Битов исчез …. «Воспоминания о «Литературной газете»»

По существу эту историю надо было бы включить в главу о международном разделе «Литературной газеты». Но она явилась столь экстраординарным событием в жизни редакции, что заслуживает отдельного изложения.

«ЛГ» ежегодно получала от устроителей наиболее известных международных кинофестивалей приглашения прислать на них корреспондентов. Все расходы дирекции брали (наверное, и сейчас берут) на себя, нам оставалось только оплатить проезд командируемого сотрудника и отразить очередное кинособытие на страницах газеты.

В один прекрасный день ко мне пришёл Олег Николаевич Прудков и сообщил, что получено приглашение на кинофестиваль в Венеции – грех не воспользоваться. Обычно мы принимали в год одно-два таких приглашения. По ним ездили Е.А. Кривицкий или Б.Е. Галанов. Большего наши валютные резервы не позволяли. На сей раз случилось так, что ни тот, ни другой выехать не могли.

– Юрий Петрович, – предложил Прудков, – а почему бы нам не направить в Венецию Битова? Он заведует отделом зарубежной культуры, ему такая поездка будет очень полезна. Человек он зрелый, подготовленный. Пошлём?

На том и порешили.

1 сентября 1983 года Битов прибыл в Венецию, сообщил через знакомого корреспондента АПН, что всё нормально, а подробности по приезде. Это было в порядке вещей. В Венеции не было никого из советских представителей, а оплачивать международные телефонные переговоры – никаких суточных бы не хватило. Новости – не от Битова, а о Битове пришли оттуда, откуда мы их совсем не ждали. «Вражеские голоса» – так тогда называли вещавшие на СССР американские и английские радиостанции – сообщили, что в Венеции пропал корреспондент «Литературной газеты» Олег Битов. Как пропал, куда пропал? Никаких подробностей. Мы в ЦК, в МИД, в КГБ, в посольство. Ничего узнать не удалось. Итальянский МИД ответил, что ему ничего не известно. Ситуация! Ничего подобного за время существования газеты ещё не было

Было другое. Заведовавший в 70-е годы отделом внешней политики «ЛГ» Анатолий Куров поехал в подмосковный санаторий подлечить язву желудка и оттуда не вернулся. Его нашли мёртвым в санаторском парке. Вскрытие показало: инфаркт. И хотя на теле имелись следы борьбы, а любой детектив знает, что такой диагноз достигается имеющейся в арсенале спецслужб определённой инъекцией, местная милиция не стала себя утруждать расследованием, в редакцию сообщили только об инфаркте. А налицо было политическое убийство за резкие антисионистские статьи Курова, которому после их появления постоянно кто-то угрожал.

Но Битов на политические темы не выступал… Ситуация становилась всё загадочнее. Из КГБ нам сообщили, что в день накануне исчезновения он вместе с другими журналистами вернулся в отель, Утром его там не оказалось. Все вещи на месте, ничего не пропало.

Таких загадок нам разгадывать ещё не приходилось. Строились самые различные предположения. Пошёл купаться и утонул? Разбойное нападение? Или он всё-таки стал перебежчиком? Не верилось. Никакими секретами он не обладал, коммунистом был по убеждениям, а не ради карьеры.

Жена Олега Георгиевича горячо убеждала нас, что он ни при каких обстоятельствах на побег решиться не мог. Пригласили в редакцию его брата писателя Андрея Битова. «Чтобы стать перебежчиком, Олег должен был генетически переродиться,» – сказал он.

Только мы поговорили, как всё те «голоса» сообщили: Битов находится в Англии и скоро выступит с заявлением о причинах, побудивших его выбрать свободу.

Редакция вспыхнула, как ворох бумаги от поднесённой спички. Самые горячие требовали немедленно исключить перебежчика из партии и предать анафеме на страницах газеты. В кабинетах и коридорах, на планёрках и летучках об этом только и было разговору.

А.Б.Ч., разумеется, покритиковал меня за решение об этой командировке, но как умудрённый жизненным опытом человек постарался успокоить жаждавших немедленной расправы коллег, поскольку ничего достоверно не известно – не основываться же на «голосах». А я тогда подивился: сколько же есть людей, готовых без раздумья погубить вчерашнего товарища по работе.

Время шло, но никакого прояснения не происходило. Битова в Англии никто не видел, даже самые пронырливые репортёры не могли узнать ни где он находится, ни что с ним на самом деле произошло. Размышляя вместе с сотрудниками КГБ над сложившейся ситуацией, мы утвердились во мнении, что Олег Георгиевич ни в коем случае не перебежчик, не предатель. Но как он очутился в Англии? В КГБ считали, что его похитили по ошибке, приняв за кого-то другого. У нас бытует мнение, что английская разведка, имеющая многовековой опыт, – самая квалифицированная в западном мире. Лоуренс, Локкарт – какие имена! За две недели сумела завербовать Троцкого. Осведомлённые люди считали, что с ней сотрудничали Микоян, Куусинен. Но когда я отозвался о «Интеллиджент сервис» в превосходной степени при Шебаршине, занимавшем высшие должности в КГБ, он немедленно отреагировал: «Очень средняя разведка». В случае с Битовым это наглядно подтвердилось.

Мы делали, что могли. Напечатали письмо матери Битова президенту Италии с требованием дать ответ, где её сын и что с ним произошло в Венеции, несколько редакционных выступлений. Наш неторопливый МИД тоже изобразил некое шевеление. Это вызвало резонанс в западной прессе, которой в своих интересах не терпелось добраться до истины – там ведь не все газеты подконтрольны спецслужбам. В ответ и из Италии, и из Англии – наглое враньё: ничего не знаем. Однако ж англичан в конце концов доняли. Они опубликовали неуклюже составленное писателями из разведки «заявление Битова» с отказом вернуться на родину. Нам, знавшим его как прекрасного стилиста, было ясно, что к такому тексту Олег Георгиевич отношения иметь не может. Посольство потребовало очной встречи. Отказ. Новые выступления «ЛГ», и опять молчание.

Надо напомнить читателям, что вышеописанное происходило сразу после инцидента с корейским самолётом, набитом пассажирами и начинённым американской разведывательной аппаратурой. Не отвечая нашим наземным службам ПВО, он на 500 километров залез на территорию СССР, пролетел над дальневосточными военными базами и зенитными комплексами, после чего был

сбит. Западная пропаганда неиствовствала. Команду протестовать получила вся американская агентура внутри нашей страны. Подсуетились и некоторые прикормленные деятели культуры. Проживавший тогда в Лондоне мой до этого добрый знакомый Юрий Петрович Любимов что ни день выступал с громогласными протестами. Он тогда находился в затруднительном положении. Бросив на произвол судьбы театр на Таганке, уже несколько лет ставил спектакли в европейских городах. Но успеха они не имели, были и полные провалы – талант на чужой почве Юрия Петровича оставил, его перестали приглашать на постановки. А попротестовал, сколько просили, и приглашения посыпались со всех сторон.

Кроме того, неутомимая западная пропаганда всё ещё вела антисоветскую кампанию в связи с убийством Папы. Наш Иона Андронов в ответ вёл контрразоблачительную кампанию на страницах «ЛГ», докопался до заказчиков убийства и тем доставил им немало неприятностей. Видимо, в какую-то из английских голов пришла мысль, что Битова можно использовать для компрометации нашей газеты – в том, что он никакой не полковник КГБ, за которого его приняли недотёпы спецслужб, убедиться не составляло труда. Надо же было как-то выходить из дурацкого положения, в которое они поставили своё ведомство.

Но Олег Георгиевич ни на какие предложения и угрозы не поддавался, вёл себя как известные герои Великой Отечественной, которую он пережил в Ленинграде. Его то заточали в какие-то мрачные строения в глухих уголках Англии, то возвращали в Лондон и даже давали поговорить с женой. Никаких других контактов с ним не было.

И вдруг – о это прекрасное «вдруг» – раздался звонок из Парижа нашего собкора Александра Сабова. Его слова я помню до сих пор:

– Говорю из автомата. Он позвонил! Спросил, не называясь, узнаю ли я его. Сказал: «Я оторвусь» и повесил трубку.

Мы замерли в ожидании.

Месяца через два из КГБ сообщили: Битов в Москве, но пока контакты с ним невозможны. Подождите.

Ожидание продолжалось две недели. По прошествии их нас известили, что будет пресс-конференция Битова в пресс-центре МИД, и мне предстоит её вести.

В назначенный день зал пресс-центра был переполнен. Телекамеры стояли рядами. За две минуты до начала в комнату, где собрались участники пресс-конференции, ввели Битова. Не так, конечно, как вводят в суд, но другого слова не подберёшь: именно ввели. Мы с ним едва успели пожать друг другу руки, как всех пригласили к собравшимся журналистам. За столом перед ними сели пять человек: Битов, начальник 5-го управления КГБ СССР Иван Павлович Абрамов, работник пресс-центра, переводчик и я.

Пресс-конференция в МИД СССР

Олег Георгиевич рассказал, как в коридоре венецианской гостиницы его сильно ударили по голове, он потерял сознание, его внесли в номер и ввели сильную дозу психотропных средств. Всё дальнейшее происходило, как в тумане, он не понимал, что с ним происходит. Долго везли по Италии, погрузили в итальянский самолёт (как он потом установил, в аэропорту города Пиза по фальшивому английскому паспорту), летевший в Лондон. Там его по несколько раз в день допрашивали, подвергали психологической и психотронной обработке и всё допытывались, в каком чине он служит в КГБ, с каким заданием прибыл в Венецию под прикрытием корреспондента «Литературной газеты».

Много позже в книге близкого товарища журналистской молодости Анатолия Гладилина «Улица генералов» я прочёл, что ещё в 70-х годах мне автоматом дали звание генерала КГБ как помощнику члена Политбюро, и понял, что в кругах, где он вращался за рубежом, наша редакция слыла чуть ли не подразделением этой организации, как «Дэйли телеграф» в Англии. Эх, Толя, мне бы с твоей подачи генеральскую пенсию вместо нынешних 9 тысяч!

Опытным разведчикам не составило труда убедиться в ошибке группы захвата. Их контора оказалась в незавидном положении, проблему ей создали пренеприятную. Начались моральные истязания Битова с целью выбить хоть какое-нибудь антисоветское заявление или на худой конец радиостон об отсутствии свободы в СССР. Получив твёрдый отказ, поняли: их проблема не имеет решения. Если бы не огласка, пленника просто убили, а как тут быть?

Пошли по простому пути. Поместили Битова в свою гостиницу, приставили к нему охранника и взяли на полное содержание, даже мелочь на карманные расходы давали. Его водили на прогулки, оплачивали необходимые скромные покупки, возили по глухим местам Англии. Постепенно охранник привык к своему подопечному, который вёл себя спокойно, и несколько ослабил бдительность. На выходные он стал оставлять Олега Георгиевича одного, а сам удалялся для более приятного, чем осточертевшая охрана, времяпрепровождения.

Битов меж тем готовился вырваться из плена и тщательно обдумывал все детали задуманного. Во время прогулок он нашёл улицу, где расположено советское посольство, и обнаружил, что по воскресеньям она совершенно безлюдна.

Дальше события развивались по детективному сценарию. Выбрав день для решительных действий, Олег Георгиевич направился к посольству. Улица была пуста, отсутствовал даже полицейский. Он подошёл к посольской калитке – никого. Стал звонить, всё время оглядываясь: не появился ли кто за спиной. Тихо. Наконец, после долгих звонков к калитке вышел явно недовольный тем, что его побеспокоили, товарищ и произнёс классическую русскую фразу:

– Вам чего?

– Я Битов, понимаете, Битов, – сколь возможно громко сказал Олег Дмитриевич и стал ногой пропихивать под калитку пакет с кассетами, на которые надиктовал рассказ обо всём, что с ним случилось.

Товарищ не сразу врубился в происходящее и своей ногой выпихнул пакет обратно на улицу.

– Позвоните скорей руководству, скажите, что пришёл Битов!

Что за время этого диалога пережил беглый пленник, знает только он один. Особенно когда в конце улицы замаячила фигура полицейского, отлучавшегося выпить кружечку пива либо по другим важным делам.

Но события уже начали развиваться в нужном темпе. Калитка отворилась, Битова провели в посольство и, пока не хватился его

стражник, провезли с разработанной для таких случаев конспирацией в советский самолёт, по счастью стоявший в лондонском аэропорту. Он без задержек взлетел.

О всех подробностях случившегося с ним Олег Георгиевич написал в книге «Кинофестиваль» длиною в год», вышедшей обычным для советского времени тиражом 100 000 экземпляров. Отдавая должное усилиям редакции по его вызволению из плена, он написал: «Да, коллеги пошли на риск, в условиях того времени – риск огромный. И я даже, если честно, диву даюсь порой, как же это дерзнули. Но дерзнули – и выиграли».

На полке, где у меня стоят ещё с полсотни книг, подаренных литгазетовцами, есть и книга Битова. На титульном листе автором написано: «Одному из тех, кто не терял веры, несмотря ни на что, – с огромной признательностью за всё (включая и то, что было потом).»

…Через несколько дней после пресс-конференции Олег Георгиевич прибыл в редакцию и приступил к работе. Во время его годичного отсутствия должность заведующего отделом зарубежной культуры, конечно, не могла пустовать. Отдел возглавила его заместитель – Анна Ивановна Мартынова. Битова назначили обозревателем отдела внешней политики, где он благополучно проработал, регулярно печатаясь, до самого развала «Литературной газеты».

Вернуться в начало страницы

Предисловие

Последнее десятилетие Советской власти было самым счастливым в моей жизни. Я был приглашен на работу в «Литературную газету», о чем давно мечтал. Это была совсем особая газета, непохожая ни на одну другую. Ничуть не преувеличу, если скажу, что она была важной составляющей духовной жизни общества.

Новобранец

Моя работа в «Литературной газете» началась при драматических обстоятельствах. Сразу же после назначения ... я ушел в отпуск. Отдохнул в Сочи и в прекрасном настроении сразу же по приезде в Москву позвонил Александру Борисовичу Чаковскому. Начал почему-то в шутливом тоне... Он, выслушав меня, долго не отвечал. Потом произнес:

– У меня сегодня погибла дочь.

Такова редакционная жизнь

Рабочий день в редакции начинался в 10 часов. Первыми в здании появлялись работницы технических служб. Потом редакторат, секретариат, наиболее пунктуальные заведующие отделами – Прудков, Бонч-Бруевич, Рубинов. За ними подтягивались остальные.

Неповторимый А.Б.Ч.

...Александр Борисович Чаковский был последним из этой плеяды. С неизменной сигарой во рту, всегда элегантно одетый, со множеством людей первой величины знакомый и абсолютно всем известный, напористый, острый на язык, он выделялся в любой среде, в любой обстановке. Иногда его упрекали в нескромности. Он отвечал: «Скромность – верный путь к безвестности».

Читать далее. ..

Коллеги

В мире печатной прессы существует термин «производство газеты». Чтобы номер вышел в срок, был интересным, злободневным и разнообразным по содержанию, это самое «производство» должно быть отлажено до совершенства. Так оно и было в «Литературной газете». Работавшие в ней высококлассные мастера своего дела могли в любых условиях, при любых обстоятельствах без особых усилий сделать хороший номер.

Наши «стулья

Разные газеты разные люди читают по-разному. «Литературную» 9 читателей из 10, а может быть, и 99 из 100 начинали с последней, 16 страницы, где уютно расположился наш «Клуб 12 стульев», или просто «стулья», как эту полосу и ее сотрудников называли в редакции. И я вслед за народом нее начну рассказ об отделах «ЛГ».

Главный выдумщик

В редакции, где много талантливых людей, выделять кого-то весьма затруднительно. Но для Анатолия Захаровича Рубинова сделать это сам бог велел. Он заведовал отделом социально-бытовых проблем и был самым популярным журналистом «Литературной газеты». Доказательство тому простое: на его статьи читательских откликов приходило больше, чем на все другие материалы номеров, где они публиковались, вместе взятые.

Перед литературным океаном

Позвольте, уважаемый читатель повторить общеизвестное: Советский Союз был самой читающей страной мира. Привычная картина тех лет: люди читают в транспорте, в парках и на бульварах; в библиотеках очереди, записи на новинки, в читальных залах нет свободных мест, подписные собрания сочинений — дефицит, подписку разыгрывают.

«Семь дней в…»

После убийства Джона Кеннеди в США вышла книга «Семь дней в мае». Она была переведена у нас и пользовалась большой популярностью. Кто, когда предложил использовать ее название как визитную карточку полосы оперативной международной информации в «ЛГ», сейчас не установить. Столько лет прошло, «иных уж нет»… Да что «иных»! Никого из придумывавших и начинавших эту полосу не осталось.

Друзья и помощники

«Литературная газета» любила своих читателей, и читатели отвечали ей горячей взаимностью. Когда редакция обращалась к ним с просьбами помочь в выяснении какого-то вопроса, поучаствовать в проведении исследования, акции, откликалось огромное количество людей. Нам постоянно подсказывали новые темы, нацеливали на возникающие проблемы, рассказывали о всяческих новых начинаниях и, конечно, о местных безобразиях. Круг друзей был очень широк: начиная с академиков всех академий, генеральных конструкторов, дипломатов и кончая самыми простыми тружениками.

Заграница нам помогала

«Литературную газету» всегда читали за рубежом. Во множестве государств, особенно в Болгарии, у нас были постоянные подписчики, получавшие газету через «Международную книгу», которая принимала подписку во всех странах , доставляла газету и продавала ее в своих магазинах. До какого-то времени основная часть зарубежного тиража шла в библиотеки, университеты и различные организации, которые изучали СССР по долгу службы. В капстранах наибольшее число экземпляров «ЛГ» получал Государственный департамент США.

«ЛГ» и «Мемориал»

Не успел я в то осеннее утро 1988 года войти в кабинет, как ко мне прибежали Юра Щекочихин и Лида Графова и наперебой стали рассказывать: – Юрий Петрович, Юрий Петрович! Вчера собиралась инициативная группа по созданию общества «Мемориал». В память о жертвах сталинских репрессий. Мы от имени «Литературной газеты» сказали, что она войдет в состав учредителей!

«Комвос»

Так в редакции называли отдел коммунистического воспитания, объединявший большинство «золотых перьев» газеты. Евгений Богат, Александр Борин, Аркадий Ваксберг, Нелли Логинова, Юрий Щекочихин,- их читатели, уверен, помнят и поныне. Основу этой славной команды собрал первый заведующий отделом прекрасный публицист Владимир Кокашинский, которого коллеги поминали добрым словом многие годы после кончины.

По чьим трупам шли к власти Андропов и Горбачев

...Чем руководствовался Брежнев, назначая Андропова председателем КГБ, мы никогда не узнаем. Может быть, рекомендацией послужила его крайне жёсткая позиция при подавлении контрреволюционных выступлений в Венгрии? Но что произошло, то произошло, и с 1967 по 1982 год крестник Куусинена находился на этом посту, а с 1973 года входил в состав По литбюро ЦК К ПСС. Юрий Владимирович сумел приобрести сильное влияние на Брежнева, однако у большинства членов Политбюро, начиная с А.Н. Косыгина, симпатий, мягко говоря, не вызывал. Особенно чётко прописал это в своих мемуарах В.В. Гришин («От Хрущёва до Горбачёва»). Его опорой были Громыко и Устинов.

Если самолет не летит, он падает

...Возвращаясь в памяти к губительным для СССР годам, 1985-му и далее, я думаю. что если бы жизнь народа тогда хоть понемногу улучшалась, никакие горбачёвы и ельцины, никакое ЦРУ даже при поддержке всего мирового сионизма ничего бы не добились. Но вместо улучшения происходило неуклонное ухудшение. Причин тому много, как наших внутренних, объективных и субъективных, так и внешних – это тема капитального исследования, которое мне не по силам. Из внешних приведу лишь одну, доподлинно мне известную. Президент США лично уговорил нефтяных шейхов снизить мировые цены на нефть до 6 долларов за баррель. Это был такой удар по советской экономике, которого она не перенесла. Представьте себе, что было бы с двуглавым нынешним российским руководством, если бы с ним сыграли такую штуку.

Научные среды

Советская наука резко делилась на две части. Её ведущие отрасли добивались выдающихся результатов, часто опережая весь остальной мир. Но была и другая часть, для характеристики которой как нельзя лучше подходит известная реплика Райкина: «Ребята, вы хорошо устроились!» Мало того, что пользы от работы десятков институтов не было никакой, они добились ещё и полной неприкасаемости. Никто в стране не был в такой степени вне критики, как учёные. За долгую жизнь я не припоминаю, чтобы в прессе появилась критическая статья в их адрес. В частных разговорах учёные охотно сетовали: у нас в институте две тысячи сотрудников, а работают от силы пятьдесят.

Юрий Петрович Воронов – новый главный

...В жизни каждого сильного редактора бывают запоминающиеся поступки. Поступок Воронова памятен людям нашего поколения до сих пор. Он напечатал прогремевшую на всю страну статью Аркадия Сахнина о безобразиях, творившихся на китобойной флотилии «Слава». О ней и её капитан-директоре Солянике до того пели только сладкозвучные дифирамбы. Сахнин же, по грибоедовскому выражению, правду порассказал такую, что хуже всякой лжи.

Наш самолет летел и летел

Что касается кадров… Во всех больших советских газетах всегда, за исключением военного времени, был большой штат сотрудников. Отчасти это вытекало из гуманной природы общества – рабочий класс, став хозяином, уничтожил капиталистическую потогонную систему труда, установил на большинстве производств режим работы, позволяющий и перекурить, и передохнуть. Постаревших или получивших увечье не увольняли, а содержали за счёт коллектива на разных необязательных должностях. В непроизводственной сфере, конечно, не отставали.

Название книги

Воспоминания о «Литературной газете»

Изюмов Юрий Петрович

Битов исчез …