Я решила продать свой дом. Он постоянно раздражал меня, напоминая о прежней жизни. Да и поближе к работе перебраться тоже стоило. К этому времени с момента нашей последней встречи с Майклом прошло больше семи месяцев. Сначала мне вовсе не хотелось сообщать ему о перемене адреса, но потом я все-таки написала. Мне показалось неправильным, что люди, проведшие бок о бок десять лет жизни, занимаются только собой и забывают друг о друге. По-моему, следует узаконить такое правило: «Разводитесь? Что ж, Бог с вами! Но не забывайте посылать друг другу открытки к Рождеству».

Ответа от него я не получила. И многостраничные послания от Нормы никак не могли заменить весточку от бывшего мужа. Но я исправно отвечала экс-свекрови. Это хоть как-то позволяло разогнать тоску по субботам.

И вот однажды, в приступе безумия и меланхолии, я обратилась к собственной матери с просьбой свести меня с сыном какой-нибудь ее приятельницы. И тут же поклялась себе, что подобное больше никогда не повторится. С первого свидания я вернулась почти свихнувшейся. И не то чтобы мой новый знакомец, зубной врач Ховард, был клиническим идиотом или просто психом. Это-то было бы как раз не так обидно! Но он был то, что называется «узким специалистом». Весь мучительный вечер он беспрерывно рассуждал о всяких там прикусах, кариесах и других, не менее интересных вещах. Утром, проснувшись от непроходящей головной боли, я созвонилась с матерью, чтобы похвалиться, как ужасно я провела вечер.

– Ты должна дать ему еще один шанс, – рассудила мать. – Как можно за один раз узнать человека?

– Точно... – согласилась я. – Но вот чего мне как раз и не хватало, так это его объяснений функций зуба мудрости.

– Знаешь, – помолчав, сказала мама, – я, кажется, знаю, в чем твоя проблема. Мужчины просто побаиваются тебя. Наверное, они смотрят на тебя и думают, что у тебя уже есть приятель.

– Мама?.. – Да?

– Знаешь, я думаю, что проблема совсем не в этом...

Утомившись урывками получать свою порцию любви с тем женатым парнем из гостиницы, Холли глубокомысленно заключила, что их отношения лишены перспективы.

– Мне казалось, что половина Казановы, это лучше, чем ни одного, – призналась как-то она. – Наверное, я ошибалась.

По глазам было видно, что в ее хорошенькой головке родился некий план. И она не замедлила его озвучить:

– По-моему, стоит завести ребенка! Пайпер призналась мне, что жалеет о том, что не выскочила за того обремененного четырьмя детьми дирижера.

– Знаешь, какая-то особа по-быстрому окрутила его. Похоже, если бы мои подопечные могли догадаться, насколько я несчастна, они привлекли бы меня к суду за несоответствие занимаемой должности, – она задумалась и вдруг выпалила: – Заведу-ка я, пожалуй, ребенка...

А вот меня навязчивое желание стать матерью никогда не посещало. И уже самой становилось интересно – как скоро оно появится? Ведь стукнуло уже тридцать пять, и предполагалось, что я в отчаяньи от отсутствия детей. Но ведь я уже не состояла в браке с тем единственным мужчиной, от которого мне бы хотелось иметь ребенка. И вот когда этому «единственному» исполнилось сорок, я отправила открытку с поздравлениями. Мои родители послали ему коробку роскошных апельсинов. Но ни они, ни я ответа или благодарности так и не дождались.

И только спустя месяц, в марте, он нарушил затянувшуюся паузу в наших отношениях и позвонил.

– Здравствуй, – сказал он. – Извини, может, я не вовремя?

– Все нормально! – я вскочила с постели, в которой мирно собиралась отходить ко сну. – Рада, что ты позвонил.

– Все думаю, как ты там? – тихо произнес он.

Я забралась обратно под одеяло. В комнате было темно, и мне казалось, что мы просто, как бывало, лежим рядышком и разговариваем. Вот только засыпал он тогда почему-то слишком быстро.

– А как твои дела? Все еще встречаешься с?

– Нет, – быстро прервал меня он. – Она вернулась к мужу. Знаешь, ее детей мне не хватает гораздо больше, чем ее самой.

– А-а, – понимающе протянула я. – А вообще-то ты с кем-нибудь встречаешься? Как насчет друзей?

– Все не так просто. Я тут устроился работать в травмопункт одной из больниц, ну, так, по субботам... Возможно, думаю, познакомлюсь поближе с какой-нибудь сестричкой... – он помолчал. – Но никто из них не хочет иметь со мной дела. У них на уме одни врачи, – с горечью закончил он.

– А вот у меня появился знакомый – зубной врач. Ну, просто жаждет с кем-нибудь познакомиться...

В следующий раз Майкл позвонил в день, когда его уволили с работы. Нет, он не был пьян. Он был невообразимо раздражен и зол. И говорил, поэтому так, как говорит пьяный в стельку и озлобленный мужик.

– Мне нужны деньги, – с ходу потребовал он. – Что-нибудь эдак восемь тысяч долларов. Чтобы открыть мастерскую... ну, там, дом купить... Хочу начать свое дело. И ты обязана одолжить их мне. Что для тебя эта сумма? А ведь ты должна мне – как-никак ты исковеркала мне жизнь!

– Какое право ты имеешь говорить так?! – закричала я и бросила трубку.

После этого, так сказать, «разговора», после моего решительного «нет» и его криках о том, «что он всегда был уверен в моей ненадежности», я чувствовала себя подавленной и униженной, словно бы кто-то втоптал меня в грязь. Трудно сказать, какое из названных выше чувств лучше подходило к моему состоянию... Впрочем, все это быстро стало мне безразлично, так как в следующий раз он позвонил только под Рождество, я же к тому времени уже встречалась со Скоттом.

...Как-то раз Пайпер вытащила меня на вернисаж. Она находила, что мне следует встряхнуться. А ей – посмотреть по сторонам в поисках какого-никакого стоящего мужчинки, от которого неплохо было бы забеременеть.

В тот день выставлялся какой-то супермодный авангардист родом из Нью-Йорка. Крупный специалист в нео-экспресс-депрессивной галиматье. Понять в его мазне что-либо было невозможно, но мне объяснили, что все его картины о смерти, и вообще – о деградации. И что стоят они, по меньшей мере, по десять тысяч долларов.

Я слонялась по залам, глазея по сторонам, и случайно наступила Скотту на ногу.

– Хочешь потанцевать? – осведомился он, глупо ухмыляясь.

Позже я часто удивлялась – как это Пайпер не углядела в этом верзиле потенциального донора для своего незачатого ребенка. Он был достаточно высок. Так что я, общаясь с ним, вынуждена была задирать голову. И это делало меня приятно хрупкой и беззащитной в собственных глазах. Он казался похожим на медведя – широкоплечий, длиннорукий. Ну а чувственность натуры выдавали длинные хрупкие пальцы, так не вязавшиеся со всем его обликом.

– Вы художник? – поинтересовалась я (действительно, мое умение знакомиться с мужчинами оставляло желать много лучшего).

– В некотором роде... Вообще-то я – барабанщик.

Ну что может быть более сексуальным? А уж по громкости, так и вообще сравнить не с чем.

– А я – работаю в рекламе. Там тоже подчас бывает шумновато.

...Сначала Пайпер дулась на меня за то, что я умудрилась подцепить парня на вернисаже, но потом успокоилась и заявила, что это поможет мне выйти из депрессии, в которой, по ее уверенности, я пребывала.

Скотт действительно не знал равных в умении настучать какой-нибудь мотивчик. Причем, сделать это он мог буквально на чем угодно. Обычно он использовал для этого свои колени. Ну а если мы сидели в ресторане, в дело шли стаканы, тарелки и все прочее. Однако когда он отправлялся с группой в турне, я не очень сожалела.

И именно в это время Майкл прислал мне рождественскую открытку.

На этот раз это был совсем не тот Майкл, который звонил мне. Он снова работал. Снял жилье и делил кров с одним парнем из мастерской, где трудился. Положительно, мой бывший муж не мог выносить одиночества!

Заканчивалось его поздравление неожиданно. Он писал: «нам действительно будет очень нелегко обойтись друг без друга».

Из того, что стенные часы в течение двух лет напрочь отказывались ходить, я сделала вывод, что они не любят меня. Им нравился Майкл. Они ходили для него, а не для своей бедной хозяйки. Похоже, их бесило, что висят они до сих пор в Чикаго, а не в каком-нибудь очаровательном местечке вроде Портленда, штат Орегон. Но я все же великодушно дала им шанс поработать для меня и отнесла их в мастерскую. Там их принялся лечить сгорбленный седой человечек, который беседовал со всеми этими механизмами, словно с живыми.

Поколдовав над моим прибором, он одобрил его качество и сказал, что я смогу забрать часы через неделю. И когда я явилась за своей собственностью, они уже весело тикали в компании таких же оживших механизмов. Мне казалось, что часы выйдут из строя, стоит только взглянуть на них. Однако я умудрилась принести их домой, повесить на стену и даже (о чудо') завести. После двух лет молчаливого собирания пыли их тиканье показалось мне слегка сердитым. Я знала, что с Майклом им было веселее. И я решила отправить их ему вместе с небольшой дружеской (ни к чему не обязывающей) запиской.

Полчаса ушло у меня на то, чтобы придумать – как ее подписать: «с любовью» или же «твоя подруга»? Наконец я решилась и подписала ее нейтрально «Фрэнни». А он так и не позвонил. Не поблагодарил. И это было так непохоже на него – не ответить на такой роскошный подарок. Похоже, часы вообще не дошли до него. И я решилась позвонить ему сама. Раскопала его номер в своем туалетном столике и набрала.

Мне ответил незнакомый мужской голос:

– Да-а?

«Наверное, сосед», подумала я.

– Скажите, Майкл дома? – Последовало долгое неловкое молчание.

Похоже, он мучительно пытался сообразить – о ком идет речь и что следует сказать.

– Какой Майкл? – наконец пробурчал голос.

– Это Фрэнн... – пояснила я.

– Фрэнни... Его бывшая... – мужчина оборвал себя и тут же уточнил: – Фрэнни из Чикаго?

– Да, – нетерпеливо подтвердила я. – Так там он или нет?

– Нет, его нет здесь.

—А вы не передадите ему, что я звонила? – как можно вежливее осведомилась я.

– Обождите минутку, пожалуйста, – слышно было, как «голос» положил трубку. «Похоже, этот заср...ц все-таки дома, и он пошел осведомиться – не желает ли Майкл переговорить со мной», – подумала я. Прошло несколько минут, прежде чем я услышала в трубке какие-то звуки. Он откашливался.

– Фрэнни? – Да.

– Фрэнни, Майкл очень болен. Он в больнице. Фрэнни, у него опухоль мозга... И врачи считают, что он долго не протянет...