ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дурак.

Слепец.

Кухулин, король Муиртемне.

Конхобар, верховный король Улада.

Юноша, сын Кухулина.

Короли и Поющие Женщины.

Большой дом в Дандилгане, не «большой древний дом Кухулина», а дом собраний, расположенный ближе к морю. На заднем плане большая дверь, и в нее виден туман, похожий на морской туман. На сцене много кресел и длинная скамья. Одно кресло, которое больше других, стоит ближе к авансцене и повернуто к залу. Немного сзади стол, на нем бутыли [2] с элем и рога, из которых пьют. Сбоку небольшая дверь. В дверь на заднем плане входят дурак и слепец, оба в лохмотьях. Маски делают их лица шаржированными и нелепыми. Слепец опирается на палку.

ДУРАК. Ну и умный ты, хоть и слепой! Из тех, у кого оба глаза на месте, нет ни одного умнее тебя. Кто еще догадался бы, что птичница уходит поспать в полдень? Мне бы никогда не удалось ничего стащить, если бы ты не сказал, куда идти. Ну, а уж повар из тебя! Ты взял у меня украденную курицу, сам ощипал ее, сам поставил варить в большом горшке, а я мог идти, куда заблагорассудится, бегать с ведьмами взапуски там, где волны наплывают на берег, и нагуливать себе аппетит. Теперь я нагулял его, и курица подоспела.

СЛЕПЕЦ (тыкает вокруг палкой). Подоспела, подоспела.

ДУРАК (обнимает Слепца одной рукой за шею). Давай, одна ножка мне, другая – тебе, а потом мы загадаем желание и сломаем дужку. Я буду все время хвалить тебя. Буду хвалить, пока мы едим, за то, какой ты умный и как хорошо умеешь кухарить. На земле нет другого такого, как ты, Слепец. Постой-ка, постой. Подожди минутку. Не надо было закрывать дверь. Меня тут кое-кто ищет, и не хотелось бы, чтобы не нашли. Только никому не говори, Слепец. Меня, знаешь ли, преследует сама Боанн из реки и еще Фанд из морской пучины. Ведьмы они, вот и носит их ветер, а они кричат: «Поцелуй меня, Дурак, поцелуй меня». Так прямо и кричат. Вот теперь открыто как надо. Ведьмы могут пожаловать сюда. И еще не хватало, чтобы в дверь и говорили: «Где Дурак? Зачем он заперся тут?» Наверно, они услышат, как булькает похлебка, войдут сюда и сядут на землю. Но мы ничего им не дадим. Пусть идут обратно в море, пусть идут к себе в море.

СЛЕПЕЦ (ощупывая ножки большого кресла). Ах! (Восклицает еще громче, когда ощупывает спинку.) Ах! Ах!..

ДУРАК. Что это ты разахался?

СЛЕПЕЦ. Это кресло мне знакомо. Сегодня сюда приедет верховный король Конхобар. Вот и поставили тут его кресло. Ему хочется стать хозяином Кухулина на веки вечные. За этим он и едет сюда.

ДУРАК. Верно, он великий человек, если хочет стать хозяином Кухулина.

СЛЕПЕЦ. Так оно и есть. Он великий человек. Ему уже подчинились все короли Ирландии, кроме Кухулина.

ДУРАК. Хозяин Кухулина! А я-то думал, Кухулин может делать все, что хочет.

СЛЕПЕЦ. Так все и было, так все и было. Но слишком уж он зарвался, вот Конхобар и приезжает сегодня, чтобы взять с него клятву верности, которая прекратит его вольности и сделает его послушным, не хуже домашней собачонки, чтобы всегда держать его под рукой. Конхобар усядется в это кресло и возьмет с Кухулина клятву верности.

ДУРАК. Думаешь, у него получится?

СЛЕПЕЦ. У тебя совсем нет мозгов, вот ты и не понимаешь. (Слепец садится в кресло.) Он сядет в кресло и скажет: «Дай мне клятву верности, Кухулин. Я требую, чтобы ты поклялся мне в верности. Делай, как я говорю тебе. Твой ум ничто в сравнении с моим, и богатства твои ничто в сравнении с моими. Разве у тебя есть сыновья, чтобы заплатить твои долги и поставить камень на твоей могиле? Дай мне клятву верности, Кухулин. Пора дать клятву».

ДУРАК (ежится и хнычет). Не хочу. Не буду давать клятву верности. Я хочу есть.

СЛЕПЕЦ. Хватит, хватит. Еще не готово.

ДУРАК. А ты говорил, что готово.

СЛЕПЕЦ. Да? Может быть, готово, а может быть, и нет. Крылышки, верно, уже побелели, а ножки еще красные. И мясо от костей не отстает, его зубами не отдерешь. Но ты не сомневайся, Дурак, я уж сварю ее как следует, прежде чем ты вцепишься в нее зубами.

ДУРАК. От голода у меня живот сводит.

СЛЕПЕЦ. А я тебе кое-что расскажу. Ублажу тебя, как ублажают кооролей, пока они ждут обеда. В моем рассказе будут и битва, и герой, и корабль, и сын королевы, который постановил во что бы то ни стало убить того, кто нам с тобой знаком.

ДУРАК. Кто же это? Кто плывет сюда, чтобы убивать?

СЛЕПЕЦ. Да погоди-ка, лучше послушай. Пока ты воровал курицу, я сделал себе нору в песке и, лежа в ней, слышал, как шли трое и все еле ноги волочили, да еще стонали из-за своих ран.

ДУРАК. Ну же! Расскажи о битве.

СЛЕПЕЦ. Битва и вправду была, великая битва, смертельная битва. Юноша высадился на берегу, и тамошние стражи спросили, как его имя, но он отказался им ответить, а потом одного убил, остальных обратил в бегство.

ДУРАК. Хватит тебе. Пора есть курицу. Хорошо бы, она была побольше. Хотя бы с гуся.

СЛЕПЕЦ. Помолчи! Я еще не все тебе рассказал. Тот юноша мне известен. Воины, которые бежали мимо меня, кричали, что у него рыжие волосы и он приплыл из страны Айфе, и он хочет убить Кухулина.

ДУРАК. Да кому же это под силу? (Поет.)

Убивал Кухулин королей, Королей и сынов королей, И драконов, живущих в озерах, И колдуний, летающих в небе, И Банаков, и Бонаков, и лесных людей.

СЛЕПЕЦ. Замолчи! Замолчи!

ДУРАК (поет).

Колдуньи крадут молоко, Фоморы крадут детей, У колдуний головы зайцев, У зайцев когти колдуний, Всех Кухулин убивал, Всех, кто на палке скачет верхом

(Перестает петь.)

В дальнем краю ледяного черного Севера.

СЛЕПЕЦ. Замолчи, говорю тебе!

ДУРАК. А Кухулин знает, что он явился его убить?

СЛЕПЕЦ. Откуда ему знать, если он витает в облаках? Он и думать-то забыл о здешних делах. Ну, вернется он с облаков, а тут кто? Обыкновенный юнец? Вот если бы это была белая лань, которая на заре должна обернуться королевой…

ДУРАК. Хочу курицу. Была бы она величиной со свинью, да с гусиным жиром, да со свиной корочкой.

СЛЕПЕЦ. Не спеши, не спеши. Я знаю, кому юнец приходится сыном. Никому об этом не скажу, а тебе скажу. Такая тайна стоит обеда. Ты же любишь, когда тебе рассказывают чужие тайны.

ДУРАК. Ну, выкладывай.

СЛЕПЕЦ. Этот юноша – сын Айфе. Уверен, он – сын Айфе, я сразу догадался, чей он сын. Помнишь, как я рассказывал тебе об Айфе, великой женщине-воительнице с Севера, которую победил Кухулин?

ДУРАК. Помню, помню. Грозная королева из голодной Шотландии.

СЛЕПЕЦ. А это, точно, ее сын. Я ведь долго жил в стране Айфе.

ДУРАК. До того, как проклял ветер и тебя ослепили?

СЛЕПЕЦ. В ее доме жил мальчишка такой же рыжий, как она, и все говорили, что он подрастет и убьет Кухулина, ведь она ненавидела Кухулина. Она всегда надевала шлем на каменный столб, называла его Кухулином и приказывала мальчишке кидать в него камни. Я слышу чьи-то шаги. Это Кухулин.

Кухулин проходит в тумане мимо большой двери.

ДУРАК. Куда он?

СЛЕПЕЦ. Встречать Конхобара, который требует клятву верности.

ДУРАК. Ах да, Слепец, ты уже говорил о клятве. Но не могу же я помнить все, что ты говоришь. А кто должен дать клятву?

СЛЕПЕЦ. Кухулин должен дать клятву верности Конхобару ведь он теперь верховный король.

ДУРАК. Всё ты путаешь, Слепец! Сначала рассказываешь одно, а теперь заговорил совсем о другом… Как мне понять тебя, если ты с самого начала все запутал? Подожди, дай мне разобраться. Скажем, это Кухулин (он показывает на одну ногу), а это юноша (он показывает на другую ногу), который явился сюда, чтобы убить Кухулина, о чем Кухулин понятия не имеет. А где же Конхобар? (Кладет мешок) Вот Конхобар со всеми его богатствами. Вот Кухулин, вот юноша. Вот Конхобар. А где же Айфе? (Подбрасывает в воздух шапку.) Вот Айфе. Она высоко в горах своей голодной Шотландии. А может быть, все это неправда? Может быть, ты взял и все придумал? Сколько раз ты уже меня обманывал. Ладно, где курица, а то у меня совсем скукожился и заржавел желудок? Хочешь, чтобы он заскрипел, как несмазанные ворота?

СЛЕПЕЦ. Да не обманываю я тебя. Правда все это, одна правда. Ты лучше слушай меня, тогда и о своем желудке забудешь.

ДУРАК. Не забуду.

СЛЕПЕЦ. Да послушай ты. Я знаю, кто отец юноши, но тебе не скажу. Потому что боюсь. Знаешь, Дурак, ты позабыл бы обо всем на свете, если бы узнал, кто его отец.

ДУРАК. Ну и кто? Говори, не то я вытрясу из тебя правду. Давай выкладывай, если не хочешь, чтобы я силой заставил тебя говорить.

Слышится далекий гул голосов.

СЛЕПЕЦ. Подожди, подожди. Кто-то идет сюда… Это Кухулин. Это он возвращается вместе с верховным королем. Пойди и спроси Кухулина. Он тебе скажет. Вот уж не до курицы тебе будет, если ты спросишь Кухулина о…

Cлепец уходит в боковую дверь.

ДУРАК. А я спрошу. Кухулин должен знать. Он был в стране Айфе. (Идет к задней двери.) Спрошу его. (Поворачивается и идет к авансцене) Нет, не буду спрашивать. Страшно. (Идет обратно.) А вот возьму и спрошу. Что в этом плохого? И Слепец сказал, что надо спросить. (Опять идет к авансцене.) Нет. Нет. Не буду спрашивать. Еще убьет меня. Я-то если убивал, то лишь кур, да гусей, да свиней. А он королей убивал. (Подходит почти вплотную к большой двери.) Кто сказал, что мне страшно? Совсем мне не страшно. Я не трус. Спрошу его. Нет, нет, Кухулин, не буду я ни о чем спрашивать тебя.

Убивал Кухулин королей, Королей и сынов королей, И драконов, живущих в озерах, И колдуний, летающих в небе, И Банаков, и Бонаков, и лесных людей.

Дурак уходит в боковую дверь, и последние слова говорит уже за кулисами. В большую дверь на заднем плане входят Кухулин и Конхобар. Еще из-за кулис доносится раздраженный голос Кухулина. У него темные волосы, и ему лет сорок с небольшим. Конхобар намного старше, и он опирается на длинный посох, украшенный или искусной резьбой, или золотым набалдашником.

КУХУЛИН.

Я убивал без твоего приказа И награждал без твоего приказа, И, верно, из-за этого решил ты С меня взять клятву верности. Теперь же Ты требуешь совсем другую клятву, Меня почти рабом ты хочешь сделать Из-за юнца, приплывшего от Айфе И стражника убившего.

КОНХОБАР.

Он прибыл, Тебя ж не видно было и не слышно. Охотился ты иль плясал с друзьями?

КУХУЛИН.

Его прогоним мы, но я свободен. Пляшу, охочусь, ссорюсь я, влюбляюсь, Когда и где мне самому угодно. И если б жидкой кровь твоя не стала, Увы, с годами, ты б меня не трогал.

КОНХОБАР.

Я детям сильную страну оставлю.

КУХУЛИН.

Ты хочешь, чтоб тебе я подчинился, Чтоб следовал во всем твоей я воле, Бежал к тебе по твоему приказу, Сидел в совете между стариками; И это я, чье имя охраняет Наш край теперь, и, помнится мне, в прошлом Изгнал я Медб, и северных пиратов, И сорхских королей числом до сотни, Да и царей богатого Востока. Зачем же мне, который с трона Тебя не дал согнать, еще и клясться, Как будто я король у свиноводов, Как будто я у очага потею, Как будто я руками лишь рисую Узоры на золе? Неуж и вправду Ленив я так, что без кнута не стану Тебе служить?

КОНХОБАР.

При чем тут кнут, воитель? Да нет, сыны меня, как день, так мучат, Мол, никакого с Кухулином сладу И в будущем, как быть с ним, мы не знаем, Коли его не купишь, не сломаешь. Тебя не станет, где искать защиты? Земля горит, где он огнем проходит, Над ним у времени нет власти.

КУХУЛИН.

Вот славно! Так что же, подчиняться мне придется Юнцу, коли его посадишь ты на трон, Как будто это ты?

КОНХОБАР.

Да уж, наверно. Ведь сын мой королем верховным будет, А ты, хоть пламя в жилах у тебя И твой отец пришел к нам с солнца, ты Один из королей и голос твой Не громче всех других в делах державных И тише, чем у сыновей моих.

КУХУЛИН.

Ну что ж, мы честно все обговорили. Когда умрем с тобой, вот будут толки О нас повсюду. Помнишь, молодые, Мы видели, как облако рдяное Парило над землей? Оно исчезло, И мы свершили больше, чем другие, Так будем честны. Конхобар, не любы Мне сыновья твои – нет в них размаха, Нет крепости в костях, им стелют мягко, А мы с тобой довольствовались малым.

КОНХОБАР.

Ну да! Что ж ты детьми не обзавелся?

КУХУЛИН.

Уж лучше вовсе не иметь потомства, Чем быть отцом иль бледной немочи, Иль дурака, иль жалкого урода В том доме, где я радовался жизни.

КОНХОБАР.

Ты врешь, хоть честностью своей хвалился. Нет, всякий муж, владеющий землею, Ее желает завещать потомку, Чтоб имя сохранить свое в веках, И горю нет предела для того, Кто все именье отдает чужому, Как ты отдашь.

КУХУЛИН.

Наверно, это правда, Но не для нас. Нас арфы будут славить.

КОНХОБАР.

Играешь ты словами, как законник, Не вкладывая в них души. А мысли Твои я знаю, ведь недаром чашу И плащ один делили на двоих. Тебя ли мне не знать? Во сне ты плакал О сыне, правда, помню я, так горько, Что встал я на колени и молился О сыне для тебя.

КУХУЛИН.

Тогда ты думал, Что буду я послушен, как другие, Коль стану им подобен; нет, не вышло; Я не такой, и не было резона, Я не хотел свою породу портить, Хоть некогда владыка неба ястреб, Породой поступившись, жизнь мне дал, Зачав меня от смертной.

КОНХОБАР.

Так всегда. Насмешничаешь ты над здравым смыслом, Иль всё тебе, иль ничего не надо. Да нет на свете юноши такого, Который всем бы угодил тебе.

КУХУЛИН.

Ни дом, ни имя я не завещаю Тому, кто убоится и не выйдет Со мной на поединок.

КОНХОБАР.

Что ж, ты быстр, Силен и безразличен к здешним девам, Так почему б тебе не влезть на гору И не поймать небесную красотку, А то на берегу ты подстерег бы Принцессу из морского королевства.

КУХУЛИН.

Не богохульник я.

КОНХОБАР.

Ты презираешь Ирландских королев и не признаешь Своим ребенка.

КУХУЛИН.

Это ты сказал.

КОНХОБАР.

А я ведь помню, как ты похвалялся, Когда на празднике напился эля, Что, воинскому делу обучаясь В Шотландии, там королеву встретил С лицом, как камень, белым и, как пламя, Власами рыжими. Других любил ты, Но от нее, воительницы храброй, Лишь от нее вдруг захотел ты сына.

КУХУЛИН.

Смеешься над «воительницей храброй», Ведь с прялками тебе привычно знаться, Ты терпишь рядом только тех из женщин, Которые твердят ежеминутно: «Ах, как ты мудр!» — «Не хочешь ли ты кушать?» — «Что мне надеть, чтоб угодить вам, сэр?» Так гомонят они все дни и ночи. Воительница! В этом нет насмешки, Ведь ты ее не видел, Конхобар, Когда, откинув голову назад, Она смеялась, с тетивой на ухе, Когда она серьезно рассуждала, Сев к очагу, и, будто от вина, Взгляд у нее темнел, когда любовной Она пылала страстью… Пусть бездетна, Она прекрасней всех на свете женщин, Она могла бы королей рожать.

КОНХОБАР.

Ты помнишь ли, о чем мы говорили? Известна мне та женщина, которой Хвалы теперь возносишь – это Айфе. Возненавидела она тебя И не упустит шанса, чтоб потуже На Кухулине петлю затянуть Иль земли захватить твои, на помощь Призвав все воинства на свете.

КУХУЛИН.

Что же, Меня совсем не удивляет это, Ведь для меня любовь, что поцелуй Во время битвы или перемирье Воды и масла, света с темной ночью, Горы с долиной, огненного солнца С холодною, скользящею луной — Короткой передышкою в войне Противников, не знающих покоя В три раза дольше, чем известен край наш.

КОНХОБАР.

Послушай, Айфе начала войну, Число врагов становится все больше, Все крепче их удары в наши стены, А ты сердиться вздумал на меня. Едва заговорю, твой разум бьется, Как ласточка, попавшаяся ветру.

За дверью на фоне голубого морского тумана появляется множество старых и молодых Королей, среди которых три Женщины, и две из них несут в руках сосуд с огнем, а третья время от времени бросает в огонь благовонные травы, чтобы он ярче горел.

Взгляни, за дверью славные мужи Нас ждут: советники мои седые, И короли из юных, и танцоры, Арфисты тут, с которыми ты кутишь, — И всех их единит одна тревога. Ужели ты не подчинишься долгу И не спасешь страну от жалкой доли? И ты, и я всего лишь половинки — Мне мощь твоя нужна и жар сердечный, Тебе ж расчетливый мой разум нужен.

КУХУЛИН (подходит к двери).

О вы, возросшие в гнезде высоком, Вы, ястребы, летавшие со мною, Глядевшие на солнце, снова вместе Мы можем полететь по воле ветра. Король же требует повиновенья, Я речи слушаю его с утра, Но больше не могу. Скорей в конюшню — Пусть колесницы запрягают быстро, Не медля, шлите вестников к арфистам, Найдем поляну где-нибудь в лесу И спляшем там.

МОЛОДОЙ КОРОЛЬ.

Дай клятву, Кухулин, Хотим мы, чтоб на верность дал ты клятву.

КУХУЛИН.

На верность чтоб поклялся Конхобару?

КОРОЛИ.

Да! Да! Да! Да!

МОЛОДОЙ КОРОЛЬ.

Дай клятву Конхобару.

КОНХОБАР.

Из них никто не хочет беспокойства С тех пор, как стали жить они в достатке.

КУХУЛИН.

Так кто ж переменился – я иль вы? И я опасен стал? Да нет, неправда. Теперь другие вы при женах, детях И не хотите следовать за мной, Ведь я, как прежде, словно птичка волен, Хотя пора бы годам кровь разжижить И успокоить буйный нрав. Ну нет! Я тот же Кухулин. Но воля ваша, И я клянусь на верность солнцем, светом, Водой, луной и воздухом. Еще?

КОНХОБАР.

Огонь зажжен от наших очагов, Свидетели мои – мужи седые, Твои – младые короли. Пусть жены Огнем очистят все дома, порожки И по обычаю закроют двери, Потом споют нам то, что сочинили Законники былых времен, чтоб выгнать Отсюда всех колдуний, ведь клятвой можно Связать свободу мужа, не жены. Так пусть звучат слова, которыми Прогоним жен, познавших превращенья, Колдуний, взявших ветры в свой полон.

Конхобар восходит на трон.

ЖЕНЩИНЫ (после первых нескольких слов они поют совсем тихо, чтобы все прислушались к их словам).

Ты гори, огонь, гори, И колдуний ты гони, Пусть не губят никого И не рушат ничего. Пусть бежит исконный враг От тебя, порог, от тебя, очаг, Вы гоните нечисть прочь, Нецелованную дочь Тех стихий, что для людей Тайна неба и морей. Ведьмы, на погибель королям, Взяв песок и глину пополам, Лепят кукол – в реку опускать И позлее колдовать. Могут в псов они их обратить, Чтобы мучить и убить Из каприза одного. Заколдован если кто, За колдуньями пойдет, Путь-дорогу к ним найдет, Чтобы силу им отдать, Самому бессильным стать. Ведьмы ж умастят себя От макушки до носка, Взяв единорога жир, Чудесной силы эликсир. Трижды будет жалок тот, Немощный, больной урод, Кто к колдуньям в плен попал, Он, считай, уже пропал. Горький и смертельный яд Ласки сладкие таят, И целуют ведьмы, чтоб учить: «Будешь ненависть любить». На любовном колесе Головы теряют все, Но колдуньям мил пожар, Если дан им верхний жар. Все мечи пусть вволю пьют И на землю пусть не льют Эль из древней чаши сей — Клятва будет тем верней, — Чтоб не взял у нас наш враг Наш порог и наш очаг.

КУХУЛИН (говорит, пока они еще поют).

Я клятву дам и стану с этих пор, Кем вы желали видеть Кухулина, Птенцы из моего гнезда, однако Не думал я, что немила вам станет Та жизнь, с которой кровь бежит быстрее, Пусть коротка она, да и свободный Вам прежде был приятней дар. Ну что ж. Покончим с прошлым. Слово я сдержу. Негоже требовать назад подарки. Но конь, взбрыкнув, ломает колесницу И получает взбучку. Как быть с клятвой?

Две Женщины, продолжая петь, склоняются перед Кухулином, держа сосуд над головой. Он простирает руки над огнем.

Клянусь покорным быть я Конхобару, Клянусь я в верности его сынам.

КОНХОБАР.

Теперь едины мы, как это пламя, Тебе принадлежит мой разум, мне же — И сила, и воинственность твоя. Мечи в огонь, чтобы всегда служили Порогу с очагом.

Короли полукругом встают на колени перед Женщинами и Кухулином, который опускает меч в огонь. Короли тоже опускают свои мечи в огонь. Третья Женщина стоит в глубине сцены возле большой двери.

КУХУЛИН.

Огонь веселый Возлюбленной милей, жены и друга, Ты закали нам волю, дай надежду И дружбу подари меча!..

Песня становится громче, и последние слова слышны совсем ясно. Слышится громкий стук в дверь и крик: «Откройте! Откройте!»

КОНХОБАР.

Наверное, король из опоздавших. Ему откройте дверь, пусть знают все, Что клятву верности дал Кухулин И в подтвержденье пили огнь мечи.

Третья Женщина открывает дверь, и входит Юноша, держа в руке обнаженный меч.

ЮНОША.

Из края Айфе я.

Короли бросаются к нему, но их опережает Кухулин, который становится между Юношей и Королями.

КУХУЛИН.

Мечей-то сколько! А он один. И Айфе далеко.

ЮНОША.

Сюда пришел один я, чтоб скрестить Свой меч с мечом героя Кухулина.

КОНХОБАР.

Ты знатен? Ведь простолюдин не может Героя вызывать на поединок, Лишь в общей битве им дано сразиться.

ЮНОША.

Я клятву дал и имя не открою, Но знатен я.

КОНХОБАР.

Я должен имя знать, Иль ты не смеешь здесь сказать ни слова.

ПЕРВЫЙ СТАРЫЙ КОРОЛЬ.

Здесь Дом Собраний. Ты пред Конхобаром!

ЮНОША.

Что я не воробей, вам докажу, Как ястреб.

(На мгновение он умолкает, потом говорит, обращаясь ко всем.)

Слушайте ж, о короли. Из древнего я рода – в подтвержденье Ношу на коже знаки и в костях.

КУХУЛИН.

Довольно ястребиного пера. И благородна речь твоя. Шлем дайте. А я уж думал, будто надоел вам. Подайте меч и пояс. Сразиться рад я. Король Верховный обещал мне мудрость. Но ястреб спит, пока с дубовой ветки Не позовет подруга или сам он Не узрит вражескую тень на солнце. Что в мудрости ему, коль ближе к солнцу Горит сильнее ясный взгляд его?

(Пристально смотрит на Юношу, потом сходит вниз по ступеням и крепко хватает его за плечо.)

На свет иди!

(Обращается к Конхобару.)

Точь-в-точь похож на ту, О ком я здесь рассказывал тебе. Точь-в-точь такой же.

(Обращается к Юноше.)

С Севера ты тоже, Где очень многие рыжеволосы — Темней, светлей, не в этом суть. Приблизься, Я на тебя еще разок взгляну. И впрямь похож: бледны, как камень, щеки. Зачем пришел? Иль не боишься смерти?

ЮНОША.

И жизнь, и смерть моя в руках богов.

КУХУЛИН.

Слова, слова. Мальчишка ты еще. А я их плуг, и борона, и сила. Рожден союзом жившего на солнце И смертной девы – счастлив был в любви он, Слыхал, он обогнал луну, хотя Бежать за ней был обречен на небе, И он не стал бы дерево ломать, Взращенное на диво. Дай мне руку. Что ж, славные у ней отец и мать, Но все-таки с моей ей не сравниться.

ЮНОША.

Смеешься ты? Считаешь недостойным Со мной сразиться в честном поединке?

КУХУЛИН.

Нет, не смеюсь, и убери свой меч. Тебе я другом быть хочу. Я вижу, Глаза ясны твои и жарко сердце, Не в этом дело.

(Обращается к Конхобару.)

Как она, горяч он. Нет горячее северных красавиц. Он, Конхобар, останется при мне, Пусть будит сладкие воспоминанья В вечерний час. – Ты оставайся с нами, Мы славно поохотимся с тобой На дикого быка или оленя, Когда устанем, разожжем костер На берегу реки иль на холме, Куда слетаются колдуньи утром. Смеется надо мной Король Верховный, Что ни одной из них не взял я в жены. Что голову повесил? Жизнь прекрасна: Поутру гордость наполняет мысли, А вечер нам сулит утехи дружбы, Где белая волна с орехом спорит. На этом мы покончим с славословьем, Теперь ты друг – отныне и навек.

КОНХОБАР.

Сюда он прибыл не своею волей, Он королевой Айфе послан был, Чтоб вызвать лучшего из нас на бой.

КУХУЛИН.

Так что же?

КОНХОБАР.

Неужели ничего? Считаешь легковесною причудой, Мгновенной прихотью ее приказ? Конечно, если нет наследников, Заботиться не надо о наследстве, О том, как уберечься от позора.

КУХУЛИН.

Пусть сыновья твои о том пекутся, Окрепнуть им не помешает. – Мальчик, Жалеть не стану для тебя даров, Но кое-что мне дай взамен – браслет твой. Сразимся мы, лишь повзрослей сначала.

ЮНОША.

Из всех мужей тебя лишь одного Хотел бы другом я назвать, ведь имя Твое известно всюду, но стану я Предателем для Айфе.

КУХУЛИН.

Нет, подарки Такие дам, что будет ясно Айфе — Мои они. (Показывает на плащ.) Отец мне плащ оставил. Пришел он испытать меня поутру, Из хладной тьмы морских глубин поднявшись. На бой меня он вызвал, правда, прежде Чем драться, имя произнес свое, Дал плащ и с тем исчез. В дворце подводном Сей плащ соткали из руна морского. А Айфе скажешь, испугался я, Или придумай что-нибудь еще. Нет, ты скажи ей, будто каркнул ворон На северном пределе, я и струсил.

КОНХОБАР.

Туманит голову тебе колдунья.

КУХУЛИН.

Нет. Глядя на него, я вспоминаю Возлюбленную Айфе.

КОНХОБАР.

Ведьма может Упавший лист напоминаньем сделать. Как оседлают ветер, невидимки, Так ворожат без устали, вредя нам, Ведь учатся они тому с пеленок.

КУХУЛИН.

Нет, нет, при чем твое тут колдовство? И ветер ни при чем. – Браслет твой, мальчик.

КОРОЛЬ.

Прошу, дозволь на вызов мне ответить.

ДРУГОЙ КОРОЛЬ.

Отвечу я, Король Верховный. Айфе Украла у меня рабов.

ТРЕТИЙ КОРОЛЬ.

Позволь мне. Без дома и овец остался я.

ЧЕТВЕРТЫЙ КОРОЛЬ.

Готов я драться.

ОСТАЛЬНЫЕ КОРОЛИ (хором).

Я! Я тоже! Я!

КУХУЛИН.

Назад! Назад! И прочь мечи! Никто Отвергнутый мной вызов не получит. Меч в ножны, Лаэгер!

ЮНОША.

Да пусть идут! Я сразу встретиться готов с двумя.

КУХУЛИН.

В твои года и я таким же был. Но это мой дом. Кто посмеет гостя Здесь тронуть, биться будет тот со мной. Молчите? Не хотите с ним встречаться?

(Вынимает меч.)

Вот с этим болтуном и свистуном Белей волны, и с чибисом, и с мышью, Грызущей основание земли? Вот с этим, с этим? – Мальчик, я готов Со всеми драться, будь ты сыном мне. Сын отомстил бы, если бы меня Убил брат, сын, отец иль друг всех тех, Кого убил я ради Конхобара, Когда четыре короля сошлись, Чтоб поквитаться с ним. Нет, мститель Не нужен мне, ведь вместе мы с тобой Их выплеснем, как грязную водицу.

ЮНОША.

Отныне рядом будем мы стоять. Порукой мой браслет.

КУХУЛИН.

Ты погоди, Сражусь я первым, ведь старше я тебя.

(Расстилает плащ.)

Давным-давно в Подводном королевстве Плащ ткали девять королев усердно И вышивкою украшали долго. Отец меня убил бы в поединке, Как я убил бы сына, будь здесь мой сын И я бы с ним сразился. Река бурлит В истоке, но скудеет жар с годами.

КОНХОБАР (громко).

Довольно. Этой дружбе не бывать. Уже забыл о клятве, Кухулин? Он не уйдет непобежденным. Я…

КУХУЛИН.

По-твоему не быть.

КОНХОБАР.

Ты мне перечишь?

КУХУЛИН (хватает Конхобара).

Король Верховный, не играй с мечом!

КОНХОБАР.

Ты околдован. Потерял рассудок.

КОРОЛИ (кричат).

Он околдован!

ПЕРВЫЙ СТАРЫЙ КОРОЛЬ.

Потерял рассудок! Ты, Кухулин, в чертах его увидел Черты, которые любил когда-то, И вдруг набросился на Конхобара!

КУХУЛИН.

Набросился на Конхобара я?

КОНХОБАР.

Под крышей тут устроилась колдунья.

КУХУЛИН.

Колдунья! Да, колдунья здесь летает.

(Обращается к Юноше.)

Зачем ты так? Заставил кто тебя? Теперь идем! Скрестим свои мечи!

ЮНОША.

Нет… Ни при чем тут я.

КУХУЛИН.

Идем! Идем!

Юноша направляется к выходу, следом идет Кухулин. Короли идут за ними, громко шумя, так что разобрать можно лишь отдельные слова. Кричат: «Скорей, скорей!» – «Кто мешкает у двери?» – «Мы опоздаем!» – «Не начали еще?» – «Вам видно, бой еще не начался?» – и всё в таком же духе. Все кричат, заглушая друг друга. Остаются три Женщины.

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА.

Я знаю! Знаю!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА.

А кричишь зачем?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА.

Бессмертные мне даровали знанье.

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА.

Когда и где?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА.

Сейчас на пепле в чаше.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА.

Пока ее держала ты в руках?

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА.

Скорей же говори!

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА.

Весь дом в огне, Сгорела крыша, почернели стены.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА.

Погибнет Кухулин.

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА.

О нет! О нет!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА.

Кто мог провидеть Кухулина смерть В бою с юнцом безвестным?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА.

Жизнь проходит Между слепцом и дураком. Конца ж Никто – ни трус и ни герой – не знает.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА.

Увидим мы героя Кухулина смерть!

Первая Женщина и Третья подходят к двери и, плача, останавливаются на пороге.

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА.

Оставим слезы здесь. Черед их будет, Когда все кончится, тогда поплачем.

Женщины уходят. Дальше время от времени должен слышаться звон мечей. Входит Дурак, таща Слепца.

ДУРАК. Ты съел ее! Ты съел ее! И оставил мне одни кости!

Швыряет Слепца на пол рядом с троном.

СЛЕПЕЦ. Вот беда так беда! На мне живого места не осталось! Будто меня на части разорвали! Так-то ты платишь мне за мое добро.

ДУРАК. Ты все съел! А мне врал. Надо было сразу понять по тому, как лениво и сонно ты тащился. Теперь лежи тут до прихода королей. Все расскажу про тебя Конхобару и Кухулину и остальным королям.

СЛЕПЕЦ. Да что бы было с тобой, если бы не я, ведь у тебя совсем нет мозгов! Не заботься я о тебе, и ты ходил бы голодный да холодный.

ДУРАК. Ты заботишься обо мне? Да ты сидишь в сторонке, а меня гоняешь на опасные дела. Разве не меня погнал ты на скалу за яйцами чаек, а сам тем временем грел на солнышке свои слепые глаза? И потом один съел все хорошие яйца, а мне оставил то, что уже не яйца и еще не птицы. (Слепец пытается встать, но Дурак толкает его обратно.) Лежи смирно, пока я закрою дверь. Ну и расшумелись там. До того расшумелись, что я сам себя не слышу. (Закрывает дверь.) Почему бы им не помолчать? Почему бы им не помолчать? (Слепец пытается уползти) А! Хочешь удрать? (Идет за Слепцом и возвращает его на прежнее место.) Лежи тут! Лежи тут! Даже и не надейся удрать от меня! Лежи и жди, пока не придут короли. Я все им о тебе расскажу. Все расскажу. Как ты греешься у костра, который меня же заставляешь разжечь, да еще требуешь, чтобы я поддувал пламя. И как заставляешь меня лежать там, где дует ветер, когда дует ветер, и там, где идет дождь, когда идет дождь.

СЛЕПЕЦ. Послушай меня, славный Дурак. Вспомни, как я забочусь о тебе. Я ли не приводил тебя к жаркому очагу, где тебя ждал добрый прием? А ты бежал от него подальше, потому что любишь бродяжничать.

ДУРАК. В последний раз ты меня привел и ты же увел, потому что это ты залез в горшок, когда никто не смотрел. Тихо!

КУХУЛИН (буквально врывается в залу). Ни на земле, ни на небе нет такого колдовства, с которым я бы не справился.

ДУРАК. Кухулин, послушай. Я оставил его следить, как варится курица, а он съел ее. Съел всю курицу, хотя это я украл ее. Ничего мне не оставил, одни перья.

КУХУЛИН. Подай мне рог с элем!

СЛЕПЕЦ. Я оставил ему то, что он любит. Ты даже не представляешь, как наш Дурак любит украшать себя. И больше всего он любит перья.

ДУРАК. Кости и перья – вот все, что мне досталось. Одни перья, а ведь это я украл ее.

КУХУЛИН. Подай мне рог. Не хватало еще ваших препирательств! (Пьет.) Так что же вы не поделили? Выкладывайте!

СЛЕПЕЦ. Что бы сталось с ним без меня? Разве не мне приходится обо всем думать. И о том думать, где бы достать еду для обоих. А когда, кажется, еда есть, то в полнолуние или в прилив с него глаз спускать нельзя, ведь он или кролика в силках оставит, пока тот не зачервивеет, или форель упустит обратно в реку.

В то время, как Слепец говорит, Дурак начинает петь.

ДУРАК (поет).

Был ты желудем на дубе, Юный был орёл я; Ты теперь бревно на срубе, Все еще орёл я.

СЛЕПЕЦ. Вы только послушайте его. А ведь мне приходится слушать такое и днем и ночью.

Дурак втыкает перья себе в волосы. Кухулин берет со скамейки, на которой сидит Дурак, перья, вытаскивает перья из волос Дурака и вытирает ими кровь со своего меча.

ДУРАК. Он взял мои перья и вытер ими меч. Вытер кровь на мече.

КУХУЛИН (идет к задней двери и выбрасывает перья). Они стоят возле него. Им не разбудить его, несмотря на все его колдовство.

СЛЕПЕЦ. Он говорит о герое, которого убил. О том самом, что прибыл из страны Айфе.

КУХУЛИН. Он думал спасти себя колдовством.

ДУРАК. А Слепец сказал, будто он убьет тебя, ведь он для этого прибыл из страны Айфе. Слепой Человек сказал, что его там обучили всем хитростям. Но я-то знал, что ты победишь его.

КУХУЛИН (обращается к Слепцу). Тебе он был знаком?

СЛЕПЕЦ. Я видел его, когда еще не ослеп, в стране Айфе.

КУХУЛИН. Ты был в стране Айфе?

СЛЕПЕЦ. Я видел там его и его мать.

КУХУЛИН. Он хотел назвать ее перед смертью.

СЛЕПЕЦ. Он – сын королевы.

КУХУЛИН. Какой королевы? (Хватает Слепца, который к этому времени уже сидит на скамейке) Королевы Скатах? Там было много королев. Ведь там правили только королевы.

СЛЕПЕЦ. Нет, не Скатах.

КУХУЛИН. Королевы Уатах? Да? Отвечай же! Отвечай!

СЛЕПЕЦ. Не могу, ты чуть не задушил меня. (Кухулин отпускает его) Не помню я. Боюсь соврать. Но она была королевой, это точно.

ДУРАК. А мне он сказал сегодня, что тот юноша – сын Айфе.

КУХУЛИН. Айфе? Нет! Нет! Когда я жил там, у нее не было сына.

ДУРАК. Слепец сказал, что она растила его как сына.

КУХУЛИН. Лучше бы он был сыном другой женщины. А кто его отец? Воин из Албы? Горячая была женщина – гордая, белая, горячая женщина.

СЛЕПЕЦ. Никто не знал его отца.

КУХУЛИН. Никто не знал! Неужели и ты не знал, ведь ты любишь подслушивать у дверей?

СЛЕПЕЦ. Нет, нет. Я ничего не знаю.

ДУРАК. А как-то раз он сказал, будто слышал, как Айфе похвалялась, будто у нее был лишь один возлюбленный и он единственный одолел ее в сражении.

Пауза.

СЛЕПЕЦ. Дурак, не ты ли дрожишь? Скамейка трясется. Почему ты дрожишь? Неужели Кухулин убьет нас? Кухулин, это не я сказал тебе о сыне!

ДУРАК. Кухулин дрожит. Кухулин трясет скамейку.

СЛЕПЕЦ. Он убил своего сына.

КУХУЛИН.

Колдуют ведьмы, на ветрах летая. Вы где? Вы где? Мой меч, разгоним их! Да нет, добры ко мне колдуньи были; Им любо пламя вдруг раздуть из пепла, Но если вдруг войну раздуть решили, То будет славная война героев, Но не такая ж. Войны их всегда К напевам гордым арфы пробуждают. Кто виноват? Боитесь? Говорите! Я защитить вас ото всех сумею И щедро награжу. То Дабтах-Майский Жук? Мой старый враг? Да нет, он с Медб сейчас. Иль Лаэгер? Вы почему молчите? А это что за дом? (Пауза.) Я вспомнил всё.

Подходит к трону Конхобара и ударяет по нему мечом, как если бы на нем сидел Конхобар.

Ты виноват, Король Верховный, ты Сидел тут с жезлом, словно бы сорока С украденною ложкой. Сорока? Нет! Ты – червь, который пожирает землю! Сбежал ты по-сорочьи торопливо. Куда же ты сбежал?

СЛЕПЕЦ. Да тут он, рядом.

КУХУЛИН. Где рядом?

СЛЕПЕЦ. Между домом и прибоем.

КУХУЛИН. Эй, Конхобар, мой меч тебя разыщет!

Кухулин убегает. Пауза. Дурак крадется к двери в глубине сцены, потом смотрит в нее.

ДУРАК. Он бежит к королю Конхобару Все короли еще рядом с юношей. Нет, нет, он остановился. Накатывает большая волна на берег. Он смотрит на нее. Не может быть! Он бежит к морю, но меч держит, как в бою. (Пауза.) Вот удар так удар! Еще раз!

СЛЕПЕЦ. Что он делает?

ДУРАК. Он сражается с волнами!

СЛЕПЕЦ. На каждой он видит корону Конхобара.

ДУРАК. Вот! Ударил большую волну! Сбил с нее корону и пена разлетелась во все стороны. Опять идет большая волна!

СЛЕПЕЦ. А где короли? Что они делают?

ДУРАК. Они кричат и бегут к берегу. Из домов тоже все повыскакивали и бегут туда же.

СЛЕПЕЦ. Говоришь, люди повыскакивали из домов? Значит, в домах никого не осталось. Послушай, Дурак!

ДУРАК. Кухулин упал! Нет, встал опять. Идет туда, где глубже. Какая большая волна. Она накрыла его. Никого не видно. Он убил много королей и великанов, а волны убили его, волны убили его!

СЛЕПЕЦ. Иди сюда, Дурак!

ДУРАК. Волны убили его.

СЛЕПЕЦ. Иди сюда!

ДУРАК. Волны убили его.

СЛЕПЕЦ. Говорю тебе, иди сюда!

ДУРАК (подходит к Слепцу, но оглядывается на дверь). Ну, что тебе?

СЛЕПЕЦ. В домах-то никого. Пойдем быстрее! Должно быть, осталось много еды, и ее никто не стережет. А мы тут как тут. (Они уходят.)

КОНЕЦ