Переводы из Уильяма Йейтса( Григорий Кружков) Великое колесо возвращений

Йейтс Уильям Батлер

"В СЕМИ ЛЕСАХ" (1904)

 

 

НЕ ОТДАВАЙ ЛЮБВИ ВСЕГО СЕБЯ

Не отдавай любви всего себя;

Тот, кто всю душу дарит ей, любя,

Неинтересен женщине — ведь он

Уже разгадан и определен.

Любовь занянчить — значит умертвить;

Ее очарованье, может быть,

В том, что непрочно это волшебство.

О, никогда не отдавай всего!

Запомни, легче птичьего пера

Сердца любимых, страсть для них игра.

В игре такой беспомощно нелеп,

Кто от любви своей и глух, и слеп.

Поверь тому, что ведает финал:

Он все вложил в игру — и проиграл.

 

ПРОКЛЯТИЕ АДАМА

В тот вечер мы втроем сидели в зале

И о стихах негромко рассуждали,

Следя, как дотлевал последний луч.

"Строку, — заметил я, — хоть месяц мучь,

Но если нет в ней вспышки озаренья,

Бессмысленны корпенье и терпенье.

Уж лучше на коленях пол скоблить

На кухне иль кайлом каменья бить

В палящий зной, чем сладостные звуки

Мирить и сочетать. Нет худшей муки,

Чем этот труд, что баловством слывет

На фоне плотско-умственных забот

Толпы — или, как говорят аскеты,

В миру". — И замолчал.

В ответ на это

Твоя подруга (многих сокрушит

Ее лица наивно-кроткий вид

И голос вкрадчивый) мне отвечала:

"Нам, женщинам, известно изначала,

Хоть это в школе не преподают, -

Что красота есть каждодневный труд".

"Да, — согласился я, — клянусь Адамом,

Прекрасное нам не дается даром;

Как ни вздыхай усердный ученик,

Как ни листай страницы пыльных книг,

Выкапывая в них любви примеры -

Былых веков высокие химеры,

Но если сам влюблен — какой в них толк?".

Любви коснувшись, разговор умолк.

День умирал, как угольки в камине;

Лишь в небесах, в зеленоватой сини,

Дрожала утомленная луна,

Как раковина хрупкая, бледна,

Источенная времени волнами.

И я подумал (это между нами),

Что я тебя любил, и ты была

Еще прекрасней, чем моя хвала;

Но годы протекли — и что осталось?

Луны ущербной бледная усталость.

 

БЛАЖЕННЫЙ ВЕРТОГРАД

(Скача верхом на деревянной скамейке)

Любой бы фермер зарыдал,

Облив слезами грудь,

Когда б узрел блаженный край,

Куда мы держим путь.

Там реки полны эля,

Там лето — круглый год,

Там пляшут королевы,

Чьи взоры — синий лед,

И музыканты пляшут,

Играя на ходу,

Под золотой листвою

В серебряном саду.

Но рыжий лис протявкал:

"Не стоит гнать коня".

Тянуло солнце за узду,

И месяц вел меня,

Но рыжий лис протявкал:

"Потише, удалец!

Страна, куда ты скачешь,-

Отрава для сердец".

Когда там жажда битвы

Найдет на королей,

Они снимают шлемы

С серебряных ветвей;

Но каждый, кто упал, восстал,

И кто убит, воскрес;

Как хорошо, что на земле

Не знают тех чудес:

Не то швырнул бы фермер

Лопату за бугор -

И ни пахать, ни сеять

Не смог бы с этих пор.

Но рыжий лис протявкал:

"Не стоит гнать коня".

Тянуло солнце за узду,

И месяц вел меня.

Но рыжий лис протявкал:

"Потише, удалец!

Страна, куда ты скачешь,-

Отрава для сердец".

Снимает Михаил трубу

С серебряной ветлы

И звонко подает сигнал

Садиться за столы.

Выходит Гавриил из вод,

Хвостатый, как тритон,

С рассказами о чудесах,

Какие видел он,

И наливает дополна

Свой золоченый рог,

И пьет, покуда звездный хмель

Его не свалит с ног.

Но рыжий лис протявкал:

"Не стоит гнать коня".

Тянуло солнце за узду,

И месяц вел меня.

Но рыжий лис протявкал:

"Потише, удалец!

Страна, куда ты скачешь,-

Отрава для сердец".