Среди самых ярых поклонников «Матрицы» встречаются верные христиане, усматривающие многочисленные параллели между фильмом и историей о Христе. Пол Фонтана исследует эти захватывающие совпадения и выявляет решающую роль, отведенную Богу в «Матрице».

Вот вам костяк истории, которая будет пользоваться популярностью у любого подрастающего поколения: некий человек много путешествует и зачастую оказывается в одиночестве. Он ищет духовного комфорта и избегает утомительной работы. Он умнее своих родителей и большинства встречающихся ему людей. Он видит немало удивительно притягательных намеков на то, что духовного комфорта действительно можно достичь.

Курт Воннегут. Почему они читают Гессе [127]

В конце августа 1999 года вместе со своими друзьями я отправился смотреть «Матрицу» в один из нью-йоркских кинотеатров в Ист Виллидж. Мы все уже посмотрели фильм по несколько раз, но придерживались той философии, что, если на фильм стоит сходить один раз, значит, его можно пересматривать снова и снова. Когда мы вошли в кинотеатр за десять минут до начала сеанса, я с удивлением обнаружил, что свободных мест уже не осталось. «Матрицу» крутили уже больше четырех месяцев, но несмотря на это в кинотеатре оставались лишь стоячие места. После начала фильма стало очевидно, что почти каждый зритель в зале видел фильм бессчетное количество раз, потому что аудитория вопила и хлопала в ладоши со всем рвением фанатов культового фильма.

За один лишь первый уикенд, во время которого стартовала «Матрица», она собрала свыше пятидесяти миллионов долларов; DVD-копий этого фильма в Соединенных Штатах и Великобритании было продано больше, чем копий любого фильма, предшествующего «Матрице». Удивленный размахом популярности «Матрицы» кинокритик Стивен Армстронг написал, что «даже самые лучшие фильмы в жанре экшн и научной фантастики приходят и уходят, и большая часть культовых фильмов проваливается в прокате, прежде чем обрести преданных поклонников, которые смотрят их на видео, но „Матрица" нарушила все эти правила».

Отношение кинокритиков к фильму было смешанным, и его явный успех среди обычной зрительской аудитории случился, скорее, несмотря на их рецензии, чем благодаря им. Джанет Маслин из New York Times обобщила мнение многих кинокритиков, сказав, что «„Матрицу" следует похвалить за спецэффекты, однако в других важных областях ей недостает глубины». Американская академия киноискусств сказала свое слово, когда присудила «Матрице» «Оскаров» за спецэффекты, звук и монтаж, но даже не выдвинула фильм на номинацию ни по одной категории, которая имела бы отношение к его содержанию.

Одной из причин, обеспечившей «Матрице» такой теплый прием у подростков и молодежи, стало то, что фильм снят в популярной манере таких фильмов, как «Выпускник», «Выходной день Ферриса Бюллера», «Трэйнспоттинг», «Бойцовский клуб» и «Красота по-американски» (не называя многих других). В этих фильмах пропагандируется свобода мышления, а удел «человека», гробящегося на работе, рассматривается с презрением и снисхождением.

В то же время за внешним призывом «освободи свой разум» кроется более глубокая тема. Любой зритель, имеющий отношение к религии, может заметить некоторые из наиболее очевидных параллелей «Матрицы» с Библией. Однако если проанализировать заглавные темы фильма, станет ясно, что «Матрица» до отказа наполнена элементами иудейских и христианских апокалиптических представлений. Теология «Матрицы» проникнута интересом к апокалиптическим ожиданиям, характерным для нашего времени, в особенности надеждой на спасение благодаря мессии и восстановлению и воцарению Царства Божия. Этот фильм удивительно точно воспроизводит библейскую теологию, несмотря на всю свою неортодоксальную форму. И, несмотря на кажущийся светским сценарий, Бог в «Матрице» все же не отсутствует. Как мы увидим, Вачовски неуловимо, но безошибочно сделали Бога важнейшим элементом своего фильма.

Вложенная в «Матрицу» аллегория является самым наглядным доказательством христианских мотивов в фильме. Естественней всего было бы начать с Нео. В начале фильма Морфеус объявляет Нео, что он Избранный, то есть человек, который может управлять Матрицей и освободить человечество. В древнеизраиль-кой традиции бытовало ожидание великого военачальника, возможно из рода Давидова. Он должен был вернуть Израилю былую славу, покорив всех его врагов. Об этом человеке говорили как о мессии (что на иврите означает «помазанник»), потому что помазание было знаком принадлежности к царскому роду. Во всех канонических Евангелиях сообщается, что, когда Иисус прибыл в Иерусалим, народ приветствовал его как царя; люди надеялись, что он был тем самым, кто наконец-то освободит Израиль от владычества иноземцев и восстановит надлежащие отношения с Богом. Апостолам, например Павлу, потребовалось немало времени, чтобы объяснить, что миссия Иисуса носила вовсе не военный характер. Несмотря на это, заявление о том, что Иисус был мессией, сбивало с толку, поскольку в Древнем Израиле не было ни одного человека, кто бы ожидал появления страдающего духовного властителя. Иисус не сделал ничего для борьбы за независимость Израиля. Во многом смысле Нео стоит ближе к милитаристскому типу мессии, появление которого ожидалось в Израи, чем к сотериологическои роли, сыгранной Иисусом.

Во втором же эпизоде фильма мы встречаемся с потенциальным Христом. Днем Томас Андерсон работает программистом, а ночью — знаменитым хакером, скрывающимся под ником «Нео». С первого взгляда Нео начинает ассоциироваться у нас с Христом; зрители видят его заснувшим за компьютером в наушниках, из которых доносится оглушительная музыка. Анонимное сообщение на экране компьютера будит Нео: «Проснись, Нео… Ты влип в Матрицу… тук, тук…». Сразу же после того, как Нео прочел это послание, он слышит громкий стук в дверь. Когда с героем здоровается Чои (некто, кому нужна нелегальная компьютерная программа), мы получаем первый намек на мессианскую роль Нео. Благодаря Нео, Чои с чувством восклицает: «Аллилуйя! Ты мой спаситель, парень. Мой персональный Иисус Христос!» В этой сцене есть даже намек на тайну мессии, о которой идет речь в Евангелии от Марка: Нео просит Чои никому не говорить о сделке, на что Чои отвечает: «Да, я понимаю. Ничего не было. Ты не существуешь». Эта сцена мастерски указывает на мессианское предназначение Нео.

Несомненный намек на Библию содержится в призвании Нео. Хотя здесь нет ссылки на Иисуса как такового, все же необходимо отметить, что многие важные фигуры в Библии «призывались» Богом — порой через ангела, порой самим Богом — и таким образом получали надлежащие инструкции. (Так был «призван» Авраам, и ему было сказано идти в Землю обетованную.)

В архетипической истории о призвании, как это показано в истории с Авраамом в иудейском Священном Писании и с Девой Марией — в Новом, Бог оглашает имя человека, к которому обращается, и этот человек отвечает: «Я здесь, Господи». В «Матрице» эта типичная сцена представлена так: ангел заменен служащим из Federal Express, который, обращаясь к Нео, спрашивает: «Томас Андерсон?», на что тот отвечает: «Да, это я». Открыв пакет, Нео видит там мобильный телефон. После чего он тут же получает «призвание» от Морфеуса, во время которого Морфеус дает ему указания.

По мере раскручивания сюжета зрители получают противоречивые сведения касательно того, Избранный Нео или нет. Чтобы подтвердить избранность Нео, Морфеус (чья вера в Нео непоколебима) отводит его к Пифии. В словах Пифии таится двусмысленность: она намекает на то, что он не Избранный, но не говорит об этом прямо. Вдобавок она сообщает Нео плохие новости. Оказывается, Морфеус, убежденный в том, что он нашел Избранного, отдаст свою жизнь ради спасения Нео, и Нео придется решать — оставлять Морфеуса умирать или пожертвовать своей жизнью для того, чтобы освободить вождя повстанцев. Этот выбор обретает теологическое значение в последних сценах фильма.

Однако еще до великолепного кульминационного подтверждения того, что Нео и есть Избранный, в фильме дается явный намек на чудесное воскрешение Лазаря. Когда агенты берут Морфеуса в плен, Нео понимает, что пророчество Пифии сбывается, и отправляется спасать Морфеуса. Спасение Морфеуса становится самым эффектным и восхитительным экшн-эпизодом в фильме. Во время этого эпизода Морфеуса держат в длинной узкой комнате, похожей на пещеру, в которой был похоронен Лазарь. Нео пикирует на вертолете, чтобы спасти Морфеуса, находящегося в почти коматозном состоянии. Приказ Нео «Морфеус, вставай! Вставай!» сродни приказу Иисуса «Лазарь, иди вон!» В обоих случаях именно сила, исходящая от посредников спасения (Нео и Иисуса), поднимает людей из могил, откуда они выходят со связанными руками и ногами. С точки зрения теологии, оба эти примера отмечают поворотный момент в карьерах Иисуса и Нео. В Евангелии от Иоанна воскрешение Лазаря рассматривается как вершина и поворотный момент служения Иисуса, так как именно во время этого последнего и наиболее впечатляющего чуда Иисус привлекает к себе достаточно людей, чтобы они начали представлять общественную угрозу. Соответственно, в «Матрице» это драматичное и казавшееся невозможным спасение — которое можно назвать, самое малое, чудесным — прогоняет все последние сомнения, остававшиеся у Тринити и у Танка по поводу избранности Нео. Кроме того, именно в этот момент агенты, которых раньше занимал Морфеус, переключают свое внимание на Нео.

В последующих кадрах содержится немало элементов, имеющих отношение к повествованию о страстях Господних. Нео дерзко и беспощадно врывается в правительственное здание, поразительно напоминая Христа, очищающего Храм, хотя действия Нео, видимо, куда более жестоки. Это сравнение менее натянуто, чем могло бы показаться, потому что Храм и правительственное здание являются центрами правящих властей, которым противостоят Иисус и Нео. Разумеется, в глазах Иисуса по своей сути Храм — благое место, ставшее греховным, тогда как правительственное здание — это прибежище исключительно злой силы без всяких искупающих свойств.

Как и в рассказе о страстях Господних, Нео убивают, но он воскресает и в телесном смысле возносится на небо. В следующей после спасения Морфеуса сцене Нео один на один остается с агентом Смитом. После того как в метро были раскрыты все карты, Нео на всех парах мчится в ближайший мотель, в номер 303, где есть действующий выход из Матрицы. Как только Нео входит в номер, в него стреляет агент Смит. Нео падает и умирает. Появляющиеся на экране цифры 303 должны потревожить чувствительные окончания любого зрителя, знакомого со значением числа три в Евангелиях. Поскольку в рамках фильма Нео не мог оставаться мертвым в течение трех дней, этот символический визуальный намек — все, что необходимо фильму, чтобы привлечь внимание зрительской аудитории к значению этой длившейся считанные секунды смерти. И все же, как и в Евангелиях, смерть Нео не означает завершения всей истории, потому что мгновение спустя Нео возвращается к жизни. Во всех Евангелиях говорится о том, что пустую могилу обнаруживает женщина, или группа женщин, и потом она первая видит Иисуса (и/или небесную фигуру). «Матрица» не упускает возможность провести дальнейшую параллель между этими двумя историями. В драматичной манере оплакивания Христа Тринити держит безжизненного Нео, и именно она первая видит, как он возвращается к жизни.

Рассматривая параллель воскрешения дальше, важно отметить различия между Нео до и после воскрешения. Хотя о воскрешении Иисуса говорится во всех четырех канонических Евангелиях, подлинная сущность этого момента для христианской теологии раскрывается в Евангелии от Павла. В 15 главе Первого послания к Коринфянам, которая является одним из самых теологически важных отрывков Нового Завета, Павел объясняет суть воскрешения — воскрешения и Христа и всеобщего воскрешения всех верующих во время конца света — для христианской веры. Для нашего обсуждения имеет значение идея Павла о том, как будет выглядеть тело воскресшего. Апостол использует загадочное выражение «soma pneumatikon», которое по Новой, исправленной стандартной версии переводится как «духовное тело» (spiritual body). Исследователи извели немало чернил, споря о том, как же все-таки Павел представлял себе soma pneumatikon. Впрочем, нам не надо здесь забивать голову подробностями этих споров. Нам всего лишь нужно сравнить описание soma pneumatikon, данное Павлом, с характеристиками воскресшего Нео. Сравнивая тело из плоти и крови с телом воскресшего, Павел пишет: «То, что посеяно, преходяще, то, что воскресло, бессмертно. Что посеяно в позоре, возродится во славе. Что посеяно в слабости, возродится в силе».

Когда мы смотрим на воскресшего Нео в свете описания Павла soma pneumatikon, то обнаруживаем поразительное сходство. После воскрешения Нео оказывается способен делать вещи, которые и вообразить не мог в своей прошлой жизни, — например, останавливать пули одним мановением руки, прыгать в тело агента и взрывать его изнутри, взлетать в небо, когда ему вздумается. Мы знаем, что воскресший Нео «бессмертен», потому что агенты никак не могут повредить ему. После того, как они пытаются изрешетить его пулями, агент Смит неожиданно набрасывается на Нео, но герой безо всяких усилий одной левой отбрасывает своего противника. Вокруг воскресшего Нео даже есть бесспорное сияние, хотя и не такое яркое, какое, согласно библейскому преданию, окружало воскресшего Иисуса.

Как ученики понимают предсказания Иисуса насчет Храма после распятия, воскрешение Нео проясняет то, что раньше говорили ему Морфеус и Пифия. К примеру, Нео спрашивал у Морфеуса: «Ты говоришь, что я смогу уклоняться от пуль?» И Морфеус отвечал: «Я говорю, что, когда ты будешь готов, тебе не нужно будет этого делать». Этот диалог предсказывает измененную природу Нео после воскрешения. Нам известно, что Нео «будет готов» лишь после того, как воскреснет, потому что когда мгновениями раньше он пытается увернуться от пуль, одна из них ранит его. Но после воскрешения он действительно становится готов, и, как предсказывал Морфеус, теперь он неуязвим для пуль. Все признаки указывают на то, что тело Нео воскресло в «силе, славе и вечности». То, что делает воскресший Нео, по силам лишь soma pneumatikon, ибо даже могущественное смертное (то есть виртуальное) тело Нео даже не сравнится с его воскресшим телом.

Если мы совместим процитированное выше пророчество Морфеуса с предсказаниями Пифии насчет того, что весь потенциал Нео реализуется лишь в его «следующей жизни» (то есть после воскрешения), мы получим ясную картину: дело в том, что смерть и воскрешение Нео должны были случиться, чтобы в конечном итоге можно было выиграть войну. Другими словами, пока Нео не убьют и он не воскреснет, люди не смогут одержать победу в войне, потому что лишь после воскрешения способности Нео полностью актуализируются. Неизбежность и необходимость страстей Господних (и Пасхи) — это общеизвестная тема Евангелий. Евангелия также говорят нам, что Иисус сам пожертвовал собой, чтобы все могли попасть в Царство Божие. Тот же самый элемент жертвенности мы видим и в «Матрице»: Нео отправляется спасать Морфеуса, несмотря на предсказание Пифии, что ради спасения Морфеуса ему придется пожертвовать собственной жизнью. В дальнейшем самопожертвование Нео спасает свободное человечество, поскольку агенты хотели выбить из Морфеуса коды доступа в Сион (с тем, чтобы уничтожить человеческую цивилизацию).

Еще одно сходство «Матрицы» со Священным писанием состоит в том, что ни ученики Христа, ни Морфеус не ожидали, что мессия умрет и воскреснет, потому что ни священные книги, ни Пифия этого точно не предсказывали. Хотя мессианские тексты канонических иудейских священных книг отличаются друг от друга, дают неясные сведения и вообще немногочисленны, ни в одном из них нет даже намека на то, что мессия будет казнен и/или воскреснет. Тот факт, что во всех четырех Евангелиях ученики оказываются напуганы и сбиты с толку смертью Иисуса, а впоследствии удивлены его воскрешением, явно наводит на мысль о том, что ни один из учеников Иисуса не ожидал воскрешения своего учителя. Тот же самый шок и крайнее замешательство мы наблюдаем у Морфеуса, когда Нео убивают. «Этого не может быть!» — восклицает он, что указывает на то, что ни в одном предсказании, полученном Морфеусом от Пифии, не говорилось о грядущей смерти и воскрешении Избранного.

Осталось отметить последнее сходство между Евангелиями и «Матрицей». Это их окончание. Последний кадр «Матрицы» (Нео, летящий в небо) открыто подражает повествованию Марка, Луки и Деяний апостолов, где идет речь о вознесении воскресшего Иисуса.

Единственное заметное различие, о котором необходимо упомянуть, состоит в том, что, хотя поступки Нео отражают поступки Иисуса, эсхатологическое значение Нео — значение человека, чье возвращение положит конец битве и откроет новый зон — гораздо больше напоминает роль воскресшего Христа во время Второго пришествия. Кое-кто возразит против того, чтобы предполагаемый Иисус мог палить в людей из пистолетов. Однако безжалостное уничтожение врагов Бога несло с собой реальную возможность создания Царства Божия, и тот факт, что Иисус не сделал этого, вызвал замешательство среди его последователей.

Хотя Морфеус играет в фильме несколько аллегорических ролей, его преобладающей ролью становится роль Иоанна Крестителя, особенно того Иоанна, каким он предстает в четвертом Евангелии. В четвертом Евангелии Иоанн Креститель играет по отношению к Иисусу роль свидетеля, свидетеля «света». Иоанн преуменьшает собственное значение и ясно дает понять, что его единственный долг состоит в том, чтобы уступить место Иисусу. В этих строфах обобщается миссия Иоанна: «…но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я не достоин развязать ремень у обуви Его…» «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня».

И Морфеус, и Иоанн Креститель играют роль предвестников пришествия Спасителя; оба они демонстрируют непоколебимую уверенность в том, что Нео/Иисус и есть Избранный. Вера Морфеуса не дрогнула ни разу на протяжении фильма, даже когда сам Нео усомнился в своей Избранности. Кроме того, Морфеус относится к Нео с таким же почтением, какое проявлял по отношению к Иисусу Иоанн Креститель.

Хотя это сравнение неплохо работает применительно к отдельным аспектам роли Морфеуса, у Морфеуса устанавливаются с Нео более сложные и далеко идущие взаимоотношения (гуру, вождь, замещающая жертва), чем у Иоанна с Иисусом. В отличие от Иоанна, быстро исчезающего из евангельского сюжета и убитого при неясных обстоятельствах, Морфеус остается в центре драмы и доживает до ее конца.

Прослеживать связь Морфеуса и Нео с конкретными образами, взятыми из Библии, довольно легко. Однако Тринити доставляет гораздо больше неприятностей. Хотя ее имя, несомненно, резонирует с христианской мифологией, слово «троица» не появляется на страницах Библии. Скорее, это слово было введено в оборот самими христианами и отражало их понимание божественной природы. Никто ведь не будет спорить с тем, что Тринити присущи характерные черты, свойственные Христу, Богу Отцу и Святому Духу. Однако слово «троица» появилось после того, как, вознесшись на небо, Христос прислал на землю утешителя (Святого Духа). Христианам пришлось искать способ, при помощи которого можно было бы объяснить, как Бог Отец, Христос и Святой

Дух могут быть единым Богом, и при этом сохранить нетронутыми основы своего монотеистического учения. Святой Дух больше всего воплощает в себе духовное начало и приносит больше всего утешения из всех сущностей троицы. Эти черты, без сомнения, можно приписать и Тринити. Однако все равно связь Тринити со Святым Духом в лучшем случае будет очень тонкой. Так, может, у нее больше общего с Марией Магдалиной?

Отождествлять Тринити с Марией Магдалиной хочется с первой секунды: обе они заметно выделяются на фоне окружающих их мужчин. Хотя основания для этого сравнения есть, все же оно тоже проблематично. Сомневаться в существовании Марии Магдалины не приходится, поскольку она фигурирует и у Матфея, и у Марка, и у Иоанна (и, возможно, у Луки). В то же время мы очень мало знаем об ее взаимоотношениях с Иисусом и об ее роли в раннем христианстве. Евангелия сообщают нам, что она находилась с Иисусом, пока он проповедовал. Именно Мария Магдалина обнаружила опустевшую могилу и первая увидела воскресшего Иисуса. Потом Иоанн говорит, что именно Мария (без добавления второго имени) обтирает Иисуса своими волосами перед тем, как его убивают.

Образ Тринити отражает эту не совсем ясную роль: она находится рядом с Нео, когда того лишают жизни, и первая видит его после воскрешения. Более того, тот факт, что она обнимает Нео после его выхода из Матрицы, перекликается с Евангелием от Иоанна, согласно которому Мария Магдалина бежит к воскресшему Иисусу, чтобы обнять его. Вдобавок ко всему, Тринити, похоже, разрывает свою одежду, чтобы обтереть Нео голову. Использование одежды напоминает поступок Марии Магдалины, которая с такой же целью использовала свои собственные волосы.

Одно явное несходство образов Тринити и Марии Магдалины заключается в том, что в Евангелиях, несмотря на тщательное изучение отрывков про Марию Магдалину, не обнаружено указаний на то, что ее отношения с Иисусом носили сексуальный характер. И хотя многим захочется доказывать обратное (что и происходит), все же в Новом Завете не найдено текстуальных доказательств, подкрепляющих утверждение насчет сексуальной связи между Иисусом и Марией. Поэтому поцелуй, который Тринити дарит Нео (намекающий на будущие взаимоотношения между ними), скорее, затемняет, чем усиливает ее аллегорическое сходство с Марией Магдалиной.

По-видимому, образ Тринити представляет собой сочетание тонких намеков на различных библейских персонажей; неоднозначность этого образа разительно отличается от четкого совпадения между образами Сайфера и предателя Иуды.

В «Оксфордском английском словаре» дается несколько значений слову cypher (или cipher): «1. Способ шифровки сообщений… 2. Зашифрованное (тайное) послание… 4. Устаревшее название нуля…» Слово «тайна» применимо и по отношению к Сайферу, и по отношению к Иуде: тайное свидание Сайфера с агентом Смитом отражает негласную встречу Иуды с высшим духовенством, во время которой он обещает предать Иисуса. Кроме того, как и Иуда, Сайфер — это полный «нуль», потому что «лучше было бы тому человеку не родиться»

И Сайфер, и Иуда расплачиваются за свои деяния. В Евангелии от Матфея Иуда получает тридцать сребреников за свои старания. В несколько ироническом смысле, Сайферу предоставляется роскошный обед и возможность реинкарнации (или, точнее, реинвиртуализации) в качестве актера. Тот факт, что оба предателя расплачиваются за свои поступки, подчеркивает свойственную им обоим жадность, эгоизм и недальновидность.

Более того, оба они ни мгновения не верят, что те, кого они предают, имеют какое-то онтологическое, эсхатологическое или сотериологическое значение. В Евангелиях нигде не упоминается, чтобы Иуда обращался к Иисусу «Господи» в отличие от других учеников. Даже во время Тайной вечери, когда Иисус предсказывает предательство и все его ученики говорят «не я ли, Господи?», Иуда заявляет: «не я ли, Равви». С самого начала Сайфер дает понять, что он ни капельки не верит в Нео. Когда Тринити говорит ему о вере Морфеуса в то, что Нео — Избранный, Сайфер отвечает: «Мы собираемся убить его. Ты это понимаешь?!» При встрече с Нео один на один Сайфер высмеивает саму идею об «Избранном», говоря: «Так ты здесь, чтобы «спасти мир»! Боже мой, ну и работка! Что ты можешь на это возразить?!» Ни Иуда, ни Сайфер не верили в то, что объект их предательства был спасителем мира. В противном случае, возможно, они бы не совершили это предательство.

Отдельные элементы образа Иуды выведены в Сайфере на основе как иоанновского, так и синоптического материала. В предании о Тайной вечери любимые ученики спрашивают у Иисуса, кто же предаст его. «Тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам». После того, как Иисус совершает это опознавательное действие, Иуда тут же покидает вечерю, отправляясь на встречу с церковными властями, «а была ночь». Версия Тайной вечери, в которой участвуют Сайфер и Нео (когда они потягивают самодельный спиртной напиток), намекает на знак, указывающий на предателя: в следующем же кадре мы видим, как Сайфер встречается с агентом Смитом. Кроме того, Нео пьет протянутую ему Сайфером жидкость, несмотря на то, что по вкусу она напоминает бензин, и эта сцена воспроизводит пророческие слова Иисуса: «…неужели мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?»

Апостолы Матфей, Марк и Лука сообщают, что Иуда указал на Иисуса властям, обняв его и поцеловав. В «Матрице» есть намек на этот отрывок из Евангелий: нервная улыбочка, которую Сайфер посылает Нео (при этом камера задерживается на ней), передав агентам сведения о местонахождении повстанцев по мобильному телефону, напоминает Иудино предательство с поцелуем.

Единственная оговорка насчет отождествления Сайфера с Иудой: агенты разыскивают и хотят поймать не Нео, а Морфеуса. Впрочем, эта оговорка мало что меняет, ведь, сдавая агентам Морфеуса, Сайфер предает всю команду корабля и все человечество.

Остальные члены команды Морфеуса — Танк, Дозер, Апок, Свич и Маус — примерно соответствуют апостолам. Конечно, их не двенадцать, и поэтому мы не можем полностью приравнивать их к апостолам. Однако между апостолами и командой Морфеуса существует два других примечательных сходства. Во-первых, стоит сказать, что в каждом Евангелии упоминается, что среди учеников Иисуса были братья (или несколько разных братьев). Присутствие братьев в команде Морфеуса не кажется случайным совпадением.

Во-вторых, подобно тому, как все двенадцать апостолов и народ были озадачены природой Иисуса, так и команда Морфеуса высказывает разнородные мнения насчет Нео. Две крайние точки зрения в «Матрице» выражают Тринити, которая с самого начала верит в то, что Нео — это Избранный, и Сайфер, чья последняя фраза в фильме звучит как «нет, я в это не верю!» Все остальные занимают промежуточную позицию. В синоптических Евангелиях Иисус спрашивает у своих учеников: «…за кого почитают Меня люди?» И Петр отвечает ему: «Ты Христос…» Иисус отдает должное вере Петра, объявляя, что вот на этом «камне» (игра слов с именем Петр) он построит свою церковь. Вскоре после признания Петра, согласно всем Евангелиям, Иисус преображается на глазах Петра, Иакова и Иоанна, у которых наступает решающее озарение. Имя Танк наводит на мысль о той же самой силе и постоянстве, что были свойственны Петру. Действительно, между двумя этими образами есть какое-то сходство. Примечательней всего в «Матрице» оказывается версия преображения, когда Нео несказанно удивляет Танка, чудесным образом вызволяя Морфеуса и Тринити из принадлежащего агентам здания; радость и уверенность Танка выражаются во фразе: «Я знал это. Он — Избранный». Тот факт, что Нео все-таки осуществляет спасение, становится для Танка (и для зрителей) решающим озарением, приносящим понимание того, что Нео — действительно Избранный, как и предсказывал Морфеус.

В библейской аллегории, вскрывающейся в «Матрице», нам осталось прокомментировать только образ агентов. Ближе всего агенты стоят к сатане (дьяволу, антихристу), однако с этим сравнением не все гладко. В апокрифических книгах и в Новом Завете представлено противоречивое и разнородное понимание сатаны, поэтому сложно определить отправную точку, позволяющую сравнивать агентов именно с ним. В синоптических Евангелиях сатана играет роль искусителя, пытающегося помешать Иисусу выполнить его земную миссию еще до того, как Иисус приступил к ее осуществлению. С этой целью сатана предлагает Иисусу всемирную власть, за что Иисус должен начать ему поклоняться. Агент Смит предлагает Нео похожую «сделку», но Нео тоже отказывается сотрудничать с силами зла.

Синоптические Евангелия также рассказывают нам о многочисленных примерах одержимости дьяволом. Эти примеры находят отражение в способности агентов проникать в тело любого человека, подключенного к системе. Впрочем, значение слова «одержимость» в этих двух случаях кардинально разнится, если копнуть глубже.

Одно любопытное сходство агентов с библейскими персонажами состоит в том, что в Откровении св. Иоанна Богослова упоминается «нечистая троица», состоящая из дракона / сатаны, первого зверя и второго зверя, которых поражает воскресший Христос точно так же, как воскресший Нео расправляется с агентами. Однако эта параллель тоже приблизительна.

Настоящим камнем преткновения в отождествлении агентов с сатаной становится тот факт, что агенты не являются в «Матрице» врагом в том смысле, в каком сатана является врагом Бога в библейской теологии. Подлинный враг в фильме — это вовсе не какое-то отдельное существо, а, скорее, огромная, обладающая сознанием компьютерная система. Гибель агента Смита ни в коем случае не означает, что война закончилась. Это больше похоже на новый поворот сюжета: теперь у человечества наконец-то появился шанс. Здесь «Матрица» расходится с Откровением, где смерть сатаны символизирует последний барьер на пути создания нового неба и новой земли.

На мой взгляд, в данном конкретном случае будет разумно сдержать наше желание сопоставить трех агентов с определенными библейскими персонажами и вместо этого рассматривать их в качестве агентов зла в общем смысле, которых необходимо одолеть на пути достижения человеческой свободы.

«Навуходоносор» и город Сион тоже несут в себе важный намек на библейское предание: хотя в первом фильме мы слышим о Сионе лишь краем уха, нет сомнений, что ему предстоит сыграть куда большую роль в продолжениях первой «Матрицы».

Имя Навуходоносор впервые появляется в Библии во Второй книге Царств. Именно Навуходоносор, будучи царем Вавилонской империи, повел армии на Иерусалим, захватил и разграбил его, а также выслал два остававшихся племени Иакова, проживавших на юге Иудейского царства. Имя Навуходоносора часто упоминается тремя главными пророками и большинством младших. Понятие «Вавилонская империя» (и, соответственно, ее царь) нередко использовалось в переносном смысле для обозначения действующих порочных властей точно так же, как сегодня мы могли бы назвать любого противника «нацистом».

Почему создатели фильма назвали этот корабль именем проводника разрушения, тогда как миссия Морфеуса носит освободительный характер? Очевидно, что Морфеус и его команда занимают сторону добра; искусственный интеллект, поработивший планету, олицетворяет собой зло. Его необходимо победить. Использование имени Навуходоносора по отношению к стороне добра проблематично. Я предлагаю решение, которое имеет слабое отношение к библейской теологии и противоречит обычному здравому смыслу. Ответ на этот вопрос следует искать не в Книге Царств, а у пророков, особенно у Иеремии.

В древнеизраильской космологии не существовало представления о том, что природный мир управляется естественными силами, которые принесет с собой Просвещение. Деистическая идея, согласно которой Бог существует в трансцендентном пространстве, отделенном от повседневных человеческих дел, была тогда неизвестна. По мнению жителей Древнего Израиля, без разрешения Бога на земле ничего не случалось. Говоря словами исследователя Библии Доминика Кроссана, «что бы ни происходило с евреями в современной им мировой империи, интерпретировалось как намерение Бога покарать и подчинить». Согласно этому мировоззрению, разрушение Храма и изгнание должны были объясняться через призму правосудия. Мы найдем такую трактовку у всех главных пророков: изгнание и разгром Храма были всего лишь возмездием за людские (и в особенности царские) грехи — за то, что евреи поклонялись ложным богам. Таким образом, если изгнание являлось частью божественного плана и воспринималось как наказание, посланное Богом, в этом случае Навуходоносор становится орудием божественного правосудия, как судебный пристав в зале суда. Другими словами, Навуходоносор сделал то, что хотел от него Бог. Выражая божественную волю, Иеремия говорит людям: «И если какой народ и царство не захочет служить ему, Навуходоносору, царю Вавилонскому, и не подклонит выи своей под ярмо царя Вавилонского, — этот народ Я накажу мечом, голодом и моровою язвою, говорит Господь, доколе не истреблю их рукою его».

В этом теологическом контексте Навуходоносор является орудием божественного гнева, подобно тому, как в 6-й главе Откровения Бог насылает на грешников «смерть». Согласно древне-израильской теологии, божественное благословение, имеющееся у царя Навуходоносора, — единственный теологически приемлемый способ объяснения одержанной им победы над Иудеей.

Таким образом, название корабля Морфеуса имеет два оттенка: с одной стороны, оно обозначает божественное благословение («мы выполняем миссию Бога»), с другой — этот «Навуходоносор» является орудием массового уничтожения, посланного опустошить ряды коррумпированного истеблишмента.

Слово «Сион» в Библии нагружено богатым и разнообразным смыслом. Пожалуй, самое непротиворечивое значение этого слова появляется в 75-м псалме, где Сион обозначает местожительство Господа. Как сам Израиль, Сион — это одновременно и место, и народ: помимо того, что Сион обозначает гору, на которой находится Храм, это слово также часто используется по отношению ко всему народу израильскому. В то же время важно понять, что в обоих случаях это слово обладает в каком-то смысле трансцендентным значением. Благодаря божественному присутствию Сион является космической горой, равно как и священным народом. Считалось, что гора Сион существует в священном пространстве, независимом от ограничений обычного времени. Следовательно, даже во время Изгнания, когда физический Храм лежал в руинах, космический Сион оставался действующим в священном народе во время его пребывания под властью Вавилонии.

Три важнейшие черты библейского Сиона соотносятся с «Матрицей» непосредственным образом. Во-первых, Сион представляет собой Землю обетованную. В Исходе сказано, что Бог опечалился, увидев, как фараон подчинил Его народ, так что Он пообещал ему спасение. Яхве назначает Моисея вождем Своего народа и обещает привести Свой народ туда, где течет молоко и мед. Эта новая земля и называется Сион. В «Матрице» фраза Танка, обращенная к Нео, отражает это обещание Яхве народу израильскому: «Если доживешь, может, тебе даже удастся увидеть это». В обоих случаях Сион становится обещанием того, каким может быть и будет будущее. Но больше, чем о Сионе, обозначающем географическое место, бытовало представление о небесном Сионе, который сохраняет космическую синхронность со своим земным близнецом. По этой причине стремление к Сиону, распространенное среди древних израильтян, отражало их желание объединиться с Богом, постоянно присутствующим в Сионе.

Во-вторых, библейский Сион и Сион в «Матрице» роднит их крайняя важность. Хотя это не совсем соответствует Библии, тем не менее у раввинов существовало представление о том, что Сион был наброском, по которому был создан мир. В Талмуде и в Мид-раше Сион приравнивается к Эдему, к раю, первому божественному творению, последней защите, сдерживающей поток хаоса, готовый обрушиться на мир. Похожее представление о предельной важности Сиона мы видим и в «Матрице». Вместо того чтобы являться первым божественным творением, в фильме Сион становится последним уцелевшим человеческим городом. Поскольку Сион — это все, что осталось у людей, они сделают все возможное, чтобы отстоять его; без Сиона все будет потеряно, и война закончится. Танк даже готов пожертвовать своим командиром, если это может спасти последнее прибежище людей: «Сион важнее, чем ты, я и даже Морфеус».

После падения Иерусалима в 587 г. до н. э. «Сион стал мучительным символом национального позора, противоречия между великим царским городом обещаний и воспоминаний и плачевными руинами настоящего времени». Третье сходство между библейским Сионом и Сионом «Матрицы» состоит в том, что новый Сион, где богом избранный народ вернет себе предназначенную ему славу, возникнет благодаря мессии.

Если мы станем утверждать, что «Матрица» — это религиозный фильм, то мы должны задаться вопросом: так где же там Бог? Можно заметить, что ни один персонаж фильма нельзя в точности сравнить с Богом. Чтобы объяснить это кажущееся упущение, настала пора выйти за рамки аллегорий и начать рассматривать «Матрицу» через призму апокалиптической мысли первого века от Рождества Христова.

Факты, которые говорят нам, что упоминание Бога или ссылка на Него в «Матрице» отсутствует, ставят нас перед двумя альтернативами. С одной стороны, мы можем заключить, что в «Матрицу» не включены представления о Боге. Если мы остановимся на этом утверждении, то тут же подорвем тщательно сконструированную аллегорическую модель, которой посвятили все предыдущие страницы: раз нет Бога, тогда идея о приходе мессии теряет всякий смысл. Однако мы можем выбрать другую интерпретацию, согласно которой роль Бога играет сам Бог. Иначе говоря, фигура Бога в «Матрице» чем-то сродни иудейско-христианскому представлению о неосязаемом Боге, который, несмотря на свою трансцендентность, активно вмешивается в человеческую историю и спасение человечества.

Поскольку такое теистическое прочтение «Матрицы» сразу не кажется очевидным, это утверждение требует дальнейших объяснений. Против довода в пользу того, что представления о Боге в «Матрице» на самом деле присутствуют, выступает тот факт, что в фильме имеется столько же ссылок на Бога, как в Песне Песней, то есть ни одной. За исключением единственного мимолетного замечания Морфеуса насчет «похода в церковь» в ряду других бессмысленных вещей, которые можно делать в Матрице, а также цветистого богохульства, которым приправлены диалоги в «Матрице», в фильме нет каких-либо теистических ссылок. В то же время ключевым ориентиром для поисков Бога в «Матрице» является не прямой поиск, а, скорее, отслеживание божественного присутствия в общем потоке фильма.

Чтобы объяснить этот момент, мне необходимо прибегнуть к метафоре, взятой из астрономии: увидеть черную дыру невозможно по определению. Однако ученые выявили в пространстве с десяток черных дыр, прослеживая движение звездных тел, облетающих черные дыры. То же самое можно проделать и с Богом в «Матрице». Хотя мы не можем с легкостью обозревать Бога в пределах «Матрицы», мы можем установить местонахождение Бога посредством тщательного анализа сюжета фильма. Ответ на вопрос, где находится Бог в «Матрице», связан с определенными теологическими проблемами, которые мучили религиозных мыслителей первого века нашей эры.

Ответ на этот вопрос действительно изменяется по ходу фильма. В начале картины и на протяжении предшествующих двухсот лет Бог отсутствует. Однако к концу повествования Бог возвращается.

Ощущение отсутствия Бога испытывали изгнанники VI века до н. э. Н. Т. Райт объясняет, что для этих людей «настоящее было временем, когда казалось, что Бог-творец скрывает от них свой лик». Чувство покинутости Богом — это обычное явление для людей, переживающих страдания. Подобное настроение было озвучено женой Иова, которая подстрекала своего мужа проклясть Бога и умереть, тем же настроением был охвачен и автор 21-го псалма, написавший следующую строку (позже она стала известной благодаря тому, что ее повторил Иисус): «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?»

Ощущение того, что Бога с нами нет, иначе все это не могло случиться, без сомнения, переживали и люди в 2199 году, которых мы видим в «Матрице». Точно такие же чувства испытывали изгнанники и другие люди, кому довелось сильно страдать. Это весьма вероятный сценарий развития событий: если человечеству пришлось пережить два столетия изгнания и рабства, то оно придет к единодушному заключению о том, что Бог умер. Если само слово «Бог» и не исчезло без следа из языка как бессмысленное понятие, возможно, его значение стало досадным напоминанием того, насколько наивно люди прошлого представляли себе судьбу мира. Для команды Морфеуса, живущей в 2199 году, вера в Бога была распространена в давние времена, и, по их мнению, те, кто придерживался этой веры, наверняка ошибались, потому что этот самый Бог, если он вообще существовал, исчез на целых двести лет. И все же в последние мгновения фильма Бог появляется вновь, хотя и едва различимый. На самом деле Бог вмешивается в действие фильма еще и второй и третий раз на случай, если зрительекая аудитория не заметила его первое появление. Сценарий фильма снабжает нас ключами, необходимыми для того, чтобы проследить все появления Бога.

По мере раскручивания сюжета становится ясно, что Нео — последняя надежда человечества. Остальные потенциальные мессии подверглись испытанию и провалились. Команда приходит в нетерпение, а Сайфер уже готов поднять лапки кверху за весь род человеческий. Однако как раз в тот момент, когда сомнения достигают своего пика, потому что Сайфер почти уничтожает остатки человечества, сдавая Сион, Бог появляется вновь в развертывающейся у нас на глазах драме. По иронии судьбы, когда Сайфер саркастически замечает, что лишь чудо остановит его, Танк неожиданно встает и действительно останавливает предателя. Позже, когда Нео собирается вернуться в Матрицу, чтобы спасти Морфеуса, Танк спрашивает у него: «Так что тебе нужно, кроме чуда?» Несомненно, это чудо свершается, и Морфеус возвращается из Матрицы живым. Наконец, когда в последние секунды фильма кажется, что все потеряно, потому что герои не успеют активировать электромагнитный импульс и часовые Матрицы вот-вот уничтожат все живое на борту «Навуходоносора», Нео возвращается к жизни, и положение спасено. Все эти три события являются самыми настоящими чудесами, необъяснимыми без восстановившегося расположения Бога.

Ситуация, в которой герой покидает свой отряд, а потом внезапно появляется в последний момент и спасает положение, — обычное дело для кинематографа. В данном случае этот ход был использован для того, чтобы очень тонко обозначить присутствие Бога.

Хотя люди в Матрице кажутся атеистами, поскольку они не демонстрируют ни знания Бога, ни веры в него, по своей сути фильм глубоко религиозен в том, что рассказывает об изгнанниках, возвращающихся в Сион. Или, если быть точнее, о Сионе, возвращающемся на предназначенное ему место на земле. Без действующего за кулисами Бога невозможно объяснить воскрешение Нео и прочие чудесные явления в фильме. Откуда пришел Избранный, если не от Бога? Откуда Пифия узнала о будущих событиях, если она не была вписана в божественный план спасения? Может, Бог и «скрывал свой лик» два столетия подряд, предшествовавших началу «Матрицы», однако, когда объявляется Нео, Бог возвращается, и начинается восстановление. Похороненный под землей Сион вскоре будет возрожден, и у него начнется новая жизнь благодаря вмешательству Избранного, посланного Богом. Уцелевшие несколько человек в Матрице напоминают долину сухих костей у Иезекииля (Иез. 37), последние останки того, что когда-то существовало. Вот из этих «строительных блоков» Бог вновь создаст человечество, свободное от гнета Матрицы. Долгожданное восстановление уже близко.

Братья Вачовски никоим образом не собирались сделать из «Матрицы» утонченное евангелическое средство внедрения религиозных идей в массовую психику. Утверждать, что «Матрица» — это «христианское кино», значило бы проигнорировать тот факт, что фильм насыщен бесчисленным множеством других древних религиозных и философских идей, большая часть из которых явно не относится к христианству. Можно было бы без особого труда настрочить статью, в которой «Матрица» рассматривалась бы через призму гностицизма, метафизики Беркли, буддизма, пифагорейской нумерологии, неоплатонизма и, без сомнения, массы других идеологических точек зрения.

Любопытно отметить, что во время онлайнового чата у братьев Вачовски спросили: «Является ли религиозный символизм и религиозная мысль в фильме преднамеренными или нет?» На что братья ответили: «Большей частью да». Однако я не стану заострять на этом внимание, поскольку считаю, что в конечном итоге не важно, были ли религиозные идеи, которые обсуждались выше, вложены в фильм «намеренно» или нет. Я согласен с литературными критиками-постмодернистами, утверждающими, что художники находятся под влиянием «плавающих означающих», то есть идей (таких как тема изгнания и возвращения), пронизывающих культуру и дожидающихся, чтобы их переварили и использовали по-новому. Очень возможно, что братья Вачовски чувствовали, что (светские) идеи реставрации и нового творения являются темами, на которые откликнется целевая аудитория фильма. Они оказались правы.

Осталось ответить на последний вопрос: почему братья Вачовски решили рассказать именно эту историю? Другими словами, зачем они соединили несоединимое — квазирелигиозную историю с высокоскоростным ультранасилием? Не легче ли было просто выбрать что-нибудь одно? Возможный ответ заключается в том, что братья Вачовски прекрасно знают свою аудиторию. Мало кто из сегодняшней молодежи будет с интересом смотреть эпопею Чарлтона Хестона по мотивам Библии. Вачовски включили непомерное насилие в свой фильм по той же причине, по какой фермерам приходится ежегодно увеличивать мощность пестицидов: современная молодежь настолько напичкана насилием и неуважением, что единственный способ разговаривать сегодня с молодым кинозрителем — соответствовать этим стандартам, используя навороченные эффекты, чтобы придать происходящему на экране дополнительную сексуальность и скорость. В противном случае никто не обратит внимания на твой фильм. По этой причине стремительный темп экшн-эпизодов становится необходимым условием, которое создателям фильма приходится использовать с целью привлечь широкую аудиторию: пресные фильмы не собирают полные залы. В то же время своей устойчивой популярностью «Матрица» обязана не экшн-сценам или спецэффектам. В «Терминаторе-2» экшн-сцены не менее восхитительны, вдобавок он построен на апокалиптичном повествовании о человеке, возвращающемся из уничтоженного будущего, чтобы предупредить нас и уговорить отступиться от настойчивого желания создать искусственный интеллект. И все-таки после того, как «Терминатор-2» покинул кинотеатры, ему не удалось вызвать то почти священное почитание, которое досталось «Матрице». На мой взгляд, свой мгновенный культовый статус «Матрица» обрела благодаря подтексту изгнания, реставрации и осуществления эсхатологической надежды. Этот подтекст окольными путями доходит до зрителя.

Относительно идеи реставрации необходимо понять, что суть реставрации не в том, чтобы сделать так, как было прежде, а в том, чтобы сделать так, как должно быть. Надежда на возвращение прежнего порядка вещей реакционна, как мечта Джея Гэт-сби возродить прошлое. Эсхатологическая надежда на реставрацию нацелена на радикальное обновление, полное изменение порочного настоящего. Этот сценарий предсказывают Исайя и Откровение. Более того, именно на это надеются изгнанники.

Этот сценарий применим и к «Матрице», поскольку ее целевая аудитория, посещающие кинотеатры представители среднего класса в возрасте от 18 до 35 лет, принадлежит к «изгнанному поколению» (Generation Exile). Мысль о том, что все может быть иначе, находит отклик в наших душах. Каждый бессодержательный час эфира на MTV, каждый пустословный модный журнал, каждый мелкий коммерческий сайт, призывающий нас «кликни сюда!», все больше уводят нас от любого намека на некую идею, которая могла бы придать уникальное трансцендентное значение отведенным нам восьмидесяти годам. Мы пытались красить в сумасшедшие цвета наши волосы, прокалывать тело во всевозможных местах и переехать в Калифорнию, но, похоже, ничто не вечно под луною. Мы жаждем чего-нибудь значимого, цельного и нового.

Несмотря на то что Откровение было обращено к христианским общинам, столкнувшимся с преследованием со стороны римских властей, его главная идея о долготерпении — держитесь, ибо конец близок и скоро нас всех реабилитируют — по-прежнему широко распространена и в наше время среди социальных слоев, живущих в условиях угнетения. Точно так же во время Гражданской войны, идя в бой, солдаты пели «Боевой гимн Республики», пропитанный библейскими апокалиптическими представлениями, потому что содержавшееся в гимне обещание того, что эта война когда-нибудь закончится, придавало им сил.

В современном американском обществе надежда на радикальное обновление тает вместе со ставками. Впрочем, для людей, запертых в офисных кабинках по всей стране, сатира про Дилберта становится манифестом их сизифова существования. Это произведение пользуется популярностью, потому что объясняет экзистенциальную тревогу, которая усиливается, если ты занят бессмысленной работой на крупную корпорацию.

Молодые зрители «Матрицы» могли бы заметить, что их рабочие кабинки поразительно напоминают коконы на электростанции в «Матрице». Молодые зрители могли бы поразмышлять о том, что некрепкий и остывший кофе, который им подают, равнозначен разжиженной мертвой плоти, которую внутривенно вводят миллиардам людей-рабов, питающих Матрицу своей биоэнергией. Точно так же «пятницы без галстуков», двухнедельный оплачиваемый отпуск и фондовые опционы существуют с той же целью, с которой была создана сама Матрица: «Что такое Матрица? Контроль. Матрица — это созданный компьютером воображаемый мир, чтобы держать нас под контролем».

Неслучайно, что у босса Томаса Андерсона в корпорации Meta CorTechs оказывается та же самая стрижка, что и у агента Смита, а скрип, который производят мойщики окон, — тем же звуком, с которым рука Нео водит по стеклу, когда его сливают из кокона. Агенты, реализующие тираническое господство Матрицы, ненамного отличаются от мистера Райнхарта, орущего на Нео и запирающего его в крошечную кабинку в сером (gray-on-gray) офисе. Мысль о том, что существует иная возможность, что, «освободив свой разум», мы можем достичь духовного просветления и сбежать из этой тюрьмы, очень привлекательна для нас, современных изгнанников. Как пишет Курт Воннегут, это костяк истории, которая будет продолжать повсюду находить отклик в сердцах молодежи.

Библиография

The Anchor Bible Dictionary / Ed. by D. N. Freedman/ New York, 1990.

Armstrong S. The Gospel According to Keanu // London Sunday Times. 2000. Feb. 13.

Badham P. Christian Beliefs About Life After Death. London, 1976.

Barrett С. К. A Commentary on the Еrst Epistle to the Corinthians. London, 1968.

BotfL Systematic Theology. 1987.

Borg M. Meeting Jesus Again for the First Time. San Francisco, 1994.

Bowman J. Moody Blues//American Spectator. 1999. June.

Brown ft. The Gospel According to John. New York, 1976.

Crossan D. Jesus: a Revolutionary Biography. San Francisco, 1994.

De Jonge M. Messiah // Anchor Bible Dictionary.

Devito ft A. The Demarcation of Divine and Human Realms in Genesis 2-11//Catholic Biblical Quaterly. 1992.

EbertR. The Matrix//Chicago Sunday Times. 1991. March, 31.

Elliot M. The Matrix: www.christiancritic.com/movies/matrix.htm.

Fee G. D. The First Epistle to the Corinthians. Grand Rapids (Mich.), 1987.

Hays ft. B. First Corinthians. Louisville (Kent.), 1997.

Horsley J. Gnosticism Reborn // A Cinema of Savagery: Volume II. Millennial Blues: www.wynd.org/matrix.htm.

Koester H. History and Literature of Early Christianity. Berlin, 1995.

Koester H. History, Culture and Religion of the Hellenic Age. Berlin, 1995.

Levenson J. D. Zion Traditions // Anchor Bible Dictionary.

Lim D. Grand Illusions // The Village Voice. 1999. March, 30.

LongeneckerR. N. (ed.) Life in the Face of Death. Grand Rapids (Mich.), 1998.

Mare W. H. Zion //Anchor Bible Dictionary.

Maslin J. The Reality Is All Virtual and Desperately Complicated // New York Times. 1999. March, 31.

The Matrix as Messiah Movie: awesomehouse.com/matrix

Murphy J. The Matrix: www.christiananswers.net/spotlight/reviews/l-The Matrix.html

Nickelsburg G. ft. Eschatology (ОТ) // Anchor Bible Dictionary.

OrrW. E, Walter J. A. The Anchor Bible, First Corinthians. New York, 1976.

Osborne G. ft. Theodicy in the Apocalypse // Trinity. 1993.

Perkins Ph. Resurrection: New Testament Witness and Contemporary Reflection. New York, 1984.

Perkins Ph. Gnosticism // Anchor Bible Dictionary.

Rahner K. Foundations of the Christian Faith. New York, 1972.

Schilling S. P. God and Human Anguish. Nashville, 1977.

Schweitzer ft. E. Body // Anchor Bible Dictionary.

Segal A. F. Paul's Thinking Resurrection in Its Jewish Context// New Testament Studies. 1998. Vol. 44.

SobrinoJ., Ellacuma I. (eds.) Systematic Theology. New York, 1993.

Torrance Th. F. Space, Time and Resurrection. Grand Rapids (Mich.), 1976.

Vonnegut K. Wampeters, Fomaand Granfalloons. New York, 1989.

Wright N. T. The New Testament and the People of God. Minneapolis, 1992.

Wright N. T. The Climax of the Covenant. Minneapolis, 1992.