Чистилище

Йейтс Уильям Батлер

Старик и юноша останавливаются у разрушенного дома. Выясняется, что это отец и сын, а дом когда-то принадлежал матери старика, которая происходила из добропорядочной семьи. Она умерла при родах, а муж её, негодяй и пьяница, был убит, причём убит своим сыном, предстающим перед нами уже стариком. Его мучают воспоминания, образ матери возникает в доме. Всем этим он делится с юношей и поначалу не замечает, как тот пытается убежать с их деньгами. Но между ними начинается драка и Старик убивает своего сына тем же ножом, которым некогда убил и своего отца, завершая некий круг мучающих его воспоминаний и пресекая в сыне то, что было страшного в его отце.

 

Персонажи пьесы

Юноша

Старик

Декорация – разрушенный дом и дерево без листьев на заднем плане.

 

Юноша

Ну и занятье – обивать пороги, Таскаться по буграм и буеракам С поклажей на горбу, и ко всему – Выслушивать твой бред!

Старик

                     Я вспоминаю, Как жили в этом доме, как шутили; Что там на Пасху сказанул дворецкий Про пьяного лесничего? – Провал. Уж если я забыл, пиши пропало. Куда деваются преданья дома, Когда его отломанный порог Употребляют для починки хлева?

Юноша

Так ты бывал здесь?

Старик

                 Лунный свет лежит На травах, а на доме – тень от тучи. И это символично. Видишь вяз? Не кажется ль тебе, что он похож…

Юноша

На старого придурка?

Старик

                  Год назад Он был таким же голым и засохшим; Но если вспять вернуться на полвека, Мне помнится – когда еще он не был Расщеплен молнией, – листва на нем Лоснилась и топорщилась, густа, Как масло. Жирная, шальная жизнь Вот так и перла из него!.. Смотри-ка: Я говорю, там в доме кто-то есть.

Юноша снимает короб и заглядывает в дверной проем.

Юноша

Да нет там никого.

Старик

                Взгляни получше.

Юноша

Ни пола, ни окон, а вместо крыши Лишь небо. И белеет на пороге Скорлупка от сорочьего яйца.

Старик

И все-таки там, в доме, кто-то есть – Из тех, которые не замечают Ущерба и разора. Это души Чистилища, что вновь и вновь влекутся К родным местам…

Юноша

               Бред!

Старик

                  …чтобы пережить Свои грехи опять, – и не однажды, А много раз. Смотря на ком следы Их преступлений: если на других, Изгладятся следы – и прекратятся Мытарства; если же на них самих, Надежда лишь на милосердье Божье.

Юноша

С меня довольно! Проповедуй дальше Сорокам, если чешется язык.

Старик

Ни шагу дальше! Сядь на этот камень. Я здесь родился, в этом доме.

Юноша

                         Как!
В хоромах этих, выжженных пожаром?

Старик

Мать у меня была богатой дамой, Усадьба эта ей принадлежала, Дом, псарня, и конюшня, и земля. А мой отец был конюхом в Курахе, Где обучают верховой езде. Увидела его – и вышла замуж. Ее родня ей так и не простила – И даже собственная мать…

Юноша

                     Вот на! А дед мой был не промах! Отхватил Единым махом девку и деньжища.

Старик

Взглянула только на него – и баста. Все, что она имела, он загреб. До худшего дожить ей, слава Богу, Не довелось. Явился я, и мать Скончалась родами. Но мертвецы Все знают, и сейчас ей все известно. Какие люди жили в этом доме! Полковники, шерифы, адвокаты, Парламентарии, майоры, судьи, И те, что в давние года сражались При Огриме и Бойне. Джентльмены, Что занимали важные посты В столице – или в Индии служили, Откуда возвращались доживать Под кров отеческий – гулять по саду И любоваться, как цветет шиповник. Они любили этот сад и парк, Который он срубил, растратив деньги На карты, шлюх и лошадей, – любили Запутанные лабиринты дома, Где столько именитых поколений Рождались, оперялись, умирали… Сгубить гнездо такое – преступленье.

Юноша

Эх, повезло тебе, черт побери! Наряды всякие, а может быть, И собственная лошадь.

Старик

                    Сам невежда, Он так меня и не отправил в школу. Но были те, что видели во мне Часть материнскую – и снисходили; Жена лесничего мне показала, Как буквы складывать в слова, потом Священник выучил меня латыни. В библиотеке были горы книг – В старинной коже и переплетенных По моде восемнадцатого века, Забытых авторов и современных…

Юноша

Какое мне ты дал образованье?

Старик

Образование под стать ублюдку, Зачатому в канаве побирушкой От коробейника. Но слушай дальше. Когда мне стукнуло шестнадцать лет, Отец, напившись вдрызг, спалил усадьбу.

Юноша

Как раз шестнадцать лет и мне сравнялось В Иванов день.

Старик

             Все обратилось в пепел – Дом, книги… все сгорело.

Юноша

                      Я слыхал Какой-то темный слух. Так это правда, Что ты убил его в горящем доме?

Старик

Никто не слышит нас?

Юноша

                    Никто, отец.

Старик

Его зарезал я ножом – тем самым, Которым режу хлеб и до сих пор. Когда его достали из огня, Заметил кто-то колотую рану, Но труп так обгорел и почернел, Что трудно было утверждать наверно. Кой-кто из собутыльников отцовых Грозился, что меня отдаст под суд, Упоминались ссоры и угрозы. Я убежал, скитался по дорогам, Батрачил там и тут, пока не стал Разносчиком, – занятье не ахти, Но мне подходит в самый раз, ведь я – Сын своего отца, не больше. Чу! Ты слышишь стук копыт?

Юноша

                      Убей, не слышу!

Старик

Стук, стук копыт! Сегодня годовщина Той брачной ночи, той проклятой ночи, Когда я был зачат. Отец мой скачет Из кабака, с бутылкою в кармане.

Одно из окон освещается; в нем силуэт девушки.

Смотри: она стоит и ждет, Прислушиваясь; слуги все легли; Она одна до ночи не спала, Пока он пил и хвастался в трактире.

Юноша

Нет ничего, один пролом в стене. Ты, видно, бредишь. Ты и впрямь свихнулся. И бред твой все бредовей с каждым часом.

Старик

Все громче стук копыт. Он скачет По гравию аллеи, с давних пор Заросшей сорняками. Цокот смолк, Он подскакал к конюшне, что за домом, И ставит лошадь в стойло. Погляди: Она, спустившись, отпирает дверь, От страсти без ума. Ей все равно, Что суженый ее не вяжет лыка. Она ведет его наверх, к себе. Ее постель девичья брачным ложем Сегодня станет. Снова свет в окне. Не дай ему обнять тебя! Неправда, Что пьяные к зачатью неспособны, Коль нынче он тобою овладеет, Ты в чреве понесешь его убийцу. Не слышат! Глухо! Можно бросить камень – Они и не заметят. Может быть, И впрямь рехнулся я. Но вот вопрос: Все заново опять переживая, Испытывает ли она теперь С раскаяньем – былое наслажденье? А если да, то что сильней – Скорбь или сласть? Вопрос не из простых. Я должен заглянуть в Тертуллиана, Быть может, он подскажет мне ответ, Покуда их безумье приближает Миг моего зачатья. Стой! Назад! Ты собирался тихо улизнуть, Пока я отвернулся? Обыскал Мой короб и нашел мешок с деньгами?

Свет в окне гаснет.

Юноша

Ты никогда со мною не делился По-честному.

Старик

           Зачем? Чтоб ты все пропил?

Юноша

А это уж моя забота. Хочу – пропью.

Старик

              Довольно слов. Отдай Мешок!

Юноша

       Нет!

Старик

           Я тебе сломаю пальцы.

Стараются вырвать друг у друга мешок с деньгами. В конце концов роняют его, и монеты рассыпаются по земле. Старик с трудом удерживается на ногах. Свет в окне снова зажигается. Виден силуэт мужчины, наливающего себе виски в стакан.

Юноша

А что, коль я тебя сейчас прикончу? Ты кончил деда моего, Когда был молод; а теперь я молод, А ты – старик.

Старик (глядя на горящее окно)

             Еще совсем девчонка…

Юноша

Что ты бормочешь?

Старик

               …Влюблена – и все же Могла бы видеть, что он ей не пара.

Юноша

Довольно этих бредней! Замолчи!

Старик указывает на окно.

О Господи! Окно освещено, И кто-то там стоит, хоть пол сгорел И балки рухнули.

Старик

              Отец зажег свечу, Чтоб отыскать себе стакан для виски, Он свесил голову, как пес усталый.

Юноша

Мертвец! Воскресший неживой мертвец!

Старик

«И вещий сон Адамом овладел…» Откуда это?.. Впрочем, там, в окне, Нет никого – лишь образ, сотворенный Воспоминаньем матери. Увы, Она и после смерти одинока В своем раскаянье.

Юноша

                Труп, сгнивший труп Воскрес и ходит! Ужас! Ужас!

Старик

Он призрак, даже меньше: он никто, А значит, ничего и не услышит, Не вздрогнет, если даже под окном Зарежут человека.

(Ударяет сына ножом в спину.)

И сына, и отца – одним ножом. И кончено – вот так! – так! – так!

(Наносит удары вновь и вновь.)

Свет в окне гаснет.

«Баю-бай, усни, малец, Храбрый рыцарь – твой отец…» Нет, это я прочел в какой-то книге. О, если б мог я убаюкать мать! – Да где найти слова для колыбельной?

Сцена темнеет, лишь на заднем плане дерево озарено серебряным светом.

Как этот вяз прекрасен в лунном свете! Он высится, сияя, как душа, Очищенная от грехов… О матушка, окно опять погасло. Но ты уже перенеслась туда, Где вечный свет, не правда ли? – ведь я Покончил со следами преступленья. Юнец мог вырасти и приглянуться Какой-то женщине, зачать потомка, И скверна бы распространилась дальше. А я лишь грязный, немощный старик И потому безвреден… В землю нож Воткну, чтоб он, как прежде, засверкал, Вновь соберу рассыпанные деньги И побреду отсюда прочь – Шутить по-старому на новом месте.

(Вытирает нож о траву и подбирает монеты.)

Опять стучат копыта. Боже мой! Все повторяется опять – так скоро! Она не в силах усыпить свой сон. Два раза я убил, и все впустую. Ей нужно вновь играть все ту же сцену – За разом раз, за разом раз! О Боже! Очисти память матери моей! Тут человек бессилен. Успокой Тоску живых и угрызенья мертвых.

Содержание