Кому хочется быть слабее других!

Они приземлились около распахнутых створок ангара. Нортон и Раманостр стояли и смотрели на рабочих, которые колесили вокруг проталины за кормой «Единорога», зачерпывали из дымящегося болота в пробирки и собирали кусочки растений. Нортон отдавал приказания в микрофон переносного пульта, болтающегося на шее, и тихо переговаривался с Раманостром.

— Как дела? — мрачно спросил Раманостр. Он явно был сегодня не в духе.

— Камеру разбили, — еще более мрачно сообщил Сергей.

— Так вам и надо. Опять новую доставать, да?

— Что еще? — Нортон посмотрел на Антона.

— Мы видели человека, — сказал Антон.

V

Никто даже не пошевельнулся. Все, кроме Нортона, смотрели на рабочих. Из густой, тяжко качающейся жидкости выпирал острый металлический угол и был забрызган чем-то зеленым.

— Однако странная у вас реакция, — констатировал Сергей.

Раманостр повернулся в его сторону.

— А какой она должна быть?

— Ну, не знаю. Все-таки не каждый день встречаемся с аборигенами.

— Да? Мне почему-то все равно.

— А мне не все равно. — Сергей начинал злиться. — Мне вообще непонятна ваша бездеятельность.

— А что бы ты предложил?

— Ну, собраться всем, обследовать холмы, что ли… Странно как-то вы себя ведете.

— Здесь нет людей, ясно? — вдруг резко сказал Раманостр. — И не может быть. Мы сегодня все утро с Нортоном, простите, с капитаном просидели за анализом данных киберов. Второй аспект Вандарова оказался верным: вероятность появления разумной жизни прямо пропорциональна удаленности от ядра галактики и разности температуры планет системы.

— При чем тут…

— Жизнь возможна в пространстве, равном числу «пи». А здесь отклонение на несколько десятитысячных. Так, что вам, Сережа, просто показалось.

— Но почему?

— Тебе повторить?

— Ну что вы в самом деле! — возмутился Антон. — Спорите не по поводу. И здесь, кстати сказать, довольно холодно.

Подкатил громадный кибер-лаборант, печатая рисунок грязными гусеницами, и поставил в снег тяжелую стеклянную бутыль, закрытую сверху крышкой с отверстиями. В сосуде вяло каталась болотная жидкость, а внутри что-то яростно ворочалось, прижимаясь к стеклу темным волосатым боком и тонкими лапами.

— Что там? — спросил Сергей и присел перед бутылью на корточки.

— Это, наверное, животное, — предположил Антон. — Ну да, вон видишь глаза?

Яркие бельма скользнули в сторону и сменились длинными волосками. Внутри булькнуло.

— Ну и гадость! — откровенно признался Сергей и поднялся. — Что мы здесь стоим? Пойдемте.

Когда Антон и Нортон остались одни, Нортон спросил:

— Антон, вы действительно там кого-то видели.

— Да, видели! — вскипел Антон. — Неужели и ты мне не веришь?

— Верю, верю, — успокоил его Нортон.

Антон остыл, посмотрел на болото и спросил, что это, указывая на железный уголок около бережка.

— Где? А, это… Да это кибер свалился, ничего особенного.

Они поочередно вошли через люк в кессон, а оттуда направились в кают-компанию.

Добрая, теплая кают-компания. Антон улыбнулся. Единственное приятное место здесь. Не жарко, удобно, великолепное освещение. Высший уровень. Антон разлегся в кресле, как кот, снял куртку. Сергей устроился в противоположном углу. Так они и сидели: Антон напротив Нортона, Раманостр напротив Сергея.

— Рассказывай, Сережа, — попросил Нортон. — Только покороче, и самую суть.

Сергей рассказал на удивление всем кратко и четко, «самую суть». Про Павильон Раманостр слушал внимательно, даже подался вперед, чтобы лучше слышать, но потом сник и охладел. Дальше ему уже было неинтересно. Нортон реагировал и вовсе странно. Сергей смотрел на него и говорил, а Нортон кивал головой и пожимал плечами невпопад. Сергей кончил.

— Там, на чем мы остановились? — сказал Раманостр. — Да! Ты, Сережа, был со мной не согласен…

— И не соглашусь, — быстро, как пружина, ответил тот. — Может, Вандаров и гений, но человек из Павильона был настоящий.

— Настоящий, не настоящий… Не рассуждай под влиянием детской логики. Теплоизлучение не было замечено? Не было. Ударил его антиграв? Не ударил. Чего ж тебе еще надо?

— А следы?

— Чьи?

— Его следы. Они ведь там есть.

— Если они и были, то теперь их уничтожила пурга. А кто теперь проверит? Не надо было камеру бить.

Антона поразило, как уверенно говорил Раманостр. И ужасней всего было то, что он говорил правду. Значит, не было человека. Галлюцинации. Пора вам, товарищ Лебедев, в отпуск, на Землю.

Сергей был смятен и поражен. Он отстаивал свою правоту, верил в себя, и тут… А Раманостр продолжал рубить ладонью воздух, что-то доказывая, но Сергей его не слушал, а смотрел в пространство перед собой, как лунатик.

— …и Вандаров установил причину исчезновения: большая радиоактивность вследствие взрыва реакторных баков. И не надо морочить мне голову Павильонами, болотами и так далее.

— Не в ту сторону ты повернул, — ответствовал Антон.

— Отчего же?

— Да ну тебя, честное слово…

— Антон, ты знаешь сколько раз мы произносили слова «почему», «как так», «для чего»? Никто не подсчитал? А я попробовал. Получилось очень много. Ты даже не представляешь себе, сколько раз мы искали ответа на вопрос и не находили. Почему исчезла цивилизация? Для чего служат Павильоны? Как образуются болота? Тысячи вопросов гнездятся в голове, а в ответ одни догадки. «Наверное», «может быть», «скорее всего»… Хватит!

— Поэтому ты хватаешь первую попавшуюся идею и даешь ее нам, бездарям: нате, кушайте…

— Подождите, — властно сказал Нортон. Все умолкли. — Мы с вами большие взрослые люди. Давайте мыслить соответственно, не хвататься за слова и нелепости Раманостр прав в том отношении, что слишком часто мы спрашиваем и не пытаемся узнать в чем дело. Такое бывает.

— И с этим надо мириться? — запальчиво спросил Сергей.

— Подожди, Сережа, не перебивай. Мириться с этим, конечно, нельзя. Просто надо почаще думать, побольше видеть, и побольше говорить, но не так, как сегодня. Времени у нас в обрез. Впрочем, мы можем в любую минуту покинуть планету и передать материалы на станцию. Но… Мы уже поступали так два раза, два раза приходилось сдаваться. Если мы это сделаем в третий раз, то надолго застрянем в Солнечной системе, Антону придется водить танкеры, Сережа, вероятно, уйдет к биологам в Оранжерею на Земле, насчет Раманостра я не знаю, ну а мне только остается подать в отставку. Я должен заявить, что никого не принуждаю, просто рассказываю истинное положение вещей.

Все молчали, сраженные его сухостью.

— Больше нет предложений? Тогда все свободны до трех часов.

Экипаж разбрелся по кораблю. Антон ушел в каюту, лег на кровать и стал стаскивать носком правой ноги ботинок на левой. Это были обычные полусапоги-полуботинки, сшитые из серебристого стереоволокна, обувь удобная, прочная, на века, очень распространенная среди астронавтов сверхдальних рейсов.

Ботинок не снимался. Антон, кряхтя, нагнулся, отстегнул застежку и, освободив ноги, почувствовал легкий холодок на пятках. Хорошо!

Многовато приключений. Прямо как в кино. До чего неблагополучный мир! Странные сооружения, болота, антенны, босоногие люди-призраки… Живем здесь только четыре дня, а точнее, три с половиной, и уже забот по горло. Иногда кажется, что это все зря, что ничего не получится, и все пойдет прахом. Но это не так. Сюда прилетят люди, построят дома, города, создадут свой климат, уберут эти дурацкие Павильоны и на их месте создадут леса, обширные парки. Может, оставят парочку, на память, как музеи. Еще дальше раздвинется граница землян.

А пока это заснеженные равнины, кратеры, проломы, как заброшенная рощица кривых деревьев, худых от мороза, с дряблой морщинистой корой. Но придет садовник, вылечит деревья, очистит землю от трухи и железного лома, и превратит это место в цветущий сад.

И все благодаря их труду, опасной работе первопроходцев или, как их чаще называют, Искателей. Работа напряженная, многие не выдерживают. Устают. И гибнут. Антон закрыл глаза и перед ним стали поочередно появляться лица знакомых, друзей, которые в силу тех или иных причин попадали в разные передряги, и если они выживали, с большим удовольствием рассказывали об этом в кафе, обязательно ночью на Земле, и вокруг всегда хватало слушателей. Валера Панкратов однажды ехал на вездеходе, наскочил на валун и вывел из строя реактор. Ну, казалось бы, пустяк: жизни ничего не грозит, скафандр в порядке, до городка всего километров десять. Запасов пищи естественно никаких, воды и лимонного сока мало, и вот темной марсианской ночью ему пришлось идти пешком эти десять километров. Кругом тьма египетская, только фонарик в руке, а много света от фонарика? Потом начался ураган, и он два часа прятался от ветра в пещере каньона. К вечеру следующего дня его нашли: скафандр весь исцарапан, Валера без сознания, едва не умер от жажды. Откачали.

Метеоролог Смоляновский на том же Марсе сорвался с края гигантского Копрата. На дне разлома нашли только часть обломков.

Роберт Митчел жил на планете земного типа три дня. На четвертый день началось землетрясение, и огнедышащая земля моментально поглотила корабль. Роберт месяц ждал помощи, жил в доисторических тропиках как дикарь, днем спасался от хищников, а ночью питался кореньями. Когда спасательная команда нашла его, он предстал перед ними грязный, обросший, из одежды одна рваная рубашка. Он долго смотрел на них, потом заскрежетал зубами от злости и осведомился, где они шлялись все это время, черт побери!

Валентин на катере забрался в астероидное поле и был раздавлен там двумя глыбами тонн по двести каждая. У «Персея» метеоритом разбило рулевые двигатели, и звездолет летел в сторону Бетельгейзе, пока не сгорел.

Погиб Алешка.

Непонятно. Странно. Нелепо. Абсурдно. Люди гибнут, невзирая на опасность, кажется, что они утратили чувство самосохранения. Многое возвращается на Землю запаянных цинковых гробов. Но люди упорно не хотят с этим мириться, не паникуют, не убиваются, а замещают их место, и дальше, дальше, скрежеща зубами, кусая в кровь губы, сжимаясь от боли, теряя лучших друзей, дальше, несмотря ни на что, дальше…

— Почему я стал астронавтом-искателем? — спросил Антон у себя. — Ведь было столько возможностей: работа с друзьями, работа с родными, работа простым робототехником, но на Земле. Выбрал Космос. И не знаю, в этом ли мое призвание. Просто есть люди, которым вечно чего-то надо, они вечно чувствуют недоверие и сомнение, и всю жизнь им кажется, что времени впереди очень много. И я принадлежу к их числу.

Подошло время обедать. Антон сел на кровать, одел ботинки и пошел в кают-компанию, откуда уже распространялись самые вкусные запахи.

Обед проходил в неловком и недружелюбном молчании. Все молча скребли ложками по тарелкам, Нортон тихонько покашливал в кулак. Сергею первому надоела эта молчанка.

— Все-таки надо будет еще раз проверить холмы.

Пауза.

— Опять лететь туда? — спросил Антон.

— Зачем? Можно прямо отсюда, из рубки.

Молчание.

— Рам, когда вы заметили болото?

— Это после того, как произошло замыкание.

— Замыкание?

— Да так, ерунда.

— Кроме того, везде упало напряжение, по всему кораблю, — сказал Нортон. — И появились сильные помехи, когда я отправлял радиограмму.

— А что вы сразу не сказали?

— Да какая разница? — устало спросил Раманостр.

— Большая. — Антон выразительно потряс ложкой. — Если идут радиопомехи и падает напряжение — значит…

— Антон, дай поесть спокойно! — попросил Сергей. — Ну хоть сейчас нельзя о работе?

— Ладно, — отступился Антон. — Я только хотел сказать, что, возможно, это энергетические «паразиты»,

— «Паразиты»? — переспросил Раманостр.

— Да. Неужели не слышали? Это такой способ добывания энергии — паразитирование на искусственных источниках.

Обед кончился так же невесело, без привычной шутки Сергея.

— Кто будет убирать? — спросил Раманостр.

— Я приносил, тебе убирать, — сказал Сергей.

Раманостр остался в кают-компании, остальные вышли.

Сергей с Антоном поднялись в рубку и сразу потянулись к экранам, но все было в норме.

— Даже здесь та же унылость, — сказал Сергей и щелкнул пальцем по гладкому стеклу монитора. — Почему здесь нет вулканов? Почему я не вижу диких зверей, многоголовых хищников? И некого спасать. Скучно.

— Да? — Антон очень удивился. — Ты же недавно говорил обратное.

— Мало, мало, — гнул свое Сергей, усаживаясь за пульт. — Все серо, плоско, мерзко. Рутина.

— Однако ты так не думал, когда стоял у конвейера?

— Ну и что?

— А то, что планета — это тебе не игровой автомат. Надо посерьезней относиться к делу.

Сергей как будто не расслышал, включил поисковый локатор и пробормотал:

— Ну, что у нас здесь?

Сергей вновь приходил в свое нормальное состояние. После стычки с Раманостром он остыл, похолодел, но теперь, обретя свой неповторимый оптимизм, вновь стал энергичным и деятельным.

— Мне почему-то в последнее время не нравится поведение капитана.

— Чем? — беспечно спросил Сергей, нажимая кнопки.

— По-моему он слишком осторожничает. Чересчур. Все твердит нам про самодеятельность, и в то же время позарез нужно объяснить явления. А как их объяснишь, кроме как исследовать их самому, увидеть, потрогать, почувствовать?

— Не знаю. Я сам не согласен. Но не знаю.

— Нортон тоже не знает, и я не знаю, и Раманостр не знает. А кто знает? Мы ходим вокруг да около, почти понимаем, не хватает фактов. А Нортон цепляется за инструкцию и пересказывает нам параграфы.

— Его можно понять.

В рубке повисла глухая тишина. Ритмично стучали невидимые счетчики, вздрагивали стрелки, осциллографы чертили зеленые волнистые линии.

— Есть! — вдруг вскрикнул Сергей и привстал от возбуждения.

— Где? — быстро спросил Антон и бросился к радио-карте.

— В полукилометре к северу от Павильона № 2. Там такой источник тепла, черт! Людей на сто хватит!

— Нам бы одного найти… — процедил сквозь зубы Антон и по внутренней акустике корабля вызвал Нортона и Раманостра.

— Я же тебе говорил! — крикнул Сергей Раманостру. — И я оказался прав.

— Подожди, подожди, дай посмотреть, — бормотал Раманостр, протискиваясь к пульту. — Ну и что?

— Вот! — Сергей, ликуя, ткнул пальцем в экран.

На экране метались размытые толстые линии, сталкивались, образуя ломаные помехи, а в синеватом углу пульсировало красочное пятно, ощетинившись багровыми отростками, похожее на гигантскую раскрашенную амебу с острыми ложноножками. Раманостр смотрел разочарованно, Нортон с интересом, а Сергей наблюдал за Рамом и всем видом говорил: «Ну что, убедился?!».

— Ну это в конце концов еще ничего не значит, — сказал Раманостр. — Вулкан, подземные горячие источники, сгорел еще один Павильон…

Он так легко и просто разгромил Сергея, что тот немного растерялся, оторопел, а Антон посмотрел на Нортона: «Ну чего он медлит?».

Нортон почувствовал, что его ждут и решился:

— Хорошо. Полетим вчетвером. Если кого-нибудь встретим, говорить буду я. И мне не мешайте.

Пурга приближалась. Скоро она незаметно оказалась рядом с ними, и они мгновенно попали в середину облака. Дул сильнейший ветер, в пяти метрах ничего не было видно. На оргалит лепились снежинки, два раза их обдало ледяной крошкой, которую швыряло на правый борт, она дробно стучала и соскальзывала. Чтобы не столкнуться, было решено подняться повыше. На километровой высоте они покинули облако и огляделись.

Внизу клубилась пурга, похожая на распушенный до невозможного ком ваты, на горизонте толпились тысячелетние горы и в свете красного карлика, сглаженном дымкой, казались цветными стекляшками. В нескольких километрах на поле лежала точка Павильона, а рядом с ней, через расстояние толщиной в палец, курился зеленоватый пар.

Сергей что-то долго объяснял Нортону, наклоняясь к микрофону, Нортон невнятно отвечал: мешали радиопомехи. Антон их не слушал, старался не попасть в облако, и боковым зрением видел второй антиграв, который медленно поднимался, опускался и вздрагивал как от укола.

— Надо посмотреть вокруг Павильона! — неестественно громким голосом говорил Сергей, водя пальцем по карте на коленях. — Там очень много пещер, каверн и разломов, но они все засыпаны снегом!

— Сережа, посмотри туда, — показал Антон на дымок около здания.

— Дым как дым, ничего сверхъестественного.

Антон пожал плечами. Знакомое предчувствие беды появилось опять, и Антон никак не мог с собой справиться. Обычный дым, «ничего сверхъестественного», мало ли откуда. Наверное, там озеро горячей воды, или еще чего-нибудь.

Но в любом случае не стоит беспокоиться. Все нормально. А ведь тепла там ого-го! Если бы не Сергей…

— Снижаемся! — предупредил Нортон. Когда они достигли Павильона, Нортон сказал:

— Никому не покидать машину. Антон, давай вперед, только медленней… Вот так.

Антон посмотрел направо и увидел Павильон, слева Раманостр откинул фонарь и с любопытством осматривает железную громаду здания. А впереди зловещие клубы зеленоватого дыма. Как они только не заметили его? Но потом он вспомнил, что никакого дыма утром не было.

Там, за горбатым морщинистым холмом лежала необъятная яма, до краев наполненная тоннами светло-зеленой полупрозрачной массы, которая качалась, вязко, как лава, перекатывалась с места на место, утробно урчала, сыто отдувалась, а кверху поднимались испарения ядовито-зеленого оттенка.

Сергей хотел что-то сказать, что-то очень важное, но сказал совсем не то:

— А здесь совсем не холодно.

Снег вокруг ямы почернел или давно растаял, на мокрой земле лежали вдавленные отпечатки, как будто кто-то огромный пытался вылезти отсюда, зацепившись пальцами за бережок, но потом он сорвался и ушел на дно, а следы от пальцев остались — глубокие, размазанные.

Когда первое впечатление прошло, четверка людей спустилась вниз и остановилась ровно в пяти метрах, как и полагалось по инструкции.

— Стоп, — сказал Нортон. — Дальше нельзя.

— Нельзя, — согласился Сергей, в пластиковых перчатках и с пробиркой в руке.

Он подошел почти к самому краю и попытался немного зачерпнуть из озера, но поверхность глубоко прогнулась, Сергей выронил пробирку, она упала в густое, похожее на студень, перевернулась и утонула.

— Елки-палки… — пробормотал Сергей. — Не везет мне что-то сегодня.

— Похоже на протоплазму, — предположил Раманостр. — Когда я был на Ренгольде, у биологов, там у них активная протоплазма хранилась в герметичных баках.

Движение в озере участилось. Протоплазма жадно потянулась, перекатываясь тягучими волнами к астронавтам стала скапливаться около берега. Скоро вырос небольшой косматый горб наплывов и неестественно держался, в то время как на другом конце ямы обнажилось неровное дно с лужицами студня. А плазма все скапливалась и скапливалась, скоро это был уже не горб, а приличная горка; она была гораздо выше людей и неприятно раскачивалась. В этом чувствовалась напряженность, физическое мускульное усилие. Казалось, планета не была удовлетворена, пытаясь узнать людей, она их чувствовала, но этого было мало, она расставила повсюду хитрости и ловушки, забросала всех снегом, а потом создала протоплазму как зрительный орган и с интересом их рассматривала.

Студень верхушкой вытянулся дальше и повис над астронавтами, как мгновенно застывшая, выросшая до непостижимых размеров волна.

— Спокойно, — сказал Нортон. — Медленно отходим назад. — Он старался говорить смело, но голос его дрожал.

Всем и без него было ясно, что нужно отходить назад и отходить побыстрее. Волна колыхнулась и нависла над ними еще сильнее.

— Только не делайте резких движений, — попросил Нортон.

Протоплазма неестественно выгнулась, потянулась дальше и опустилась концом на грязный снег. Получился круглый туннель, внутри которого было до невозможности жарко и все моментально вспотели. Это было похоже на резко замерзшую морскую волну сильного шторма. Спереди, сзади и сверху стояли гладкие живые стены, мерно дышали и подергивались темно-зелеными подвижными бликами. Снег быстро таял и испарялся.

— А вдруг это разумная форма? — предположил Антон и сразу успокоился, как будто всегда знал, что с ней можно найти общий язык.

Он шагнул в сторону волны и осторожно вытянул руку. Протоплазма прогнулась внутрь и вдруг покрылась множеством пестрых точек, как гранит.

— Антон! — рявкнул Нортон. Это было ново и неожиданно. Нортон почувствовал на себе взгляды.

Справа послышался писк. По самой кромке скакал пушной зверек, очень похожий на тушканчика, с тонкими ногами, заросшими шерстью, с пышной кисточкой на конце хвоста и рубиновыми бусинками глаз. Почувствовав тепло, зверек приостановился и повернул в их сторону усатую мордочку. Студень распрямился и качнул верхушкой вправо. Зверек, почуяв опасность, закричал, рванулся в сторону, но протоплазма оказалась быстрее. Она метнулась в сторону, мелькнув жирным блестящим телом, и лавиной обрушилась на обреченное животное. От удара загудела земля, вздрогнула и прогнулась. Студень, подхватив расплющенную добычу, втянулся обратно в яму, с хлюпаньем и всплеском, а когда вновь вспучился, экипаж был уже на вершине холма, Сергей падал и запинался, в одной рубашке, потому что несколько капель протоплазмы попало ему на куртку и прожгло почти насквозь…

Антон лихорадочно жал на педаль, ветер свистел и бил по ушам, а Сергей пытался закрыть фонарь и не мог. Потом он справился и сел на свое место.

В голове Антона был такой сумбур, что он просто не знал, куда бежать, ему казалось, что сзади них несется огромными скачками желе, хохочет, торжествуя, и нахально бьет в днище. Он не сразу сообразил, что они летят слишком низко, задевают верхушки холмов и машина каждый раз сильно ударяется и задирается кверху. Сергей что-то кричал про высоту, потом появились его руки, холодные и сильные, они пытались отодрать пальцы Антона, вцепившиеся в штурвал, и не могли. Потом антиграв так подбросило, что Антон отпустил штурвал и схватился за подлокотники, а Сергей управлял машиной, неудобно перегнувшись со своего кресла…

Они долетели первыми. На днище были глубокие вмятины, вдоль оргалита извивались неизвестно откуда взявшиеся трещины. «Совсем доконали машину» — подумал Антон.

VI

Чтобы никому не мешать и хоть немного отдохнуть, Антон ушел в библиотеку. Хотелось немного побыть одному, но в каюте бесцветные стены действовали угнетающе, и он привык подолгу сидеть здесь, окруженный стеллажами, полными книг и запахом новых пластиковых корочек.

Он вошел в теплый полумрак, отыскал выпуклость кнопки, и библиотека наполнилась мягким приятным светом, без того оттенка холодного отчуждения освещения в коридорах. Вокруг ровными рядами, как солдаты на параде, стояли собрания сочинений, многотомные классики, избранное, произведения «новой волны», очень популярные среди студентов — всего около семи тысяч копий. Стереопластик тускло светился и переливался радужными пятнами, если книгу повертеть под светом и посмотреть сбоку.

Антон сел за коричневый столик, отсвечивающий полированной крышкой. Вспомнилось сегодняшнее бегство и стало немного стыдно. Стыдно за свое поведение, когда он, как безумный, гнал на всю катушку, не разбирая дороги, помял машину, а потом взгляды товарищей, то ли осуждающие, то ли понимающие. Наверное, его можно было понять. Все-таки не каждый день обнаруживаются озера с живой и, быть может, мыслящей материей. А как другие? Ведь не вели себя так, как он. Черт, глупо получилось.

Он попытался как-то оправдаться и внутренне возмутился. Оправдания! Какие могут быть оправдания! Надоело оправдываться! Каждый раз, когда делаю что-нибудь не так, как большинство, чувствую себя виноватым и оправдываюсь. Иногда приходится оправдываться вслух, перед другими. И все согласны, все кивают, преисполненные мудрости, поддакивают, похлопывают по плечу и приговаривают: «Я знал, что ты всегда был честным парнем». И все ведут себя так, как будто это все в порядке вещей, как будто так и надо, так и следует делать. Чушь, старая, как мир и страх, обыкновенная чушь! Постоянно оправдываться — значит не доверять себе в большей степени, чем другим. Сделал, как тебе показалось, не так — и винишься, каешься, умоляешь самого себя на коленях. Оправдываешься перед Нортоном, что невиновен, что не успел к Алешке, оправдываешься перед Наташей, что не предупредил, что не смог, потому что не верят, они являются страховкой от собственных сомнений, но слишком часто оправдываться не стоит.

А им, астронавтам, приходится это делать, потому что иначе как жить? Ведь жизнь полна стольких невероятных событий, что просто невозможно все время быть правдивым, постоянно тебя раздирают противоречия. Да, ну и мысли…

Антон прислушался к голосам из рубки.

— Проверь настройку, Рам, у четвертого кабеля, — сказал Сергей. — По-моему, перегорели лампы.

Сергей крайне смутно разбирался в позитронной цепи и всяческих этих штучках с игрой электричества. Он был прирожденным биологом, но его еще тянуло к технике, и Сергей втайне завидовал Раманостру.

— Откуда им перегорать — мы почти ими не пользуемся, — возразил Раманостр.

— Хорошо, я сам проверю, — раздраженно сказал Сергей и стал возиться с панелью, сильно брякал чехлами. Его всегда раздражали люди, которые ему не верили из чувства собственной значительности.

— Все там в порядке, напрасно лезешь. Сергей защелкал чем-то металлическим.

— Поаккуратней с плоскогубцами — это тебе не скальпель. И осторожнее с проводами, может дернуть.

— Не учи, — огрызнулся Сергей и добавил грубовато: — Сам знаю.

Было слышно, как Раманостр усмехнулся.

На несколько секунд в рубке повисла напряженная тишина, полная рабочей сосредоточенности и нарушаемая клацаньем инструментов. Потом послышался неуверенный слабый щелчок, и сразу же раздался страшный электрический треск, как будто могучий великан разом переломил старую сосну, крик, звон разбитого стекла. Антон вскочил и побежал наверх.

Рубка была наполнена дымом. В воздухе четко улавливался сладковатый запах озона. Сергей сидел на полу, в куче блестящих осколков. Левую руку он осторожно держал за локоть и смотрел в пространство, медленно приходя в себя, напротив него чернела дыра в вертикальной панели и отвратительно воняла жженой пластмассой, а внутри шевелились голубоватые сполохи и выстреливали искры. Раманостр ходил вокруг несчастного Сергея, хрустя осколками, и бормотал: «Говорил же — не суйся, говорил…»

— Дернуло? — участливо спросил Антон и уперся плечом в дверную раму.

— Сказал ведь, нет, обязательно надо залезть самому, — бурчал Раманостр. — Тоже мне, физик-биолог… Руки не на том месте…

— Не бухти, — сказал Антон и обратился к Сергею: — Что с рукой?

— Не знаю, — как-то вяло, без энтузиазма ответил Сергей. — Сломал, наверное.

Он поднялся с пола, отряхнул штаны от приставших осколков, отошел в другой конец комнаты и сел в кресло.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Антон и подошел к Сергею. — Покажи.

Сергей покорно закатил рукав на левой руке, и Антон увидел, что никакого перелома нет, только на локте набухает здоровенный синячище. Раманостр сел на одно колено перед дырой, вытянул руки, как слепой, пошарил в темноте, потом достал оттуда два разлохмаченных конца разорванного длинного кабеля, поперхнулся от густого противного дыма и положил все это на место.

Раманостр был первоклассным специалистом, прекрасно разбирался в электронике и мог без измерителей и таблиц починить любой компрессионный излучатель. Но сегодня интуиция и профессиональная ловкость ему изменяла на каждом шагу. Он что-то неправильно соединил, затрясся и дико заорал: «питание!». Сергей ничего не понял, Антон тоже сообразил не сразу, потом бросился к рубильнику на стене и вырубил ток. Через мгновение в дверях показался Нортон и сердито осведомился:

— Что за дурацкие шутки?

Когда автоуборщик убрал мусор и осколки, Нортон из кресла сказал:

— Я вчера и сегодня сидел над картосхемами, вычислял координаты. Если бы не вы, я бы успел закончить и передать координаты на станцию. Все, оказывается, впустую. По-моему это свинство, ребята.

Нортон поднялся и ушел. Все почувствовали себя ужасно глупо. Нортон никогда не кричал, мог лишь прикрикнуть, но пристыдить он умел, без мимики и жестов, но расчетливо и точно.

Сергей включил ток, потом начал неумело надевать чехлы, защемил в зажиме и порезал палец. Антон его заменил, и они вдвоем с Раманостром быстро управились.

Антон спустился вниз. Нужно было подготовить киберов — расчистить площадку и установить радиомаяки для посадки других кораблей. Он пошел в хвостовую часть, миновал шлюз-камеру и вышел в слабо освещенное помещение ангара, где находилась вся, рабочая техника. Эта часть корабля не отапливалась, поэтому здесь всегда было холодно и гуляли сквозняки. Вздрагивая от жгучего ветерка, Антон подошел к киберам и начал составлять программу. Покончив с программой и проверкой, он выпустил их из корабля и проследил за ними. Все команды выполнялись правильно. Рабочие стачивали наросты льда, разравнивали площадку, огораживали участок. Антон вернулся в корабль и пошел посмотреть, как там Раманостр.

Раманостр сидел около пульта и колдовал над схемами, а рядом красовалось цветными проводами полуразобранное электронное хозяйство.

— Как дела? — спросил он.

— Выгнал андроидов чистить площадку. А ты?

— Двигаюсь помаленьку… — Он оторвался от паяльника и посмотрел на Антона. — Так, что я хотел тебя спросить? Да! Ты случайно не помнишь, какое должно быть напряжение у элементов мм-23?

— Не помню. Посмотри в справочнике.

— Там даны только мм-20.

— Так они же устарели!

— Вот именно. И я не знаю, что теперь делать.

— Проверь еще раз…

— Да проверил я уже! — раздраженно сказал Раманостр.

— Все равно не то напряжение.

Антон подсел к нему, и они стали разбираться. Работали долго, но потом добились своего и установили нужное напряжение. Раманостр напоследок протянул щуп тестера между проводов и распахнутых печатных схем, в глубине вспыхнула и проскочила голубоватая искра и тут же погасли лампы.

— Что такое? — забеспокоился в темноте Раманостр. — Неужели замкнул?..

Он разобрал панель, залез туда верхней половиной туловища и посветил снизу фонариком.

— Нет, — заявил он. — Я здесь ни при чем. Антон, посмотри в аккумуляторной.

Антон в кромешной темноте пробрался к энергоблоку, на секунду заблудился, потом посмотрел вокруг, обшаривая пространство слабым светом фонарика, и вернулся обратно.

— Ничего, — сказал он. — Не работает даже аварийное питание.

— А что ты хочешь от этого корыта? — Антон ничего не видел, но почувствовал, как Раманостр распахнул руки, словно намереваясь обхватить всю комнату.

— Странно, не правда ли? В один миг обесточен весь звездолет, сразу, полностью… — тихо сказал Антон.

— Что? — не понял Раманостр.

— Не ругай старого «Единорога». Он не виноват.

— А кто же?

— Анто-он! — послышалось из люка.

Они спустились на нижнюю палубу. В коридорах было темно, как в пещере. В мечущийся кружок света попадали угловатые конструкции, плафоны ламп, переборки, и тут же пропадали. Раманостр повернул фонарик, разглядывая потолок. Его лицо, подсвеченное снизу, сразу сделалось страшным, яростным, злым, как у древнего колдуна.

— Старый корабль… Старая конструкция… — пробормотала колдовская физиономия, подвешенная в воздухе и превратилась в Раманостра, потому что неожиданно включился свет, брызнул со всех сторон и резанул глаза.

— Ну вот, все разрешилось, — сказал Раманостр жмурясь и ушел-наверх, в рубку.

Нортон стоял около распахнутого настежь люка и смотрел в бинокль. На звук шагов он обернулся и протянул Антону бинокль.

— Посмотри, — сказал он.

На координатной сетке возник противоположный склон кратера, над которым угрожающе повисла пурга, брошенные маяки на рыхлом снегу и киберы. Они катились по направлению к «Единорогу» и делали это очень неуверенно, пошатываясь из стороны в сторону. Гусеницы скверно гремели и лязгали, у некоторых бестолково крутились головы вокруг своей оси, как локаторы, и вяло поскрипывали.

— Что с ними? — спросил Антон в отчаянии.

Андроиды подъехали к ним и выстроились в ряд, задевая друг друга тяжелыми бочкообразными телами и толкаясь. Антон торопливо сосчитал их. Не хватало двоих. Он снова оглядел кратер из бинокля и заметил одного. Тот семенил в их сторону, не разбирая дороги, шумно взламывая лед и подпрыгивал на взгорках. Потом у него заклинило правое ведущее колесо, он завертелся на месте, разрывая наст, и свалился в какую-то яму, из которой потом долго выбирался. «Где же второй?» — мелькнуло в голове и Антон еще раз тщательно просмотрел рельеф. Второго нигде не было.

VII

— Пойду позову Рама, — сказал, наконец, Нортон и ушел. Последний кибер занял в шеренге свое место. Антон подошел к нему и потребовал:

— Сообщи свое задание.

Кибер беспомощно повертел узкой шеей и отъехал на метр назад. Антон задал обычную проверку. Андроид реагировал на устные команды странно. На приказ «развернуться» он истово сгибал и разгибал манипуляторы, катался, центр речи вообще был непонятно каким образом выключен, а световые индикаторы горели только красным светом: «Приветствую!».

С шелестом раскрывалась диафрагма, и Раманостр, брякая инструментами, угрюмо осведомился:

— Ну что стряслось?

— Иди сюда, полюбуйся.

Антон обошел кибера сзади, встал на подножку и распахнул дверцы с надписью «Осторожно!». Раманостр присвистнул. Многие провода были с силой выдернуты, панель с лампами разбита, словно по ней прошлись палкой, а пластмассовые части оплавились и застыли. Раманостр приподнялся на носках, проверил рабочую память.

— У него вся программа стерта, — заявил он и выключил анализатор с рожками антенн. Кто же сделал нам такую гадость?

— Все ясно, в том смысле, что ничего не ясно, — сказал Антон, ковыряя отверткой в схемах и бессмысленно ударяя по проводам.

Он перешел к другому и повторил то же задание, что и предыдущему. Андроид долго сипел, потом выпалил как из пушки: «Разрешаю!», так, что Раманостр вздрогнул и чертыхнулся, и разразился потоком бессмыслицы:

— Разрешаю… Можно… Разрешаю. Всем в укрытие. Я сказал: всем! Вы что, не поняли? Всем! В укрытие! В укрытие, быстро! Расплавлю! (свист и улюлюканье, как в радиоприемнике, потом быстрый перебор алфавита три раза за полминуты.) Нет. Все в порядке. За работу. Маяк установить. Тридцать четыре — сорок два! Тридцать четыре — сорок два! Немедленно срыть этот холм! Так… Разрешаю. А вот это нет. Нет, нельзя. Я не хозяин, а вдруг что… Есть, принял…

Слова из него сыпались, как из рога изобилия. Потом он замурлыкал, из динамика выпал кусочек песни и был моментально проглочен серией далеких погромыхиваний разной силы. Неожиданно оборвав недоконченную фразу, он замолчал.

— Чертовщина какая-то… — сказал Антон.

— Ты заметил, про что он говорил? Это весьма странно, тем более что киберы никогда не командуют другими.

— Да… И сама речь… как бы это сказать… чувствительная, что ли?

— Объясни.

— Ну, чересчур эмоциональна. Похожа на человеческую.

— Насчет того, человеческая она или нет, я не знаю. Может быть. Но как объяснить его командную речь? Ведь все вопреки законам кибернетики…

Раманостр покопался в аккумуляторе. Андроид вдруг оглушительно свистнул и заорал: «Осторожно!». Раманостр испуганно отдернул руку и выдохнул:

— Фу ты черт… Антон, давай-ка их в ангар. Бесполезно с ними возиться.

— Подожди. Давай разберемся.

— Да что тут разбираться! Им теперь только в конвертер.

Раманостр разнервничался так, что косо всадил отвертку в распределительный щит и полностью замкнул систему. Андроид затрясся, рванулся назад, потом в нем что-то гулко треснуло, вспыхнуло и из-за железной спины повалил черный дым.

— Черт знает что такое, — мрачно сказал Раманостр.

Антон перешел к следующему рабочему и раскрыл дверцы.

— Не понимаю, чего ты там копаешься, — совершенно раздраженно спросил Раманостр.

— Пытаюсь что-нибудь сделать. В отличие от некоторых.

— Что там можно сделать! — Он пнул ни в чем не повинного андроида и скривился от боли.

— Да успокойся, Рам, ну что с тобой стряслось?

— Надоело, понимаешь? — Он говорил совсем тихо. — Живем в море загадок и даже не можем объяснить, что происходит вокруг. У меня это вот где… (Раманостр постучал себя по шее.) Не могу я так, понимаешь, не могу!

Он сел на щиток над гусеницей, поставив локти на колени и спрятал в ладонях лицо.

Антону стало жалко его. Ведь Рам уже восьмой год штурманом в сверхдальних рейсах. Вымотался человек. На своем веку повидал всякого: видел, как гибнут друзья, как люди сходят с ума от напряжения и одиночества, видел такое, о чем не упоминал даже в рапортах. Эта скудная и ужасная биография напоминала Антону его собственную. Он присел рядом с Раманостром.

В памяти возник самый первый дальний полет. Звездолет опустился посреди широченной высокотравной проплешины. Со всех сторон ее окружал лес, в воздухе пахло пылью и болотом. Около высоких кустов выпрыгнула рыжая и длинная конечность, скрутилась вокруг его ноги я впилась в штанину. Ткань еле держалась, потом затрещала и лопнула, и мгновенно закапала кровь, его, Антона. Потом кто-то выстрелил и перебитая конечность исчезла.

В третьем рейсе на его напарника напал болотный рогач. Антон выхватил нож, замер в замешательстве и, видя, что напарник хрипит и задыхается, пытаясь отодрать колючие щупальцы с длинными пальцами, полоснул рогача по страшной оскаленной морде, по злым глазам. И сразу же стал другим Антоном, не тем, что был раньше. Что-то потерял в себе, и потерял навсегда…

Раманостр покачал головой, устало вытер рукой лицо и поднялся.

— Ладно, — сказал он. — Давай-ка их посмотрим, а то пурга скоро.

Из всех киберов наиболее работоспособными оказались только двое. По крайней мере они реагировали на устные команды. Антон велел им отвезти остальных в ангар и, наблюдая, как эти двое старательно подталкивают своих собратьев и загоняют в корабль, сказал:

— Знаешь, Рам, я наверное еще раз здесь побываю…

— Не загадывай! — отрезал Раманостр. Неизвестно еще, что завтра будет. Да и сегодня тоже…

Он не договорил и вошел в отверстие люка. В его словах было что-то пророческое.

Все сидели в кают-компании и пили чай. Озябший Раманостр грел руки, обхватив пальцами чашку, осторожно отхлебывал дымящийся чай, вкусно пахнущий смородиной, сыто отдувался и добрел, словно оттаивал. Сергей и Нортон что-то оживленно обсуждали, причем больше и громче говорил Сергей, спорил, приводил выдержки из научных статей и отчаянно жестикулировал. На столе стоял прямой и круглый чайник, однообразно серый и очень унылый, раскрытая посуда с вареньем и корзинка с печеньем.

— О чем диспут? — спросил, подходя, Антон.

— Ты послушай, Антон, очень интересно, — сказал Нортон и взял печенье.

— Мы тут обсуждаем феномен «дрейфующих островов», — произнес Сергей с набитым ртом и отпил из чашки.

— Что? — не понял Антон. Сергей прожевал и повторил:

— Я говорю: мы обсуждаем феномен «дрейфующих островов». Ну разве не помнишь?

Антон помнил. Это было в то время, когда Антон учился на первом курсе Школы Пилотирования. На маленькой планете земного типа Александре какой-то геофизик нашел острова с весьма необычными свойствами. Они состояли из очень толстых пластов земли, густо заросших растительностью, которые соединялись под водой корнями непомерной длины и медленно дрейфовали вокруг давно потухшего вулкана. Было совершенно непонятно, как они образовались, для чего ходили вокруг вулкана, и на некоторое время стали загадкой номер один. На Ученом совете разгорались жаркие споры, выступавшие размахивали руками и кричали до хрипоты, потрясая школьными учебниками геофизики, их никто не слушал, но все были довольны. В одно время среди выпускников Школы были очень распространены контрольные доклады на тему «Расчет коэффициента давления и поворота фотонных ускорителей при посадке рабочего звездолета класса ВС на Большой остров архипелага Стальная Цепь планеты Александры».

Все это было хорошо, но результаты вычислений не помогали пилотам точно в указанном месте посадить корабль. Во-первых, Стальная цепь дрейфовала и постоянно качалась, а во-вторых, посадочные штанги проваливались в почву, как в мякоть, и застревали. Один звездолет, на радиоуправлении, без людей, утонул сразу же. Другой, с геофизиками, зацепился за корни и тоже утонул. Геофизики остались целы. Скоро про феномен «дрейфующих островов» забыли и отдали его на съедение туристам (почва, как известно, не выдерживала больших кораблей, но к людям была равнодушна).

— Ну и к какому выводу вы пришли? — спросил Антон.

— Я уверен, тут не без местных аборигенов, — веско сказал Сергей. — Смешали грунт с резиновой пластмассой, добавили немножечко органики, клетчатки, водяные шарики, электроника конечно, и — пожалуйста! Ученые потолкались и отстали, затем туристы. А с туристов — гигантская прибыль!

— А ты, Нортон?

— Я не знаю, честно говоря, — ответил Нортон. — На аборигенов это похоже, они — народ немного жуликоватый. Но точно сказать не могу.

— А я могу, — решительно заявил Антон и поставил чашку на стол. — Могу сказать точно, что это не аборигены. Несколько лет назад они не знали даже, что такое радио…

— Ну, милый мой! — протянул Сергей. — Это еще ничего не доказывает.

— Погоди. А насчет пришельцев?

— Нет. Ну какой им смысл начинать с нами нормальные гуманоидные отношения с этих островов?

— А может, у них другая логика?

— Нет. — Сергею было жалко бросать свою теорию, и он заупрямился.

— Хватит вам спорить, — сказал Раманостр. — Посмотрели бы лучше, что снаружи.

— Посмотри, — предложил Сергей, кокетничая. Раманостр пожал плечами и включил стереовизор. Экран ощерился острым бледным светом, и по нему забегали косматые волосатые тени. Угадывалось облако, оно клокотало, бурлило и швыряло на объектив комья снега, отчего на экране лепились и срывались белые пятна. Чуть-чуть были видны поднятые гелиопанели, круглые и вогнутые, и тускло блестели.

Потом резко все исчезло. Стереовизор выключился, погас свет, наступила темнота.

Рядом с Антоном завозился Сергей и спросил:

— Напряжение упало?

— Да нет, это не напряжение, — задумчиво произнес Нортон.

— Что тогда? Магнитная буря?

— Абсолютно невозможно, — сказал Антон. — Противолучевые экраны в стенках корабля…

Лампы вспыхнули и засветились, включился стереовизор.

— Ну! — Раманостр отчаянно зажмурил глаза.

Антон увидел на экране полосы, которые раздражающе трещали, дергались и портили изображение.

— Черт знает что такое, — неожиданно сказал он и опрометью бросился вон из кают-компании.

Остальные побежали за ним. Раманостр торопился позади всех и смотрел под ноги одним глазом, другой закрывал рукой — он немного страдал фотофобией.

Они, подталкивая друг друга, выбежали из люка. Погода встретила их злобно и агрессивно. Она с размаху хлестнула всех тяжелой снежной складкой невиданной хламиды-пурги, а потом завыла долго и надсадно. Впереди, сквозь облако, угадывалось розовое пятно. Антон побежал от пурги к пятну, он запинался, ему было страшно. Казалось, чьи-то руки хватают его за ботинки и тянут вниз, на дно снежного моря. Снег вдруг сделался вязким, трудно проходимым, как будто под покровом была не земля, а медовая жидкость, тягучая и непроницаемая, как протоплазма. Антон закричал, но его никто не услышал. На миг показалось, что исчезло все: друзья, корабль, небо, остался он один, насмерть бьющийся с хлестким ветром. Но потом ощущение пропало и он посмотрел наверх.

Там, на двадцатиметровой высоте (или около этого) висел большой клубок ярко-алого света, потрескивал электроразрядами. Поверхность его заметно пульсировала, меняя цвет с красного на розовый, и была покрыта множеством искроподобных зигзагов красного оттенка, которые со сверхъестественной скоростью бились друг о друга, извивались, исчезали и появлялись вновь, бегали по огнедышащей поверхности. Клубок напоминал неимоверно раздувшуюся актинию с быстрыми и тонкими щупальцами, он вздрагивал, и был очень похож на шаровую молнию.

Антон даже не успел по-настоящему испугаться или удивиться. Косматый шар защелкал электроразрядами, как хлыстом, и запульсировал быстрее. Сзади тяжело задышал Сергей.

— Вот так штука! — выдохнул он.

«Штука» сделал движение в сторону корабля, и сразу пурга стала отодвигаться в сторону, пока не показался звездолет. Очень странно было видеть, как облако реет и ломится, а поверхность его строго перпендикулярна земле и абсолютно ровная. Такое впечатление, будто пургу огородили большим листом стекла, и она колотится в нее и не может вырваться наружу. «Похоже на силовое поле, — подумал Антон. — Но каким образом?»

Шар медленно стал опускаться, болтаясь, как мыльный пузырь, достиг сугроба и погрузился в него, как нож в масло. Сразу же на его месте зашипело, забрызгалось, повалил густой пар. Потом, когда все успокоилось, они увидели свежее болото. Жидкость пенилась и колыхалась, на краю уже появлялись светло-розовые ростки. Красное пятно поднялось по эллипсу, волоча за собой розовый отсвет, поплыло над кораблем, играя розоватыми бликами на оболочке. Потом снова опустилось, уже за кораблем, прожигая новую проталину, подскочив, за секунду покрыв сотни километров к западу, где сиял красный карлик, и растворилось в багровом зареве.

Небо вскоре затуманилось. Снова накатилась пурга, злобно огрызнулась и стала сеять густой белой крупой. В спину подуло холодом.

Они вернулись к кораблю. Вот они, проталины! Утечка энергии, подпространственный скачок… Все получается! Но легче от этого не стало. Антон прислонился спиной к холодному выпуклому борту, медленно опустился на корточки и спрятал в ладонях лицо. Нортон оперся плечом о край люка, Раманостр стал уныло и старательно раскапывать носком ботинка наст. Сергей скатал комочек снега швырнул его и, наблюдая, как снежок расползся в морозную пыль, сказал: — Ну и дела!

VIII

Антон провел эту ночь плохо: все ворочался и вертелся. Да и у всех было, наверное, также. Антону снилась Земля, озеро недалеко от коттеджа, прямо через сосновый лес. Раннее утро. Соседние коттеджи молчат, темно-голубые панели солнечных батарей мокрые от росы, на траве радужно блестят тяжелые капли. В высоком небе ни облачка, оно ровное, чистое и непроницаемое…

А потом приснился Алексей. Небольшие купола, присевшие в ледяном оберонском крошеве. Около входа висели гигантские сосульки, срастаясь с наледью возле крыльца. Дверь распахнулась, и из тамбура вышли один за другим странные фигуры, одетые в гладкокожие скафандры и вытянутые цилиндры гермошлемов… Потом долгий путь в Большое ущелье, тряская дорога, вибрация вездехода и острые осколки, летящие из-под гусениц… Антон много раз просыпался в холодном поту и дико разглядывал каюту, будто был здесь первый раз.

Он сел на кровати и свесил ноги. Голые икры задевали резиновый коврик и шарики гантель. Антон помассировал шею и потер лицо. После приснившегося кошмара было как-то не по себе.

За завтраком Сергей сообщил, что ночью, когда дежурил, опять видел мираж гибнущего города. Нортон сразу же спросил, почему Сергей никого не предупредил сразу.

— Для чего? Все равно мы ничего бы не сделали.

— Надо было вызвать…

— Мираж появляется ровно в полночь, каждую ночь… — пробормотал Раманостр. — Похоже на запись, а?

— Запись? Постой… — Сергей перестал есть и задумался. — Похоже. Кстати, лед здесь содержит немного распыленной серебряной смеси, довольно безвредной.

— Ну и что? — спросил Антон.

— А то, что он может играть роль эмульсионного слоя, ну как в фотопленке. И снег и лед в разных местах различны по составу. Ближе к горам встречаются участки с большой радиоактивностью.

— Ого! — сказал Раманостр. — А нам почему не сказал?

— Я только сегодня узнал, в лаборатории.

— Тогда получается… как бы кино?

— Именно! — сказал Сергей и отложил ложку. — Кадр за кадром информация фиксируется, как на кассету, а потом воспроизводит запись. Только непонятно, почему именно каждый день, то есть ночь, ровно в 0.00, где информация хранится, ведь снег может смешать вьюга…

— Может и горы ненастоящие, «липовые»… — вполне серьезно предложил Раманостр.

— Нет, горы действительно существуют, — сказал Нортон. — Они даже на карте обозначены.

— Надо же, — произнес Антон. — Сидели, завтракали, и вдруг между делом разрешили загадку, над которой так долго мучались.

— Кто мучался? — спросил Сергей всезнающим тоном. — Я, например, нет. Да и между делом ли?

Нортон закончил есть и составил тарелки горкой.

— Что сегодня будем делать? — спросил Антон.

— Надо установить маяки, — сказал Нортон. — Обязательно.

— Мне бы в лес… — вздохнул Сергей.

— Надолго? — осведомился Нортон.

— Да нет, часа на полтора, не больше.

— Хорошо, — согласился Нортон. — Но только на полтора часа. И обязательно вдвоем.

— Антон? — сказал Сергей.

— М-м, — кивнул Антон, жуя.

— К монтировке маяков приступим после обеда, — сказал Нортон и встал из-за стола. — Рам, я буду в рубке. — И он вышел.

…Термометр показывал снаружи около тридцати мороза. Им пришлось надеть меховые перчатки, шапочки «петушком» из гладкого и теплого стереосинтетика и включить подогреватели курток. Сергей еще долго проверял аппаратуру, регулировал, настраивал. Антон, чтобы не вспотеть, выбрался наружу и сразу же обнаружил следы. Они четким пунктиром отмечали путь животного, идущего по просеке, и вызывали неприятное ощущение.

За время отсутствия ребят несколько деревьев рухнули поперек просеки и образовали небольшой завал. Шел обильный снегопад и заметал следы, деревья с обломанными концами, страшно развороченные пни, похожие на гигантских спрутов. Хмурый свет, осторожничая, выделял на снегу мускулистые бугры, и был в этом какой-то тайный смысл, намек.

Сергей, наконец, собрался, вылез из антиграва и тоже увидел следы. Он поправил сумку на плече, натянул перчатки и сказал:

— Ну, пошли, что ли…

Антон направился вслед за ним, стараясь ступать след в след, сам не зная зачем. Они подошли к завалу, и Сергей стал внимательно осматривать кору, смахивая снег, заглянул в разлом согнувшегося посередине дерева, отошел в сторону и стал доставать из сумки приборы и складывать их рядом на ствол. Потом он взял пластмассовую черную коробочку с миниатюрным экраном, вытянул крошечную антенну и приложил прибор к рисунку сердцевины, похожему на спутанную зеленую паутину. Посмотрев на результат, Сергей положил коробочку на место и позвал Антона.

Они сошли с просеки вправо и углубились в лес. Здесь все было по-прежнему. Мерно раскачивались верхушки деревьев, кричали птицы и чертили в низком небе замысловатые кривые. Но что-то было не так, что-то абсолютно по-другому. Может было очень холодно, и в утреннем воздухе голоса и звуки казались замороженными, невообразимо далекими.

Идти было нелегко, особенно на больших полянах. При каждом шаге нога сильно и глубоко уходила вниз, и у Антона екало сердце, когда он не мог найти под собой твердое. Здесь было много больших ям и провалиться в одну из них было очень легко. Но скоро сугробы стали меньше, земля поднялась, и ребята поднялись на высокий край длинного и глубокого оврага.

Все здесь выглядело странным и нелепым. Обгоревшие деревья громоздились друг на друга, вырванные с корнем, раскромсанные на части стволы лежали на дне оврага, вокруг валялись желтоватые щепки, пахло стружкой, смолой и плесенью. Уцелевшие деревья стояли плотно к друг другу, образуя почти непроходимую чащу, и свет пробивался сюда еле-еле сквозь тяжелые и длинные ветви.

Сергей спрыгнул в овраг, потрогал и потер ствол. Кора сильно шелушилась и отставала мокрыми гибкими лохмотьями. Антон спустился к Сергею и стал осматриваться.

— Вот это то, что мне нужно, — сказал Сергей и полез под нагромождение тонких обугленных стволов, похожих m останки сгоревшего бревенчатого домика.

— Что там?

— Да так, пустяки… — Сергей повозился, потом защелкнул сумку и выбрался из-под бревенчатого навеса. Он улыбался и радостно потирал руки в перчатках.

— Что-то нашел? — спросил Антон.

— Нашел… — начал Сергей и не договорил.

Сверху издалека послышался яростный древний рев, похожий на крик археозавра из заповедника Олимпы. Кто-то большой, могучий двигался в направлении просеки, тяжело и громко хрипя, бил по земле хвостом и душераздирающе вскрикивал. Потом послышался гулкий удар, ломаясь затрещало и защелкало дерево, просвистело в воздухе и ухнуло в сугроб. С верхушки оврага сорвалось и осело облако морозной пыли.

Сергей моргнул и тихо сказал:

— А мы здесь, оказывается, не одни.

«Не одни» — повторил про себя Антон и почувствовал страх, мелкий первобытный страх. На станции их долго тренировали в специальных залах, где приходилось по несколько часов сражаться с агрессивными животными, ненастоящими, но очень похожими на настоящих. Астронавты учились владеть оружием, вырабатывали в себе умение вовремя нажать на спуск и выстрелить в живое. Дизайнеры-художники выдумывали такие ужасы, при виде которых хотелось все бросить и быстренько уйти из зала. Но никто не уходил, потому что все знали, что это все не реальность, а просто компьютерная графика и буйство фантазии. И вот теперь, когда Антон встретился с этим, он растерялся и испугался. Ведь животное могло вернуться. Или найти антиграв…

— Сережа, почему нам не выдают оружие? — спросил Антон, когда шаги животного стихли.

— Не знаю. Но я слышал, что начальник экспедиции говорил Нортону что-то про оружие.

— Ну?

— Понимаешь, Антон, ведь планета-то земного типа. А ты сам знаешь, что на такой случай есть какие-то ограничения.

— Ограничения… А если оно вернется?

— Не вернется. К тому же у нас есть излучатель.

— Да, но он на корабле.

Сергей ничего не сказал и стал выбираться из оврага. Подул ветер, снежинки покалывали щеку. Антон поправил шапочку, и в полном молчании они двинулись обратно.

Около антиграва Антон напомнил:

— Ты, кажется, хотел мне рассказать…

— Рассказать? Ах да, вспомнил. Понимаешь, эти деревья… Ну как бы тебе объяснить? В общем, это что-то вроде биоантенн большого организма. Вот мы пытались найти объяснения, а тут, по-моему, надо мыслить более широко, в масштабах всей планеты…

Где-то рядом послышался короткий свист, удар, и толстая ветка с дерева упала вниз, на корни. Сергей вздрогнул и обернулся. Антон посмотрел на часы. С момента их прилета прошло почти два часа. Он поднял фонарь и сказал:

— Поехали, Серега.

Антон сел в водительское кресло, включил двигатели и обогреватель. Сергей не торопился. Он долго смотрел на поваленные деревья, зачем-то взял и растер пальцами снег.

— Сергей! Тепло уходит!

— Сейчас, сейчас… — Сергей понюхал мокрые пальцы и странным голосом сказал:

— Антон, а ведь снежок-то не простой. — Он посмотрел на пальцы и мрачно добавил: — Радиоактивный. Пальцы жжет.

— Садись, — потребовал Антон. Они и так тут пробыли слишком долго.

Сергей подпрыгнул, перелез через борт и закрыл фонарь. Антон сделал крутой вираж, антиграв взмыл вверх и потянулся к кораблю, задевая мягкие верхушки леса.

Подлетая к «Единорогу», они увидели Раманостра. Тот стоял около люка, скрестив руки, и следил за ними. Антиграв приземлился, подкатился к Раманостру и остановился, толкнув его под коленки. Как только ребята выбрались наружу, Раманостр вдруг сделался неприветливым и спросил:

— Почему взяли не свой антиграв?

— Какая разница? — раздраженно спросил Антон.

— Ваша машина тянет еле-еле. Я два часа с ней возился. А мне, между прочим, сегодня надо было в Павильон.

— Зачем это? — подозрительно спросил Сергей и прищурился.

— Не в этом дело. Вы взяли чужую машину.

— Ты нас ждал только для того, чтобы сказать это? — ядовито спросил Антон.

— Нет. Я ваш антиграв чинил. Сейчас пойдем ставить маяки.

— Я не могу, — быстро сказал Сергей. — Мне надо в лабораторию.

— Потом все решим. Пошли обедать.

После обеда Сергей сбежал в лабораторию, а остальные стали готовиться к работе. Во-первых, одежда. Нортон сказал, что там очень сильный ветер и всем велел наглухо застегнуть куртки и воротники. На одних аккумуляторах, сказал он, долго не проработаешь. Во-вторых, инструменты. Раманостр сбегал в мастерскую и принес пневмомолотки, крепления, потом они вдвоем с Нортоном, пыхтя и краснея от усердия, приволокли лебедку. Рассовав инструменты по сумкам, они втроем выкатили из корабля тяжелую лебедку и направились к площадке, расчищенной киберами.

Антон шел и размышлял. Пробудем здесь еще дней пять — и на станцию. Он со всевозможной отчетливостью стал представлять себе их прибытие. Сначала выпуклые плиты шлюза и километровый ангар корабля-матки. Потом длинные коридоры, залы, обработка в медкамере, запах бинтов и йода. Кабинеты врачей, люминесцентные потолки. Строгий интерьер комнат встреч, все гладко, чисто, ровно, ничего лишнего. И, наконец, веселые лица ребят, мгновенные шутки, остроты, смех. Естественные вопросы: как жилось, что видели, интересно? Можно им ответить, что приключений хватало. Можно сказать, что настроение в большинстве было скверное. Казалось, две несовместимые вещи. Но так действительно было…

Антону защекотало нос и он раздраженно смахнул снежинку. С неба сыпалась вялая белая крупа, в воздухе не было молодецкого здорового мороза, а был злой колючий ветер, тоска и отчаяние. Справа шла цепочка грязных гусеничных следов, забрызганных мутной жижей. Вот здесь у кибера заклинило колесо и он перевернулся. Антон заглянул на дно ямы и увидел все ту же снежную грязь и следы. Да, невесело. А попросту говоря, скверно.

Потом он увидел площадку. Вокруг нее шел мощный бордюр из огромных, сверкающих ледяных глыб. Вертелись и распадались снежные смерчи, похожие на шлейфы белого дыма, ветер тащил их за собой и бросал на голые, высокие и унылые стены кратера.

Первый радиомаяк лежал на боку, угловатый и громоздкий. Ступенчатая пирамида корпуса была покрыта инеем и тускло отсвечивала, а синий полукруглый фонарь, большой и неуклюжий, был наполовину засыпан и похож на аквариум.

Невдалеке стоял Раманостр и смотрел на выпуклую массу железа, вдавленную в сугроб. Антон подошел к нему и увидел знакомые сочленения манипуляторов. Да это же кибер! Мела поземка, налетала на корпус и соскальзывала. Беспомощно болтались порванные гусеницы, расцепленные звенья, а из развороченного туловища выглядывали провода.

— Кибер… — сказал Антон, удивляясь не роботу, а выражению лица Раманостра. Тот смотрел на кибера, как на мертвого.

— Да… — Раманостр невесело усмехнулся. — Здорово его продырявило.

Нортон, который стоял чуть поодаль и возился с лебедкой, позвал их.

Работать было тяжело. Лицо сводило от холода, и кончик носа почти не чувствовался. Маяки казались неподъемно тяжелыми, их с трудом поднимала даже электролебедка. Она гудела и пощелкивала, натягивая трос и приподнимая верхушку маяка, а когда было тяжело, от бессилия начинала трястись и взревывать. Раманостр держал в руках коробочку пульта и управлял лебедкой, а Антон и Нортон придерживали края маяка и крепили опоры. Маяков было четыре, их нужно было установить на площадке квадратом, подключить питание и настроить на позывные кораблей.

— А ведь планету мы так и не назвали, — заметил Антон.

— Верно, — согласился Раманостр. — Антон, дай ключ на тридцать.

Он принял ключ и стал заворачивать большую гайку на креплении. Нортон проверил сигнальную лампу. Все было в порядке.

— Готово, — сказал Раманостр. — Переходим к следующему.

Следующий маяк стоял прислоненный к скале. Он примерз одним боком и верхушкой, им пришлось его сначала отдирать, а потом опускать в выдолбленную киберами лунку и крепить на твердой, как гранит, земле.

Когда поставили последний маяк, Антон узнал, что такое настоящий холод и замерз окончательно. «Наверняка отморозил нос», — подумал он, снял перчатку и ладонью погрел лицо. Раманостр тоже замерз, развернул лебедку и погнал ее с максимальной скоростью к кораблю. Потом он сложил инструменты и повесил сумку Антону на плечо.

— Это еще зачем? — запротестовал Антон.

— Возьми, возьми. Я их сюда нес, — приговаривал Раманостр, наблюдая, как лебедка катится уже около корабля и подпрыгивает на неровностях.

Антон пожал плечами (сумка была довольно тяжелая) и пошел по тропинке. Впереди, гладкой обтекаемой пирамидой, чернел звездолет. У входа Нортон заторопился, почти вбежал через люк, Антон и Раманостр, подстегиваемые его нетерпением, за ним. Нортон побежал наверх, в рубку, и по внутренней акустике стал вызывать Сергея. Сергей не пришел. Нортон сморщился от напряжения, включил термолокатор и стал яростно вращать верньеры.

— Что-то с Сергеем? — быстро спросил Антон и задохнулся.

— Не знаю, — сказал Нортон. — Его нет ни на корабле, ни в кратере.

Антон вспомнил, что видел только один антиграв и ему стало нехорошо. Экран издевательски молчал. Потом вспыхнула красная точка — Сергей, а рядом пульсирующее яркое пятно протоплазмы. У Сергея должен был быть передатчик. Нортону удалось настроиться на его импульсы и он быстро заговорил:

— Сергей, Сергей, ответь, слышишь, Сергей, ответь, Сережа…

Слышалось неясное бормотание, треск, клекот. Потом раздался голос Сергея, слабый и хриплый.

— Нортон… Ребята-. Я взял нашу машину. Все сходится. Электромагнитное излучение планеты то же самое, что и у животных. Вы понимаете, что это значит?

Он застонал и замолчал.

— Сережа!!!

— Этот шар… Он опять здесь. Больно…

Антон выпрыгнул из рубки, помчался, опережая крик Нортона: «Антон!», очутился перед аварийной дверцей, судорожно прижал ладонь к плоскому окошечку. Дверца отодвинулась в сторону, обнаружив темную нишу и стеклянный ящик. Антон размахнулся, вышиб стекло локтем и выдернул из зажимов излучатель — огромный пистолет в пластиковом корпусе и с оптическим прицелом. Оттуда же достал обойму, со звоном вогнал ее в удобную рукоятку и побежал к выходу.

Пнув диафрагму, он выскочил из кессона, забрался в антиграв и погнал к Сергею. Антиграв стонал и вибрировал, как загнанное животное, воздух свистел в ушах, слезились глаза. Антон попробовал закрыть фонарь, но там что-то заклинило и ничего не получалось. Антон сел на место. В голове металась страшная мысль, что, может быть, Сергея уже нет в живых, а может быть он насмерть бьется с чем-то большим, намного превосходящим его по силам, и Антон не успеет, никто не сможет ему помочь. Мысль эта, казалось, распирает с неимоверной силой черепную коробку, но это был ветер, и непокрытую голову сжимало от холода.

Кончилось однообразие холмов, появились знакомые очертания Павильона-электростанции, рядом массивная ледяная скала, пятно протоплазмы мокрого зеленого цвета. Озеро, как и вчера, мерно колыхалось и клокотало. Рядом чернела глубокая воронка, из которой поднимался сизый дым. Вокруг была разбросана обугленная земля. Машины, на которой прилетел Сергей, нигде не было.

Сергей, скорчившись, лежал на снегу и прижимал руку к животу. Антон знал, что там кровь. На руке и на снегу. Антон оставил антиграв недалеко от воронки и подбежал к Сергею. Сергей поднялся, сел. Потом охнул и, вероятно, потерял сознание, потому что откинулся назад, перевернулся лицом вниз и замер.

На вершине холма заиграли розовые блики и показался шар. Он был гораздо больше, чем ожидалось, щелкал, как плетью, разрядами и плавно качался на одном месте. Потом он сорвался с места, ударил антиграв в бок и спиралью унесся к скале. Антиграв скатился на край воронки и завалился, задрав корму вверх. Антон медленно навел резное шестигранное дуло излучателя и убрал предохранитель. Луч с грохотом ударил по поверхности скалы и поднял в воздух сотни сверкающих осколков. Один кусок упал в озеро, и сразу же там забурлила и запузырилась химическая реакция. Шар, сделав широкий круг, спустился в пролом Павильона.

— Куда?! — злобно крикнул Антон и выстрелил три раза подряд.

Павильон приподнялся в воздух и распахнулся, как книга, с ревом раздались в стороны стены, выбрасывая вместе с огнем кувыркающиеся обломки переборок, целые коридоры, трубы. Потом еще раз вспыхнуло пламя и рвануло вверх, ворочая тяжелые черные клубы дыма. Грохот больно ударил по ушам, воздух стал горячим и плотным. Антона толкнуло в грудь, он не удержался и упал рядом с Сергеем. Излучатель, болтая ремнем, откатился в сторону. Над головой, опасно визжа, пролетела железная балка, упала в снег и злобно зашипела.

Потом на секунду все успокоилось. Шар поднялся из-под торчавшей смятой арматуры — все, что осталось от Павильона, — и полукругом стал перемещаться по равнине. Антон зарычал и схватил излучатель. Он стрелял не целясь, мелькали длинные красные полосы разрядов, снег призрачно розовел от вспышек.

Что-то случилось. Видимо, Антон попал, издалека послышался равномерный приближающийся гул, задрожала земля, как при землетрясении. Антон схватил Сергея, обхватил его за пояс и поволок к антиграву. Сергей очнулся, слабо переставлял ноги и постанывал, не убирая руку с живота. Антон посадил его, развернул и помчался обратно.

Вокруг все шевелилось и двигалось. Лопались и разлетались скалы. Антиграв толкало с разных сторон. По дну, лязгая, катался излучатель и звякали осколки — фонарь был разбит. Антону вдруг в голову пришла дикая мысль: а что, если корабля уже нет? Если там действительно никого нет?

Корабль стоял на месте. Антон приземлился в десяти метрах от люка. В кессоне стояли Раманостр и Нортон, отчаянно размахивали руками и кричали, но их, естественно, не было слышно. Антон выскочил из машины, обхватил Сергея через пояс и пальцы попали в липкое и теплое под ребрами. Раманостр перехватил Сергея и ушел с ним в санитарный блок, Нортон побежал в рубку, а Антон свалился от усталости прямо на резиновый коврик кессона. Грохот стоял неимоверный, Антон обернулся, в круге раскрытого люка все дергалось перед глазами, и он физически ощущал напряжение всей планеты.

Послышался страшный ледяной хруст, ледяной панцирь треснул возле входа, разошелся, и из глубины ударила вверх раскаленная струя, шипя и брызгая лавой. На поверхность корабля посыпался шлак. Антон услышал нарастающий звук в недрах моторного отделения, почувствовал мелкую дрожь и понял, что они стартуют и улетают навсегда. Звездолет приподнялся на хорошо начищенных телескопических штангах, извергнул холодное лиловое пламя и потянулся высоко вверх, к низкому серому небу.

Антон посмотрел на круг раскрытого люка, в котором медленно поворачивалась белая земля. «Не захотела» — подумал он. Она просто не захотела. Посмотрела, понаблюдала, но мы ей не подошли. Антон почувствовал, как исчезает напряжение, которое жило в нем с того самого момента, когда они опустились сюда. А теперь домой. Ведь главное всегда там. Ведь столько еще предстоит сделать…

Огромный кратер был уже небольшим кружком. Тонко свистел сквозняк и теребил ворот куртки. «Холодно» — подумал Антон. Он замкнул диафрагму, закрыл внешний шлюз и побрел наверх, в рубку.