Он утверждал, что именно это задание – нанести на мужские носки инициалы – доконало его совершенно.

Однажды утром он заявил, что есть только одна вещь, которая страшит его больше всего на свете, это – сидеть здесь всю жизнь и наносить на носки всякие дурацкие инициалы. И тут же уволился, разослав свои анкеты в дюжину рекламных агентств так, чтобы его таланты были оценены и востребованы незамедлительно.

Между делом он сообщил, что собирается оставаться у родителей столько времени, сколько потребуется для окончательного формирования его таланта иллюстратора.

Мой шеф успокоил меня, что агентство постарается в кратчайшие сроки обеспечить меня новым художником-графиком и что если у меня есть какие-нибудь пожелания, то он с удовольствием их выслушает. Я сообщила, что предпочла бы работать вместе с женщиной.

Несколько раз Кристофер звонил в контору – интересовался, не подобрали ли ему замену? Несколько раз я сама звонила ему, но трубку все время поднимала его мать. Я чувствовала себя неловко и нажимала на рычаг.

Со мной творилось нечто ужасное. Все стало, как прежде. Все вернулось на круги своя... Скоро у меня появится новый художник. Может быть, даже это будет Холли. Кристофер сказал, что мы останемся друзьями. Я же все время чувствовала себя совершенно несчастной. Как-то вечером в ванной я попыталась поговорить с Майклом. Наверное, я требовала от него слишком многого, но пока он ни о чем не догадывался, все шло нормально.

Надев белый махровый халат, я устроилась на краю ванны. Майкл разглядывал свое отражение в зеркале. Он открыл кран, смочил лицо, затем принялся намыливать руки.

– Мне плохо, – вдруг вырвалось у меня. – Знаешь, по-настоящему. Мы успешно работали вместе, а сейчас он уволился, и мне сейчас плохо!

Он старался не беспокоить меня, когда у меня было плохое настроение. Старался, так сказать, не замечать этого, просто терпеливо ждал, когда я вернусь в обычное состояние.

– Итак, он – уволился! Что мечтаю бросить свою работу, – он принялся намыливать щеки, лоб и шею. – Что-то случилось? – спросил Майкл.

– Нет. Хочешь, обсудим это. – Я оперлась локтями о колени, а подбородок пристроила на ладонях.

– Нет, – отрезал Майкл. – Говорить тут не о чем. – Он нагнулся и сполоснул лицо. – А ты, ты – переживаешь... Помнишь, ты думала, что пришел конец света, когда ушла Холли... Но ведь все обошлось. Найдешь кого-нибудь и перестанешь даже вспоминать о Кристофере!

Он сказал это холодно и расчетливо!

– А что, интересно, ты скажешь, если я завтра попаду под автобус? – я гневно выпрямилась. – Кинешься в сторону, найдешь кого-нибудь еще и забудешь обо мне?

– Конечно, нет. – Майкл снял с крючка полотенце. – Сначала я брошусь наземь и стану рвать на себе волосы. А уж потом найду себе кого-нибудь.

Видимо, он так шутил. Но мое настроение совсем не располагало к зубоскальству.

– Я шучу, – попытался объяснить он, думая, что я обиделась.

При этом Майкл растирался полотенцем.

– Вот спасибо, – ответила я. – От твоих шуток меня уже тошнит!

– А хочешь, я расскажу тебе, что я сейчас ощущаю? – продолжал Майкл.

– Нет, если ты чувствуешь себя плохо! – Я была уверена, что он опять поддразнивает меня, стараясь развеселить. – Вообще-то, если мы действительно любим друг друга, то тебе, естественно, должно быть сейчас также плохо, как и мне, ведь я страдаю, – настаивала я.

– Зачем ты говоришь «если»? – Майкл уставился на меня. Его распаренное лицо покраснело после горячей воды и усиленного растирания.

– Ну, я не имела в виду «если». Скорее «раз уж». Раз уж мы женаты, ты мог бы хоть изредка, и посочувствовать жене...

– Все будет в порядке, – убежденно заявил Майкл и, как бы подводя конец нашей туалетной дискуссии, повесил полотенце.

– Я хочу мороженого, – решила переменить тему я, чувствуя, что дальнейшее обсуждение может завести нас Бог знает куда. – Будешь ореховое?

– Ну, зачем тебе это? – удивился он. – Опять поправишься!

Молча показав язык его отражению в зеркале, я отправилась на кухню.

Мне никак не удавалось наладить свою жизнь.

Никак не могла заставить себя любить его так, как хотела. Или как привыкла любить его. И не получалось притворяться, что все идет нормально.

Главной проблемой для меня стала ложь. Возможно, чтобы взять новый жизненный старт, нам обоим требовалось сначала честно во всем разобраться.

Часто в дамских журналах мне приходилось читать о том, что делиться деталями своей интимной жизни с окружающими по меньшей мере бестактно. А вот Пайпер настаивала на том, что скрывать такие вещи от близких, значит, культивировать в себе ложь: Писали, что сознаться в измене, значит переложить груз собственной вины на плечи своей супружеской половины. А Пайпер утверждала, что главное в браке – доверять друг другу, заботиться друг о друге в трудные моменты. Да, времена наступили для нас действительно нелегкие, и взаимное отчуждение пугало меня. И мне казалось, что обе точки зрения имеют право на существование.

Но так как советчики-писаки были далеко, то я решилась довериться профессиональному опыту своей подруги и поделиться с Майклом грузом своих печалей. Я надеялась, что он отнесется к моим шашням с Кристофером как к глупой непростительной слабости. Но сможет ли Майкл простить мое предательство, если он привык презирать любое проявление малодушия? О Боже! Как я могла причинить такую боль Майклу? Я боялась этого разговора. Но еще больше я не хотела продолжать семейную жизнь в роли домашней актрисы, а не преданной жены.

Я никак не могла придумать – с чего начать. Размышляла, как подвести мужа к объяснению... В какой обстановке? Что будет лучше признаться, когда он в хорошем настроении? Может, он будет в состоянии понять? Или наоборот, когда он не в духе? И тогда лишнее огорчение не сделает погоды?

Как-то раз он в хорошем настроении сидел на краю постели и готовился ко сну. Я набралась храбрости и заговорила.

– Дорогой, я должна кое-что сказать тебе, – начала я, стоя в дверях. В тот день на мне было голубое платье с короткими рукавами, туго стянутое в талии черным поясом. Мне казалось, что Майкл будет меньше сердиться, если я буду хорошо выглядеть.

– Что-то тут пыльно, – пробурчал он. – Стоит пропылесосить.

– Да, хорошо, – кивнула в знак согласия я, даже не прислушиваясь к тому, что он сказал.

– Помнишь, когда я говорила, что люблю Кристофера как друга...

Майкл пока слушал меня не особенно внимательно. Я набрала воздуха и продолжала:

– ...Но я любила его несколько более того, – выпалила я.

Повисла тишина. Я видела, как Майкл медленно оборачивается ко мне. Целая вечность промелькнула, прежде чем он спросил:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, э, я... очень его любила, – моя решимость улетучивалась с каждым произносимым звуком. И продолжать мне ой-ой как не хотелось!

– Но ведь вы были хорошими друзьями, – рассуждал между тем Майкл. – А это в порядке вещей – любить хорошего друга, не так ли?

Я продолжала стоять в дверях, в поисках опоры привалившись к косяку, нервно сжимая и разжимая пальцы. А Майкл все внимательнее присматривался ко мне.

– Ничего не понял – о чем это ты...

Он старался ничего не понимать! Но, наконец, до него дошло.

– Так ты – спала с ним? – почти шепотом спросил он. Чувствовалось, что он ожидает отрицательного ответа. И в какую-то секунду мне так захотелось пожалеть его... Но вместо этого я выпалила:

– Да!

Следующий вопрос Майкл задал, отвернувшись от меня.

– Ну и как долго?

—Э-э, мы не так часто бывали вместе... Не так уж и часто. Просто так вышло... Я – не хотела...

Мое лепетание прервал крик, полный гнева и боли.

– Но почему? Неужели ты так ненавидишь меня? Ведь он – слизняк!

– Да? Но вы, сильные правильные мужчины, часто бываете такими пресными!

Вскочив с кровати, Майкл рванулся ко мне. В какой-то миг мне показалось, что он сейчас прибьет меня. Инстинктивно я подняла руки, чтобы защититься, чувствуя в то же время, что он – прав. Но он остановился как вкопанный, уставился на меня с ненавистью и смятением и, раскачиваясь, принялся кричать:

– Как ты могла? За что? Ненавижу!

Никак не могла придумать – что теперь делать... Страшно испугалась. Подумала, что он сошел с ума. Но ему было так плохо, и мне не хотелось оставлять его в этом состоянии. Через какое-то время он опустился на постель и замер, уставившись в пол...

А через мгновение – зарыдал. Сидел на кровати в пижамных штанах, весь такой беззащитный, и, спрятав лицо в мощных кулаках, плакал.

Не зная, что еще сказать, я удалилась в гостиную, где присела на краешек кушетки. И стала слушать незатихающие всхлипывания своего мужа. Казалось, так будет продолжаться вечно... Наконец я не выдержала и на цыпочках приблизилась к двери спальни.

– Тебе что-нибудь принести? – спросила я.

– Пошла вон! – заорал Майкл. – И чтоб духу твоего здесь больше не было!

Он вихрем промчался к туалетному столику, схватил флакон духов, подаренный мне на Рождество, и что есть силы запустил им в стену. Схватив сумочку, я со всех ног бросилась к выходу и, распахнув входную дверь, вырвалась на свободу. Ужас и отчаянье переполняли мою душу.

Но, черт возьми, как он догадался об этом флаконе?