В редакции, где много талантливых людей, выделять кого-то весьма затруднительно. Но для Анатолия Захаровича Рубинова сделать это сам бог велел. Он заведовал отделом социально-бытовых проблем и был самым популярным журналистом «Литературной газеты». Доказательство тому простое: на его статьи читательских откликов приходило больше, чем на все другие материалы номеров, где они публиковались, вместе взятые.
У Рубинова долгое время была всего одна сотрудница – Лора Иосифовна Левина (Великанова) и безотказный внештатный помощник Валентин Басков. Больше он никого брать не хотел, дабы не делиться отводимым отделу местом на полосах. К Лоре он относился хорошо, будучи по природе добрым и отзывчивым, но постоянно над ней подшучивал. То телефон спрячет в письменный стол, он звонит, а бедная женщина бегает по кабинету и никак не может понять откуда. То положит в её сумку полную бутыль воды, и Лора до самого дома удивляется её тяжести – уж не заболела ли. Обид не было, подобные шутки и розыгрыши испокон веку украшают редакционную жизнь. Когда объём работы отдела стал для двоих непосильным, Анатолий Захарович пригласил ещё одну сотрудницу – Лидию Григорьевну Дерун, близкую его творческим и деловым установкам.
По сути же он сам и был отделом. Его вулканическая творческая энергия, неистощимая выдумка, умение находить все новые и новые животрепещущие темы, острое и быстрое перо не имели себе равных в редакции. Ко всему прочему в Рубинове полыхал жаркий огонь взрывного темперамента, делавший его пробивную силу для своих материалов непреодолимой. Если же случались задержки, он обижался, как ребёнок, только что не до слёз.
Коллеги-замы за долгие годы совместной работы, видимо, к этому привыкли и спокойно реагировали на его эмоциональные вспышки. Я же, не встречавшийся ни с чем подобным в партийном аппарате, всегда старался успокоить Анатолия Захаровича, во всём идя ему навстречу. Он так самозабвенно любил своё дело и газету, что по-другому было просто нельзя. Присутствовал и ещё один очень важный момент: во время войны Рубинов служил в авиации, имел боевые вылеты, награды, потом стал фронтовым газетчиком. Для меня все участники Отечественной – люди особые, с которыми обращаться надо только коленопреклоненно.
Мы жили по соседству в Безбожном переулке и часто встречались, когда я работал уже в другой редакции. Анатолий Захарович жаловался, что его не печатают, что при новом руководстве его статьи никому не нужны. И почти при каждой встрече повторял: «Никогда мне не работалось так хорошо, как при вас». Думаю, он по свойству своего характера преувеличивал, потому что и до меня отношение руководства к Рубинову и его материалам было неизменно хорошим. Его привел в редакцию Сырокомский из «Вечерней Москвы», где они работали прежде, и, конечно, так или иначе покровительствовал старому товарищу. У Рубинова не было семьи, вся его жизнь состояла из газеты и только из газеты. Безграничным трудолюбием он выделялся даже на фоне нашего великолепного ансамбля солистов. Когда в человеке сочетаются такие качества, его, как выразился когда-то Владимир Ильич, «надо ценить и беречь сугубо». Увы, из постсоветской редакции «ЛГ» его уволили, известив об этом телеграммой.
На примере Рубинова хорошо видно, сколь важна для журналиста величина предоставляемой для его творений площади. Рубинов и в «Вечерней Москве» был в числе первых, все присущие ему достоинства при нём присутствовали. Но! Но за то и любили эту газету москвичи, что длинных статей в ней не печатали. Заметка в 80 строк считалась крупным материалом, а в 180 – событием, какие нечасто случались даже у признанных авторитетов. При этих объёмах Рубинов был заметен, не более того. В «ЛГ», получив невиданный прежде простор для своего пера, он буквально взлетел творчески. Появилось место и для рассуждений, и для блестящих язвительных пассажей, и для метких характеристик описываемых персонажей, и для анализа с вытекающими из него выводами. Рубинов стал всесоюзной знаменитостью. Его непрестанно приглашали выступить перед самыми разными аудиториями, на общередакционных встречах с читателями он всегда проходил по разряду «гвоздей».
Рассказать обо всём им написанном невозможно. Всех, кому это интересно, отсылаю к книгам Анатолия Захаровича, построенным на литгазетовских материалах. Их больше десятка, тиражи крупные, так что найти, думаю, можно в любой библиотеке. Но о некоторых рубиновских акциях не упомянуть было бы непростительно.
Номер один – «меченые атомы», о почте. Сейчас она работает хуже некуда. Письмо с одной московской улицы на другую идёт 10 дней, а послания из собеса я получаю через месяц после отправления. Столько же летит и письмо от родных из Волгоградской области. То, что было в советские времена, представляется недостижимым идеалом. Но у Рубинова были другие мерки. Ведь в Лондоне письмо, опущенное в почтовый ящик до полудня, доставляется адресату в тот же день. Вот как надо работать!
Проведённая Рубиновым акция на эту тему – тоже образец того, как надо работать. Для журналистов будущего, которые, верю, возродят лучшие традиции советской печати, его собственный рассказ.
«Мне казалось, что статья с многочисленным перечислением многих цифр и адресов получится слишком длинной для нынешнего читателя, неинтересной (чувствуется школа «Вечёрки»), и поэтому доказательство, которое я ищу, должно быть не только точным, но и занятным, чтобы оно, прервав затянувшееся повествование, могло бы снять с читателя утомление. Что и говорить, тема доставки почты сама по себе довольно скучна, хотя и затрагивает интересы каждого человека.
В таких случаях, думается мне, автор должен заботиться о том, чтобы дать читателю разрядку. Она должна быть неожиданной, а припасённый ход совершенно понятным и убедительным (для себя я называю это «анекдот»).
«Анекдот» который я разработал и применил в статье, подсказала сама жизнь. В то время я читал воспоминания о Льве Толстом. Там говорилось, в том числе и о письмах Толстого. Письма Льва Толстого? Конечно же, спохватился я, надо поинтересоваться письмами великого писателя, попытаться посмотреть их в подлиннике, а главное – конверты со старыми штампами».
Началась операция с того, что сотрудники и актив газеты в один и тот же день, в одно время опустили в почтовые ящики в разных местах Москвы 200 писем. 100 направлялись собкорам газеты, 100 – на домашний адрес Анатолия Захаровича. На каждом конверте была пометка, в какой ящик оно опущено.
В главном почта не подвела: все до единого письма дошли по адресу. Но, сроки! Ленинградский корреспондент первое письмо получил через 3 дня, последнее – через 6. Бакинский первое через 4 дня, последнее – через 10. В Киев и Кишинёв письма пришли быстрее, чем в Ленинград. Отправленные с главпочтамта – медленнее, чем с окраинных улиц Москвы. Как объяснить эти почтовые причуды?
Рубинов не был бы Рубиновым, если бы ограничился перечислением полученных в ходе эксперимента данных. Думаете, зря он начал с корреспонденции Льва Толстого? С помощью сотрудников толстовского музея он просмотрел штемпели на конвертах его обширной переписки и обнаружил: письмо из Москвы в Тулу дошло за один день. Реакционное же послание, опущенное в ящик вблизи толстовского особняка, пришло через 3 дня. Письмо Л.Н.Толстого в Петербург дошло в 1900 году за сутки. Ответ из Ленинграда о получении контрольного отправления «ЛГ» двигался до Москвы четверо с половиной суток.
В общем, фактов набралось более чем достаточно. Все они говорили об одном: дореволюционная почта, перевозя свой груз на тихоходных поездах и лошадях, давала сто очков вперёд нашей. Конечно, объем ее работы за советское время неизмеримо вырос. Почта за год доставляла 7,5 млрд. писем, число подписчиков газет увеличилось в 100 раз. Но разве это оправдание медлительности и нерасторопности?
Публикации «ЛГ» о работе почты (после описанного проводились и повторные проверки) читатели приняли самым заинтересованным образом. Рубинов писал: «Был необычайно бурный поток отзывов. Высказывали мнения, давали советы специалисты, читатели поддерживали статью, приводили свои примеры медлительности почты. Никакая профессиональная бригада специалистов-ревизоров не могла бы дать столь обширный материал для размышлений, привести такое количество фактов, как эти «письма про письма». Вот здесь и сказалась огромная сила воздействия газеты на самые широкие слои населения, проявилось доверие к ней. В опубликованной статье был, несомненно, игровой момент, который увлёк читателя, он охотно принял предложенные ему правила. Что касается автора, то это было ему ответом на невысказанные сомнения: может ли быть интересной нелитературная статья в «Литературной газете». И до этого были серьёзные подозрения, что читателя оставляют равнодушными многие избыточные газетные красивости, завлекательные заходы, заголовки из популярных песенок. По моему мнению, нет ничего литературнее для газеты, чем писать обыкновенными словами, без цирковых вывертов и разговаривать с читателем с искренним доверием, не боясь показать, как статья делается. Я с благодарностью вспоминаю те охапки писем, которые почта приносила мне от читателей».
Анатолий Захарович хранил все полученные читательские письма как самую большую ценность, никого к ним не подпускал. Понимал: это ценное свидетельство исторической эпохи. Представляю, что он пережил, придя в редакцию после увольнения и обнаружив весь свой архив под дождём на свалке.
При советской власти в стране действовал порядок, по которому на каждое критическое выступление печати критикуемая организация обязана была дать ответ с сообщением о мерах, принятых для устранения недостатков, наказании виновников и т.д. Наиболее серьёзные критические материалы рассматривались министерствами и ведомствами, местными партийными, советскими, хозяйственными, контрольными и правоохранительными органами, осуществлявшими всю полноту власти. Поэтому люди видели в советской прессе защитницу своих прав и интересов и очень активно писали в редакции обо всём, что мешало им нормально жить.
Статьи «ЛГ» о работе почты обсуждала коллегия министерства связи. Она определила серьёзные меры по её улучшению. Именно тогда были введены индексы, облегчавшие сортировку писем, заказаны сортировочные машины. В итоге почта стала доставляться быстрее к вящему удовольствию миллионов читателей, ревностно следивших за тем, чего же добьётся газета.
Рубинов провел ещё несколько акций подобного рода, исследуя, почему москвичи недовольны работой такси, телефонов-автоматов, службой междугородних переговоров, и другие. Его отдел брался за обычные житейские темы, касавшиеся каждого, привлекал к анализу неблагополучной ситуации и её причин массу читателей, рассказывал о зарубежном опыте. В итоге всем становилось ясно, что какие-то привычные правила надо менять, а столь же привычные методы работы сферы обслуживания в корне усовершенствовать. И отдел этого добивался. Обычно ценою длительных, упорных и последовательных усилий. Для журналиста тогда не было большей радости, чем видеть, что эти усилия повлияли на решение важной проблемы, принесли пользу людям, облегчив их быт.
Однако ж нерешённых проблем оставалось неизмеримо больше, чем решённых. И пресловутый жилищный вопрос, и торговля, и сфера обслуживания в целом. Каждая из этих и других проблем, не решенных на первой стадии строительства социализма, имеет своё объяснение. Расширение сети бытовых и торговых предприятий сдерживалось идеологическими соображениями. Открой тут двери частнику, и предложение за год превысило бы спрос. Но частный капитал, теперь мы это видим, принёс бы в жизнь столько неприятных проблем! Тут простор и для коррупции, и для роста криминала (есть у кого брать!) и для имущественного расслоения общества… Да что перечислять, мы всё это и многое другое видим сейчас воочию. Россия, принуждаемая к жалкому подобию капитализма, всё потеряла в геополитическом масштабе и ничего не приобрела, кроме тяжелейших болезней общества, излечить которые бессильны наивные заклинания её не обладающими политическим опытом и фундаментальными знаниями властителей. Выйти из всеобщего кризиса можно, лишь продолжив движение к социализму с исправлением допущенных прежде ошибок. Законы истории не допускают возврата к прошлому, ни одна реставрация его не продержалась дольше 20-30 лет.
Советский Союз был страной величайшей социальной демократии. Член Политбюро получал тысячу рублей в месяц, высоко-квалифицированный рабочий – 500. Все виды материальных благ по цене были одинаково доступны, поскольку государство устанавливало цены из расчёта средней зарплаты по стране. Почему не хватало такси? Потому что поездка по Москве оплачивалась по 10 копеек за километр. Билет в купейный вагон до Ленинграда стоил 9 рублей. За трёхкомнатную квартиру мои родители платили 7 рублей в месяц, за телефон 1 рубль 70 копеек. Билет на городской транспорт стоил 5 копеек, литр бензина от 7 до 10 копеек. За детский сад, пионерлагерь, дом отдыха, пансионат, санаторий плата выглядела чисто символической. Вся медицина, включая сложнейшие операции, все образование бесплатные. В 50-х, 60-х, 70-х годах проблем с продуктами не было, хотя цены на него сегодняшней молодёжи покажутся сказочными. Килограмм мяса 2 рубля, сливочного масла 3.50, колбаса 2 – 2.90, красная икра 3.50, чёрная 8, треска 47 копеек, пирожное 22. Косыгин железной рукой не позволял печатать денег больше имевшегося объема товарной массы. А вот последующие главы правительства не стали противиться стремлению партийного руководства к видимому росту благосостояния путём повышения зарплаты. Сразу возник дефицит, растущий, как снежный ком в оттепель. Пустые полки в магазинах появились позже, но и тогда холодильники у всех были полны продуктов. Сколько причитаний об этой поре мы слышали, однако статистика упрямо утверждает: потребление наиболее ценных продуктов на душу населения в СССР и в эти некомфортные годы было значительно выше, чем в постсоветской России.
Вышесказанное имеет прямое отношение и к другим темам, разрабатывавшимися отделом социально-бытовых проблем. Очереди, вечные очереди советской поры. «Литгазета» бичевала ленивых и грубых продавцов, нераспорядительных директоров магазинов, инертных руководителей торговли, но дело-то было в них лишь отчасти. Советские экономисты и политэкономы считали, что в непроизводительной сфере, в том числе в торговле, людей должно быть занято, чем меньше, тем лучше. И планируемое количество магазинов, столовых сильно отставало от реальной в них потребности. Упаковка применялась самая примитивная, чтобы не удорожать товары. Правительство дорожило каждой копейкой в карманах трудящихся.
Бывая в зарубежных поездках, наши люди видели, что рынок там непрерывно пополняется новыми видами товаров, постоянно совершенствуется бытовая техника. А могучая советская индустрия отделывалась крохами, выпускаемыми в маленьких цехах ширпотреба. Оборонные предприятия, для которых в технике не было ничего невозможного по части конструирования и производства, давали населению жалкий примитив вроде пылесосов и кастрюль-скороварок. На то, чтобы заполнить магазины бытовыми компьютерами и прочими давно известными научно-техническими чудесами, никто из руководителей военно-промышленного комплекса решиться не мог. Гигантские танковые заводы ежегодно выпускали многие тысячи боевых машин, которые уже ставить было некуда. И никто даже заикнуться не посмел, чтобы хоть один из них перестроить на производство легковых машин, завалить ими страну.
Но у кого поднимется рука бросить камень за это в руководителей СССР? Все они прошли войну. Да и у всего тогдашнего поколения память о её ужасах, о миллионах жертв неизгладима на всю оставшуюся жизнь. Народ готов был на любые жертвы, любые лишения, лишь бы это не повторилось. Кого война не опалила своим смертельным огнём, тому нас не понять.
Отдел социально-бытовых проблем многие годы вёл придуманную Рубиновым рубрику «Если бы директором был я». Свои соображения по вопросам самого разного характера и масштаба присылали для неё десятки тысяч читателей. Но не было ни одного письма с предложением сократить оборонные расходы.
О директорской рубрике стоит рассказать особо. Анатолий Захарович, начиная её, справедливо считал, что эта газетная форма пробуждает у людей общественный темперамент, усиливает причастность к решению проблем, которыми живёт страна, возбуждает нетерпимость к недостаткам, даёт возможность для полёта смелой мысли. Если читателям это интересно, могу в дальнейшем включить в текст примеры инициативы наших директоров. Вот два: по их предложениям весной страна стала переходить на летнее время, в жилых домах наладили сбор пищевых отходов для свиноферм.
Я уже упоминал выше об отношении Рубинова к читательским письмам. Он ежедневно сам просматривал все, что приходили в редакцию. У него было какое-то особое чутьё на те из них, которые могут затронуть людские сердца. Появление их в газете вызывало к ней доверие, желание поделиться самым сокровенным. Детские письма – самые трогательные. Вот одно из них. Газета напечатала его, ничего не изменяя, лишь снабдив заголовком «Мне нужен папа».
«Мы с мамой давно живём вдвоём. Отец мой пил, дрался, обижал маму. Мы прогнали его, а потом уехали. Здесь мы живём всего три месяца, родных у нас здесь нет. Дома тихо и скучно. Я сколько раз говорил маме, чтоб она выходила замуж. Мама мне говорит: «Зачем? Нам и вдвоём хорошо». А мне так отца охота! Недавно у нас была соседка. Я смотрел свои марки в маленькой комнате. Мама с тётей Валей разговаривали, и я слышал, как она говорила, что в «Литературной газете» печатают объявления хороших женщин и мужчин, чтобы они познакомились друг с другом. Я сказал маме: «Напиши объявление про себя». Но мама рассердилась и закрыла дверь.
Тогда я решил, что сам напишу про свою маму и про себя. Я учусь в пятом классе, мне скоро будет 12 лет. Мне нравится мастерить разные модели и фотографировать. Даже с мамой кое о чём и не поговоришь. А вот с Валеркиным отцом интересно. Я всё время у них пропадаю, Валерка – это мой друг.
А теперь про маму. Ей 35 лет исполнилось недавно. Она у меня лучше всех – такая светленькая, худенькая. Мама работает преподавателем в институте. А раньше работала инженером на заводе. Мы с мамой ходим в кино и катаемся на лыжах, ещё я люблю хоккей, а мама шить и вязать. Мне с мамой хорошо, но всё равно мне хочется хорошего отца, нам было бы ещё лучше. Вот я вам и пишу, чтобы вы про нас написали, может, кто и захочет стать моим отцом. Ну и пусть мама немножко посердится, когда прочитает, – я её уговорю.
Только не пишите мою фамилию, а то вдруг кто прочитает из нашего класса – смеяться будут. С горячим приветом. Слава».
Наш народ на редкость отзывчив. Уже с утра, едва вышла газета, начались телефонные звонки. Мужчины спрашивали адрес мальчика. Через известное время пошли письма, в общей сложности их поступило около тысячи. Письма разные. Люди сочувствовали Славе, старались его подбодрить, обнадёжить, посылали подарки. Множество мужчин, тоже страдающих от одиночества, от того, что у них нет детей, деликатно осведомлялись, не поможет ли им редакция как-то связаться с ребёнком без папы и его мамой. Новое её замужество оказалось счастливым.
Читательские отклики выявили болезненную проблему жителей городов: где, как найти жениха или невесту тем, кто не сумел это сделать в ранней молодости. Людям благополучным она представлялась несерьёзной и даже смешной. А вот тем, перед которыми эта проблема стояла, и с каждым годом острее, было совсем не до смеха. Какие питать надежды девушке, работающей в женском коллективе? А если это «текстильный городок»? Редакционная почта развеяла укоренившееся представление об исключительно женском характере одиночества. Почитайте: «Где может найти спутницу жизни одинокий немолодой мужчина? Тот, кто работает в мужском коллективе? В автобусе? Или на танцах? Мне 34 года. Однажды я пришёл на танцплощадку, девушка лет двадцати весело, насмешливо сказала мне: «Папаша, который час?»
Новые идеи лучше всего передаются через эмоции. Славино письмо, прочитанное миллионами людей, вызвало в стране эмоциональную бурю. Она сдвинула с места тяжеленный камень одного из прочных предубеждений того времени. Предубеждения против того, что раньше называлось сватовством, против создания службы знакомств, брачных объявлений в газетах. Правда, первые наши выступления на эту тему были встречены, как принято говорить, неоднозначно. Хотя в редакцию пришли десятки тысяч писем с горячей поддержкой, часть читателей и некоторые печатные издания возмущались, негодовали, высмеивали «Литгазету». Ну, а потом произошло то, что всегда происходит с непривычными идеями. Сначала: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Потом: а почему бы и нет? И, наконец: а как же иначе? По прошествии времени по всей стране возникли сотни, а может быть, и тысячи клубов знакомств под разными названиями, газеты стали печатать брачные объявления, а в Мосгорисполкоме открыли отдел семьи и брака.
Скольким людям газета помогла, сказать невозможно. Но в том, что в результате её выступлений одиноких в стране стало меньше, не было сомнений даже у тех, кто им горячо оппонировал.
***
Анатолий Захарович Рубинов, которого я числю в ряду выдающихся советских журналистов, скончался в 2009 году. За два дня до смерти сказал: «Я знаю, что скоро умру». 9 мая под вечер вышел погулять, вернулся, лёг и в 6 часов умер. Похоронен на Перловском кладбище рядом с матерью.